Детектива несколько смущала надпись: «ДРУГИЕ ЧЛЕНЫ КЛУБА УМРУТ, ЕСЛИ ДХАР ОСТАНЕТСЯ ЧЛЕНОМ КЛУБА». Даже Нэнси догадалась, что только доктору могли показать разрисованный труп Бет. И Рахул понял, что Дхар не видел его «произведение искусства». Увидеть слоника мог лишь доктор, который часто находился в компании Дхара.
Детектив Пател хотел поговорить с доктором наедине. Он ожидал, что Фарук подтвердит догадку Нэнси о том, что это он создатель сериала о полицейском инспекторе и что он сам видел рисунок на животе Бет. Заместитель комиссара полиции также хотел предупредить его, что записка о смерти других членов клуба в первую очередь относится к нему, Дарувалле. И Пател, и Нэнси считали, что угроза для Фарука гораздо сильнее, чем для Инспектора Дхара.
Такие сложные рассуждения были не для телефонного разговора, да и доктор мог не понять сразу. Когда Нэнси передала трубку мужу, он не стал объяснять Фаруку, кто убийца. К сожалению, в разговоре не упоминалось имя Рахул. Просто собеседники договорились, что доктор придет в управление полиции, где заместитель комиссара покажет ему фотографии слонов, нарисованных на убитых женщинах. Фильм заставил настоящего убийцу действовать, хотя все произошло совершенно не так, как представляла общественность и разъяренные проститутки.
Как только доктор повесил трубку, он перенес свои расстроенные чувства в столовую. Служанка извинилась за то, что баранина совсем разварилась. Таким образом она оправдывала себя и всю ответственность за неаппетитный вид мяса в соусе перекладывала на Даруваллу. Он не стал возражать. Дхар спросил доктора, видел ли он свежую почту. Узнав, что Фарук не успел сделать этого, Джон выразил сожаление, поскольку среди писем могли оказаться послания с угрозами от недовольных проституток. Режиссер Балрай Гупта сообщил Джону, что новый фильм о Башнях Молчания выйдет на экраны завтра. После него, с иронией сказал Дхар, угрожать им станут оскорбленные потомки этнических персов.
— Завтра! — воскликнул Дарувалла.
— Нет, если говорить точно, то сегодня после полуночи, — ответил Дхар.
Доктор должен был предполагать нечто подобное. Когда Гупта звонил, чтобы обсудить с ним какой-то вопрос, чаще всего это означало, что режиссер уже принял решение или что-то сделал.
— Пора положить конец этому безобразию! — сказал Фарук жене и Джону.
Потом глубоко вздохнул и сообщил им то, что услышал по телефону от заместителя комиссара полиции.
— Сколько убийств совершил этот преступник? Сколько у него жертв? — только и спросила его жена.
— Шестьдесят девять, — ответил доктор. Удивила его не реакция Джулии, у которой перехватило дыхание, а неожиданное спокойствие Джона.
— В это число входит мистер Лал? — осведомился он.
— Мистер Лал — семидесятый случай, если он проходит по этому делу, — ответил Фарук.
— Разумеется, он к нему тоже относится, — подтвердил Инспектор Дхар.
Его апломб, как обычно, привел доктора в раздражение. Снова выдуманный им киногерой вещает с видом знатока. Фарук не принимал во внимание, что Джон, который был профессиональным актером и заучивал роли, очень многое запоминал. Совершенно непроизвольно он превратился в хорошего детектива. Сам доктор ничего не помнил, он придумывал кинообраз, являвшийся для него полнейшей фантастикой. Дарувалла начисто забывал о деятельности полиции все, что он нарабатывал перед созданием очередного сценария. Зато Дхар помнил и все значительные подробности, и свои — не очень оригинальные — реплики. В роли сценариста Дарувалла выступал как любитель, однако Инспектор Дхар гораздо больше походил на своего кинопрототипа, чем об этом догадывался сценарист.
— Можно мне пойти с тобой и посмотреть фотографии? — спросил Дхар.
— Думаю, заместитель комиссара полиции хочет, чтобы я пришел один, — ответил доктор.
— Я хочу увидеть их, Фарук, — не отступал Джон.
— Пусть посмотрит, если ему хочется, — вмешалась жена.
— Не уверен, что это получится, — все еще сомневался Дарувалла.
Инспектор Дхар сделал знакомый многим жест рукой, символизировавший презрение. Фарук почувствовал, что теряет силы. Ему представилась картина: он лежит больной, вокруг его постели собрались старые друзья и члены семьи.
Когда Джон ушел спать на балкон, Джулия переменила тему разговора, не дожидаясь, пока Фарук разденется, чтобы лечь в постель.
— Ты не сказал ему! — воскликнула жена.
— О Боже! Не вспоминай про этого близнеца! Почему ты думаешь, что сейчас это важно? — спросил доктор.
— Потому, что появление брата-близнеца очень важно для Джона, — отбила удар Джулия.
Вначале принимала ванну жена, потом помылся Фарук. Вернувшись в спальню, он обнаружил, что она уже заснула или притворяется, что спит. Вначале он попытался, как обычно, поудобней устроиться на боку, но появилась боль в ребрах и усилилась, когда Фарук перевернулся на живот. Лежа на спине, доктор тщетно старался заснуть, однако в этом положении он храпел.
Кого же из киноактрис напомнила ему вторая миссис Догар в тот момент, когда он бесстыдно уставился ей в лицо? Уже в полусне он стал вспоминать актрис, увидел полные губы Нилам, красивый рот Рикхи. Привиделась ему озорная улыбка Шридеви и похожая на нее улыбка Сони Вчллйч. Нет, вторая миссис Догар не похожа ни на одну современную актрису. Может быть, она напоминает иностранку? Дженифер Джоунс? Ида Лупино? Рита Морено? Дороти Ламур? Нет, нет… У этой женщины красота более жесткая, чем у любой из перечисленных актрис. Эта мысль заставила его стряхнуть с себя сон. Если бы к этому добавилось воспоминание о причиненной ему боли в ребрах, он мог бы и вспомнить. Однако доктору было еще не дано узнать разгадку.
В этот же поздний час супруги Пател разговаривали в постели. Нэнси плакала, и ее слезы свидетельствовали о горе и упадке сил. Заместитель комиссара полиции обыкновенно пытался ее утешить. Нэнси внезапно вспомнила, что с ней случилось примерно через две недели после того, как пропали симптомы гонореи. У нее высыпала страшная сыпь с красными пятнами, она вся чесалась. Нэнси предположила у себя что-то венерическое, подцепленное от Дитера. Она не могла скрыть сыпь, пришлось сказать любимому полицейскому. Инспектор Пател сразу же отвез ее к врачу, который поставил диагноз: Нэнси приняла слишком много таблеток от малярии. Это оказалась обычная аллергическая реакция, однако насколько она ее напугала! Только сейчас Нэнси вспомнила о козах.
Все эти годы она о них думала, о козах в публичном доме. Американка вначале решила, что ужасная сыпь и нестерпимая чесотка могли возникнуть при заражении от коз. Эта навязчивая мысль была ее самым ужасным страхом. Все двадцать лет, вспоминая публичные дома и убитых там женщин, она не забыла тех ужасных мужчин, которые совершали половые акты с козами. Об этом ей рассказывал Дитер, быть может, он и сам тоже трахал коз. Понятно, что она пыталась забыть подобные ужасы.
— Но никто не совершает половых актов с теми козами, — усомнился Вайджей.
— Что? — переспросила его Нэнси.
— Ну, я не знаю, как обстоят дела в Соединенных Штатах или в каких-нибудь сельских районах Индии, однако в Бомбее никто не трахает коз, — попытался убедить ее муж.
— Что ты говоришь? Дитер сказал мне, что мужики трахали коз! — еще раз повторила Нэнси.
— Полная чушь. Те козы — просто домашние любимцы. Конечно, некоторых доят, а молоко дают в награду детям. Так я полагаю. Но это домашние любимцы, всего лишь любимые животные, — сказал детектив.
— Ой, Вайджей, Дитер лгал мне! Как же он меня обманул! А я все годы верила этому! — запричитала Нэнси, и муж был вынужден обнять ее, чтобы успокоить. — Дитер — это настоящий подонок! — выкрикнула американка и промышлявшая внизу среди мусора собака прекратила поиски объедков и залаяла.
Потолочный вентилятор у них над головой перемешивал застоявшийся воздух, приносивший запахи забившейся канализации и моря, которое в их районе не казалось особенно чистым и приятным.
— Это его очередная ложь! — сокрушалась Нэнси. Вайджей не разнимал рук, хотя от долгих объятий они оба покрылись потом.
Значит, козы были просто домашними любимцами! Но все эти двадцать лет слова Дитера причиняли ей такую душевную боль, что временами она даже ощущала ее физически. С жарой, вонью из сточных колодцев, с тем, что Рахул остается ненаказанным — со всем этим Нэнси смирилась. Не сразу, подчинившись обстоятельствам, но мучительно, как и с бездетностью, которая нависла над ней, подобно безжалостному поражению.
Время было позднее. Пока Нэнси плакала перед сном, а доктор Дарувалла не мог понять, что вторая и прекрасная миссис Догар напоминает ему Рахула, Вайнод вез домой из «Мокрого кабаре» танцовщицу экзотических танцев.
Эта женщина средних лет родилась в штате Махараштра, однако ее звали английским именем Мюриэл. Разумеется, у нее имелось настоящее имя, однако так все звали ее на сцене. Танцовщица переживала оттого, что кто-то бросил в нее апельсином, когда она танцевала. Мюриэл пришла к выводу, что среди посетителей кабаре немало совершенно диких людей, однако хозяин мистер Гарг оказался джентльменом. Он понял, что случившееся расстроило женщину, поэтому лично нанял «такси-люкс» Вайнода, чтобы танцовщица быстрее попала домой.
Вайнод высоко ценил гуманное отношение Гарга к сбежавшим из публичных домов девочкам-проституткам, однако язык у него не повернулся назвать хозяина кабаре джентльменом. Вероятно, мистер Гарг с большим тактом обращался с женщинами средних лет, но Вайнод не был уверен в том, что так же он ведет себя с девочками. Карлик не совсем разделял подозрения доктора Даруваллы, однако с женой Дипой они встретили однажды девочку-проститутку, которая хотела спастись от Гарга. Казалось, хозяин кабаре просил спасти эту бедную девочку именно от самого себя.
Вайнод заметил, что женщина с экзотическим именем Мюриэл заснула. Лицо у нее оставалось угрюмым, рот неестественно широко открылся, а ладони лежали на больших грудях. Карлик подумал, что лучше бросать в нее апельсинами, чем видеть такую женщину в танце. Однако гуманность карлика распространялась и на танцовщиц экзотических танцев, достигших уже среднего возраста: Вайнод замедлил скорость на дороге, усеянной ямами, он бы не хотел разбудить несчастную женщину до того, как подъедет к ее долгу. Во сне Мюриэл внезапно дернулась, и карлик представил, что это она уклоняется от летящих апельсинов.
Когда Вайнод высадил Мюриэл, было слишком поздно куда-либо ехать. Оставался только район «красных фонарей». В два часа ночи он представлял единственное место, где людям требовалось такси. Вскоре иностранные туристы приедут в отели «Оберой» и «Тадж», однако никто из них не захочет прокатиться по городу.
Вайнод решил, что дождется последнего выступления в «Мокром кабаре» — вдруг какая-нибудь другая танцовщица экзотических танцев пожелает безопасно добраться до дома. Карлика удивляло, что кабаре для мистера Гарга было его «домом». Вайнод не мог представить, как можно спать в таком месте, потому что комнаты второго этажа, должно быть, находились прямо над баром, столиками и сценой. Водителя такси бросало в дрожь, когда ему виделся полумрак бара, яркая сцена и темнота вокруг столиков, где сидели мужчины и кое-кто из них занимался онанизмом. В воздухе «Мокрого кабаре» стоял устойчивый запах мочи. Как мог Гарг спать в таком месте, пусть даже на втором этаже? Вайнода просто передергивало от отвращения.
Карлик ездил кругами по району публичных домов, делая вид, будто на заднем сиденье машины у него клиент. Потом Вайнод решил поставить машину у обочины и ждать. Большинство публичных домов закрывалось. Наступал такой момент ранним утром, поскольку заведения в Каматштуре, на Фолкленд-роуд и Гранд-роуд принимали клиентов только на всю ночь. По мнению карлика, на такое могли пойти особенные и отчаянные мужчины, поскольку кто сможет провести всю ночь с проституткой?
Такое время требовало от Вайнода осмотрительности — на маленьких улочках в районе Каматипура можно встретить людей с нехорошими намерениями. Если он уставал, то дремал в машине, которая для него являлась домом, особенно когда Дипа уезжала на гастроли с цирком. Если его угнетало безделье, он начинал ездить мимо публичных домов трансвеститов на Фолкленд-роуд. Ему нравились хиджры за их смелость и отчаянность. Кроме того, ему казалось, что эти люди симпатизируют карликам.
Но не те, кто знал о нем как о шофере Инспектора Дхара. И кто смотрел фильм об убийстве «девочек в клетке». В последнее время карлик стал вести себя более осторожно в этом районе, поскольку убийства проституток сделали Дхара и его водителя слишком непопулярными. Поэтому когда большинство борделей утром закрывалось, Вайнод вел себя осторожнее обычного.
Пока карлик ездил по улицам, он обнаружил первые изменения в городе, происходившие прямо на его глазах. Рекламный щит с изображением его самого известного клиента исчез. Огромнейшего Инспектора Дхара, к которому привыкли все жители, сняли, как и большие щиты, и рекламные плакаты, и высокие стенды фильма «Инспектор Дхар и убийца „девочек в клетке“. На них симпатичное лицо Дхара немного кровоточило, а сквозь разорванную белую рубашку виднелась мускулистая грудь. К плечу инспектора прижималась хорошенькая и испуганная молодая женщина. Как обычно, в правой руке герой держал серо-голубой полуавтоматический пистолет. На месте старых плакатов везде появились новые. На них так же выглядел лишь полуавтоматический пистолет, хотя усмешка Инспектора Дхара казалась также знакомой. И на плакатах „Инспектор Дхар и Башни Безмолвия“ молоденькая мертвая хиппи из какой-то западной страны повисла у него на плече.
Лишь в это время ночи можно спокойно расклеить афиши. Если бы люди не спали, несомненно, они напали бы на расклейщиков. В районе борделей плакаты уже давно уничтожили. Правда, этой ночью проститутки, наверное, не причинили бы расклейщикам вреда, обрадовавшись, что старый фильм заменили на новый. На этот раз он обидит кого-то другого.
Более пристально изучив рекламу, Вайнод заметил, что не так уж она отличается от старой. Мертвая молодая женщина висела на плече инспектора так же, как живая из предыдущего фильма. Симпатичное волевое лицо инспектора снова кровоточило, но немного в другом месте. Чем больше Вайнод смотрел на новый плакат, тем сильнее он напоминал ему старую рекламу. Казалось, Дхар надел ту же самую разорванную рубашку. Не зря же Вайнод больше двух часов колесил по Бомбею, прежде чем обнаружил, что на экран вышел новый фильм об Инспекторе Дхаре.
Вокруг карлика в районе «красных фонарей» шла тайная жизнь публичных домов. Люди договаривались о цене, предавали друг друга, пугали или избивали проституток. Такой представала она в воображении взволнованного Вайнода. Но ни в одном публичном доме этого района Бомбея ни один клиент не спал с козой.
. БРАТ-БЛИЗНЕЦ ДХАРА
Между Рождеством и Новым Годом, когда первый американский миссионер намерен был появиться в колледже Святого Игнатия в районе Мазагаон, вся иезуитская миссия готовилась к встрече нового, 1990 года. Храму в центре Бомбея вскоре исполнялось 125 лет и всегда иезуиты выполняли все свои дела сами, без помощи американцев. Руководство храма олицетворяло собой ответственное отношение к обязанностям. Три человека хорошо в этом преуспели: ректор, отец Джулиан — 68-летний англичанин; старший священник, 72-летний индиец отец Сесил и брат Габриэль 75 лет, когда-то убежавший из Испании после гражданской войны. Этот триумвират власти никто не подвергал сомнению, все их указания выполнялись неукоснительно. Все трое имели одинаковое мнение по поводу того, что храм Святого Игнатия осуществлял служение человечеству и Царству Божию без всякой помощи со стороны какого-либо американца, однако им все же предложили принять одного миссионера из США. Лучше бы это был индиец или, по крайней мере, европеец. Однако трое мудрецов, которым в среднем уже исполнилось по 71 году, нашли положительное в информации о миссионере, ученике-схоластике — его возраст. Конечно, в 39 лет Мартин Миллс не являлся ребенком. Только доктор Дарувалла считал его неподходяще старым для человека, который все еще учился на священника.
Почтенных Джулиана, Сесила и Габриэля это не смущало. Однако они разделяли убеждение, что 125-летний юбилей иезуитской миссии оказался принижен необходимостью принять жителя Калифорнии, который будто бы любит рубашки в гавайском стиле. Им стали известны эти смешные подробности из досье на Мартина Миллса, содержащего самые лестные отзывы. Однако отец-ректор призвал коллег читать между строк. Для примера он указал на то, что Мартин Миллс, очевидно, избегал родную Калифорнию, хотя досье об этом не упоминало. Он учился в других штатах США, а преподавал в Бостоне, находящемся на огромном расстоянии от Калифорнии. По мнению святого отца, эти факты ясно указывали на то, что
Мартин Миллс воспитывался в неблагополучной семье. Вероятно, он избегал либо свою мать, либо отца.
Наряду с необъяснимой привязанностью Мартина к яркому цвету, что, по заключению отца Джулиана, проявлялось в любви к гавайским рубашкам, досье расхваливало успехи Миллса в преподавании Святого Учения. Он очень хорошо работал с молодежью, несмотря на свой недостаточный опыт в этой области. Бомбейский колледж Святого Игнатия имел репутацию престижного заведения и ожидалось, что Миллс будет неплохим учителем, хотя большинство его учащихся не были католиками и христианами.
— Ничего хорошего не получится, если сумасшедший американец вздумает обращать наших учеников в другую веру, — предупредил отец-ректор, хотя в досье ничего не говорилось о том, что рекомендуемый — «сумасшедший», или о том, что у него есть тенденция обращать людей в другую веру.
Там говорилось о другом. В период обращения Мартин предпринял шестинедельное паломничество для проверки своей готовности к жизни иезуита. Во время паломничества он не истратил ни гроша, поскольку смог найти еду и жилье в обмен на выполнение услуг гуманитарного плана. Он работал в столовых для бездомных, в госпиталях для детей-калек, в домах престарелых, в местах проживания больных СПИДом, а также в клинике для детей, страдающих от врожденного алкогольного синдрома — она располагалась в индейской резервации.
Брат Габриэль и отец Сесил склонялись к тому, чтобы воспринять досье положительно. Однако отец Джулиан пришел к противоположной точке зрения и процитировал совет из книги «Имитация Христа», написанной Томасом Кеммисом: «Будь осторожен с молодыми людьми и незнакомцами». Отец ректор отнесся к досье Миллса так, будто ему предложили расшифровать код. Учительство в колледже Святого Игнатия и служение в миссии в течение трех лет было типичной подготовкой к получению священного сана. Этот период назывался регентством и его сменяли три года изучения теологических дисциплин. За теологией следовало рукоположение в священный сан. Мартин завершит четвертый год изучения теологии, став священником.
Миллс окончил двухлетний подготовительный курс в колледже Святого Алоиза в штате Массачусетс. Отец
Джулиан считал, что выбор места обучения свидетельствовал об экстремизме ученика, поскольку зима там очень холодная, и о наличии у него склонности к самобичеванию, другим формам умерщвления плоти, а также о стремлении носить на ногах вериги, что иезуитами отвергалось. Они выступали лишь за умеренное использование веревок.
Отец-ректор еще раз просмотрел все досье в поисках скрытых свидетельств, говорящих о порочных чертах характера Миллса. Брат Габриэль и отец Сесил указали на то, что Мартин вступил в Общество Иисуса в Новой Англии, когда преподавал в Бостоне.
Подготовительные курсы находились в Массачусетсе, поэтому совершенно естественно, что Мартин учился в колледже Святого Алоиза и не делал никакого «выбора».
Тогда почему он десять лет провел в зловещей местной школе в Бостоне? Хотя досье ничего не упоминало о «зловещем» характере школы, однако все с этим согласились: школа не имела правительственной лицензии. Это учебное заведение исправительного плана перевоспитывало молодых уголовных преступников. Как мог заключить отец-ректор, читая досье, для этого их привлекали к участию в спектаклях. Мартин Миллс ставил пьесы, где все роли играли бывшие уголовники, негодяи и убийцы!? И в подобном социальном окружении Мартин почувствовал свое призвание, присутствие Иисуса Христа и захотел стать священником? Но почему для такого решения, недоумевал отец Джулиан, ему потребовалось ждать десять лет!
По окончании подготовительного курса Мартина послали в бостонский колледж изучать философию. Эту информацию отец-ректор оценил положительно. Однако в середине регентского периода молодой Мартин потребовал проведения «трехмесячного эксперимента» в Индии. По мысли отца Джулиана, схоластик испытывал сомнения в своем предназначении.
— Ну, вскоре мы все увидим. Мне он кажется абсолютно нормальным, — подытожил отец Сесил.
Он чуть было не сказал, что Мартин похож на Игнатия Лойолу, но остановил себя. Отец-ректор не доверял иезуитам, слишком подражающим поведению основателя их ордена.
Даже паломничество может стать бессмысленной затеей, если оно осуществляется дураком. Книга Лойолы «Упражнения духа» незаменима для тех, кто ведет духовную жизнь вдали от мирской суеты, но она не для тех, кто бежит от жизни. Книга никогда не предназначалась для печати, и будущие священники никогда о ней не упоминали. В досье на Мартина не было сказано, что этот миссионер дословно следует рекомендациям книги Лойолы. Ректор снова чисто интуитивно предположил, что Миллс чрезвычайно набожный человек. Он вообще подозревал всех американцев в неослабевающем фанатизме и видел связь подобной черты характера с особенностями американской системы образования, особенно с пугавшим его самостоятельным образованием, которое ректор называл «чтением на необитаемом острове».
Отец Сесил, напротив, был представителем другого направления обучения и считал, что Мартину следует дать шанс, чтобы доказать свои способности.
— Ты не можешь утверждать, что Мартин захотел получить начальное религиозное образование в колледже Святого Алоиза из-за того, что стремился испытать на себе суровость зимы в Новой Англии, — упрекнул ректора старший священник.
Отец Сесил сказал, что можно лишь предполагать, по какой причине Миллс выбрал колледж Святого Алоиза как ордена кающихся грешников и укрощающих свою плоть. Но если бы ректор знал истинную причину, он бы забеспокоился по-настоящему. Миллс мечтал попасть в колледж только из-за того, что стремился походить на итальянского святого Алоиза Гонзагу, чье укрощение плоти носило такой характер, что он отказывался смотреть на свою мать после чтения обязательных молитв. Для Мартина этот человек был воплощением «тюрьмы для чувств», идеала каждого иезуита. По мнению Мартина, следует восхищаться одной только мыслью о том, что ты никогда больше не увидишь свою мать. Надо напомнить, мать Миллса звали Вероникой Роуз. Если бы он разрешил себе в последний раз увидеть мать, это возвысило бы его иезуитское желание контролировать свои стремления, речь и тело.
Мартин крепко держал себя в узде. Все его благочестивые намерения и побуждаемые ими действия находились под жесточайшим контролем, осуществляемым с величайшим фанатизмом и усердием, о котором отец Джулиан не догадывался.
Надо же было такому случиться, что 75-летний собиратель икон брат Габриэль потерял письмо из Америки! Как им встретить авиационный рейс, если неизвестно время приезда нового миссионера?
— Кажется, наш Мартин любит принимать тот вызов, который бросает ему жизнь, — заметил отец Джулиан.
Отец Сесил подумал, не жестокий ли это вызов. Приехать в Бомбей глухой ночью, в аэропорт Саха, самому искать миссию, которая окажется закрытой и куда невозможно проникнуть до утренней мессы — это будет посложнее любого паломничества, осуществленного молодым миссионером.
— Надо помнить, святой Игнатий Лойола сам нашел путь в Иерусалим. Никто не встречал его рейс, — изрек отец Джулиан с характерным для него сарказмом.
Отец Сесил с ним не согласился и позвонил доктору Дарувалле, чтобы спросить, не знает ли он время прилета Миллса. Однако старший священник общался только с автоответчиком, а доктор ему не перезвонил. И тогда святой отец помолился о благополучии Мартина, а особо попросил Господа, чтобы душу молодого миссионера не слишком травмировала его первая встреча с Бомбеем.
Брат Габриэль также произнес общую молитву о здравии Миллса, в частной же молитве он просил Всевышнего оказать помощь в поисках письма. Однако его так и не нашли. Брат Габриэль смирился с неприятной ситуацией, лег в постель и заснул задолго до того, как это удалось Фаруку, который тщетно вспоминал, какую кинозвезду напоминает ему вторая миссис Догар. В то время, когда Вайнод отвозил танцовщицу Мюриэл домой и они оба размышляли о жестокости клиентов в «Мокром кабаре», отец Сесил уже кончил молиться и собирался спать. После того, как Вайнод обнаружил, что фильм «Инспектор Дхар и Башни Безмолвия» вскоре будет показан в спящем городе, отец Джулиан запер ворота ограды миссии, ворота гаража для школьного автобуса и дверь в храм. Через некоторое время ректор тоже заснул.
Примерно в два часа ночи, когда расклейщики объявлений размещали на стенах Бомбея рекламу нового фильма об Инспекторе Дхаре, а Вайнод кружил вокруг публичных домов в районе Каматипура, самолет с братом-близнецом приземлился в аэропорту Саха, Дхар в этот момент спал на балконе у доктора Даруваллы.
Таможенник, который несколько раз перевел взгляд с озабоченного лица миссионера на фотографию приятного лица в паспорте Мартина Миллса, не сомневался, что перед ним стоит Инспектор Дхар. Немного удивила его гавайская рубашка, поскольку таможенник не представлял, зачем Дхару скрываться под видом туриста. Он мог бы и не маскироваться, не сбривать свои характерные усы инспектора. Когда верхняя губа у него открыта, еще заметнее знакомая всем ухмылка Дхара, которую невозможно подделать.
Таможенник подумал, что американский паспорт — хорошая уловка, однако там стоит, что так называемый Мартин Миллс родился в Бомбее. Таможенник ткнул пальцем на эту улику в паспорте, а потом подмигнул миссионеру, давая понять Инспектору Дхару, что он совсем не дурак.
Мартин чувствовал сильную усталость, так как во время перелета учил язык хинди и знакомился с особенностями национального поведения индийцев. Например, он знал все о приветствии, однако этот таможенник явно ему подмигнул, но не стал здороваться. В разделе об особенностях национального поведения Мартин не встретил никакой информации относительно подмигивания. Миссионер не хотел выглядеть невежливым, поэтому он подмигнул в ответ и чуть приподнял руку в приветствии, но так, чтобы это выглядело уверенно.
Чиновник остался очень доволен собой. Он видел, как подмигивают в последнем фильме Чарльза Бронсона, но не был уверен, можно ли так вести себя с Инспектором Дхаром. В отличие от большинства жителей Бомбея, этот работник таможни любил фильмы о полицейском инспекторе и полицейских. И поскольку до сих пор в киносериале не показали ни одного таможенника, никто из этой категории людей не был обижен. Кроме того, незадолго до поступления в таможню его не приняли на работу в полицию и чиновнику нравились постоянные издевательства в фильмах над полицией, упоминания о взяточничестве, что являлось основой любого фильма об Инспекторе Дхаре.
Но зачем он въезжает в страну с фальшивыми документами? Чиновник хотел показать Дхару, что он разоблачил его маскировку, но как это сделать, не обижая стоящего перед ним творческого гения? Вдобавок ко всему гений плохо выглядел. Лицо у него было нездорового оттенка, бледное и помятое. Такое впечатление, что он сильно похудел.
— Вы впервые в Бомбее после рождения? — спросил чиновник Миллса, снова подмигнул ему и улыбнулся.
— Да, но я собираюсь пожить здесь по крайней мере три месяца. — Мартин улыбнулся и подмигнул в ответ.
Для таможенника эти слова показались абсурдом, однако он сохранил серьезный вид и заметил, что визу миссионера можно продлить на три месяца в зависимости от обстоятельств. Изучение визы вызвало новое подмигивание. Как и положено, таможенник стал просматривать личные вещи. Будущий священник в трехмесячную поездку взял с собой большой и тяжелый чемодан. Один. Перебирая немногие вещи, чиновник увидел нечто странное — черные рубашки с отстегивающимся белым воротником. Хотя Миллс еще не стал священником, ему разрешалось носить церковную одежду. В чемодане лежал также помятый черный костюм, с десяток ярких гавайских рубашек, металлические бусы для самонаказания грешника, полуметровый плетеный кнут, а также железные вериги с торчащими шипами, которые надевались на бедра для нанесения ран плоти. Несмотря на охвативший его трепет при виде таких инструментов самоистязания, чиновник продолжал улыбаться и подмигивать.
Отец Джулиан от них пришел бы в священный ужас. Древние инструменты самоистязания напугали бы даже отца Сесила, а потом, может быть, и сильно его позабавили. Кнуты и ножные вериги никогда не считались необходимыми компонентами иезуитского «пути к самосовершенствованию». Даже железные бусы грешника показывали, что духовное призвание Мартина не соответствует классическим требованиям иезуитов.
Таможенник решил, что религиозные книги в багаже призваны сильнее замаскировать Инспектора Дхара и что все эти веши помогают актеру войти в образ. Несомненно, он готовил себя к очередной захватывающей кинороли. Должно быть, на этот раз Инспектор появится на экране в виде священника.
Просматривая книги, таможенник постоянно улыбался и подмигивал. Удивленный миссионер в ответ тоже подмигивал и улыбался. В чемодане находился «Католический альманах» 1988 года, памфлеты из серии «Исследования духовности иезуитов», карманный католический катехизис «Компактный словарь библии». Она здесь тоже была, как и сборник проповедей и маленькая книга под названием «Садхана: путь к Богу», написанная Антонием де Мелло, автобиография Святого Игнатия Лойолы и его книга «Упражнения духа». Кроме них в чемодане виднелось еще много других изданий. Печатная продукция занимала гораздо больше места, чем гавайские рубашки и одежда священнослужителя.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |