Обреченное королевство 70 страница

Юноша заколебался.

— Повышен… А вы кто? У вас есть на это право?

— Кто-то должен, — рявкнул Каладин. — Вперед. За работу.

— Я…

— Иди!

Удивительно, но светлоглазый отдал ему честь и начал выкрикивать приказы. Люди Холина, раненые, побитые и ошеломленные, тем не менее остались хорошими солдатами. Как только кто-то начал командовать, приказы стали выполняться. Взвод за взводом пересекал мост, в походном порядке. Даже в такой суматохе они выстроились привычным образом.

За несколько минут почти вся армия Холина перетекла через мост, как песок в песочных часах. Осталось только небольшое кольцо сражающихся. Тем не менее бой не прекращался, люди кричали, падали и умирали, мечи били по щитам, копья ударяли о металл.

Каладин поспешно снял с себя доспехи из щитков паршенди — сейчас ни к чему злить врагов — и пошел среди раненых, отыскивая офицеров. Он нашел пару раненых, оглушенных и задыхающихся. Вероятно, те, кто еще мог сражаться, возглавляли два фланга, сдерживавших паршенди.

В сопровождении Моаша Каладин поторопился к центральной линии, где сражались алети, выглядевшие лучше всего. Здесь, наконец, он нашел того, кто мог командовать: высокий статный светлоглазый в стальной кирасе и таком же шлеме, его мундир казался темнее, чем у остальных. Он руководил сражением, стоя слегка позади передней линии.

Офицер кивнул Каладину и закричал, заглушая шум битвы:

— Ты командуешь мостовиками?

— Я, — ответил Каладин. — Почему твои люди не переходят мост?

— Мы — Кобальтовая Гвардия, — сказал человек. — Наш долг — защищать светлорда Адолина. — Воин указал на Носителя Осколков в синих Доспехах. Похоже, Адолин пытается куда-то прорваться.

— Где кронпринц? — крикнул Каладин.

— Мы не знаем. — Лицо мужчины скривилось. — Его стражи исчезли.

— Вы должны отступить. Армия уже на той стороне. Если вы останетесь, вас окружат.

— Мы не можем оставить светлорда Адолина. Извини.

Каладин огляделся. Фланги алети еще держались, с большим трудом. И они не отступят, пока не получат приказ.

— Замечательно, — сказал Каладин, поднял копье и протиснулся в первую линию. Здесь кипел ожесточенный бой. Каладин сбил одного паршенди ударом в шею и бросился на целую группу; его копье мелькало в воздухе. Штормсвет почти кончился, но у этих паршенди были геммы в бороде, он вдохнул его — совсем немного, чтобы не выдать себя алети, — и начал яростно сражаться.

Паршенди падали или отступали, и некоторые Кобальтовые гвардейцы тоже отступили от него, пораженные. Через несколько секунд вокруг него уже лежала дюжина паршенди, раненых или умирающих. Образовалась дыра, и он бросился внутрь, Моаш следовал за ним по пятам.

Все паршенди сосредоточились на Адолине, синие Доспехи которого потрескались и едва держались. Каладин никогда не видел Доспехи Осколков в таком ужасном состоянии. Штормсвет тек через дыры в них, как из кожи Каладина, когда он держал или использовал его слишком много.

Тем не менее Адолин продолжал яростно сражаться. Каладин и Моаш остановились вне досягаемости Клинка, и паршенди не обратили на них внимания, отчаянно пытаясь убить Носителя Осколков. Адолин уже уложил множество их, но его Клинок — как и тот, который видел Каладин раньше, — не резал плоть. Глаза паршенди сгорели и почернели; дюжины их лежали вокруг Адолина, как переспелые фрукты, упавшие с дерева.

И, тем не менее, он проигрывал бой. Его Доспехи не просто треснули — они были все в дырах. Шлем исчез, он надел обычный шлем копейщика. И он хромал на левую ногу. Его Клинок нес смерть, но паршенди подходили все ближе и ближе.

Каладин не осмелился приблизиться.

— Адолин Холин! — проревел он.

Тот продолжал сражаться.

— Адолин Холин! — опять крикнул Каладин, чувствуя, как из него вырвался небольшой дымок Штормсвета; его голос загремел.

Носитель Осколков остановился и посмотрел на Каладина. Потом недовольно отступил, дав возможность Кобальтовой Гвардии выбежать вперед по пути, пробитом Каладином, и сдерживать паршенди.

— Ты кто? — спросил Адолин, подойдя к Каладину. Пот тек по его юному гордому лицу, волосы превратились в спутанную черно-белую массу.

— Человек, который спас тебе жизнь, — сказал Каладин. — Я хочу, чтобы ты приказал своим людям отступить. Твои войска больше не могут сражаться.

— Мой отец там, мостовик, — сказал Адолин, указывая своим огромным Клинком. — Несколько мгновений назад я видел его. Я отправил за ним ришадиума, но ни человек, ни лошадь не вернулись. Я должен повести взвод…

— Ты должен отступить! — сердито сказал Каладин. — Посмотри на своих людей, Холин. Они едва стоят на ногах и сражаются одни. Ты теряешь дюжину в минуту. Ты должен увести их.

— Я не брошу отца, — упрямо сказал Адолин.

— Ради мира… Если тебя убьют, у этих людей не останется никого. Твои командиры ранены или мертвы. Ты не сможешь добраться до твоего отца; ты сам едва стоишь. Я повторяю, уводи людей в безопасное место!

Юный Носитель Осколков шагнул назад, пораженный тоном Каладина. Он посмотрел на северо-восток, где на каменном холмике неожиданно появилась фигура в серых Доспехах, сражающаяся против другого Носителя Осколков.

— Мой отец. Он так близко.

Каладин глубоко вздохнул.

— Я вытащу его. Ты возглавишь отступление. Держи мост, но только мост.

Адолин посмотрел на Каладина. Потом шагнул назад, что-то в Доспехах отвалилось, и он упал на одно колено. Стиснув зубы, сумел подняться.

— Капитанлорд Малан, — проревел Адолин. — Возьмите ваших солдат и идите с этим человеком. Помогите моему отцу.

Офицер, с которым до этого говорил Каладин, отдал честь. Адолин снова посмотрел на мостовика, поднял Клинок Осколков и с трудом пошел к мосту.

— Моаш, иди с ним, — приказал Каладин.

— Но…

— Выполняй, Моаш, — мрачно сказал Каладин и посмотрел на холмик, на котором сражался Далинар.

Каладин глубоко вдохнул, взял копье под мышку и резко рванул вперед. Кобальтовые гвардейцы закричали, пытаясь держаться с ним наравне, но он не оглядывался. Ударившись о линию атаковавших паршенди, он мгновенно убил двоих, перепрыгнул через их тела и побежал дальше. Большинство паршенди собралось вокруг Далинара или сражалось у моста; здесь, между двумя линиями, их было немного.

Каладин бежал, на ходу впитывая в себя Штормсвет и уклоняясь от паршенди, которые пытались сразиться с ним. Через несколько мгновений он уже был там, где сражался Далинар. Каменная полка была пуста; большая группа паршенди собралась у подножия холма.

Там, подумал он и прыгнул вперед.

* * *

Заржала лошадь. Далинар поднял глаза и с удивлением увидел Кавалера, ворвавшегося в круг, оставленный наблюдавшими за поединком паршенди. Как?… Где?.. Конь должен был находиться в безопасности на плато построения.

Слишком поздно. Далинар стоял на одном колене, и вражеский Носитель Осколков добивал его. Очередной удар в грудь ногой, и Далинар упал на спину.

Удар в шлем. Еще один. И еще. Шлем лопнул, сила ударов оглушила Далинара. Где он? Что происходит? Почему его пришпилили к земле чем-то тяжелым?

Доспехи Осколков… подумал он, пытаясь встать. На мне Доспехи Осколков…

В лицо ударил ветер. Удары в голову. Нельзя пропускать удары в голову, даже в Доспехах. Враг стоял над ним и, казалось, внимательно разглядывал его. Как если бы что-то искал.

Далинар уронил Клинок. Место дуэли окружили обычные солдаты паршенди. Они оттеснили Кавалера, тот недовольно заржал и встал на дыбы. Далинар глядел на коня, перед глазами все плыло.

Почему Носитель Осколков еще не прикончил его?

Гигант паршенди наклонился к нему и заговорил. Со страшным акцентом. Оглушенный Далинар едва разбирал слова. Но паршенди был так близко, и Далинар все-таки понял. Понял, что ему сказали. Акцент почти до неузнаваемости исказил слова, произнесенные на алети.

— Это ты, — сказал Носитель Осколков. — Я нашел тебя наконец.

В своих видениях он уже наблюдал эту сцену: Носитель Осколков один, в опасности, вокруг паршенди. Но тогда Далинар был снаружи кольца врагов…

Но этот паршенди — Носитель Осколков — не мог говорить со мною…

Вдруг что-то разметало задние ряды солдат паршенди, наблюдавших за дуэлью.

Удары по голове были очень тяжелыми. Далинар начал бредить.

Кто мог разорвать кольцо паршенди? Садеас?…

Затуманенный разум Далинара пытался найти объяснение происходящему.

Он пришел спасти меня, как я его.

«Объедини их…»

Он пришел, подумал Далинар. Я знал, что он придет. Я соберу их…

Паршенди кричали, метались, падали.

Через их ряды пробился человек.

Это был не Садеас.

Молодое жесткое лицо, курчавые волосы. В руках копье.

И… он светился.

Что? подумал ошеломленный Далинар.

* * *

Разбросав солдат паршенди, Каладин буквально влетел в круг. В его центре один Носитель Осколков склонился над другим Носителем Осколков, лежащим перед ним на земле. Из Доспехов поверженного рыцаря слабо тек Штормсвет. Слишком слабо. Учитывая число трещин, скорее всего геммы Доспехов почти полностью отдали свой Свет.

Победителем в этом поединке был Носитель-паршенди, о чем можно было судить по размерам и форме его ног. Вражеский Носитель Осколков наклонился и внимательно рассматривал Далинара. Из большой трещины на его ноге вытекал Штормсвет.

Великолепно, подумал Каладин. Мгновенно вспыхнуло воспоминание — он спасает Амарама.

Прежде чем ошеломленные солдаты паршенди успели прийти в себя, он подскочил поближе и воткнул копье в разлом Доспехов. Носитель Осколков, вскрикнув от боли и удивления, выпустил Клинок. Тот немедленно превратился в туман. Каладин выдернул копье и отскочил назад. Носитель попытался достать Каладина бронированным кулаком, но промахнулся. Каладин прыгнул к нему и, вложив в копье всю силу, снова ударил копьем в трещину в броне.

Носитель Осколков закричал еще громче, зашатался и рухнул на колени. Каладин попытался высвободить копье, но древко треснуло, когда воин начал падать.

Каладин отпрыгнул назад с пустыми руками и оказался лицом к лицу с вооруженными паршенди.

Штормсвет лился из него.

Молчание.

Словно очнувшись, паршенди обрели дар речи.

Хором они выкрикнули те же самые слова, что и раньше:

— Нешуа Кадал!

Затем смущенно переглянулись, зашептались и запели песню, которую он никогда раньше не слышал.

Похоже, паршенди даже и не помышляли о нападении.

Что ж, неплохо, подумал Каладин.

Далинар задвигался. Каладин встал на колени и помог ему сесть. При этом приказал Штормсвету уйти в каменистую землю, оставив себе ровно столько, чтобы не светиться. Вскочив на ноги, Каладин побежал к покрытой броней лошади Далинара, которая стояла в стороне от кольца паршенди. Испуганно глядя на него, солдаты бросились врассыпную, освобождая ему дорогу. Он взял поводья и торопливо вернулся к кронпринцу.

* * *

Далинар тряхнул головой, пытаясь прояснить сознание. Перед глазами еще все плыло, но голове уже стало лучше.

Что произошло? Его ударили по голове… и теперь Носитель Осколков стоит перед ним на коленях. На коленях? Но что заставило его упасть? И неужели это создание действительно с ним говорило?

А юный мостовик в лучах света? Сейчас он уже не светится, а, держа поводья Кавалера, призывно машет рукой.

Решив, что это ему почудилось, Далинар заставил себя встать на ноги.

Паршенди, стоявшие вокруг, бормотали что-то неразборчивое.

Доспехи Осколков, подумал Далинар, глядя на Носителя.

Клинок Осколков.

Я могу выполнить свое обещание Ринарину. Я могу…

Носитель простонал, держась за раненую ногу рукой в перчатке. Далинару буквально зуделось закончить дело, убить его. Он шагнул вперед, волоча бесчувственную ногу. Паршенди, стоявшие вокруг, молча смотрели. Почему они не атакуют?

Высокий копейщик подвел к Далинару Кавалера.

— На коня, светлоглазый.

— Мы должны закончить с ним. Мы можем…

— На коня! — скомандовал юноша, кидая ему поводья.

Паршенди повернулись, собираясь сражаться с приближающимися солдатами алети.

— Говорят, что вы человек чести, — рявкнул копейщик. С Далинаром мало кто говорил таким образом, особенно темноглазые. — Ваши люди не хотят уходить без вас, а мои люди не могут уйти без них. Садитесь на вашу лошадь, и мы уходим из этой смертельной ловушки. Вы меня поняли?

Далинар встретился с юношей глазами. И кивнул. Конечно. Он прав, они должны оставить вражеского Носителя Осколков в живых.

Да и как они заберут Доспехи? Тащить за собой труп, всю дорогу?

— Отступаем! — проревел Далинар своим солдатам, потом с трудом забрался в седло Кавалера — в Доспехах осталось слишком мало Штормсвета.

Верный Кавалер поскакал по коридору, который его люди прорубили для него ценой своей жизни. Безымянный копейщик бежал следом, сзади прикрывала Кобальтовая Гвардия. Почти вся его армия была уже за расщелиной. Мост еще стоял, перед ним беспокойно ждал Адолин, удерживая его для Далинара.

С чувством облегчения Далинар проскакал по деревянному мосту и — наконец-то! — оказался на плато построения. Адолин и последние части перешли за ним.

Он повернул Кавалера и посмотрел на восток. Паршенди столпились у расщелины, но не собирались преследовать. В верхней части Башни небольшая группа собралась вокруг куколки. В суматохе боя о ней забыли обе стороны. Обычно паршенди никогда не преследовали, но если сейчас они передумают, то смогут гнать остатки армии Далинара без остановки вплоть до постоянных мостов.

Но нет. Они выстроились и завели другую песню, ту, которую они пели всякий раз, когда алети отступали. Пока Далинар глядел на них, из их рядов появилась огромная фигура в разбитых серебристых Доспехах и красном плаще. Носитель Осколков снял шлем, но он находился слишком далеко, и Далинар не смог разобрать черты его лица. Недавний враг Далинара поднял Клинок Осколков движением, в смысле которого было невозможно усомниться. Салют, жест уважения. Далинар инстинктивно призвал Клинок и через десять ударов сердца отсалютовал в ответ.

Мостовики вытащили мост на плато, разделив армии.

— Оказать первую помощь раненым, — рявкнул Далинар. — Мы не оставим никого, кто может выжить. Паршенди не собираются нападать на нас!

Его люди радостно закричали. Почему-то это бегство казалось большей победой, чем любое гемсердце, которое они добыли. Уставшие алети разделились на батальоны.

Восемь шли на сражение, и восемь вернулось — хотя в некоторых осталось всего несколько сотен солдат. Люди, обученные военно-полевой хирургии, уже проверяли ряды, оставшиеся офицеры составляли списки. Люди садились, окруженные спренами боли и усталости, кое-кто без оружия, многие в изодранных мундирах.

На другом плато паршенди продолжали петь свою странную песню.

Далинар обнаружил, что смотрит на бригаду мостовиков. Юноша, который его спас, очевидно, их бригадир. Неужели он победил Носителя Осколков? Далинар смутно помнил скоротечный поединок и копье в ноге. Ясно как день, что молодой человек очень искусен и удачлив.

Бригада мостовиков действовала намного организованнее и дисциплинированнее, чем Далинар ожидал от таких людей. Больше он не может ждать. Далинар слегка толкнул коленом Кавалера и проехал мимо раненых усталых солдат. Они напомнили ему о собственной усталости, но теперь по меньшей мере он может сидеть, он уже приходит в себя, в ушах больше не звенит.

Лидер мостовиков осматривал раны своих товарищей, его пальцы работали, как у опытного хирурга. Каким образом человек, обученный медицине, стал мостовиком?

Почему нет? подумал Далинар. Не более странно, чем уметь так хорошо сражаться. Неудивительно, что Садеас выбрал его.

Молодой человек посмотрел на него, и тут в первый раз Далинар заметил у него на лбу клеймо раба, скрытое длинными волосами. Юноша встал и застыл во враждебной позе, скрестив руки перед собой.

— Вы будете отмечены. Все до единого, — сказал Далинар. — Но почему ваш кронпринц отступил? Почему послал вас?

Некоторые из мостовиков захихикали.

— Он не посылал нас, — ответил их предводитель. — Мы пришли сами. Против его воли.

Далинар обнаружил, что кивает, и только тут сообразил, что это единственный ответ, имеющий смысл.

— Почему? — спросил он. — Почему вы вернулись за нами?

Юноша пожал плечами.

— Вы попали в ловушку слишком картинно.

И опять Далинар устало кивнул. Возможно, ему не очень нравился тон молодого человека, но он сказал чистую правду.

— Да, но почему вернулся ты? И как ты научился так сражаться?

— Случайно, — ответил юноша. И повернулся к раненым.

— Как я могу отблагодарить тебя? — спросил Далинар.

Мостовик опять взглянул на него.

— Не знаю. Мы собирались сбежать от Садеаса, исчезнуть во время этой заварухи. Мы все еще можем попытаться, но он, безусловно, будет преследовать нас до тех пор, пока не убьет.

— Я могу забрать твоих людей в свой лагерь и заставить Садеаса освободить тебя.

— Боюсь, он не даст нам уйти, — мрачно сказал бригадир мостовиков. — И еще я думаю, что ваш лагерь не то место, где можно считать себя в безопасности. То, что сделал сегодня Садеас… Будет война между вами двоими, верно?

Верно? Далинар избегал думать о Садеасе — надо было выживать, — но глубоко внутри него кипел гнев на этого предателя. Он отомстит Садеасу, несомненно. Но война между двумя княжествами? Она разобьет Алеткар на куски. И, более того, уничтожит дом Холин. Кроме того, после такого сокрушительного поражения Далинар не готов сразиться с Садеасом — у него не осталось ни войск, ни союзников.

Что сделает Садеас, когда Далинар вернется? Не попытается ли он закончить начатое, прямой атакой? Нет, подумал Далинар.

Нет, он намеренно выбрал именно такой способ.

Садеас никогда не нападет на него лично. Да, он бросил Далинара, но, по стандартам алети, это совсем другое дело. И он, конечно, тоже не хочет рисковать королевством.

Садеас не хочет открытой войны, а Далинар не может позволить себе открытую войну, несмотря на весь свой гнев. Он сжал кулак и посмотрел на мостовика.

— Нет, войны не будет, — сказал Далинар. — Пока по меньшей мере.

— А как с воровством? — спросил мостовик. — Если вы возьмете нас в свой лагерь, вы украдете бригаду мостовиков. Королевский закон и Кодекс, которому, как говорят мои люди, вы следуете, требует, чтобы вы вернули нас Садеасу. А уж он не отпустит нас так легко.

— Я позабочусь о Садеасе, — сказал Далинар. — Возвращайся со мной. Клянусь, что ты и твои люди будете в безопасности. Я обещаю это, всеми остатками своей чести.

Молодой мостовик посмотрел ему прямо в глаза, что-то там разыскивая. Слишком уж он тверд для своего возраста.

— Ну хорошо, — сказал он. — Мы вернемся. Я не могу оставить своих людей в лагере Садеаса, а с таким числом раненых мы не можем бежать. Нам не хватит запасов.

Юноша вернулся к работе, а Далинар поскакал принять донесения о потерях. Он заставил себя сдержать свой гнев на Садеаса. Да, трудно. Но Далинар не имел права рисковать и позволить разразиться войне — но и не мог допустить, чтобы и дальше все шло по такому же пути.

Садеас нарушил равновесие, и оно никогда не восстановится. Не в таком виде.

Глава шестьдесят девятая

Правосудие

У меня все отняли. Я одна стою против того, кто спас мне жизнь. Я защищаю того, кто убил мои надежды. Я поднимаю руку. Шторм отвечает.

Танатанев, 1173, 18 секунд до смерти. Темноглазая мать четырех детей, шестьдесят два года.

Навани протолкнулась мимо стражников, не обращая внимания на их протесты и призывы сопровождающих ее дам. Она заставила себя остаться спокойной. Она останется спокойной. То, что она слышала, слухи и ничего больше.

К сожалению, чем старше она становилась, тем труднее было поддерживать спокойствие, достойное светледи. Она быстро пошла через военлагерь Садеаса. Увидев ее, солдаты протягивали к ней руки, предлагая помощь или требуя остановиться. Она не обращала внимания ни на тех, ни на других; никто бы не осмелился коснуться ее и пальцем. Быть матерью короля означало иметь кое-какие привилегии.

Лагерь был неряшлив и плохо спланирован. Торговцы, шлюхи и рабочие понастроили свои хижины с подветренной части казарм. Затвердевающий крэм свисал с карнизов, чем-то похожий на следы воска, оставшиеся на краях стола. Какой контраст с ясными линиями и чистыми зданиями лагеря Далинара!

С ним все будет хорошо, сказала она себе. Я ему покажу, если с ним что случится!

Несмотря на снедавшую ее тревогу, она едва не начала мысленно создавать новый проект устройства лагеря Садеаса. Направившись прямо на площадку для построения, она нашла там армию, выглядевшую так, как будто и не была в сражении. Солдаты, без пятен крови на одежде, смеялись и переговаривались; между ними ходили офицеры и распускали взвод за взводом.

Это должно было успокоить ее. Они не выглядели армией, потерпевшей поражение. Но вместо этого она еще больше встревожилась.

Садеас, в чистых Доспехах Осколков, говорил с группой офицеров в тени ближайшего навеса. Она подошла к навесу, но группа стражников встала на ее пути, плечом к плечу, а один побежал к Садеасу — сообщить о ее появлении.

Навани беспокойно сложила руки перед собой. Возможно, она должна была взять паланкин, как и предлагали дамы из ее свиты. Некоторые из них, запыхавшись, только сейчас появились на площадке для построения. Паланкин быстрее, объясняли они, если нужно далеко идти, и с дороги можно послать гонца, чтобы Садеас мог их достойно принять.

Когда-то она подчинялась законам приличия. Еще совсем молодой женщиной она умело играла в эти игры и с наслаждением занималась интригами. И что это дало ей? Мертвого мужа, которого она никогда не любила, и «привилегированное» положение при дворе — все равно что выбросили на свалку.

Что сделает Садеас, если она начнет кричать? Мать короля ревет как громгончая, чьи антенны только что скрутили? Она думала об этом, пока солдат ждал возможности объявить о ней Садеасу.

Уголком глаза она заметила молодого человека в синем мундире, сопровождаемого всего тремя почетными гвардейцами. Ринарин, на лице которого всегда было выражение спокойного любопытства. Но не сейчас. Растрепанный, с широко раскрытыми глазами, он бросился к Навани.

— Машала, — взмолился он тихо. — Пожалуйста. Что ты слышала?

— Армия Садеаса вернулась без армии твоего отца, — сказала Навани. — Говорят о разгроме, но они выглядят так, как будто вообще не сражались. — Она посмотрела на Садеаса, прикидывая, не закатить ли истерику. К счастью, он как раз закончил говорить с солдатом и послал его обратно.

— Вы можете подойти, Ваша Светлость, — сказал человек, кланяясь ей.

— Как вовремя, — буркнула она, прошла мимо стражников и вошла под навес. Ринарин, поколебавшись, пошел за ней.

— Ваша Светлость Навани, — сказал Садеас, сцепив руки за спиной. Он выглядел очень внушительно в темно-красных Доспехах. — Я собирался рассказать вам новости во дворце вашего сына. Но такое огромное несчастье невозможно утаить. Выражаю вам сочувствие в связи с потерей вашего брата.

Ринарин тихо выдохнул.

Навани, стараясь не выдать себя, скрестила руки и задушила вопль отрицания и боли, пришедший из глубин ее сознания. Это кара. Она часто видела в вещах уроки судьбы. В этом случае наказание состояло в том, что она никогда не могла обладать чем-то ценным долго. У нее всегда вырывали то, о чем она мечтала больше всего на свете.

Спокойно, выругала она себя.

— Прошу объяснить, — сказала она Садеасу, встретившись с ним взглядом. Этот взгляд она тренировала десятилетиями и обрадовалась, увидев, что он смутился.

— Мне очень жаль, Ваша Светлость, — повторил Садеас, запнувшись. — Паршенди окружили армию вашего брата со всех сторон. Было глупо погибать вместе. Наша новая тактика настолько испугала дикарей, что они привели на битву всех своих солдат и окружили нас.

— И вы бросили Далинара?

— Мы сражались изо всех сил, пытаясь вызволить его, но их было слишком много. Мы вынуждены были отступить, иначе сами остались бы там! Я бы продолжил сражаться несмотря ни на что, но я своими глазами видел, как ваш брат упал под ударами молотов паршенди. — Его лицо исказилось. — Они стали снимать с него окровавленные куски Доспехов, как трофеи. Дикие чудовища.

Навани заледенела. Холод, оцепенение. Как такое могло случиться? После того как — наконец! — этот каменноголовый человек увидел в ней женщину, а не сестру. И вот…

И вот…

Она сжала зубы, сражаясь со слезами.

— Я не верю.

— Я понимаю, что вам трудно принять эту новость. — Садеас махнул рукой, приказывая принести стул. — Я бы хотел не приносить ее вам, но… Далинар и я, мы знали друг друга много лет, и, хотя мы не всегда видели тот же самый рассвет, я считал его союзником. И другом. — Он тихо выругался и посмотрел на восток. — Они заплатят за это. Я увижу, как они заплатят.

Он казался таким искренним, что Навани заколебалась. А несчастный Ринарин, стоявший с мертвенно-бледным лицом и широко открытыми глазами, был настолько потрясен, что не мог говорить. Появился стул, но Навани отказалась от него, а Ринарин сел, заработав презрительный взгляд Садеаса. Охватив голову руками и дрожа всем телом, он уставился в землю.

Он стал кронпринцем, осознала Навани.

Нет. Нет. Он станет кронпринцем, только если она согласится с тем, что Далинар мертв. Не может быть. Он жив.

Но все мосты были у Садеаса, подумала она, поглядев на склад древесины.

Навани вышла из-под навеса на послеполуденное солнце, чувствуя его тепло на коже, подошла к свите.

— Кистьперо, — сказала она Макаль, которая несла ее сумку. — Самое толстое. И мои горящие чернила.

Невысокая толстая женщина открыла сумку и вынула длинное кистьперо с толстым пучком свиных щетинок на конце. Навани взяла его. За ним последовали чернила.

Стражники в почтительном недоумении смотрели, как Навани взяла перо и опустила его в кроваво-красные чернила. Она встала на колени и принялась рисовать на каменной земле.

Искусство — сродни творению. Это его душа, его сущность. Творение и порядок. Ты берешь неорганизованную субстанцию — чернила, пустой лист бумаги — и строишь из нее что-то. Что-то из ничего. Сущность творения.

Она чувствовала, как по щекам текут слезы. У Далинара не было ни жены, ни дочерей; никто не мог помолиться за него. И вот, Навани рисовала на камнях молитву, послав свиту за еще несколькими баночками чернил. Она шагнула к краю глифа и продолжила рисунок, делая его огромным, брызгая чернилами на обожженные камни.

Вокруг собрались солдаты, и сам Садеас, выйдя из-под навеса, глядел на ее рисунок, на ее спину, пока она ползала по земле, яростно макая кистьперо в чернила. Что за молитва, если нет творения? Сделать то, что никогда не существовало. Создать желание из отчаяния, мольбу из страдания. Склонить спину перед Всемогущим и создать смирение из пустой гордости человеческой жизни.

Что-то из ничего. Настоящее творение.

Слезы смешивались с чернилами. Она извела уже четыре баночки. Она ползала, опираясь безопасной рукой на землю, раскрашивала камни и вытирала слезы, оставляя на щеках кляксы. Закончив, она еще какое-то время стояла на коленях перед глифом в двадцать шагов длиной, нарисованным красными, как кровь, чернилами. Солнечный свет отражался от них, и она подожгла мокрые чернила при помощи свечи — они были сделаны так, чтобы гореть, мокрыми или высохшими. Языки пламени побежали по всей молитве, убивая ее и посылая ее душу к Всемогущему.

Она склонила голову перед молитвой. Только один символ, но сложный. Тат. Правосудие.

Люди глядели молча, как если бы боялись испортить ее просьбу к божеству. Налетел холодный ветер, стегая флаги и плащи. Молитва погасла, и это было замечательно. Она не должна гореть долго.

— Светлорд Садеас! — крикнул кто-то обеспокоенным голосом.

Навани взглянула вверх. Солдаты расступились, освобождая дорогу гонцу в зеленом мундире. Он подбежал к Садеасу и начал говорить, но кронпринц сжал плечо человека рукой в боевой перчатке и толкнул его под тент, приказав стражникам никого не впускать. Потом вошел сам.

Навани продолжала стоять на коленях, рядом со своей молитвой. Пламя оставило на земле черный шрам в виде глифа. Кто-то подошел к ней — Ринарин. Он встал на колено и положил руку ей на плечо.

— Спасибо, машала.

Она кивнула, вставая; на безопасной руке остались красные капли. Щеки еще не высохли от слез, но, сузив глаза, она посмотрела через живой щит солдат на Садеаса. Лицо светлорда покраснело, стало угрожающим, глаза расширились от гнева.

Она повернулась и через толкотню солдат проложила себе дорогу к краю площадки построения. Ринарин и некоторые из офицеров Садеаса присоединились к ней и уставились на Разрушенные Равнины.

И увидели длинную медленную линию людей, с трудом идущих к военлагерям, которую вел всадник в синевато-серых доспехах.

* * *

Далинар ехал на Кавалере во главе двух тысяч шестисот пятидесяти трех воинов. Всех, кто остался от восьми тысяч.

Долгий путь от плато дал ему время подумать. Внутри все еще бушевали эмоции. Он согнул левую руку; сейчас на ней была синяя рукавица, позаимствованная у Адолина. Потребуется несколько дней, чтобы вырастить собственную рукавицу Далинара. Даже дольше, если паршенди попробуют вырастить полный доспех из оставшейся у них. И у них ничего не получится, если оружейники Далинара будут кормить Штормсветом полный доспех. Брошенная перчатка рассыплется, превратится в пыль, а новая вырастет у Далинара.

Дата добавления: 2015-08-29