Обреченное королевство 61 страница

Адолин остановился. Никто не обругал его и не попытался заставить его уступить дорогу — все видели его ранг. И обходили его.

Похоже, я понял, подумал он. Почему это заняло так много времени?

Встревоженный, он поспешил на площадку для дуэлей.

* * *

«Я шел из Абамабара в Уритиру, — сказал Далинар, цитируя по памяти. — Для меня они одно, метафора и опыт, неразделимые, как ум и память. Одно содержит другое, и, хотя я могу объяснить вам одно, другое только для меня одного».

Садеас, сидевший рядом с ним, поднял бровь. По другую сторону от Далинара сидел Элокар, в Доспехах Осколков. Он надевал их все чаще и чаще, уверенный, что убийцы идут за ним по пятам. Они вместе смотрели вниз, на дно небольшого кратера, который Элокар отвел для дуэлей. Каменные ярусы, бежавшие внутри десятифутовой стены, являлись замечательными местами для зрителей.

Дуэль Адолина еще не началась, сейчас сражались светлоглазые, но не Носители Осколков. Их затупленные дуэльные мечи были покрыты мелообразным белым веществом. Удар таким мечом по подбитым ватой доспехам оставлял на них видимый след.

— Погодите, — сказал Садеас. — Человек, который написал эту книгу…

— Нохадон, это его духовное имя. Другие называли его Баджерден, хотя мы не знаем точно, это его настоящее имя или нет.

— Откуда и куда он шел?

— Из Абамабара в Уритиру, — сказал Далинар. — Мне кажется, довольно большое расстояние, судя по рассказанной истории.

— Но разве он не был королем?

— Был.

— Тогда почему..?

— Сбивает с толку, а? — сказал Далинар. — Но слушайте дальше. Поймете. — Он прочистил горло и продолжил.

«Я прошагал это значительное расстояние сам и не дал свите сопровождать себя. Моим единственным конем были мои поношенные сандалии, а единственным попутчиком — дорожный посох, который говорил со мной, ударяя по камням. Моим кошельком был рот, но я набил его не драгоценными камнями, а песнями. А когда не мог зарабатывать пением, мои руки чистили пол или свиное перо и часто зарабатывали мне достаточное вознаграждение.

Люди, которым я был дорог, опасались за мою безопасность и, возможно, душевное здоровье. Короли, говорили они, не ходят сотни миль, как бродяги. В ответ я говорил им, что если любой нищий может совершить такой подвиг, почему не могу совершить его я, король? Не думаете ли вы, что король менее способен, чем простой бродяга?

Но иногда я думал, что так оно и есть. Нищие знают то, о чем король может только догадываться. И тем не менее, кто устанавливает законы подачи милостыни? Часто я спрашиваю себя, дает ли мне право мой жизненный опыт — легкая жизнь после Опустошения и нынешняя роскошь — устанавливать людям законы? Если мы должны опираться только на то, что знаем, короли должны издавать законы о том, как подогревать чай и класть подушки на трон».

Садеас задумался. Внизу два мечника продолжали дуэль. Элокар напряженно смотрел. Он любил дуэли. Чуть ли не первое, что он приказал, приехав на Разрушенные Равнины, — покрыть песком пол арены.

«Не обращая на них внимания, — Далинар продолжал цитировать „Путь Королей“, — я пустился в путь и — как уже понял проницательный читатель, — пережил его. Истории о волнениях, вызванных им, составят отдельную страницу, но сначала я должен объяснить, почему я выбрал такую странную дорогу. Пусть моя семья считает меня безумцем, но я не хочу, чтобы ветры истории покрыли мое имя пылью сумасшествия.

Моя семья приехала в Уритиру обычным способом, и ей пришлось ждать меня несколько недель. В воротах меня не узнали, потому что без бритвы моя шевелюра стала слишком буйной. Но как только я открыл себя, меня увели прочь, нарядили, накормили и выругали, именно в таком порядке. И только после этого меня спросили о цели моего путешествия. Неужели я не мог приехать в святой город обычным путем?»

— Вот именно, — прервал его Садеас. — Или по меньшей мере на лошади!

«Для ответа, — продолжал цитировать Далинар, — я снял свои сандалии и показал им мозолистые ступни. Они очень удобно устроились на столе рядом с подносом с наполовину съеденным виноградом. Судя по выражению их лиц, друзья посчитали меня сумасшедшим, но тут я начал рассказывать им истории о моем путешествии. Я выкладывал их одну за другой, как мешки с таллием, запасенные на зиму. Вскоре я сделаю из них хлебец, которым наполню эти страницы.

Да, я мог бы путешествовать быстро. Но все люди в конце концов придут в одно и то же место. Встретим ли мы свой последний час в роскошном саркофаге или во рву для бедняков, все — кроме Герольдов, конечно, — должны пообедать со Смотрящей в Ночи.

Так что же важнее? Пункт назначения или путь, которым мы к нему идем? Я объявляю, что никакое достижение не является даже близко таким великим, как путь, который мы проделываем, чтобы достичь его. Нас создает не назначение, а дорога к нему. Она дает нам мозоли на ступнях, делает наши спины сильными от груза, который мы несем на своих плечах, и открывает нам глаза на простые радости жизни.

А в конце я должен объявить, что ничто хорошее не может быть достигнуто плохими методами. Сама суть нашего существования не достижение, но метод. И монарх должен это понимать; он ничего не добьется, если отведет взгляд от дороги, по которой должен пройти».

Далинар откинулся назад. Он сидел на подушке, руки на деревянных подлокотниках, сзади опора для спины. Дуэль закончилась, когда один из светлоглазых — в зеленом, человек Садеаса, — ударил по нагруднику другого, оставив на нем длинную белую отметку. Элокар одобрительно захлопал, боевые рукавицы со звоном ударились друг о друга, оба дуэлянта поклонились. Одна из женщин, сидевших в судейских креслах, записала победу в книгу. Рядом с женщинами лежали книги с дуэльным кодексом; с их помощью они разрешали споры и назначали наказания за нарушения.

— Я так понимаю, что это конец истории, — сказал Садеас, когда на песок вышли два следующих дуэлянта.

— Да, — сказал Далинар.

— И вы запомнили слово в слово такой большой кусок?

— Ну, наверно, несколько слов я перепутал.

— Зная вас, это означает, что вы могли забыть пару восклицаний.

Далинар нахмурился.

— Не будьте таким жестким, старый друг, — сказал Садеас. — Это был комплимент. Своего рода.

— Что вы думаете об истории? — спросил Далинар, когда дуэлянты начали сражаться.

— Смешная, — откровенно сказал Садеас, махнув рукой слуге. Тот быстро принес вина. Желтого, потому что было еще утро. — Он прошел все это расстояние только для того, чтобы открыть банальную истину — король должен думать о последствиях своих приказов?

— Не только, — возразил Далинар. — Раньше я думал как вы, но сейчас начал понимать. Он шел потому, что хотел получить новый опыт. Он хотел сделать то, что делает его народ. Вы считаете это метафорой, но, как мне кажется, он действительно хотел узнать, на что это похоже — идти пешком так далеко.

Садеас глотнул вина и посмотрел на солнце.

— Можно установить какой-нибудь тент или навес?

— Я люблю солнце, — сказал Элокар. — Я провожу слишком много времени в этих пещерах, которые мы называем домами.

Садеас, округлив глаза, посмотрел на Далинара.

— Большая часть «Пути Королей» построена как тот отрывок, который я вам процитировал, — сказал Далинар. — Метафора из жизни Нохадона — настоящее событие, превращенное в пример. Он называет их сорок парабол.

— И все они такие же смешные?

— Эту я считаю великолепной, — тихо сказал Далинар.

— В этом я не сомневаюсь. Вы всегда любили сентиментальные истории. — Садеас поднял руку. — Это тоже комплимент.

— Своего рода?

— Точно. Далинар, друг мой, вы всегда были очень эмоциональным. Это делает вас гением, хотя и мешает хладнокровно мыслить. Но поскольку чувства подсказали вам спасти мою жизнь, я это переживу. — Он потер подбородок. — Полагаю, я должен, по определению.

— И мне так кажется.

— Остальные кронпринцы считают вас слишком самоуверенным. И конечно, вы знаете почему.

— Я… — Что он мог сказать? — Я не хочу, чтобы обо мне думали так.

— Вы провоцируете их. Тем, например, что отказываетесь отвечать на их доводы или оскорбления.

— Протест только привлечет излишнее внимание к проблеме, — сказал Далинар. — Самая лучшая защита — правильные действия. Будь добродетельным — и ты можешь ожидать соответствующего отношения к тебе от тех, кто вокруг.

— Ну вот, опять, — сказал Садеас. — Кто говорит таким образом?

— Далинар, — сказал Элокар, не отрывая взгляда от дуэлянтов. — И мой отец, в последнее время.

— Вот именно, — сказал Садеас. — Далинар, дружище, все остальные не могут поверить, что такое можно говорить всерьез. Они предполагают, что здесь какая-то интрига.

— А вы? Что думаете вы?

— Я вижу здесь правду.

— Какую?

— Ту, что вы слишком самоуверенны, — беспечно сказал Садеас. — Но говорите совершенно честно.

— Я уверен, что и это вы тоже считаете комплиментом.

— На этот раз я пытался разозлить вас. — Садеас поднял бокал вина, приветствуя Далинара.

Элокар, со своей стороны, усмехнулся.

— Садеас. Это было почти умно. Не должен ли я объявить тебя новым Шутом?

— А что случилось со старым? — энергично поинтересовался Садеас, как если бы надеялся, что с Шутом приключилось какое-то несчастье.

Усмешка Элокара сменилась сердитым взглядом.

— Он исчез.

— Неужели? Какое несчастье.

— Ба, — Элокар махнул рукой в боевой рукавице. — Не в первый раз. Со временем он вернется. Ненадежный, как само Опустошение, вот он какой. Если бы он не смешил меня до слез, я бы давно заменил его.

Они замолчали; дуэль продолжалась. Еще несколько светлоглазых — мужчины и женщины — смотрели, сидя на похожих на скамьи ярусах. Далинар с неудовольствием заметил, что появилась Навани, болтавшая с группой женщин, среди которых находилась последняя любовь Адолина, золотисто-каштановая писец.

Глаза Далинара остановились на Навани, впитали ее фиолетовое платье и зрелую красоту. Она записала его самое последнее видение, не пожаловавшись, и, кажется, простила его за то, что он так резко выгнал ее из комнаты. Она никогда не насмехалась над ним, никогда не сомневалась в нем. Он ценил ее отношение. Должен ли он поблагодарить ее или она расценит его благодарность как приглашение?

Он отвернулся от нее, но обнаружил, что, глядя на дуэлянтов, все равно видит ее, краем глаза. Так что он, вздохнув, поднял глаза в небо и прищурился, защищаясь от полуденного солнца. Снизу доносились звуки — металл бил о металл. За его спиной несколько больших улиток припали к камню, ожидая воды сверхшторма.

Так много вопросов, так много неясного. Он слушал «Путь Королей» и пытался понять, что означали последние слова Гавилара. Как если бы они были ключом как к его безумию, так и к природе видений. Но голая правда состояла в том, что он ничего не знал и не мог полагаться на свои решения. Это разрушало его мало-помалу, кусочек за кусочком.

Над этими продуваемыми ветром равнинами облака появлялись не слишком часто. Здесь всегда пылало солнце, прерываемое только яростными сверхштормами. На остальной Рошар сверхшторма влияли — но Востоком жестокие неприрученные шторма правили, как своей вотчиной. Может ли какой-нибудь смертный король даже надеяться объявить эту землю своей? Легенды говорили, что когда-то на Ничейных Холмах, пустых равнинах и в непроходимых лесах жили люди. Натан, Гранитное Королевство.

— Ага, — сказал Садеас, скривившись, как будто съев что-то горькое. — Неужели это он?

Далинар опустил голову. Кронпринц Вама, таща за собой свиту, пришел поглядеть на дуэли. Большинство из его людей надело традиционную коричнево-серую одежду, но сам кронпринц надел длинный серый мундир, в разрезах которого виднелась красно-оранжевая шелковая рубашка, с манжетами и воротником.

— Я-то думал, что тебе нравится Вама, — сказал Элокар.

— Я терплю его, — ответил Садеас. — Но у него совершенно омерзительный вкус. Красный и оранжевый? И даже не выгоревший оранжевый, а крикливый, бросающийся в глаза оранжевый? Эти разрезы вышли из моды сто лет назад. О, замечательно, он уселся прямо напротив нас. Теперь мне придется глядеть на него до конца боев.

— Вы не должны так резко судить о людях только по внешнему виду, — сказал Далинар.

— Далинар, — спокойно сказал Садеас, — мы — кронпринцы. Мы представляем Алеткар. Весь мир считает нас центром, как культуры, так и могущества. Не имею ли я право, хотя бы поэтому, ожидать от них подходящего внешнего вида?

— Подходящего внешнего вида? Да, — сказал Далинар. — Мы должны быть подтянутыми и аккуратными.

И было бы замечательно, если бы твои солдаты, например, ходили в чистой форме.

— Подтянутыми, аккуратными и одетыми по моде, — поправил его Садеас.

— И мне? — спросил Далинар, посмотрев на свой простой мундир. — Неужели вы хотите одеть меня в эти рюши и кричащие цвета?

— Вас? — переспросил Садеас. — Вы совершенно безнадежны. — Он поднял руку, предупреждая возражения. — Нет, я не прав. Ваш мундир… как бы это сказать, он безвременный. Военный костюм, благодаря своей полезности, никогда полностью не выходит из моды. Безопасный выбор — и постоянный. Кстати, вы всегда избегаете вопросов моды и не играете в эти игры. — Он кивнул на Ваму. — А Вама пытается играть, и очень плохо. Такого прощать нельзя.

— А я по-прежнему считаю, что вы придаете слишком большое значение всем этим шелкам и шарфам. Мы солдаты на войне, а не придворные на балу.

— На Разрушенных Равнинах появляется все больше и больше влиятельных зарубежных сановников. И важно представить себя соответствующим образом. — Он ткнул пальцем в Далинара. — Я принимаю ваше моральное превосходство, мой друг, но, возможно, настало время и вам принять мой стиль одежды. Любой может заметить, что вы судите людей по одежде намного больше, чем я.

Далинар замолчал. Замечание укололо его, но было чистой правдой. Однако, если иностранцы собираются встречаться с кронпринцами на Разрушенных Равнинах, не ожидают ли они найти группу военлагерей, руководимых людьми, которые по меньшей мере выглядят как генералы?

Далинар откинулся назад и равнодушно смотрел, как закончилась дуэль. По его счету пришло время Адолина. Двое светлоглазых, только что сражавшихся на арене, поклонились королю и ушли в тент, в стороне от дуэльной площадки. Мгновением позже на песке появился Адолин, в синих Доспехах Осколков. Шлем он нес под мышкой, его черные с белым волосы были уложены в стильном беспорядке. Он поднял руку в боевой перчатке к Далинару, поклонился королю и надел шлем.

Человек, появившийся рядом с ним, носил желтые Доспехи Осколков. Светлорд Реси был единственным полным Носителем Осколков в армии кронпринца Танадала — хотя еще трое имели или Клинок, или Доспехи. У самого Танадала не было ни того, ни другого, что, кстати, оправдывало генерала, предпочитающего оставаться за линиями солдат и только руководить боем. В княжестве Танадала уже много веков существовала должность Королевского Защитника, которую получал тот, кто владел Осколками Реси.

Танадал недавно позволил себе высказаться об ошибках Далинара, и Адолин — как бы ненароком — вызвал звездного Носителя кронпринца на дружеский поединок. Мало кто сражался на дуэли в Осколках; в этом случае поражение не только приводило к ухудшению рейтинга. Такой поединок привлекал всеобщее внимание, и, пока дуэлянты готовились и разминались, маленькая арена наполнилась народом. Не одна женщина уже сидела с блокнотом или альбомом на коленях, готовясь записать или зарисовать впечатления. Однако сам Танадал не появился.

Высшая судья, леди Истоу, приказала бойцам призвать Клинки, и схватка началась. Элокар, захваченный зрелищем, наклонился вперед, а Реси и Адолин закружили вокруг друг друга. Наконец в их руках материализовались клинки. Далинар обнаружил, что сам наклонился вперед, хотя и почувствовал укол стыда. Согласно Кодексу на войне дуэлей следовало избегать. Хотя, конечно, Кодекс различал поединки для тренировки и настоящие дуэли, вызванные оскорблениями, после которых важные офицеры оказывались ранеными или убитыми.

Реси принял стойку камня — меч держится двумя руками, кончик направлен в небо, руки вытянуты. Адолин, однако, использовал стойку ветра — корпус слегка повернут, согнутые в локтях руки перед собой, кончик меча направлен поверх головы. Они по-прежнему кружили по песку. Побеждал тот, кому удавалось полностью разбить секцию Доспехов соперника. Это не было слишком опасно; ослабленные Доспехи все равно держали удар, даже разбиваясь в процессе.

Реси атаковал первым. Прыгнув вперед, он взмахнул Клинком над головой и с силой ударил вправо от себя. Стойка камня предполагала такой тип атаки, давая возможность вкладывать в удар инерцию движения и силу бойца. Далинар считал ее неуклюжей — вам не требуется вкладывать столько силы в удар во время сражения; она полезна только для дуэлей Носителей Осколков.

Адолин отпрыгнул назад, его усиленные Доспехами ноги легко несли на себе вес в сотни стоунов. Атака Реси — хотя и великолепно исполненная — оставила его на мгновение открытым, и Адолин ударил по левому вэмбрейсу противника; доспех на предплечье треснул. Реси напал опять, и опять Адолин, изящно оттанцевав от его удара, в ответ набрал очко ударом в левое бедро.

Некоторые поэты описывают поединок как танец. В обычном бою такое случается крайне редко. Два человека, вооруженные мечами и щитами, с яростью нападают друг на друга и молотят своим оружием по врагу, пытаясь обойти щит. Никакого танца, скорее борьба с оружием в руках.

Но поединок двух Носителей Осколков действительно мог напоминать танец. Большой меч требовал большого мастерства, а упругие Доспехи обеспечивали длинные обмены ударами. Бойцы били широкими сильными движениями. Сражение Клинком требовало плавности и грации.

— Он действительно хорош, — сказал Элокар. Адолин ударил в шлем Реси, вызвав аплодисменты зрителей. — Лучше, чем мой отец. И даже лучше тебя, дядя.

— Он очень много тренируется, — сказал Далинар. — И действительно любит это дело. Но не войну и сражения. Дуэли.

— Он может стать чемпионом, если пожелает.

Далинар знал, что Адолин этого хочет. Но всегда отказывался от схваток, которые позволили бы ему приблизиться к завоеванию титула. Далинар подозревал, что таким образом Адолин придерживается Кодекса. Чемпионаты и турниры должны происходить в редкие перерывы между войнами. Однако защищать честь семьи надо всегда.

В любом случае Адолин сражался не ради рейтинга, и поэтому остальные Носители Осколков недооценивали его. Они быстро соглашались на дуэль с ним, и иногда его вызывали даже те, кто не владел Осколками. По традиции такие светлоглазые могли взять — за большую сумму — Клинок и Доспехи короля, если, конечно, он соглашался их ссудить.

Далинар содрогнулся от мысли, что кто-то другой мог надеть его Доспехи или взять в руку Носитель Присяги. Это казалось неестественным. И, тем не менее, аренда королевских Клинка и Доспехов — или, перед тем как была восстановлена королевская власть, Клинка и Доспехов кронпринца — была давней прочной традицией. Даже Гавилар не осмелился отказаться от нее, хотя втайне не раз сожалел.

Адолин нагнулся, уходя от очередного удара, и перешел в защитную стойку. Реси оказался не готов к этому — хотя он и сумел ударить Адолина в правый полдрон, удар получился слабым и скользящим. Адолин перешел в наступление, Клинок замелькал в воздухе. Реси отступил и сосредоточился на отражении ударов, благо стойка камня позволяла.

Адолин отбил Клинок в сторону, заставив противника нарушить стойку. Реси восстановился, но Адолин повторил прием. Реси со все большим трудом принимал стойку, и Адолин начал бить, то с одной стороны, то с другой. Быстрые несильные удары, чтобы заставить противника нервничать.

И это сработало. Реси взревел и изо всех сил нанес характерный для стойки камня удар наотмашь. Адолин, перехватив Клинок правой рукой, поднял левую и принял удар на неповрежденный вэмбрейс. Тот треснул, но в это мгновение Адолин взмахнул своим Клинком и ударил Реси в уже поврежденный левый набедренник.

Раздался металлический треск, и набедренник разлетелся на куски, которые дымились и сверкали, как расплавленный металл. Реси отпрыгнул назад; его левое бедро больше ничто не защищало. Поединок закончился. Более важные дуэли иногда продолжали до двух и даже трех разбитых пластин, но это было крайне опасно.

Высшая судья встала и объявила о конце боя. Реси похромал прочь, сорвав с себя шлем и бормоча ругательства. Адолин отдал противнику честь, коснувшись тупой гранью Клинка своего лба, потом выпустил Клинок и поклонился королю. Другие часто смешивались с толпой, чтобы получить порцию похвал, но Адолин вернулся в тент.

— Действительно талантливый, — сказал Элокар.

— И такой… завидный жених, — сказал Садеас, потягивая вино.

— Да, — сказал Далинар. — Иногда я хочу, чтобы настал мир и он смог бы посвятить себя дуэлям.

Садеас вздохнул.

— Вы опять о том, чтобы бросить войну, а, Далинар?

— Я имел в виду совсем не то.

— Ты до сих пор сожалеешь, что проиграл тот спор, дядя, — сказал Элокар, поворачиваясь к ним. — И продолжаешь плясать вокруг да около, со страстью говоря о мире. Люди в лагерях называют тебя трусом.

Садеас фыркнул.

— Он не трус, Ваше Величество. Я могу это подтвердить.

— Тогда в чем дело? — спросил Элокар.

— Слухи, Ваше Величество, ни на чем не основанные, — сказал Далинар.

— Тем не менее ты не ответил на мой вопрос, — сказал Элокар. — Если бы ты принимал решение, дядя, ты бы увел нас с Разрушенных Равнин? Ты трус?

Далинар заколебался.

«Объедини их, сказал голос внутри него. Это твоя задача, я поручаю ее тебе».

Трус ли я? спросил он себя. Нохадон потребовал от него, в книге, проверить самого себя. Никогда не быть настолько уверенным или высокомерным, чтобы не искать правду.

Элокар спросил его не о видениях. И тем не менее Далинар иногда в душе называл себя трусом, по меньшей мере в вопросе отречения. Если он хочет отказаться от власти из-за того, что происходит с ним, это и означает избрать легкий путь.

Я не могу уйти, осознал он. Не имеет значения, что происходит. Я должен дойти до конца. Даже если сойду с ума. Или, — мысль, беспокоившая его все больше и больше, — даже если эти видения — настоящие, пришедшие из подозрительного источника. Я должен остаться. И разработать план, гарантирующий, что в самом худшем случае не утяну за собой весь дом Холин.

Вот такой трудный путь. Ничего ясного, все затянуто мглой. И он был готов сбежать, потому что любит ясные дороги. Принимая решение остаться кронпринцем, он, похоже, кладет важный краеугольный камень в основание самого себя.

Он не отречется. Точка.

— Далинар? — спросил Элокар. — Ты… ты хорошо себя чувствуешь?

Далинар мигнул, сообразив, что забыл о короле и Садеасе. Взгляд в никуда вряд ли улучшит его репутацию. Он повернулся к королю.

— Да. Если бы я мог командовать, я бы свернул все десять лагерей и вернулся в Алеткар.

Что бы ни говорили другие, это не трусость. Он только что победил свою трусость и знает ее в лицо. Это что-то другое.

Король выглядел ошеломленным.

— Я бы прекратил войну, — твердо сказал Далинар. — Но не потому, что я боюсь сражаться. Нет, я боюсь за Алеткар; конец боевых действий помог бы обезопасить нашу родину и гарантировать верность кронпринцев. И послал бы еще больше ученых и посланников; пускай они выясняют, почему паршенди убили Гавилара. Мы слишком быстро сдались. Быть может, убийство было заказано их негодяями или бунтовщиками.

Я бы приложил все усилия, чтобы понять их культуру, — да, она у них есть. И если дело не в бунтовщиках, я бы продолжил спрашивать, пока не понял, почему они сделали это. Я бы потребовал выкупа — возможно казни их короля, — в обмен на мир. Что же касается гемсердец, я бы поговорил со своими учеными и нашел бы лучший способ удержать эту территорию. Возможно, построив здесь город и обезопасив Ничейные Холмы, мы могли бы расширить наши границы и объявить Разрушенные Равнины своими. Я бы не оставил полностью мысль о мщении, Ваше Величество, но более тщательно обдумал ее — и заодно всю войну. Сейчас мы знаем слишком мало, чтобы действовать достаточно эффективно.

Элокар удивленно посмотрел на него. И кивнул.

— Я… Дядя, это действительно имеет смысл. Почему ты не предложил мне этого раньше?

Далинар мигнул. Несколько недель назад Элокар возмутился при одном упоминании о возможности возвращения. Что произошло?

Я недооценил мальчика, сообразил он.

— Еще недавно я не мог четко выразить свои собственные мысли, Ваше Величество.

— Ваше Величество, — вмешался Садеас, — вы же не собираетесь всерьез рассматривать…

— Последняя попытка убийства сильно встревожила меня, Садеас. Скажи мне, удалось ли тебе узнать, кто ослабил геммы в моих Доспехах?

— Еще нет, Ваше Величество.

— Они пытаются убить меня, — тихо сказал Элокар, съеживаясь в Доспехах. — Они хотят увидеть меня мертвым, как и отца. Иногда я спрашиваю себя, не охотимся ли мы здесь за десятью дураками. Убийца в белом — он был сином.

— Паршенди взяли ответственность на себя, — сказал Садеас. — Они послали его.

— Да, — ответил Элокар. — И все-таки они дикари, и ими легко манипулировать. Великолепное прикрытие — свалить все на группу паршменов. Мы воюем уже многие годы, даже не замечая настоящих негодяев, тихо работающих в наших лагерях. Они смотрят на меня. Ждут. Я вижу их лица в зеркалах. И символы, перекошенные, нечеловеческие.

Далинар поглядел на Садеаса, оба обменялись встревоженными взглядами. Быть может, паранойя Элокара прогрессирует или он всегда скрывал ее тяжесть? Он и так видел призраков в каждой тени, а теперь — после покушения на свою жизнь — получил доказательства, которые питают его страхи.

— Уход с Разрушенных Равнин — хорошая идея, — осторожно сказал Далинар. — Однако это не значит, что после него мы немедленно должны начать новую войну. Сначала нужно прийти в себя и объединить наш народ.

Элокар вздохнул.

— Сейчас охота на убийцу совершенно невозможна. Возможно, она и не нужна. Я слышал, что твои попытки сражаться вместе с Садеасом оказались успешными.

— Так оно и есть, Ваше Величество, — гордо сказал Садеас, хотя и с нотками самодовольства. — Хотя Далинар по-прежнему использует только свои медленные мосты. Иногда мою армию чуть не стирают в порошок, пока подходит его. Работа пойдет еще успешнее, если он использует мою современную тактику.

— Такой расход жизней… — возразил Далинар.

— Допустимый, — сказал Садеас. — Они рабы по большей части. Принести хоть какую-то пользу — честь для них.

Очень сомневаюсь, что они смотрят на это с такой точки зрения.

— Я бы хотел, чтобы вы хотя бы попробовали мой способ, — продолжал Садеас. — Мы и дальше собираемся работать вместе, но я опасаюсь, что паршенди опять вышлют против нас две армии. Мне не нравится мысль сражаться на два фронта до того, как вы придете.

Далинар задумался. Да, действительно трудная задача. Но отказаться от осадных мостов?

— Почему бы не пойти на компромисс? — предложил Элокар. — Дядя, пускай мостовики Садеаса помогут тебе дойти до плато во время следующей атаки. У Садеаса полно бригад, и он может ссудить тебе несколько. Он все еще может опередить тебя с небольшой армией, но и ты последуешь за ним значительно быстрее, чем раньше.

— Это все равно что использовать мои собственные бригады, — сказал Далинар.

— Не обязательно, — возразил Элокар. — Ты сам говорил, что паршенди обычно прекращают стрелять по мостовикам, как только начинается бой. Армия Садеаса начнет сражение, как обычно, и ты присоединишься к ним, когда он уже обеспечит для тебя плацдарм.

— Пожалуй, — задумчиво сказал Садеас. — Мостовики, которых вы используете, будут в безопасности, а вы окажетесь на плато в два раза быстрее.

— А что, если вы не сумеете отвлечь достаточно паршенди, — сказал Далинар, — и их лучники начнут стрелять по моим мостовикам, когда я буду пересекать последнюю расщелину?

— Тогда мы отступим, — со вздохом сказал Садеас. — И назовем это неудачным экспериментом. Но по меньшей мере попытаемся. Только так и можно преуспеть, старый друг. Все время пробовать что-то новое.

Далинар задумчиво почесал подбородок.

— Далинар, соглашайся, — сказал Элокар. — Он же принял твою идею совместной атаки. Сделай ответный шаг.

— Хорошо, — наконец сказал Далинар. — Посмотрим, что из этого получится.

— Замечательно, — сказал Элокар, вставая. — А теперь я должен поздравить твоего сына. Схватка была захватывающей!

Далинар так не считал. Противник Адолина не имел ни малейшего шанса на победу. Впрочем, это лучший вид боя. Далинар отрицал, что самые лучшие бои — равные. Лучше всего победить быстро и с огромным преимуществом.

Далинар и Садеас стояли, из уважения, пока король спускался по похожему на лестницу каменному выступу на песчаный пол арены. Потом Далинар повернулся к Садеасу.

— Я должен идти. Пришлите мне клерка с детальным описанием плато, на котором мы сможем проделать этот маневр. В следующий раз я приведу свою армию на вашу площадку для построения, и мы выступим вместе. Вы и ваша маленькая быстрая армия пойдете впереди, а мы догоним вас, когда вы будете на позиции.

Садеас кивнул.

Далинар повернулся к лестнице, ведущей наверх.

— Далинар, — окликнул его Садеас.

Далинар оглянулся. Шарф Садеаса раздувал порыв ветра, руки сложены на груди, золотая вышивка блестит.

Дата добавления: 2015-08-29