депутатам от духовенства и дворянства и рекомендовал им поддержать
Национальное собрание.
Так Людовик XVI отказался от абсолютной власти. Путь к конституционной
монархии был открыт. И тут король допустил решающую ошибку: он не стал
участвовать в совещаниях - он удалился, отправился на охоту, всеми
поступками выказывая, что происходящее неинтересно ему. Тем временем в
окрестности Парижа и Версаля по приказу монарха стягивались войска;
горожане стали подозревать, что король готовит государственный
переворот. Подозрения усилились, когда II июля Людовик уволил Неккера
в отставку, обвинив его в том, что события приняли столь неприятный
оборот; Дело его передали в руки реакционеров, противников перемен.
Лафайет - впоследствии по его предложению была принята "Декларация
прав человека и гражданина" - и "которые другие депутаты решили
восстановить в
ности Неккера; в их глазах он был гарантом конституции. Они стали
формировать народные батальоны, набирали в них солдат, так рождалась
гражданская милиция. На следующий день, 13 июля, чтобы вооружить
добровольцев, захватили Дом инвалидов, где хранились 28 000 винтовок и
несколько пушек. Тем временем Национальное собрание решило направить
депутацию к Неккеру с выражением своего сожаления по поводу его
отставки.
Между тем Неккер, повинуясь приказу короля, покинул Париж еще вечером
II июля, покинул тайком, чтобы никто ничего не заметил. В воскресенье,
12 июля, он встретился в Брюсселе со своей женой. Туда же прибыли его
дочь (позднее она прославится под именем мадам де Сталь) и ее муж,
барон де Сталь-Гольштейн, посланник шведского короля в Париже. Оттуда
Неккер и барон де Сталь сломя голову помчались в Базель; туда же
направились мадам Неккер и ее дочь.
В пути они не догадывались о событиях, происходивших в Париже, коим
было суждено еще раз изменить их жизнь. В то время мадам Неккер
заботило совсем другое: она обдумывала некий удивительный план (вскоре
она запишет все его детали); ее интересовало, нельзя ли и после смерти
как-либо сохранить свое тело, чтобы не разлучаться с мужем. Уже лет
десять она раздумывала над этим, расспрашивало ученых, пытаясь узнать,
как лучше всего забальзамировать себя. И вот теперь, по дороге в
Швейцарию, в дни, последовавшие за первой отставкой мужа, она
окончательно завершила план - позднее все было выполнено так, как она
хотела: в швейцарском имении Неккеров был построен мавзолей с огромным
каменным бассейном, в котором поместились бы он и она - и бассейн был
заполнен спиртом, защищающим тела от тления. Госпожа Неккер (.'ыла
уверена, что умрет первой, и потому наказала ^"жу почаще ее навещать.
А после смерти супруга мавзолей следовало замуровать навсегда.
Итак, пока мадам Неккер размышляла о своей грядущей кончине, парижане
взялись за дело. Сперва они устроили шествие, по улицам города
пронесли бюст
Неккера: пусть хотя бы символически он взирает на народ, требующий его
возвращения, на народ, берущийся за оружие. Вечером 13 июля все
принятые в Париже решения были переданы в "Избирательный комитет".
Президентом его стал бургомистр столицы де флессель, но прав у него
теперь оказалось меньше, чем прежде, когда он был градоначальником.
Утром 14 июля Избирательный комитет направил в Бастилию депутацию, так
как обнаружилось, что в ночь на 13 июля в крепость из соседнего с ней
цейхгауза был переправлен весь запас пороха и патронов.
Незадолго до этого гарнизон Бастилии, состоявший из 82 инвалидов,
пополнили 32 швейцарца. Еще раньше комендант занялся ремонтом
подъемных мостов и приказал переоборудовать некоторые бойницы для
стрельбы из артиллерийских орудий.
Значит, в крепости подумывали о сражении? Едва ли. По крайней мере, в
то время к нему не готовились. Иначе бы гарнизон Бастилии снабдили
провиантом. Пока же всего продовольствия было два мешка муки да
немного риса. В крепости даже не запаслись водой. Вода поступала
снаружи, и ее легко можно было перекрыть.
Конечно, все эти подробности выяснились задним числом; в тот момент
парижане ничего не знали об этом. Люди вправе были не доверять
коменданту. Когда парижане стали вооружаться, комендант крепости
Делонэ, как сообщает один из современников, тоже приказал своим
подчиненным "взяться за оружие". Такая команда была отдана в ночь на
13 июля. Ворота закрыли, и солдаты укрылись внутри Бастилии, хотя их
квартиры располагались перед самой крепостью. На башни и стены были
высланы двенадцать часовых, у ворот стояли невооруженные часовые.
Таким положение оставалось весь день 13 июля. В ночь на 14-е по
сторожевым башням несколько раз стреляли. Утром 14-го около десяти
часов к решетке Бастилии подошла упомянутая выше депутация, посланная
Избирательным комитетом. Члены ее хотели Разузнать, как поведут себя в
создавшейся обстановке
комендант и его отряд, а также намеревались приказать Делонэ отвести
пушки с их позиций и выдать оружие народу.
Депутация, которую возглавлял Тюрио де ла Росье, первый выборщик
округа Сен-Луи де ла Культюр, увидела прежде всего, что ее опередила
другая группа людей. Три человека, назвавших себя городскими
депутатами (следом за ними появилась и толпа горожан), уже сидели и
завтракали с комендантом. Маркиз Дгонэ, который слыл одним из самых
кротких людей Франции, не мешкая принял их. Он даже сам предложил
отослать в толпу в виде заложников четырех своих унтер-офицеров, пока
депутация останется в крепости. Кто послал этих людей, чего они
добивались, впоследствии так и не удалось узнать.
Собеседники еще не успели покончить с завтраком, когда появились люди,
уполномоченные Избирательным комитетом. Подъемный мост был опущен, и
вы-; борщик де ла Росье вошел в Бастилию. Ему пришлось^ какое-то время
подождать, пока первая группа посетит телей не ушла. После этого
комендант уделил врем^ выборщику. 1
"Я пришел, - сказал де ла Росье, - чтобы от имени нации и отечества
заявить вам, что пушки, установленные на башнях Бастилии, причиняют
беспокойство и' сеют тревогу среди парижан. Я прошу вас снять пушки и
надеюсь, что вы согласитесь со всем, сказанным мной".
"Это не в моей власти, - ответил ему комендант. - Эти пушки всегда
стояли на башнях; снять их я могу не иначе как по приказанию короля.
Однако поскольку я был уже извещен о тревоге, вызываемой ими у
парижан, но снять орудия с лафетов не имел дозволения, то приказал
откатить их назад и вывести из бойниц".
Стало быть, комендант Делонэ все это уже проделал. Он был готов даже к
большему. Он велел офицерам и солдатам поклясться, что они не будут
стрелять, пока на них никто не нападет. Затем де ла Росье попроил
разрешения подняться на башни, чтобы самому все
осмотреть и доложить уполномочившему его Избирательному комитету. Ему
было позволено и это.
Тем временем люди, ожидавшие возле крепости, стали терять терпение.
Возможно, они опасались, что их депутата арестуют в Бастилии;
возможно, им было просто скучно оттого, что ничего не происходило. Они
начали громко звать депутата. Некоторые стали поговаривать о нападении
на дом, в котором жил комендант. Тюрио де ла Росье и комендант из окна
помахали руками собравшимся, и это было встречено шумными
рукоплесканиями. Де ла Росье крикнул в толпу, что гарнизон обещал не
стрелять, если на крепость не будут нападать. Через несколько минут он
покинул Бастилию и возвратился в ратушу.
Пока Избирательный комитет, выслушивая рассказ своего посланца,
убеждался в мирных намерениях коменданта, пока уведомлял об этом
людей, ожидавших снаружи, на площади перед ратушей, другой толпе,
которая собралась возле Бастилии, стало слишком скучно. Раздались
призывы к оружию, послышались крики: "Мы хотим занять Бастилию! Долой
гарнизон!" Толпа угрожала; люди в ней были вооружены ружьями, саблями,
шпагами, топорами, жердями.
"Мы как можно деликатнее просили этих людей удалиться, - рассказывал
позднее один из инвалидов, - и старались внушить им опасность, которой
они подвергаются". Комендант Делонэ был даже готов пропустить новую
делегацию граждан во внешний двор, разделявший Бастилию и дом, где жил
он сам; там он передаст пришедшим лишнее оружие и амуницию. Непонятно,
то ли сам Делонэ велел опустить подъемный мост, то ли - как утверждают
потом большинство очевидцев - люди, все больше терявшие терпение,
сумели, взобравшись на крышу кордегардии, разбить цепи, которые
удерживали малый и большой подъемные мосты с фасадной стороны
Бастилии. Во всяком случае мосты опустились (потом их снова подняли).
Все устремились вперед, В солдат начали стрелять.
Гарнизон ответил ружейными залпами. Нападавших Удалось оттеснить.
Несколько человек было ранено.
Вероятно, были и убитые. Ответные выстрелы солдат крепости объявили
вероломным нарушением клятвы, Большая часть осаждавших устремилась к
ратуше, огла. шая улицы криками и обвиняя солдат в предательстве. Они
требовали оружия и призывали к штурму Бастилии.
Члены Избирательного комитета размышляли, как взять крепость
приступом. Но бургомистр Флессель отклонил эти планы, посчитав их
безрассудными, и предложил присутствующим послать в Бастилию еще одну
депутацию: убедить коменданта впустить в крепость какое-то количество
людей. "Тогда Делонэ не посмеет отговориться, ссылаясь на присягу
королю, - пояснил Флессель, - и мы будем уверены, что из крепости нам
не причинят вреда".
Предложение было принято; послали новую депутацию с письмом
коменданту, в котором Избирате.юный комитет даже не требовал сдачи
крепости, а лиш спрашивал, не будет ли он, Делонэ, "так добр" и не
примет ли у себя в крепости части парижской милиции, которые бы
"охраняли Бастилию" вместе с гарнизоном.
Когда депутация была уже в пути, члены Избирательного комитета
вспомнили, что не снабдили се никакими опознавательными знаками. Так
оно и вышло, делегатам не удалось обратить на себя внимание солдат,
защищавших крепость. Тогда в путь отправилась еще одна депутация; у ее
членов было с собой белое знамя; их сопровождали барабанщик и
несколько солдат. Со стен крепости заметили делегатов, и комендант
Делонэ попросил парламентеров подойти поближе. Защитники Бастилии,
показывая, что готовы к переговорам, опустили ружья дулами вниз. Они
заверяли, что не будут стрелять, настраиваясь на переговоры, вывесили
"доль верхней площадки Бастилии белое полотнище. Гарнизон,
по-видимому, был обрадован тем, что дело можно закончить миром.
Однако депутаты отважились добраться ли^ь до внешнего двора. Там они
простояли четверть часа. По свидетельству инвалидов, солдаты крепости
краали пришедшим, что готовы передать им Бастилкю, если они
действительно городские депутаты. Но те внезапно
удалились. Тогда комендант Делонэ решил, что имел дело вовсе не с
официальными представителями.
Депутаты же говорили потом, что не могли вести переговоры, так как из
крепости в них стреляли, что осажденные все это время вообще не
прекращали огонь. Но парламентеры лгали. Выстрелы раздалисьлишь после
того, как депутаты удалились. Между тем большинство людей, проникших
во внешний двор.вместе с депутатами, там и остались. Внезапно они
бросились ко второму мосту, защитники крепости напрасно увещевали их.
Тогда комендант отдал приказ стрелять. Раздался задп - опять же только
из ружей. Нападающие вновь отступили. Но отступили не все.
Собственно говоря, эти события разыгрывались еще за пределами
Бастилии. Здесь располагались казармы инвалидов, дом коменданта,
кордегардия, кухни, конюшни и каретные сараи. Эти здания были тотчас
захвачены и разорены. Принесли солому и подожгли дом коменданта,
кордегардию и кухни. Никакой логики в этих поступках не было, огонь
мешал самим осаждавшим. В этот момент со стороны гарнизона выстрелили
из пушки, заряженной картечью. В тот день, 14 июля, это был всего
один-единственный пушечный выстрел из Бастилии.
Но по самой крепости стреляли из пушек. В конце концов угрозы из
толпы, которые слышали члены Избирательного комитета, возымели
действие. Угрозы становились все настойчивее. Бургомистра и выборщиков
обвиняли в сговоре с комендантом Бастилии, кричали, что их самих нужно
выдать на расправу, и тогда пусть их накажет народ. И верно, уже
принесли солому, уже собирались поджечь и ратушу, и Избирательный
комитет. "В эти минуты бургомистр и члены Избирательного комитета,
несомненно, подвергались большей опасности, нежели комендант Бастилии
и его солдаты, - позднее писал Луис-Гийом Литра, член Избирательного
комитета и очевидец событий. - По крайней мере я Убежден, что в тот
день лишь чудо защитило ратушу от "гня, а нас, находившихся в ней,
охранило от резни". В этот критический момент выручил один из
жан - он взял командование на себя. Пока члены комитета снарядили двух
посыльных в Версаль, спеша уведомить о происходящем депутатов
Национального собрания и требуя оружие, в это время, как рассказывает
Литра, "никому не известный человек возглавил две роты французской
гвардии, которые еще с утра выстроились на площади перед ратушей". Это
был швейцарец Юлен тридцати одного года, управляющий прачечной в
Ла-Бриш близ Сен-Дени. С Неккером он был знаком лично, был его
восторженным почитателем. В Париж Юлен прибыл по коммерческим делам,
но вал революции захлестнул его и вынес наверх. Впоследствии он стал
полковником, в 1806 году во время наполеоновских войн был комендантом
Берлина.
Но пока для Юлена все только начиналось. На площади перед ратушей
стояли две гвардейские роты, и он обратился к ним с зажигательной
речью, показывая на раненых, которых принесли от Бастилии к ратуше:
"Посмотрите на этих несчастных, что воздевают к вам руки! Неужели вы
допустите, чтобы перед Бастилией убивали наших безоружных отцов, жен,
детей? Неужели вы допустите это, вы, вы, у которых есть оружие, чтобы
их защитить? Солдаты французской гвардии, жителей Парижа убивают, и вы
не хотите направиться к Бастилии?" Так продолжалось до тех пор, пока
гвардейцы не примкнули к парижанам. 150 гренадеров и фюзилеров под
командованием Юлена, прихватив с собой четыре или пять пушек, стоявших
на Гревской гоощади перед ратушей, направились к Бастилии. По дороге к
ним присоединялись группы вооруженных горож-н.
Стрелки расположились возле Бастилии. За' 'л открыли огонь.
Непосредственного урона крепоси выстрелы не принесли, но комендант
Делонэ запер] 'и.ал. Как рассказывали потом инвалиды, он хотел да>
юджечь порох, хранившийся в Бастилии, и взорвать крепость. Делонэ
начал обсуждать свой замысел с гарнизоном, но солдаты предпочли
капитулировать. Комендант уступил им и распорядился сдаться и вывесить
белый флаг. Но это означало лишь готовность к переговорам, а не
капитуляцию. Впрочем, и за последней дело не
стало. Солдаты объявили, что готовы сложить оружие и передать крепость
при условии, что им будет обеспечен надежный конвой.
Осаждавшие, то есть два их предводителя, офицер Эли и Юлен, дали свои
обещания. После этого защитники Бастилии капитулировали и опустили
разводной мост. Юлен и Эли первыми вошли в крепость. Дело клонилось
уже к вечеру, было примерно без четверти пять. Гарнизон собрался во
дворе, ружья были сложены вдоль стены. Эли и Юлен приветствовали
коменданта и офицеров; они обнялись.
Они давали слово в полной уверенности, что сдержат его, но переоценили
свое влияние на толпу. А она, разъяренная, вслед за ними по мосту
ворвалась в крепость. Юлен попытался защитить коменданта, предложив
ему покинуть крепость и под защитой нескольких гвардейцев направиться
в ратушу. По пути туда на них снова напали. Юлена сбили с ног,
коменданта схватили и тут же, на месте, убили. Маркизу Делонэ отсекли
голову мясницким ножом.
Толпа жаждала перебить весь гарнизон. Этому помешали лишь Эли и
гвардейцы, умолявшие пощадить своих солдат. Однако некоторых из них
все же убили. Погибли майор Бастилии, адъютант, два лейтенанта и три
инвалида.
Несколько часов в Бастилии бушевала чернь. Все было разгромлено. Толпа
отыскала архив, который с огромным тщанием собирали многие годы.
Бумаги и книги выхватывали и бросали в канаву. Об узниках, "скорбных
жертвах деспотизма", вспомнили гораздо позже. Наконец, когда их решили
освободить, не нашлось ключей. Потом все-таки отыскали тюремщиков,
отняли ключи и с триумфом принесли к ратуше. И вот вывели "жертвы".
Однако по большому счету гордиться тут было нечем. Узников было всего
семь, и каких: один из них оказался закоренелым уголовным
преступником, двое - душевнобольными, четверо других под^^^°али
векселя (они содержались в камере предва^^ьного заключения).
Освобожденных с триумфом
провели по улицам города, а впереди несли голову маркиза Делонэ,
насаженную на пику.
Таким был так называемый штурм Бастилии. Вечером этого бурного дня, 14
июля 1789 года, Людовик XVI записал в своем дневнике - крохотной
тетради, переплетенной серой бечевкой, - лишь одно-единственное слово:
"Ничего". И все же он преуменьшил случившееся. Этот деньстал началом
его собственного конца. Под впечатлением событий 14 июля Людовик XVI
попросил вернуться в Париж своего бывшего министра финансов,
уволенного всего за три дня до этого и высланного из страны.
Семья Неккеров еще не добралась до своего швейцарского имения - замка
Коппе (с покупкой его Неккер приобрел титул барона), когда курьер из
Версаля доставил известие о событиях в Париже и сообщил, что король
просит барона Неккера (теперь уже в третий раз) вернуться в состав
кабинета министров. Неккер возврат тился - с женой, дочерью и зятем.
"Каким удивительным все-таки было это путешествие, - писала позднее
мадам де Сталь. - Я думаю, никому, кроме монархов, не доводилось
переживать что-либо подобное... Восторженное ликование сопутствовало
каждому его (Неккера. - Авт.) шагу; женщины, работавшие в поле, падали
на колени при виде проезжавшей мимо кареты; в городках и селениях,
которые мы миновали, тамошние знаменитости выходили нам навстречу и,
заменяя ямщиков, уводили наших лошадей; горожане, выпрягая лошадей,
сами впрягались в карету..." Кульминацией стал Париж. На улицах и
крышах домов расположились тысячи людей; все ликовали.
Когда Неккер возвратился в Париж, уже начали сносить Бастилию. От
"бастиона деспотизма" не должно было остаться камня на камне. Однако
крепость сносил вовсе не "парижский народ", на плечи которого потомки
часто сваливают этот обременительный труд. Этим занялся строительный
подрядчик Поллуа; под его началом работали 500 человек, получавших за
свой труд по 45 су в день. Имелся у них и побочный заработок. Ведь уже
сколько недель Бастилия была излюбленным местом прогулки парижан. За
пару су многие охотно покупали "кусочек страшного тюремного свода, на
который веками оседало дыхание невинных жертв". Весь Париж жаждал
увидеть брешь, через которую ворвались в крепость победители. Зеваки
ощупывали пушки, "беспрерывно палившие в народ"; с содроганием
останавливались перед "орудием пытки", которое на самом деле было
всего лишь конфискованной старинной печатной машиной; в ужасе
застывали, уставившись на человеческие скелеты, найденные во дворе
Бастилии. Скелеты считали "останками мучеников свободы", что воочию
доказывало "жестокость деспотической власти". Граф Мирабо, выступая в
Национальном собрании, сказал: "Министрам недостало прозорливости, они
забыли доесть кости!"
За эти недели и месяцы родилась легенда о "штурме Бастилии" и о
"цитадели деспотизма". Немало тому способствовал Анри Масер де Латюд,
один из бывших узников крепости. Он провел в Бастилии 35 лет и теперь
осознавал открывавшиеся перед ним возможности. Когда крепость начали
сносить, он водил по ее развалинам любопытствующих зевак, позже
написал книгу о времени, проведенном в тюрьме.
В 1749 году Латюд инсценировал покушение на мадам де Помпадур. Он
отослал ей своего рода "адскую машину", но прежде чем его конструкция
прибыла в Версаль, поехал туда сам, дабы предупредить Помпадур. Там он
рассказал, что "видел, как двое мужчин отправили подозрительный
пакет". Вот так он добивался славы, связей, наград. Но ничего не вышло
- его изобличили и бросили в Бастилию.
За это Латюда конечно же не осудили бы на 35 лет, но он повел себя в
Бастилии так экстравагантно, что его сочли душевнобольным. Трижды он
бежал. Во второй побег воспользовался веревочной лестницей, скрученной
из рубашек. Эти рубашки по его желанию передало ему тюремное
начальство. 06 этом сообщают сохранившиеся документы. Начальство
заказало для него 13 Дюжин рубашек - каждую за 20 ливров! Разумеется,
Латюд умолчал об этом в своих мемуарах "Мой побег из Бастилии".
Может быть, сегодня еще и верили бы Латюду, поведавшему немало
страшных небылиц, если бы архив Бастилии не удалось спасти. Сразу
после взятия крепости Избирательный комитет поручил нескольким
гражданам сберечь то, что осталось от архива. "Давайте сохраним
документы! - воскликнул один из выборщиков. - Говорят, что архивы
Бастилии грабят. Нужно поскорее спасти остатки бумаг, свидетелей
позорнейшего деспотизма. Пусть они внушают нашим внукам отвращение
перед прошлым!"
Вот так была спасена, а потом опубликована большая часть документов.
Публикацию продолжали даже тогда, когда стало ясно, что именно бумаги,
добытые в Бастилии, освобождали прежний режим от многих обвинений!
Когда через 138 лет после "взятия Бастилии" заявили, что "историки
недавно наконец окончательно разрушили легенду о таинственной цитадели
французских королей, многочисленные ученые, прилагая неимоверные
усилия, выявили рад документов, касающихся Бастилии, и тщательно
сопоставили их, чтобы впоследствии, соблюдая необходимую
осмотрительность, опубликовать их", тогда зародилась новая легенда,
столь популярная, расхожая легенда об успехах современных
исследователей. На самом деле все основные документы, касающиеся
Бастилии, стали известны еще в 1789 году.
Итак, комиссия, назначенная городскими властями, тотчас начала
публиковать документы архива Бастилии. Это ценное собрание документов
и свидетельств очевидцев взятия крепости появилось на свет еще ". 1789
году и имело следующее название: "Разоблаченная bic- тилия, или
Собрание запретных донесений по истории оной". Двумя основными темами
книги были "разоблачение деспотизма" и "правдивое описание штурма
Бастилии". В предисловии к первому изданию говорилось о "невинных
жертвах резни"; Бастилия именовалась одной из "самых чудовищных голов
гидры деспотизма", а сами издатели обещали привести "коллекцию доводов
и
примеров сих свирепых деяний, в коих нескончаемо был повинен деспотизм
правителей".
Обещание не было выполнено. Официальные акты и мемуарные записи,
представленные издателями, свидетельствовали о прямо противоположном:
с заключенными в Бастилии обращались вполне сносно. Но самое
поразительное было в том, что издатели даже и после этого не
отступились от своего первоначального замысла. Их интересовала правда!
И они прямо изобличали, как лживые, воспоминания некоторых бывших
арестантов, вылившиеся в нагромождение ужасов. Хотя издатели и
пребывали на службе у новых властей, они сами первыми развеяли легенду
о трупах узников, закопанных во дворе Бастилии, о заключенных,
умиравших от голода или погибавших под пытками. С научной
педантичностью исследователи изучали скелеты, найденные там.
Выявилось, что речь шла о заключенных-протестантах, умерших в Бастилии
и похороненных во дворе крепости, поскольку в погребении на городских
католических кладбищах им было отказано.
В собрании документов, уже во втором его издании, была опровергнута и
легенда о штурме Бастилии. В предисловии говорилось: "Предложив новое
издание, мы самым достойным образом вознамерились подтвердить
подлинность всех фактов, относящихся к взятию Бастилии. Чтобы
добраться до истины, мы не проводили никаких новых исследований. Мы
лишь изучили и обсудили все самым тщательным образом. Гарнизон замка,
инвалиды, тюремщики, заключенные, осаждавшие, осаждаемые, опрошены
были все..." И после всей проделанной работы издатели пришли к выводу:
"Бастилию не взяли штурмом; ее ворота открыл сам гарнизон. Эти факты
истинны и не могут быть подвергнуты сомнению".
Мы уже подчеркивали, что гарнизон крепости выстрелил из орудия лишь
один-единственный раз - картечью, а рассказ о 15 пушках, паливших
беспрерывно, ПРОСТО недостоверен. Что же касается нескольких соседчих
домов, разрушенных пушечными ядрами, то виной ^МУ, как поясняли
издатели, было следующее: "Пушечные ядра, посылаемые осаждавшими, не
всегда
попадали в Бастилию, порой они миновали ее и улетали очень далеко". Но
парижане - и не только они - попрежнему верили в 15 пушек, ужасную
темницу, жестокое обращение с заключенными, штурм и пробитую брешь.
А что же Неккер, во многом из-за которого все это разыгралось? Он
быстро терял влияние и популярность. Через 13 месяцев он в последний
раз - и. теперь окончательно - был отставлен от должности и уехал в
свой швейцарский замок. В 1794 году умерла его жена; он самым
педантичным образом исполнил все ее указания. Через три месяца после
ее смерти мавзолей вместе с большим бассейном был окончательно готов;
до тех пор Неккер держал тело покойной у себя в доме. Спустя десять
лет он последовал за ней. А в 1817 году пришел черед и их дочери,
Жермены де Сталь, к тому времени ставшей прославленной писательницей
(особенно известна была ее трехтомная книга "О Германии", на страницах
которой де Сталь увековечила "страну мыслителей и поэтов", хотя и
подвергла ее беспристрастной критике).
Жермена де Сталь умерла 14 июля; в тот день, ровно
28 лет назад, по Парижу носили бюст ее отца. Через четыре дня после ее
смерти был вскрыт семейный мавзолей - там, в черном мраморном
бассейне, еще наполовину заполненном спиртом, укрытые красным
покрывалом лежали тела Неккера и его жены. Гроб дочери поставили в
ногах бассейна; мавзолей снова замуровали, и Неккеры обрели наконец
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 16 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |