— Похоже, ты читал Парацельса?
— Больше «несгибаемого Тибалта», — прошептал Том. — Прочти, это всем полезно. И Монарда*.
— Теперь обязательно.
Лихорадка Виолы затянулась до конца зимы. Поначалу похожая
на быстротечную хворь от охлаждения, она обернулась долгим
мучительным воспалением, хриплым кашлем со рвотой и сиплым
дыханием, а затем неделями горячки и слабости. Уилл был в па-
нике, но старался не выдать своего ужаса. Том часто оставался
у них на ночь, сменяя его у постели сестры. Эта зима заметно по-
серебрила виски Уилла. К концу февраля Виола начала оживать.
Медленно возвращался неделями пропадавший голос, еще сла-
бые силы позволяли недолго посидеть и хоть что-то проглотить.
После бредового, полуобморочного опустошенного состояния, безразличия к себе и всему вокруг вернулась ясность ума, и по-
степенно все встало на свои места. Она смогла оценить сполна за-
боту и любовь, которой ее, как в кокон, закутали Уилл и Том.
Волшебником оказался и корабельный лекарь, служивший у Тома
* Тибалт Леспленгни (1496—?) — известный врач и фармацевт. Николай Мо-
нард (1493—1578) — испанский врач (прим. автора).
ЧАСТЬ II. ГЛАВА XI
много лет и бывший его другом, под наблюдением которого она
была все это время. Однажды Том нашел Виолу уже не в постели.
С потрескавшимися сухими губами, покрытыми белым налетом, с платком на голове она сидела в кресле, укутавшись в стеганое
покрывало.
— Уже явно лучше, — сказал он.
— Еще скриплю немножко, — отозвалась она.
— Милая.
Он подошел.
— Я сейчас встану.
— Нет, нет.
— Тогда сам налей себе вина и садись, только не очень близко.
— Я выпью за твое здоровье, если ты выпьешь свою хину.
— Я выпью с тобой мою хину, если ты почитаешь мне новую
пьесу.
— Нет, если это трагедия.
— Это комедия. Уиллу заказали ее для представления на Рожде-
ство в Темпле. Она на столе. Так, что же? Выпьем за здоровье и по-
читаем?
Том был рад этому их маленькому торгу. Она казалась ему ребен-
ком и тем самым вызывала еще большую нежность. Он поймал
себя на том, что, будучи их с Уиллом ровесником, стал относиться
к ним по-отечески.
— Знаешь, Том, — в ее осипшем голосе прозвучало смущение, —
я благодарна тебе за все, но одного я не понимаю…
— Чего?
— Как Уилл пустил тебя ко мне? Похоже, я была совсем плоха.
Том протянул ей чашку с хинным настоем.
— Не беспокойся ни о чем. Я научился многому. Знаешь, корабль
— это как остров. У меня их два. 256 человек на «Турине» и 215 на
«Вероне». И все мечтают о том, чтобы вернуться. Мой долг — воз-
вратить их на берег целыми и невредимыми, поэтому смущению
порой не должно быть места.
Он расположился в кресле напротив и взял пьесу. Уильям при-
думал легкую, веселую историю. Том читал с выражением, угады-
вая характеры персонажей, как делал это, рассказывая о своих
собственных путешествиях. Уилл заглянул в комнату и наблюдал
за ними. Очень внимательно. И очень тихо.
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
После ухода Тома, он подсел поближе.
Она молчала, опустив голову.
— Знаешь, я думаю, может быть… — она не договорила.
— Он любит тебя, — сказал Уильям. — «Как сорок тысяч братьев
любить не могут».
— Я знаю, — и, помолчав, добавила. — Мне трудно избавиться от
«Себастиана».
— Он тебе еще пригодится.
— Ты думаешь?
— Когда у тебя родится сын, Себастиан подскажет, о чем с ним
говорить.
— Я хочу, чтобы теперь меня замечали.
— Кроме моих, у тебя теперь есть еще пара глаз, в которых ты
всегда увидишь свое прекрасное отражение. Смотри же в них.
Смотри чаще.
Она согласно кивнула.
— Пора выздоравливать, — сказал Уилл.
— От хвори по имени Ричард. От хвори по имени Ричард, — по-
вторила она, глубоко вздохнув.
Через пару недель стало совсем тепло, и Том пригласил Виолу
в порт осмотреть обновленные за зиму корабли. На обратном
пути она спросила:
— Скажи, есть что-нибудь на свете, чего ты не умеешь?
— Я не уверен, — рассмеялся он, играя бровями. — Возможно, есть что-то, что у меня не получилось бы. Но это вряд ли.
— Ты до неприличия самоуверен, — веселилась Виола. — Любо-
пытно, что бы это могло быть.
— Есть верный способ это проверить.
— Какой?
— Провести со мной всю жизнь.
Он сказал это так просто, что и она продолжала в том же духе.
— Для этого нужно служить на твоем корабле. Твоей жене доста-
нутся лишь зимние стоянки.
Том кивнул.
— Не худший способ коротать зимы.
Этот день, проведенный вдвоем на верфи, открыл перед ней
мир, о котором она много слышала, но даже подумать не могла, как он изнутри далек от ее представлений о нем. Случилось то, на
ЧАСТЬ II. ГЛАВА XI
что Том очень рассчитывал — он еще на шаг приблизился к ней.
С каждым днем она, удивляясь себе, замечала, что уже не просто
рада ему, но с нетерпением ждет, если он не появляется дольше
обычного. Почти всегда живущая с чувством тревоги, при мысли
о Томе она испытывала душевное затишье. Однажды он решился
спросить ее:
— Скажи, почему и когда ты впервые решила надеть мужское
платье?
— Когда мне было лет пять. Или около того. А навсегда — когда
мы уехали из Стратфорда. Главным образом, чтобы избежать не-
приятностей в дороге: посягательств и осуждения. Внешность
моя, конечно, от этого не выиграла, но остальное — пожалуй.
— Внешность выиграла в первую очередь.
Виола удивленно обернулась на него.
— Это правда, — добавил он. — Ты прекрасна! Знаешь, где бы ты
чувствовала себя свободно?
— Где?
— В Древнем Риме. Или в Греции. Там тоже была поэзия и, разу-
меется, театры. И одежды на людях было немного.
— Почему мы говорим об этом так просто? — удивилась она.
— Вероятно, потому, что думаем именно так.
А имя твое? Ведь ты считаешь своим покровителем Святого
Вильгельма?
— Меня крестили Вильгельминой. Так же, как брата. Потом уже
нашлось и новое имя. С ним мне стало как-то…
— Свободно? — подсказал он.
— Да.
марта 1598 года вышла в свет «забавная и остроумная коме-
дия, называемая «Бесплодные усилия любви», «исправленная
и дополненная» У. Шакспиром. Это была первая пьеса Уильяма, изданная с его именем на титульном листе. Ему удалось преодо-
леть анонимность профессии драматурга и стать «узнаваемым
автором». Постановку пьесы тут же заказали несколько знатных
домов, и актеры снова отправились в путь, как прежде, вдохнов-
ленные успехом.
Виола ждала возвращения Уилла через неделю, но время про-
шло, а они не вернулись. Она знала, что такое дорога и гастроли
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
в знатных домах, но в этот раз потеряла самообладание. Такой за-
стал ее Том.
Она ходила из стороны в сторону и бормотала: «Что-то случи-
лось! Что-то случилось!» Том раскрыл руки и шагнул к ней, чтобы
остановить это хождение. Она повернулась и, так как он не оста-
вил ей места, уткнулась лбом в его шею.
— Я не могу больше бояться за него, — плакала она. — Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось. Я не хочу!.. Я не хочу!.. Я хочу, чтобы он был жив!
— Он жив и здоров, — тихо сказал Том, смыкая руки за ее спиной.
— Я уверен.
Прислонившись к нему, Виола затихла. Звуки ушли. Мысли за-
молчали. Вдруг она погрузилась во внутреннюю тишину и забыла
о времени. Так они стояли долго. Том замер и ждал. Наконец, Виола отстранилась, приоткрыв глаза, как в полудреме.
Была уже ночь, когда в дверь постучали. Это был Уилл. Оказа-
лось, труппу по распоряжению властей задержали для выяснения
благонадежности.
Том нравился Виоле, но она не позволяла себе задуматься о
большем. Ее ровесник, образованный путешественник и опыт-
ный моряк, он ни разу не помыслил усомниться в правоте ее
взглядов или осудить ее поступки. Дружить — это она умела.
И он вел себя, как друг.
Весна пришла знойной, как никогда. Чтобы хоть на время спря-
таться от жары, Том предложил Виоле уезжать верхом в Хэмстед —
живописное место с лесами, охотничьими угодьями, тихими зато-
нами, мелкими речками, прудами и холмистыми просторами.
Здесь, вдалеке от городского шума и сутолоки, она попадала
словно в родную стихию, где становилась, как всё вокруг, изящ-
ным и сильным созданием природы, живым и близким. Том любо-
вался ею, стараясь продлить наслаждение от такого общения, зыбкость которого он не хотел нарушить. Желая удержать, он бо-
ялся спугнуть.
На одной из прогулок Том сказал, что через месяц отплывает
в Венецию.
— А ты? — вдруг спросил он. — Что будешь делать ты?
— Я? Что и всегда.
ЧАСТЬ II. ГЛАВА XI
— Разве ничего не изменилось? По-моему, после нашей встречи
мир стал другим.
— Стал. Но я не могу ничего изменить. Мне кажется, что я все
отдала брату.
— Вряд ли все.
Сказав это, Том поднялся с травы, они сидели у подножия песча-
ного холма, поросшего ивами и ветлами, и пошел к воде. Виола смот-
рела, как он разулся, вошел в воду по колено, вернулся на несколько
шагов и прошел, загребая воду босыми ступнями, вдоль берега.
— Родная стихия, — улыбнулся он.
— Моя родная стихия — чернила, Том. Я из них родилась, как из
пены морской. Знаешь, что бывает, если смешать воду и чернила?
— Знаю! — он, смеясь, с размаху стремительно провел ладонью
по воде, направив брызги в ее сторону. — Знаю!
Виола отпрянула назад.
— Но тогда скажи мне, фантазерка, — выходя из воды и направ-
ляясь к ней, спросил Том. — Скажи мне, чем живет земля? Чем мы
утоляем жажду? Чем нас крестят? — он подошел совсем близко
и осторожно окатил ее голову водой, донесенной в ладонях. — Разве
чернилами?
Она зажмурилась и почувствовала его ладони у себя на плечах.
Том мягко потянул ее к себе, сделав шаг назад. Он вел ее в воду.
Никакая иная стихия не смыла бы с них все, что еще последними
бесплодными усилиями отчуждало их друг от друга.
Недаром имя, данное мне, значит
«Желание». Желанием томим,
Молю тебя: возьми меня в придачу
Ко всем другим желаниям твоим.
…………………………………………
Недобрым «нет» не причиняй мне боли.
Желанья все в твоей сольются воле*.
Звуки остались. Слова пропали. Они растворились в ветвях, в каплях воды на коже Тома, в их телах, словно освобожденных от
* Шекспир У. Сонет 135 (пер. С. Маршака).
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
пут. В ее горле рождались звуки — не слова. Это был голос жен-
щины прежде всех слов.
Твоя душа противится свиданьям.
Но ты скажи ей, как меня зовут.
Меня прозвали «волей» иль «желаньем»
А воле есть в любой душе приют.
………………………………………….
Ты полюби сперва мое прозванье,
Тогда меня полюбишь. Я — желанье!*.
Неподвластное ей ее тело стало таким же гибким и свобод-
ным, точно ивовые ветви, стелющиеся по воде. И над ними
плыло безмолвие. Во всем была эта бессловесность. Одна на
всех.
Том вышел из воды, держа Виолу на руках, и осторожно опустил
ее на плащ.
— Какое. Счастье. Быть. Женщиной.
Они долго молча смотрели друг на друга.
— Ты покрыта пылью подмостков, — сказал спустя время Том. —
Я хочу, чтобы на тебе засверкали водяные брызги. Ты дышишь
книгами, а создана для солнца.
Виола молчала, будто глядя внутрь себя.
— Опять ты улетаешь куда-то. Возвращайся.
— Я не могу найти ответ.
— Посмотри на меня. Ответ здесь. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы
ты всегда была со мной. Всегда. Понимаешь?
— У меня строптивый нрав.
— Я вижу.
— А вдруг я не смогу? Вдруг мы устанем друг от друга?
— Думаю, я пойму и это.
— И что ты сделаешь?
— Дам нам отдохнуть. Я часто и надолго ухожу в море.
Он откинулся на спину. Виола смотрела на него — впервые так
близко.
* Шекспир У. Сонет 136 (пер. С. Маршака).
ЧАСТЬ II. ГЛАВА XI
Ты с виду прям и честен, капитан.
Хотя природа в благородный облик
Порой вселяет низменное сердце,
Мне кажется, в твоих чертах открытых,
Как в зеркале, отражена душа...*.
— Роль возлюбленной, ожидающей на причале, — задумчиво про-
изнесла она, — мне еще не доводилось играть.
— Так сыграй.
Улыбнувшись, она шутливо сказала:
— Ты не представляешь, какой я могу быть — ревнивой, каприз-
ной, плаксивой, слабой, дурашливой — всякой.
Он взял ее руку: «Представляю».
Месяц до отплытия Тома Виола провела в его доме. Она обещала
его ждать. И тогда, если она решится, в следующем году они
вдвоем уедут в Венецию. Об этом знал только Уильям.
Радуясь за сестру, он понимал, что с ее отъездом половина его
сердца оторвется навсегда. Он утешал себя тем, что время лечит, и что, возможно, осознание того, что она благополучна и любима, поможет ему примириться с ее отъездом. Но сердце теперь не пе-
реставало ныть.
Виола, провожая Тома, дала ему маленькое письмо, прочесть
которое попросила, когда они будут милях в семистах от Лон-
дона. Капитан измучил матросов, требуя не упустить на этом
пути ни одной перемены ветра. Открыв письмо, он прочел:
«Anchora Spei»**.
Долгие месяцы Виола металась от решимости до полной рас-
терянности. Ее пугала разлука с братом, со всеми и всем, кого
она любила. Она ждала. Том вернулся двадцать первого сен-
тября.
В апреле следующего 1599 года Виола и Том венчались в при-
ходе Св. Георгия-на-Лужках в присутствии Джима Эджерли
и Уильяма Шакспира. Обращаясь ко всем, ровно звучал высо-
кий голос:
* Шекспир У. Двенадцатая ночь, или Что угодно (пер. Э. Линецкой).
** Якорь надежды (лат.).
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
— Дорогие возлюбленные, мы собрались здесь пред Богом
и этим собранием, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину
священными узами брака, о котором святой Павел повелел, чтобы
он был честен среди всех людей. Посему, никто не должен присту-
пать к нему необдуманно или легкомысленно, но здраво, благора-
зумно и в страхе Божьем…
Берешь ли ты эту женщину как свою законную супругу, чтобы
вместе жить в святом браке? Обещаешь ли ты уважать и любить
ее, беречь ее в болезни и здравии, в богатстве и нищете, оста-
вишь ли всех остальных и прилепишься ли только к ней пока вы
оба живы?
— Да.
— Берешь ли ты этого мужчину как своего законного супруга, чтобы жить с ним вместе в священном браке? Обещаешь ли ты лю-
бить, уважать и беречь его в болезни и здравии, оставить всех
остальных и прилепиться только к нему пока вы оба живы?
— Да.
— Подайте знак того, что этот завет будет соблюдаться всегда.
Теперь, на основании поручения, данного мне Всемогущим Богом
быть Его слугой и засвидетельствованного мне Ангелом, этой
властью я объявляю этого мужчину и эту женщину мужем и женой
во Имя Иисуса Христа. Аминь. Благословит вас Бог. Вы женаты.
Кого Бог сочетал, того человек да не разлучает.
По просьбе Виолы свидетели дали обещание никому и никогда
не говорить, что с нею стало и где она. 12 мая 1599 года галеоны
«Турин» и «Верона» поставили паруса на Италию.
Джек, улучив момент, подошел к Виоле так, чтобы никто его не
услышал.
— Я поверить не могу, что мы больше не увидимся, — сказал он.
— Джек, — Виола положила руки ему на плечи, — ты всегда был
моим другом. И останешься им навсегда. Навек.
Он едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. Наконец, овладев
собою, он сказал:
— Возьми. Это мой подарок. Я хотел, чтобы твои стихи укра-
шали эти инициалы. Я делал их для тебя.
Он открыл деревянную коробку, покрытую изящной резьбой.
В ней, каждая в своем отсеке, лежали инициалы — резные заглав-
ные буквы для печати, которые ставили в начале абзаца или ис-
ЧАСТЬ II. ГЛАВА XI
пользовали для ручного набора узорного текста. Литеры изящно
переплетались с цветами, растениями и животными в технике
«жемчужного» узора Жоффруа Тори и выполнены были с непре-
взойденным изяществом и вкусом. Восхищенная Виола достала
инициал «W», вырезанный в виде якоря, корень которого при-
ходился по центру между двумя соединившимися, словно про-
никнув одна в другую буквами «V».
— Сдвоенное «V». Уильям и Виола,— сказала она. — Вот, что мы
сделаем. Возьми.
Она протянула инициал Джеку.
— Всякий раз, когда ты будешь ставить эту литеру на свои
книги…
Виола повернула инициал корнем якоря влево, и буква стала по-
хожей на литеру «Е» будто ее так и задумали.
— …ты вспомнишь, где хранятся остальные.
Поцеловав Джека, Виола подошла к брату. Она долго смотрела
ему в глаза, затем нежно взяла его за уши, прижалась лбом к его
лбу и подмигнула. Так они и стояли — эти любящие и любимые от-
ражения друг друга. Потом Виола отстранилась, вдруг взяла пра-
вую руку Уилла обеими руками и, стремительно наклонившись, поцеловала ее.
— Милый, — сказала она, не отпуская его руки, — это не я. Это
время.
— Возвращайся, если только захочешь, — проговорил он. — Здесь
есть твой дом. Здесь живут твои друзья. Помни о них.
— Скажи всем потом как-нибудь, что я их люблю… любила. До-
рогой мой! Милый мой брат! Родной мой Уилл!
Они обнялись.
— Благослови вас Бог, Ви!
— Не смей печалиться! Слышишь! — она вытерла слезы с его
щек. — Слышишь, не смей! Не забывай про стратфордский дом.
Живи в нем с Энн счастливо.
— Себастиан! — Том положил руку на ее плечо. — Пора. Будь
счастлив, Уилл. Будь счастлив, Джек. Мы свидимся еще. В путь.
В последний раз Виола была одета в мужское платье.
И оба — капитан и «юнга» — поднялись на борт галеона.
Уильям Шакспир и Джим Эджерли долго смотрели, как два ко-
рабля отходят от причала и скрываются в перспективе.
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
О, как тебе хвалу я воспою,
Когда с тобой одно мы существо?
Нельзя же славить красоту свою,
Нельзя хвалить себя же самого.
Затем-то мы и существуем врозь,
Чтоб оценил я прелесть красоты
И чтоб тебе услышать довелось
Хвалу, которой стоишь только ты.
Разлука тяжела нам, как недуг,
Но временами одинокий путь
Счастливейшим мечтам дает досуг
И позволяет время обмануть.
Разлука сердце делит пополам,
Чтоб славить друга легче было нам*.
* Шекспир У. Сонет 39 (пер. С. Маршака).
ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII
Глава XII
Ровно через месяц, 12 июня 1599 года, в день солнцестояния
и новолуния, произошло событие, навсегда оставшееся в истории.
В этот день в Саутуарке по случаю открытия нового театра по-
казывали «Юлия Цезаря». Пьесу играли на сцене нового театра —
«Глобус».
История строительства этого театра и баталий, этому предше-
ствовавших, началась в тот год, когда пьесы Уильяма начали изда-
вать с именем автора на титульном листе, а на сцене одну за
другой играли комедии о счастливой и преданной любви. Их ге-
роини то переодевались в мужскую одежду, отправляясь в отча-
янное путешествие за своими возлюбленными, то вместе со
своими достойными кавалерами являли публике торжество ост-
роумия, юмора и красноречия. «Бесплодные усилия любви» сме-
нились пьесой, в которой впервые появилась удивительная пара —
Бенедикт и Беатриче — полюбившийся публике живой остро-
умный дуэт. Много лет спустя один из зрителей писал в воспоми-
наниях: «В ожидании Беатриче и Бенедикта публика доверху
заполнила партер, галереи, ложи». В том же году Фрэнсис Мерез, magister artium* обоих университетов**, а также составитель учеб-
ников, опубликовал труд, названный «Сокровищница ума».
«Как Плавт и Сенека считались лучшими мастерами комедии
и трагедии у латинян, так Шекспир в обоих этих жанрах пре-
восходит всех среди англичан…», — писал Мерез. — «Кажется, музы говорили бы отточенными шекспировскими фразами, умей они говорить по-английски». Далее автор перечислял тра-
гедии — «Король Иоанн», «Ромео и Джульетта» и комедии —
* Искусный учитель (лат.) (прим. автора).
** Оксфордский и Кембриджский университеты (прим. автора).
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
«Сон в летнюю ночь», «Венецианский купец» и «Вознагражден-
ные усилия любви».
Эту пьесу — «Вознагражденные усилия любви» — Уильям на-
писал после издания «Бесплодных усилий», летом, когда Том
отправился в Венецию, чтобы вернуться осенью и услышать
ответ Виолы.
Он надеялся, что Том сможет занять в душе Виолы место, все
еще занятое тем, усилия любви к кому оказались бесплодны.
О, если так она платить умеет
Дань сестринской любви, то как полюбит,
Когда пернатой золотой стрелой
Убиты будут все иные мысли,
Когда престолы высших совершенств
И чувств прекрасных — печень, мозг и сердце —
Навек займет единый властелин!*.
Тем временем Тайный совет по-прежнему требовал снести все
театры. Однако не так-то просто справиться с публикой, а уж тем
более с актерской братией.
Новые театры возникали и в центре города, и на северных его
окраинах, в частности, «Фортуна» и «Голова вепря». «Слуги лорда-
адмирала» продолжали играть в «Розе», а «Слуги лорда-камер-
гера» — в «Куртине».
Проблемы театра вынуждали основное ядро труппы — Ричарда
Бербеджа, Уильяма Шакспира, Катберта Бербеджа, Уильяма
Кемпа, Томаса Поупа, Джона Хемингса, Огастина Филипса
и Генри Кондела — собираться едва ли не каждый день в доме Бер-
беджей. Их переговоры с Джайлзом Алленом, владельцем театра, по поводу аренды зашли в тупик. Компания искала выход из соз-
давшегося положения, и он был найден. Такой же дерзкий и отча-
янный, как вся кочевая жизнь этой отважной когорты. Хозяину
по контракту принадлежала земля, но не сам театр. Так пусть
и остается со своей землей, а театр они перенесут на новое место.
После Рождества 1598 года большая компания, вооруженная, как потом свидетельствовал Джайлз Аллен, «шпагами, кинжа-
* Шекспир У. Двенадцатая ночь, или Что угодно (пер. Э. Линецкой).
ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII
лами, пиками, топорами и тому подобными предметами», при-
нялась «крушить здание театра», из-за чего жители Шордича
пребывали «в большом беспокойстве и испуге». «Большое
беспокойство» продолжалось четыре дня. Разбирали стены, грузили бревна на телеги и переправляли на пароме и по Лон-
донскому мосту на другой берег реки.
Здесь, на южном берегу, в Саутуарке, на участке, взятом Бербед-
жами в аренду на тридцать один год, театр собрали заново. К лету
«Слуги лорда-камергера» привели участок в порядок. На время ак-
теры превратились в плотников и садовников и, дружно, закатав
рукава, подбадривая себя шутками и песнями, строили, мостили, копали, перекапывали и застилали. Том взялся помогать им. Он
привлек к строительству лучших плотников и рабочих с верфей
и доков. Вокруг театра разбили сады и построили несколько
домов для сдачи внаем. Джайлз Аллен пытался взыскать с Бербед-
жей по суду восемьсот фунтов за причиненный ущерб. Два года
дело рассматривалось в разных инстанциях, но Бербеджи дей-
ствовали в рамках закона и Аллен проиграл.
Теперь совладельцами театра стали пять пайщиков, взявших на
себя расходы по обустройству театра, в число которых вошел
и Уильям. Отныне ему принадлежала десятая часть театра, в котором
он играл и для которого писал пьесы. Он переселился в один из
домов на земле при театре. Его соседями стали Огастин Филипс, Томас Поуп, Эдвард Аллейн и Филип Хенслоу. В документах 1599 года
существует запись о том, что дом с примыкающим садом в приходе
Спасителя в Саутуарке «in occupation Willielmi Shakespere et aliorum»*.
Очень долго спорили о названии театра. Оно должно было
устроить всех.
— Слово должно быть, как «театр», — рассуждал Уилл, — как
«дом», «город», «земля».
Однако театр «Театр» уже был.
— Чем плох «Дом»? — спрашивал Бербедж.
— Нет, это мелко. Это же «Вселенная». «Мироздание».
— «Сфера», — предложила Виола.
— «Глобус!» — воскликнул Уильям. — «Глобус!»
*…занят Уильямом Шекспиром и другими (лат.) (прим. автора).
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Случается, что несколько судьбоносных событий в жизни совер-
шаются почти одновременно. 12 мая Том планировал вывести ко-
рабли из порта. 12 июня должно было состояться открытие
театра. Осевая линия здания театра отклонялась от севера к вос-
току на 48 градусов — таким образом, она точно совпадала с осью
летнего солнцестояния. По словам звездочета, это было лучшим
временем для открытия нового дома.
— Том, а нельзя вам задержаться на месяц? — Уилл не мог пове-
рить, что Виолы не будет на первом спектакле в «Глобусе».
— Прости, Уилл, нет. Не только на суше живут по звездам.
После прощания с ними Уилл спасался от приступов тоски, по-
гружаясь в работу над новой пьесой, предназначенной специ-
ально для открытия. На премьере он играл Брута, а Бербедж —
Цезаря. Едва прозвучали финальные слова, Уильям поднял глаза
на галереи и увидел ее. Память сделала все, чтобы в этот миг он
забыл, как изменилась их жизнь месяц назад. Мгновение, когда он
понял, что чувство обмануло его, вернув в действительность, он
запомнил навсегда. Боль была невыносимой. Глотнув воздух, ста-
раясь устоять, он схватился за плечо Бербеджа, изображая друже-
ское объятие, а на самом деле стараясь удержаться на ногах. Свет
померк, перед глазами наплыло густое розовато-серое в зеленых
и желтых узорах марево, грудь давило и резало так, будто это он
сам, а не Брут бросился минуту назад на собственный меч.
— Дик, — едва слышно сквозь полуоткрытые губы проговорил
он. — Не отпускай меня.
Бербедж увидел крупные капли пота на его бледном лице.
— Что с тобой?
— Уведи меня, — прошептал он, и они, медленно отступая, вышли в дверь задника сцены.
Уилл осел на руках Бербеджа, точно из него вынули кости.
— Лекаря! — крикнул Ричард.
— Ничего, — прохрипел Уилл. — Я потерплю.
И он терпел, превозмогая себя и желание броситься на ближай-
ший корабль, идущий в Венецию. Оставаясь один, он выл от
тоски, как ребенок, брошенный в доме. Всюду он видел и не нахо-
дил Виолу, которая была ему сестрой, матерью, другом, порой
любимой игрушкой, защитником, лекарем, кормилицей — его чер-
нильницей, его пером, его словом, его наградой, его отражением.
ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII
Может ли человек жить без своего отражения? Часто он ставил
перед собой зеркало и разговаривал с ним, всматриваясь в собст-
венные черты, не в силах отвести глаза от ее глаз, которые видел
в зеркале, в которых видел ее. Нежно взятые руками уши вместе
с локонами, взгляд чуть исподлобья с улыбкой, лоб, прижатый
к его лбу. Думая о ней, он всегда вспоминал эту их позу — полуобъя-
тие, полуприкосновение — самое глубокое, самое сердечное. Он
плакал, сгибаясь и сжимая пальцами локти, словно ударившись об
острый угол.
Джон Хеминг и Генри Кондел видели, что с ним творится что-
то неладное, но отвлеченные делами нового театра, далеко не
сразу заметили, что Себастиан словно испарился. Единственное, что однажды Уильям пробормотал при них, и они услышали: «От-
ныне один лишь я — все дочери отца, все сыновья его...»*
— Уилл, что-то давно не видно Себастиана?
— «Один лишь я — все дочери отца…»
— Перестань говорить загадками!
Больше они ничего не добились.
— Плохо дело, — сказал Джон. — Не иначе, с ней что-то стряс-
лось. Ты ее видел?
— Нет, уже давно. А он точно рассудком помутился.
— Надо спросить Филда.
— Она ушла от меня, ничего не объясняя, в мае, — ответил им
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |