Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Пейринг: Дженсен/Джаред, Джаред/Дженсен 5 страница



— Проверял, — усмехнулся Дженсен. – От корки до корки. Я не беру непроверенных лично людей.

— Тогда я вне подозрений? – насмешливо прищурился Генрих. – Теперь давайте рассматривать вашу кандидатуру, сэ-эр. Где гарантии, что все это не задумано для отвода от тебя подозрений? А на самом деле ты сливаешь полученные данные Союзу, а здесь, в Штатах, помогаешь их агентам?

Дженсен не смог ему возразить. Он сидел оглушенный и изумленный донельзя. Мюллер в своих словах, что доверять нельзя никому, был совершенно прав. Да и его, пусть шутливая, но догадка о том, что внедренным в Абвер агентом является как раз Эклз, была довольно логична. Дженсен, слушая доводы Мюллера, все больше понимал, что они похожи на правду, и, копни кто-нибудь, тот же Бореаназ в его направлении, он вполне мог бы добыть пусть косвенные, но улики. А косвенных доказательств для расстрела предателя всегда хватало с лихвой.

Между тем Мюллер закончил свои логические выкладки и сказал напоследок:

— Но все это настоящее дерьмо, Дженсен. Ни ты, ни я – не предатели. А скелеты в шкафу есть у всех. Только у кого-то они оживают и приносят беду, а у кого-то похоронены навечно. И знаешь, что еще?

Дженсен поднял на него взгляд. Генрих поднялся и подошел к нему, наклонился так, чтобы оказаться лицом к лицу.

— Есть тайны, которые могут быть довольно приятны, если ими делиться.

Не ожидая ответа от ошарашенного Дженсена, Генрих наклонился совсем близко и поцеловал его. Неглубоко, только коснулся губ губами, обвел нижнюю языком.

— Представляешь, я даю тебе такой компромат на себя, — тихо засмеялся он, чуть отодвинувшись. Увидев, как за секунду глаза у Дженсена потемнели из-за ставшей огромной радужки, Генрих снова поцеловал его – уже по-настоящему.

Дженсену хотелось ответить, самому повести в поцелуе, не злясь, а даже получая удовольствие от щекотной щетины Генриха, от уже почти незаметного запаха его одеколона. Дженсен схватил его за плечи и потянул на себя, почти вынуждая рухнуть в кресло.

— М-не очень м-удобно, — пробурчал в поцелуе Мюллер. Дженсен отодвинулся от него, все еще не веря в то, что произошло. – Ты будешь только смотреть или?..

Дженсен снова не ответил. Ему и разговаривать было сложно, и ответа на конкретно этот вопрос он не знал. Поэтому смотрел на Генриха заворожено, как малыш на витрину сладостей, и молчал. К счастью, Мюллер решил все за него.



— Ты уверен, что тебе этого хватит? – он положил ладонь Дженсену на пах и погладил, чувствуя, как твердеет под тканью его член. Дженсен зажмурился и прикусил губу, стараясь не тереться о руку, но не получалось. Захотелось большего: чтобы Генрих отбросил уже все приличия, взял на себя инициативу, расстегнул брюки и обхватил его член плотно и горячо. Дженсену бы и этого хватило, настолько взведенным он себе казался.

— Нет, — процедил Эклз и снова посмотрел Генриху в глаза.

От этого стало еще жарче – таким горячим и обещающим был взгляд Мюллера. Дженсен поверить не мог в такое везение, ему казалось, что он все еще спит, а это просто его обычный мокрый сон, после которого приходилось менять белье и дольше принимать душ, чтобы смыть с себя наваждение и похоть.

— Пойдем в спальню, — предложил Генрих, и Дженсен кивнул.

Мюллер сразу пошел в другую комнату, а Дженсен задержался. Ему позорно отказывали ноги, колени дрожали, а на бедре дергалась мышца, выдавая его напряжение. Эклз снова потер взмокшие ладони о брюки, досчитал до двадцати, чтобы утихомирить рвано бьющееся сердце и успокоить дыхание. Но, едва в дверях спальни показался уже наполовину раздетый Мюллер, самообладание снова покинуло Дженсена.

— О, капитан, мой капитан, — фальшивя, пропел он. – Не думал, что вы так нерешительны.

А сам в это время расстегнул пуговицу на брюках и немного спустил их вниз, показывая резинку белья. Дженсен взвыл сквозь сжатые губы, в несколько шагов сократил расстояние между ними до, казалось, микрона, уже сам вжался в щедро предложенное тело, провел вверх по плечам, сжал волосы Генриха в кулаках и заставил его наклонить голову. Теперь Дженсен целовал его сам, забыв обо всех своих страхах, переживаниях и волнениях двух прошедших дней. Судьба дала ему шанс не только быть с мужчиной, чего Дженсен был лишен последние два года, но и заполучить Генриха – свою самую горячую фантазию уже три месяца. Дженсен трогал и гладил его, продолжая целовать, почти урча, когда его язык выписывал узоры на нёбе, когда язык Генриха толкался ему навстречу, касался краешков зубов или щекотал. Дженсен провел ладонями вниз по широкой спине, чувствуя выступы лопаток, твердые, без капли жира, бока, узлы мышц. Мюллер поддавался ему, раскрывался навстречу, терся уже возбужденным членом о бедро Дженсена и требовал больше.

— Как ты хочешь? – спросил Генрих, с трудом отстраняясь от совершенно ошалевшего Дженсена.

— В тебя, — прохрипел тот. – Хочу тебя.

Если бы Мюллер и хотел поспорить, у него бы не вышло, настолько жадным казался сейчас Дженсен, дорвавшийся до вожделенного. Поэтому Генрих сделал шаг назад, и Эклзу пришлось отпустить его, чтобы почти сразу, едва тот полностью разделся и лег на кровать, оказаться сверху.

Теперь Дженсену ничего не мешало целовать Генриха везде, тереться об него в ответ, гладить ладонью или кончиками ногтей, чуть царапая и заставляя Мюллера стонать и толкаться вверх бедрами. Дженсен не понимало, как у него получается еще и попутно избавляться от одежды, настолько разум был переполнен видом того, как Генрих двигается под ним, и звуком ставших громче стонов. Эклза трясло, он видел, как дрожит рука, которой он гладил грудь Генриха, а колени, которыми он опирался на матрас, держат его вес из последних сил. От Мюллера тоже это не укрылось, он удержал Дженсена от новых горячечных ласк и предложил:

— Давай, помогу, иначе ты взорвешься.

Дженсен уставился на него, явно не понимая, что он имеет в виду. Тогда Мюллер мягко сжал его член рукой, пару раз провел вверх-вниз, заставив Дженсена выругаться и застонать, а потом объяснил:

— У нас впереди вся ночь. Ты не продержишься долго в таком состоянии.

Дженсен снова ничего не ответил, тогда Мюллер, пользуясь преимуществом в силе, заставил его лечь на кровать, перевернул на спину.

Теперь уже Генрих навис над ним, смотрел в глаза и улыбался, а рукой снова обхватил его член, сжал, отодвинув дальше от головки тонкую кожу крайней плоти, провел большим пальцем по вершине члена, потер щелку. Дженсен тихо, изо всех сил сдерживаясь, застонал. Мюллер оказался прав. Ему не нужно было сейчас много, да его и не хватило бы, настолько возбужденным он был. Поэтому Генрих, уже не объясняя и, тем более, не спрашивая разрешения, отодвинулся вниз по кровати так, чтобы его лицо оказалось возле паха Дженсена, придержал вертикально его член, а головку взял в рот, тут же показывая Дженсену, что даже такой безыскусный минет может довести до полного изнеможения.

Генрих не брал член глубоко, едва ли до половины, продолжая двигать по стволу кулаком – от основания до своего рта, зато языком облизывал и щекотал головку, проводил под ней по кругу и сосал, мокро и горячо. Тонкая нитка слюны тянулась от его губ до члена Дженсена, едва Генрих отстранялся, чтобы перевести дыхание и посмотреть на Эклза снизу вверх, окончательно лишая его этим сил. Дженсену немного требовалось: чуть крепче сомкнуть губы под головкой, сжать мошонку, провести пальцем по промежности и между ягодиц, — и он кончил Генриху в рот, закусывая кулак, чтобы заглушить крики. Мюллер продолжал дрочить ему, высасывал сперму, продолжал слизывать текущие капли. А когда Дженсен обмяк, вытирая с глаз предательские слезы, сказал:

— Я, конечно, не напрашиваюсь на ответную любезность, но не мог бы ты?..

Продолжать было не нужно, Дженсен перелег так, чтобы было удобнее. Они с Генрихом поменялись местами. Теперь Мюллер стонал и вскрикивал на каждый нажим, каждое движение языка, а Дженсен, хоть и не имел гигантского опыта, делал все так, как нравилось ему самому. Это было несложно. От ощущения крепкого, напряженного, горячего и влажного члена, который так и просился в его рот, Эклза снова прошивало дрожью, словно оргазм продолжался в голове и нервах. Он поверить не мог, что ему так просто удалось заполучить себе… это все. Генрих же каждым движением давал понять, что все это не сон. Он заставлял Дженсена касаться его там, где было приятнее всего, на смыкание губ вокруг члена отзывался страстным стоном – по-настоящему страстным, доступным Дженсену раньше только в книгах и снах, а еще в фантазиях. Но все, что было сейчас, мало походило на сон. И горечь на языке, и завитки паховых волос, щекотавшие Дженсену лицо, когда он постарался взять член в горло до конца, и громкие звуки – влажные и пошлые. Мюллеру, видимо, тоже много было не нужно, он продержался вряд ли дольше Дженсена, и это было лучшим комплиментом. Старательно слизав стекающую по еще твердому члену сперму, Дженсен лег рядом с закрывшим глаза Генрихом и просто смотрел на него. Все было будто внове: хриплое срывающееся дыхание, капли пота на груди и висках, слипшиеся в сосульки мокрые волосы. А еще умиротворенное и довольное донельзя лицо, которое не подделать, как ни старайся. Уж в притворстве Дженсен разницу понимал.

— Кажется, идея спустить пар была не очень хороша, — влился в его размышления голос Генриха.

— Почему?

— Ты меня вымотал, — сказал Мюллер и повернулся к Дженсену лицом. Улыбка, по-мальчишески счастливая, успокоила напрягшегося было Эклза. – Теперь я хочу вырубиться на пару часов.

— Спи, — неожиданно мягко, будто действительно говорил с ребенком, сказал Дженсен. – Я тоже без сил.

— Но это еще не конец, — зевнув, пообещал Генрих. – Я проснусь, и продолжим.

— Обязательно, — кивнул в подтверждение согласия Дженсен. Это окончательно успокоило и убаюкало Мюллера. Он заснул почти сразу, а Эклз еще с полчаса просто лежал рядом и смотрел на него, пока не уснул сам.

 

— Который час?

Дженсен потер заспанные глаза и посмотрел на стоящего над ним Генриха. Перед глазами еще немного плыло, но то, что Мюллер уже одет, он понял сразу.

— Половина седьмого, — ответил Генрих, присел на кровать рядом с Дженсеном и наклонился к нему. – Мне нужно на работу.

— О.

Мюллер улыбнулся, наклонился ближе и коснулся губами удивленно округленного рта Дженсена.

— Если тебя успокоит, то я не хочу уходить, потому что вчера мы вырубились, как два подростка, и ничего не успели.

Говоря это, Генрих водил губами и языком по губам Дженсена, а тот млел, не веря, что это снова не сон. За прошлую ночь он непозволительно расслабился и сейчас был готов отругать себя за это, но сонная лень и давно забитое поглубже желание таких прикосновений заставляли его забывать обо всем. Генрих же скользнул языком между губ Эклза, коснулся краешка зубов и провел по его языку. Дженсен обнял его за шею, почти укладывая на себя, и позволил целовать, только отвечая и не перехватывая инициативу. Генрих вздохнул в поцелуе, дернулся, будто хотел лечь в кровать, но вместо этого отстранился.

— Я приду вечером, — предупредил он. – Пара сэндвичей на столе, на большее пока не хватило. Вечером накормлю.

Сытый уже обещанием, Дженсен кивнул. Генрих посидел еще немного, ожидая, что скажет Эклз, но тот молчал.

— До вечера, — попрощался Мюллер и поднялся с кровати, напоследок погладив Дженсена по бедру и задержав ладонь на крепком поутру члене. Даже когда он ушел, Дженсен все еще чувствовал это, кляня себя за глупую романтичность.

Сейчас, когда он остался наедине с собой, Эклз смог посмотреть на ситуацию здраво. Присутствие Генриха сильно мешало ему раньше: разум слишком туманился от того, как действовал на него Мюллер, мысли о работе отступали на второй план. И свое вынужденное одиночество Дженсен воспринял почти как подарок.

Он подкрепился одним из сэндвичей, сварил кофе и остался сидеть в маленькой кухоньке. Вкус еды постепенно терялся из-за одолевших Дженсена мыслей. Он снова и снова прокручивал, рассматривал произошедшее с разных сторон, пытаясь найти решение, выход или – для начала – связи между всеми событиями. Вывод пока напрашивался неутешительный, и Дженсен никак не мог в него поверить. Расстроенный, даже злой, он мерил шагами комнаты, поочередно переходя из кухни в гостиную, из гостиной в спальню, а оттуда уходил побыстрее, чтобы не видеть незастланную постель. Чтобы убрать лишний раздражитель, Дженсен заправил кровать, с каким-то странным чувством взбив подушку, на которой еще был отпечаток головы Генриха.

 

Больше всего Дженсен злился на ситуацию, в которую попал. Он понимал, что не обошлось без предателя, а по тому, что сказал Генрих, становилось ясно, что слил Дженсена именно Уиллис. Из-за того, что напали именно на тот отель, где действительно скрывался Эклз, а знал об этом только его начальник, можно было предположить, что это он направил туда бригаду. Все указывало на Брюса.

Но это и останавливало Дженсена от окончательного решения. По всему выходило, что Уиллис – «крот», но это было слишком очевидно.

Один ли Уиллис знал, где на самом деле скрывается Дженсен?

Нет.

Это мог быть настоящий «крот», вскрывший код доступа к мессенджеру Брюса.

Это мог быть кто-то, следивший за Мюллером.

Это мог быть Мюллер, наведший убийц на цель – Эклза.

Это мог быть еще кто-то, сделавший что-то, о чем Дженсен пока не знал.

Четвертый вариант был самым неприятным. Если в отделе Уиллиса, да и просто в Абвере, действует неизвестный агент, чьи диверсии уже привели к бегству Эклза, то смысл работы Второго отдела терялся. Если они не смогли вычислить шпиона, то получают сейчас по заслугам.

Последнее предположение Дженсен решил оставить на потом. Работать на домыслах, без данных для аналитики, он не мог. Сперва следовало разобраться с первыми тремя вариантами.

«Крот» в отделе.

Здесь все было просто. Нужно было попросить Мюллера обратиться к айтишникам, проверить коды и точки доступа к мессенджеру Уиллиса. В то же время следовало пустить еще одну дезу, снова отдельную для каждого из подозреваемых. С этим Мюллер справится. Дженсен даст ему указания, когда тот вернется.

К первому варианту можно было присоединить и второй, они были во многом похожи. За Мюллером могли проследить, хоть тот и уверял в обратном. Дженсен мог предположить, что у него есть навыки обрубания «хвостов», этому учатся сразу по приходу на работу в любой величины отдел Абвера. Но на каждого умельца мог найтись свой, и тогда Генрих просто не увидел бы слежки.

Решив отталкиваться от этого, Дженсен налил себе еще кофе и снова углубился в размышления. Если за Мюллером следили, то это мог быть тот же «крот», что действовал в их отделе или кто-то извне. Например, кто-то, заинтересованный в поимке и устранении Эклза – кто-то из агентов комми, про которых и говорил Мюллер, когда поспешно увозил его из дома. Тогда он сказал, что выяснил о приказе убить Дженсена.

У этой версии появилось небольшое подтверждение: если его действительно решили убрать, то следили, наверняка, за всеми, с кем он общался. Мюллера могли засечь и раньше – при слежке за связным. Путей было множество, но все они могли привести к одному – Генриха «пасли», и он вывел преследователей на Дженсена.

Или, что было еще хуже, именно Мюллер и есть предатель. Тут Дженсен мыслил от противного. Если Мюллер предатель, то их вездесущая собственная безопасность, да тот же въедливый Бореаназ, давно бы его вычислили. Еще никогда, как при нем, не было столько чисток в Абвере. Капитан мыслил просто: «Лучше убрать невиновного, чем не вычислить виноватого». И его политику поддерживало руководство. Поэтому в чистоте послужного списка Мюллера Дженсен был уверен. Он и сам проверял Генриха, ни один его работник не был принят без досконального изучения биографии и резюме. Да и просто по-человечески Дженсену хотелось верить, что Мюллер его не продаст.

Как и Брюс.

Ситуация с Уиллисом тоже требовала изучения. Дженсен не мог поверить в то, что старый друг его сдаст. Брюс был идеальным разведчиком и солдатом, сомневаться в нем было все равно, что подозревать фюрера. Но рациональный разум Дженсена все равно требовал включить и Брюса в список подозреваемых. Вообще, при подстановке Уиллиса в имеющиеся у Дженсена уравнения, те сходились. Если предателем был Брюс, то получалось все: и охота на Эклза, и невозможность поймать агента комми, которого прикрывала, получалось, верхушка Абвера. Суть его действий становилась понятна, если вспомнить о том, что рассказал Брюс в баре. Если кто-то из верхов был против союза с Англией, и этот кто-то был одним из покровителей Уиллиса, то вдвоем они вполне могли обеспечить удачное завершение диверсии, сорвать планы по заключению мира с Англией и подставить Эклза под удар.

Все было слишком просто и логично, все казалось правильным. Но Дженсен по опыту знал, что самое простое не всегда оказывается верным.

Для того, чтобы окончательно понять, в чем задача Мюнхгаузена, ему требовалось узнать, в чем был план срыва договора с Британией.

Именно это и нужно узнать. Через Мюллера или самому. Но подключать еще кого-то к этой операции было нельзя.

К приходу Мюллера Дженсен уже наметил планы.

 

Приняв решение, Дженсен немного оттаял. Завтра к вечеру, при правильной работе Генриха, они уже могут получить новые данные, и тогда анализировать ситуацию станет проще.

Успокоившись, Дженсен проглотил оставшийся сэндвич и стал просто ждать Генриха. Это оказалось едва ли не сложнее, чем логические выкладки, увлекавшие до этого.

Думая о Мюллере, Дженсен сразу вспоминал их прошлую ночь, и в животе подводило от глупого волнения. То, что случилось, превращало его мозг в кусок желе, а ожидания от этой ночи тревожили воображение покрепче горячих фантазий. К приходу Генриха Дженсен был уже заведен и встретил его на пороге, чувствуя, как предательски дрожат руки. Мюллер казался таким же. По крайней мере, в том, как он вжал Дженсена в стену, облапал и поцеловал, чувствовалось такое же возбуждение.

— Это странно, — признался Генрих, отпуская Дженсена. – Я еще никогда так не скучал.

Эклз посмотрел в его смеющееся лицо и улыбнулся в ответ. Он понимал, о чем говорит Генрих. У него тоже никогда не было такого, и скука и томление, снедавшие его днем, были тому лучшим подтверждением.

— Голодный? – спросил Генрих и, не дожидаясь ответа, пошел на кухню. Дженсен пошел следом, сел за стол и позволил поухаживать за собой. Еда разнообразием не отличалась. Снова были сэндвичи, но еще Генрих принес салаты и пончики, чтобы хоть немного обновить скудный эклзовский рацион. Лишенный еды желудок сразу напомнил о себе, и Дженсен, плевав на приличия, быстро съел все, что придвинул к нему смеющийся Генрих.

— Вижу, ты тоже рад моему приходу, — рассмеялся он, увидев довольное лицо Дженсена, отодвинувшего тарелку. – Кофе?

Но кофе Дженсен не хотел. Генрих увидел это по привередливой гримасе на его лице и жестом фокусника вытащил из пакета бутылку сока. Чудесного грейпфрутового сока с минимальным содержанием сахара, с мякотью и привычной глазу белой этикеткой с рыжими пятнами. Любимый сок Дженсена.

— Откуда ты?..

Генрих прижал палец к губам, заставляя Дженсена замолчать, налил сока в стакан и придвинул ему вместе с коробкой пончиков.

— Счастье, — восхищенно прошептал Эклз и точно знал, что был недалек от правды.

Генрих сел напротив, вытащил себе пончик с розовой глазурью, а Дженсен, прикрыв коробку руками, отодвинул ее к себе, давая понять, что ничего Мюллер больше не получит.

— Ну, теперь я могу и рассказать, — приступил Генрих к основному. – Уиллиса сегодня не было. Весь день. Из тех, кому я рассказал про тебя, никто не объявлялся возле названных мест – я смотрел записи наблюдения. А перед уходом с работы ко мне подошел тот соббезник, Бореаназ. Спрашивал, не знаю ли я, где ты. Я сказал, что нет. Ты – начальник, и докладывать мне об отсутствии не обязан. Этот Дэвид смерил меня взглядом – мерзкий тип, знаешь? – кивнул и ушел. Я так и не понял, что все это значило.

Дженсен вздохнул. После новостей Генриха есть расхотелось вовсе.

— Я тоже подумал сегодня…

Он помолчал, облизывая губы от налипшей глазури, и замер, увидев, как жадно смотрит на это Генрих.

— Мне нужно будет получить от тебя завтра немного информации.

— Как скажешь, — с готовностью отозвался Мюллер, отлипая взглядом от его губ. Дженсен коротко улыбнулся и рассказал ему о том, какую информацию хотел бы получить к завтрашнему вечеру.

— Хорошо, — кивнул Генрих. – Я все узнаю.

Вот и все. Все разговоры о делах и проблемах закончились на этих словах, и Дженсен понял, что будет дальше. Генрих поднялся и молча пошел в спальню, а Дженсен, чуть подождав, пошел за ним. Он встал в дверях, оперевшись плечом о косяк двери, и наблюдал за тем, как раздевается Мюллер. Тот переоделся после работы, и это немного расстроило Дженсена. Генрих в форме был сексуален вдвойне, она подчеркивала все достоинства его фигуры и давала почву для новых фантазий. Но и сейчас Мюллер был хорош. Дженсен не знал, куда смотреть в первую очередь. Ему одновременно хотелось рассмотреть и широкую спину, и рельефную грудь. И руки. И живот. Бедра и ягодицы…

Не выдержав, Дженсен подошел к повернувшемуся спиной к нему Генриху, прижал его к себе и наклонил назад его голову так, чтобы дотянуться губами до мочки уха. Генрих медленно выдохнул, почувствовав, как язык Дженсена ласкает ее, и чуть напрягся, ощутив движения ладони по груди.

— Я очень скучал, — прошептал ему на ухо Эклз.

— И я, — тоже шепотом ответил Мюллер.

С этого все и сорвалось.

Дженсен подтолкнул его в спину, но не отпустил, и они дошли до кровати, тесно прижавшись друг к другу. Там Эклз толкнул Генриха на жесткий матрас, а сам навис сверху.

— Сегодня все будет по-взрослому? – хмыкнул Генрих, смотря на него снизу вверх и осторожно водя по его щеке кончиками пальцев. Дженсен поймал их губами, облизал и поцеловал ладонь.

— Будет, — улыбнулся он. – Главное, что все будет.

Дженсен смотрел на лежащего под ним Генриха и медлил. Он поймал себя на мысли, что не знает с чего начать. Ему хотелось всего и сразу, как умирающему от жажды человеку хочется не просто напиться, а с головой уйти в прохладную чистую воду, чтобы почувствовать ее всем телом. Дженсену одновременно хотелось целовать и трогать, тереться о Генриха всем телом и наконец-то получить его полностью. Мюллер лежал неподвижно, только ладони, которыми он упирался Дженсену в грудь, чуть дрожали, выдавая такое же нетерпение. Генрих смотрел на Дженсена не мигая, молчал и громко выдыхал через приоткрытые губы. Эклз наклонился к нему, провел по его губам языком и снова отстранился, чтобы посмотреть еще раз. Мюллер потянулся было за ним, но снова упал на кровать.

— Дженсен…

Тот понимал, что его ожидание сейчас не к месту, но ничего не мог сделать. Он слишком потерялся во всех желаниях, единственным, что сейчас по-настоящему хотелось, было раствориться в Генрихе, просочиться сквозь него так, чтобы их тела не просто слились, а смешались.

— Я сейчас сделаю все сам, — охрипшим голосом пообещал Генрих, приподнял бедра и потерся о Дженсена, нетерпеливо и требовательно. Между ними еще были два слоя из одежды, и это мешало. Эклз встал с кровати, заставил Генриха поднять ноги и стащил с него брюки и белье, разделся сам.

Стало еще хуже. Пока Дженсен смотрел на его полуодетое тело, ему было проще, хотя грязное в своей силе желание скручивалось внутри, но не находило выхода. Сейчас же Мюллер оказался под взглядом Дженсена полностью голым, и держаться стало невозможно. С болезненным стоном Эклз снова лег с ним рядом, втерся в него и поцеловал, по-настоящему, требовательно и жадно. Генрих отвечал с тем же жаром, толкался языком в его рот, даже кусался, а Дженсену хотелось выть от предвкушения того, как он возьмет себе всего Генриха, сделает своим.

— Дженсен!

— Генрих! – в тон ему ответил Эклз. Ему тоже не терпелось, но и так запросто сдаться, не прочувствовав до конца близости Мюллера, он тоже не мог.

Дженсен утолял жажду последних месяцев: продолжал целовать, уже не губы, а шею, ключицы, плечи и грудь, спускался все ниже. Руки следовали за губами, разглаживая оставленные на коже следы зубов, сминали, ласкали. Дженсену просто хотелось уткнуться Генриху в бедро, стонать и плакать от того, как его разрывало желанием и нетерпением. Он уже лег на него, скользнул ладонями ниже, на ягодицы Генриха, оттянул их в стороны и сильно нажал на сжатые еще мышцы ануса.

— Стой, подожди, — оттолкнул его Мюллер, поднялся и выскочил из спальни, а Дженсен ткнулся лбом в матрас и сжал кулаки, чтобы не начать позорно трахать скатанные под бедрами простыни. Ему слишком хотелось, и каждая секунда промедления лишала остатков самообладания. Дженсен сжал ладонь на члене и заставил себя несколько раз глубоко вздохнуть, но в этот момент вернулся Генрих, и желание навалилось на Дженсена еще сильнее.

— Подумал, что понадобится, — почти извиняясь, сказал Мюллер и бросил рядом с Дженсеном что-то блестящее.

Эклз приподнялся, чтобы рассмотреть, и рассмеялся. Мюллер не ошибся, это точно могло понадобиться. Как он смог добыть из мед.части почти половину упаковки антисептического масла, которое использовали для введения зонда, Эклз даже представить не мог. Но, видимо, Мюллер мог пробраться в душу любому, как сделал это с ним.

Генрих лег в кровать и повернулся к лежащему на боку Дженсену.

— Не тормози, ладно? Я хочу все сейчас, — серьезно попросил он, лег на живот и посмотрел на Дженсена через плечо.

Но Эклз все равно медлил. Он снова заставил себя успокоиться, выдавил из блистера одну ампулу масла и немного неловко вдавил ее в чуть расслабившийся зад Генриха.

— Ох, черт, — вздрогнул тот. – Непривычно.

Дженсен улыбнулся. Через пару секунд оболочка ампулы растворилась, масло потекло внутрь, а анус окончательно расслабился.

— Дже-енсен, — всхлипнул Генрих. – Все!

Эклз мог только согласиться. Он устроился над Генрихом, удерживая себя одной рукой, а второй разминал поддающиеся мышцы, раздвигал их пальцами, чувствуя послушную упругость. Масло облегчало скольжение, Генрих уже откровенно подавался на пальцы, оборачивался, чтобы понять, почему Дженсен медлит.

— Дженсен!

Больше требовать было не нужно. Эклз подтянулся выше, ткнулся носом в прохладную влажную кожу, придержал рукой основание члена и медленно, чтобы точно не причинить боли, толкнулся внутрь. Мышцы раздвинулись послушно, и также послушно стянулись вокруг головки тесно и горячо. На каждый следующий толчок, что делал Дженсен, Генрих отвечал громким выдохом и движением бедер. Он оперся на локти и упирался спиной в грудь Дженсена, а тот, все еще держа себя на весу левой рукой, жадно шарил по его телу, чувствуя пальцами крепость мышц и упругость кожи, выступивший пот. Эклз гладил его живот, тыкался лбом между лопаток, вдыхая горячий запах тела Генриха, и трахал его, понимая, что не сможет остановиться. Внутри было скользко и тесно, задница сминалась под тяжелыми ударами бедер. Дженсен уже чувствовал, что сбивается с размеренного ритма, он замирал внутри Генриха, толкался так глубоко, как мог, а выходил из него медленно. Но движения все ускорялись, рука начала дрожать от напряжения, и Дженсен мог только быстро и мелко двигать бедрами, не выходя, наоборот, только сильнее вбиваясь в Генриха.

Мюллер тоже уже не мог сдерживаться. Руки его и Дженсена столкнулись возле его паха, и Генрих позволил Дженсену сжать его член. Эклз двигал кулаком также быстро, как трахал, и любовник отдавался с не меньшим жаром, заводя и подталкивая их к оргазму несдержанными стонами и подмахиванием бедер. Дженсен зубами вцепился в его лопатку, пряча за укусом долгий стон, и кончил, чувствуя, как его сперма наполняет задницу Генриха, смешивается со смазкой и стекает вниз, облегчая Дженсену выход. Эклз оторвался, почти отлепился из-за склеившейся от пота кожи, от Генриха, развалился на спине и жадно вдохнул прохладный воздух. Генрих задержался всего на несколько секунд, сам довел себя до оргазма и растекся рядом, переводя дыхание.

Говорить не хотелось, да и не получилось бы. Дженсен еле дышал, краем сознания слыша такое же тяжелое дыхание Генриха, то, как он вытирается краем простыни и ложится рядом. Мюллер закинул руку Дженсену на грудь, еще раз глубоко вздохнул и замер, уже засыпая. Дженсен понял, что сейчас отрубится тоже, но смог обнять Генриха покрепче, быстро поцеловал его в макушку и провалился в сон.

Как будто что-то взорвалось во сне, послышались строгие и громкие голоса, топот и скрипы. Дженсен открыл глаза и застыл от сковавшего тело страха. Над ним стояли трое людей в форме. В центре был злорадно ухмылявшийся Бореаназ.

— Капитан Эклз, вы арестованы.

Дженсен не сопротивлялся, когда его рывком подняли из кровати, швырнули в лицо одежду и вывели из комнаты. Едва успев обернуться, он увидел, что Генриха в комнате нет, как и его одежды, и на вешалке в холле нет его куртки. Значит, он снова ушел рано утром, и это было настоящей удачей.

Сотрудники соббеза вывели Эклза из дома и засунули в машину, тут же стеснив по бокам собой. За всю дорогу никто не произнес и слова. Дженсен пытался сообразить, что ему теперь делать. Он не протестовал, когда его протащили через посты охраны Управления собственной безопасности, посадили в пустой комнате за облезлый стол и оставили там на несколько часов.


Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.025 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>