Птичка певчая 25.07.2014 22:51» Глава 17
Глава 17
Горная дорога была узкой. По левому краю каменные глыбы, по правому – обрыв и море пронзительного бирюзового цвета. Глупые козы, дикие или нет – я не знаю, скачут прямо перед машиной, резко сворачивают и бросаются вниз, как самоубийцы.
День только в самом начале, солнце еще не успело подняться слишком высоко, чтобы обжигать плечи и лицо. Поэтому крыша на кабриолете отсутствует, я наслаждаюсь свежим ветерком, который неспешно треплет волосы и ласкает лицо.
- Нужно было поменять машину, - ворчит Сергей.
- А мне и эта нравится, - отвечаю я. Шикарная тачка!
- Мы на ней по такому бездорожью можем и застрять где-нибудь.
- Пойдем пешком, - беспечно отвечаю я. Во мне что-то будто сломалось. Я сама себе напоминаю чашу, в которой хранился дорогой эликсир. И вот в чаше появилась трещина, и все ее содержимое медленно вытекает прямо на грязную землю. Самое ужасное – я просо смотрю на это со стороны, просто смотрю…
- Не думал, что ты любительница пешего туризма.
- Ты о мне почти ничего не знаешь.
Нет, я по-прежнему весела и беспечна, но иногда уголки губ вдруг дернет вниз, я отворачиваюсь, чтобы Сергей этого не заметил, делаю вдох, медленный выдох – и я опять та женщина, которую он взял на этот волшебный остров.
На склонах невысокой горы почти нет кустарников и деревьев. Только травы, множество невысокой поросли с тускло-зелеными или пожухлыми бурыми стеблями. Замечаю мелкие фиолетовые цветы. А метров через сто вижу что-то, что напоминает мне маленькие игрушечные домики.
- Что это?
- Ульи. Пасека.
- А откуда мед? Не вижу большого множества цветов.
- Тимьян.
- А где он?
- Да вот же, вокруг цветет.
- Это сиреневое?
- Да.
- И вкусный мед получается?
- Вроде ничего.
Беру себе на заметку попробовать еще и здешний мед. Я не сладкоежка, но уж очень захотелось.
Дорога продолжает виться вокруг горы, встречные машины, кажется, пытаются столкнуть нас в пропасть. Во всяком случае такое создается у меня впечатление, потому что из-под колеса подо мной вылетают камни и гравий и катятся по почти отвесному склону вниз. Страшно.
Вижу внизу, метрах в тридцати, белое пятно. Присматриваюсь и понимаю, что это мертвая чайка. Наверное, она умерла от старости. Вокруг нее пританцовывают два козленка, играют друг с другом, словно не замечают неподвижной птицы.
Есть что-то невыразимо прекрасное и пугающее в том, как близко, рука об руку, идет красота и уродство, жизнь и смерть, счастье и горе.
Телефон в моей сумочке молчит уже несколько дней, хотя я постоянно держу включенным Скайп. Иногда волнение становится почти невыносимым.
Зато мужчина рядом со мной тихо подпевает песне, льющейся из динамиков. И тут же на сердце теплеет, я смотрю на волевую линию челюсти, на потемневшую кожу и хочу подпевать вместе с ним – так мне хорошо.
Контрасты этого дня держат меня на грани стресса. Даже если железо постоянно охлаждать и нагревать, в конце концом оно не выдержит. А я точно не железная.
Но я просто не могу сейчас рассыпаться. Не хочу, чтобы из-за моей истерики мы повернули назад.
Откидываю голову назад и позволяю солнцу поцеловать меня в губы, в шею, в щеки. Да, так лучше, мне уже лучше.
Когда мы добираемся до конечной точки нашего путешествия, я не замечаю никаких шикарных видов. Только относительно равнинную местность и автомобильную стоянку.
- А дальше что?
- А дальше сбудется твоя мечта. Пеший туризм, - усмехается Сергей.
Здесь даже нет приличного кафе с нормальным туалетом. Я прошу ключи от дамской комнаты у владельца хибары, сложенной из пальмовых листьев, которая, очевидно, считается баром из-за деревянной стойки вдоль одной стены. То место, куда я попадаю, даже не претендует на звание уборной. Экстремальное заведение, коробка с крышей, угнездившееся почти на самом обрыве. Сквозь дощатые стены пробиваются лучи, а нужду нужно справлять в абсолютно неудобной позе, как в школьном туалете, и здесь нет даже унитаза.
Намек на дикость этих мест, а возможно, даже суровость, я поняла.
- Ну что, возьмем такси?
- Какое такси? О чем ты?
- Осло-таки, - смеется Сергей.
- Это что еще… - я осекаюсь, потому что вижу под простеньким навесом двух осликов. Сверху на крыше навеса с торца приколочена деревянная табличка с надписью «Taxi».
- Нет, не нужно, пойдем пешком, - смеюсь я.
- Пешком так пешком.
Почва под ногами сухая и красноватая. При каждом шаге небольшое облачко бурой пыли поднимается сантиметров на десять и ложится на светлые мокасины. Куда идти – понятно сразу. Края тропинки обозначены белой краской.
Вот и автостоянка скрылась из поля зрения, а впереди – только выжженная земля, поросшая низким колючим кустарником.
Сергей идет впереди, я смотрю на его широкие плечи, обтянутые голубой футболкой, на крепкие икры, сильные ноги.
За плечами рюкзак с нашими вещами и провизией, спина не гнется под его весом. Возможно, для него это не тяжесть, обычная поклажа. Возможно, он так же легко переживает наш роман.
Сейчас, когда в моей душе образовалась трещина, когда вдруг любовь начинает сочиться из нее, как кровь, мне хочется, чтобы хоть что-то осталось на дне, чтобы кроме горечи на языке сохранился привкус экзотического тимьянового меда.
Подъем заканчивается внезапно и я замираю. У меня перехватывает дух от картины, появившейся меж каменистых утесов. Круглый остров, чем-то напоминающий брошенную шляпу. От него к берегу тянется отмель, светло-желтая песчаная полоса, по бокам она становится голубой, а потом и вовсе сливается с морем.
С одной стороны острова вода кажется темно-синей, с другой – бирюзовой. Невероятное зрелище.
- Место, где сходятся три моря, - поясняет Сергей. – Во всяком случае, так говорят. Именно Балос заставил меня полюбить Крит.
- Великолепно, - шепчу я. Губы растягиваются в улыбке, все тяжелые мысли отступают. Я влюбляюсь в это место так же стремительно и неотвратимо, как дует соленый ветер Средиземноморья.
Мы продолжаем продвижение вперед, точнее - вниз. Начинается спуск по каменным ступеням, вырезанным в горной породе. Бухта постепенно открывается моему взору все больше.
Да … Только человек с черствым сердцем останется невосприимчивым к такому чуду природы.
Невероятные цвета – от едва окрашенного голубым до насыщенного синего оттенка вода, почти белый песок и серые каменные глыбы.
Тонкие высокие пучки травы торчат из песка, плавно покачиваясь на ветру. Я, наконец, ступаю с камней на пляж. Сбрасываю обувь и зарываюсь пальцами ног в теплый мягкий песок.
И тут что-то прорывает внутри меня, как тогда, когда я впервые проснулась на Крите и вышла на террасу перед виллой Сергея. Вскидываю руки вверх, начинаю прыгать и вопить, как безумная. Чувство абсолютного восторга переполняет меня. И я жалею, что не умею петь. Иначе уже пела бы во весь голос какой-то торжественный, ликующий гимн.
Я в самом красиво месте на земле. Я в раю! И имя ему – Балос.
Как ребенок, бегу к кромке воды. От суши до острова тянется мель, по которой можно ходить, даже не намочив купальник. Я пробежала по чистейшей воде метров пять, а мне все по щиколотку. Белый песок под ногами усиливает впечатление, что я стою не в море, а в каком-то вычищенном до блеска бассейне. Плюю на свой белый развевающийся сарафан и плюхаюсь в воду, громко смеясь и повизгивая. Почти растягиваюсь на мели, ощущая под собой долгожданную прохладу.
Слышу звук затвора и удивленно смотрю на Сергея. В его руках громоздкий Nikon. Его зубы сверкают в улыбке, пока пальцы нажимают на кнопку.
Я думала, у нас неписанное правило – не снимать друг друга и не говорить о будущем. Это как оставить явные доказательства, которые могут обличить нас, намек на что-то, что может дать надежду нам обоим. Ненужные воспоминания, когда сердце будет молить о пощаде и просить о забвении.
- Не снимай меня.
- Почему?
- Не надо.
- Но я хочу.
- Зачем?
Он молчит. Смотрит, как по моему лицу стекают соленые капли, как под намокшим, прилипшим к телу сарафаном проступает белый купальник. Потом сбрасывает обувь и подходит ко мне, приседает в воду, обнимает за талию одной рукой, в другой высоко держит фотоаппарат, направленный объективом на нас, и тихо говорит, глядя на меня:
- Чтобы никогда не забыть.
Клац! Клац! Затвор щелкает, а он целует меня без остановки, и голова кружится, как на карусели.
Кто-то на английском предлагает сфотографировать нас. Пара средних лет улыбается, глядя на нас, мокрых и наверняка пылающих, как печка зимой. Сергей соглашается и минут пять мы дурачимся и позируем перед камерами.
Потом благодарим любезную пару из Англии, которая, как оказалось, здесь не только на отдыхе. Том – фотограф, получил задание от своего журнала и решил прихватить жену с собой на Крит.
- You are very beautiful couple, - говорит, улыбаясь Том. – Honey moon?
Но его жена вдруг толкает его в бок. Она заметила, что на моем пальце кольцо есть, а вот у Сергея его нет. При этом она напряженно крутит пальцами золотой ободок на левой руке, глазами указывая мужу на его собственное обручальное кольцо.
Чертовы побрякушки! Нужно было снять его еще после Старбакса.
Фотограф смущается, мы еще раз благодарим его за помощь и прощаемся.
Сергей поворачивается ко мне, всматриваясь в лицо. Наверное, он думал обнаружить там смущение, обиду, негодование. Но я улыбаюсь. Для меня стало привычным делом скрывать свои чувства под маской счастья и благополучия. Не хочу портить момент, не хочу говорить о муже, хочу любить это море, это место и этого мужчину.
Мы долго рассматриваем почти полностью прозрачных маленьких рыбок, плавающих на мелководье. Я и заметила-то их только по тени, отбрасываемой на дно. Слева от острова череда небольших каменных рифов. Хочу пойти туда, но Сергей не пускает – говорит, что там могут быть морские ежи, а наступить на них – значит забыть об остатке отдыха и проваляться в постели несколько дней.
- Небо какое голубое! Ну смотри же! – я лежу в воде, которая не покрывает полностью моего тела. Сергей где-то рядом, играет с завязками моего купальника.
- Да видел я это небо. Мне на тебя хочется смотреть.
- Да когда ты там его успел рассмотреть? Глянь только, как оно синеет ближе к горизонту. А какой контраст с морем! Видимо, сейчас особо удачное освещение, солнце почти в зените.
- Ты так искренне радуешься всему этому, -тихо смеется он, потягивая за тонкий шнурок. Я хлопаю его по шаловливой руке.
- А как можно иначе? Если не замечать этой красоты, то чему еще радоваться в жизни? Это же самое прекрасное, самое волнующее, что может предложить тебе мир.
- Иногда мне кажется, что ты чиста и невинна, как дитя.
- Я уже давно не дитя.
- Я знаю. Но эта твоя способность – радоваться от души, будто ты только вчера родилась и не видела ничего плохого, будто тебя не потрепало, не било ни разу - она восхищает меня и иногда вызывает зависть, - он качает головой.
- Если бы я не умела переключаться, замечать не только негативное вокруг себя, но и прекрасное, я бы уже давно сошла с ума и превратилась в старую шизофреничку, алкоголичку или неизвестно кого вообще.
- Не такую уж и старую,- тихо смеется он, уткнувшись лицом в мою шею и пощипывая ее губами.
- И на том спасибо, - отвечаю я и набрасываюсь на него сверху, пытаясь подмять под себя.
Мы дурачимся и резвимся, хотя вокруг нас постоянно снуют люди, а вещи беспечно брошены на берегу.
Потом нежимся на прогретом солнцем песке, поедая местные бананы и сэндвичи, запивая апельсиновым фрэшем.
Сергей удивляет меня, достав упакованный в пластиковый контейнер десерт. Это густой греческий йогурт, сделанный из козьего или овечьего молока, с добавление фруктов и того самого тимьянового меда. Вкуснотища невероятная. Необычное сочетание чуть солоноватого молочного продукта и сладостей.
Ветер бросает мне волосы в лицо, я постоянно убираю не до конца просохшие пряди, но он снова играет ими, лишая возможности нормально видеть.
- Вон там яхта подошла с туристами, их еще и морем сюда везут, чтобы не идти столько по солнцу, - говорит Сергей.
- Хорошо им, - потягиваю я, лежа головой на его коленях. Меня разморило, приятная усталость разлилась по телу, густо намазанному кремом против загара.
- Сейчас здесь будет еще более шумно и людно.
- Ну и что?
- Если тебе это не мешает, то можем остаться.
- Я все-равно не смогу сейчас сделать ни шагу. А тем более идти в гору.
- Тогда мне придется тебя нести.
- Я ловлю тебя на слове. Но только попозже, ладно?
- Ладно.
- Мне кажется, или песок у кромки воды слегка отдает розовым?
- Да. Еще одна особенность этого места.
- Удивительно. Не могу насмотреться.
- Говорят, что здесь на три дня стояла яхта принца Чарльза и Дианы. Они плавали по Средиземноморью и когда увидели здешние красоты, просто не смогли не бросит якорь и не сделать внеплановую остановку.
- Странно. Может быть они тогда еще были влюблены? Невозможно испытывать подлинное наслаждение, когда на сердце пусто.
Я замолчала, раздумывая, наслаждается ли Сергей Балосом так же, как и я. Он не признался мне в любви, но нас повсеместно принимают за влюбленных. Его глаза закрыты, в них я не могу прочесть ответ на свой вопрос, но едва заметна улыбка не сходит с губ. Значит, он не чувствует себя не в своей тарелке и не испытывает замешательства.
Что ж, хорошо нам обоим. Но когда я думаю о возвращении к машине, удовольствия слегка убавляется. Солнце разошлось уже не на шутку, а здесь почти негде спрятаться и переждать жару. Нужно идти. Я вздыхаю.
- Собираемся. А то мне и мой крем не поможет. Если даже не обгорю, то точно получу тепловой удар.
Мы одеваемся и бредем к каменным ступеням. Вдруг Сергей дает мне в руки свой рюкзак. Хоть мы и съели часть провизии, я не поднимусь с такой ношей. Что на него нашло? Решил избавиться от меня прямо здесь? Кавалер, так его и так…
Поток моих мысленных ругательств, которые грозятся вот-вот вылиться в устные, резко прекращается, когда чувствую, как меня отрывают от земли.
Он несет меня на руках, пока я оголело смотрю по сторонам. Ухватившись рукой за его шею, другой придерживаю рюкзак. За нами идет компания молодежи не старше 25 лет. Одна девушка завистливо смотрит на меня, а потом зло пинает своего кавалера и что-то негромко ему говорит на языке, которого я не узнаю. Он что-то ответил ей и развел руками. Вся компания засмеялась, а она насупилась.
- Отпусти, мне неудобно, - шепчу Сергею, краснея от стыда и удовольствия.
- Я же обещал, - его дыхание становится все тяжелее, он несет меня уже около пяти минут.
- Я не хочу, чтобы ты свалился замертво где-то посреди пути.
- А если я свалюсь замертво уже возле машины?
- Это, конечно, будет лучше – мне не придется тебя тянуть, - усмехаюсь я.
- Тогда заткнись и покрепче за меня ухватись, а то мы сшибем народ позади нас, как кегли в боулинге.
Его хватило еще метров на двадцать,что, учитывая довольно крутой подъем по неудобным ступенькам, было приличным расстоянием.
К тому времени, как он отпустил меня, живая цепочка туристов, поднимавшихся вместе с нами, ухмылялась, поглядывая в нашу сторону, и, как я догадываюсь, успела во всех подробностях рассмотреть мою пятую точку, потому что сарафан был слишком коротким, чтобы ее прикрыть в такой позе.
С лица Сергея градом катится пот. Я вытерла его своей банданой и поцеловала в нос.
- Ты стал предметов зависти всей женской аудитории, - негромко сказала я.
- Всегда любил эффектные сцены.
- Знаешь, как хорошо себя подать.
- Знаю.
- Ну ты и задавака, - не выдержала я и рассмеялась.
- И это знаю.
- Ладно, всезнайка, тогда ответь мне, когда мы доберемся до дома. Я жутко хочу в душ.
- Это зависит от того, чего ты больше хочешь – в душ или в ресторан.
- У нас осталась еще связка этих маленьких бананов, так что до твоей виллы я дотяну.
- Хорошо, мы доедем…
Он замолчал и куда-то уперся взглядом. Мы уже были на территории автостоянки, вокруг ничего интересного.
- Как быстро я довезу тебя до дома будет зависеть от того, когда этот козел свалит с капота нашей машины, - закончил Сергей.
- Боже!
Действительно, на капоте нашей шикарной тачки стоит натуральный козел, и по внешнему виду, и по своим моральным убеждения. Его копыта перебирают по блестящей, гладкой поверхности крашеного металла, а наглые глаза обещают – то ли еще будет.
Нет, все-таки какой козел! Животное реагирует на наше приближение и запрыгивает в салон кабриолета. Я медленно обалдеваю от мысли, что он может там сделать от страха или волнения, молодежь, которая шла позади нас,выхватывает мобильные телефоны и начинает громко ржать и фотографировать, а Сергей выдает:
- Что ж, придется отвезти его к нам. Потому что я не представляю, как его выгнать из машины.
Вволю попозировав в салоне автомобиля, который стоит около пятидесяти тысяч долларов, бессовестная зверюга легко выпрыгивает только для того, чтобы запрыгнуть на следующий капот. Теперь возмущенно вопят парни и девчонки из веселой компании, а я со злорадной ухмылкой достаю телефон.
Как ни странно, на машине нет ни царапины. Возможно, я погорячилась и перед нами был несправедливо рожденный в шкуре серого козла грациозный олень?
Так или иначе, в Ханию мы возвращаемся в удивительно хорошем настроении и смеемся всю дорогу.
Время летит неумолимо. Двигается вперед, унося самые драгоценные мгновения, отнимая мое счастье. Наш отпуск почти подошел к концу. Я отказалась от поездки в пещеру, где по преданию родился Зевс, я не захотела посмотреть на пресное озеро, где рыбы, не таясь, плавают у поверхности воды, а в ресторанчике неподалеку можно выбрать себе любую приглядевшуюся рыбу, плавающую в бассейне, и тебе приготовят ее на гриле в течении сорока минут.
Нет. Мне все это не интересно. Я предпочла просто быть с Сергеем это время, лежать с ним рядом на песчаном пляже, купаться в море с маской, разглядывая крабов, рыбок и морских ежей. Мы готовим вместе еду, мы потягиваем после обеда вино на открытой веранде его дома, мы занимаемся любовью.
Боже, как мы занимаемся любовью! Словно каждый раз для нас последний. Возможно, так оно и есть. Час расставания уже близок. Он навис над нами, как грозовая туча. И солоноватый привкус бури, и далекие раскаты грома уже явно ощущаются прямо сейчас.
Я стою на террасе, обхватив себя руками. Море неспокойно. Кто-то не уследил за своим матрацем, и ветер с бешенной скоростью несет его от берега, заставляя кувыркаться и подпрыгивать на волнах. Потоки душного воздуха не дают почувствовать прохладу воды. Сергей говорил, что иногда ветер меняется и несет жар и песчаные облака с африканского континента. Наверное, именно сейчас происходит что-то в этом роде.
Я слышу его шаги, но не оборачиваюсь. Он легко кладет руки мне на плечи, слегка придвигая к себе. Чувствую его запах, древесный, с ноткой хвои, ощущаю спиной тепло его твердого тела.
Мне будет не хватать тебя.
Я молчу, эти слова не сорвутся с губ. Ничто не омрачит этих дней. И я не заплачу, прощаясь с тем самым единственным, кому отдала свое сердце.
Он разворачивает меня к себе и я еще раз тону в его бирюзовых глазах, точно таких же, как и Средиземное море.
Он всматривается в мое лицо, берет его в руки, но не пытается прикоснуться губами к губам. Он так же серьезен, как и я. Возможно, и так же печален, просто не показывает этого.
Не хочу слышать пустых обещаний, не хочу распознать жалость или сожаление в его голосе. Пусть он молчит, только пусть он молчит…
- Что с тобой потом будет?
- Со мной все будет хорошо.
- Ты думала, что будешь делать, когда мы приедем?
- Буду жить дальше, - я улыбаюсь, но чувствую, что улыбка не затрагивает глаз.
- Мы…
Я кладу ему пальцы на губы и качаю головой. Не хочу слов. Они ничего не решат, только испортят.
Он начинает целовать мои пальцы, ладонь, запястье, доходит до внутреннего сгиба локтя, покусывает плечо. Его жаркий рот будит во мне желание. Да, милый, пусть наше прощание будет безмолвным. Порадуй меня, порадуй меня так, потому что все, что ты скажешь, лишь расстроит меня. А я, несмотря ни на что, не хочу разочаровываться в тебе. Останься для меня прекрасным любовником, а не слабым мужчиной, не способным поверить в любовь и бороться за нее.
Мы жадно целуемся, кровь становится жидким огнем и плавит тело. Вот так, любимый, крепче, целуй меня неистовей, чтобы ноги подкашивались, чтобы сердце выскакивало из груди, а голова кружилась.
Он поднимает меня на руки и несет в дом. Неистово целую солоноватую кожу на его шее, вжимаясь в него всем телом. Ни с чем не сравнимый вкус возбужденного, желанного мужчины.
- Хочу тебя прямо сейчас, - хрипло говорю ему, а у самой руки трясутся, как у алкоголика на похмелье. Мое приворотное зелье, хмельное и вызывающее зависимость.
- Минутку, милая.
- У меня нет минутки. Я хочу тебя так сильно, что болит внизу.
Я не лгу. Кровь прилила к самому сокровенному моему местечку, соски напряглись в ожидании ласки. Я умираю без него сейчас, а завтра, когда мы прилетим домой, я умру навсегда.
Он несет меня в кухню и садит на столешницу, пытаясь спустить с плеч лямки сарафана. Я уже разрываю его рубашку, пуговицы летят на пол с глухим стуком. Мои пальцы не справились бы с ними. К черту условности! Я никогда не чувствовала себя так рядом с мужчиной и не намерена быть сейчас ханжой.
Горячая кожа пахнет его одеколоном и им самим. Это самый возбуждающий аромат для меня. Темные плоские соски притягивают мои губы. Он стонет и вздрагивает всем телом, пока мой язык ласкает его.
Настойчивые руки забираются мне под юбку и бесцеремонно находят средоточие моего желания. Пальцы неторопливо трут клитор, туда-сюда, в невыносимом ритме, с идеальной силой надавливая на чувствительную плоть. Я не хочу отступать, но не могу не сдаться. Откидываюсь назад, упираясь руками в край столешницы, запрокидываю голову и громко стону, пока он целует мою грудь, задевая зубами соски.
- Ты влажная для меня, твои трусики совсем промокли, - шепчет он у моей кожи.
- Да, - то ли стон, то ли всхлип вырывается из моей груди.
- Ты хочешь кончить?
- Да, - я почти рыдаю, извиваясь на его руке.
Два пальца скользят внутрь меня, пока третий не прекращает движения на клиторе. Дыхание сбивается, когда он тянет за сосок, а ритмичное движение внутри посылает волны тепла по всему телу. Я чувствую, как он одновременно стимулирует две мои самые чувствительные точки. Жар перерастает в напряжение, я уже не слышу, что он говорит мне, когда все мои клетки, все естество сжимается в тугой комок, а потом я взрываюсь и кричу во весь голос, хватаясь за его плечи, боясь утонуть в этом водовороте.
Он входит одним толчком, двигаясь быстро и настойчиво. Возможно, это было даже грубо, но я так и хочу сейчас. Ощущения, что мной обладают, что берут меня всю, без остатка, покоренную, одурманенную, дрожащую. И снова в груди и ниже рождается чувство острого желания. Страсть заполняет меня в считанные секунды, переливается через край, не отпускает до самой последней секунды, когда в глубине своего тела я чувствую, как он становится больше, тверже, пульсирует в одном ритме с сердцем и изливается в меня.
Только спустя несколько минут я ощущаю, как неудобно лежать мне на столешнице, как свело судорогой бедра, потому что они до сих пор обвивают мужское тело, покрывшееся испариной.
Наше дыхание сливается воедино, постепенно успокаивается, становится более поверхностным и тихим.
Он поднимается, его руки притягивают меня к груди, потом спускаются под ягодицы и легко поднимают. Я обвиваю его талию ногами, крепко держусь за шею. Голова еще как в тумане.
Он несет меня в спальню, идет в ванную за полотенцем, обтирает меня влажной тканью между ног.
От этого непривычного жеста я краснею. А еще потому, что хочу его до сих пор, после двух восхитительных оргазмов.
И он понимает это! Ложится рядом со мной и тихо нашептывает непристойности, пока его пальцы касаются моей кожи, пока скользят в самые сокровенные места, пока я не начинают опять стонать и просить большего.
Ночь уже давно опустилась на остров, когда я, наконец, изможденная, засыпаю. И мне снится, что я слышу прибой, легкий солоноватый бриз, ласкающий мое тело, и слова, тихие, но произнесенные отчетливо, с какой-то пугающей уверенностью.
От этих слов замирает мое сердце. Снов слаще мне еще никогда не снилось.
«Я люблю тебя, я люблю тебя».
Бархатный голос баюкает, повторяя заветное признание вновь и вновь. Как жаль,что это всего лишь сон.
Птичка певчая 29.07.2014 22:51» Глава 18
Глава 18
Что-то нежно коснулось волос и лица, прошлось по шее. Наверное, Ира решила меня разбудить. Ее прикосновения почти неосязаемы, но так приятны.
Открываю глаза, солнце пробивается сквозь колышущиеся шторы на балконной двери, которыми играет ветер, но постель пуста. Белоснежные простыни смяты, соседняя подушка еще хранит отпечаток маленькой светловолосой головки. Я до сих пор чувствую ее запах где-то рядом, на постели, на собственной коже.
Как она отдавалась мне этой ночью! Была так откровенна и так необузданна. Я умирал от желания, до самой последней минуты не мог насытиться, и даже когда сон начал стремительно увлекать нас обоих, я все еще хотел ее.
Одеваю свободные льняные штаны и иду ее искать. Она всегда, словно птичка, встает с первыми лучами солнца. Рядом с ней чувствую себя ленивым бездельником. Выхожу на балкон и сразу вижу ее на берегу, у самой кромки воды. Солнце разбивается на тысячи осколков на неспокойной поверхности воды, слепит глаза.
Она стоит неподвижно, ветер треплет волосы, бросает их ей на лицо и обратно, на плечи.
Быстро чищу зубы и спускаюсь вниз. На столе, к моему удивлению, меня не ждет завтрак или хотя бы чашка кофе. Ладно, может быть решила, что мы вместе приготовим еду, когда я встану?
Нам уезжать сегодня. Эта мысль накатывает внезапно и меня выдергивает из состояния сна, словно ведро холодной воды вылили в постель. Билеты лежат на журнальном столике, аккуратно придавленные гипсовой статуэткой Афродиты, выходящей из пены.
Камни на террасе под босыми ногами еще не нагрелись, тени от гранатовых деревьев вытянулись, причудливо распластавшись по гравию.
Нам уезжать сегодня, все закончилось.
День обещал быть жарким и ветреным, но воздух прозрачен и чист.
Она не стала меня будить. Захотела побыть в одиночестве? Думает, как жить дальше?
А как жить дальше мне? Сегодня мы уедем и к пяти уже будем дома. Она попрощается со мной в аэропорте? Поблагодарит за все и уйдет к мужу? Или предложит встретиться снова?
Машинально переступаю через низкие ступени, чтобы быстрее добраться до пляжа.
Нет, что-то подсказывает мне, что не предложит. Она не захотела ничего слышать от меня во время нашего отдыха и это замечательно – ни один день не был испорчен нытьем и упреками. Удивительно и непривычно. Но почему она не ждала от меня никаких обещаний, почему не желала разговаривать о будущем? Может быть потому, что не видела для нас никакого будущего?
От этой мысли как-то неприятно в груди. Я же сам хотел, чтобы наш роман закончился на такой прекрасной ноте – отдохнули вместе и разошлись, никто ничего никому не должен.
Но я не прочь увидеться с ней еще раз!
Ира смотрит вдаль, куда-то туда, где море встречается к небосклоном.
Стоит неподвижная, в напряженной позе больше не угадывается радости, которая била у нее через край с той минуты, как мы приземлились к Ираклионе. Плечи приподняты, спина ссутулилась.
Волны лижут ее изящные маленькие ступни, которые я так и не нашел времени поцеловать. Успею ли сделать это? Или больше мы не прижмемся друг к другу в постели?
Песок неслышно скользит под ногами, но она чувствует мое приближение и поворачивается.
Глаза грустные и потерянные, на лице не вспыхивает улыбка, как раньше при виде меня. Черт, все идет не так, все заканчивается не так. А в том, что заканчивается, у меня уже нет сомнений.
Она отдала мне все, что я сам хотел, но не получила взамен того, на что, наверняка, рассчитывала.
Извини, но я не создан для брака.
- Привет.
- Привет.
- Давно встала?
- Встретила рассвет здесь. Красиво.
- Нам уезжать сегодня.
Черт дернул меня сказать это. Она вздрогнула, но не отвела глаз.
- Знаю. Сейчас приготовлю нам завтрак и упакую свои вещи.
- Не спеши. У нас есть время.
- Ты так думаешь?
Я молчу. Я знаю, что времени у нас больше не осталось.
Она поворачивается и идет к дому, медленно и как-то устало. Длинная юбка ее пестрого сарафана охватывает ноги, подчеркивая их стройную красоту.
Я иду следом. Кроме кофе почему-то ничего больше не хочется. Когда моя тарелка с омлетом остается нетронутой, она удивленно поднимает брови, но ничего не говорит, не журит, что не съел, когда она старалась и готовила. Просто выбрасывает еду в мусор и моет посуду.
Мы собираемся в каком-то траурном молчании, словно кто-то умер. И покойник находится здесь, вынуждая соблюдать тишину.
Она ставит свои чемоданы у входа и беспомощно обводит гостиную взглядом.
- Ну все, вроде бы. Я готова.
- Оставь вещи у двери. Я сам отнесу в машину.
Пока я укладываю наш багаж, на бродит по террасе. Поглаживает мрамор маленького фонтана, бредет к саду, пропуская листву между пальцами. Потом замирает с поднятыми руками, но через мгновение уже идет ко мне, что-то пряча в складках широкой юбки.
Машина урчит и плавно трогается. Я уже позвонил в фирму по уходу за домом и сказал, что мы выбыли. Нет нужды заезжать куда-то еще, но мне почему-то хочется остановится в кафе или небольшом ресторане. Может быть, чашка кофе и традиционный греческий десерт с тимьяновым медом развеселят ее?
- Хочешь перекусить перед полетом?
- Нет, я не голодна.
- Тогда просто составь мне компанию. Утром не было аппетита, а сейчас разыгрался.
- Хорошо.
Ее голос ровный и безжизненный. Нет, она не дуется, не злится. Но не могу поймать даже тени улыбки в ее глазах. А так хочется снова увидеть их живыми, блестящими, согреться в их свете.
В Ираклионе не очень много живописных мест. И сам город не располагает к романтическому настрою. Но мы находим небольшое кафе, я заказываю яичницу с беконом, кофе и сыр, запеченный с помидорами в оливковом масле. Люблю их кухню – вкусно и сытно. Ей –чай и тот самый десерт.
Она пьет мелкими глотками и смотрит куда угодно, только не на меня. Сидеть напротив сейчас ей явно тяжело и неуютно.
- Мы будем дома уже к пяти.
- Дома? – ее отсутствующий взгляд, наконец, останавливается на мне.
- Да.
- Да, дома, - повторяет она для себя.
- Чем займешься?
- Уборка, готовка.
- Будешь ждать Влада?
- Я не знаю, когда его ждать, - она смотрит в упор. – Он не связывался со мной.
- Он прилетает завтра в 10.
- Спасибо, что сказал.
Она вновь опускает глаза к чашке, а я не знаю, как продолжить разговор, но мне что-то обязательно хочется сказать, что-то спросить…
- Ира…
- Что? – она резко обрывает меня.
- Вы с Владом поссорились перед отъездом? – спрашиваю первое, что пришло на ум. Должно же быть какое-то объяснение тому, что жене он не сообщил, когда его встречать.
- Нет. И это меня очень настораживает.
- Ты не говорила ему о нас?
- Зачем мне это?
- Не знаю, может, он что-то заподозрил.
- Если и заподозрил, то ничего мне не сказал. Ты переживаешь, что наша связь откроется?
- Нет. Не то, чтобы…
- Вот и не бери в голову. Это мои проблемы. Если что-то и случилось, тебя это не коснется.
- Я бы не хотел спокойно отсиживаться, если у тебя будут неприятности.
- И чем бы ты мне помог? – недобро усмехнулась она. Но потом словно взяла себя в руки, взгляд ее потеплел, она слегка покачала головой и сказала уже мягче: – Не переживай за меня. Мои семейные проблемы – только мои. Влад - хороший человек, он меня не обидит. Это я обидела его, за него нужно переживать, ему сочувствовать.
- Не смотри на это под таким углом.
- А как мне еще на это смотреть? Я изменила мужу.
- Видно, он был не настолько хорошим мужем. Иначе ничего бы не произошло.
- Это уже наши с ним отношения.
Продолжение фразы – и тебе в них не стоит лезть – так и повисло в воздухе, невысказанное. Но намек я понял. Что ж, она права, мне действительно там нечего делать. Она сильная женщина, разберется сама.
Когда официант принес наш заказ, она еще раз горько усмехнулась, пробуя десертной ложечкой тимьяновый мед, янтарными ручейками стекавший по густому йогурту.
В самолете мы молчали. Ее место рядом с иллюминатором способствовало этому. Она смотрела на белые пушистые облака, сквозь которые иногда выглядывала горная цепь красноватого цвета или отливающее серебром море, а я смотрел на нее. Украдкой, чтобы она не почувствовала мой взгляд. И с каждым километром, оставшимся позади, мне становилось вся тяжелее на душе.
В аэропорту мы оба словно закостенели. Не знали, как посмотреть друг на друга,что сказать. Ноги непослушно несли к стойкам контроля, а потом мы с какой-то остервенелой сосредоточенностью вылавливали на ленте свой багаж.
Все проверки остались позади, широкий холл аэропорта был светлым и оживленным, сквозь затемненное стекло в него вливалось достаточно света.
Я остановился почти у самого выхода, она тоже.
- Мы увидимся?
- Я не знаю, - честно призналась она. Но мне почудилось «нет» в ее ответе.
- Тебя подвезти?
- Не стоит. Возьму такси.
Я не знал, что еще сказать, что сделать. Хотелось ее поцеловать, бросить сумки и прижать к себе со всей силой. Но она отдалялась от меня, становилась чужой. Ее глаза на секунду опустились на мои губы, ее собственные дрогнули и я обрадовался, как мальчишка, что она не уйдет без поцелуя. Но в следующее мгновение она снова смотрела мне в глаза, ее пухлый рот сжался. Она отступила на шаг назад.
И я не выдержал. Выронил поклажу из вспотевших пальцев, обхватил ее за талию и притянул к себе, вжимаясь бедрами в ее волшебное, отзывчивое тело, целуя жарко и глубоко, пока она сама не потянулась ко мне, пока не обвилась, словно лиана, вокруг меня. Ее маленькие ручки скользнули в мои отросшие волосы, мягкая грудь расплющилась о мою.
Почему так тоскливо и больно, словно зубной врач тянет и тянет нерв в плохом зубе?
Она отстранилась и, не глядя, почти побежала в выходу. А я остался стоять, не в силах сделать ни шагу.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |