И вряд ли, было что-то страшнее ощущение этого... По крайней мере, для Алова. Как будто разом обрушилось то, за что еще можно было уцепиться; что связывало вас - с жизнью; с необходимостью - жизни, потому что, теперь, эта необходимость отпала.
Но надежда еще оставалась. Такая маленькая, почти незначительная надежда, на которую раньше он бы и не обратил внимания, а теперь ничего кроме нее - у него и не было. И Алов с трепетом относился к ощущению того, что когда-нибудь фитилек поддерживавшей его жизнь надежды, - возрастет в пламя. Пламя жизни. В огонь, - поддерживающий эту жизнь.
Но, ведь, могло быть и наоборот. Могла произойти лишь кратковременная вспышка. А потом эта жизнь (получается, его жизнь), может погаснуть.
И видимо, как раз этого Алов боялся.
В какой-то момент Алов почувствовал, что все в нем "обрывается". Разрывается какая-то невидимая нить, связывающая его с миром. С жизнью. Ему больше не хотелось цепляться за эту жизнь. Ему расхотелось лгать самому себе. Обманывать себя. Расхотелось убеждать себя, - что нужно продолжать жизнь. Что его жизнь кому-то нужна. Что он приносит какую-то пользу, или радость кому-то...
Ничего этого не было... Алов знал, - что от того факта, что он живет - никому не было ни пользы, ни радости, а, скорее всего, - лишь только одна непрекращающаяся боль...
...И как только осознал он это, - отчаяние завладело им. Его сознанием. И сознание как-то быстро поддалось влиянию этого отчаяния. А Алову разом расхотелось пытаться выжить. Ему уже ничего не хотелось.
И появилось еще одно чувство. Оно появилось так внезапно, что Алов еще какое-то время сидел погруженным вглубь себя, удивляясь - почему же, это ощущение не приходило раньше?.. Ведь оно, пожалуй, как раз и являлось некой квинтэссенцией того, что с ним происходит. Ведь, как раз оно является неким следствием всего, что он испытывает сейчас.
И это чувство, чувство которое он испытывал сейчас, чувство, о котором наконец-то смог догадаться, это чувство... была обида. Самая настоящая обида. Обида на самого себя.
И с этим ничего нельзя было поделать.
От этого невозможно было избавиться.
От этого и не нужно было избавляться. Но и продолжать жить с ним дальше, - было невозможно. Ведь, это было бы преступлением. Настоящим преступлением. Преступлением против самого себя.
А значит... А значит, нужно было прекратить эту жизнь. Жизнь, которая приводила к саморазрушению. Жизнь, которая превратилась в замкнутый круг; из которого Алов не видел выхода.
Человек вышел из парадной, не спеша докурил сигарету, зажег, было, еще одну, - но, усмехнувшись, отбросил ее, сел в машину, дал возможность мотору прогреться и тронулся. Он не спешил. Он пока не спешил. Да, и ехать ему было недалеко.
Спустя какое-то время машина свернула на проселочную дорогу. "До места" оставалось не больше полутора тысяч километров. Через полторы тысячи километров - все закончится. И мужчина улыбнулся двойному значению этого слова.
"...Закончится"... Все действительно закончится.
Мужчина вышел из машины. Огляделся по сторонам.
Невольно он поймал себя на мысли, что оттягивает наступление того, что решил сделать, и для чего, собственно, приехал. Он потянулся, было, за сигаретой, но вспомнил, что оставил пачку в машине.
- Если я сяду в машину, я уже не выйду из нее!? - он удивился появившейся мысли.
- А зачем мне выходить? - вновь удивился он теперь уже "ответу на вопрос". Выходить ему было не нужно. Как же он раньше об этом не догадался?
На душе у него неожиданно посветлело. Он повернул к себе зеркало "заднего вида". Повернул только для того, чтобы увидеть улыбку, которая впервые за долгое время появилась у него. Ведь, сейчас к нему пришло решение, которого он, по сути, и ждал все это время. "Он должен был извиниться перед всеми", - вот, что это было за решение. - "Он должен был встретиться с каждым, кого хоть когда-нибудь обидел - и извиниться, просить, вымаливать у того прощение". И ничего больше. Такое простое решение. Но это было решение, которое способно сохранить ему жизнь. И ему сейчас совсем будет незачем делать то, что он запланировал.
Алов (а это был, именно, он) включил зажигание.
Он словно внезапно вспомнил о чем-то.
- Как же он мог об этом забыть? - усомнился Николай Николаевич сам себе.
Что-то говорило - ничего еще не изменилось. И его второе "Я" вдруг стало откровенно насмехаться над ним.
- Нет, нет. Я сейчас не готов так просто уходить из жизни, - сказал сам себе Алов.
Но, казалось, он уже упустил тот момент, когда еще можно было уехать. Теперь, со всех сторон он слышал голоса тех, кто всю жизнь (как они не раз об этом говорили) заботился о нем.
Сейчас он как будто даже мог разглядеть их лица. Правда, эти лица были столь ужасны, что "оправданнее" будет сравнить их с "рожами". Алов защелкнул кнопки дверей. Стекла тоже были прочно закрыты. И, тем не менее, со всех сторон к нему - лезли те, кто, оказывается, все это время были добровольными советчиками его.
Они лезли через крышу, через лобовое стекло, через двери...
Каркас машины надежно сдерживал эти атаки. И тогда, видимо, убедившись, что так просто достать им его не удастся, они стали раскачивать машину.
Алов выхватил пистолет и принялся отстреливаться. Он выпустил полную обойму. Но вспомнил, что у него был еще один патрон. В его "Вальтер" (который он когда-то купил у "поисковиков") образца 1943 года вмещалось 12 патронов. Но у него был еще один патрон, как бы "на всякий случай". "Для себя". Руки дрожали и совсем не слушались его. Патрон найти он не мог. "Куда же я положил его?"...
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |