Трюмпер облизывает губы и вздыхает, отворачиваясь от меня, а я снова устремляю взгляд на небо и думаю о том, что в каждом из нас живёт одиночество, насколько счастлив бы ты ни был. Я думаю о мальчишке и немного улыбаюсь. Надеюсь, он задержится подольше в моей жизни. Потому что ещё одной потери я не смогу пережить. Время лечит, но шрамы остаются. И они нещадно болят, пытаясь уничтожить душу изнутри.
Слишком печально и слишком несправедливо.
========== 6.1 ==========
<b> В.А. Моцарт "Ближе К Мечте" - Скрипка и рояль </b>
Безмолвно покидая стены своего дома, оставляя позади множество воспоминаний и событий, затронувших мою душу своими тонкими пальцами и оставивших на ней нестираемые, прожжённые отпечатки, чувствуя себя беззащитным и потерянным, словно выброшенный из дома котёнок, я бросаю последний взгляд на коробку, которую притащил с собой Том и оставил на моей кухне, запретив мне открывать её, и выхожу из дома вслед за мальчишкой. На мне непривычный чёрный костюм с белоснежной рубашкой и галстуком, та Трюмпере красная шёлковая рубашка, чёрный галстук и чёрные джинсы. Мальчишка настоял на том, чтобы мы оделись официально на этот концерт классической музыки.
Непривычно носить такое, признаться, я давно не надевал на себя что-то подобное. Предрассудки стираются с накопившейся пылью, и я перестаю воспринимать их, отдавая право за выбором Тому.
Мы выходим из дома – такси уже на месте, покорно дожидается нас, словно верная дворняга своего хозяина. Прохладно. Осень. Вечер.
Мы забираемся на заднее сидение – я чувствую, как рука Тома накрывает мою и сжимает, согревая прохладные пальцы, а потом мальчишка называет адрес и разрешает водителю тронуться с места.
Я откидываюсь на спинку сидения и думаю о том, что за всю свою вечность я ни разу не был там, куда мы направляемся.
- Где это? – тихо спрашиваю я.
- В западной части, - Том смотрит на меня и легко улыбается. – Ты там никогда не был?
Он удивлённо вскидывает брови, словно не веря тому, что за всю свою бесконечную жизнь я никогда не слышал об этом месте.
Я качаю головой.
- Не знал, что там проводятся концерты, - говорю я.
Замечаю на себе быстрый взгляд водителя, который смотрит на нас через зеркало заднего вида, и вздыхаю. Очевидно, этот мир ещё сможет меня удивить.
- Это благотворительный концерт. Деньги за билеты пойдут на лечение детей, которые больны раком, - мальчишка облизывает губы, скользя языком по шраму.
Я внимательно наблюдаю за ним, и мне вдруг кажется, что парня что-то связывает с этим концертом. Не просто увлечение музыкой. Не просто благотворительность. Что-то другое. Словно для него это имеет значение куда больше, чем для других. Что-то, что я не могу прочитать в его нежном тёплом взгляде.
- Ясно.
Только и могу ответить я.
Машина продолжает свой путь, проносясь по осенним улицам Берлина, и вскоре достигает нужного места. Я смотрю на улицу – здесь немного пустое и странное место, однако навеивает какие-то давно умершие воспоминания.
- Я заплачу, - Том достаёт деньги и отдаёт водителю, после чего мы выходим на улицу и молча наблюдаем за тем, как такси уезжает. – Пошли.
Мальчишка берёт меня за руку и тянет к какому-то зданию, решительно пересекая расстояние и исчезая в старых стенах. Мы оказываемся в небольшом холле, кажется, какого-то небольшого театра, здесь светло и уютно. Даже не скажешь по внешнему виду здания, что здесь может быть настолько хорошо. Бардовые ковры и тюли, люстра и лестница, ведущая наверх. Люди здесь какие-то не такие. Все одеты в костюмы и платья, кажется, что я попал на двести лет назад на один из приёмов, которые устраивали графы, чтобы найти своим дочерям достойного супруга. Я часто бывал на таких балах. Часто меня выбирали в качестве будущего мужа, я даже два раза действительно женился. Однако всё равно мне приходилось подстраивать свою смерть и в гордом одиночестве наблюдать за тем, как меня оплакивают.
Потом это стало невыносимо. И я перестал играть с жизнями людей.
- Здесь тематика 18 века, - улыбается Том, замечая мои заинтересованные взгляды в сторону гостей. – Я думал, что тебе понравится.
Я отрываю взгляд от людей и коротко улыбаюсь.
- Навеивает воспоминания, - тихо говорю я.
Мальчишка прикусывает губу и тянет меня в сторону лестницы – мы поднимаемся на второй этаж и оказываемся возле входа в актовый зал – Том достаёт билеты и протягивает их девушке, которая с приветливой улыбкой отрывает конец бумаги и возвращает их обратно, позволяя нам войти внутрь.
Пока гости усаживаются, мы проходим к нашим местам, расположенным на одном из дальних ярусов, которые уходят вниз большими ступенями, окружая маленькую сцену, на которой уже стоят несколько музыкальных инструментов, и присаживаемся на мягкие бардовые сидения. Здесь тепло и уютно.
- Думаю, народу будет не очень много, - говорит Том, осматриваясь.
- Почему?
- Не знаю, - он пожимает плечом. – Обычно не так много людей сюда ходят. Хотя здесь прекрасная музыка…
Я не отвечаю, пристально наблюдая за тем, как постепенно заполняется зал. Вскоре свет приглушается, оставаясь только возле сцены, а когда очередь доходит до артистов, которые сегодня выступают, я с удивлением замечаю, что все они слишком молоды. Каждому из них максимум 25 лет. Но, не смотря на это, все они поистине прекрасно играют.
Виолончель. Скрипка. Флейта. Арфа. Рояль…
Всё так необычно и красиво, что я даже не замечаю, как Том сплетает пальцы наших рук и целует тыльную сторону моей кисти. И ощущение его тёплых губ продолжает меня преследовать до конца концерта, словно бы мальчишка поставил на мою кожу метку, клеймо.
- Можешь ничего не говорить, я знаю, что тебе понравилось, - улыбается Том, когда мы покидаем актовый зал. – Ты бы видел себя со стороны.
- Я выглядел настолько глупо? – усмехаюсь я.
- Нет. Ты выглядел мило.
Я закатываю глаза и улыбаюсь. Мило. Скажет тоже…
Мы возвращаемся домой тем же способом – уже темнеет, и я начинаю думать, сколько же времени мы пробыли там, в тепле, среди этой музыки.
- Знаешь что, - Трюмпер обнимает меня и прижимает к себе, пока мы поднимаемся до нужного этажа.
- Что?
Я открываю дверь, впуская нас внутрь.
- Сейчас ты выйдешь на балкон и будешь курить там, пока я тебе не разрешу выйти оттуда, - он улыбается, подталкивая меня в сторону спальни.
- Что? Почему? – возмущаюсь я.
- Потому что, - он заталкивает меня в комнату и закрывает дверь.
Я ещё какое-то время смотрю на непроницаемую поверхность, слыша, как мальчишка идёт на кухню, а потом и вовсе уходит из квартиры. Наверное, взял ту коробку, которую принёс сегодня ко мне. Интересно, что там? Наверное, это тот ужин, о котором он говорил с утра. И, скорее всего, он пошёл на крышу…
Я хмыкаю и выхожу на балкон. Прохладно. Очень. Я прикуриваю, выпуская изо рта дым вместе с паром, и обнимаю себя рукой.
О чём ты думаешь, Билл, когда впускаешь его в свою душу? Ты ведь прекрасно знаешь, чем это всё закончится. Ты знаешь финал фильма ещё до того, как ты его досмотришь. Как бы сильно Том ни старался, не важно как, но он всё равно умрёт, а ты останешься жить дальше, нося в сердце глубокую рану потери.
Билл, Билл, насколько же ты устал от одиночества, раз пошёл на такое?
Я вздыхаю и стряхиваю пепел с балкона, выбрасывая окурок вниз. Я стою здесь больше десяти минут, и за это время успеваю порядком замёрзнуть. И как мальчишка собрался ужинать на крыше при таком холоде?
Шёлковая чёрная повязка накрывает мои глаза и погружает меня в темноту – я чувствую, как она касается кожи и завязывается у меня на затылке. Руки ложатся мне талию, а горячие губы касаются кожи шеи.
- Заждался? – тихий шёпот.
- Да…
Том отстраняется и подхватывает меня на руки, отчего я тихо выдыхаю и машинально хватаюсь за его плечи.
- Я бы и сам дошёл.
- Нет, не дошёл бы.
Чувствую, как мы куда-то идём, затем выходим из квартиры и начинаем подниматься на крышу. Я уже знаю, что там, но меня всё равно пробирает дрожь от нетерпения. Не понимаю, что со мной.
Трюмпер ставит меня ноги – здесь холодный ветер, который заставляет меня ёжиться, - затем снова обнимает со спины и кладёт подбородок на плечо. Я стою и жду, когда же он разрешит мне снять повязку.
- Билл… - тихий голос, от которого я замираю и даже перестаю дышать.
- Что? – одними губами спрашиваю я, но я не уверен, увидел ли он это.
Парень немного отстраняется и развязывает ткань, которая плавно соскальзывает с моих глаз. Я медленно приоткрываю веки и замираю.
У стены разложен тёплый плед – ещё один лежит рядом – на котором стоит большая тарелка со спагетти, которая, вероятно, была упакована в фольгу, чтобы сохранить тепло, так же бутылка вина и два бокала. А ещё конфеты и черешня. И ещё красные розы, а рядом с пледом множество лепестков и небольших свечей, которые накрыты специальными куполами, чтобы пламя не потухло от ветра.
- Тебе нравится? – спрашивает Том.
Он берёт меня за руку и тянет к пледу.
- Я специально захватил их, чтобы погреться, - он улыбается и садится, беря в руки второй плед и набрасывая к себе на плечи, затем протягивает мне руку, чтобы я тоже забрался под плед. Я улыбаюсь и поддаюсь ему навстречу, прижимаясь к его боку - Том накрывает меня тканью, и я чувствую невероятное тепло, которое медленно расползается по всему телу.
- Ты всё это для меня сделал? – не верю я.
- А для кого ещё, - мальчишка целует меня в макушку и тянется к тарелке со спагетти, в которой лежат две вилки.
- Ты безумный…
- Любовь всегда безумна, - он ставит её к себе на колени и садится удобнее, прислоняясь к стене.
Я следую его примеру, беру в руку вилку и начинаю есть. Как вкусно…
На улице уже совсем стемнело – небо бескрайним куполом накрывает нас, словно бы мы свечи, чтобы мы не потухли, яркие звёзды мигают, а ветер продолжает пытаться нас заморозить. Мой нос и уши уже почти отваливаются…
Мы едим спагетти и запиваем его вином. А потом уплетаем конфеты и черешню. Наверное, это самый прекрасный ужин в моей жизни!
Прижимаясь к Тому, я сильнее кутаюсь в плед и невесомо целую его в уголок губ, где находится шрам. Словно бы благодаря его за всё. Мальчишка улыбается и сам целует меня в губы, отчего я шумно сглатываю, прикрывая глаза.
Кажется, что это может длиться вечно…
========== 6.2 ==========
Kirya Mo – Гитара, скрипка, пианино и бит транс
Мы сидим на этой крыше ещё какое-то время, а когда становится совсем невыносимо от холода, Том предлагает вернуться в дом. Я не возражаю.
Том укутывает меня в плед, прижимая к себе, и ведёт в сторону выхода. Все вещи мы оставляем на крыше, в тайне надеясь, что сегодня не начнётся неожиданный дождь. Тепло резко укутывает нас, когда мы переступаем порог, и по моему телу пробегают мурашки, заползая глубоко под кожу прямо в мою одинокую душу.
Я на какое-то время теряюсь, и Том, наверное, пользуется этим моментом. Он прижимает меня к стене и целует, словно не в силах больше сдерживаться. И его даже не останавливает тот факт, что совсем недавно наши губы никак не могли оторваться друг от друга, там, на крыше, в объятиях холодного ветра.
Губы мальчишки всегда томяще-нежные, сладкие и осторожные, словно тягучая карамель. Его язык, скользящий по моим губам, горячий и обжигающий. Его дыхание то шумное, то совсем незаметное. Иногда я даже не могу уловить то, как оно касается моей кожи. Но я знаю, что оно есть. Оно будет всегда, пока бьётся нетерпеливое сердечко, даже будет после того, как оно остановится.
В моей памяти.
Ведь я теперь уже никогда не смогу забыть его.
Мы целуемся какое-то время, пока Том не отстраняется, заглядывая в мои глаза.
- Ты замёрз совсем, - он потирает мои плечи, надеясь согреть.
- Немного, - соглашаюсь я, хотя для меня это никогда не было проблемой.
Я не заболею. Я не умру. А если и умру, то воскресну снова.
Кажется, Том до конца так и не понимает этого.
Мальчишка улыбается и целует меня в нос, затем нащупывает под пледом мою руку и сжимает пальцы. Мы идём в сторону ванной – Трюмпер отпускает меня и включает шумную воду, заставляя горячий поток вырываться на свободу. Пар поднимается вверх и постепенно начинает опускаться на зеркала, скрывая наше отражение за мутной пеленой.
Я стою позади мальчишки и наблюдаю за его действиями, словно завороженный. Парень находит в моём шкафчике пену и разводит её в воде – белая смесь постепенно начинает увеличиваться, заполняя всё пространство.
Я прикрываю глаза и усмехаюсь себе под нос, вспоминая что-то хорошее, что каждый раз ускользает из моей памяти, затем приоткрываю веки и подхожу к Тому, осторожно обнимая его со спины так, чтобы плед укутал и его тоже, словно кокон. Кладу подбородок ему на плечо – мальчишка поворачивает голову и смотрит на меня с полуулыбкой на губах, затем осторожно разворачивается ко мне лицом и приближается. Я думаю, что он хочет поцеловать меня, но парень лишь трётся своим холодным носом о мою щёку.
Его руки осторожно забирают плед и бросают на стиральную машину – он не долетает и падает на пол, еле-еле зацепившись за предмет.
Но Том не обращает на это внимания. Его пальцы цепляются за мой пиджак и снимают его с моих плеч – я немного выгибаюсь и позволяю ему упасть на пол. Руки проворно хватают мой галстук и начинают расслаблять узел.
Я пристально смотрю в глаза Тома, но он усердно не хочет поднимать их. Лишь улыбка продолжает блуждать на его губах.
Галстук соскальзывает с моей шеи и тоже падает вниз. Я секунду медлю, а потом начинаю замёрзшими пальцами расстёгивать пуговицы на бордовой рубашке Трюмпера. Одну за другой, стремясь всё ниже и ниже, цепляясь взглядом за его ровный загорелый торс. Затем касаюсь кончиками пальцев его кожи – парень вздрагивает от холода, но ничего не говорит – скольжу выше к груди, к плечам и стаскиваю с него эту ненужную вещь. Расслабляю галстук и наблюдаю за тем, как ткань плавно очерчивает контур шеи, прежде чем упасть на пол.
Я приближаюсь к Тому, касаюсь щекой его скулы, а потом так же отстраняюсь.
Трюмпер тихо вздыхает, тоже немного приближается, чтобы коснуться пальцами моей рубашки и начать медленно расстёгивать пуговицу за пуговицей, постепенно достигая низа. Ткань плавно скользит с моей кожи, падая в пустоту. Мальчишка смотрит на мои татуировки, но ничего не говорит.
Я стаскиваю с себя ботинки и жду, пока парень сделает то же самое, затем толкаю Тома в плечи – он вскидывает брови, но его ноги уже касаются ванны и подкашиваются. Мальчишка падает назад, прямо в воду, но успевает зацепиться за меня руками. Я пытаюсь удержаться, но это оказывается бесполезной затеей.
Нас охватывает горячая вода и на какое-то мгновение не позволяет дышать – она забивается в нос, попадает в рот, заползает в мои брюки и пропитывает собой волосы. И пена. Она везде.
Я слышу смех Тома и приоткрываю веки, понимая, что лежу в ванной прямо на нём. Мы наполовину раздеты – джинсы всё ещё скрывают наши тела – и насквозь вымокли.
Том сдувает с моего носа пену и обнимает меня за талию – вода продолжает заполнять ванную, постепенно добираясь до краёв. Пене уже не хватает места, и она начинает вываливаться «за борт». Мне становится одновременно смешно и неудобно. Вода охватывает половину лица мальчишки, и он, наконец, выключает кран. Шум стихает, оставляя после себе какой-то отголосок.
Том высвобождает руку из-под воды и пытается убрать с моих волос пену, но делает ещё хуже.
- Билл… - тихо шепчет мальчишка, рассматривая моё лицо.
- Что?
Он обнимает меня за шею и притягивает ближе, заставляя склониться к нему.
- Ты такой красивый, - выдыхает он, прежде чем его губы касаются моих.
Я улыбаюсь сквозь поцелуй – его рука скользит по моим плечам и опускается на талию. Секунду он медлит, а потом решительно обхватывает меня в объятия и заставляет перевернуться. Мы меняемся местами – я плавно скольжу по воде, оказываясь под Трюмпером, и даже не могу понять, в какой момент всё это произошло.
- Что ты делаешь? – бормочу я, чувствуя, как вода развивает мои волосы, словно ветер.
- Я же говорил уже, что ни за что на свете не буду пассивом, - усмехается Том, снова целуя мои губы.
Я теряюсь, забывая обо всём на свете, чувствую, как руки парня скользят по моей талии вверх, губы касаются настолько властно и требовательно, язык решительно проникает в мой рот, что я просто не могу возразить на всё это.
Да и не хочу.
Пальцы Тома скользят ниже и находят ремень от моих брюк, начиная расстёгивать его. Пуговица предательски выскальзывает с положенного места, и я почему-то чувствую облегчение.
Штаны сползают ниже – Том, наконец, отстраняется, и стаскивает с меня их. Я слышу, как мокрая ткань с громким хлюпом вываливается за края ванны на пол. Я шумно выдыхаю, когда рука мальчишки ложится поверх моих боксеров, пальцы цепляются за края и начинают стягивать их. Я прикрываю веки и на какое-то мгновение снова теряюсь во времени, потому что из пустоты меня вырывают прикосновения Тома. Я приоткрываю глаза и только сейчас замечаю, что он тоже без одежды.
Он целует мой подбородок и скулы, плавно переходя к губам. Его руки продолжают гладить моё тело, сам он пристраивается между моих ног, заставляя меня согнуть колени.
Я уже как-то был пассивом, однако меня это не затянуло. Но сейчас, когда этот глупый мальчишка касается меня, проникает своими пальцами, растягивая, целует, что-то шепчет совсем непонятное, меня пробирает такая невероятная дрожь, что хочется, чтобы это никогда не заканчивалось. Хочется, чтобы это продолжалось вечно.
И его лёгкие плавные движения, от которых вода неспокойно двигается вокруг нас, его поцелуи и рука, которая поддерживает мою голову, чтобы я случайно не погрузился под воду полностью, его объятия и горячее тело – всё это впервые приносит мне настолько невероятное наслаждение, что я просто забываю обо всём на свете.
О пустоте и одиночестве.
О боли и скорби.
О рояле.
О мелодиях.
О своём проклятии.
О бессмертии.
Я забываю даже самого себя, слыша лишь хриплое дыхание и собственные стоны.
Слыша жизнь.
========== 6.3 ==========
<b>Roberto Cacciapaglia – Oceano</b>
<right>Всю жизнь я думал, что убегаю от всего и от всех. Но сейчас я знаю – я просто бежал к тебе. (с)</right>
Ночь проходит быстро. Том спокойно спит в моей постели, мерно посапывая в мои волосы – я лежу у него на плече с закрытыми глазами и думаю. Думаю обо всё, о чём только можно, в эту осеннюю ночь, которая укрывает Берлин своим одеялом.
Я думаю о своей семье, думаю о маме и племяннице, думаю о том, какая же жизнь ждала бы их, если бы я не был таким? Если бы я не был бессмертным. Если бы я был нормальным.
Моя сестра бы, наверное, спокойно вышла замуж, моя племянница не была бы сожжена на костре, нашу семью бы не избегали, не забрасывали бы дом камнями, не распускали бы слухи. Мы жили бы обычной жизнью, счастливо проживая отведённые нам в этом мире годы.
Воспоминания проносятся у меня в голове, те, что успели оставить глубокие шрамы в моём сердце и смогли каким-то образом удержаться в моей памяти и не раствориться со временем, которое я оставил за своими плечами. Я думаю об огне, обволакивающем моё тело и оставляющие на нём волдыри от ожогов. Я думаю о криках и боли, которые я испытал за всю свою жизнь. Я думаю о том, что физическая боль – это ничто по сравнению с тем, что творится у меня в глубине души.
Ночь пролетает на удивление быстро, и когда сквозь занавешенные окна начинают пробиваться первые лучи восходящего солнца, я думаю о том, что сейчас, лёжа на груди у этого мальчишки, мне на удивление хорошо. И спокойно. И я больше не хочу вспоминать ту боль и потери. Я больше не хочу оглядываться назад. И пусть это чувство временное, пусть мне не суждено прожить свою вечность вместе с ним, и я снова буду страдать, когда истечёт наше время, но я всё равно рад нашей встрече. Я рад каждой минуте, проведённой вместе с Томом. Я рад, что хоть кто-то смог вытащить меня из темноты, в которое погрязло моё сердце.
Я всегда стремился избегать подобных контактов, всегда убегал от людей, обрывал только-только укрепляющиеся нити между нами и заставлял себя ненавидеть. Я думал, что лучше бы меня ненавидели, чем потом страдали из-за моей потери. Я ведь терпеть не могу причинять людям боль. Я убегал от людей, убегал от себя.
Хотя, наверное, на самом деле, я просто ждал этой встречи с Томом. Я ждал этого спасения, ждал того, кто сможет помочь мне.
Я бежал не от кого-то. Я бежал навстречу к кому-то.
И этот кто-то сейчас лежит в моей постели и крепко спит.
Я медленно открываю веки и лежу так какое-то время, потом немного отстраняюсь и целую Тома в плечо, осторожно вылезая из его объятий. Я надеваю на себя джинсы и выхожу из комнаты, позволяя мальчишке поспать ещё немного. Сегодня выходной. Сегодня не надо в академию или ещё куда. Можно провести это время дома.
Вдвоём.
Я выхожу из квартиры и иду на крышу, чтобы убрать те вещи, которые мы оставили вчера вечером. Хорошо, что дождя ночью не было. Надо поскорее привести тут всё в порядок, а то соседи снова напишут на меня жалобу из-за того, что я вечно порчу им крышу. Хотя они никогда туда и не приходят.
Странные люди.
Я собираю вещи и отношу их в квартиру, чтобы Том мог спокойно забрать их домой. Складываю всё в ту коробку, в которой Трюмпер всё это принёс, и оставляю её в коридоре. Какое-то время я стою в одиночестве, думая, чем бы заняться до пробуждения мальчишки, затем иду на кухню и ставлю чайник.
Ненавижу кофе. И жить без него не могу.
На часах почти девять, я сижу на диванчике и курю крепкие «Marlboro», дым от которых разлетается по кухне и въедается в мебель. Стены этой квартиры будут помнить меня ещё долго, пока запах со временем окончательно не исчезнет.
Чайник закипает – я готовлю кофе и в одиночестве выпиваю его. Сигарета сменяется сигаретой – в пепельнице уже несколько потухших окурков. А часы так и не останавливаются.
Когда стрелки достигают десяти, я возвращаюсь в комнату и осторожно забираюсь под одеяло, прижимаясь к горячему Тому и только сейчас замечая, что я немного замёрз.
Впервые я замёрз так, что мне хочется прижиматься к кому-то, что мне хочется получать тепло и поддерживать тот маленький огонёк, который смогли зажечь внутри меня.
Впервые мне хочется жить.
========== 7 ==========
<b>Roberto Cacciapaglia – Atlantico</b>
День сменяется днём, неделя неделей. Бесконечная череда времени не останавливается на ни мгновение, захватывая нас в водоворот жизни. Глупые улыбки, прикосновения, поцелуи. Совместные ужины и завтраки, прогулки и игры на рояле.
Люди ничтожны и глупы, люди приносят хаос в этот мир, они уничтожаю всё, к чему прикасаются. Они жалкие существа. Они живут, только чтобы жить. Смысл их существования – борьба за выживание. И я искренне ненавижу людей.
Однако один из них смог показать мне, что люди не безнадёжны, что есть в них что-то такое, что достойно их существованию. Достойно восхищаться ими.
Через несколько дней после нашего с Томом первого секса, он переехал ко мне, потому что я категорически отказывался покидать эту квартиру. Мы стали жить вместе, готовить друг другу завтраки, ходить вдвоём в академию, жить, словно счастливая парочка.
И я даже на какое-то время умудрился забыть о том, кто я. Забыть обо всём, потому что присутствие рядом мальчишки начисто стирает мою память, заполняя меня каким-то до жути приятным теплом, от которого хочется улыбаться.
Я уже давно не улыбался искренне, и это для меня как-то непривычно.
Том редко рассказывает мне о своё жизни, но часто, после долгого нашего молчания, когда мы не знаем, что уже делать или говорить, он спрашивает меня о прошлом. И я рассказываю ему, как рассказывал раньше Катрин. Рассказывал всё, что помнил, всё, что знал. И Том слушал меня так, словно понимал всю горечь моего существования. Он слушал молча. Он слушал даже после того, как я замолкал.
Так пролетела осень и наступила зима.
Снега в этом году было мало, он редкими хлопьями опускался на город и почти сразу же таял под ногами людей или колёсами машин, умирая даже не успев пожить. Было не холодно. Лёгкий пар вылетал из наших ртов, когда мы шли в торговый центр, чтобы купить что-нибудь к Рождеству. Покупать подарки друг другу нам показалось глупой затеей, поэтому мы решили просто побродить по магазинам и накупить всего, что понравится.
Это был прекрасный день, когда я чувствовал себя невероятно счастливым. Это было наше первое и последнее Рождество.
Это было наше маленькое счастье.
- Как тебе это? – смеётся Том, пихая мне в нос странную статуэтку.
- Страсть какая, - отмахиваюсь я, пытаясь отстранить его руку. – Почему тебя вечно тянет ко всяким непонятным вещам?
Трюмпер смеётся и берёт меня за руку, ставя статуэтку обратно на полку. Он тянет меня в другую часть магазинчика, рассматривая разные товары. Мы бродим здесь больше часа и так почти ничего и не купили. Народ веселится, всё здесь обвешано разными гирляндами и шариками, в центре торгового зала стоит большая пушистая ёлка, рядом с которой Санта Клаус выслушивает детей, сажая их к себе на колени.
Том тянет меня в ту сторону и останавливается позади столпившихся в очередь ребятишек, начиная внимательно наблюдать за ними.
Мы стоим здесь, держась за руки, и смотрим на то, как какая-то девочка просит у Санта Клауса разового пони. Он смеётся и говорит, что её желание обязательно исполнится, а потом дарит ей коробку с конфетами, после чего радостная девчонка убегает к матери, совершенно забывая о своём пони.
И так каждый год.
- Однажды, - неожиданно говорит Том. Я вздрагиваю и поворачиваюсь к нему. Глаза мальчишки непроницаемые и пустые. – Однажды я попросил у Санта Клауса вечную жизнь.
Я замираю, непонимающе наблюдая за Трюмпером. Он это серьёзно или просто пошутить так решил? И почему вдруг вспомнил об этом?
- Но он так и не исполнил моё желание, - Том смотрит на белоснежную бороду мужчины и о чём-то думает.
Его глаза меня пугают.
Том качает головой и моргает, отгоняя навязчивые мысли. Он снова улыбается.
- Пошли туда, - говорит он, улыбаясь, и тянет меня в сторону другого магазина, где продают шарфы и шапки.
Том неожиданно отпускает мою руку и скрывается где-то в глубине прилавка. Я следую за ним, а когда нахожу его среди разной одежды, вижу, как он кутается в какой-то тёплый бордовый шарф, довольно улыбаясь. Он выглядит таким счастливым и милым.
- Я хочу его, - говорит Трюмпер, поднимая взгляд.
Мои губы трогает улыбка, и я хватаюсь пальцами за вещь, поправляя её на шее у парня.
- Давай купим.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |