http://ficbook.net/readfic/2227292 3 страница

- Ну, не вся, но добрая половина, это точно.

- Глупость. – Возражает. – Ты такой молодой еще.

- Возможно, если сравнить с фрау Зутер – да, но по сравнению с тобой, - легонько щелкаю нос малыша, - я уже такой старичок.

- Ох, как ты себя не любишь. – Смотрит прямо в глаза.

- Да в принципе, меня и любить-то не за что.

- Не прибедняйся.

- Так, малышня, - решаю прекратить этот бессмысленный разговор, - чтобы через пять минут посапывал, как ангелок. – Спокойной ночи. – Склоняюсь к нему в желании поцеловать в лоб, но этот маленький засранец неосознанно приподымает голову выше и легкий чмок приходится именно в губы. Вижу, что это его смутило до невозможного. Да я и сам был красный, как рак. По телу непонятная дрожь, сердце, как заведенное, ноги ватные, не могу сдвинуться с места, не знаю, что сказать.

- Прости… - Едва слышный писк. – Я нечаянно. – Сидит с опущенной головой. Я уверен, если он посмотрит на меня я просто сбегу из помещения.

- До завтра, Билл. – Как можно спокойнее и добрее произношу я, делая вид, что ничего страшного не произошло.

***

Я, кажется, нашел еще один способ не спать всю ночь на дежурстве. Стоит только слегка поцеловать Каулитца, и все… Бессонница и неприемлемые мысли просто гарантированы. Только я свыкся с тем и признался самому себе, что меня действительно тянет к Биллу, как магнитом, так вот на тебе новое испытание. Я надеялся, что все это в скором времени пройдет. Но подсознание не хотело мириться с этим фактом, подкидывая моей и до того разбушевавшейся фантазии новые картинки, которые заставляли краснеть до кончиков волос. Самое главное – я просто понять не могу, когда это все началось. Не мог же я вдруг в один день просто взять и разглядеть в малыше Билли всю его красоту и притягательность. Думаю, это формировалось на протяжении всей нашей дружбы. Но что бы все вылилось в такое мое отношение к малому, нет, я и предположить не мог. Кто бы мне сказал такое еще месяц назад, я бы ни за что не поверил, еще и в глаз дал бы, за осквернение дружеских чувств. Черт, вот только всего этого мне не хватало! Укутываюсь пледом и забираюсь на диван с ногами, массируя виски. Честно сказать, я не вижу в этом ничего смертельного. Просто… это же Билли… Тот маленький ребенок, которого я таскал на руках, играл в игры, приносил вкусности; мальчик, с которым я проводил очень много времени и которого считал и до сих пор считаю одним из самых близких людей в мире. Я не хочу, чтобы наши устоявшиеся отношения были вмиг разрушены, если я намекну ему, что испытываю немного не дружеские чувства… далеко не дружеские чувства… теперь уже точно. Как же все так завертелось! Но я ничего не могу с этим поделать. Как бы ни пытался – не могу. В кого я превращаюсь? Еще и болезнь его… Как же я хочу, чтобы мои догадки оказались ошибочными, я бы отдал за это все на свете. Но, к сожалению, я практически никогда не ошибаюсь.Хочу, чтобы он жил, и я сделаю все возможное, приложу максимум усилий, буду сражаться до последнего за сохранность его жизни. Все будет хорошо. Понимаю, что просто пытаюсь успокоить себя. Это не поможет, но я стараюсь.

В тот момент, когда сознание неумолимо желает расслабиться и начинаю погружаться в сладкую дрему, слышу, как дверь в ординаторскую открывается, не подаю виду, что меня разбудили, а вдруг это воры какие-нибудь. Эффект неожиданности – это лучшее, что я могу принести своему полуночному гостю в темноте. Но мои ожидания были нещадно уничтожены, когда посетитель откидывает уголок пледа и усаживается рядом со мной, обнимая и сильно прижимаясь к моей груди. Эх… знаю я, кто это. Видеть не надо, стоит лишь почувствовать прикосновения.

- Чего не спишь? – Спрашиваю охрипшим голосом.

- Не могу уснуть. – Обнимаю его в ответ.

Долгое молчание. А нервишки-то шалят.

- Ты весь день странно ведешь себя, не говоришь ничего точного на счет моих анализов, избегаешь взглядов. Что со мной? Что ты скрываешь от меня, Томми? – Жмурюсь. Это первый раз он назвал меня так. Томми… Господи, как же приятно.

- Я не стану лгать тебе, у меня есть опасения. Я, правда, недоговаривал многое. Но прошу тебя, давай не будем торопить события, ладно? Все завтра. – Глажу его по спине, прижимая к себе еще крепче. – Спи, малыш. – Знаю, что сам он уже не уснет.

Усталость и нервное напряжение берут свое, и на этот раз я проваливаюсь в сон довольно быстро. А, может, это все Билл? С ним чувствую себя таким расслабленным.

Какой-то странный сон. В глазах темно – я ничего не вижу, но отчетливый голос звучит в моей голове: «Ты говорил, тебя не за что любить. Так ошибаешься на самом деле и не замечаешь, что я давно втрескался в тебя по уши. Просто хочу, чтобы ты знал, если вдруг что-то случится. Спасибо за все». Чувствую теплоту на своей щеке.

И снова темнота. Без голоса.

Глава 8

Теплота и относительное спокойствие – именно так можно описать мое следующее пробуждение. По всему телу невообразимая легкость, в душе - трепет с маленькой примесью тревоги. Такое чувство, что сегодня точно что-то случится. Но я гоню в три шеи это неприятное ощущение, не желая ему сдаваться. Совершенно не хочется вставать с мягкого места, но, видимо, мой организм так не думает. А вот, нефиг было вчера так на кофе налегать, Трюмпер! Вообще, я жуть как ненавижу просыпаться задолго (а в том, что сейчас ночь, я просто не сомневался) до назначенного времени, ибо потом мне просто не удается погрузиться в сон, из-за этого хожу целый день дерганный. Все конечности затекли, видимо, я уснул сидя; сквозняк, царивший в комнате нещадно ласкал мое полуоткрытое тело, потянувшись за спасительным одеялком, обнаружил что-то теплое и явно живое рядом с собой. Первыми мыслями было от банального «Что это?», до абсурдного и испуганного «Еще немного и в туалет идти не придется, ибо будет поздно». Не открывая глаз, стал щупать это что-то, а оно зашевелилось и стало непонятно мямлить всякую чушь. И тут я вспомнил. Билл… Он же пришел ко мне. Так нехотя пытаюсь открыть свои веки, меня подстегивает на это действие лишь то, что я смогу сейчас смотреть на мальчика и не бояться быть замеченным. Свет настольной лампы неприятно резанул по глазам, а ведь она стоит достаточно далеко от диванчика, на котором мы разместились. Привыкая к такому адскому освещению, начинаю нещадно и жадно пожирать Каулитца своими глазами, пытаясь запомнить каждую черточку его хмурящегося лица, как будто бы это в последний раз. Невольно ловлю себя на этой ужасной мысли. Нет! Такого не будет. Этот малыш должен жить, несмотря ни на что! А я смогу еще миллионы раз наблюдать его замечательную улыбку и прелестные карие глазки, так доверчиво открывающие его сущность. И я обещаю, что чего бы мне это ни стоило, признаюсь ему…

Обещаю.

Отодвигаю от себя его тельце, грудную клетку вмиг пронзил душераздирающий холод, казалось он проходит насквозь и оставляет во мне свою маленькую ледяную частичку. Ложу ребенка головой на подушку и хорошенько укутываю в одеяло. Не хватало, чтобы он простудился, это может дать осложнения на его и так больное сердечко. А нам это ой как не нужно! Должен заметить, что этот мальчик всегда тяжело болел. Для него обычная простуда приравнивалась по тяжести перенесения к гриппу. И это неимоверно мешало ему жить. Он не мог нормально ходить в школу, пропуская уроки; брал конспекты на дом, учил самостоятельно. Я просто удивлялся усидчивости Билла, ведь по статистике все детки в маленьком возрасте – ужасные непоседы. А он, нет… мог днями копаться в невыученном материале, естественно, не отлипая от него, пока не разберется досконально. Иногда мне было проблематично вытащить его на прогулку, так как свежий воздух тоже не помешает, а то вдуплился в книгу, а под глазами уже синяки! Но мальчишка как упрется, не переспоришь… Такой целеустремленный: если решит, то так оно и будет. А я ведь тоже не промах. В общем, у малыша не оставалось выбора, и мы дружненько шлялись по менее людным улочкам нашего города. Я не знаю почему, но Билл не любит многолюдные места, это вызывает у него некую фобию, что или. В детстве, он очень боялся заблудиться в толпе. Однажды так чуть не случилось. Просто тогда Билл отвлекся на что-то, а я пошел вперед, как назло было много людей. Как же долго мне пришлось успокаивать его и вытирать слезки и капельки дождя с раскрасневшихся щечек. Видимо этот стресс и ужасная погода повлияли так, что его организм просто взбунтовался, и ребенок опять заболел. Видя, что его крестник мучается, Георг решил перевести мальчика на домашнее обучение. Учителя были просто в восторге от этого, как они выражались «бриллианта», поэтому вскоре Билл смог экстерном сдать все экзамены и успешно переходить из класса в класс быстрее, чем его сверстники, что не могло не вызвать уважения.

Быстро справившись со всеми делами в туалетной комнате, я вернулся в ординаторскую. Время три часа ночи, я еще долго не смогу уснуть. А он так и манит. Лежит себе, беззащитный и маленький. Не удержавшись, присаживаюсь на корточки напротив его личика, ложа голову на свои руки, затем убирая прядку черных, как смоль волос, тем самым открывая больше пространства для моего скользящего взгляда. Невинный. Нетронутый. Чистый. Именно так он сейчас выглядит. Да почему же только сейчас? Всегда. И кому же такое счастье достанется? Я просто буду завидовать этому человеку всю оставшуюся жизнь.

Такой недоступный, он близко, но не рядом. Казалось бы, протяни руку, малыш здесь, с тобой, но… между нами барьер. Он не знает о моих чувствах, а даже если и доведается когда-нибудь, это не дает оснований думать, что черноволосый ответит мне взаимностью. Так же, немаловажно, у нас просто огромнейшая разница в возрасте. Целых семнадцать лет и от этого никуда не деться, как бы я ни хотел. У меня нет шансов в любом случае. Вдруг и сойдемся, не думаю, что это будет надолго, он слишком молод, ему же нужна будет свобода, не выдержит житья со мной. А потом я постарею, буду ни на что не способным и Билл будет изменять… Нет, пусть будет счастлив. Счастлив без меня. Я верю, у него получится.

Соблазн так велик, я просто не смог устоять. Касаюсь губами его щеки, спускаясь чуть ниже, к такой соблазнительной скуле. От таких манипуляций Каулитц резко отворачивается, а я быстро отстраняюсь в страхе, что мальчишка просто напросто проснется. Черт, нужно перенести Билла к нему в палату, иначе завтра, а вернее, уже сегодня, вся клиника будет знать, что местный кардиохирург провел ночь с крестником травматолога. Знаете, больница это, как село, - ничего не утаишь, особенно, когда вокруг дохера и больше сплетников, а вернее сплетниц, ибо делать им больше нечего; нет чтобы работой заниматься, а они только языками чешут!

Беру мальчишку на руки, просто упиваясь этим моментом. Господи, какой же он легкий. Нет, определенно, буду следить за его питанием. Вдыхаю запах его волос – апельсин. Так бы и съел, сладенький… мне просто крышу сносит. Утыкается мне в грудь, обдавая ее жарким дыханием, я чувствую это сквозь ткань футболки. Нет, больше не могу, нужно скорее уложить Билла в кровать и… как бы я хотел проделать все то, что сейчас картинками мелькает в моей голове, но совесть и разум берут верх, я понимаю, что нужно будет просто уйти. По коридору пришлось ступать совсем тихо, чтобы ненароком не попасться какой-нибудь медсестричке на глаза, и, конечно же, чтобы не поскользнуться, у меня ведь такое сокровище на руках. Бережно уклаживаю его в чистую постель, укрывая. Невесомо провожу по его губам пальцем, резко разворачиваюсь, направляюсь к выходу из палаты.

Последний взгляд. Закрывшаяся дверь.

POV Author

Он ушел, так и не видя той лучезарной улыбки, что как лучи солнца освещала все вокруг своей искренностью.

***

POV Tom

Обычно сговорчивый Билл в данный момент шел возле меня очень тихо. Я не знаю в чем причина такого изменения настроения парня. Возможно, он просто боится. Еще бы, сейчас будет сделан последний анализ, и тогда я уже точно узнаю, что происходит с мальчиком. Если честно, я так устал, хотелось прийти домой и завалиться на кровать, но пообещал Биллу, что буду рядом.

Мое сердце перешло просто на сумасшедший ритм и за эти двадцать минут нахождения в кабинете проведения магнитно-резонансной томографии, не сбавляло скорость. Я попросил принести мне уже распечатанные снимки. Сгреб мальчишку в охапку, как только он переоделся в свою одежду и натянул на себя эти его излюбленные металлические украшения, вот спрашивается, зачем их надевать в больнице, а? Благо хоть не красится, а то пришлось бы и косметику смывать. Не желая оставаться в этом помещении ни минуты больше, я вытолкнул из него несопротивляющегося Билла. Видимо, он разделял мои ощущения.

- Иди в палату, а меня ждут пациенты.

- А когда результаты будут у тебя?

Если бы ты знал, как я не хочу их получать, малыш, если бы знал… Я боюсь на них смотреть, представляя, что могу увидеть. Взяв всю волю в кулак, ответил:

- Как только я все узнаю – непременно расскажу тебе, не переживай по этому поводу. А теперь иди. – Он только кивнул и послушно направился в сторону своей палаты.

***

Господи, я знал… Я знал, что это оно, но ведь не хотел признавать свою правоту. Так не должно быть. Я откинул от себя снимок томографии; он, скатившись по гладкой поверхности стола с тихим шелестом, упал на пол. Да, это все не смертельно… но сложно. До последнего не желал, чтобы в это дело вмешивались хирурги, но… это необходимо. Осталось как-то преподнести эту новость Георгу и самому мальчику. Честно, я не знаю, как это сделать. Не представляю, как они отреагируют. А Мелисса? Боже…

- Том, - чья-то рука ложится мне на плечо, от чего я судорожно вздрагиваю и оборачиваюсь. Это Листинг пришел, - твоя смена уже закончилась, ты чего домой не идешь?

- Давай присядем? – Указываю взглядом на диван.

- Трюмпер, ты меня пугаешь. Что-то случилось? – Недоуменно вглядывается в мое лицо. – А это такое? – Поднимает с пола снимок.

- Георг, - я все же решился, - мы с Биллом сегодня сделали томографию, в общем…

- Не томи, говори, как есть. – Вижу, что Листинг со всех сил сдерживается, чтобы не вскочить и не начать наматывать круги по кабинету. Забираю из его рук снимок. – Это его, да? – Травматолог всматривается в результат анализа. – Подожди… Ты хочешь сказать…

- У него порок сердца, Георг… - Как смертный приговор выговариваю такие сложные сейчас для моего понимания слова, потому что просто не верится, что у этого улыбчивого и живого мальчишки может быть такая болезнь. – Как сам понимаешь, приобретенный, ибо мы заметили бы это раньше.

- Нужна операция? – Друг прикрывает глаза и откидывается в бессилии на спинку дивана.

- Чем быстрее, тем лучше. Не мне тебе объяснять.

- Как сказать Биллу?

- Я не знаю. – Больше не могу ничего вымолвить.

- Мелисса не перенесет этого, она же… - Но Листинг не успевает договорить, так и, застыв, смотря мне за спину… Билл… Боже, как же давно он тут стоит? Неужели все слышал? Последнее, что я видел, это наполненные слез карие глазки отчаявшегося мальчика, он быстро выскочил из кабинета, сильно хлопнув дверью. Срывающиеся шаги свидетельствовали о том, что малыш побежал. Ему нельзя сейчас оставаться одному. Вместе с Георгом вскочили с места и в спешке направились за ним. Я не знаю, куда он запропастился, но то, что Каулитц не в палате – это точно. Всю больницу перерыли, но так и не нашли этого мальца. Бл*ять, ну вот куда можно было спрятаться? Останавливаюсь в центре коридора первого этажа и осматриваюсь по сторонам, а вдруг он где-то здесь. Взгляд упирается в дверь каморки, где уборщицы хранят все свое оборудование. Фак, и как же я раньше до этого не додумался? Если его и здесь нет, тогда я уж не знаю… Полицию что ли вызывать, а они покрутят пальцами у виска, дескать, что человека в здании не можете найти и сразу отправят Листинга и меня к нашим коллегам – психиатрам.

Беззвучно отворяю дверь и так же проскальзываю внутрь. Практически ничего не видно, поэтому приходится включить свет. Щелчок включателя – и все становится явным… Малыш сидит прямо на полу возле стенки с запрокинутой головой, его тело сотрясают рыдания, прикусив ребро ладони, он не дает выползти им наружу. Дурачок какой…

- Ты что, хочешь еще и простудится? – Подхожу к нему, присев на корточки, тяну на себя, пытаюсь поднять его тело. Он никак не реагирует и причет заплаканное лицо в ладонях. У меня сердце разрывается, не могу смотреть на это. Предпринимаю попытку притянуть ребенка к себе, и он поддается. Уже находясь в моих объятиях, он дает волю слезам, а я глажу его по голове и спине, пытаясь хоть как-то успокоить. Мало что из этого получается.

- Том, я не хочу… умирать… не хочу… - Отстраняется и вытирает рукавом своей толстовки слезы.

- И ты не умрешь. Что за глупости ты говоришь? Просто нужно будет сделать операцию и все… - Мой срывающийся голос выдает беспокойство и неуверенность в словах. Знал бы ты, как трудно они мне даются, малыш.

- Даже ты не можешь дать стопроцентную гарантию… что все будет хорошо. – Всхлипывая, произносит Каулитц.

- Ты прав, я ведь тебе не Господь Бог, чтобы заниматься таким… Я просто верю в это, понимаешь? – Смотрю прямо ему в глаза, ища хоть капельку понимания. – А иногда вера творит чудеса. – Вытираю слезинку, одиноко скатившуюся по его щеке, невольно задерживая руку и не свожу пристального взгляда с ребенка. Кожа под моими пальцами горит, спускаюсь чуть ниже, прикасаясь к шее. Он вздрагивает, при этом накрывая мою руку своей, но не отталкивает, чему я удивляюсь, заставляя себя замереть, а сердце ухнуть куда-то вниз. Совершенно не нужны слова – они излишни в этой игре чувств и эмоций. Притягиваю его ближе к себе, смотря в глаза. Легкая улыбка. Трется носиком об мой нос, опираясь правой рукой о мое бедро, левой же продолжает сжимать мои пальцы на его шее. Не в силах больше терпеть это трепетное издевательство, прикасаюсь к его таким манившим пухленьким губкам, блажено прикрывая глаза. Никакого излишества, никакого изящества французского поцелуя, только невесомые касания, только выражение всей той нежности, что успела накопиться во мне за это время мечтаний об этом прекрасном юноше. Отвечает робко и неумело. Боже, ребенок, я ведь даже не удивлюсь, если узнаю, что ты и не целовался-то ни разу в жизни. И так приятно становится. Неужели я первый сорвал поцелуй с этих, не видящих до этого такой ласки, девственных губ? Стадо мурашек проходится по спине, когда малыш медленно перебирается ко мне на колени, зарываясь пальцами в мои дреды. Рука так и остается на его шее, поглаживая, немного спускаясь к плечу, второй же притягиваю мальчишку сильнее к себе не давая пути назад. Так хотелось почувствовать его всего, пробраться в самую глубину ротика и дарить блаженство мальчишке, но что-то останавливало меня… рано пока… Испугается еще моего напора и тогда неизвестно как будет ко мне относится. Против моей воли прервать это поистине волшебное мгновение, но я должен, пока мы не оказались замеченными кем-то из работников медперсонала, да и с Каулитца хватит на сегодня впечатлений. С громким чмоком отстраняюсь от него, вглядываясь в глаза, которые полны чем-то мне неизведанным.

- Первый. –Все, что я успел разобрать, когда мальчишка уткнулся мне в грудь и обнял торс, все так же сидя у меня на коленях. Этого было достаточно, чтобы все мое внутренне существо начало неимоверно ликовать, а сердце пустилось в неугомонный пляс, уверен, Билл почувствовал это. Могу поспорить, что он ощущает сейчас точно то же. Несмело провожу рукой по его боку, перемещаясь на живот, слегка задирая футболку, что находилась под расстегнутой толстовкой, а затем и вовсе останавливаясь в районе груди с левой стороны, прижимая ладонь к этому месту, от чего малыш дернулся. Так оно и есть, стучит, как неугомонное. Нельзя тебе так волноваться, хороший. Успокаивающе поглаживаю его волосы, одновременно вдыхая их аромат.

Господи, я никогда не обращался к тебе раньше. Да, я понимаю, что это, наверное, обидно, когда о тебе вспоминают только, когда становится совсем худо, но я прошу тебя, умоляю тебя, пусть у Билла все будет хорошо, пусть он живет, это самое главное сейчас. И я тоже, в свою очередь, постараюсь поспособствовать этому. Всем чем смогу.

- Том, - ребенок смотрит на меня своими доверчивыми глазенками, а я не перестаю удивляться. Он ведь сплошное противоречие: взрослый, не по годам умный, с этим не поспорить, но одновременно – такой по-детски наивный мальчуган, - что теперь? – Понимаю, что он не излагает конкретики, не имеет в виду что-то определенное: свою болезнь, или проявление мимолетной нежности, что царила здесь минутами раньше. И это был единственный вопрос, что сорвался с его уст. А я и сам успел его себе задать.

Что теперь, Томас Трюмпер? В ответ тишина. Ни одной здравой мысли в голове. Это как апогей какого-то желания. Стоит этого добиться и все, уже не так интересно. Но это ни в коем случае не означает, что я отступлюсь от Каулитца. Это не просто симпатия. Это то, за что стоит бороться. Я люблю его. Да, наконец-то признался себе. Но, неужели, чтобы это осознать, родному человеку обязательно нужно влипнуть в какую-нибудь неприятность, а, Том?

Не найдясь, что ответить, просто притягиваю его к себе, обнимая; чувствую ответную реакцию.

- Я с тобой, ребенок. Просто знай это. Мы все преодолеем. – Целую это чудо в макушку.

Глава 9

Через две недели

Я зол. Нет, я просто в бешенстве! Захожу, значит, к нему в палату, а тут… Какой-то ушлепок сидит возле моего (теперь, думаю, я уже точно могу присвоить его себе) малыша и держит за руку. И как вы хотите, чтобы я на это отреагировал, вышел, как будто бы ничего и не видел? Нет уж, голубки! А Каулитц, казалось, наслаждается этим прикосновением. Билл, и это после ночи, которую мы провели вместе? Нет, конечно, ничего такого не было, потому что юноше противопоказаны сильные физические нагрузки, но все же… Обидно? Да, это именно то чувство.

- Простите, - оба оборачиваются на мой голос, а Билл стремительно выдергивает свою руку из цепки незнакомого мне мальчишки. Один Бог знает, как нелегко мне было сдержаться и не выпроводить посетителя, взяв за шкирку и вышвырнув из палаты, - что здесь происходит? И вообще, молодой человек, - обращаюсь непосредственно к шатену, сидящему рядом с Биллом, - что вы здесь делаете? Время посещения давно уже закончилось. Попрошу вас немедленно покинуть помещение.

- У вас тут все доктора такие строгие, – насмешливо интересуется у Билла и подымается с кровати, –или только этот экземпляр? – Многозначительно косится на меня. Ах ты, щенок, скажи спасибо Каулитцу, не устрою разборки прямо у него на глазах, ибо начнет волноваться, а ему нельзя.

- Я думаю, тебе действительно лучше сейчас уйти, Брайан. – Совсем тихо говорит мой любимый.

- Ладно, Билли. Но я еще вернусь. Подумай над тем, что я тебе сказал, пока нас не прервали. – Он сделал акцент на последнем слове. Та-а-ак, а вот это уже куда более интересно. И о чем это они, позвольте полюбопытствовать, разговаривали, а? Какие у них могут быть общие темы? Ну, я это так просто не оставлю! – Выздоравливай. – Парень склонился над Биллом и поцеловал его в щеку, на что малыш повернул голову и недовольно сморщился. Так, Том, держи себя в руках! За убийство срок впаяют, долго мотать придется, и уж точно, когда ты выйдешь, Биллу нужен не будешь. Пройдя мимо, этот шатен смерил меня презрительным взглядом. Только хлопнувшая дверь отрезвила мой пьяный от ревности рассудок.

Тишина.

- Ничего не хочешь мне рассказать? – Нарушаю давящее на нервы молчание, подавляя в себе желание, набросится на мальчишку с расспросами.

- А стоит? – Что? Он издевается надо мной, да?

- Билл, не строй из себя дурачка. Мне важно знать. – Смотрю прямо в его карие омуты. – Раз уж мы, как бы ВМЕСТЕ, - хм, а так ли это на самом деле? Только сейчас почему-то об этом задумался. Может, я просто тороплю события? Мы не говорили об этом, но я подразумеваю, что после того самого поцелуя он только мой,- позволь поинтересоваться, кто этот… - хотелось сказануть нецензурное словцо, но я отбросил эту идею. Не ругайся при ребенке – первое правило, которое должен соблюдать любой здравомыслящий взрослый.

- Это мой одноклассник. – Билл не дал мне заговорить, рукой показывая замолчать.

- И поэтому, он на правах одноклассника целует тебя?

- А ты ревнуешь, Томми? – Каулитц подымается с кровати и подходит ко мне. – Не нужно. У тебя нет повода...

- Что он хотел? – Более мягче, но от того не менее настойчивее.

- Меня. – Что? Я просто опешил. – Во всех смыслах. Сказал, что влюбился с первого взгляда, и все время, что мы учимся вместе, только обо мне и думает, словно я приворожил его. Пытался даже поцеловать. Ну… так как ты это делаешь… – И он так спокойно об этом говорит? Я же в это время был просто в бешенстве. Он мой, никто не смеет к нему прикасаться даже пальцем, кроме меня.

- И что же ты? – Самообладание постепенно покидает меня. Я прямо сейчас готов броситься вслед за этим нагловатым мальчишкой и доступно объяснить ему, что к чужим парням приставать – не есть хорошо.

- А я сказал, что у меня уже есть любимый мужчина. – Его щечки вмиг покраснели и он, не в силах сдержать это смущение, опускает голову.

Не объяснить того, что стало твориться со мной внутри, как только я услышал эти слова. Вот все говорят, бабочки в животе… Какой там, у меня такое ощущение, что во мне живет стадо слонов, как минимум. Никогда еще не испытывал такого. Вывод: значит просто не любил по-настоящему. А сейчас? Да, я уверен.

Любимый мужчина… Так он меня назвал. Это же, практически признание.

- Повтори… - Приподымая его голову за подбородок, шепчу Биллу в губы.

- Я люблю тебя, Том… - Бросило в жар. Не могу поверить. Ощущение нереальности происходящего отступило так же быстро, как и появилось. Еще пару секунд смотрю ему в глаза, прежде чем пухлые губки накрывают мои. Немедленно отвечаю на такой желанный поцелуй. Сказать честно, я бы сам не притронулся к нему так. Просто побоялся. Но сейчас я чувствую его уверенность. Без зазрения совести скольжу языком в горячую глубину ротика. Его тело содрогается в моих руках, когда провожу языком, вылизывая небо мальчика, принимаясь ласкать его язычок. Боже, штанга… Сводит с ума. А я и забыл про наличие столь пикантного пирсинга. Отрывается от моих губ, утыкаясь в мою шею. Через какое-то мгновение чувствую легкие, но настойчивые поцелуи. Вот такого я от него не ожидал.

- Билл, стой, что ты творишь? – Отстраняю мальчишку от себя, вглядываясь в затуманенные глаза. – Во-первых, сюда в любой момент могут войти, во-вторых, ты же знаешь…

- Тебе противопоказаны физические нагрузки. – Говорит одновременно со мной. - Том, но я хочу… - Вот пусть еще ножкой топнет для убедительности. Улыбаюсь своим мыслям. Ребенок… Какой же он все-таки еще ребенок.

- Мы, кажется, говорили с тобой на эту тему. – Провожу указательным пальцем по его раскрасневшимся от поцелуев губам. – И все обсудили.

- Но я не желаю умирать девственником! - Предъявляет свой последний аргумент.

- Не смей так говорить. –Требую, чтобы он перестал так думать, слишком пессимистичны мысли мальчишки в последнее время. И я ничего не могу сделать.

- Том, я смотрю правде в глаза.

- Правда в том, что после операции все будет просто замечательно.

- Правда в том, что во время ее проведения меня просто может не стать. - Тяжело выдыхаю и притягиваю малыша к себе. – Как же ты этого-то не поймешь?

- Моя проблема в том, что я как раз это прекрасно понимаю. И ты думаешь, мне легко это осознавать? - Утыкаюсь лбом в его лоб. – Все не так, как ты, возможно, придумал себе. Ты очень дорог мне. Осознай это наконец. Мне очень больно слышать, что ты сдаешься прямо сейчас, своим отчаянием показывая это. – Его ладошки скользят по моей спине. – Я люблю тебя, Билл. И что бы там ни случилось, запомни это.

- Кхе-кхе! – Георг пришел. Все, мне конец, он убьет меня. На самом деле, мы там и не сказали ему о наших отношениях (ха, как громко сказано). Что же, наверняка, он слышал, о чем мы говорили. Притворятся и отталкивать друг друга просто нет смысла, поэтом я просто крепче прижимаю любимого к себе, а малыш обвивает своими ловкими ручонками мою шею. Смотрим на Листинга, будто ждем смертного приговора. – Так, расслабьтесь. – Да, видимо, сильно у нас морды перекошены. Травматолог только улыбается. Это в первый раз за все пребывание Билла в клинике я вижу улыбку друга. Он ужасно вымотался за эти дни. Приближается день операции, а это значит, что нервничать мы все начинаем только сильнее. Оперировать будет наш местный хирург – Маркус Кольб, ибо я… просто не смогу этого сделать. Я буду рядом… обещал, но выше моих сил – оперировать родного и любимого человека. Это по-настоящему очень страшно. Те, кто был в такой ситуации, меня поймут: дрожащие руки, пот градом, дрожь во всем теле, внутренняя борьба с самим собой, родное тело на операционном столе… Я знаю обо всем этом не понаслышке. – Я уже давно заметил вашу тягу друг к другу. Если раньше меня это настораживало, то сейчас я смирился со всем. – Мы счастливо переглянулись с Каулитцем. - Только, Том, - Георг серьезно смотрит на меня, - я надеюсь, ты понимаешь, какую ответственность на себя берешь? Билл, - указывает на моего любимого, - несовершеннолетний, и к тому же, на данный момент, больной. Думаю, ты осознаешь все нюансы этого тонкого дела.

- Я взрослый человек и полностью отдаю отчет своим действиям. – Улыбаюсь взъерошенному другу. – Не беспокойся.

- Ну, я и не сомневался в тебе, брат. Собственно говоря, чего зашел-то? – Листинг вмиг стал серьезным. – Там Шефер тебя к себе вызывает.

Дата добавления: 2015-08-29