До ликбеза старшего брата Билл думал, что заболел. Он тщательно скрывал своё состояние, но теперь застирывать испачканные трусики приходилось почти каждое утро. Билл нарочно вставал раньше подъёма и, словно вор, мчался в ванную комнату, чтобы привести в порядок бельё и унять жар пылающих щёк. Он не понимал, что с ним происходит.
Но когда Том потыкал пальцем в энциклопедию для мальчиков, Билл застеснялся ещё больше. Он не особенно крепко дружил с другими мальчишками и не знал, как часто это происходит с другими. Из-за этого он стал корить себя за разврат. Билл начал стремительно расти и его тело взбунтовалось окончательно. К тому же Том накупил ему вещей, разрешил проколоть уши и бровь,сводил в дорогую парикмахерскую, и Билл понял, что на него заглядываются девочки. Но он был робким и очень застенчивым. Тяжёлая психологическая травма не прошла даром, и Билл избегал вступать в контакт первым.
Задиристый и весёлый, Артур Тишбен был признанным лидером класса. Красивый, холёный, богатый, он не хватал с неба звёзд и учился весьма посредственно. Насмешливый, злой и ехидный, он буквально сражал наповал своим искромётным чувством юмора и фантастической наглостью в отношениях. Биллу были противны его туалетные шуточки и скабрёзные пошлые подначки, но он первый пошёл на контакт и Билл буквально млел от его неоднозначных намёков. Младший Каулитц пока не задумывался о своей ориентации, просто подошёл такой возраст, и он изнывал от дикой гиперсексуальности. Однажды Артур зажал его в раздевалке школьного бассейна. Он пока тоже ничего не умел. Его слюнявые поцелуи были неприятны, а прикосновения грубы, но первые домогательства постороннего человека показались весьма возбуждающими.
Их первый контакт произошёл в тот день, когда Артуру не разрешили плавать из-за насморка, а Билл попросту забыл свои плавки. Тренер оставил мальчишек в раздевалке, и Артур без всяких церемоний облапал Билла, словно девчонку. Он даже не спросил, хочет ли этого Каулитц, просто прижал к стене и начал неумело чмокать в губы. Поцелуи были смешные, липкие и неприятные. Но Артур глубоко плевал на мнение своего партнёра и, обслюнявив шею, соски и пупок, бесцеремонно забрался Биллу в штаны. Руки у него оказались шершавые, все в цыпках и заусенцах. Он сдавил яички и член Билла с такой силой, что тот едва не закричал от боли. Но, как ни странно, плоть отреагировала столь сильной эрекцией, что уже через минуту у Билла сладостно закружилась голова. Надо признаться, что Артур даже не успел потрогать его как следует. Сотрясаясь в странных, непроизвольных конвульсиях, Билл кончил прямо ему в ладонь. Как всякий недоласканный ребёнок, мальчишка живо откликнулся на желание близости, поэтому выходка в спальне старшего брата имела сразу три подоплёки: ему хотелось показать, кто в доме хозяин; хотелось удивить и поставить на место Карлу; а ещё он хотел пояснений. Бедный Том и не догадывался, что Артур Тишбен уже совратил его младшего брата, если и не физически, то морально. Он, в тот вечер выполнил роль тренажёра, и теперь Билл корчился в муках совести. Мальчишка так и не разобрался в своих ощущениях, а только лишь больше запутался.
Теперь, после своего небольшого и корявого опыта, Билл мог сравнивать. Том всегда был с ним ласков и предупредителен. Он был родной, мягкий и чуточку ленивый. Обнимая старшего брата, Биллу всегда казалось, что он тискает большущего плюшевого медведя, до того тот был тёплый и податливый. Но у Билла были и другие ощущения. Он перебирал их словно драгоценные камни в шкатулке, долго и сладко смакуя мимолётные прикосновения и ненавязчивые братские поцелуи. Том относился к нему со степенной, отцовской снисходительностью, но мальчишка буквально млел, когда брат прикасался к нему физически. Этих воспоминаний было немного, и Билл взвешивал их словно золотые крупицы. Помогал ли ему Том вытираться после ванной, держал ли больного и пылающего от температуры на руках или даже гладил исколотую шприцами попку, Билл страстно желал большего. Порой он доходил до того, что ярко и живо представлял, как Том целует его в губы, как раздевает, как укладывает на постель и делает что-то настолько приятное там...внизу, что у него буквально терялся рассудок. От этих мыслей Билл неминуемо кончал даже не прикоснувшись к себе. Надо сказать, что о мастурбации он имел отвлечённое представление и не понимал, какой интерес трогать себя самому. Однака ужасаясь своей распущенности, сгорая от страха и стыда, Билл страстно желал этих действий от Тома.
Если сказать по правде, Билл по прежнему витал в облаках и был фантастически наивен. Мальчишка просто хотел любви, поцелуев, ласк и признаний. Он всё бы отдал за нежность и бережность Тома, но подобные отношения были категорически невозможны, и Билл сгорал от стыда за свою выходку.
Кто бы ему поверил ещё несколько месяцев назад, когда он только вошёл в этот дом. Сейчас Биллу было противно за то, что он так подло и грязно обманул старшего брата, использовав в своих целях. Если бы только Том мог его поласкать, такой родной, привычный и добрый... Но Билл даже думать себе запретил о подобном и сейчас мучился тем, что так бессовестно подставил старшего брата.
- Ну, пришёл в себя? – Том вернулся в комнату и присел рядом с братом, - Или по-прежнему мечтаешь о клизме?
- Иди ты, - беззлобно ответил младший и полез с кресла на пол.
- Билли, ну что ты так разволновался? – Том придержал его рукой и прижал голову к своему плечу. - Это ведь будет приятная увеселительная поездка. Ты посмотришь город, посетишь галерею...
-Ты забыл, что у меня выставка? – мрачно буркнул Билл, пытаясь вывернуться из-под братской руки. - Это вовсе не увеселительная поездка.
- Ты же не будешь присутствовать в зале целыми днями, - ласково возразил Том и прижал Билла ещё крепче, - просто ты волнуешься. Всё будет хорошо, малыш. Отдыхай и ни о чём не думай.
Билл с трудом сдержал слёзы и, чтобы не рассопливиться перед старшим братом, грубовато спросил:
- Чё те привезти-то?
Билл уехал, и буквально через пятнадцать минут Тому стало скучно. Он прошёл в комнату младшего брата, машинально поднял с пола подушку, поправил накренившийся мольберт и устало присел на кровать. Никто не капризничал, не ныл, не выпрашивал сладкого, не дулся и не пререкался насчёт обеда. В доме сразу стало пусто и скучно. Под кроватью зашуршал Скотти. Он уже начинал тосковать без маленького хозяина. Проснувшись и открыв глазки,щенок жалобно ткнулся мокрым носом в ладонь его старшего брата. Надо сказать, что щенок оказался шустрый и сообразительный. Буквально через несколько дней он научился есть из миски и все свои делишки добросовестно делал на тряпочку у порога, не утруждая молодых хозяев ранней прогулкой в заснеженном дворике. Том потрепал собачку за ухом и, вздыхая, отправился на кухню за веником. Свою комнату Билл содержал в порядке, но Том уже предвкушал возвращение. Он добросовестно обмахнул пыль, полил цветы и принялся подметать пол.
Толстая коричневая тетрадь с потрёпанной обложкой выпала из тумбочки совершенно случайно. Внешний порядок в комнате успешно компенсировался чудовищным бардаком внутри стеллажей и шкафов: тетрадка выпала на пол, едва Том прикоснулся к комоду с намерением вытереть пыль. Растрёпанный талмуд едва не разлетелся по листочкам, когда Том взял его в руки.
Это был дневник.
«Меня зовут Билл Каулитц, мне восемь лет и я учусь в школе. Моя психолог, фрау Штандлер, сказала, чтобы я вёл дневник. Это должно упорядочить мои мысли и помочь вспомнить произошедшее. Не уверен, что это подействует. Временами прошлое кажется мне сплошным туманом. Иногда я даже не могу вспомнить, как зовут папу и маму. Точно знаю, что они у меня есть, но эти провалы в памяти...»
Никогда с роду Том не рылся в чужих вещах, но сейчас он буквально задрожал, когда эта старенькая тетрадь оказалась в его руках. Бешеное любопытство заставило Тома начисто забыть о принципах, и он, забыв о своей уборке, машинально плюхнулся в кресло. Записи в тетради шли хаотично: то чётко соблюдая хронологию, аккуратно день за днём, а то вообще без дат и пометок, странным корявым почерком с чудовищными ошибками и помарками. Том читал и плакал. Плакал, словно смотрел сопливую мелодраму и не мог остановиться.
«Сегодня занимались групповой психотерапией. Фрау Штандлер попросила рассказать каждого мальчика о самом близком ему человеке. Я попытался рассказать о маме. Но я не смог этого сделать. Опять пропал голос и я долго плакал. А вечером меня побили мальчишки. Их было несколько человек. Они сказали, что я похож на бабу потому, что всё время ною и хнычу. Обзывались, дразнили...
Мамочка, пожалуйста, приезжай скорей. Я очень хочу домой. Мама, забери меня отсюда. Я обязательно постараюсь заговорить и буду самым послушным ребёнком».
«Лучше бы мамочка не приезжала. Она стала пить ещё больше, чем раньше и совсем этого не скрывает. Мне было так стыдно, когда она полезла обнимать всех детей подряд. Плакала. Потом пела какие-то стыдные песни и зачем-то задирала подол своего платья. Меня опять избили и сказали, что, если моя мама приедет ещё раз,мне серьёзно не поздоровится».
«Меня бьют почти каждый день, а если и не бьют, то говорят гадости или отбирают еду. Фрау Эструп пытается меня защитить, но она не может уследить за всеми сразу. Чтобы не ходить в палату, я гуляю на территории приюта почти до темна. Холодно. Очень мёрзнут ноги, а из носа постоянно текут сопли. Почему ко мне не приезжает папа? Он ведь очень серьёзный, пусть и строгий. Меня бы тогда сразу перестали обижать... Из-за мамы все говорят, что я сын проститутки и наркоманки. Я не знаю, что такое проститутка, но, наверное, это очень плохое слово. Фрау Эструп очень сильно ругалась, когда услышала. Потом она долго говорила в своём кабинете по телефону. Кажется, про меня с папой...
Папа, почему ты ко мне не приезжаешь? Пожалуйста, заберите меня отсюда».
«Заговорить никак не получается. Я помню все слова и даже кое-что из программы первого класса, но голос, как будто, отрезало. И ещё мне страшно. Порой я даже сам не знаю, чего боюсь. То мужчин, то женщин, то страшно выходить из палаты и хочется весь день лежать. И прошлое по-прежнему в тумане. Мой врач-психиатр говорит, что память нарочно блокирует травмирующие события. И ещё он говорит, что мне надо жить дома в тихой спокойной обстановке. Папочка, умоляю, забери меня домой. Я даже письмо тебе написал. Пожалуйста, папочка. Я же так тебя люблю»...
«Все говорят, что скоро Рождество. Все готовятся, в холле поставили ёлку, девочки придумывают платья, а я и фрау Эструп рисовали большой праздничный плакат. Странно, но я не помню, чтобы Рождество я праздновал дома. Ведь это такие приятные хлопоты - на кухне пахнет пирогами и каждому приготовлен подарок. А ещё приезжала мама. Её не было очень долго. Я расплакался потому что ужасно соскучился и боялся, что она быстро уедет. Мама опять была выпивши. Теперь она не шумит и не поёт песни. У неё странный взгляд, она не может попасть в двери и от неё совсем не пахнет вином. Когда она уехала, у нашей поварихи, фрау Берлен, пропал кошелёк. Подумали на маму и меня опять избили. А мой подарок отобрали мальчишки. Конфеты они съели, а маленькую плюшевую собачку разорвали и спустили в унитаз. Все на празднике, а я сижу и плачу в спальне. От слёз уже болят глаза».
«Я не ем уже второй день. Опять приезжала мама и снова пропали деньги: у учительницы немецкого языка и литературы. Мальчишки сказали, что заморят меня голодом, если моя мама появится ещё раз. Мой суп вылили в горшок с фикусом, а второе поделили между собой. Я пью только чай. Вечером упал в обморок. Было очень плохо. Врач из приюта не может понять, что со мной происходит. Не понимаю, зачем мама это делает. Но, наверное, ей очень надо. Когда она приезжала, то сказала, что ей очень плохо и всю ломает. Хочу спросить у фрау Эструп, что значит "ломает"».
«Снова плохо. Я совсем не хочу жить. Зачем разговаривать, если надо мной издеваются каждую минуту? Сегодня раздели догола и втолкнули в палату к девочкам. Мне было ужасно стыдно. Я потом плакал тайком в туалете, но меня нашли и снова избили.
Папа, прошу тебя, забери меня отсюда или хотя бы переведи в другой интернат. Папа, я несколько раз тебе звонил по телефону из канцелярии. Почему ты не берёшь трубку? И мои письма? Разве ты их не получал?»
«Учительница по рисованию говорит, что я делаю успехи и мне надо учиться в серьёзном учебном заведении. Мальчишки смотрели на меня волком. Удивляюсь, что не избили в очередной раз. Потом фрау Эструп вызвала меня к себе, долго гладила по голове и говорила, что я должен быть мужественным. У меня умерла мама. Странно, но сил плакать, почему-то не было. И всё-таки странно, почему папа не приехал меня навестить даже в такой момент. Я вообще его ни разу не видел с тех пор, как меня увезли из дома».
«Неужели этот ад кончится? Фрау Эструп сказала, что ко мне приедет брат. Совсем его не помню. Знаю, что у меня есть бабушка и, кажется, дядя. Бабушку помню смутно. Фрау Эструп говорит, что она приезжала в приют. Почему всё, что касается родственников, я помню очень невнятно? Интересно, какой он этот брат? Может быть, он заберёт меня к себе. Я очень хочу домой».
«Все говорят, что мы очень похожи. А ещё фрау Эструп сказала, что Том - так зовут моего брата - заберёт меня домой. Меня сразу перестали обижать. Все завидуют. Это целое событие, когда ребёнка забирают домой. А Том он красивый. И ещё у него такие странные штуки на голове. Надо спросить, как они называются. Он очень нервничал, когда приезжал навестить. Он такой смешной, когда смущается. Кажется, Том добрый. Привёз мне шоколадку... Первая передача за все шесть лет, что я здесь живу. Только бы он не передумал. Буду послушным и тихим. Буду делать всё, что он прикажет, лишь бы забрал меня домой».
«Не верю сам себе. Мы едем домой. Я сижу в автобусе, а Том побежал в магазин. Он такой славный. Привёз мне новую шапку и шарфик. А сейчас обещал чипсы и колу. Но мне кажется, что он меня боится. Не знает, о чём говорить и смотрит с ужасной опаской. Интересно, я смогу к нему привыкнуть? Надо постараться. Я больше не хочу жить в детском доме. Просто удивительно, откуда он взялся?»
«У меня своя комната. Целиком моя. Вся. Полностью. Мы живём с Томом в отдельной квартире. Он говорит, что раньше здесь жила наша мама. Дом старый и скромный. Мебели мало, нет штор и картин. Но я буду помалкивать, потому что хочу жить дома. Мне кажется, что я Тому не нравлюсь. Он часто хмурится и молчит. Наверное, думает, что я неблагодарный и хитрый. Но я, правда, очень хочу жить спокойно, и Том - мой счастливый билет».
«У Тома есть девушка. Она красивая и модная. Когда она приходит к нам, у неё каждый раз новые платья и приятные духи. Так пахла наша директор фрау Байрон. Говорят, это очень дорогой аромат. Девушку зовут Карла. Она заботливая и умная. Хорошо понимает, что я хочу и пытается меня разговорить. Но Том он родной, хоть и постоянно хмурится. А Карла, как будто, что-то замышляет. Не знаю, почему у меня такое чувство, но, кажется, я ей не нравлюсь».
«Сегодня Том первый раз мне улыбнулся. Он требует, чтобы я говорил и сердится, когда у меня не получается. Но сегодня я сказал целую фразу и он заулыбался. У него такая добрая улыбка. Солнечная, ласковая, мне сразу стало теплее. Я, кажется, перестаю в нём сомневаться».
«Как хорошо жить дома! Том он такой славный и добрый. Он самый лучший в мире старший брат. Мы подружились. Теперь он не капли не жалеет, что взял меня из приюта, а я просыпаюсь каждый раз счастливым от того, что у меня есть дом и такой славный братишка. Вспоминаю свою жизнь в приюте, как ад. Иногда даже вспоминать не хочется. Я стараюсь об этом не думать. А ещё я говорю. Почти нормально, только иногда запинаюсь. Том водит меня к логопеду. А сегодня мы возвращались с занятий на речном трамвайчике. Это так здорово. Эльба очень красивая. Хотя мы ужасно замёрзли и у меня начался насморк. Томи, я так тебя люблю.»
Том прочитал эти сумбурные, порой не совсем связные и грамотные записи за один присест. Его сердце ныло от невыразимой жалости, нежности и любви, которые били через край. Он даже не представлял себе, через какой ад пришлось пройти его маленькому братишке. Он был в изумлении, как Биллу удалось сохранить душевную чистоту и тепло после стольких лет хронической травли и издевательств...
Том открыл новую страницу. Почти всю вторую половину дневника занимало подробное изложение и описание их жизни, всех домашних новостей и приключений. Он уже хотел было захлопнуть тетрадь и сунуть её на место, как его взгляд зацепился за последние свежие записи.
«Я не знаю, нормально ли это. Но Том...мне кажется, я люблю его не только, как брата. Буквально
схожу с ума, когда он ко мне прикасается. Я понимаю, что он делает это не нарочно, но я не знаю, как это назвать… Хочу, чтобы Том поцеловал меня, как он целует Карлу. Всем ртом, с языком, как это делают взрослые. А ещё хочу, чтобы он меня трогал. Да это стыдно и неприлично, но мне себя не сдержать. У него таки нежные и приятные руки. Он очень ласковый и приятный. Мне нравится его запах, его голос, даже нравится, как он курит или пьёт пиво, хотя это и плохо. Но мне просто нравится за ним наблюдать. Смотреть, слушать, обнимать и прижиматься.
Что со мной происходит? Я решился рассказать об этом психологу, к которому хожу на занятия. Он очень внимательный и выслушал мой вопрос совершенно спокойно, хотя от волнения я не мог связать и двух слов. Психолог сказал, что я долгое время был изолирован от обычных, нормальных людей, у меня совсем не было девочек и сейчас моё просыпающееся влечение направлено на самого близкого и привычного человека, которому я безоговорочно доверяю. Ещё психолог сказал, что у меня гипросексуальность (не знаю, как это слово пишется правильно) и в моём возрасте это нормально. Но меня это не успокоило. Я продолжаю мечтать о Томе, все мои мысли направлены на Тома, я даже хочу, что бы он сделал со мной что-нибудь очень стыдное и приятное. Наверное, я извращенец?
Я так хочу, чтобы рядом был папа. Он, наверное, смог бы меня успокоить по-настоящему. А ещё я хочу, чтобы папа помог Тому найти работу и разобраться с этими ужасными долгами. Он ведь богатый и влиятельный. Мне говорили, что он руководит серьёзным предприятием и имеет большие возможности. Не понимаю, почему он ни разу не приехал и совсем не интересуется моей жизнью? Может быть, я так противен ему из-за мамы? Папа, я не хочу жить, как жила наша мама. Хочу, чтобы Тому было хорошо. Хочу, чтобы ты о нас вспомнил. Пожалуйста, дай о себе знать».
Том захлопнул тетрадь и долгое время сидел без движения. Какой же он был скотиной, когда размышлял о том, забирать ли младшего брата из приюта или нет. Тому отчаянно хотелось надавать себе по башке. Маленький, беззащитный, одинокий человечек. Его предали абсолютно все. Даже родной отец, вроде бы порядочный и серьёзный человек, оказался холодным и расчётливым подонком. Влиятельный и богатый делец, он испугался багажа в виде беспомощного ребёнка, непосильного груза, который якобы мог навредить его репутации. А Билла просто хотелось жалеть, крепко-крепко прижимать к себе, баловать, ласкать... Ласкать? Стоп. Том мысленно осёкся. Что значит ласкать? Что вообще происходит?
Понятное дело, что влечение Билла вполне объяснимо. Психолог сказал совершенно верно: длительная изоляция, недоверие к посторонним, просыпающееся влечение. Но что происходит с самим Томом? Почему в своих самых закрытых фантазиях он делает ЭТО с братом? Том, конечно, темпераментен и нетерпелив, но пора его необузданного бесконтрольного желания прошла. Он прекрасно знает, как и с кем можно удовлетворить сексуальное влечение. При чём здесь Билл? А ведь это началось не вчера и не позавчера. Том был вынужден признать, что практически с самого начала их знакомства Билл вызывает у него странные, необъяснимые фантазии.
Но, увы, на все эти вопросы ни один психолог мира не мог дать точного, исчерпывающего ответа.
Но Том и сам весь млеет от того, как мелкий ходит, сидит или смотрит. До сих пор молодой человек пытался думать, что всё его умиление младшим братом - ничто иное, как трепетные братские чувства. Но дневник Билла буквально содрал с него кожу. Том не был отъявленным гомофобом или, уж тем паче, извращенцем, и он не представлял себе отношений с мужчиной или парнишкой-подростком. Младший брат был один, и влечение к нему тоже оказалось эксклюзивным, совершенно непонятным и необъяснимым. Это одновременно пугало и странно томительно волновало.
Надо признать, по началу старший брат относился к мелкому насторожено и придирчиво, но чем больше теплели их отношения, тем сильнее становилось влечение Тома. Предел наступил в тот момент, когда он увидел брата совершенно голеньким. Это было во время болезни, когда Том обтирал его водкой и вынужден был раздеть. Пришедшая эрекция была такой силы, что ему, Тому, срочно понадобилась разрядка. И даже после неё его ещё долго колотило словно в лихорадке. Ни понять, ни объяснить такого феномена Том никак не мог.
Рассказ Билла о том, свидетелем какого страшного преступления он стал, пришёлся очень кстати. Том понимал, что влечение его ненормально. Ребёнок с подорванной психикой не перенёс бы даже намёка на бытующее отношение старшего брата. Пусть сейчас мальчишка влюблён и не даёт себе отчёта в подобной привязанности, но время расставит всё по местам. Он вырастет, поумнеет, наберётся опыта и сам расставит необходимые приоритеты. И Том должен помочь ему с правильным выбором, чтобы полудетская глупость не сломала судьбу мальчишки окончательно.
Том положил дневник на место, прошёлся по комнате и снова вернулся мыслями к записям. Всё–таки очень интересно, куда подевался отец мальчишки? Билл посвятил ему так много строк, что невольно напрашиваются соответствующие вопросы. Даже их непутёвая, никчемная мать продолжала навещать сына, тогда как отец устранился от этой проблемы окончательно и бесповоротно. Том задумчиво почесал в затылке. А что, если прокатиться в приют и поболтать с фрау Эструп? Тем более что она давно зовёт их в гости и живо интересуется успехами Билла. Конечно, мелкий надуется и разобидится, что Том поехал без него. Он давненько мечтает утереть нос своим бывшим товарищам. Но Том может и не рассказывать об этом визите. «А Билл пусть привезёт из Дрездена приз за первое место, чтобы повода хвастать было побольше». - Невольно усмехнулся Том и вытащил из-под вешалки тёплые кроссовки.
Всю дорогу он возвращался мыслями к своему странному влечению. В конце концов, он так разволновался, что был готов выложить проблему фрау Эструп. Женщина была опытным педагогом и знала мальчишку лучше других. Том понимал, что своими выходками Билл провоцирует его. Ждёт и изучает реакцию. И если маленький экспериментатор пока только познавал мир влечения, то что ему делать с собой Том совершенно не знал.
Фрау Эструп он встретил у самого входа в приют.
- Том, наконец-то вы приехали, - радостно воскликнула женщина, но увидев, что Томас один, она удивлённо нахмурилась.
- Не волнуйтесь, у Билла всё хорошо, - Том вручил женщине букет хризантем и проследовал с ней в кабинет, - просто у меня возник один вопрос…
- Том, я Вас, внимательно слушаю, - фрау Эструп пригласила Тома присесть и отошла к маленькому столику, чтобы приготовить кофе, - расскажите, как у него успехи в развитие речи? Что в школе? Как обстоят дела с рисованием? Все рассказывайте, Вас не было ужасно долго.
- Билл говорит, - радостно сообщил Том. - Нет, не по слогам. Просто говорит, как мы с вами. Порой так много, что хочется его заткнуть, - засмеялся он. - Его приняли в школу при художественной академии, он делает успехи. Сейчас уехал в Дрезден на выставку. Правда, часто болеет, но сейчас Билл заметно подрос и похорошел.
- А как у него отношения с другими ребятами? – Фрау Эструп присела напротив. - Это всегда было огромной проблемой, да и вы сами не ссоритесь?
Том обстоятельно рассказал, как и чем Билл болел, как участвовал в спектакле, как попал в школу при академии художеств. В конце концов, он даже признался, как они поссорились и Билл удрал из дома. Фрау Эструп слушала очень внимательно, ни разу не перебив, и только после окончания рассказа, засыпала Тома вопросами. Молодой человек рассказал практически всё, и только в своём самом страшном сомнении признаться так и не смог. Интерес и забота учительницы лежали в обычном человеческом русле, и его похотливые откровения совершенно выпадали за рамки этой нормальности.
- Фрау Эструп, - Том подавил в себе вздох и перешёл к не менее важной проблеме, - скажите, а где сейчас отец Билла? Почему он никогда не проявлял к мальчику должного интереса?
- Я бы тоже хотела это понять. – фрау Эструп подвинула к Тому чашечку кофе. - Вполне возможно, что герр Хайнек похож на очень многих нерадивых отцов. Согласитесь, он даже не дал сыну свою фамилию, - женщина пожала плечами, - признаться, я видела его всего несколько раз и не могу предоставить полной картины.
- Я даже думал, что он умер, - ответил Том, - и только недавно узнал, что па жив–здоров и не тужит.
- Боюсь, что я могу дать Вам не совсем верное представление об этом человеке, - вздохнула фрау Эструп, - но мне всё же кажется, что герр Хайнек не так чёрств и холоден, как может показаться сначала. Во всяком случае, все эти годы деньги в приют перечислял именно он.
- Как? – изумился Том. - Я всегда был уверен, что Билла в приюте содержала наша мать.
- Бог с Вами, - отмахнулась фрау Эструп, - это ложные сведения. Тем более Вы прекрасно знаете, как закончила жизнь Ваша матушка. Билла всегда содержал отец. Если не верите, мы можем поднять счета в бухгалтерии и проверить, кто перечислял средства.
- Нет-нет, я Вам верю, - Том удивлённо кивнул, - но почему за все эти шесть лет он ни разу не приехал навестить?
- Я тоже об этом задумывалась, - охотно призналась учительница. - Кто знает, - начала она, - вполне возможно, что герр Хайнек был сильно раздосадован браком и не желал видеть подле себя ребёнка от женщины, которая его так сильно разочаровала... Простите.
- Нет-нет, всё нормально, - успокоил Том, - к сожалению, это правда, и я не собираюсь придираться к словам.
- А может быть, он боялся, что не сможет создать дома нужных условий, - продолжала фрау Эструп, - когда Билла перевели к нам из госпиталя, он был самым трудным ребёнком. В его состоянии требовался постоянный психиатрический надзор.
Том умолчал о рассказе Билла про дядю Альфреда. Тайна принадлежала не ему, и он только вскользь обмолвился, что причиной болезни стал стресс.
- Скажите, фрау Эструп, неужели никто из врачей не догадался, что мальчик просто пережил шок? – Поинтересовался он. - Ведь аутизм не наступает внезапно.
- Аутизм называют детской шизофренией, - ответила фрау Эструп, - иногда она развивается стремительно. Но мне тоже показалось, что герр Хайнек подозревал нечто подобное, вот и старался держать Билла подальше от травмирующего фактора. Скажите, а ведь Билл рассказал Вам, что с ним произошло?
- Да, рассказал, - коротко кивнул Том и, жутко гордясь своим первенством, важно добавил: - к сожалению это секрет Билла, и я не могу раскрыть эту тайну без его ведома. Возможно, придёт время и он захочет рассказать историю сам. По началу я подозревал, что это был либо конфликт между родителями, либо изнасилование... Ну, в общем, нет. Надеюсь, что Билл созреет и всё расскажет сам.
- Слава Богу, что Билл поправляется, - улыбнулась фрау Эструп. - Признаться, я не надеялась, что Билл придёт в себя. Вы просто волшебник, раз сумели поставить мальчишку на ноги.
От этих слов Тома почему-то неприятно передёрнуло. Он коротко кивнул и встал:
- Фрау Эструп, мне надо возвращаться. Дни сейчас короткие, хочу вернуться до темноты. Можно мне спросить напоследок?
- Да, конечно. Что Вас интересует?
- Вы можете дать мне адрес герра Хайнека? - Попросил Том. - Я бы хотел показать ему записи в дневнике Билла, - холодно добавил он.
- Да, конечно, - Фрау Эструп кивнула, - сейчас возьмём в канцелярии, - но только стоит ли? Не разрушайте то, что успели создать.
- Стоит, - Том упрямо мотнул головой.
Том вернулся домой в лёгких сумерках. На улице вновь разыгралась метель, и он с тревогой подумал, как школьный автобус пробирается по заметённой трассе. Он ничуть не успокоился от поездки в приют, и его растревоженное сознание услужливо нарисовало картины страшных дорожных катастроф.
Поэтому Том даже обрадовался, когда увидел в прихожей дорожную сумку и такие родные, уже немного стоптанные зимние ботинки.
- Билли, ты дома? – Позвал он. - Что-то случилось? Ау, где ты?
- На трассе большая авария и нас завернули, - Билл высунулся из ванной и коротко зыркнул на старшего брата.
- Мойся, я приготовлю поесть, - Том разделся и прошёл в кухню, мысленно возблагодарив Бога, что вовремя убрал дневник Билла на прежнее место.
Том отварил макароны, поджарил колбаски, в два взмаха вспорол банку с салатом, а Билл так и заседал в ванной комнате. Прошёл, наверное, час, как Том заявился домой, а младший всё продолжал полоскаться. В их огромной ванной мерно текла вода и больше не раздавалось ни единого звука. Казалось, что Билла смыло в трубу вместе с мыльной пеной. Не на шутку разволновавшись, Том пошел и решительно постучал в дверь. Как ни странно, она оказалась не запертой. Билл стоял, прислонившись спиной к стене и весь неприятно липко дрожал.
- Что с тобой? Что случилось? - Том бросился к брату.
- Том, мне больно, - Билл странно застонал и начал судорожно вырываться, едва Том заключил его в объятия, - Том, мне очень больно, - жалобно простонал он, - я больше не могу.
- Где больно? Что болит? – Том испуганно провёл руками по бокам младшего брата. Его перекошенное лицо и жалобные стоны не вызывали ничего, кроме страха и жалости. Тому даже и в голову не пришло, что стоны имеют совсем иной характер.
- Там, больно, - и Билл неловко ткнул рукой, куда-то вниз живота, - не могу! Не могу больше. Мне так больно, - завизжал он, - Том, помоги.
- Аппендицит? – Том испуганно вцепился в полотенце, что прикрывало Билла до пояса. - Тебя тошнило? Ты съел что-то несвежее?
- Нет, - Билл продолжал жалобно стонать, - ну, нет же. Том, я не могу, помоги мне.
Мальчишка и впрямь не придуривался. Его лицо побледнело, а на лбу высыпали капельки нехорошего, липкого пота.
- Тебя что, ударили? – Том наконец-то догадался, куда показывает младший брат, - Заехали в пах?
- Нет. То есть да, - забормотал Билл и судорожно стиснул полотенце, - ну, нет, что я говорю…
Мягкая жёлтая ткань немного сползла, и только тогда Том догадался, что у Билла шикарная и длительная эрекция.
Старший мог лишь догадываться, что произошло с Биллом в автобусе. Но ему хватило одного взгляда, чтобы оценить состояние младшего брата. Он действительно ужасно страдал, попав в плен собственных эротических развлечений.
Пока Том ездил в приют, его младший брат комфортно катился по междугородней трассе, глядя в окно и жуя чипсы. Он и не ожидал, что Артур Тишбен, этот маленький наглый поганец, начнёт приставать к нему прямо в салоне. Сперва Билл упирался и спихивал с себя руки засранца, но тот пригрозил, что расскажет про их развлечение в бассейне, и Биллу ничего не оставалось делать, как уступить. Артур Тишбен подсел на соседнее сидение и запустил свои неумелые руки под тёплый клетчатый плед...
Биллу были неприятны неумелые ласки и грубое, необузданное желание Тишбена. К тому же он ужасно стеснялся, а спешка и страх быть застигнутыми на месте преступления сделали своё чёрное дело. К тому моменту, когда автобус завернули обратно и он вернулся домой, с его телом случилось что- то неладное. Эрекция не желала спадать, наслаждение превратилось в муку, а измученный долгой эрекцией орган отзывался колющей пронзительной болью.
Всё это Том оценил в три секунды. Он хорошо помнил, как нечто подобное случилось с ним самим в летнем лагере после неумеренных сексуальных фантазий. «Спасать» незадачливого Казанову пришлось хорошенькой пухлой вожатой Линде. Она завела мальчишку в пустую тихую прачечную и откровенной мастурбацией сняла ужасное напряжение.
- Вот ты дурачок, - Том невольно усмехнулся, - доигрался с пиписькой.
- Том, помоги, - на глазах Билла сверкнули неподдельные крупные слёзы. Он покорно стащил полотенце и остался перед братом совершенно голым.
Он был хорошенький, смуглый и стройный, словно тополёк. Пока ещё совсем не оформившийся, но с тёмными припухшими сосками и призывно приподнятым членом, что соблазнительно торчал между длинных стройных ножек. Том почувствовал, что его разум медленно затягивает туманом возбуждения. Сознание, ум и совесть трепыхались буквально несколько секунд, прежде чем Том уселся на табуретку и посадил Билла к себе на колени.
- Том, сделай же что-нибудь, - Свято веря в братское могущество, истерично захныкал Билл, - я не могуууууууууууууу. Помоги мне!
Билл был горячий и голый, когда его худая спина коснулась груди Том замер и, бережно придерживая мелкого под живот, усадил поудобнее.
- Разведи ножки, - Том почему-то не мог говорить в полный голос и, смущаясь не меньше Билла, прошептал эти слова в самое ушко. Маленькое, такое же горячее и смешно завитое, - шире. Заведи за мои ноги.
- Я стесняюсь, - Билл попытался капризничать, хотя Том отлично чувствовал, как тот выгибает спину и елозит по его коленям маленькой худенькой попкой.
- У тебя нет ничего такого, чего бы я не видел, - заверил Том, и Билл, наконец, послушно раздвинул ноги в стороны, плотно обхватывая бёдра Тома. Мелкий, развратный ангелок. Том чувствовал, что сам весь дрожит, поглаживая его плечи, грудь и животик. Под пальцами скользнули напряжённые горошины сосков, ямка пупка и нежные лобковые волосики. Это было даже хуже, чем в его развратных, тайных фантазиях. Там Билл не позволял себе такой откровенности. Сейчас же он сладко, болезненно постанывал, переживая боль и наслаждение одновременно. Том чувствовал, что Билл смущён и раздосадован своим неудачным опытом, тем, что предстал перед старшим братом полным лохом, своим глупым детским возрастом и дурацкой ситуацией. Но...ему нравилось все происходящее.
- Не смотри, - потребовал Билл, когда Том прикоснулся к нему ТАМ. Сам же Том мучительно побагровел и задохнулся, когда его непослушные робкие пальцы коснулись стоящего члена и нежных упругих яичек.
Том никогда не делал ничего даже отдалённо похожего на то, что он творил сейчас. Ему было стыдно, неловко, противно. За себя, за свою податливость, за мягкотелость, за ужасную ситуацию... Молодому человеку казалось, что он совершает нечто ещё более страшное, чем когда-то свершил дядя Альфред. Он сознательно растлевал младшего брата и в полную силу кайфовал от его неоднозначной реакции.
- Потерпи немного, сначала будет очень больно, - Том попытался вернуть себе хотя бы часть разума. Он старался думать, что это медицинская процедура, что он всего лишь помогает брату избавиться от боли, что это обычная ситуация и всё идёт нормально...
Билл выгнулся и буквально завизжал, когда Том первый раз провел по его напряжённой плоти. Несколько движений. Несколько ласк. Билл одуряюще пахнет, даже не понять, чем. Но приятно, пряно, сладко, почти медово. От этого запаха буквально сносит крышу. Мальчишка ещё пытался выгибаться, даже лягнул Тома пяткой, но боль постепенно ушла и он послушно обмяк на руках. Худенький, весь красный от стыда...
Том, плохо соображая, что делает, ласкал мелкого, чтобы сделать как можно приятней. Член, яички, тёплая дырочка попки... Мелкий похотливый поганец!
Билл немыслимо выгнулся и, уже на пике оргазма, изловчился поймать губы Тома.
- Ну, целуй же меня. Целуй. Ещё, - Билл изо всей силы впился ртом в рот старшего брата. - Ещё... Как хорошо, ещё!! - Пальцы Тома оросила тёплая жидкость и Билл, в полуобморочном состоянии, стёк на пол ванной комнаты.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |