Только раз Киру удалось настоять на поездке на Фрингиллу к теплому морю. Чудного вида туземцам все антропоморфы казались на одно лицо: щупалец Кира они просто не замечали. Лале необыкновенно понравилось плескаться в чуть соленой воде, загорать на мелком, почти белоснежном песке, ловить руками ленивую, удивительных форм и расцветок рыбу. Еда в отеле была приспособлена к антропоморфным вкусам, а соседство аборигенов было легко переживаемо, если только они не задевали тебя случайно своими вспученными телами, которые расползались в воде, как рыхлые клецки. Такого контакта сами фрингилльцы ужасно стеснялись и начинали бесконечные извинения на своем тягучем и монотонном наречии, на восемьдесят процентов состоящем из носовых гласных.
Фотографии и 3D-модели с Фрингиллы Гарка разглядывал особенно долго, а пару штук, на которых Лала возлежала на мелководье в открытом купальнике, даже попросил себе. Кир нахмурился, Лала покраснела, но фотки дала.
А на следующий год случился ситийско-фрингилльский военный конфликт и дорога к солнечному песчаному пляжу оказалась закрыта.
Лала Оксенен
— Лала! — Гарка сидит вполоборота на подоконнике напротив двери в класс. — Можно тебя на минуточку?
— Разумеется.
Именно так дело и обстоит. Само собой разумеется, что Гарка провожает Лалу в столовую. Что они вместе делают уроки в библиотеке. Что на студенческих вечерах они танцуют только вместе. Что, когда Лала показывает свою упряжку сневов на школьных соревнованиях и вылетает, как водится, от чрезмерного старания головой в сугроб у самого финиша, первым к ней бежит Гарка. Правда, добегает он после того, как из сугроба ее выуживает ловкое щупальце Кира. Но Кир щупальце тут же втягивает и, усмехнувшись, уходит. А Гарка остается отряхивать со смеющейся Лалы снег и помогать ей ловить разбежавшихся сневов. Это само собой разумеется. Так что зачем выглядеть таким смущенным?
— Лал, ты можешь узнать у своих родителей одну вещь?
— Для тебя — все что угодно. Кроме одного, — лукаво улыбается Лала. — Как работает энергетическая пирамидка.
Вместо того чтобы улыбнуться в ответ, Гарка опускает глаза.
— Лала, это серьезное. Это для меня очень важно. Взаправду.
— Говори.
Гарка спрыгивает с подоконника, подхватывает Лалу за талию, она обнимает его руками за плечи, прижимается всем телом — только на одну секундочку, пока он водружает ее на то место, где только что сидел сам. Подоконник высокий, и их глаза оказываются на одном уровне. Лала с сожалением складывает руки на коленях. Ей бы хотелось еще ненадолго задержать их у него на шее, почувствовать сквозь рубашку теплую кожу, но она не знает, как он к этому отнесется.
Неожиданно она обнаруживает, что Гарка вместо того, чтобы, как обычно, отпустить ее и пристроиться рядом, рук не убирает, наоборот, наклоняется близко-близко, трется носом о щеку, как щенок снева. Его дыхание щекочет ей мочку уха, перед глазами маячат непослушные золотистые завитки, с которыми не справляется никакая расческа. Становится весело и легко. А он уже разгибается, усаживается на подоконник рядом с ней, упершись руками.
— Спроси у родителей, не собирается ли приехать на обучение кто-то из наших. Должны же быть уже списки на следующий год.
— Тебя кто-то конкретный интересует? — улыбка Лалы гаснет.
Она не знает, почему Гарка летает домой не на все каникулы, а только на несколько дней, а остальное время подрабатывает в медико-биологической лаборатории на Когнате. Но он никогда не скрывает своего нетерпения перед этой короткой поездкой, как и разочарования после. Кажется, что он ждет встречи с кем-то для себя очень важным, а эта встреча все не происходит или проходит впустую. Лала ревнует. Ей очень хочется быть для него единственной.
— Нет. Просто. Не говори, что я спрашивал.
— Лала, почему тебя это интересует? — отец смотрит прямо и въедливо.
— Ну, просто…
— Нет, не просто. Пусть он зайдет к нам домой.
— Мы в очень сложном положении, Гарка. Когда Когната согласилась принять тебя в знак уважения к заслугам твоего отца, которые не может перечеркнуть для нас даже его поведение по отношению к родной планете, мы не думали, что этим подписываем тебе смертный приговор, хотя и отсроченный. Нам не могло и в голову прийти, что Верия просто откажется присылать сюда других студентов.
Звенят, звенят колокольчики на упряжи сневов, скрипят ремешки, вешаются на крючки, ударяются металлические крепления о деревянную стену, маленькие ладошки в пестрых варежках громко хлопают — стряхивают ледышки, постукивают меховые сапоги друг о друга. Долго-долго возится Лала в раздевалке. Потому что видела: Гарка спустился по лестнице и должен сейчас пройти через холл. Он избегает ее уже неделю, да так умело, что ей не удается ни поговорить с ним в школе, ни как бы случайно встретиться после уроков.
Самое неприятное, что нельзя понять, с чего это началось. Вроде и не ссорились, просто однажды днем он не стал ждать ее после занятий — передал через Кира, мол, не успел сдать контрольную по математике и остается на отработку. Ежевечерний сеанс болтовни по коммуникатору тоже не состоялся.
На следующий день Лала специально прибежала в школу пораньше, волоча за собой ворчащего Кира, который вообще не видел ничего особенного в том, что его друг пару дней позанимается своими мужскими делами, а не будет хвостом за Лалой таскаться. Она напрасно подкарауливала Гарку под дверью класса: он опоздал на первый урок. Дальше занятия у них были в разных зданиях, а потом он «смылся без объяснений», как доложил отправленный на разведку Кир.
Лала насупилась, заявила, что «раз так, ей тоже это не надо», но до окоченения каталась на санках с высоченной горки, залитой в школьном дворе, то и дело поглядывая на окна общежития, пока Кир не завернул ее в щупальца, не сунул под мышку и ультимативно не транспортировал домой. Вечернего звонка опять не последовало, и гордость Лалы взяла свое. Несколько дней она не искала встречи, хотя вздыхала украдкой и смахивала слезу, на четвертый день наорала на ни в чем не повинного Кира, который искать Гарку и объясняться с ним категорически отказался, на пятый… В общем, напряжение дошло до предела.
Сегодня она решила дождаться Гарку после тренировочных заездов на сневах, которые он обычно не пропускал, радостно приветствуя Лалу на финише, а тут вдруг проигнорировал, и прояснить ситуацию. Если у него проблемы — Лала поможет, если она его чем-то обидела — пусть расскажет, но невозможно же так! Кира на этот раз в свои планы она посвящать не стала: у него оставалось три дня на подготовку досье для земной космоархеологической экспедиции, в которую он собирался ехать практикантом. Даму, руководившую экспедицией, считали строгой, и Кир старался изо всех сил. Из комнаты он не вылезал ни одним щупальцем. На тренировку, правда, прибежал.
Гонки на сневах опасности для участников почти не представляли, тем более для жителей снежных равнин, где дети вырастали с пушистыми собаками буквально в одной стае. Вылететь в сугроб или перевернуться на крутом повороте и проехаться кубарем по снежному тракту скорее смешно, чем страшно. Тем не менее Кир дисциплинированно ходил на все Лалины гонки, внимательно следил за заездом и страховал на расстоянии — щупальцами. Сейчас он, очевидно, устал ждать во дворе с остальными сочувствующими и просунул нос в раздевалку.
Первое, что бросилось ему в глаза, было неверяще-расстроенное лицо Лалы, ее кулаки, судорожно прижатые к груди, словно она хотела затолкать обратно вырывавшееся сдавленное рыдание. Гарка стоял спиной и нес ересь. Полный идиотизм какой-то он нес. Мол, он подумал и решил, что каждый должен искать себе пару на своей планете, что дружба дружбой, а на романтику он не рассчитывал, что он вообще не готов… Абсолютно не своим голосом и совершенно не свойственный себе текст декламировал Гарка. Поэтому Кир его не убил сразу, а сначала сделал два глубоких вдоха и выдоха. Хотел десять — не смог, потому что в этот момент губы у Лалы дрогнули и она заревела в голос.
Кир читал, что разъяренные хоммутьяры издают громкое шипение, переходящее иногда в скрежещущие звуки. Сейчас он сожалел, что не обладает такой способностью. Но дверь, закрывая, приложил от души. Лала принялась вытирать слезы еще не оттаявшими варежками, отчего к щекам у нее прилипали ворсинки зеленой и красной шерсти. Гарка покосился за спину.
— Аааа… это ты.
— Отойди от нее.
Сам Кир не приближался. Только шапку сбросил и расстегнул молнию на дубленке.
Вериец повернулся, насупившись, засунув руки в карманы.
— Кир, иди погуляй. У нас личный разговор. Очень личный.
— Хорошо. Вот лично я и буду при нем присутствовать.
— Кир, я попросил тебя. По-гу-ляй, — отчеканил Гарка. — Я говорю с Лалой.
— Ты говоришь ей гадости. Сначала вел себя как свинья, теперь…
— Кир, не нарывайся! — вериец сжал кулаки.
Кир выпустил из рукавов щупальца. Ничего особенного — просто длинные зеленоватые жгуты повисли вниз до коленей.
— Они ядовитые, — предупредил Кир.
— Знаю.
В глазах у Лалы стояло отчаяние.
Она бы хотела броситься между ними, как героиня романа, но не решалась: если бросишься, окажешься к кому-то спиной, а к кому-то лицом. Выбрать невозможно, она не знает, как они это воспримут, и остается на своем месте, пока Кир не прерывает длящееся молчание:
— Лала, уйди, пожалуйста. Нам с Гаркой надо поговорить. Спокойно.
Лала беспомощно взглядывает на Гарку, ожидая, что тот кивнет. Он смотрит в сторону, в окно, за которым минус восемьдесят, штормовой ветер и сотня километров до ближайшего города. Когната — это мир, где, несмотря на все высокие технологии, выходя из дома, прощаются, как в последний раз. Сейчас Лалу просто просят уйти из раздевалки. Например, в кафетерий, или в компьютерный класс, или в библиотеку. Но ей кажется, что ее прогоняют навсегда.
— Лала, я обещаю, не будет ни ссоры, ни драки. Просто выяснение отношений. Скорее всего, мы через десять минут вместе придем к тебе. Оставь нас, а? — Кир очень просит, очень-очень-очень.
И Лала, еще раз для верности помотав головой, все-таки срывается с места и пулей вылетает в коридор. Задетая ею шапка Кира падает на пол. Кир вытягивает щупальце, но Гарка подхватывает шапку быстрее, протягивает ему, по-прежнему глядя в сторону.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Кир Оксенен
Кир крутит шапку в щупальцах, зачем-то завязывает и развязывает тесемки. Гарка ковыряет пальцем оконный шпингалет. Говорит уже совсем другим голосом:
— Кир, слушай… давай ты не будешь со мной разговаривать. Просто решим уже, что я — да, гад, подонок, подлец, как хочешь назови это. И я с тобой и Лалой дружить не достоин. Расходимся, как в море корабли.
— Задвижку сломаешь.
— Завязки оторвешь.
Помолчали. Гарка оставил шпингалет в покое, начал прикладывать палец к окну, разглядывать, как затягивает мороз оттаявший овал ледяными узорами. Кир устроил наконец шапку на вешалке, стянул дубленку, долго расправлял рукава, повесил. Потеребил кончики шарфа.
— По-моему, ты ухаживал за моей сестрой.
— Она тебе не сестра.
— Как сестра.
— Ну, и не делай из своей сестры мне проблему, — Гарка резко отворачивается от окна и делает шаг в сторону выхода из раздевалки.
Кир преграждает ему дорогу. Шесть напряженных щупалец, упертых в дверной косяк, выглядят впечатляюще. Гарка насмешливо цокает языком.
— Здорово раскорячился. И как же теперь тут пройти?
— Пройдешь, когда доложишь мне о своих проблемах.
— А у меня их нет, — весело говорит Гарка, и Кир еще прочнее упирается щупальцами в косяк.
— Есть. Гарка, — тихо и убедительно говорит он. — Расскажи мне. Чтобы я мог объяснить Лале. Я все пойму.
Гарка надувает губы, шумно выдыхает через нос: «Что ж ты такой упертый!» Но отступает. Привычно присаживается на подоконник, снова прикладывает к заледеневшему стеклу палец. И тут же взрывается:
— Проблема?!! Ах да, есть у меня проблема, совсем маленькая. Мне, видишь ли, через год исполняется восемнадцать. А я аннара с непересаженным сердцем. Знаешь, что это такое?
Еще б Кир не знал! О верийцах и хоммутьярах он читал и перечитывал все, что было в школьной библиотеке и астронете, смотрел и пересматривал все, что выпускалось в Конфедерации, запоминал, взвешивал… искал в себе и находил сходства, различия.
Он знал, что такое аннара с непересаженным сердцем. Он знал, что такое восемнадцатилетний возраст для верийцев. Знал. Но никогда в жизни ему в голову не приходило ассоциировать все это с Гаркой. Если уж тот попал в дипломатическую академию на Когнату, значит, у него все предусмотрено.
— Слетай домой — пересади.
— Сие никак невозможно есть, — Гарка шутовски взмахивает золотистой челкой. — Я сын врага отечества и народа Верии. Есть у нас такой почетный, ко многому обязывающий титул.
— Нет, подожди, — Кир знает о верийцах все или почти все, что можно найти в астронете. — Твой отец — доктор Гаррада, так? Вселенская знаменитость. Может сшить человека из кусочков, и он будет как новенький. Так, по крайней мере, балаболят газетчики.
— А ты знаешь, где сейчас находится доктор Гаррада? — не переставая улыбаться, спрашивает Гарка. Улыбка выглядит как приклеенная, будто он развел кончики губ в стороны, слегка приоткрыв зубы, и не может свести их обратно. Будто у него парализовало мышцы. Выглядит это страшно. Ритуальная маска со Сколопакса.
— Доктор Гаррада, мировая знаменитость, — не дожидаясь ответа, сообщает Гарка, — находится в камере строгого режима в единственной на Верии военной тюрьме. Без права каких-либо внешних контактов. Лишь с возможностью ежегодной встречи с сыном — две минуты в присутствии охранников. В таком же положении, только в женской части тюрьмы, находится его жена. Где находится его сын — ты знаешь.
— А за что? — по-детски спрашивает Кир, и от этого вопроса улыбка сползает с лица Гарки и оно начинает выглядеть вполне человеческим.
— У отца был иной взгляд на развитие Верии, чем у нашего нынешнего руководства. Точнее, был и есть. Он ведь не только оперировал, он занимался исследованиями, пытаясь узнать, почему продолжительность нашей жизни до передачи сердца сокращается из поколения в поколение. Если наши деды доживали без операции до двадцати двух — двадцати трех лет, то наши отцы и мы — уже только до восемнадцати. Нашим детям придется еще больше торопиться, чтобы успеть найти себе пару для пересадки. И процесс ускоряется в геометрической прогрессии. Отец поставил себе целью найти причину… И нашел.
Гарка испытующе смотрит на Кира, пытаясь обнаружить хоть один признак нетерпения, безразличия, скепсиса — чтобы обидеться и не рассказывать. Махнуть рукой — эх, ты! что тебе до нашего горя! — развернуться спиной, уйти вдоль по коридору и никогда уже не возвращаться к этому вопросу.
Но Кир — весь внимание и сочувствие. Ему действительно хочется знать. И придется рассказывать до конца. Гарка к этому не привык, слова даются все тяжелее. Он вздыхает:
— Ну, что уж там! Ты же наполовину вериец. Может, и врубишься. В общем, отец предположил — и даже почти доказал это — что корень всех наших бед — телларит.
Киру кажется, что он ослышался. Телларит — это не корень бед, а единственный способ установить и поддерживать связь между аннара, отдавшим свое сердце, и итара, его принявшим. Уникальный минерал с редчайшими свойствами, который несет в своей груди каждый совершеннолетний вериец. Телларит — это жизнь.
— Телларит — это смерть, — говорит Гарка. — Он действует как наркотик. Подчиняет себе твой организм, встраивается в геном, требует места в человеческом теле — больше, раньше.
— И что же делать?
— Этого отец не успел выяснить. От него ждали прорыва в пересадочной хирургии, а он… потратил деньги, выделенные на новые трансплантационные технологии, на удовлетворение собственного любопытства. Вместо того чтобы выяснить, как лучше использовать телларит, пытался найти способ противостоять теллариту. Так говорили на суде, а в прессе писали еще хлеще. Растратил деньги, за которые умирают по всей Галактике верийские парни… создал угрозу здоровью нации… Как выражались на улицах, я тебе даже повторять не буду.
Самое худшее было, что у отца нашлись и сторонники. Не уверен, что все они поддерживали его искренне, скорее, из политических соображений. Но если бы он был один, сошел бы за опасного сумасшедшего. А так — государственный преступник.
— А твоя мать?
— И мама тоже. Она работала у него в лаборатории. Со мной в классе сразу же перестали разговаривать. Знаешь, это было хреново: вчера я сын одного из самых уважаемых граждан, сегодня — подозрительный элемент, с которым никто не хочет сидеть за одной партой. Я совсем растерялся, пытаясь понять, что делать и как жить дальше. Слава богу, у родителей некоторых моих одноклассников оказалось достаточно доброты и смелости, чтобы кормить меня обедом и приглашать переночевать. Отдавали мне кое-какие ношеные вещи.
Потом вернулся с очередной войны залечивать раны друг отца — генерал Джерада. Его не было на Верии во время суда и следствия. Идеи отца он не разделял, но, по крайней мере, выпросил для меня две минуты свидания с родителями раз в год и возможность продолжать обучение где-нибудь подальше от дома, «чтобы парня не изводили косыми взглядами», как он выразился. Через неделю Джерада улетел на новую миссию со своими десантниками, а меня отправили сюда.
Я радовался. Тут было хорошо. Никто ничего не знал. Мы, верийцы, не афишируем свои внутренние проблемы. Появились ты, Лала. За всем этим я как-то забыл про пересадку. Точнее, не сосредотачивался на этом. Думал, все пойдет своим чередом, приедут другие — подружимся, будет из кого выбрать. А потом понял — никто не приедет. Никого сюда не пришлют. А пытаться наладить какие-то отношения за те несколько дней, что я провожу дома, в ожидании свидания с папой и мамой… бессмысленно. Везет тебе, что ты только наполовину вериец и эта половина — не та, которая имеет отношение к теллариту.
Кир и сам думал об этом раньше. Без ужаса, без тревоги, а просто спокойно констатировал факт: если бы в адской смеси генетической информации, которую представляли собой его хромосомы, завалялась та самая, отвечающая за специфическое функционирование сердца верийцев, срок его жизни был бы четко и однозначно отмерен. Отдать свое сердце этакому гибриду с щупальцами вряд ли бы кто-нибудь согласился. Не говоря уже о том…
— Погоди-ка… — Кир тронул Гарку за рукав. — Я тут подумал…
— Нет, — коротко сказал Гарка.
— Что нет?
— Ты плохо подумал. Кому будет лучше, если мы оба окочуримся во время пересадки? Это раз. Не говоря уже о том, что пересаживать тебе никто не возьмется. Это два. Одно дело — если в пустую грудь, без всяких неожиданностей. Другое — если у тебя уже есть свое сердце и в дополнение к этому — куча всяких-разных физиологических штучек, которые выявятся ровно во время операции. Как тут хоронят на Когнате? Красивая процедура?
— Нет.
— Ну и ладно. Все равно мы отменили твою идею. Потому что дурацкая. Пошли обедать.
— Гарка!
— Ну?
— Мы ее не отменили. Мою идею.
Все космические транспортники, способные на пространственный переход, выглядят примерно одинаково. Удивительно, что они взлетают с разным звуком. Кир и Гарка сидят в транзитном зале делихонского космодрома и играют в любимую игру всех мальчишек Конфедерации: угадывают по звуку, чей корабль пошел на взлет или на посадку.
— Земля, — прислушиваясь, удовлетворенно произносит Кир.
Гарка морщит переносицу. Через секунду соглашается:
— Точно. Садится.
Они смеются. Гарка откидывается на низком диванчике, закладывает руки за голову, ногу за ногу, зевает во весь рот.
— У тебя подошва протерлась на пятке, — Кир тычет щупальцем. Сам он сидит пока осторожно, особо позу старается не менять. При резких движениях в левом боку дергает ощутимо.
— До дырки? — Гарка пытается, не меняя позы, заглянуть себе под правый ботинок.
— Не-а.
— Ну, так и ладно. Продерется вконец — куплю новые. На Когнате, кроме валенок, мне еще полгода ничего не потребуется. А эти ботинки заслуженные: мне их отдал сам генерал Джерада три года назад. Я носил их только на Верии, пока ждал свидания.
— У тебя, что, нога не росла?
— Сначала велики были, потом пальцы уперлись. Поджимает, — честно признается Гарка. — Но новые понадобятся теперь только после Когнаты.
— Почему? — спрашивает Кир и понимает, что сморозил глупость. В боку колет так, что хочется взвыть. Но Гарке нельзя показывать. Он и так переживает.
— Ну… мне ж теперь не летать к родителям. Семь лет к маме, восемь лет к папе. — Гарка видит, что Кир расстроился, и ободряюще улыбается. — Хорошо, что отец успел за полчаса, правда? Говорят, ты бы дольше не выдержал в капсуле.
— Да, — выдавливает Кир и пытается сменить тему. — А Лалин папа тоже молодец, верно? Настоящий дипломат! Я диву давался, как он выторговал эти тридцать минут, чтобы твой отец мог нас прооперировать. Так все повернул, что, мол, Когната нашла для Верии решение твоей проблемы и теперь неудобно отказываться. Здорово мы их!
— Мне больше понравилось, как он неназойливо пригрозил оглаской. Наши ведь считают когнатян примороженными, а тут такой уровень дипломатии. Угроза небольшой утечки информации, после которой все узнают, чего стоит хваленая порядочность верийцев… Заголовки газет он им обрисовал красочно, — Гарка не скрывает злорадства.
— Да уж. «Верия медленно убивает сына доктора Гаррады», «Сын знаменитого хирурга обречен на смерть в снегах Когнаты», — цитирует Кир. — Страшно аж жуть.
Сердце (или сердца?) уже отпустило, и он с облегчением выпрямляется.
— Лале говорить не будем.
— Сама она не догадается… — фыркает Гарка.
Кир решает еще раз сменить тему.
— И куда ты собираешься после выпуска отправиться в новых ботинках? Давай со мной в экспедицию. Я написал землянам, что в этом году уступаю другому кандидату. По медицинским соображениям. Они ответили, что в целом я их устраиваю и в следующий раз место мое. Куйменские древности, можешь себе представить? Полные задворки Конфедерации, куда не ступала нога археолога. А цивилизации — семь тысяч лет.
В энтузиазме Кир взмахивает щупальцем, и тут же от боли сгибается пополам. Гарка встревожено наклоняется над ним, обнимает за плечи.
— Нет. И знаешь, Кир, если совсем уже честно… Не здорово мы их. Не семь и восемь лет, а четырнадцать и шестнадцать. Два раза по полчаса. Две операции. Одна — наша с тобой, другая — для дочери одного высокого чина с нашей планеты.
— Зачем вторая?
— Чтобы мне разрешили вернуться и получить медицинское образование. Я не буду доучиваться на Когнате, полечу домой. Ботинки куплю новые…
— Почему? — в который раз за последние полчаса спрашивает Кир, хотя он уже знает ответ.
— Потому что я хочу быть способен помочь, если что-то стрясется с твоим сердцем. А верийцы надеются, что я унаследовал таланты отца. Никогда не считал медицину своим призванием. Но… — Гарка задумчиво почесывает переносицу указательным пальцем. — Все же получили то, что хотели. Я — жизнь и возможность реабилитации родителей. Если буду себя хорошо вести, — невесело усмехается он. — Верия — новое потенциальное светило своей медицины. Когната избавилась от меня, торчавшего там как заноза. Только ты в минусе. Обещай мне одну вещь, ладно?
— Даже и не подумаю, — Киру совершенно не хочется обещать Гарке, что при малейшем колотье в боку он будет звать его на помощь через всю Вселенную. Тем более, что он заметил одну маленькую деталь. В начале разговора, когда они обсуждали операцию, Гарка еще говорил «наши», хотя иногда сбивался и на «они». Сейчас же, когда речь зашла о будущем, он перешел на «Верия», «верийцы», словно не хотел иметь ничего общего с теми, кто пересчитывал годы в минуты.
«Наверное, — подумал Кир, — при подобных капризах генома цивилизация может выжить, только сжавшись в кулак, на условиях тотальной верности и взаимопомощи всем своим и выталкивания и изоляции любого, кто выделяется из массы. Потому они и меня не взяли тогда на Хоммутьяре. Поэтому и не захотели слушать Гарраду. Поэтому Гарке придется всю жизнь отрабатывать эти тридцать минут, за которые и так уже дорого уплачено».
Он вспомнил изможденное лицо доктора Гаррады, быстрым шагом вошедшего в операционную. Знаменитый хирург не потратил ни мгновения зря, ни на секунду дольше положенного не задержался возле сына, только быстро сжал рукой его пальцы, перед тем как закрыть капсулу. А Кира обнял порывисто и крепко, шепнул на ухо: «Спасибо, сынок!» — и засуетился, замельтешил пальцами по груди, выставляя тарантулообразные датчики. Кир сморгнул. Если совсем уже честно…
— Не считай себя суперобязанным. Я сделал это не для тебя, а для Лалы.
Часть третья
Вода превращается в слезы
Глава I. Неприкасаемые
Кори Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата
— Лорд-канцлер, — ситиец чуть ли не мяукает от удовольствия. — Вы так упорны. Вы совсем-совсем не хотите уговорить властелина Дилайны быть посговорчивее. Мы решили, что небольшая демонстрация военной силы будет к месту.
— Я уже тысячу раз говорил вам, что не имею никакого влияния на властелина Дилайны. Мы — низшие существа для дилайнских лордов. Он пальцем не шевельнет, чтобы спасти нас.
— Ну, почему же? Он ведь сделал вашего старшего брата своим представителем в Конфедерации. Лорд Тон должен ценить усилия лорда Элджа. Тот не покладая рук трудится на благо Дилайны. Даже семьей не удосужился обзавестись. Не то, что ваш младший братец. Такая милая жена, такие чудесные дети…
Кори надеется, что ситийцу не видно, как побелели костяшки пальцев, которыми он судорожно вцепился в подлокотники кресла.
— Подождите… — хрипит он. — Дайте мне еще времени. Еще один разговор с лордом Тоном.
— Это уже лучше, лорд-канцлер. И чтобы ваш разговор был убедительным…
Изображение на экране резко меняется. Кори подается вперед: не для того, чтобы лучше разглядеть — ему просто не верится, что он видит все это. Охваченные огнем башни Халемского замка, обваливающиеся стены, мечущиеся в прямоугольнике двора люди и лошади… И над всем этим — тень ситийского военного крейсера, медленно закрывающего бомбовые люки.
Аудиоканала нет, и потому картинка кажется еще страшнее.
Раскрытые в беззвучном крике рты, неслышно падающие на человеческие тела огромные каменные глыбы, изгибающиеся в немом ржании кони, обезумевшие от ужаса, сбивающие все на своем пути и погибающие под пылающими балками, летающими в воздухе цепями, колесами и кусками кровельного железа.
— Мне никогда не нравилась аккалабатская архитектура, — тихо произносит голос ситийца на заднем плане. — И сами вы… мерзость. Даже если бы не браслетики короля Тона, стоило бы это сделать. Просто чтобы полюбоваться на вашу беспомощность.
— Подключи звук, — просит Кори.
— Да брось ты! — ситиец охотно переходит на «ты». — Так занимательнее. И не огорчайся особо. Братец Медео, по нашим данным, сейчас не в замке. А жена у него вроде какая-то некондиционная. Может, он даже рад будет освободиться. Ты там не плачешь, нет? Мне не видно. Согласись, что, после того как все закончится, Аккалабату нужно будет закупить пару-тройку наших оборонных технологий и обзавестись военными кораблями. У моего отца — одна из крупнейших на Ситии военных компаний, так что договоримся.
Лисс Ковальская
— Алексей Павлович! — волосы у Лисс растрепаны больше обычного, но взгляд сосредоточенный.
— Лисс, я сейчас не могу. Ни секунды.
— Неправда. Ты совершенно свободен. Тон сообщил, что ни ситийцы, ни хортуланцы не возжелали с тобой разговаривать.
— Если бы только со мной… — Разумовский включает экран, и Лисс видит его в командном отсеке главного военного крейсера Конфедерации. Если уж подняли «Звездную радугу» — единственный корабль, оборудованный запрещенными к применению видами оружия дальнего поражения, корабль, способный в клочья разнести двумя залпами небольшую планету, — значит, дела совсем плохи.
Но переть с таким оружием на хортуланцев, даже надеясь на аппанские ментошлемы, — плохая затея. Ни один генерал Конфедерации не отдаст такого приказа, потому что боится увидеть всю боевую мощь «Звездной радуги» повернутой в обратную сторону. Человеческий фактор еще никто не отменял.
Не говоря уже о том, что запрещенное оружие — значит, ситийское. Нет в Конфедерации генерала, который не умел бы воевать с ситийцами. Нет в Конфедерации генерала, который хотел бы с ситийцами воевать. Есть командор Разумовский — опытный, умный, несколько дней не бритый, ко многому безразличный старик перед дюжиной светящихся пультов, с ненавистью сверлящий взглядом кнопки, ни на одну из которых никто, кроме него, нажать не осмелится. Лисс моментально забывает все свои обиды и несогласия. Мучить этого усталого человека — низость.
— У меня есть решение.
А она-то думала, что он никогда уже не посмотрит на нее с надеждой! Так, как смотрел в первые годы обучения и совместной работы. Когда Лисс стала членом Звездного совета, эти надежды можно было считать сбывшимися, но во взгляде Гетмана все чаще стало сквозить недоумение и разочарование.
— Помоги мне, Лисс, — тихо говорит Командор Конфедерации. — Я не знаю, что с этим делать.
— У нас есть возможность воздействовать на императора Хорта, — когда речь заходит о деле, Лисс не любит тянуть кота за хвост. — Кателла, моя однокурсница, Вы ее, конечно, не помните. Она хочет взять переговоры на себя. Кателла, подойди, пожалуйста. Гетман тебя не видит.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |