- На счет чего?
- Ничего не объяснил. Только выказал желание увидеть тебя.
- Ладно, прямо сейчас все и узнаю. – Целую Билла в лоб. – Я вернусь скоро, не грусти.
***
- Присаживайся, Том, разговор будет долгий и тяжелый. – Густав указывает рукой на диван. Незамедлительно выполняю его просьбу, на что Шефер усаживается рядом со мной. Да что за день такой? Сначала этот молокосос, заявившийся к Биллу, теперь хмурое лицо главврача, не предвещающее ничего хорошего.
- Что случилось?
- Это по поводу операции крестника Листинга. – Я заметно напрягся. - Кольб слег с аппендицитом. - Сказать, что я был ошарашен – не сказать ничего. Последняя надежда на выздоровление мальчишки рушилась на глазах, как карточный домик.
- Но операция уже завтра. – Моему отчаянию не было предела.
- Да, и он не успеет выйти на работу к этому времени. – Опуская лицо в ладони. Все так жестоко и несправедливо по отношению к Каулитцу. – Есть только единственный выход. – Густав смотрит на меня. И я читаю все в его глазах. Он придвигается чуть ближе. – Том, я вижу, что этот мальчик так много значит для тебя, но, поверь, ты нужен ему не меньше. Именно сейчас. Больше никто не сможет это сделать, кроме тебя.
- Но и я тоже не могу, Густ. – Вскакиваю с дивана, начиная ходить по кабинету. – Ты же знаешь, понимаешь.
- Трюмпер, - Шефер бросает суровый взгляд, - то, что случилось тогда – бесповоротный процесс и ты ни в чем не был виноват.
- Да?! А почему же тогда все отвернулись от меня, а, косо смотрели?!– Вскрикиваю, не заботясь о том, что мои вопли могут быть слышны за пределы комнаты. – Чуть ли не убийцей считали! Да ладно бы, если совершенно чужие люди, а так… - Махнул рукой в отчаянии. – Ты не знаешь, что это такое!
- Том, успокойся. – Густав протягивает мне стакан воды, который я не вздумал принимать.
- Этот мальчик стал для меня всем. А теперь только представь себе на минуту, что будет, если… - Эти слова так не хотели вырываться наружу. – Я сам себя порешу, если буду виноват в его смерти.
- Но если не ты, то кто тогда? – Друг не сдается.
- Я отвезу его в другую клинику.
- Том, что за вздор! Разве ты доверишь мальчика чужим рукам?
Молчу и не знаю, что сказать. Все эти годы я корил себя за то, что случилось тогда, восемь лет назад, и не мог смириться, что все это случилось из-за меня. Какая-то частичка моего сознания твердила, что я не причем, это просто дурацкое стечение обстоятельств, но поведение окружающих меня людей доказывало обратное: вечное шушуканье за спиной; брошенные вскользь взгляды… презрительные, а иногда просто сочувствовавшие; некоторые коллеги обходили десятой дорогой. Это все выбило спокойствие из моей жизни. Навсегда. И вот сейчас, когда я почти оклемался, судьба приготовила мне новое испытание, окуная в пучину раздумий и таких ужасных воспоминаний. Я в растерянности: отвезти Билла к другому хирургу или кардиохирургу – значило отдать малыша чужому врачу, а провести операцию самому – возможность потерять еще одного дорогого сердцу человека. И как… как с этим жить? Нужно что-то решать. Причем, очень быстро. Но я даже это сделать теперь не могу.
Густав, видимо, почувствовал мое замешательство, все-таки всучил мне стакан воды:
- Я знаю, что мне не удастся тебя убедить, но думаю, есть человек, который действительно на это способен. – Густав посмотрел за мою спину, а я услышал лишь едва уловимый скрип двери. Оборачиваюсь.
Шок.
Передо мной она. Человек, который, казалось, ненавидел меня больше всех тогда.
Стакан выскальзывает из моих трясущихся рук и с громким грохотом обрушивается на пол. Осколки нещадно разлетаются по всему периметру кабинета, позволяя сознанию выдавать болезненные картины из прошлого, а вода растекается мокрой лужицей.
- Здравствуй, Томас.
Отвожу взгляд.
Пустота в душе.
Глава 10
Саундтрек: Adam Lambert - Can't Let You Go
- Зачем ты пришла? – Мне не хватает выдержки. Пытаюсь успокоить себя мысленно, но на деле получается плохо.
- Поговорить, Томас. – О, Господи, эта ее дурацкая манера называть меня полным именем.
- Восемь лет назад ты была немногословна. Что же изменилось теперь? – Ехидство – все, чем мне осталось прикрываться.
- Ты мой сын. – Усмехаюсь, стоя спиной к этой женщине… чужой для меня женщине.
- Тогда ты об этом не думала. – Поворачиваюсь к ней. Как же долго мы не виделись. Морщинки пронизали ее когда-то симпатичное лицо, в черных крашеных волосах проскакивают первые оттенки седины. Она уже не та. Время неумолимо берет свое. Я понял это отчетливо. Но не могу забыть, как она поступила со мной.
- Том, - подходит ко мне, притрагиваясь к плечу, на что я поспешил увернуться.
- Я не могу и не хочу тебя видеть. – Говорю прямо, смотря ей в глаза.
- Да послушай же ты меня! – Женщина становится напротив, скрещивая руки на груди.
- А ты, - смотрю в упор, - ты хотела меня слушать, когда я просил тебя, умолял объясниться, чуть ли не на коленях перед тобой ползал, а?! Ты не лучше всех остальных, которые, не разобравшись во всем деле, поливали меня грязью. Ты не знаешь, что со мной творилось! Мне нужен был хоть кто-то, кто поймет и поддержит в то нелегкое время. А ты, родная мать, отвернулась! Да еще и обвинила в смерти отца. И после этого ты хочешь, чтобы я выслушал тебя? – Качаю головой.
- Сын, - что? Да ладно?
- Ах, вот как ты заговорила, спустя столько лет! Но теперь знай, у меня нет матери! – Вижу, что ее глаза наполняются слезами, нет, я не мог поступить по-другому. Она заслуживает этого. Женщина прикрывает веки.
- Я хочу, чтобы ты знал, я не виню тебя больше.
- О, господи, какое снисхождение! – Картинно подымаю руки вверх.
- Прекрати! Просто дай мне высказаться. – У меня нет желания давать ей этот шанс. Но все же… Любопытство берет верх.
- Говори все что хотела и уходи отсюда. После этого, прошу, оставь меня в покое и не появляйся в моей жизни никогда.
- Хорошо. – Тяжело вздыхает. – Том, мне действительно жаль, что все так получилось. Прости меня, если сможешь. Врачи сказали, отец бы не выжил в любом случае, проводи ты эту операцию или нет.
- Значит, чужим людям поверила, а родному сыну нет. В этом твоя вся сущность. – Как же раздражает это. Как она могла прийти после всего? Я вычеркнул этого человека из своей жизни просто потому, что она сделала точно то же. – Ты хоть знаешь, что я чувствовал тогда?! Нет! Тебе было плевать! Да я жил и винил во всем только себя, вспоминая. Он скончался прямо там, на операционном столе. А ты как полоумная, говорила, что я виноват, не видя как на самом деле плохо мне. Ты эгоистка! – Собственные слова резали сердце похлеще воспоминаний. А совокупность ощущений и фраз делала меня безумным.
- Пусть так, - мать украдкой смахивает слезы, - но сейчас мы поговорим о причине моего визита. – Смотрю на нее без всякого интереса. – Этот мальчик… Билл, кажется… - Я напрягся, услышав имя любимого. – Ты нужен ему.
- Откуда?..
- Густав, - перебивает меня, - это он меня нашел и все рассказал. – Мысленно пообещав убить Шефера за такую выходку, я принялся внимательно слушать женщину, сидящую напротив. – Он так же упомянул, что ребенок очень важен для тебя.
- Это правда.
- Так не бросай его. Помоги ему.
- И это ты мне говоришь? – Произношу иронично.
- Сейчас речь не обо мне. Я в курсе всей сложившейся ситуации с доктором. Прооперируй его. – Как обухом по голове.
- Не могу. Я люблю его. Не как ребенка своего друга, если ты понимаешь, о чем я. – Вот так просто признаюсь.
- Если ты любишь, неважно кто это, он или она. – Похоже, в мамочке проснулся философ. - Ты будешь способен на многое ради этого человека. Даже переступишь через собственные страхи и принципы. Выбор, конечно же, за тобой. Но, пожалуйста, - она подымается со стула и уходит к двери, - помни мои слова, - медлит, - и меня тоже. Не хочу, чтобы из-за того случая сейчас страдал этот мальчик. Прошу, не держи зла. Прощай, сынок. – Дверь закрылась, оставляя меня наедине со своими тяжелыми мыслями.
***
Целый день не находил себе места. На вопросы коллег по поводу моего угрюмого настроения, отвечал, что все нормально. Но от Билла же не отвертишься, но и на него нашлась управа в виде поцелуев. Я смотрел на Каулитца и понимал, что времени осталось совсем мало. Но, что же делать? Я знал ответ на этот вопрос, но усердно не хотел его замечать. Нервы на пределе. Я так больше не могу. Еще и мама, зачем Густав ее пригласил? Я не могу скрыть от себя самого факта, что очень скучал по этой женщине. Какой бы она там ни была, и что бы ни сделала. Обстоятельства… Если бы тогда отец не умер прямо на операционном столе, все бы могло сложиться совершенно по-другому. Но он настоял, чтобы его оперировал именно я, его сын. А оно вот как все обернулось. Я жалею лишь о том, что тогда не осознавал – папу спасти было уже невозможно. В какой-то степени, я понимал, на какой серьезный шаг иду, но думал, что все будет хорошо. Самоуверенный идиот. А сейчас Билл и вся его болезнь. Как мне поступить? Что же я жалею себя постоянно? Взрослый мужик, а веду себя, как молодая баба.
- Томми, - меня обнимают со спины, а я улыбаюсь, отвлекаясь от грустных мыслей.
- Что, мой хороший? – Поворачиваюсь к Каулитцу, обнимая его. Он ведь и не знает про всю это котовасию. Пусть не забивает себе голову разными мыслями. Так для него лучше.
- Я люблю тебя. Очень-очень.
- И я тебя, ребенок. – Целую его в макушку. В голове неосознанно всплывают слова матери: «Ты будешь способен на многое ради этого человека. Даже переступишь через собственные страхи и принципы». О, Господи, дай мне сил решиться.
***
- Я согласен. – Произношу неуверенно.
- Что?! – Густав выронил трубку стационарного телефона из рук. – Извините, герр Манн, я вам перезвоню.
- Я согласен. – Говорю более твердым голосом.
- На что ты согласен?
- Густав, хватит строить из себя дурака. – Смотрю на ухмыляющегося главврача. – Я буду оперировать Билла Каулитца.
- Я просто хочу, чтобы ты осознал все.
- Это было нелегко.
- Я знаю. Поэтому прости, что привел фрау Трюмпер сюда. Мне казалось, это единственный способ образумить тебя.
- Ты не прогадал.
- Вы помирились?
- Нет. – Мотаю головой. – Некоторые события ни за что нельзя вычеркнуть из памяти, а предательство ближнего – тем более.
- Время все расставит по своим местам. – Не найдясь с ответом, просто киваю.
***
- Том, я боюсь.
- Я тоже. – Честно признаюсь Биллу, лежащему на моем плече. – Но я буду с тобой. – Перебираю его волосы рукой. Такое умиротворение. Меня даже это пугает. После моего решения прошло меньше трех часов, а я уже пожалел о нем, но обратной дороги нет. Сегодня я опять останусь с ним на ночь, чтобы оберегать его сон. Он ведь даже и не подозревает, что творится у меня в душе.
- Не думай ни о чем, - укрываю нас, - спи, малыш. – Легкий поцелуй в полуоткрытые губки.
Через несколько минут слышу равномерное дыхание Билла, пусть хоть кто-то выспится этой ночью.
***
Мне кажется, или это страшный сон? Чувство дежавю. Я захожу в палату к моему мальчику, а тут этот оборванец. Брайан, кажется. Опять возле Билла. Что ему здесь нужно, малыш же дал понять ему четко, что не нуждается в его присутствии, да и вообще, в нем?
- О, здравствуйте, доктор. – Ох, не нравится мне его тон. – Что, опять выгонять будете?
- Да вы прямо экстрасенс, юноша. Прошу вас покинуть палату, пациент будет подготавливаться в операции.
- Мне нужно совсем немного времени. – Говорит мальчишка.
- У нас его нет. Не мешайтесь под ногами и уйдите.
- А не то что? – С вызовом в глазах спрашивает ушлепок.
- Выйдем. – Указываю на дверь.
- Том… - Произносит малыш, - прошу тебя, не наделай глупостей.
- Все нормально будет, обещаю тебе.
- Так, - прижимаю парня к стене, - чтобы я тебя рядом с Биллом не видел, понял? Иначе…
- Ха, иначе ударите меня? Ну-ну, а это, между прочим, подсудное дело. – Гадко ухмыляется. – Хотя, как и то, что Вы спите с малолеткой. Сколько Вам, лет пятьдесят? Вы слишком стары для него. Отпустите. Ему нужен молодой парень. Такой как я. Который будет любить его и лелеять. – Слишком уверенно говорит. Это ударило по моему самолюбию. И самое главное - я понимаю, что этот сученок прав. Все мои эмоции отразились на лице. Думаю, притворятся, что я не понимаю о ком речь, нет смысла, но и молчать я тоже не буду.
- Значит так, я не знаю, что ты там себе удумал, просто оставь Билла в покое, он, кажется, один раз дал тебе понять, что ты ему не интересен.
- Ничего, передумает. – Самоуверенно, однако.
- Нет, Билл не такой, я знаю его с детства, малыш, тебе ничего не светит.
- А кому светит, Вам? Мой отец засадит вас за решетку. – О, а вот и угрозы пошли.
- И кто же у нас папочка? – Не скрывая смеха. И почему мне не страшно? Сам не понимаю.
- Судья Коссман, слыхали о таком? – Он поправляет ворот моего халата, освобождаясь из моей хватки.
Что-то такое знакомое. Коссман, Коссман, Коссман… Погодите-ка…
- А это не тот ли случайно, которого оперировали месяца три назад? – Произношу, уже смакуя свое превосходство. Мальчик неуверенно кивает. – В таком случае, передавайте отцу привет от его лечащего доктора Томаса Трюмпера и пожелание, чтобы он никогда больше не попадал в стены нашей больницы, хороший мужчина у Вас отец, и, думаю, он будет очень недоволен, узнав, что Вы хотите отправить за решетку человека, который вернул его к жизни. - Помню я как его жена, да и сам судья благодарили меня за успешно проведенную операцию. - Не смею Вас больше задерживать, молодой человек. – Фу-у-ух, выкрутился, знали бы вы, чего мне это стоило.
- Кто это был?- Вздрагиваю. Рядом стоит Георг.
- Один не очень приятный человек. Я бы сказал, очень неприятный. Ты к Биллу?
- Да, хочу видеть его до операции. – Замечаю грусть в глазах друга.
- Листинг, долой кислую мину! – Пытаюсь хоть как-то развеселить его, но у самого кошки на душе скребут.
- Не могу успокоиться, Том.
- Честно, я тоже.
- Сейчас Мелисса придет, вот кого действительно потом еще и валерьянкой придется отпаивать, так что давай побережем свои нервы.
Действительно, девушка появилась очень скоро, пыталась как можно больше времени побыть с братом, но, увы, стрелки часов бежали как остервенелые.
- Пора звать медсестру. – Густав поднялся со своего места. – Она сделает наркоз.
- Оставьте нас с Биллом вдвоем. – Попросил окружающих. Как только захлопнулась дверь за последним посетителем, мы, не сговариваясь, кинулись друг к другу.
- Том… - Целую его в губы, в шею, во все, что попадается мне на глаза. – Чтобы ни случилось… - опять прерываю его, - я люблю тебя.
- Я тоже, малыш, очень люблю тебя. – Слеза предательски скатывается по щеке, смотрю на своего мальчика, он плачет во всю. – Успокойся, не рви мне душу. Все хорошо будет, я рядом. Все для тебя сделаю, слышишь? – Только кивает, не в состоянии говорить. Прижимаю его тельце к себе и глажу по волосам. Запрокидываю голову, чтобы унять слезы. Вы скажете, мужчины не имеют права плакать? «Вздор и вранье!» - отвечу я вам. Все это становится таким неважным, когда дело касается любимого человека. Надо оторваться от него, сейчас придет медсестра, но я не могу. Так и стоим. Я бы отдал все на свете, чтобы остановить это мгновение.
- Простите, - оборачиваюсь и вижу медсестру, - мне велено сделать наркоз юноше. – Она косится на Билла в моих объятиях. Последний раз смотрю на него и целую в лоб, прикрывая глаза.
- Люблю. – Единственное слово, что слетело с его уст, чтобы слышал только я.
Выхожу из палаты, прижимая руки губам, запоминая вкус мальчика. Вся наша компания внимательно смотрит на меня.
- Все нормально.
Медсестра помогает надеть специальную одежду, а мои мысли живут отдельной жизнью: там, где уже без сознания лежит мой мальчик, такой маленький и такой родной.
Перед дверьми операционной медлю, он уже там. Все, нужно забыть о страхе и переживаниях. Я хочу, чтобы он жил, и я это сделаю. Захожу. Все, как и тогда, но я не допущу, чтобы исход был таким же. Есть только один вариант – после операции с ним все будет хорошо. С нами все будет хорошо. Я в это верю. Весь персонал в сборе. Смотрю на него, и сердце начинает биться сильнее. Все, Том, успокойся, он такой же, как и все остальные пациенты, возьми себя в руки и приступай.
Вот так и начались самые ужасные часы в моей жизни.
Глава 11
Без счета времени. Сколько уже прошло? Достаточно для того, чтобы сойти с ума от ожидания?
Целую руку без сознания лежащего мальчика и на негнущихся ногах выхожу в коридор, сминая ткань халата. Я не знаю, как выгляжу сейчас, но, наверное, это ужасно, потому что под конец я начал плакать. Честно. Ассистентка только и успевала вытирать лицо. Я не стеснялся этого. Мне было плевать, для меня существовал только любимый и задача сделать его здоровым, а главное – живым.
Все подбегают ко мне и доверчиво вглядываются в глаза. Рыдания снова подступают к горлу, но не даю им вырваться, зажимая рот рукой. Никто не пытается нарушить молчание, ждут, что это сделаю я.
- Жив. – Совсем тихо. Не в силах больше сдерживаться, даю волю слезам. Радостные визги, теплые объятия заглушают весь тот страх, который присутствовал ранее, давая телу и разуму долгожданное спокойствие. Я пережил это, но одному Богу известно, чего мне это стоило. Он был на волосок от смерти. Я не вру и не преувеличиваю. Остановка сердца, с этим отнюдь не шутят. Все, как и тогда… с отцом. Мне кажется, я поседел в тот момент.
- Том, - Листинг накидывается на меня, начиная обнимать еще сильнее, чем прежде, - ты сделал это! Спасибо, брат!
Краем глаза вижу, что старшая Каулитц спрятала свое прекрасное личико на груди Густава, у нее шок и нервное истощение, я это понимаю. Для нее Билл - единственный родной человек на земле. Так же, как и для меня. Знаю, что потом она начнет благодарить не меньше Листинга. Но мне не это нужно, лишь бы мой мальчик быстрее пошел на поправку. Вырываюсь из всего этого водоворота рук, которые так и норовили то приобнять меня, то одобрительно хлопнуть по плечу, при этом их обладатели успевали что-то говорить, но я их не слышал, присаживаюсь на ближайшее горизонтальное сидение, переосмысливая все случившееся. Еще бы чуть-чуть и все. В этом дурацкое свойство моего сознания, я всегда вспоминаю события с худшей стороны, представляя, а что бы было, если бы что-то пошло не так. «Параноик» - скажете вы. «Влюбленный идиот» - отвечу вам я. Ну, теперь я точно не отпущу Билла, он мой и только мой. Предназначенный судьбой, как бы пафосно это ни звучало. Кто-то присаживается рядом, тем самым нарушая поток мыслей, кладет голову на плечо и берет за руку. Слегка оборачиваюсь. Это Мелисса. Она ничего не говорит. А я все понимаю без слов, целуя ее в макушку.
Близится вечер, все разошлись по своим делам, но я так и не удосужился подняться со своего места. Это было попросту невозможно, казалось, ступи я хоть один шаг, сразу начну падать. Я не помню, чтобы хоть когда-то бывал в таком состоянии. Это сильнее меня. Даже когда моего мальчика перевозили в палату, я не смог следовать за ним. Коллеги знали, что сейчас лучше меня не трогать. Это пройдет. Возможно, через час… два… неважно. Просто опустошение, не желающее покидать мой рассудок и душу, проникающее в каждую клеточку моего тела, съедающее оставшиеся кусочки живых эмоций. Кругом снуют люди, но по большому счету, им нет никакого дела до меня, лишь брошенные изредка взгляды заставляют съежиться. Да, было бы проще, если бы меня никто не видел в таком состояние, но сейчас я ничего не могу с этим сделать. А надо ли? Запрокидывая голову и опираясь спиной на стену, даю волю всему прожитому несколько часов назад, отразится кровавыми картинками перед закрытыми глазами. Это как какое-то страшное кино. Мой персональный ужас. Потерять его, значило потерять себя, начать существовать, навсегда перестать иметь смысл жизни, если просто не отправится следом. Я никогда не задумывался о суициде, считая себя совершенно нормальным человеком. Но без него я бы не смог. Как же в последнее время много этих частиц «не» в нашей с ним жизни: не можем быть вместе, не способны переступить границу возраста, боязнь не выжить после операции… но вместе с тем: не обращаем внимание на других, не желаем слушать мнение посторонних, не позволим никому разрушить наше хрупкое счастье.
С самого начала операции, я твердил себе, что нужно быть сильным. Не для себя – для него. Невозможно передать тот страх, что своими загребущими ладонями вталкивал в бездну отчаяния, стоило только осознать, что перед тобой любимое тело. Но найти в себе силы быть выше этого – труд еще тот. Никогда не знаешь, какая минута станет последней, это как на пороховой бочке, шансы пятьдесят на пятьдесят, словно играть в игру под ужасным названием «Выживет – не выживет», в которой победитель получает главный приз – жизнь. Согласитесь, что это ужасно? Знаете, я желаю вам никогда не оказаться в такой ситуации.
Опустошение? Да. Но оно того стоило. Мои мучения не остались незамеченными, мой мальчик будет жить. Благодаря этой ситуации, я стал проще смотреть на некоторые вещи. Теперь мне абсолютно все равно, что подумают о нас с Биллом люди, узнав, что мы вместе, как пара. Да, по началу будет действительно сложно, но мы преодолеем это вместе. Я не упущу шанса быть с ним. Судьба отчетливо дала мне понять, что я просто не смею пренебрегать им.
Нужно пойти к моему малышу. Единственное желание, руководящее мной. Билл может очнуться в любой момент, не хочу пропустить это событие. Наверняка, Георг с Мелиссой уже там. А может быть, войдя в палату, я застану Каулитца пришедшим в себя, в чем, конечно, очень сомневаюсь, просто я так желаю увидеть его глаза, понимать его осознание, что все закончилось и можно жить без страха. Больше не будет ничего плохого. Впереди только самые лучшие годы нашей с ним жизни. Не знаю как, но я буду хвататься за это всеми своими конечностями, не позволяя кому-то или чему-то нам помешать.
Медленными и мелкими шажками направляюсь в сторону палаты, где находится мое счастье. Стараюсь беззвучно открыть дверь. В комнате приглашен свет. Взгляд первым делом скользит по бледному личику ребенка. Да, именно ребенка. Он навсегда для меня останется маленьким, не смотря ни на что. Наверное, это глупо, но я не могу по-другому.
Все, как я и ожидал: старшая Каулитц сидела возле кровати брата, сжимая его худенькую ручку в своей. Сколько же она тут? Предполагаю, то довольно-таки давно. Георг заседает в дальнем кресле, склонив голову набок. При таком освещении трудно что-то разглядеть, но, кажется, Листинг уснул. Девушка вздрагивает, когда моя ладонь мягко ложиться ей на плечо, оборачиваясь.
- Он не приходил в себя? – Слова на самом деле даются очень сложно. Мелисса лишь отрицательно качает головой. – Сколько вы здесь? – Киваю на Георга.
- С самого окончания операции, как только его перевили в палату. – Смотрю на Билла еще раз, такой безжизненный и мертвенно белый, но это всего лишь иллюзия, он жив.
- Тебе нужно отдохнуть. – Коротко проговариваю, перебирая волосы девушки.
- Я не смогу, зная, что он здесь. – Мелисса склоняется к брату, целуя его в щечку.
- Ты ничем ему не поможешь. Ему осталось только очнуться, вся опасность миновала. – Да, я умолчал, что у Билла была остановка сердца, ни к чему тревожить сестру моего мальчика. Тем более, сейчас все складывается как нельзя лучше. – На тебе лица нет.
- А вдруг он очнется, пока меня не будет? – Она не сильно и упирается, видно, что очень измотана, просто жаль ее. Так же как и Георга. Они настрадались в последнее время сполна.
- Ты будешь знать об этом немедленно.
- Точно? – Она недоверчиво смотрит на меня.
Киваю головой:
- И возьми, пожалуйста, с собой Георга.
Девушка кое-как разбудила травматолога, тот, видимо, ничего не понимая, все-таки последовал за старшей Каулитц. Мы остались на дине с Биллом. Впервые за все эти долгие часы. Присев на место Мелиссы, накрываю его руку, слегка поглаживая.
- Ну что, малыш, все позади. Я же обещал, что все будет хорошо. Просто верь мне. – Странно, но такое молчание не было для меня тревожным, наоборот, в душу пробралось умиротворение. Прикладываюсь лбом к его, чмокая сухие губки.
Я сидел возле него весь вечер. Когда же медсестры пытались выпроводить меня, ссылаясь, что после операции не только больному нужно прийти в себя, но и самому врачу, я просто отказался. Оставить Билла сейчас казалось таким же невозможным, как и то, что я могу жить без него.
Пришла ночь, но я не отходил от него, не замечая, как сам начинал засыпать.
«Да, видимо, усталость действительно берет свое». – Последняя мысль в моей голове.
***
Чудесный красочный сон, каких не бывало уже давно, сменился невесомыми поглаживаниями по голове. Открываю глаза, но не двигаюсь. Только сейчас понял, что уснул прямо на стуле, склонившись на кровать мальчика. Но прикосновения были такими реальными, что я не задумываясь понял, это быль. Значит… он очнулся. Мой мальчик… Подымаю голову и встречаюсь с парой замечательных, но таких заспанных карих глазок.
- Ну-у-у, - тянет охрипшим голосом мое сокровище, - у меня два варианта: либо я в раю и ты тоже умер, либо я просто жив. – Ох, он даже в такой трогательный момент шуточки свои вставляет. Ничего, значит, поправится быстро. Смотрю на него и просто в голове не укладывается, что все, это в каком-то понимании конец. Конец всей этой истории с его болезнью.
- Мне кажется, или первый вариант невозможен? - Нависаю над ним. – Я же говорил, что все будет отлично. А ты не верил.
- У меня был смысл остаться в живых. – Наши лица оказываются на одном уровне.
- Эм… а вот с этого места поподробнее, пожалуйста. – Лукаво улыбаюсь, вскидывая бровь. Малыш приподымается и я чувствую его губы. Так невинно, как тогда, в первый раз.
- Простите, конечно, что я вас прерываю, но кто-то обещал мне сообщить, как только мой любимый братец очнется. - Блин, Мелисса, я совсем забыл. – Так, даю вам еще пять минут, а потом уж прости, Том, но я тоже хочу потискать Билла в объятиях.
***
Сегодня Каулитца выписывают из клиники. Я настоял, чтобы Билл остался здесь до полной реабилитации, как бы он меня ни уговаривал отпустить его домой пораньше. Потом еще спасибо скажет, это же не шутки. Георг решил устроить праздничный ужин у них дома, тем более, Катрин приехала. Она бросила все свои дела и примчалась, чтобы поддержать Листинга. Считай, что вся семья в сборе.
Эти две недели после операции дались мне слишком тяжело. Все время Билл пытался как-то меня, спровоцировать, соблазнить что ли. Но я старался как-то от него отделаться. Не потому что я не хотел, нет, просто понимал, что это пагубно повлияет на его организм. Ведь кто-то же в нашей паре должен принимать здравомыслящие решения. Он обижался поначалу, но потом сказал, что я просто не отверчусь. Ох, знал бы он, как я мечтаю, чтобы это время побыстрее настало. С каждым днем, проведенным рядом с ним, становилось все сложнее сдерживаться. И уж если физически я мог это делать, то мое воображение категорически отказывалось сотрудничать со здравым умом. Густав дал мне отгул на сегодня, благо пациентов было не так много и без меня справятся, поэтому у меня есть возможность побыть с Биллом, помочь ему добраться до дома, где нас будут ждать Георг, у которого сегодня выходной, и Катрин.
- Эй, - крикнул Билл, когда открыл входную дверь в дом, да так громко, что я подпрыгнул на месте, - мы дома!
Нам навстречу выбежала милая блондинка:
- Оу, Билли, - она бросилась к моему малышу, обнимая его, - с тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь? Кушать хочешь? – От потока вопросов Каулитц смешно сморщил свой красивый носик.
- Катрин, не переживай так, со мной все прекрасно. Ты чего так запыхалась, бежала что ли? Где Георг?
- Ха, да он там в спальне, пыхтит над сломанным шкафом, который, к слову, упал ему на ногу.
Ух, что-то мне подсказывает, что друг не только над этим пыхтел, наверняка одевается, как всегда, три часа. Улыбаюсь своим мыслям, ловя пренебрежительный взгляд девушки друга.
Обед прошел в приготовлениях и хлопотах. Мы с Биллом помогали готовить ужин. Это было так забавно, особенно наблюдать за реакцией моего мальчика, когда у него что-то не получалось. Георг подшучивал над ним по этому поводу, получая подзатыльники от Катрин.
- Листинг, - в очередной раз прикрикнула она, когда друг начал прикалываться над Каулитцем.
- Ну что опять-то? – Травматолог закатил свои глаза.
- Ты знаешь, что мы с тобой настоящие тормоза?
- Это почему это? – Он приобнял ее за талию, целуя в щечку.
- Не подлизывайся, - она вырвалась из его объятий. – Мы забили забрать торт из кондитерской.
- Ну, так в чем проблема? Позвони Мелиссе, пусть она заедет после учебы.
- Ты на часы смотрел? Кондитерская закроется прежде, чем у нее закончатся пары.
- Ну, значит, я сейчас сгоняю. Только не переживай.
- Я с тобой. – Она выбежала за ним в прихожую, но вскоре вернулась, натягивая шапку, проговаривая деланно грозным голосом. – А вы ведите себя хорошо. – Погрозила пальчиком для уверенности.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |