— Мама, ты не плохая, ты не неправильная, но у них там феодальные предрассудки. Вдруг он скажет, что я ему не нужна. Или король ему не позволит.
— Ох, господи! — Лисс неожиданно меняет гнев на милость. — Такуда, ты ее слышал?
— Слышал. И это вполне естественные сомнения в ее возрасте. Тем более, что она не знает Тона так, как ты.
— Знаешь, Маро, — Лисс подходит к дочери, крепко прижимает ее к себе, дует в рыжую макушку. — Ты ему очень нужна. Но чтобы тебе было спокойнее, давай спросим.
Следующие десять минут проходят в безуспешных попытках дозвониться по коммуникатору. Долгие гудки сменяются сигналом отбоя. У Маро на глазах слезы.
— Не расстраивайся, пожалуйста, — шепчет ей на ухо неизвестно когда подошедший Мидори. — Определитель, наверное, там не работает.
— Я его убью, — говорит Лисс после очередного сброса на той стороне и швыряет коммуникатор на циновку.
— Мам, давай еще раз попробуем, — умоляет Маро. Она похожа на кошку под осенним дождем, даже курносый веснушчатый нос, кажется, погрустнел. Мидори ее ужасно жалко. Он присаживается на корточки, подбирает коммуникатор Лисс и, не спрашивая разрешения, нажимает на перенабор. Спустя два бесконечно долгих длинных гудка устанавливается соединение.
— Лисс? Звонишь поздравить меня с победой?
Мидори протягивает серенькую коробочку хозяйке. Изображения в коммутаторе нет, зато слышно отлично.
— Тон, ты забыл мой номер? Трудно сразу ответить? — Лисс не намерена либеральничать. Это бардак, а не смена государственной власти. Ну кто так делает?
— Мы с Маро поздравляем тебя с победой. Хотя ты этого не заслуживаешь. До слез довел родную дочь, прежде чем соизволил взять трубку.
— Лисс, ты соображаешь? Ты думаешь, я в человеческом конформе здесь разгуливаю? Я страшный-страшный серый… Жуть с мотором, ей-богу. У меня вся морда в крови и лапы черт-те в чем. И как я могу нажать когтем на кнопку приема?
— Ну превратись во что-нибудь удобоваримое, мы подождем.
— Не надо! — влезает Маро.
— Что не надо, детка? — осведомляется серый экран коммуникатора голосом заботливого отца.
— В удобоваримое. Я хочу так посмотреть.
— Нет уж, не все сразу, — категорически заявляет Лисс.
Но Маро уже схватила коммуникатор и завывает в него:
— Папаааа! Паааа! Не надо превращаться в удобоваримое! Я хочу жуть с моторррооом!
В коммуникаторе не то хохот, не то рык. Медленно настраивается изображение. Тон, как и не было этих лет, как и не улетали они с Локсии на «Альтее» с покореженным двигателем… Камуфляж, грязная морда, развалины на заднем плане (на переднем, впрочем, тоже развалины). Только сияющие браслеты на руках — от запястья до локтя. Носком сапога Тон отбрасывает в сторону парализатор с согнутым прикладом.
— Ну, чего вы там? Перепугались? Все идет по плану.
— Боюсь даже спрашивать, что это за план, — склочничает Лисс.
— Это ты правильно делаешь. О! — он замечает Маро, радостно тычущую обе руки в экранчик. — Детка, мне это нравится. Покажи папе ручки.
— А ты мне тоже! Тоже что-нибудь покажи! — забыв про остолбеневшую Лисс, верещит Маро. — Покажи мне, как этим пользоваться! Сейчас! Пожалууууйста!
— Пользоваться? — Тон обводит взглядом однообразно-депрессивный пейзаж вокруг. — Ну, примерно вот так.
Валяющийся среди кирпичных обломков парализатор превращается в лужу жидкого металла. В следующую секунду лужа испаряется до нуля.
— Мне. Это. Не. Нравится, — чеканит Лисс, но ее перекрывают восторженные вопли Маро:
— Ууу! Здорово! Я хочу еще! Давай еще, папа!
— Хватит для первого раза, — улыбается Тон. — Их здесь немерено. Вот прилетишь — сама растворяй сколько хочешь.
— Прилетит, — голос Лисс явно обещает Тону веселую жизнь с Маро, дорвавшейся до растворения «всего, чего хочешь».
Маро дергает Лисс за рукав:
— Мам, а мы забыли спросить… насчет короля.
— Ну спрашивай, — улыбается Лисс. Твоя дочь, сам разбирайся с нею, мерзавец.
— Пап, а ты в хороших отношениях с королем?
— С королем? — вид у Тона недоуменный.
Лисс торжествует. Такуда на заднем плане держится за бока.
— Ну да. Вдруг ты меня пригласишь, а он будет против. Скажет: зачем нам эта, с Анакороса? У тебя могут быть неприятности.
Видно, что Маро ужасно хочется в гущу событий, но она пытается быть вежливой. Все-таки это теперь не цветочки-клумбочки, а лорд Дилайны. К тому же ее отец — великий и всенепременно ужасный, как она и мечтала.
— Никаких неприятностей.
— И ты даже не должен спрашивать? Король не будет возражать?
— Король? Нет, я не возражаю, — царственно заявляет Тон.
Для Лисс совершенно очевидно, что скажи его доча сейчас, что желает лично разнести всю планету, он также милостиво даст разрешение.
— Вот видишь, — мрачно возвещает она. — Вот это и есть… Его Королевское Величество властелин Дилайны. А ты, стало быть, принцесса ея. Дилайны.
Все, на что Маро хватает, это очередное восторженное «Ыыыыыы». Она ненадолго обмякает на стуле и дает возможность родителям обсудить подробности перелета. Браслеты она постоянно теребит пальцами и то активирует, то отключает, чем ужасно развлекает Тона по ту сторону экрана и раздражает Лисс — по эту.
Наконец первые прямые дипломатические переговоры «Земля — Дилайна» завершаются. В обстановке дружбы и взаимопонимания, что свидетельствуют международные наблюдатели — Такуда с Мидори.
— Маро, подойди-ка сюда. Клянись не пробовать конформ до прилета, — строго говорит Тон.
Маро скукоживает мерзкую рожу. Ей очень не хочется клясться. Но вдруг великий и ужасный передумает… На всякий случай она решает попробовать жалобно вздохнуть. Однако Тон непоколебим.
— Поклянись.
Лисс с садистским удовольствием решает вмешаться:
— Поклянись-поклянись. Ты принцесса Дилайны, ты не обязана потом исполнять.
— Правда? Вот здорово! А что еще я теперь не обязана?
Радости Маро нет предела. Абсолютно радостный беспредел.
Тон вздыхает:
— Не знаю, как это получилось, но твоя мать — больше леди Дилайны, чем все особи женского пола на моей планете вместе взятые. Конец связи.
Эпилог
Я довольна Вами, лорд Дар-Халем.
Сказано так же царственно, как всегда, но у Хьелля из головы не выходит последняя фраза королевы перед его отбытием в Виридис. Ненужная, с его точки зрения и по всем законам Аккалабата, фраза.
— Дары, мой маршал отправляется наводить порядок на юге. Прошу беспрекословно слушаться его распоряжений. Мы рады снова видеть верховного дара Халема.
Королева Аккалабата ничего не должна объяснять своим дарам. Кто не понял — сам виноват. Почему? Зачем? Зачем она это сказала?
— Встань, Дар-Халем, и подойди ко мне ближе.
Это тоже кое-что новенькое. Сид не говорил мне, что Хаярос так изменился. Я-то за последние пятнадцать лет не был дальше парадных залов. Раз-два-три… раз-два-три… раз-два-три-четыре… Леди Дар-Эсиль все-таки научилась танцевать.
— Хьелль, мне осталось недолго.
— Ваше Величество!
— Ты не Сид. Давай без придворных глупостей. Кто моя преемница, знаешь?
— Да. Сид рассказывал. Дар-Пассеров ждут хорошие времена.
— Нет. Это была моя ошибка, лорд Дар-Халем. Я много времени провела за ширмами в этом году, хотела успеть научить ее всему, что будет нужно. И то, что я вижу в ней, пугает меня. Ваша будущая королева слишком предана роду Пассеров. И воспитана в ненависти к Дар-Эсилям. Кори не быть лорд-канцлером после моей смерти. Ты знаешь, как это делается… удар кинжалом. Даже ты не сможешь защитить своих детей. Я сожалею.
— Но Вы ведь не можете, Ваше Величество… Раз названная преемница не может быть… Даже Вы не в силах изменить законы, написанные королевой Лулуллой.
— Я — не могу. Ты — можешь. Исправь мою ошибку, лорд Дар-Халем. Пусть она умрет во сне. Следов на шее не останется, я знаю, ты это умеешь. Сид не мог не научить тебя.
— Я это умею, — сумрачно говорит Хьелль, глядя в пол.
— Вот и хорошо. А взамен на это я воспользуюсь другой привилегией, данной нам королевой Лулуллой. Последний указ старой королевы не может быть отменен королевой новой. Этим последним указом будет лорд-канцлерство Кори.
— Он несовершеннолетний.
— Неважно. Никто не посмеет. И новая преемница, которую я назову, после того как старая умрет во сне (задохнется, сезон цветочной пыльцы опасен для нас, всем известно)… так вот, новая преемница должна будет пообещать мне не трогать тебя и твоих. Особенно Медео. При его образе жизни… ты должен понимать, что, стоит только королеве отнять от него свою руку…
— Я понимаю, — за неделю в действующей армии Хьелль услышал достаточно об «образе жизни» своего младшего сына. Хорошо, что он давно разучился краснеть.
— Сегодня ночью, лорд Дар-Халем. Ты навестишь меня, и я проведу тебя за ширмы.
— Нет.
— Я не ослышалась?
— Нет, моя королева. Я не воюю с женщинами и детьми.
— Идиот, — это звучит как простая констатация факта. — А ты никогда не задумывался над тем, почему в Виридисе столько лет было тихо? Не из-за того ли, что твой муженек не имел противопоказаний против того, чтобы воевать с женщинами? И всех южных деле отправил в расход после мятежа вместе с их мужьями-преступниками? Представляю себе, какую бадью презрения ты вылил ему на голову, услышав об этом! Слава Лулулле, у канцлера Дар-Эсиля была своя точка зрения. А вот детей он пожалел, не тронул. И что теперь тебе устроили эти детишки?!! Скажешь, ты не с ними воевал сейчас в Виридисе? Какая разница была — закопать их двадцать лет назад вместе с родителями или покрошить мечами сегодня? Только меньше шрамов было бы на крыльях моих верных даров!
Чем больше распаляется королева, тем спокойнее становится Хьелль. Наконец, она умолкает, требовательно притягивает его к себе за ладонь, шипит в самое ухо:
— Я слушаю Вас, мой маршал.
— Маршалы Аккалабата не воюют с женщинами. Тем более не душат их ночью в постели. Назначьте меня Вашим главным наемным убийцей, и то я подумаю, выполнять ли приказы такого рода. Вы — королева Аккалабата, я — главнокомандующий Империи.
— Хватит, ты мне надоел, — королева брезгливо отбрасывает его руку. — Найдется другой. И ты пожалеешь.
Хьелль кланяется глубоко и почтительно, как только возможно, и, не спросив разрешения, покидает кабинет властительницы Аккалабата. Что бы там ни было, он не пожалеет.
Тем временем на другом конце сектора, где выясняют отношения лорд Дар-Халем и его королева, падают под ударом гигантской, покрытой мозолями заскорузлой кожи лапы обитые железным листом городские ворота.
Отвратительное существо, похожее на Змея Горыныча, только с одной головой, опускается на холм. Выражение морды у него довольное, зеленые глаза загадочно поблескивают, в пасти здоровенная рыба. Существо бросает рыбину на землю, начинает рвать ее зубами. Закончив, приобретает вид весьма романтический, тщательно складывает крылья и усаживается смотреть на город. Это священная столица Хангат — последний оплот так называемой народной власти Дилайны.
Чудище ржаво квакает. Вокруг начинается шевеление и материализуются ему подобные. Расположившись рядком, они разглядывают Хангат и издают звуки, не предвещающие защитникам города ничего хорошего. Главный демонический конформ выкусывает из-под когтей чешую и напевает вполголоса: «Тореадор, смелее в бой… Тореадор…» Остальным нравится. Что бы там ни говорил Гетман, лорды Дилайны никогда не считали земную музыку какофонией.
Интермеццо
Плохо мне, плохо мне и тяжело, Сид. Нелегкая печаль терзает меня. Кто я? Кто я своим детям — ни мать, ни отец? Кто я родине своей — полководец без поля боя? Куда вести мне свои войска? Кто я для нее, белокурой любви моей? Смутные мысли терзают меня…
Нет ветра, нет сквозняка в стеклянном лабиринте Ухана. Но звон и колебание хрустальных подвесок на невидимых нитях неостановимы. Лорды Дилайны не обещают и не исполняют обещанного. Но твой, Сид, каплевидный, сияющий, обещанный Королем кристалл — вот он качается передо мной. Без ветра, без сквозняка, не отвечая ни на мое робкое прикосновение, ни на цокот подков по прозрачному полу у меня за плечами.
— Охаде. Рад тебя видеть.
— Охаде.
Чахи меня забери, если я рад тебе, Рейн.
— Ты наконец собрался…
Он не спрашивает. Утверждает. Тем больнее. Тем сильнее хочется развернуться и врезать с размаху перчаткой с ребристыми металлическими вставками. Между глаз. Бессмысленно. Ревновать к мертвым — жалкое, глупое дело.
— Подвинься.
Рейн отодвигает Хьелля в сторону. В руке у него цветок. Рваные багровые лепестки с голубыми и желтыми прожилками, набухшими, словно больные вены, шевелятся как живые.
— Что это?
— Тебе не рассказали? Еда.
Рейн протягивает мерзкий цветок к подвеске, проводит ласкающим движением по ее мерцающим граням. Хьеллю снова хочется его ударить — на этот раз по руке. Но он понимает: нельзя. Рейн здесь как дома, а он чужак. В детстве им с Сидом и в голову не могло прийти сунуться в лабиринт Ухана дальше чем до порога.
Подвеска на миг озаряется красным, затягивается багровым дымом. Цветок хищно оплетает ее своими лепестками, но очевидно, что жертва здесь — он. Мелодичное пение хрупкого на вид кристалла сменяется жадным урчанием. На глазах у изумленного Хьелля венозные вздрагивающие лохмотья исчезают в сияющих гранях, словно втягиваясь в них. Хьеллю кажется, что он в кромешной тишине слышит чавкающий звук довольства.
— Вот. Вот. Так хорошо, — ласково шепчет Рейн, выпуская из пальцев стебель, вслед за головкой цветка скрывающийся в хрустальной подвеске. Вытирает руки о штаны, поворачивается к Хьеллю:
— Тебе не сказали, что нужно принести ему поесть?
— Кому? Или чему?
— Не знаю. Мне нравится думать об этом, как о неодушевленном. Но если не кормить, она блекнет. И начинает раскачиваться равномерно, как маятник. Король Тон этого не выносит. Он требует, чтобы все лорды следили за своими подвесками.
— Аааа…
…Они сидят спина к спине на обломке скалы у входа в лабиринт, передавая через плечо медленно убывающую бутылку эгребского и обмениваясь редкими фразами.
— Прислал бы сюда хоть пару ящиков. Не могу привыкнуть к местному вкусу.
— Ситийское тебе больше нравилось?
— Не напоминай.
Молчание. Бутылка снова переходит из рук в руки.
— Что он тут делает со своими лунами? Скачут как ненормальные по разные стороны неба. В глазах рябит, — бурчит Хьелль. Просто чтобы что-то сказать.
— А мне нравится. На Аккалабате бесило, когда они медленно вываливались на горизонт и ползли по небу, как две пятидесятилетние кобылы.
— Не ври. Ты этого не мог замечать. И думать такого не мог.
— И то верно.
Рейн переправляет бутылку обратно Хьеллю.
— Ты живешь?..
— На болотах. В Дар-Халеме обосновался Медео. Медео — мой младший.
— Я знаю.
Хьелль делает изрядный глоток и возвращает бутылку Рейну.
— Ты надолго к нам?
— К вам?
Даже через два слоя ткани и свои перья Хьелль чувствует, как Рейн напрягся. Бессмысленно. Дразнить изгнанника — жалкое, глупое дело. Хьелль извиняющейся откашливается.
— Рейн, я переспросил потому, что…
— Потому что хотел меня задеть. Брось, Хьелль, мне не шестнадцать лет. Я служу Властелину Дилайны. Тогда, когда могу быть ему чем-то полезен. В основном, роюсь в архивах. Его Величество воспылал неожиданным интересом к королеве Лулулле. Желает знать.
— Что он желает знать? — удивляется Хьелль.
— Разве он мне расскажет? Допивай.
Хьелль с сожалением дотягивает вино. Осуждающе щурится на сиреневую луну, пляшущую у самого горизонта с его стороны неба. Рейнова луна уже вскарабкалась на верхушку своей траектории и качается угрожающе, как перезрелое яблоко. Ужас! Как можно здесь жить? Как мне могло это нравиться в детстве? Или это нововведения короля Тона?
— Не понимаю, отчего он не отсылает верийцев? Теперь, когда у него все лорды с браслетами.
Рейн явно рад сменить тему.
— Джем уже просился домой. Многие планеты в Конфедерации не были в восторге от участия верийцев в возвращении Дилайны законному королю. Даже не представляю, как все утряслось.
— Разве нет прямого запрета?
Вся логика Хьелля как верховного главнокомандующего протестует.
Рейн вздыхает:
— Более того, есть прямое разрешение. Любая планета имеет право непосредственно обратиться к верийцам за военной помощью.
— Тон — это не планета.
— Элджи сказал, там мутная формулировка.
Хьелль мысленно хлопает себя по лбу. Я еще объясняю ему, что Медео — мой младший сын! Рейн же явился сюда вместе с Элджи!
— Что ты о нем думаешь?
— О твоем старшеньком? Весь в отца. Сид был бы доволен.
Хьелль спрыгивает с камня.
— Удивлен? Удивлен, — удовлетворенно констатирует Рейн. — Успокойся. Это не сам я придумал. Не претендую на глубокое проникновение в психологию Дар-Эсилей. Это просвещенное мнение короля Тона.
— Нет.
— Да. Да-да-да. Элджи вошел во вкус. Ему нравится крючкотворствовать.
— Нет, — уже менее твердо возражает Хьелль. От бешено скачущих в глазах лун болит голова. Дипломатия, будь она неладна. Почему-то Хьелля менее огорчало отсутствие у Элджи интереса к фехтованию, чем внезапно проснувшаяся тяга к «крючкотворству».
— Ты возвращаешься?
— Да, но не с тобой, — Рейн смотрит сверху вниз с веселой усмешкой. — Конь там.
Он машет рукой за переливающийся гребень лабиринта.
— Зачем ты его учишь?
— А кто будет его учить? Если мы взяли на себя ответственность за него, то мы не можем допустить, чтобы он не научился фехтовать нормально.
— Хьелль, я боюсь.
Верховный главнокомандующий Аккалабатской Империи резко складывает крылья.
За спиной неуютное шебуршение.
— Рейн?
— Хьелль, а тебе разве не страшно? Ты разве не боишься остаться один? — Рейн выбрасывает слова лихорадочно, словно боится не успеть. — Сколько осталось жизни нашим мечам и орадам? Посмотри на нас с Элджи. Я одинаково уверенно управляюсь с мечом и парализатором. Для твоего сына мечи уже просто декоративное украшение. Верийцы на орбите Дилайны. Сколько времени пройдет до тех пор, пока даже самые тугодумные наши Дар-Умбры сообразят, что чем сидеть без дела (а все, что мы умеем делать, это воевать) на бесперспективной планете в пыльном углу Вселенной, можно составить конкуренцию тем же верийцам на конфедеративном рынке военных услуг?
«Как он не поперхнулся-то, это выговаривая», — думает Хьелль и делает знак: «Продолжай».
Рейн, казалось, только этого ждал.
— В качестве наемных солдат Конфедерации мы любого заткнем за пояс. Освоение скорчера у среднего дара займет не больше времени, чем у меня или Элджи. Парализаторы на нас не действуют, — Рейн неожиданно усмехается. — Ты представить себе не можешь, сколько сил у меня уходило на Ситии, чтобы это скрывать. Да мы будем на вес золота, Хьелль!
Лорд Дар-Халем не отвечает. Он просто поворачивается и смотрит. Молча смотрит, долго, как в первый раз, разглядывая… полковника ситийской армии Эрейнхаду-Ногт-да. Рейн потирает аккуратно выбритые виски, делает шаг вперед:
— Хьелль, не дури. Ты знаешь, что это единственный выход. Когда наши поймут, что им есть где подраться, что ты сможешь этому противопоставить? Участие в бесполезных турнирах, наградой в которых служит один благосклонный взгляд королевы? Балы и охоты? Это смешно, Хьелль. Дар-Пассеры пытались пробиться к власти. Они блистательно проиграли. Чем ты собираешься занять молодежь, Хьелль? Чем ты собираешься сам заняться?
— Ты стал оратором, Рейн? Это эффект местного воздуха?
— Ты не согласен со мной?
— По крайней мере в двух пунктах.
Хьеллю стоит мучительного труда сосредоточиться, чтобы ответить. Кровь бьется в висках. Перед глазами прыгают уже не фиолетовые, а зеленые луны. Но объясниться необходимо.
— В каких же?
— А?
— В каких двух пунктах ты со мной не согласен?
Рейн уже спрыгнул с обломка скалы и стоит близко-близко.
Хьелль выдыхает устало, будто ему сто лет.
— Воевать — это не единственное, что мы умеем. Это раз. У Вселенной нет углов. Тем более, пыльных. Это два.
— И?
— И ничего.
Книга третья
Пыльные углы Вселенной
Пролог
Как у всякого супружества бывают критические периоды, так и Звездная Конфедерация на седьмом десятилетии своего существования вступила в полосу кризиса. Парадокс был в том, что кризис выражался вовсе не в преобладании центробежных тенденций над центростремительными. Напротив, все планеты, снедаемые каждая своей бедой, теснились друг к другу, искали выхода в поддержке соседей, которые сами едва справлялись: кто — с технологическим дисбалансом, кто — с политической нестабильностью, кто — с экологической катастрофой, кто — с крахом экономики. Обращая отчаянные призывы к Звездному совету, все наперебой требовали — финансовых вливаний, гуманитарной помощи, введения чрезвычайного положения и защиты от внешней агрессии… Государственный переворот на Хортулане, осуществленный силами ситийской военной хунты, стал последней каплей в этой череде смут и катаклизмов. Так, по крайней мере, казалось.
Общая напряженность не могла не сказаться и на жизни Анакоросского колледжа. Лисс не успевала подписывать просьбы об отчислении «по семейным обстоятельствам» и в то же время заявления о переводе из учебных заведений, волею судьбы оказавшихся в горячих точках или зоне стихийного бедствия. Обучение приобретало все более «рваный» характер, но дело было не только в этом. Внезапно освобождающиеся посередине семестра комнаты в общежитии, новые однокурсники, прибывающие из разных уголков Конфедерации с багажом, равным тому, что было на них надето в момент эвакуации, тревожные письма и звонки из дома… Всю бумажную работу и представительство за пределами колледжа Лисс скинула на Айраса (мхатмианин все равно не вызывал доверия у большинства студентов), а сама не вылезала из аудиторий, общежития, спортивного комплекса: уговаривала, расспрашивала, утешала. За всем этим она как-то пропустила день, когда насупленность и неразговорчивость Маро перешли в истерику и вслед за полетевшим в стену учебником по ксенологии комнату огласил абсолютно неконтролируемый вопль: «Мама, где он? Где шляется эта сволочь?»
Сволочью был Элджи, который занимал должность полномочного представителя властелина Дилайны при Звездном совете и окунулся в исполнение своих дипломатических обязанностей с рвением и сосредоточенностью, достойными его происхождения. На Анакорос он не показывался уже давно, по коммуникатору был большей частью недоступен, хотя регулярно писал Маро нежные письма на два листа и присылал роскошные и продуманные подарки к каждому празднику.
Маро, по ее собственному выражению, «торчала на чертовом Анакоросе». В том, что касалось продолжения образования, властитель Дилайны был непреклонен. «Доучись», — отрезал он при первом же намеке на желание Маро отныне вести взрослую придворную жизнь и шмякнул любимую дщерь по носу лапой, предварительно до конца втянув когти. Дщерь злобно взмахнула крыльями, окатив папашу тонной мелкого песка (дело происходило у дедушки на Йотхе), но спорить не стала. Придворная жизнь откладывалась, но не отменялась.
Лисс пару раз вредно проехалась по поводу того, что Тон просто не желает демонстрировать доченьке, насколько он не умеет управлять королевством, но все ее ехидство разбилось о его невозмутимое: «Не насколько, а вообще не умею. Дай спокойно потренироваться». Словом, Его Величество тренировался на восторженных подданных, Маро завершала образование (и, если уж ей очень приспичивало, моталась на гетманскую дачу на Йотху поваляться на пляже в демоническом конформе), Элджи представлял Его Величество в Звездном совете и не казал носа на Анакорос, Лисс управляла колледжем, Разумовский, почти уже отошедший от дел, воспитывал внучку и вел там же, на Анакоросе, семинары по международной политике (после которых Лисс уже трижды приходилось менять киберплексовые мишени в тире), а ситийские военные в ментошлемах высадились на Хортулане, расстреляли в упор кабинет министров, вытащили из звероподобной машины, известной как «блутен-экстрактор», в просторечии «блутенодойка», полубесчувственного императора Хорта Шестнадцатого и, слегка похлестав по щекам для приведения в осмысленное состояние, усадили его на трон.
Зачем это было надо Ногту — главе ситийской военной хунты — оставалось только гадать. Тем не менее, с конфедеративной точки зрения, сделать ничего было нельзя, да и не следовало: Хорт был законным императором Хортуланы, и, строго говоря, в данном случае ситийцы выступили вершителями справедливости, что было для них нехарактерно и заставляло всех стратегов и тактиков Конфедерации в ужасе ломать голову над тем, что дальше…
Часть первая
Вино превращается в кровь
Глава I. Хвала королеве!
Кори Дар-Эсиль
— Ваше Величество, мне четырнадцать лет. Я несовершеннолет…
— Это неважно. Я не могу больше ждать. Но, прежде чем ты станешь лорд-канцлером, одна маленькая формальность. Крошечная услуга своей королеве.
Даже когда Кори было не четырнадцать лет, а в два раза меньше, он уже знал, что лучезарно-покровительственная улыбка Ее Величества не предвещает ничего хорошего тому дару, к которому она обращена в данный момент. На лице отца, стоявшего возле спинки королевского кресла, изображалось в подобных случаях покорство судьбе и смирение перед высшей волей, многократно отраженное на физиономиях других лордов, если им доводилось присутствовать при экзекуции. Или ничего не изображалось на выточенном из белого умбренского мрамора лице верховного лорда Эсиля.
На Когнате Кори разучился полностью контролировать свою мимику, и королева, заметив его смятение, презрительно морщится. Все же это лучше, чем ее улыбка.
— Кори, ты должен быть умницей — пойти за ширмы и убить мою преемницу.
Это почему же именно я должен быть умницей? Почему Элджи может быть придурком, а Медео — хамом и прощелыгой? А я, значит, умницей. Пойти и убить принцессу… как ее… Сесили.
Королева, между тем, продолжает, сложив морщинистые пальцы домиком и кокетливо разглядывая Кори в образовавшееся отверстие:
— Принцесса Сесили — порождение и ставленница Дар-Пассеров. Она со свету вас сживет — тебя, Элджи, Медео. Тебя — в первую очередь. И никакой лорд Дар-Халем не поможет. Но я не могу просто так сдать карты заново. Традиция Аккалабата не позволяет изменить раз сделанный выбор королевы. Поэтому ты идешь за ширмы. Повод есть. Похотливая дрянь решила последний раз развлечься перед тем, как занять мой трон. И представляешь, кого она попросила ей прислать? Она заказала Хьелля Дар-Халема.
Но он отказался в категорической форме, чего, в общем-то, и следовало ожидать. Наш верховный главнокомандующий — известный чистоплюй, чтобы тебе было известно. Помни об этом, когда будешь ему приказывать. Их моральные принципы не позволяют воевать с женщинами и детьми. Вот паразит! — неожиданно жизнерадостно заключает королева.
После того, что Кори уже услышал, «держать лицо» не составляет труда, независимо от того, что старуха скажет в дальнейшем. Отказался в категорической форме. Чистоплюй. Но ведь не идиот же! Он не мог не догадываться, кому следующему предложат «воевать с женщинами».
Королева перебирает в воздухе пальцами, как речной рак, выкарабкивающийся на скользкий берег, клешнями. Предвкушение — вот что у нее в глазах, в складочках вокруг губ, в интонации, во всей позе.
— Я предложу ей тебя взамен. Думаю, что она согласится. И дело не в том, что ты на него похож. Сесили не только похотлива, но и хитра. Хитра, но недальновидна. Дальновидна у нас здесь я. А для этой алчной нахалки слишком велико будет искушение сделать так, чтобы постель с ней стала последним, что ты испытаешь в этой жизни. Не знаю, кинжал или яд она выберет. Но ты должен оказаться быстрее. И хитрее, лорд Кори. На шее не должно остаться ни единой отметины. Уверена, что отец показывал тебе, как это делается.
Ага. Куда надо нажать, чтобы смерть была мгновенной и безболезненной. Кори понимает, что от него ждут кивка, и кивает. Королева удовлетворенно кивает в ответ. Сид Дар-Эсиль, безусловно, был не совсем бесталанным мальчишкой. Хоть чему-то полезному научил свое дитятко.
— Затем ты сделаешь так, чтобы труп первой нашла принцесса Лоис. Я тебе ее покажу. А ты запомнишь. Ей восемнадцать. Она честолюбива и безумно хочет стать королевой. Любой ценой. Ты спрячешься и войдешь в комнату (так, мол, и так, прибыл для исполнения служебных обязанностей…) в тот момент, когда она будет стоять на коленях над трупом, а руку держать у него на горле. Лоис не дура, она быстренько догадается, в чем тут дело. Но не успеет она поднять тревогу, как покажусь я. Мы обвиним ее в убийстве. При всех ее сестрах, тетках и прочих родственницах. Но тут же великодушно простим и пообещаем трон. В обмен на твое лорд-канцлерство и гарантии безопасности всем Дар-Эсилям. Лоис получает трон и неопытного, но многообещающего лорд-канцлера за спиной. Ты получаешь Аккалабат и охранную грамоту для своей семьи. Тогда я смогу уйти спокойно. А ты будешь жить и вспоминать мое великодушие каждый раз, когда тебе принесут такую вот пакость, — королева указывает носком туфли на круглый столик на резной ножке, на котором под тяжелым пресс-папье только что прочитанные Кори бумаги.
Кори смотрит на столик с ненавистью. Жалоба старой леди Дар-Фалько на «бандита Медео» с требованием его четвертовать, на худой конец обезглавить. Донос на того же «лорд-канцлерского ублюдка», подписанный тремя уважаемыми дарами. Сухое, лишенное всех эмоций, переполняющих первые два документа, сопроводительное письмо верховного дара Пассера, где перечисление всех недостойных деяний младшего Дар-Эсиля за последние несколько месяцев занимает полторы страницы и не оставляет никаких сомнений в необходимости наказания.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |