Многие сидящие здесь осуждены за преступления очень тяжкие, посему сидеть им здесь до самой старости. Именно поэтому они делают всё, что хотят: насилуют, избивают, бунтуют, посылают охранников и прочее-прочее-прочее. Им просто наплевать на то, что с ними будет, — будущего у них всё равно нет, так почему бы не развлечь себя очередной дракой или милым женственным мальчиком чуть за двадцать?
Это я к тому, что Фрэнк опять вляпался. Вляпался за день до моего отъезда. Вляпался настолько, что его посадили в карцер.
Отлично. Лучше не бывает, блять.
Карцер — это одиночная камера для провинившихся. В каждом блоке стояло от пяти до двадцати одиночек. Количество карцеров зависело от количества людей в блоке. У нас их было двенадцать. В каждой камере были только жёсткая койка, грязный умывальник да покрытый невесть откуда взявшейся ржавчиной металлический унитаз с педалью, как в старых поездах.
Некоторые специально бунтуют и занимаются рукоприкладством, чтобы попасть туда. «Там можно о многом подумать и многое переосмыслить в одиночестве», — так говорят те, кому нравится там сидеть.
Но Фрэнку не нравилось.
Как-то раз он рассказал мне, что последний раз сидел в карцере за год до появления меня в тюрьме. Сидел целых две недели за то, что избил Глоу, когда тот пришёл проведать заключённых, решив сделать это в столовой, когда концентрация ненависти просто зашкаливала, а всеобщую неприязнь к этому, казалось бы, безобидному человеку можно было потрогать руками.
Фрэнк сказал, что сам не успел ничего осознать, что ярость накрыла его с головой, — и вот уже он наносил удар за ударом по «наглой морде этого ублюдка».
Ещё Фрэнк говорил о том, каким адом для него были эти две недели. Говорил, что чуть не сошёл с ума от давящей со всех сторон тишины, от мерзкой еды и от «тупого выблядка-охранника, который не упускал момента, чтобы пошутить о том, как он рад, что работает здесь, а не сидит». Но больше всего — от тишины.
Иногда человеку хочется побыть в одиночестве, ограждая себя от внешнего мира и людского окружения, но когда тебя принудительно заставляют отказаться от вышеперечисленного, когда ты совсем этого не хочешь... Тишина бывает очень страшной, проверено лично мной.
Две недели в практически абсолютной тишине — то, что запросто может свети даже абсолютно здорового в психическом плане человека.
Фрэнк сказал, что очень сильно изменился по прошествии заключения в карцере. Стал более спокойным и старался не концентрировать свою злобу на конкретном человеке, и, вспоминая Фрэнка двухгодичной давности, я ужаснулся, осознавая, что раньше он был ещё злее, ещё агрессивнее, ещё вспыльчивее.
Так как Фрэнк вляпался? — спросите вы. Всё очень просто, на самом-то деле: он просто подрался с охранником — Фредом. Он был здесь первый день, замещая кого-то из уволившихся, и решил пошутить про «пидарасню в тюрьме». За что, собственно, и получил. И не только от Фрэнка.
Из двенадцати одиночек было свободно только восемь.
Фреда сразу же потащили в больничное крыло и, по словам Боба, через час госпитализировали. Также Боб сказал, что у Фреда сломан нос, челюсть, четыре ребра и правая нога, а так же немыслимое количество синяков и ссадин по всему телу.
Мне должно было быть жалко этого парня, но вместо этого я злился на Фрэнка. Я прекрасно понимал, что он не виноват в том, что Фред — тот ещё мудак, но всё равно злился. Он, мать твою, испортил последний день моего заключения! Взял и изговнял всё одним ударом в челюсть!
Боб пытался утихомирить меня во время обеда, вслух рассуждая на отдалённые темы, но это мало помогало. Точнее — совсем не помогало, а только усугубляло ситуацию. Но я был искренне благодарен ему за поддержу в трудной ситуации.
— Кстати, — внезапно переключился Боб, откладывая ложку в сторону и отодвигая тарелку на край стола, — я узнал, за каким хером Фрэнк ходил к Глоу, — он заговорчески поиграл бровями и уставился на меня в ожидании хоть какой-то реакции с моей стороны.
Я нервно сглотнул и кивнул, призывая его говорить дальше. Боб ухмыльнулся и подпёр подбородок кулаком.
— Он ходил за тем, чтобы узнать, сколько ему осталось сидеть.
Я уставился на Боба ошарашенным взглядом, не понимая, зачем Фрэнку это знать, но тут же задумался об этом. Никогда я не спрашивал, сколько он тут уже просидел, а сколько ещё только предстоит, и теперь мне стало действительно интересно.
Я уже открыл было рот, чтобы спросить об этом у Боба, как он жестом показал мне, чтобы я закрыл рот:
— Больше я тебе ничего не скажу, даже не мечтай, золотце. Фрэнк, скорее всего, уже знает, что я выведал его истинные мотивы, поэтому, если наш разговор всплывёт наружу, то он лично открутит мне голову по выходу из карцера. Ты-то свалишь к тёплой постели и вкусной еде, а мне с ним ещё целых... — Боб запнулся, подбирая правильные слова. — Мне с ним ещё какое-то время сидеть, вот. Если он захочет — расскажет сам.
Я таскался за Бобом, словно приклеенный, пытаясь выведать у него всё, но от отмахивался от меня, как от надоевшей мухи, и ничего не говорил. На прогулке он даже сбежал от меня играть в баскетбол, лишь бы я не приставал к нему со своими вопросами.
Рэй заглянул перед отбоем и сказал, что Фрэнка вытурят из одиночки через пару часов, после чего я лёг спать, не найдя себе никакого занятия. А в три часа ночи он распахнул дверь камеры и затолкал в комнату сонного и ничего не понимающего Фрэнка со слипающимися глазами.
Фрэнк потёр глаза, виновато улыбнулся и лёг рядом, обнимая меня со спины, а Рэй, удостоверившись, что всё нормально, ушёл, погружая комнату в непроглядную темноту.
- Эй, - ласково позвал Фрэнк, забираясь ладонями под мою футболку.
Я старательно делал вид, что смертельно обижен, но вид заспанного Фрэнка убил всю злобу, которая копилась во мне целый день. Промычав что-то нечленораздельное, я отполз поближе к стене.
- Ты сердишься? - голос его был каким-то странным - слишком хриплым.
Я фыркнул и продолжил притворяться обиженной десятилеткой. Оставалось только руки на груди скрестить и губы надуть. Фрэнк вздохнул и прижался грудью к моей спине, обжигая дыханием кожу шеи с какой-то обречённостью в голосе:
- Давай просто признаем, что я - редкостный мудак, и ты перестанешь дуться, ладно?
Я хотел было сказать, что всё не так просто, что он заговнил последний день в этом месте, как его рука оказалась у меня в штанах. Задыхаясь от возмущения, я попытался отпихнуть его руку, но он перехватил меня за запястье и положил мою ладонь на свой пах, показывая, как он успел соскучиться по мне за то время, что был в одиночной камере.
Ладонь на моём члене сжалась сильнее, чем нужно было, если бы он просто дразнил меня, и я не удержался от томного вздоха. Фрэнк расценил это как приглашение и в следующую секунду уже покрывал мою шею и плечи поцелуями, чередуя нежные прикосновения губ с весьма болезненными укусами, которые доставляли даже больше удовольствия.
(За эти два года я понял одну вещь - я завожусь быстрее, когда меня кусают. Спасибо Фрэнку за предоставление данной информации путём применения оной на практике).
Ладонь на моем члене начала двигаться равномерно и быстро, заставляя меня сильно прогибаться в спине, елозя задницей по паху Фрэнка. Он сдавленно рычал мне в плечо и оставлял укус за укусом - помечал свою территорию так, чтобы все поняли, что я принадлежу ему и только ему.
Жмурясь от доставляемых Фрэнком ощущений, я еле как перевернулся на другой бок, чуть не врезав ему плечом в челюсть. На ощупь нашёл губы и поцеловал, прихватывая нижнюю губу зубами. Фрэнк любил, когда я так делал. Последовал удовлетворённый стон в поцелуй. Рука на моём члене ослабила хватку, и я, воспользовавшись заминкой, залез к Фрэнку в штаны. Теперь пришла очередь его получать удовольствие.
Я понимал, что тоже вёл себя не лучшим образом, ведь для Фрэнка сегодня тоже "последний день", поэтому мне хотелось загладить свою вину любым доступным способом. И этим "любым доступным способом" оказался минет.
Нависнув над Фрэнком, я продолжал дрочить ему, разрывая поцелуй и переключаясь на шею - тоже оставил парочку собственнических меток на видных местах. Снял с Фрэнка футболку и принялся ласкать грудь, играясь с сосками: покусывая, теребя и сжимая пальцами. Спустился ниже и обвёл языком впадинку пупка, после чего нашёл самое сокровенное и накрыл головку плотным кольцом губ.
Фрэнк немного прогнулся в спине, опуская ладонь мне на затылок. Я не видел, но чувствовал, как он проводит кончиком острого языка по губам, как закатывает глаза при каждом новом моём движении, как комкает простыни свободной рукой. Его пальцы сильнее сжались в моих волосах, призывая взять глубже. И я взял.
Повибрировал горлом, получив блаженный стон в ответ, прижал каждую венку языком, поиграл пальцами с яичками и сжал их в кулак. Я с упоением сосал Фрэнку, забыв обо всём на свете. Он стонал, оттягивал волосы на затылке и шептал что-то про то, что не представляет, как будет без меня.
Когда Фрэнк кончил, он подтянул меня к себе и уложил мою голову себе на грудь, натягивая одной рукой штаны, а второй обнимая меня за плечо. Мы лежали так около десяти минут, пока Фрэнк не спросил — шепотом, словно нас могли услышать:
— Джи, что ты сделаешь первым делом, когда выйдешь отсюда? — его дыхание щекотало затылок.
Я серьёзно задумался над этим вопросом. Если быть честным, до этого момента я не задумывался над этим всерьёз. Да, у меня изредка проскальзывали мысли на этот счёт, но я не придавал им значения.
Понятия не имею, сколько прошло времени с того момента, как Фрэнк его озвучил, но когда я начал говорить, Фрэнк еле заметно дёрнулся, словно выныривая из дрёмы.
— Наверное... Наверное, первым делом я так нажрусь гамбургеров, что не смогу пошевелиться до следующего утра, — я улыбнулся в темноту и затылком почувствовал, как улыбнулся Фрэнк.
Лёгкий поцелуй в затылок и печальный голос почти над ухом:
— А если серьёзно?
— А если серьёзно... Я не знаю. Скорее всего, я бы приполз к родителям и на коленях умолял их помочь мне, пока я не найду работу и не накоплю достаточное количество денег, чтобы съехать. Затем, наверное, я бы проведал Майки с его девушкой. Потом поступил бы в университет, нашёл бы нормальную работу... Ну, знаешь, сделал бы всё, о чём мечтают нормальные люди. Возможно, я бы даже завёл семью: большегрудую мулатку в качестве своей жены и парочку спиногрызов, просаживающих мои деньги.
Фрэнк усмехнулся так, словно знал, что моим планам не суждено было сбыться, пожелал мне спокойного трёхчасового сна и чмокнул в макушку.
========== 23 ==========
<b>День отъезда. </b>
Разбудили нас, как и сказал Фрэнк, через три часа.
Дверь с глухим стуком ударилась о стену, и я подскочил, как в жопу ужаленный. Фрэнк лишь лениво потянулся, потёр глаза и перевернулся на другой бок, чуть не спихнув меня с койки (все же она была рассчитана на одного человека). Рэй мягко усмехнулся, подошёл к кровати и выдернул из-под головы Фрэнка подушку. Послышался сдавленный мат, и уже через пару секунд моё чудовище стояло на ногах, сонно щурясь и зевая.
— Пойдём, малыш, на твой последний завтрак в этой дыре, — улыбнулся Торо, обращаясь ко мне, и указал на дверь.
Фрэнк громко выматерился, накинул на плечи одеяло и сказал, что никуда не пойдёт. Рэй снисходительно улыбнулся и ответил, что его присутствия в столовой не требуется, на что моя личная головная боль обиженно фыркнула и соизволила-таки выйти из камеры.
В столовой уже было довольно много народа, хотя часы показывали только 7:23 утра. Обычно все подтягивались к восьми часам, нехотя передвигая ноги и зевая во весь рот, даже не удосуживаясь прикрываться. Фрэнк с недовольной физиономией опустился на стул и, сложив руки на столе, уткнулся в них носом, всем своим видом показывая, как его всё это достало, и что он хочет поскорее вернуться в камеру — к тёплой постели с жёстким матрасом, пропахшей потом и дешёвым кондиционером для белья подушке и моим объятиям.
Боб, как ни странно, подошёл через каких-то пару минут, вальяжно развалившись на стуле, чуть не закидывая ноги на стол. Рэй отошёл к столику охранников и тут же увлечённо о чём-то заговорил с «нянькой» Боба.
— Ну что, золотце, — приторно протянул Брайар, потрепав меня по голове, приводя и без того взлохмаченные волосы в полный беспорядок, — сегодня ты, наконец, свалишь отсюда к ебени матери. Рад, небось?
Я задумался. А действительно — рад ли я?
В самом начале моей единственной мысль было: «Поскорее бы отсидеть свой срок и свалить ко всем херам», а теперь... А теперь я не хочу оставлять Фрэнка одного. Да, я имею право приезжать к нему раз в два месяца, но этого будет мало. Мы ведь целых два года жили в одной занюханной комнатушке, а последние полтора года — вообще спали в одной кровати.
Я настолько привык к Фрэнку, что одна только мысль о том, что уже сегодня мне придётся уехать, заставляет сердце неприятно сжиматься. Но ещё больше меня коробило от мысли, что Фрэнк запросто может найти мне замену и забыть обо мне, словно я тут никогда и не появлялся, словно это — проделки моей бурной фантазии. Нет, я не сомневался в чувствах Фрэнка — он действительно меня любил, как и я его, но... НО. Он ведь может влюбиться в какого-нибудь другого парня, открыться ему и жить припеваючи до самого выхода, не вспоминая обо мне ни секунды. И от этого становится больно.
Я грустно взглянул на Фрэнка, вздохнул и сказал:
— В какой-то мере — да, рад.
Боб как-то странно покосился на Фрэнка, и тут в его глазах сверкнуло понимание, а губы расплылись в улыбке.
— Ясно.
Боб так долго и пронзительно на меня смотрел, что я решил ретироваться к раздаче, чтобы принесли еды и скрыться подальше от этих небесно-голубых глаз, прожигающих во мне дыру размером с кулак.
Пока я набивал два подноса, Боб о чём-то говорил с Фрэнком, и тот хмуро и нехотя отвечал односложными предложениями. С такого расстояния я услышал только «нахуй» и «через неделю». Как только я подошёл к столику, они сразу стихли, неловко переглядываясь. Фрэнк уткнулся лбом в столешницу и демонстративно захрапел.
Идиот.
— Я что-то пропустил? — без задней мысли спросил я, пододвигая к Фрэнку тарелку и ложку. Долбанная каша.
Они синхронно мотнули головами, и Боб, как ни в чём не бывало, набросился на еду так, словно не ел несколько дней. Подстилки его рядом не было, чему я был искренне рад. Не хватало ещё настроение себе испоганить в последний день.
Мы молча доели, убрали грязные тарелки со стаканами, и Рэй отвёл нас обратно в камеру. Боба тоже увели.
Как только мы переступили порог камеры, Фрэнк схватил меня за руку и поволок на кровать. Опрокинул на матрас и лёг рядом, обнимая за талию и утыкаясь носом в волосы на затылке. Щекой я упёрся в стену, а нога запуталась в простыне, но я мало обращал на это внимание, чувствуя тёплое дыхание Фрэнка на коже и его трогательно сжавшие моё тело руки.
Мы пролежали так около часа, пока мои конечности не начали затекать от неудобной позы. Я еле как перевернулся в объятиях Фрэнка, сталкиваясь с ним почти нос к носу. Он смотрел на меня своими огромными печальными глазами и улыбался так, словно сегодня мы прощаемся навсегда.
Я мысленно вернулся к первому дню своего здесь пребывания, к первой встрече с Фрэнком. Казалось, что это случилось так давно, а на деле прошло каких-то два года.
Тогда я бочком зашёл в камеру, сопровождаемый охранником, положил постельное на кровать, предметы гигиены — в тумбочку и обернулся к своему новому соседу. Он смотрел на меня странно — немного изучающе и оценивающе, словно на предмет своей новой коллекции, который искал уже очень давно и сейчас пытался вычислить все изъяны.
Тогда я и понятия не имел, кто он, что он сделал и почему все его так боятся. Тогда я улыбнулся ему, а Фрэнк приподнял уголок губ в ответ, оторвавшись от своей книжки. Спросил моё имя и почему я сюда попал. Я как-то сразу проникся глубокой симпатией к этому человеку, не осознавая, чем он вызвал подобное проявление чувств во мне.
Образы сменялись один за другим. От каждого нового образа боль в груди становилась сильнее.
Вспомнились и первые дни после моего выхода из больничного крыла. Его нежные прикосновения, осторожные слова и бережное отношение. Тяжёлый извиняющийся взгляд и необъяснимая ревность ко всем, посмевшим даже просто посмотреть на меня «не так».
Вспомнились мои визиты к нему в палату после нападения. Наш секс на больничной койке.
Фрэнк мягко поцеловал меня в нос и улыбнулся чуть более весело:
— О чём ты думаешь? — он дышал почти мне в губы, и от этого кружилась голова.
— О те... О нас, — я положил ладонь ему на щёку и ласково провёл от скулы до подбородка. — Ностальгия одолела, так сказать.
— И что, много хорошего навспоминал? — Фрэнк переместил руки мне на ягодицы.
— Достаточно.
Фрэнк снова улыбнулся.
В без десяти одиннадцать пришёл Рэй.
— Пошли, малыш. Пора выбираться.
Я нехотя поднялся с кровати, покидал в потрёпанную сумку немногочисленные шмотки и, в последний раз обняв Фрэнка в этой комнате, вышел за Рэем. Мы шли довольно долго, обойдя чуть ли все этажи.
В кабинете Глоу пахло перекисью. Мы быстро оформили все бумаги, и уже через пятнадцать минут я стоял около обшарпанной охранной будки. Рэй проводил меня до самых ворот.
Чуть поодаль, прислонившись спиной к ограждению автомобильной стоянки, стоял Майки — растрёпанный, сонный, напяливший солнцезащитные очки. При виде меня он едва заметно улыбнулся и подошёл ближе.
— Привет.
— Привет, — я попытался придать голосу хоть немного радостных ноток, но от осознания того, что Фрэнк сейчас где-то там — за спиной, сердце болезненно сжалось. И я шагнул за ограду.
Сразу стало как-то пусто на душе. Не просто больно, а именно пусто. Два года сознательной жизни я провёл рядом с человеком, который открыл мне глаза, а сейчас я покидаю его. Я даже не знал, смогу ли приехать сюда снова, чтобы повидаться с ним. Не знал, смогу ли выдержать разлуку с любимым человеком. Не знал, что мне теперь делать.
Майки потрепал меня по плечу, и я обречённо пошёл за ним.
До города мы ехали целую вечность. Я уже почти потерял надежду на то, что когда-нибудь выберусь из душного салона автомобиля, но мы, наконец-то, выехали на главную улицу.
Дома меня встречали чуть ли не с овациями. Собрались все мои старые друзья, знакомые и даже те люди, которых я не видел ни разу в жизни. Мама сразу же кинулась мне на шею, обливаясь слезами. Я обнял её в ответ, похлопывая по спине и мечтая, что всё это поскорее закончилось, и я мог спокойно уйти в свою старую комнату.
Но нет.
Всем и каждому не терпелось расспросить меня о том, как я там выживал, как со мной обращались, чем кормили и завёл ли я там друзей. Слово «друзья» далось с большим отвращением в голосе. Я с трудом вытерпел почти четыре часа расспросов и с величайшим удовольствием заперся в комнате.
Моя обитель встретила меня запахом пыли, разбросанными по полу грязными вещами двухгодовой давности и покоцанным календарём с перечёркнутыми красным цветом днями. Днями до моего возвращения. Видимо, мама или Майки заходили сюда каждый день, чтобы перечеркнуть очередной день. Заходили, но не трогали ничего, кроме этого вшивого календаря.
В порыве нарастающего раздражения я вышвырнул его в приоткрытое окно.
Разложив привезённые вещи по полочкам, я улёгся на кровать, тупо разглядывая потолок. Комната словно стала шире, длиннее, а матрас — мягче. Но я уже так привык к жёсткому матрасу тюремной койки, что лежать на своей постели стало до тошноты противно.
Не моё. Не здесь.
Рисунки на стенах смотрели на меня укоризненно, осуждая за пренебрежение удобств, которых я лишался целых два долбанных года. Захотелось их сорвать, разорвать в клочья и использовать обрывки вместо конфетти. Но вместо этого я подорвался с постели и подлетел к письменному столу, заваленному различными красками, карандашами, кисточками, палитрами, фломастерами, маркерами, испорченными рисунками, чистыми листами и скетчбуками.
Мне захотелось запечатлеть некоторые моменты моего пребывания в тюрьме: первую встречу с Фрэнком, знакомство с Бобом, счастливую улыбку Фрэнка, наши объятия, Рэя с наигранным отвращением на лице... Много, много моментов мне хотелось перенести на бумагу.
Я сидел до самой ночи, не в силах остановиться. Я рисовал и рисовал. Хотелось реветь, биться головой о стол, выть в голос, но я просто рисовал.
В четыре утра я выдохся окончательно. Глаза слипались, конечности превращались в вату. Я так и не смог доползти до отвратительно мягкого матраса и улёгся спать прямо на полу. Рисунки посыпались бумажным водопадом мне на голову, но я не обращал на это внимания.
Я слишком устал, чтобы вставать. Я слишком устал, чтобы собирать их. Я слишком устал, чтобы... Я просто «слишком».
И вот тогда я действительно разревелся. Я не бился в судорогах, не всхлипывал, даже не двигался толком — только мелко дрожал. Просто лежал. Это была тихая истерика.
Комментарий к 23
Немного процесса написания — http://instagram.com/p/rPB-LyuMqA/.
/бета главу ещё не видела, посему соррян за опечатки. Я просто не в силах сама её перечитывать/.
========== 24 ==========
Спустя полтора месяца мне не полегчало.
Я начал курить, пиво лилось рекой каждые выходные, в свободное от пьянок время я рисовал. Много рисовал. В основном — Фрэнка.
Кажется, я не рисовал столько за все двадцать лет моей жизни. И я не мог остановиться.
К Фрэнку я так и не съездил — тупо не хватило силы духа и смелости заглянуть ему в глаза. Мать с Майки очень волновались за меня: «Всё точно в порядке?», «Ты уверен, что тебе не нужна помощь?», «Тебе станет легче, если ты поделишься с нами».
Но я не мог.
Банально не мог открыть рот и поделиться своими — ха! — проблемами.
Это было одновременно мерзко, отвратительно, тошнотворно и невыносимо. Мне казалось, что скоро я сойду с ума от одиночества, загнусь где-нибудь в переулке по дороге за пивом и сдохну, словно бродячая собака. И никто даже не вспомнит о том, что был когда-то в этом мире Джерард Уэй — человек, потерявший собственное достоинство и не сумевший по-человечески попрощаться с любимым человеком.
Если честно, то мне очень — очень! — хотелось наведаться к Фрэнку. Но как только я начинал думать об этом, представляя, что буду говорить ему в тесной «комнате для посещений», меня бросало в дрожь, ладони потели, и появлялось желание просто сесть на пол, обхватить колени руками, уткнуться в них носом и разреветься.
Но я не ревел ни разу с дня возвращения домой. Пьяные слёзы — не в счёт.
Мать решила, что мне пора сменить обстановку. «Смена обстановки» в её представлении — это уборка, новые шторы и старые рисунки в мусорке. Шторы были отвратительного зелёного цвета. От одного взгляда на них тянуло проблеваться где-нибудь в углу.
Майки постоянно таскал меня по своим друзьям в надежде на то, что я с кем-нибудь познакомлюсь и отвлекусь. Я мужественно терпел всех его знакомых девушек и стойко отбивался от приглашений прогуляться под луной. Парни тоже подходили ко мне с подобного рода предложениями, но и им я отказывал, ссылаясь на плохое самочувствие и натуральную — ха-ха! —ориентацию.
Один из дружков Майки — Аллен, кажется — оказался на редкость твердолобым типом. Даже после трёх посылов по матери и пощёчины он продолжал неуклюже подкатывать ко мне, постоянно пытаясь споить. Только вот напивался я и без его помощи — в гордом одиночестве, сидя на бортике ванной с полупустым ящиком пива, пачкой сигарет и тяжёлой головой.
Однажды Аллен даже попытался прижать меня к стене на очередной «гулянке» в гараже одного из корешей брата. Получил по лицу от меня и под дых — от Майки. Всё равно не отстал.
Когда подошёл к концу второй месяц моей «свободы», я перекрасил волосы в красный цвет. Мать чуть в обморок не упала, но ничего не сказала. Майки, последовав моему примеру, обесцветился.
Ещё через неделю мы купили щенка — чёрного двухмесячного Лабрадора. Он прожил у нас всего четыре дня, после чего его сбил придурок-сосед на своём мешке с дерьмом, который он гордо звал машиной. На выплаченную компенсацию (его дело — предложить, наше дело — забрать деньги и назвать его слепым дегенератом) купили матери новый сервиз.
Жизнь, вроде бы, принимала прежнее русло, но сосущая пустота внутри не давала мне покоя по ночам. Майки тоже это заметил.
Проснувшись утром, я твёрдо решил, что пора бросать пить. Голова болела жутко, под боком лежала незнакомая девица с разукрашенным лицом и в еле прикрывающей нижнее бельё юбке. Девушка заворочалась, и я поспешил ретироваться в ванную, пока она не проснулась.
Хлопок двери в мою комнату показался мне оглушающим. Словно от висков до затылка по черепу пошли трещины, и я едва успел облокотиться о раковину, чтобы не упасть.
В ванную комнату зашёл Майки. Из-за его спины выглянула та самая девушка, пытаясь хоть как-то прикрыть вываливающуюся из порванного топа грудь.
— Доброе утро, — он даже улыбнулся уголком губ.
«Доброе». Как же. Это — твоя самая несмешная шутка, братик.
— Угу, — сухо парировал я и сплюнул вязкую слюну в раковину. Кажется, по количеству градусов она была сравнима с тем дрянным пивом, которым я напивался вчера.
В ванной кто-то шевельнулся, глухо простонал и сорвал шторку. Этим «кем-то» оказалась девушка Майки. Брат сочувственно посмотрел на Алисию, но помогать не стал.
— Собирайся, нам нужно кое-куда съездить, — Майки пнул пустую бутылку из-под пива и вышел.
Обычно я интересовался, куда он собирался притащить меня на этот раз, но сейчас на это банально не было сил и желания.
Быстро умывшись, переодевшись в более-менее чистую одежду, я вышел на улицу. Майки уже ждал меня в машине.
В салоне автомобиля пахло кожей, дешёвыми женскими духами и мятной жвачкой. Обивка на сиденьях немного стёрлась, а правое зеркало было испещрено маленькими трещинами.
Майки выехал со двора, вдавил педаль газа, и мы тронулись.
Ехали мы бесконечно долго. Пейзаж на окном был мне смутно знаком, но полупьяное состояние не давало в полной мере оценить ситуацию. Я даже успел вздремнуть под убаюкивающий шум.
Разбудили меня резкая тишина и толчок в плечо.
— Просыпайся, — голос над самым ухом заставил разлепить глаза.
И, блять, лучше бы я их не открывал.
Майки привёз меня в тюрьму.
*
Сказать, что я был зол на брата, — ничего не сказать. Он просто нагло затолкал меня в эту дыру и смылся отсиживаться в машине.
Сидя в «комнате для посещений», мне хотелось просто удавиться нахрен. Я чувствовал себя, как в одном из своих самых страшных своих кошмаров: пустая комната, приглушённый свет и шаги за дверью.
Сердце ушло в пятки, когда в коридоре послышались до боли знакомые голоса — голоса Рэя и Фрэнка. Меня чуть не вырвало от волнения.
— Какой ещё нахуй посетитель? Да ко мне с момента прибытия сюда никто не заявлялся! — негодовал Фрэнк. Его тон совсем не изменился, и от понимания этого в груди защемило.
— Узнаешь, — устало выдохнул Рэй. Я почти физически ощутил, как он закатил глаза и потер переносицу.
Интересно, как он тут без меня? Уже успел найти себе новую подстилку?
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |