Обоснование объективной психологии 43 страница

Равным образом, как мы видели, может быть определен и разност­ный порог сочетательного рефлекса. Дело в том, что минимальное различие в силе и качестве внешнего раздражения, которое еще дает возможность воспитать дифференцированный сочетательный рефлекс на одно раздра­жение, в то время как ма другое раздражение его не получается, как раз соответствует разностному порогу раздражения, определяемому и личной оценкой.

Наконец, если мы в таких органах, как кожная поверхность, будем производить топографическую дифференцировку сочетательных рефлек-

сов, то убедимся, что площадки кожной поверхности, которые обозначаются полной дифференц и ровной сочетательного рефлекса, как раз соответствуют так называемым кругам Weber'a, определяемым на кожной поверхности с помощью личной оценки. Таким образом, между результатами личной оценки внешних впечатлений и данными сочетательных рефлексов имеется более или менее полное соответствие. Эти факты отличаются большой практической важностью и вот в каком отношении. Как уже упомянуто, имеются состояния, при которых личная оценка внешних впечатлений по тем или другим причинам не производится, как, например, при симуляции, чем бы последняя ни обусловливалась, или при отрицательном отношении к самому исследованию. В таком случае исследование с помощью соче­тательных рефлексов дает нам основание заключать, каков имеется порог раздражения в данном случае, который соответствовал бы и личной оценке, если б она производилась, То же cawoe может иметь значение и у детей первого возраста, у которых личная оценка оказывается невозможной в связи с недостаточным развитием нервно-психической сферы, и в част­ности ее реакции ъе.

Далее, и при тех болезненных состояниях, при которых личная оценка оказывается невозможною, как, например, при некоторых душевных болезнях (кататония и др.), исследование сочетательных двигательных рефлексов может служить как бы заменой этой личной оценки.

То же самое, без сомнения, мы имеем и по отношению к обширному миру животных. Здесь за отсутствием соответствующего выражения для личной оценки мы можем пользоваться лишь сочетательными двигатель­ными рефлексами, причем в них мы имеем метод для сравнения с соче­тательно-рефлекторной реакцией у человека, В самом деле, исследуя и низший, и разностный, или экстенсивный, порог раздражения, возбуж­дающего сочетательный рефлекс у животных, мы имеем возможность срав­нивать его с тем, что наблюдаем в указанном отношении у человека. Далее, тем же путем мы можем сравнивать пороги сочетательного рефлекса у раз­личных лиц как в здоровом, так и в болезненном: их состоянии.

6 известных случаях определение как телесных функций, так и нервно-психической деятельности может явно не соответствовать другим внеш­ним проявлениям, нервно-психической деятельности, но и это несоответст­вие должно быть принято во внимание как объективный материал для оцен­ки нервно-психической деятельности данного лица.

Словом, личная оценка может быть проверяема всем поведением че­ловека, а потому несоответствие в этом отношении должно быть истолко­вано в смысле неправильности самооценки, обусловленной теми или дру­гими причинами.

В патологических, состояниях при душевных расстройствах мы встре­чаемся с более или менее резкими нарушениями личной самооценки, что выражается как в заявлениях больных, определяющих себя по способ­ностям выше или ниже того уровня, на котором они находятся, так и во всем их поведении либо крайне уничижительном, либо горделивом и пове­лительном.

Но здесь, в сущности, лишь резче выступают те же самые отношения личной самооценки, которые наблюдаются и в здоровом состоянии.

Необходимо иметь в виду, что исследование оценки собственной лич­ности, как и вообще всякой самооценки в большинстве случаев возможно

65 Бехтерев Б. М. О применении сочетательно-двигательных рефлексов как объективных приемов исследования в клинике нервных и душевных болеэввй* СПб., 1&10Э7*-

** Бехтерев В, М. Объективное исследование нервно-психической сферы в младенческом fioapaeie. СПб., 1909 зв*.

не иначе, как путем расспросов, а в этом случае нельзя не принимать во вникание того обстоятельства, что результат расспроса в известной мере зависит от отношения исследуемого к лицу, производящему исследование, а равно и от отношения к самому исследованию, а потому этф отношение всегда должно быть принимаемо во внимание, иначе самоисследование не окажется достаточно полным и объективным.

Кроме того, в виду сказанного ясно, что самооценка стоит в резкой зависимости от общих условий нервно-психической деятельности в каждый данный период времени. Поэтому самооценка в известных случаях, даже и при отсутствии каких-либо личных мотивов к нарушению правиль­ной самооценки, может далеко не совпадать с действительностью, насколь­ко она может быть, предметом объективной оценки со стороны других лиц. Дело в том, что самооценка опять-таки может быть проверяема с помощью отношений дайной личности к окружающим условиям, а следовательно, с помощью поведения ее вообще и ее поступков и действий в частности. Так, в зависимости от общего состояния нервно-психической деятельности обнаруживается уничижительное или величавое отношение личности к окружающим, что в самооценке должно выражаться умалением или возвышением собственной личности над окружающими.

Дальнейшие соотношения

между объективными нервно-психическими процессами и личной оценкой внутренних состояний

Вышеуказанным не исчерпывается то соотношение, которое устанавли­вается между объективными проявлениями нервно-психической сферы и лявдой оценкой внутренних состояний, которые им сопутствуют. Так, исследуя сосредоточение, мы убеждаемся» руководясь личной оценкой, что во всех тех случаях, когда возбуждается реакция сосредоточения, человек переживает особое состояние внутреннего напряжения или вни­мания, и на основании тех же данных можно признать достоверным, что степень сосредоточения стоит в прямом соотношении со степенью внима­ния.

С другой стороны, инстинктивные рефлексы, как показывает личная оценка внутренних состояний, сопровождаются соответствующим эмо-тнвным подъемом, переходящим в неодолимое стремление как явление, предшествующее рефлексу а за осуществлением последнего наступает внутреннее состояние удовлетворенности.

Нет надобности говорить, что все эти состояния, определяемые личной оценкой, соответствуют особым сопутствующим им внутренним реакциям. Равным образом личная оценка тех внутренних состояний, которые проис­ходят при развитии мимических рефлексов, указывает на полное соответ­ствие тех и других. Так, злоба выражается агрессивной позой и движени­ями, по личной же оценке она сопровождается эмоцией как бы готовяще­гося нападения на своего врага.

Гордость выражается выпрямленным и вытянутым вверх положением тела, что, do личной оценке, соответствует стремлению стать выше других. Подавляющее известие или состояние, именуемое «горем*, выражается понурым видом, что, по личной оценке, соответствует приниженному состоянию. При боязни стан человека как бы съеживается, что соответ­ствует, по личной оценке, стремлению избегнуть опасности. Радость характеризуется подъемом энергии и двигательным оживлением во всем, до прыжков включительно (отсюда, выражение «прыгать от радости»),

личная же оценка дает указание об эмотивном подъеме и быстрой смене ассоциаций. Грусть выражается малоподвижностью и общим двигательным расслаблением; личная же оценка говорит при этом о состоянии слабости и сдавливания и т. п.

Ясно, что здесь имеется такое соответствие между объективным прояв­лением в форме мимики и результатом личной оценки внутреннего состоя­ния, какое можно только себе представить. Можно быть уверенным, что когда можно будет исследовать сочетательные рефлексы в области мимики и развивающихся при ней внутренних реакций, то будет найдено полное соответствие и между порогами мимических рефлексов и личной оценкой внутренних состояний, как это мы имеем по отношении к порогам обык­новенных двигательных сочетательных рефлексов и личной оценкой со­ответствующих им впечатлений.

То же самое, без сомнения, имеет значение и по отношению к тем слож­ным мимическим проявлениям, которые относятся к религиозным, этиче­ским или эстетическим эмоциям. Возьмем для примера эстетическую эмоцию.

Эффект, производимый художественной картиной или статуей, крайне сложен, но здесь прежде всего возбуждается подражательный рефлекс, который, правда, задерживается, однако при этом, как показывает личная оценка, возникают соответствующие эмоции, сопутствующие хотн бы в едва заметно? степени. Вместе с этим, конечно, возбуждаются и сочетатель­ные рефлексы, основанные на прошлом опыте и связанные с возникшим впечатлением, причем чувство еще более нарастает. Так, резко ломаная линия возбуждает репродуктивный сочетательный рефлекс быстрого движения руки из стороны в сторону, а этот рефлекс, судя по личной оценке, сопровождается эмоцией беспокойства и как бы метания из стороны в сторону*

Нет надобности говорить, что самое впечатление от картины зависит от сложности композиции, различных фигур и их поз, линий или контуров этих фигур, выражения их лиц, красок, светотени и проч., причем каждая часть картины в состоянии возбудить как подражение, так и другие сочетательные рефлексы. Отсюда понятно, что в результате рефлексы, возбуждаемые картиной, отличаются поразительной сложностью соответ­ственна чему, судя по личной оценке, отличаются не меньшей сложностью и те внутренние состояния, которые возбуждает картина.

Вряд ли нужно пояснить, что в этом случае индивидуальность должна иметь огромное значение. Кроме тогот если мы примем во внимание, что впечатлительность человека изменяется от разнообразных условий, то очевидно, что одна и та же картина может производить различный эффект в зависимости от того состояния и настроения, в котором находится человек в момент рассматривания картины.

Аналогичные явления мы можем обнаружить и в отношении эсте­тического влияния музыки, И здесь речь идет прежде всего о вызывании сочетательных рефлексов внутренних и внешних, отчасти по подражанию (быстрый темп возбуждает рефлекс в виде быстрого движения, высокие тона — в виде поднятия тела, низкие тона — в виде его принижения), отчасти по репродукции, чему соответствует и та эстетическая эмоция, которая определяется и описывается с помощью личной оценки.

Соответствие между психорефлексами и личной оценкой простирается и далее в сфере сложных процессов нервно-психической сферы. Так, ког­да мы имеем символические рефлексы, то личная оценка говорит об одно­временной репродукции соответствующих символам следов внешних и внутренних впечатлений.

Наконец, при существовании личных рефлексов в форме поступков и действий личная оценка говорит о целом ряде предшествующих, подго­товительных «намерений* и «колебаний*, представляющихt в сущности, также задержанные лсихорефлексы и всегда приводящих в конце концов к окончательному решению.

Итак, руководясь вышеизложенным, мы приходим к выводу, что между объективными проявлениями нервно-дсихи ческой деятельности в форме пс их о рефлексов того или иного рода и объективными же ее проявлениями в форме личной оценки имеется более или менее полное соответствие, если, конечно, личная оценка не подавлена и не нарушена какими-либо особыми условиями, Этб и дает возможность на основании психорефлексов выяснять правильность личности оценки, а также делать заключения о том, какова должна быть в общем личная оценка внешних впечатлений и сопутствующих психорефлексам внутренних состояний в том случае, когда она по каким-либо причинам не может быть производима или производится несоответственно имеющимся на -дицо психорефлексам*

Данные о развитии речи в детском возрасте

Изучение развития речи в детском возрасте заслуживает особенного вни­мания с точки зрения объективной психологии.

Из этих исследований нас прежде всего должны интересовать те, кото­рые изучают речь со стороны ее внешней формы. Сюда относятся исследования Sully, Gutzmann'a, Amenta, Fischer'a, Wundt'a, SteriTa и др.

Ряд других исследований, касающихся развития речи в связи с пред­шествующим развитием душевной деятельности и умственным развитием детей, и вообще все исследования, относящиеся к субъективной стороне речи, к каковым относятся в значительной мере исследования В, Ekonomo, Олтушевского, Lieder'a Frank, Meumann, Сикорского, FrentzeTfl и некото­рых других, мало подходят к нашей задаче.

Гораздо большего внимания, с нашей точки зрения, заслуживают исследования Eyger'a трактующие роль инстинкта и подражания в разви­тии речи у детейт исследования Tracy и Сотрагу, касающиеся значения жестов в развитии речи.

Начало членораздельной детской речи состоит в звукоподражании и из нескольких простых несложных звуковт состоящих из одного или двух слогов. При этом первые звукоподражания и слова суть символы много­численных предметов и явлений, сходных друг с другом в каком-либо отношении.

Первоначально при развитии речи происходит выработка разнообраз­ных звуков. Это так называемый детский лепет* который вместе с жестами является орудием общения ребенка с окружающим миром. Затем начина­ется ознакомление со значением отдельных слов и фраз и одновременно с тем начинают обозначаться по звук on од ражен и ю некоторые более простые слова и звукоподражательные же обозначения предметов.

Внешние формы в развитии речи выражаются тремя стадиями разви­тия: крик, лепет и речь- Что касается крика, то его освещают в своих исследованиях многие авторы, но из них особенно останавливается на этом вопросе Gut/mann. Последний автор с помощью пневматического аппарата записывал дыхательные движения новорожденных и младенцев, причем убедился в полной некоординированности этих движений во время крика до развития у детей речи. Таким образом, крик, очевидно, является

способом выражения у детей еще в то время, когда о соответствующей координации дыхательных и гортанных движений, обнаруживающихся лишь позднее с развитием речи, нет и помина.

Само собою разумеется, что вместе с развитием упомянутой коорди­нации и крик приобретает более или менее определенный характер, который мы находим у более взрослых лиц.

Что касается детского лепета, то исследования в этом отношении про­изводились целым рядом исследователей, среди них Preyer, Paul, Wundt, Сикорский, Meumann, Stern, Китерманн и др.

Этими исследованиями установлены, между прочим, различные формы проявления детской речи.

По взгляду некоторых авторов, особенно РаиГя и Wundt'a, своеобраз­ные формы детского лепета явля-ются собственно последствием коверка­ния языка мамок и нянек и, наконец, самих родителей при первоначаль­ном обучении детей языку. Между тем другие авторы, как, например, A me n t, признают, что детский лепет не является изобретением нянек и матерей, но бесчисленного числа детей прошлых времен, причем няни и матери являются лишь передатчицами этого языка из поколения в поко­ление,

В пользу того, чо детский лепет есть язык естественный, а не привитой, говорит, по нашему мнению, тот факт, что и там, где не коверкают язык взрослых специально для детей, детский лепет сохраняет свои главные особенности, которые основаны на пользовании доступными произношению звуками для наименования предметов. Иногда это наименование имеет лишь отдаленное сходство с действительным наименованием, но доста­точно, чтобы раз произнесенное, оно было понято окружающими, и уже почва для его упрочения при дальнейших повторениях была готова. Один из моих детей, например (в начале 2-го года), желая получить «гхлеб с маслом*, произнес неожиданно: «хлеб-ле-па», и с тех пор это название для него упрочилось так, что и на третьем году жизни он еще пользовался тем же выражением.

Само собою разумеется, что при этом возможны большие индивидуаль­ные различия в зависимости от тех или иных внешних условий.

Нет надобности пояснять, что в развитии детского лепета играет суще­ственную роль подражание, о чем мы имеем ряд исследований, и между ними подробную работу Ament'a.

Этим подражанием объясняются не только первоначальные наимено­вания предметов, но и дальнейший прогресс языка, состоящий в образова­нии форм речи, в приобретении окончательных форм слова и соответ­ственном их значении,

Исследования Ament'a, основывающиеся на статистическом материале относительно слов, употребляемых детьми между 203 и 784-м днями жизни, показывают, что дети чаще всего пользуются существительными, затем следуют наречия и глаголы.

Что касается богатства детского языка, то в этом отношении имеется ряд исследований, не вполне, впрочем, согласных между собою. Так Prey е г и Tracy or редел я ют, что к двум годам оно достигает 300—700, тогда как другие признают эту цифру ниже действительной, М. С. Harlow Gale находит, что в двум годам число слов достигает 700, причем в ближайшие полгода оно увеличивается приблизительно вдвое. Ежедневно же дети пользуются 50—60% всего их запаса слов, а еслн считать все повторения, то в течение дня дети употребляют 5000—10 000 слов. Но само собою разумеется, что в этом отношении имеются огромные индивидуальные различия.

Чтобы сравнить эти данные с богатством языка взрослых, достаточно заметить, что лучшие умы насчитывают в своем распоряжении до 35 000 слов.

Что касается способа развития языка, то у нормальных людей речь развивается под контролем главным образом слуха. Таким образом, слух является руководителем сочетательных движений гортани, языка и губ. Но у глухих от природы, как известно, речь развивается под руковод­ством зрения, а у слепоглухнх (известная М. Ериджмэн и Клерман) — под контролем осязания. Нельзя, конечно, исключить некоторого влияния зрения и осязания и в развитии речи у нормальных лиц; но все же преобладающее значение слуха здесь неоспоримо.

Тем не менее нужно иметь в виду индивидуальные типы в воспри­ятии языка, которые отметил еще Lemaitre, признавший четыре основных типа: слуховой, зрительный, моторный и символическо-зрительный.

Уже в этих типах надо видеть прирожденные условия, соответствую­щие развитию речи* Эта прирожденные условия дают возможность нау­читься языку с гораздо большей легкостью, чем это могло бы быть без этих условий.

Сам по себе детский лепет представляет собою не что иное, как резуль­тат взаимоотношения между прирожденным зачаточным языком, выра­жающимся произношением отдельных звуков, и уже сложившимися фор­мами речи взрослого человека (Ament).

Филология также находит указания на происхождение отдельных слов из детского лепета, М. Schoof, например, признает, что названия различных степеней родства имеют свои корни в детском лепете.

Между прочим, немало внимания привлекал вопрос об отношении языка детей к языку рас, иначе говоря, вопрос о соотношении развития индивидуального языка и развитии языка общества. В этом отношении некоторые из исследователей, например, Олтушевский, Gut7mann1 Ament, Franke и др., пришли к выводуt что развитие языка человеческих рас более или менее близко соответствует развитию человеческой речи начиная с детского возраста.

Что касается наших наблюдений в указанном отношении, как и вооб­ще наблюдений, касающихся развития человеческой речи, то они будут приведены ниже.

Биологическое развитие человеческой речи

Не касаясь вопроса о фонетическом и синтаксическом сложении языка, имеющем уже обширную литературу» мы остановимся вкратце еще лишь на вопросе о финогенетическом развитии речи как символической формы выражения. Как известно, еще Дарвин указал, что человеческая речь развилась путем эволюции из выразительных движений.

Но есть основание полагать, что прежде всего речь произошла из разнообразных звуков, первоначально возникавших в виде простых рефлек­сов на внешние и внутренние раздражения, и последовательного развития на их почве сочетательных звуковых рефлексов в связи с разнообразными внешними раздражениями, причем это происходило частью путем посте­пенного приспособления звукового аппарата к звукоподражанию, частью путем постепенного изменения и осложнения рефлекторных звуков голоса с помощью развития отдельных движений губ и языка.

Чтобы подойти к решению вопроса о филогенетическом развитии речи в указанном смысле, необходимо сказать несколько слов об языке животных,

Вопрос о существовании языка у животных в настоящее время уже не может быть предметом спора. Общение между животными путем тех или других знаков является неподлежащим какому-либо сомению фактом в виду целого ряда точно прослеженных наблюдений, которые приводить здесь было бы излишне.

Если иметь в виду позвоночных животных, то, как известно, их язык характеризуется разнообразными звуками, мимикой и выразитель­ными телодвижениями. Всякий знает, что известные звуки, позы и тело­движения, принимаемые животными в тех или других случаях, как, например, в момент опасности, при решимости к борьбе, при ухажива­нии за противоположным полом и т. п., вполне понятны их сородичам.

Вообще позвоночные животные, кроме выразительных телодвижений, обладают довольно равнооб разным и звуками, которые сопровождают различные состояния и служат для выражения различных потреб­ностей. Производившиеся фонографические записи звуков, произносимых обезьянами, показали, что эти звуки имеют определенное значение и могут быть понимаемы после их изучения даже человеком» а потому представ­ляют собою в настоящем: смысле слова язык, хотя и примитивного харак­тера.

Таким образом, у высших позвоночных мы имеем язык, состоящий из мимики и примитивных звуков; эти-то звуки, очевидно, и послужили для последующего развития у первобытных людей языка, постепенно вырабатывающегося в членораздельную речь.

Последняя как важнейшее орудие общения между людьми, достигла своего полного развития лишь путем постепенного совершенствования и осложнения рефлекторных движений, которые связаны с деятельностью голосового аппарата, причем это совершенствование у различных наций, находясь под влиянием различных внешних условий, в которых жили народы, привело к поразительному разнообразию современных языков.

Вряд лн можно сомневаться в том, что развитие речи должно было идти рука об руку с развитием нервно-психической деятельности и в то же время должно было находиться в известном соотношении с развитием мимики,

С тех пор как первобытный человек, перейдя на вертикальное положе­ние своего тела как обычное, получил в своей руке исключительный по развитию хватательный орган, представляющий собою замечательное орудие к познанию окружающего мира, этот же орган мог и должен был служить и для развития жестов, являющихся прямым дополнением мимики и небольшого количества звуков первобытных людей. Есть все основания полагать, что развитие мимики в жестов, выполняемых главным образом рукою, должно было достичь такой степени, что мимический язык и особен­но язык жестов с пантомимическими движениями и небольшим числом звуков, частью рефлекторных, частью подражательных, удовлетворял на первых порах необходимым условиям обмена между первобытными людьми, представляя собою первичную человеческую речь.

Предположение, высказывавшееся некоторыми авторами,, что язык вырабатывался произвольно путем соглашения, в

служнвает внимания и вполне справедливо отвергается видньшя авторите­тами по языковедению67.

Напротив того, можно считать более чем правдоподобии*** что в

67 Мюллер М. Наука о языке // Новый ряд чтений Макса Мюллера в 13 ел и небританском ик-те в феврале, нарте и апреле и мае 1863, Воронеж» 1S6G. Т, f, вый'. L Лскцц'й 7,_ С, 291. Потебнл А. А. Мысль я ягык; Философия языка А. А, Потебни. 2- вдд. Харьков, 1392.

■ -

дальнейшем язык, кроме рефлекторных и подражательных звуков, развивался в виде сочетательных рефлексов.

До сих пор многие авторы скол он ны рассматривать язык и его разви­тие стоящими в прямой зависимости от субъективной стороны психи­ческой жизни, иначе говоря, от ощущений и понятий, но при этом упускается из виду, что и сами ощущения и понятия суть субъективные явления, вызываемые внешними раздражениями, тогда как речь как движение должна подлежать общему закону развитии двигательных актов, состоящему в первоначальном развитии простых рефлексов и в последова­тельном развитии в связи с 'нрмювй'Авол*сложных сочета­тельно-рефлекторных движений.

Мы полагаем поэтому, что и1 речь первоначально развилась в связи с м им и к ой и жестам и в-, в и д е реф л«к с а, как дои ол н ите л ън ая фу i r к ци я к функции дыхательных и жевательных органов. От функции дыхания в связи с большим или меньшим сокращенней голосовых связок и различным раскрытием полости рта она заимствовала гласные звук от функции

жевательных мышц; — все то разнообразие движений языка, губ и мягкого неба, которое необходимо для произношения согласных звуков. При всем том- устная речь, состоящая из разнообразных звуков, должна была развиваться под непосредственным контролем слуха, так как звуковой эффект слова, хорошо улавливаемый слухом благодаря евстафиевой трубе, открывающейся в полость зева, является наиболее тонким мерилом точности выполняемого сокращения голосовых связок и движения других частей ротовой полости*

Справедливость последнего, нежду дрочим» подтверждается тем, что дети, выучившиеся говорить и затем оглохшие, снова забывают речь и становятся глухонемыми. Другим подтверждением сказанного служит значение звукоподражания в развитии речи.

Основными звуками языка, бесспорно, являются гласныё которые слышатся уже в рефлекторном крике младенца и которые мы можем различать также в крике многих животных! Но бесспорно, что у человека гласные представляют поразительное разнообразие по сравнению с тем, что мы имеем у многих животных. Это может /стоять в Зависимости глав­ным образом от анатомических условий резонаторного аппарата полости рта и глотки.

Есть полное основание полагать, что развитие как костных частей, образующих полость рта» так и мышечной системы языка и глотки стоит в прямой зависимости от способа питания, а это, в свою очередь, не может не отражаться последовательным образом и на более разнообраз­ном развитии как согласных, так и гласных звуков.

Не говоря о более низших позвоночных, мы видим, что клюв птиц специально приспособлен для раскалывания скорлупы зерен, которые обыкновенно проглатываются неразжеванными, причем язык их играет лишь скромную роль осязательного органа, участвующего в глотательном акте.

Из млекопитающих хищнику питающиеся мясной пищей, развили себе острые зубы для откусывания частей пищи, которая в большинстве случае ими проглатывается также без разжевывания или, по крайней мере, без продолжительного жевания, благодаря чему язык и губы их не получили той виртуозной подвижности» как у человека.

Травоядные животные, правда, вынуждены долго пережевывать свою пищу, но последняя отличается такой грубостью, что и самые движения языка и губ не могли получить тонкого развития. Эти движения приспо­соблены только к грубому захватыванию и переворачиванию пищи

для подстановки ее между зубами, получившими у этих животных особое развитие, наиболее подходящее для разжевывания трав.

Иначе представляется дело у человека, у которого язык и отчасти губы естественно должны приспособляться к разнообразным родам сме­шанной и притом более или менее нежной, подвергающейся предваритель­ной обработке пищи, вследствие чего и способность их к разнообразным движениям достигает значительно большего развития, нежели у всех других животных.

Имеются основания полагать, что условия питания человека уже в первобытную эпоху его существования в связи с развитием руки и употреблением огня постепенно изменились соответственный образом благодаря тому, что с незапамятных времен человек имел уже делб большею частью с предварительно приготовленной пищей. Это обстоя­тельство, без сомнения, и привело, в конце концов к тому, что передняя часть лица, устройство языка, мягкого нёба и постановка зубов постепенно преобразовывались в благоприятном смысле для производства тех разно­образных движений, которые лежат в основе произношения согласных звуков. Вместе с тем резонаторная часть полости рта оказалась более благоприятною для соответственного и более разнообразного произношения гласных звуков.

Само собою разумеется, что измененные способы питания могли создать лишь соответствующие анатомические условия для лучшего развития тех отдельных движений губами, языком и другими частями ротовой полости, которые необходимы для произношения разнообразных звуков, но вместе с тем неизбежно требовался большой ряд специальных навыков, достигаемых путем долговременного упражнения, для того, чтобы все эти части жевательного аппарата и двигательных органов вместе с гортанью приспособились для вызывания членораздельных звуков.

Обращаясь к вопросу о последовательном развитии речи, необходимо иметь в виду, что первоначальное издавайие звуков, без сомнения, должно было быть чисто рефлекторным, а так как основными и более простыми звуками являются гласные, то мы и обсудим сначала происхождение гласных.

Ввиду рефлекторного характера многих гласных звуков их произноше­ние первоначально должно было находиться в исключительной зависи­мости от физиологических состояний.

В этом отношении нужно принять во внимание, что из давание звуков и теперь служит выражением простого рефлекса. Так, стоны при физиче­ском страдании обыкновенно выражаются звуком о, нередко со следующим за ним придыханием — ох. Речь идет в этом случае о таком прерывании выдыхательного движения, которое происходит при полуоткрытом рте и пол у расслабленных голосовых связках, что соответствует общему расслаблению всей вообще двигательной сферы.

Звук а происходит как рефлекс вследствие внезапного сокращения грудных мышц и прорывающейся путем сильного выдыхания при раскрытом рте струи воздуха через отверстие голосовых связок; при этом и здесь рефлекс часто также сопровождается последовательным приды­ханием — ах, как это случается, например, при внезапном кожном раздра­жении резкого характера. Звук у происходит как рефлекс в виде прер­ванного колебанием связок выдыхания при сдабо раскрытом рте, что случа­ется при общем расслаблении мышц вслед за сильным физическим томле­нием. Точно так же и здесь за звуком у может последовать придыха­тельный звук — ух.

Дата добавления: 2015-08-29