Менеджер по продажам был крупным дядечкой с блестящей лысиной, тщательно протираемой платочком каждые пять минут. А еще, как заметил Жан, господин менеджер был ненормально увлечен уменьшительными 1 страница

Менеджер по продажам был крупным дядечкой с блестящей лысиной, тщательно протираемой платочком каждые пять минут. А еще, как заметил Жан, господин менеджер был ненормально увлечен уменьшительными суффиксами.

- Вот, пожалуйста, проходите в домик… Осторожно, тут ступенечка, аккуратненько, крылечко новенькое почти, даже чинить не надо, не дом, а крепость! – воскликнул он радостно, будто сам себя пытаясь в этом убедить.

Жана Эверса в этом убеждать нужды никакой не было, он и так собирался купить данную «крепость». Очередной опус из-под его пера выходить не торопился, поэтому оставались только обычные отговорки – краска в печатной машинке закончилась, ноутбук не работает, а шариковая ручка плохо пишет на скользкой бумаге. Стопка такой бумаги так или иначе должна будет лежать на столе в этой «крепости» через два дня, а на столе главного редактора – через три месяца. Максимум.

- Это точно… Не дом, а больная мечта Франкенштейна, - переврал рекламную фразу риэлтора Жан, осматриваясь еще возле выключенного фонтана. Лысый дядечка по имени Пьер Мортон услышал, обернулся и засмеялся натянуто.

- Ну что вы… Хотя, в самом деле, такой дом не всем по вкусу. Ваши соседи, к примеру, очень рады, что территория поместья полностью отгорожена от остальных. Да еще и этот сад… Если его прибрать, будет просто великолепно, - улыбнулся Пьер.

- Наверно вы правы, - отрешенно отозвался Жан, глядя на прорекламированную ограду. Высоченная каменная стена окружала, если можно так сказать про квадратную форму «забора», всю территорию поместья. Поместьем «Муриор» можно было назвать с большой натяжкой. Это был обычный викторианский особняк с узкой верандой, роскошным крыльцом и резными перилами, высокими потолками и многогранными стенами. Гостиная, к примеру, была почти круглой. Все поместье было всего лишь оригинальной постройкой, к которой бывший хозяин в порыве какого-то фантастического припадка вдохновения приделал жутковатые башенки.

Они навевали мысли не то о готике, не то о стиле «ампир». Некоторые башенки покосились, второй этаж, достроенный покойным психом почему-то еще справа, нависал над первым, а потому по стене пошла небольшая трещина, в которую забралось какое-то ползучее растение. Стены были серо-черные и ободранные.

По дому менеджер и покупатель прошлись довольно быстро, почему-то Пьер торопился все показать и поскорее выйти на улицу.

- Вот, тут кухня, все прибрано. В конце концов, бывший хозяин поместья скончался всего четыре года назад… Возможно здесь немного затхлый запах, но вы всегда можете проветрить домик, - улыбнулся Мортон. – Вот ванная, наверху есть еще две. Также, на третьем этаже есть недостроенная ванная и две комнаты. Но, думаю, вам хватит двух этажей, господин Эверс. Вы же писатель, в конце концов, а не архитектор-любитель, - пошутил Пьер, а Жан натянуто усмехнулся. Окна были высокими, но узкими, обои старыми и желто-коричневых оттенков с тускло-розовыми цветочками. Старая, тяжелая мебель напоминала настоящий антиквариат, а ее количество, не позволяющее нормально ходить по комнатам, просто поражало. Жану было неуютно в этом доме, но это было то, что нужно, для написания нового ужастика. Вдохновение надо ловить, а «Муриор» попался ему совершенно случайно. Фотография в газете поразила воображение писателя, а когда он узнал, что дом выставлен на продажу по истечении срока, указанного в завещании сумасшедшего владельца, Жан просто бросился к собственному другу, Франциско Белотти, который и помог оказаться первым на очереди за домом.

Правда очередь была не очень длинная…

Жан удивился. За такую цену столько земли. Сад напоминал заросли, настоящий лес. Если углубиться в этот лес слева от дома, то можно было дойти до оранжереи, где за грязными стеклянными стенами разрослись некие кусты, происхождения которых Жан не знал и знать не хотел. Если же зайти в лес справа от «Муриора», то можно было дойти до склепа. Фамильный склеп бывшего хозяина поместья теперь тоже принадлежал Жану, ему даже должны были выдать ключи от него после заключения сделки.

Но Эверса как-то не посещало желание погостить среди мертвецов. Более того, шизофрения, которой страдал (или наслаждался, кто знает) покойный психопат, передавалась по наследству. Вот уж это Жан, как писатель, творец настоящих триллеров, знал на сто процентов.

В доме еще оказалась столовая, подвал, который сильно заинтересовал писателя. На чердаке не было ничего, кроме каких-то колес от телеги, деревянных фигурок, ящиков со старыми газетами, чьих-то детских игрушек. И целый комод женского шмотья. Красивые, элегантные платья, закрывавшие наверняка все тело потенциальной владелицы, Жана тоже привлекли, когда он их увидел. Решил, что в романе обязательно будет что-то такое, с налетом пафоса. Картины на стенах интересовали не особо, более того, в коридоре были унылые, кое-где ободранные обои темно-сиреневого цвета с шоколадным резким узором. Жан почему-то подумал об обивке для гроба.

Лестница скрипела, как и полагалось в таком доме, каждая дверь при малейшем движении издавала стон боли и страдания от несмазанных петель. Второй этаж поразил лишь спальнями. Гостевые Жана не впечатлили, но вот спальня жены покойного психа… Это была роскошь. Эверс решил, что спать спальня будет отличным местом для работы. Так сказать, кабинетом, которого не было в доме вообще.

Спальня красовалась темно-бордовыми обоями, резной огромной кроватью со столбиками и тяжелым темным балдахином. На подушке сидела фарфоровая кукла.

- А вот и третий этаж, - вздохнул Пьер, еле поднявшись по винтовой железной лестнице в одну из башенок, как показалось Жану. Маленькие окошки-бойницы выходили на задний двор, не впечатливший ничем, кроме зарослей.

Мортон опять протер лысину платочком, осмотрел пыльный коридор третьего этажа, вовсе не бывшего башенкой, как казалось сначала. Уродливый дом выглядел маленьким только снаружи, создавая оптический обман. Внутри «Муриор» скрывал еще много чего.

В коридоре третьего этажа на полу даже лежали доски, будто покойный хозяин до самой смерти пытался достроить еще хоть что-нибудь, реанимировать труп дома. Но превратил его лишь в зомби, сшитого из разных кусочков.

- Вот ванная, - заглянул в пустой проем Пьер и вздохнул. Там было пусто, стояла лишь раковина, не подключенная ровным счетом ни к чему. И валялись кирпичи на полу. – А вот две спальни, - он показал на две деревянные двери. Они были закрыты, Жан не стал открывать, уже найдя все, что ему нужно этажом ниже.

Больше всего ему понравился рояль в просторной столовой. Длинный стол стоял так, что создавалось впечатление, будто в доме принимали армии гостей.

Может быть.

Но рояль в углу возле окна превзошел все ожидания, он был белым с позолотой. Старым, красивым…

Жан ради шутки поднял крышку, провел пальцем по клавишам, с удивлением понял, что рояль не расстроен. Ну, на взгляд обывателя, которым был Жан.

Он опустил крышку под одобрительным взглядом менеджера, посмотрел на свой палец, ожидая увидеть на нем серый комок пыли с клавиш. Крышка-то была, но пыль под ней все равно оседала.

Палец был странно чистым.

Жан забыл про это сразу же, как Пьер заговорил о деньгах, теперь уже вся «красота» поместья отошла на второй план, мужчины перешли к делам.

* * *

Через два дня Жан приехал в свое новое жилище с огромным количеством чемоданов. Они были и в багажнике, и на заднем сидении его «Фольксвагена», а сам писатель вышел из машины, когда остановился перед тяжелыми, коваными воротами. Два фонаря на башенках при воротах должны были гореть, но только теоретически. Горел по факту лишь один, да и то – с перебоями.

Эверс с небольшим трудом отпер ворота, развел их в стороны и вернулся в машину, чтобы загнать ее во двор, оставить под раскидистым деревом. В растениях Жан не разбирался, но в этом безошибочно узнал плакучую иву. Подходящее место для нее, сырое, темное.

Пока мужчина таскал багаж на крыльцо, а затем мучился в поисках нужного ключа от входной двери, он не заметил, как в одной из башенок с правой стороны дома что-то мелькнуло в бойнице. Будто пошевелилась занавеска, отодвинулась и снова вернулась на место.

Жан разобрал половину чемоданов, достал ноутбук и машинку, устроил их на тяжеленном дубовом столе в женской спальне. Принял душ, просто наслаждаясь атмосферой. Старинными кранами, которые надо было не просто поднять и повернуть, как обычный смеситель, а раскрутить. И темными стенами, немного потрескавшимся зеркалом.

Все было будто живым, «Муриор» жил и дышал. Сипло, как тяжело больной старик, судорожно и с хрипом втягивая в себя свежий воздух, пахнущий озоном из-за приближающегося дождя. До соседских домов было очень далеко, а из-за гор надвигалась темно-сиреневая волна. Она наплывала на особняк, закрывая солнце над ним и затягивая небо.

Жан вышел из ванной и вздрогнул, услышав шаги. Посмотрел налево – в коридоре никого не было. Конечно, кто там может быть, если особняк принадлежит ему, да и единственный комплект ключей у него?

Он пожалел, что в доме нет телевизора, но решил не особо на этот счет волноваться. Заказал по телефону с диском вместо обычных кнопок доставку ужина из ресторана в городе, поднялся на второй этаж и сел за ноутбук, решив посмотреть фильм в интернете. Раз уж телевизора и радио его лишили. Он сам себя лишил.

В подвал спуститься он решил завтра, при свете дня, который быстро угасал перед наступающей ночью. Дождь барабанил по крыше, приятно убаюкивая, а скрипы и шорохи уже не так сильно напрягали. Разве что капающий кран в ванной заставлял немного нервничать.

Чердак манил писателя даже больше, чем подвал, ведь внизу не могло быть ничего страшного. А вот чердак обладал каким-то мистическим обаянием, завораживая пыльными старыми вещами и обилием женских нарядов. На кресле с вывернутой обивкой еще пару дней назад Жан успел заметить коробку с бижутерией. По крайней мере, ему это показалось бижутерией, хотя вполне могло быть настоящими украшениями.

Пушистые, но немного облезлые розовые боа лежали, как змеи, на спинках стульев.

Жан наслаждался часа два после того, как выключил ноутбук и лег в постель. От подушки приятно пахло какими-то женскими духами, так что писатель уснул с приятными фантазиями.

Особняк же продолжал жить, не торопясь засыпать вместе с новым хозяином. Беззвучные шаги по лестнице не разбудили Жана, а его интуиция спала еще крепче самого Эверса. Здоровый сон для мужчины в самом расцвете сил – очень важная вещь. Если бы Жан не выспался, он был бы злым и недовольным, у него болела бы голова, и он не смог бы работать над книгой.

Это была странная причина для отказа от работы, но он уже не был двадцатилетним раздолбаем, который бросил бы дела с концами. Но еще не был достаточно зрелым для того, чтобы работать через силу. Тридцать лет ему исполнилось полгода назад, так что он еще смело мог считать, что ему «двадцать девять с небольшим хвостиком».

Первые прикосновения пальцев к клавишам рояля были как обычно нежными и осторожными. Не из любви к инструменту, а из любви к собственным рукам.

Затянутые в полупрозрачные, ажурные перчатки кисти смотрелись очень гармонично с пожелтевшими от времени клавишами, а когда пальцы раздвинулись и нажали на них, в «Муриоре» зазвучали чистые звуки музыки. Сначала хаотичные, казалось бы, никак не связанные друг с другом, но потом проснувшийся Жан проследил, где в немой песне должен был быть куплет, а где проигрыш на припеве.

Писатель передернулся, вздрогнул и почувствовал, что холодный пот побежал бы каплей вниз по его позвоночнику, если бы Жан не лежал на спине. Одеяло показалось тяжелым, под ним стало душно, но откинуть его не хватало смелости.

Эверс решил, что у него едет крыша, он слишком зафантазировался, мечтая о том, чтобы в особняке было что-то сверхъестественное. Он-то мечтал о вдохновении, но не думал, что его больная фантазия породит такое.

Он пытался вспомнить, где и когда слышал эту песню, ведь она не могла появиться из ниоткуда в его сне. Это точно был сон, иначе и быть не могло.

Жан не слышал шепота, которым песню напевал пианист. Он совсем не был одним из тех музыкантов, которые закрывают глаза в экстазе, откидывают голову и получают удовольствие, сравнимое с оргазмом, от игры. Резкой, такой, что руки отрываются от клавиш и взлетают сантиметров на двадцать вверх.

Напротив, его пальцы скользили по клавишам, трогая их и нажимая со знанием дела и самой мелодии. Вдолбленной в память ночь за ночью. Глаза даже не закрыты, а просто пусты, а тело расслабленно и не напряжено в припадке эйфории.

Узкая, совсем не большая ступня, обутая в светлую туфлю из мягкой ткани, лишенную жесткой подошвы и какого-либо каблука, нажала на педаль рояля. Голову пианист наклонил, так что длинные волосы, напоминающие вуаль, коснулись клавиш и закрыли лицо.

Жан так и не решился выйти из комнаты. Даже пошевелиться не смог, лежа с закрытыми глазами и чуть не дрожа от ужаса. Он точно помнил, что запер входную дверь на ключ. И дверь на кухне, ведущую на задний двор, тоже.

Значит, кто-то был в доме.

Но это – абсурд, потому что дом, если верить Пьеру Мортону, был закрыт четыре года.

В привидений Жан не верил. По крайней мере, до сегодняшней ночи.

Песня закончилась, беззвучные шаги увели пианиста из столовой, подальше от рояля.

* * *

Утром Жан проснулся в восторге от увиденного сна (в нереальности которого уже не сомневался) и сразу после душа уселся за печатную машинку. Писать вручную не хотелось, а от ноутбука болели глаза. Зато машинка успокаивающе гудела и щелкала кнопками, выбивая текст на быстро меняющихся и переворачивающихся листах. Сегодня Эверс был в ударе и вообще – полон сил.

Звонок в дверь его здорово удивил, так что Жан поправил выбившуюся из короткого, расхристанного хвоста прядь, заправил ее за ухо и пошел открывать. В том же, в чем был, в не слишком прилично расстегнутой рубашке и джинсах.

На пороге никого не было, только корзинка для пикника, накрытая салфеткой в красно-белую клетку.

- Не понял, - Жан поднял брови, выглянул, посмотрел вокруг и никого не обнаружил. Хотя калитка справа от ворот была открыта.

«Вот идиот», - отругал себя Эверс, поняв, что вчера въехал в ворота для автомобилей и закрыл тоже их. А калитку для людей без машин оставил открытой.

Тем не менее, корзинка не выглядела так, будто под салфеткой динамит, поэтому писатель взял ее и, закрыв дверь, понес в столовую, убрал салфетку.

- Пирожки! – с восторгом сообщил он сам себе или дому. Или вообще портретам на стенах.

Пошел на кухню, чтобы найти там кружку и налить себе сладкого горячего чая к пирожкам. Это кто же такой добрый, да нежный принес ему халявный завтрак?..

Кружку он искал долго, ждал, пока вскипит чайник, тоже немало. А когда вернулся в столовую, вообще чуть не выронил кружку из рук, а глаза из орбит.

Корзинки не было, а запах пирожков еще стоял в помещении. О том, что Эверс не страдает галлюцинациями, говорила только оставшаяся на длинном столе салфетка в клетку.

- Что за… - он метнулся в коридор возле лестницы и увидел белый силуэт на втором этаже. Передернулся и сначала отшатнулся, а потом решил, что раз уж так случилось, можно немного побыть персонажем голливудского ужастика. – Эй, ты! Ты что тут делаешь?! – он бросился по лестнице наверх, но фигура тоже прибавила скорости и свернула за угол.

Рука в ажурной перчатке сжимала корзинку, из-за угла, взметнувшись, показался только подол длинного светлого платья. И кончики длинных светлых, тусклых волос.

«Блин, дом с привидениями», - застыв в ступоре, подумал Жан. Шарахнулся, держась за перила, и не решился бежать за призраком дальше.

Когда вернулся в столовую, понял, что оставил там чай, взял его и пошел обратно в спальню покойной хозяйки дома. Работа не то, что не встала на месте, она понеслась быстрее, чем фигура в светлом платье. Жан закрыл глаза, потом зажмурился, давая глазам отдохнуть от мелькающих букв. Закрыл лицо ладонями, потер его, потом уставился в окно прямо перед столом. Запущенный сад пустовал.

А чего он, собственно, ждал? Что там будет стоять та фигура? Может, это галлюцинация? Нет, корзинка была, салфетка тому доказательство. Но потом корзинка пропала вместе с пирожками! Жан сильно сомневался, что привидения едят пирожки. Что привидения вообще что-либо едят.

Значит, это был не дух неуспокоенного некто.

Легче от этого писателю не стало, он вздрагивал каждые минуты три, лишь подумав о том, что в доме он явно не один. Дом был закрыт четыре года, но в нем кто-то есть.

Жан встал, скинул рубашку и надел футболку, рубашку снова накинул, вздрагивать перестал. Стянул резинку с волос и растрепал их. Он был наполовину француз, а потому обладал довольно симпатичным лицом, которое скорее можно было характеризовать, как «мордашка настоящего жиголо», чем как «мужественное хайло». Но французская кровь проявляла себя в характерной форме носа. Нервные резные ноздри, острый кончик и горбинка. А еще была родинка под светло-карим глазом. Все же, Жан от себя балдел, как балдели и фанатки его романов. Но жениться он точно не собирался, ибо не должна такая красота достаться какой-то швабре. Да швабра и не сможет оценить его талант.

Целый день прошел в скуке, никому из знакомых не хотелось звонить, да и мало, кто одобрял покупку этого дикого дома с жутким садом, за которым сразу же была вересковая долина. Когда начался дождь, Жан вообще перетащил ноутбук в гостиную и сел на удобный диван, продолжил кинопросмотр, становясь настоящим киноманом. По стенам танцевали тени от веток деревьев за окном, по которым барабанили капли. Эверс уже сам себе не верил, что была та фигура. И корзина. Салфетку он положил на видное место, чтобы не поставить себе диагноз.

Ночью не мог заснуть, постоянно прислушиваясь к звукам на третьем этаже. Там не было ровным счетом ничего, ни единого шороха, что угнетало. Но когда Жан в очередной раз посмотрел на будильник, странно выглядящий на старинном прикроватном столике, красные цифры сообщили, что уже почти два часа ночи.

Раздались тихие шаги, больше похожие на шорохи старого дома. Так не звучит подошва или каблук, неужели кто-то ходит по ледяному полу босиком?

Шаги спустились по лестнице, а потом Жан дернулся и нервно сглотнул, услышав рояль. Как и вчера, первые звуки были неуверенными и резкими, но потом писатель опять вспомнил мелодию и уловил мотив. Как же хотелось бегом спуститься вниз и посмотреть, какого хрена происходит в ЕГО доме! Но Жан прекрасно понимал, что проще ему вообще уехать и продать «Муриор», чем сейчас выйти из комнаты. Он просто отдавал себе отчет в том, что поседеет от страха, увидев за роялем ту фигуру. А вдруг и правда призрак? Вдруг оно не ело пирожки, а просто сперло, чтобы напомнить о своем существовании?

Эверс побледнел и решил, что от ужаса даже не поседеет, а вообще облысеет. А вдруг у призрака какой-нибудь кошмар вместо лица? Вдруг там вообще голый череп?!!

Писателя тихо затрясло, он закрыл глаза, стараясь об этом не думать. А потом решил, что карьера писателя ужасов была не слишком удачным выбором, потому что он теперь в самых обычных вещах видел намек на триллер. А «Муриор» и то, что в нем происходило, обычной вещью точно не был.

С утра он проснулся не так рано, поэтому разбудил его как раз звонок в дверь. Писатель усмехнулся, растянув губы так, что уголки чуть не ушли к ушам. Глаза он прикрыл, как сытый кот.

«Замечательно», - подумал Жан. «Невидимка приносит пирожки, а привидение их ест. Замечательно, что я еще могу сказать».

Он медленно, не торопясь, зашел в душ, потом пошел вниз, даже не думая одеваться. Поджарил себе яичницу – традиционный завтрак холостяка и сел за стол в столовой. Накинул лениво свой халат, расхлябанно завязал пояс и пошел открывать дверь. Как и ожидал – никого не увидел, но на пороге опять стояла корзинка. На этот раз в ней были пончики. Жана так и подмывало взять подношение и пойти наверх, на второй этаж, подождать привидение там, пусть оно само заберет корзинку из его рук.

Но здравый смысл и страх за свою задницу подсказали, что привидению это сделать не слабо. Поэтому Жан оставил корзинку на столе в столовой, а сам ушел в гостиную, смотреть фильм. Настроения писать не было, поэтому он валял дурака.

Но опять похолодел, когда услышал шорох шагов по лестнице. Выглянул осторожно, но увидел в арке только край стола. Фигура, выскользнувшая из столовой, его напугала вообще до смерти, Эверс едва не отключился, когда она пробежала к лестнице так быстро, что он опять заметил лишь длинные волосы и подол платья. Сегодня оно было тоже светлое, но какого-то другого оттенка, если он правильно понял.

День прошел уныло, потому что муза испарилась, Жану было просто не по себе в этом доме. Он позвонил тому самому Франциско, который помог заполучить дом. Они с Белотти были неплохими друзьями, учитывая, что были знакомы уже десять лет.

- Ну как тебе особняк? – усмехнулся Белотти, услышав традиционное приветствие.

- С ума сойти, - честно ответил Жан, но друг уловил нотку сарказма в его голосе.

- Что-то не так? – уточнил он. – Водопровод, отопление, все в порядке? Или крыша течет? Может с газопроводом что-то не то?

- Все супер, - заверил еще веселее Жан. – Просто либо у меня поехала крыша, либо здесь живет маленькое привидение…

- Кто?! – Франциско скорее засмеялся, чем ужаснулся.

- Хотя, как сказать, маленькое… Ниже меня, это точно.

- Ты рехнулся.

- А утром мне уже второй день приносят сладкое в корзинке. И я не болен, у меня остались две салфетки с этих корзинок. Но я не видел, кто принес.

- Вкусно? – ехидно уточнил Белотти. – Может у тебя появилась фанатка и узнала новый адрес?

- Может быть. Насчет фанатки не знаю, но оба раза корзинку сперло привидение.

- С чего ты взял, что это привидение?

- Ну, я не знаю, как еще можно объяснить некое существо в длинном белом платье, бесшумно бродящее по дому преимущественно утром и ночью, обладающее длинной шевелюрой… Ах, да. Еще оно ночью играет на рояле.

- На рояле?.. – Франциско можно было понять, он никогда не считал друга полностью нормальным. Все писатели немного того, но что настолько…

- Ну да. На белом рояле, что стоит в столовой.

- А чего не пошел и не разобрался, какого хрена оно мешает тебе спать?

- Фран, скажи честно, ты бы встал посреди ночи в пустом уродском особняке, который заперт тобою лично изнутри и который пустовал до тебя четыре года, чтобы пойти и посмотреть, кто это там играет на рояле? Если да, то ты либо герой, либо камикадзе.

- У тебя больная фантазия, ты же писатель. Что такого страшного? Вдруг это вообще кто-то тебя пытается выжить из соседей? Такое бывает.

- И живет вместе со мной? Ты не понимаешь, Фран, я сижу внизу, но вниз оно после завтрака больше не спускается. Оно не уходит из дома, оно живет здесь.

Жан опять передернулся, представив, что какое-то чудище сидит наверху и хихикает над ним.

- Значит, надо его выгнать. Вызови экстрасенса, я не знаю. Хочешь, я вызову?

- Да ну, нафиг. Оно меня вдохновляет, - улыбнулся Эверс, сам над собой издеваясь.

- Не возбуждает? – уточнил Франциско, зевнув, будто он всерьез.

- Еще как! – заверил Жан с фальшивым энтузиазмом. – Ладно, я тебе перезвоню завтра. Если не будет звонка, вызывай отряд спецназначения и армию экстрасенсов.

- Есть, сэр, - фыркнул Белотти и первый положил трубку.

Ночью концерт на рояле повторился.

Утром снова была корзинка, потом она исчезла.

Ночью опять концерт.

Жан начал успокаиваться, решив, что они с призраком живут во вполне прекрасном тандеме. Хотя, это больше напоминало автономное существование независимо друг от друга. Для призрака дом был пуст, для Жана, в принципе, тоже. Они не сталкивались, будто кто-то из них и правда был бесплотен.

Однажды утром, когда Эверс снова пошел открывать дверь, он увидел за воротами нескольких детишек. Им было от тринадцати до пятнадцати, поэтому он решил подойти. Некоторые сразу убежали, осталась девочка лет четырнадцати.

- Здравствуйте, - выпалила она, увидев Жана.

- Привет, - удивленно отозвался он. – Что это вы тут делаете? Гуляете?

- Да… - протянула девочка задумчиво, явно лукавя. – А вы тут живете?

- Да две недели уже почти. А что? – он обаятельно улыбнулся.

- Нам просто мама говорила, что тут кто-то поселился, - пояснила она без тени улыбки. – Меня, кстати, Мадлен зовут.

- Жан, - он взял протянутую ладошку и поднес к губам, вместо того, чтобы пожать. Мадлен порозовела и наконец улыбнулась.

- Не страшно тут? А где ваша жена? Дети?

- Не женат, детей нет, - как на допросе ответил Жан, держа в руке корзинку. – А это не вы случайно оставили? – уточнил он, а девочка ответила, не подумав, что это секрет.

- Нет, это мадам Мортон, - выдала она, а потом округлила глаза, поняв, что сдала женщину.

- Мортон? – Жан высоко поднял брови. – Это случайно не жена месье Мортона?

- Да… Нет… В смысле, да, - Мадлен закатила глаза. – В общем, да, жена, но вы не говорите никому, что я вам сказала, ладно?

- Конечно, - писатель улыбнулся. – Это будет нашей маленькой тайной. Только скажи, ты знаешь, зачем она приносит эти корзинки? – он поднял ту, что держал в руке, и показал. Мадлен порозовела опять.

- Нет, не знаю.

- Врешь, Мадлен, - он прищурился, не убирая улыбку.

Девочка еще сильнее покраснела.

- Ну, она всегда приносит их. А вы не знаете, зачем?

- Потому и спрашиваю.

- Если не знаете, значит не я вам и говорить буду. И не спрашивайте у мадам Мортон, ладно? Раз она не хочет, чтобы вы знали, что это она, не надо вам знать, - сообщила Мадлен довольно философски и отступила от ворот.

- Как скажешь, - растерянно отозвался Жан. – Мне все равно приятно, раз мне такое внимание уделяют.

- А… Как ваша фамилия, говорите?

- Эверс. Жан Эверс, - пожал плечами писатель.

- Месье Эверс, можно иногда приходить в ваш сад? Просто поиграть, а то нигде больше нет такого, - она улыбнулась. – А мои братья и сестры просто умирают по этому месту, мы тут всегда играли, а потом вы приехали.

Жан почувствовал себя лишним в этом месте. Всем-то он тут мешает. Привидению мешает, детям мешает, полоумная жена менеджера таскает подачки.

- Конечно, - он кивнул и улыбнулся опять. – Я тогда калитку закрывать не буду, все равно я целый день дома, а на ночь дверь запираю.

- Да вы не бойтесь, здесь воров нет. И всяких там тоже, - Мадлен махнула рукой и почему-то посмотрела на кривую башенку «Муриора» справа. Занавеска так и не дрогнула, так что девочка вздохнула. Неужели этот Жан еще не заметил?

- Ладно, - Жан вежливо постоял, пока девочка убежала, распрощавшись с ним, а потом пошел в дом. Поднялся по лестнице и оставил корзинку на верхней ступеньке, чтобы привидение не мучилось, спускаясь и поднимаясь.

«Черт, надо было спросить у нее про рояль. Вдруг он вообще сам по себе играет?.. Вряд ли. Да и откуда она знает», - Жан весь запутался опять и вернулся за работу. Вдохновение снова пришло, он начал писать роман о призраке.

На месте, где призрак пробежал по лестнице, дело встало. Эверс закрыл лицо руками и поставил локти на стол, замычал разочарованно. Неужели ему нужен контакт с этим существом, живущим в страшном доме, чтобы получить дозу вдохновения?..

В приоткрытую дверь кто-то осторожно заглядывал. Подол кремового платья почти касался пола, а левая рука прижималась к косяку, пальцы в ажурной перчатке будто держались за край двери, светло-зеленый глаз смотрел на писателя любопытно, но немного боязливо. Чуть вздернутый нос касался кончиком деревянного косяка.

Жан почувствовал дуновение ветра, поднял голову и посмотрел на приоткрытое окно. Какой может быть сквозняк, если дверь закрыта?..

Он обернулся, но кто-то уже отпрянул от двери, уловив движение писателя, начавшееся в бедре.

- Эй! – Эверсу стало одновременно дико страшно и не менее интересно. За ним кто-то подглядывал. Это точно. Но этот кто-то – явно привидение.

Но ведь подглядывал! А значит, надо разобраться с этим.

Но так страшно…

Любопытство и азарт затмили панику, поэтому Жан сорвался со стула и метнулся за призраком.

Когда он выскочил, на лестнице опять показалось только платье. Призрак придерживал длинную и в меру пышную юбку рукой, так что показались голые щиколотки. Жан рванул за фигурой, схватившись за разворот перил и лихо перепрыгнув через три ступеньки.

Призрак бежал беззвучно и легко, можно даже сказать – грациозно. Эверс понял, что его ноги обуты в какие-то мягкие туфли, похожие на пуанты, только без наворотов. Вряд ли на них можно было встать на цыпочки.

- Да постой же ты! Черт побери… - Жан опять не успел и пролетел мимо, когда привидение резко свернуло и вбежало в темную нишу, бросилось вверх по железной винтовой лестнице. Оно забежало на третий этаж, не думая слушаться криков: «Стоять!!» издаваемых Жаном, отчаявшимся догнать беглеца или беглянку. Второе было логичнее, учитывая наряд и длинные волосы. Они не были тяжелыми, а потому не лежали полотном на спине. Лишь закрывали плечи и половину этой самой спины, как вуаль.

Когда писатель вбежал на третий этаж, он увидел, как захлопнулась дверь одной из недостроенных комнат, и топнул ногой в отчаянии. Схватился за голову, запустив пальцы в волосы. И выругался шепотом.

- Блин! – рявкнул, подошел к двери и дернул за ручку, не надеясь, что она откроется.

Так и вышло. А когда он наклонился и заглянул в замочную скважину, понял, что там торчит ключ. Изнутри.

Дата добавления: 2015-09-28