Купец оглянулся на ожидающее его семейство. Руки у него дрожали от нетерпения и страха.
– Я знаю, что вы тут ни при чем, – сказал Ваэлин купцу, отступая в сторону. – Удачного вам путешествия.
Человек уже заторопился прочь, командуя домочадцам трогаться в путь.
«Протянул несколько дней…» – повторил про себя Ваэлин, и песнь крови шевельнулась, пропев отчетливую нотку узнавания. Он испытал знакомое чувство, как будто ищет что-то на ощупь, некий ответ на многочисленные загадки своей жизни, но ответ, как всегда, нащупать не удалось. Его охватило разочарование, и песнь крови дрогнула. «Песнь – это и есть вы, – говорил Ам Лин. – И вы можете ее петь точно так же, как и слышать». Он попытался успокоить свои чувства, расслышать песнь более отчетливо, заставить ее сосредоточиться. «Песнь – это я, моя кровь, моя нужда, моя охота». Она разрослась внутри него, взревела в ушах какофонией эмоций, размытыми видениями, которые мелькали перед внутренним взором слишком стремительно, чтобы их уловить. Слова, произнесенные и непроизнесенные, сливались в неразборчивый гул голосов, ложь и правда сливались в смятенном вихре.
«Мне нужен совет Ам Лина», – думал он, пытаясь сфокусировать песнь, внести гармонию в этот нестройный гул. Песнь взмыла еще раз, потом успокоилась, превратилась в единую отчетливую ноту, и перед ним мелькнуло видение мраморной глыбы, резца, который вновь взялся за свою немыслимо стремительную работу, ведомый незримой рукой, и из камня проступило лицо, и обозначились черты… А потом все исчезло, и глыба почернела и рассыпалась под руинами дома каменотеса.
Ваэлин отошел к ближайшему крыльцу и тяжело опустился на ступеньку. Видимо, у него был всего один шанс получить весть, что таилась в камне. Эта строка окончена, нужна новая мелодия.
Глава восьмая
Его вызвали к воротам в полночь. Джанрил Норин прихромал в его комнату в доме гильдии и разбудил его.
– На равнине десятки всадников, милорд, – сообщил менестрель. – Брат Каэнис велел позвать вас.
Он быстро пристегнул меч, сел на Плюя и через несколько минут прискакал к воротам. Каэнис был уже там, расставлял по стенам дополнительных лучников. Они поднялись на верх стены, и один из нильсаэльцев графа Марвена указал на равнину.
– Почти пятьсот этих засранцев, милорд! – сказал солдат. Голос у него сделался пронзительным от тревоги.
Ваэлин успокоил его, похлопав по плечу, подошел к краю стены и посмотрел вниз, на небольшое войско всадников в доспехах. Сталь слабо отливала голубым в тусклом свете растущей луны. Во главе всадников виднелась коренастая фигура в ржавых доспехах. Фигура гневно воззрилась на них.
– Вы там эти треклятые ворота открывать вообще собираетесь? – осведомился барон Бендерс. – Мои люди голодны, а я себе задницу натер!
Избавившись от доспехов, барон оказался менее плечист, но не менее задирист.
– Тьфу! – он выплюнул вино, которое набрал в рот, на пол центрального зала дома гильдии, служившего им столовой. – Моча альпиранская. Что, милорд, кумбраэльского, что ли, не осталось, угостить почетного гостя?
– К сожалению, мы с братьями, боюсь, издержали наши запасы, барон, – ответил Ваэлин. – Приношу свои извинения.
Бендерс пожал плечами, потянулся за стоящими на столе жареными курами, оторвал ногу и вгрызся в мясо.
– Я смотрю, вам удалось сохранить большую часть города в целости и сохранности, – заметил он с набитым ртом. – Видно, местные не сильно сопротивлялись.
– Нам удалось взять город хитростью. А губернатор оказался человеком практичным. Кровопролития почти удалось избежать.
Лицо у барона помрачнело, он остановился, чтобы запить съеденное, и потянулся за новой порцией.
– Да, про Марбеллис такого не скажешь. Я думал, этот город будет гореть до скончания веков.
Тревога Ваэлина усилилась. Неожиданное появление барона обеспокоило его, и, видимо, барон привез мрачные новости.
– Что, осада выдалась нелегкой?
Бендерс фыркнул и налил себе еще вина.
– Четыре недели долбились осадными машинами, прежде чем сумели проделать толковую брешь! А они каждую ночь устраивали вылазки: высылали небольшие отряды людей с кинжалами, которые пробирались сквозь наши ряды, резали глотки и дырявили бочонки с водой. Каждая ночь, будь она проклята, превращалась в пытку! Ушедшие знают, сколько народу мы потеряли. Потом владыка битв отправил в брешь целых три полка. Обратно вернулись человек пятьдесят, и те израненные. Альпиранцы устроили в бреши ловушки: волчьи ямы, и все такое. А когда королевская стража застряла у ям, они закидали их тюками соломы, пропитанными маслом. И лучники подожгли их огненными стрелами.
Он умолк, зажмурился, содрогнулся.
– Вой был слышен за милю.
– Так город не взят?
– Взят, взят. Еще как взят. Как дешевая шлюха.
Бендерс рыгнул.
– Кровавый Цветок зализал свои раны и придумал хороший план. По правде говоря, я думаю, что та атака на брешь была грандиозным отвлекающим маневром, жертвой, предназначенной для того, чтобы убедить альпиранцев, что они имеют дело с дураком. Две ночи спустя он поставил напротив бреши четыре полка и приготовился атаковать. А в то же время отправил всю оставшуюся пехоту королевской стражи к восточной стене со штурмовыми лестницами. Он поставил на то, что альпиранцы сосредоточат все силы у бреши и оставят недостаточно людей, чтобы оборонять стены. И оказался прав. Штурм длился всю ночь, и заплатили мы дорого, но к утру город был наш – то, что от него осталось.
Бендерс умолк и вплотную занялся едой. Ваэлин предоставил ему спокойно есть и невольно уставился на вечно заржавленные доспехи барона. Впервые увидев их вблизи, он обнаружил, что те участки стали, что не тронуты ржавчиной, сверкают безупречной полировкой, а сама ржавчина выглядит как-то странно, будто восковая.
– Это же краска! – сказал он вслух.
– А? – Бендерс оглянулся на свои доспехи и хмыкнул. – Ах это! Ну да, надо же поддерживать легенды, которые о тебе ходят, верно?
– Легенды о ржавом рыцаре? – переспросил Ваэлин. – Я их, кажется, не слышал, милорд.
– Ну да, вы ведь не из ренфаэльцев!
Бендерс ухмыльнулся.
– Отец мой был человек лихой и добросердечный, но чересчур любил кости и баб, а потому оставил мне в наследство только обветшалую башню да ржавые доспехи. В них мне и пришлось облачиться, когда владыка призвал нас на войну. По счастью, батюшка успел немного научить меня владеть копьем, а потому с каждой битвой и с каждым турниром положение мое становилось прочнее. Я сделался известен как Ржавый Рыцарь, и простой народ любил меня за бедность. Эти доспехи стали моим знаменем, по ним меня находили в стычках, меня узнавали и приветствовали крестьяне, на них собирались мои люди – когда у меня появилось достаточно денег, чтобы их нанять, разумеется.
– Так это, значит, не те самые доспехи?
Бендерс от души расхохотался.
– О Вера, брат! Нет, конечно! Те уже много лет как заржавели и развалились. Да и, в любом случае, даже самые лучшие доспехи больше нескольких лет не протянут: битвы и стихии берут свое. У нас в Ренфаэле так говорят: хочешь быть богаче лорда – становись кузнецом.
Он хохотнул и налил себе еще вина.
– Зачем вы здесь, барон? – спросил у него Ваэлин. – Затем, чтобы привезти вести от владыки битв?
Барон вновь сделался серьезен.
– Да. А еще я привез себя и своих людей. Три сотни рыцарей и две сотни вооруженных вассалов и всяких там оруженосцев. Если мы вам, конечно, нужны.
– Вы и ваши люди нам весьма кстати, но разве ваша служба не понадобится владыке фьефа лорду Теросу?
Бендерс отставил вино, тяжко вздохнул и посмотрел Ваэлину прямо в глаза.
– Со службы у владыки фьефа меня уволили, брат. Не в первый раз уже, но, подозреваю, в последний. Владыка битв посоветовал мне предоставить своих людей в ваше распоряжение.
– Вы поссорились с владыкой фьефа?
– Нет, не с ним.
Барон поджал губы, и Ваэлин счел за лучшее дальше не расспрашивать.
– А что велел передать владыка битв?
Бендерс достал из-за пазухи письмо и бросил его на стол.
– Я знаю, о чем там говорится, не трудитесь читать. Вам приказано готовить город к близящейся осаде. Дозоры из Марбеллиса обнаружили большое войско альпиранцев, движущееся на север. По всей видимости, они намерены миновать Марбеллис и обрушиться всеми силами на Линеш.
Он отхлебнул еще вина, побольше, утер губы и снова рыгнул.
– Мой вам совет, брат: призывайте торговый флот и отправляйте своих людей обратно в Королевство. Против такого войска вам город не удержать.
– По меньшей мере десять когорт пехоты, еще пять конных и разные дикари из южных провинций империи. Общим счетом почти двадцать тысяч.
Бендерс говорил беспечным тоном, но все присутствующие ощущали, какая тяжесть кроется за этой легкостью. Ваэлин созвал совет командиров в доме гильдии, отдав приказ Каэнису отыскать в городском архиве самую большую и подробную карту северного альпиранского побережья.
– Я думал, их больше будет, – сказал Каэнис. – Говорят ведь, что у императора войск без счета.
– Будет и больше, брат, – заверил его Бендерс. – Это только авангард. Те немногие пленные, которых мы захватили в Марбеллисе, с радостью это подтвердили. К этому городу движется элита альпиранской армии. Самая отборная пехота и кавалерия, какую он сумел собрать, все ветераны пограничных войн с воларцами. Да и дикарей недооценивать не следует, все это прирожденные воины. Говорят, они поклоняются императору, как богу, и, хотя жизнь их проходит в стычках друг с другом из-за мелких оскорблений, они охотно забывают о своих распрях, когда император призывает их на войну. Похоже, им нравится вкус поверженных врагов.
– А осадные машины? – спросил Ваэлин.
Бендерс кивнул.
– Десять штук. И куда выше и мощнее наших. Они способны метнуть валун размером с мускусного быка на три сотни шагов.
Ваэлин окинул взглядом стол, оценивая реакцию прочих военачальников на слова барона. Граф Марвен жестко сдерживал себя, явно опасаясь выдать какие-либо чувства, которые могли бы уронить его ревниво охраняемый статус. Лорд-маршал Аль-Кордлин заметно побледнел и то и дело стискивал свою едва зажившую руку. Верхняя губа у него начинала слабо блестеть от пота. Лорд-маршал Аль-Трендиль, казалось, впал в задумчивость: он сидел, поглаживая подбородок, с отсутствующим взглядом. Ваэлин решил, что он, должно быть, прикидывает, сумеет ли он улизнуть со всем добром, что награбил в Унтеше. Один только Брен Антеш выглядел невозмутимым. Он сидел, скрестив руки, и взирал на Бендерса всего лишь со слабым интересом.
– Много ли у нас времени? – спросил у барона Каэнис.
– Брат Соллис сообщил, что они тут, – Бендерс ткнул пальцем в расстеленную на столе карту, в точку примерно в двадцати милях к юго-западу от Марбеллиса. – Это было двенадцать дней назад.
– Войско таких размеров не может покрывать больше пятнадцати миль в день, – произнес граф Марвен нарочито выдержанным тоном. – А в пустыне и меньше того.
– Значит, у нас в запасе недели две, – сказал лорд-маршал Аль-Кордлин. Голос у него слегка срывался, и он откашлялся, прежде чем продолжать. – Уйма времени, милорд.
Ваэлин, нахмурясь, посмотрел на него.
– Уйма времени? Для чего?
– Как для чего? Чтобы эвакуироваться, разумеется! – Аль-Кордлин окинул взглядом сидящих за столом, рассчитывая на поддержку. – Я знаю, что в гавани осталось недостаточно кораблей, чтобы перевезти все войско, но старшие офицеры спокойно смогут уехать. А солдаты отправятся пешим порядком в Унтеш…
– Нам приказано удерживать город, – сказал ему Ваэлин.
– Против двадцати тысяч? – Аль-Кордлин коротко, несколько истерично хохотнул. – Они более чем втрое превосходят нас численностью, и к тому же это отборные войска! Было бы безумием…
– Лорд-маршал Аль-Кордлин, я освобождаю вас от занимаемой должности, – и Ваэлин кивнул на дверь. – Покиньте помещение. Поутру вас проводят в гавань, вы сядете на корабль и отправитесь в Королевство. А до тех пор попрошу вас не покидать отведенных вам комнат. Я не хочу, чтобы солдаты заразились вашей трусостью.
Аль-Кордлин подался назад, как будто его ударили, и забормотал:
– Но это же… Ваши оскорбления безосновательны… Мой полк поручен мне самим королем…
– Ступайте вон.
Ошеломленный лорд бросил еще один взгляд на прочих военачальников, увидел лишь безразличие либо опасливую неловкость, наконец направился к двери и вышел.
– Если я услышу еще от кого-нибудь предложение эвакуироваться, ответ будет тот же, – сообщил Ваэлин совету. – Это ясно, я полагаю?
И снова устремил взгляд на карту, не обращая внимания на дружный хор, выражающий согласие. Ваэлин снова удивился тому, какие пустынные тут земли. И как только три таких больших города, как Унтеш, Линеш и Марбеллис, сумели вырасти на краю этой бесплодной пустыни? «Одни кусты да пылища, – как выразился Френтис. – Ни одного деревца не видел с тех пор, как мы тут высадились…»
– Здесь нет деревьев.
– Простите, милорд? – переспросил барон Бендерс.
Ваэлин ничего не ответил и продолжал смотреть на карту. В мыслях шевельнулось нечто: семя стратегического плана, зароненное слабым бормотанием песни крови, которое переросло в дружный хор, как только его взгляд упал на пиктограмму милях в тридцати к югу от города: пальмовая рощица вокруг озерца.
– Это что такое? – спросил он у Каэниса.
– Оазис Лехлун, брат. Единственный значительный источник воды на южном караванном пути.
– А это значит, – сказал граф Марвен, – что альпиранская армия вынуждена будет остановиться там по пути на север.
– Вы предлагаете отравить воду, милорд? – спросил лорд-маршал Аль-Трендиль. – Великолепная идея! Мы можем набросать туда трупов животных…
– Ничего подобного я делать не собираюсь, – ответил Ваэлин, предоставив песне крови развивать его замысел. «Риск велик, и цена…»
– Надо закрыть город, милорд, – сказал граф Марвен, нарушив молчание: Ваэлин осознал, что оно затянулось на несколько минут. – Идущие на юг караваны непременно сообщат врагу о нашей численности.
– С тех пор, как угроза «красной руки» миновала, люди покидали город десятками, – сказал Ваэлин. – Я буду изрядно удивлен, если командующий альпиранцев до сих пор не знает во всех подробностях о нашей численности и о наших приготовлениях. Кроме того, пусть думает, будто мы слабы: это нам на руку. Чересчур самоуверенный противник бывает склонен к беспечности.
Он в последний раз взглянул на карту и отошел от стола.
– Барон Бендерс, прошу прощения, что вновь прошу вас сесть в седло сразу после вашего прибытия, но вы с вашими рыцарями понадобитесь мне завтра утром.
Он обернулся к Каэнису:
– Брат, вели разведчикам собраться на рассвете. Я поведу их лично. В мое отсутствие городом распоряжаешься ты. Сделай все, чтобы углубить ров под стенами и удвоить его ширину.
– Вы намерены устроить засаду двадцатитысячному войску с несколькими сотнями людей? – недоверчиво переспросил граф Марвен. – И чего же вы надеетесь добиться?
Ваэлин уже направился к двери.
– Секира без лезвия – простая палка.
Вдали от моря пески северной пустыни вздымались высокими барханами, которые уходили к горизонту, точно золотое штормовое море, застывшее под безоблачным небом. Солнце пекло слишком сильно, чтобы идти в течение дня, и они были вынуждены передвигаться ночью, пережидая дневную жару в тени палаток. Рыцари ворчали, их боевые кони ржали и раздраженно топали копытами, непривычные к такой жаре.
– Ох и шумные же засранцы! – заметил Дентос на второй день.
Ваэлин взглянул на кучку рыцарей, которые бранились и толкались, сидя за игрой в кости. Неподалеку еще один рыцарь громко отчитывал оруженосца за плохо начищенную кирасу. Ваэлин был вынужден согласиться, что рыцари – не самые скрытные солдаты и что он бы с удовольствием сменял их всех на одну-единственную роту орденских братьев. Но орденских взять было негде, а ему нужна была конница.
– Это все неважно, – ответил он. – Они мне нужны всего для одной атаки.
«Правда, не могу сказать, много ли их после этого останется».
– А как же дозоры? – спросил Френтис. – Альпиранцы же не дураки, чтобы оставить свои фланги без охраны.
– До города еще далеко, и я надеюсь, что им хватит глупости именно так и поступить. Ну а если нет – что ж, нам в любом случае останется протянуть всего один день. Любой дозор, который нас обнаружит, надо заставить умолкнуть, и будем надеяться на то, что к ночи их не хватятся.
Миновало еще две ночи, прежде чем впереди показался оазис, возникший из жаркого марева меж раскаленных барханов. Ваэлин удивился, какой он просторный: он-то думал, там всего лишь прудик и несколько пальм, а нашел небольшое озеро, окруженное пышной растительностью, манящий зелено-голубой самоцвет.
– Альпиранцев не видать, брат, – сказал Френтис, остановившись вместе с разведчиками у подножия бархана, куда он поднялся, чтобы осмотреть оазис. – Похоже, мы их опередили, как ты и говорил.
– А караваны? – спросил у него Ваэлин.
– Никого на мили вокруг.
– По пути на север мы почти не встречали купцов, милорд, – заметил барон Бендерс. – Война всегда вредит торговле. Если ты, конечно, не сталью торгуешь.
Ваэлин окинул взглядом пустыню и обнаружил высокий, почти как гора, бархан в паре миль к западу.
– Вон туда, – указал он. – Встанем лагерем на западном склоне. Костров не разводить, и я был бы вам весьма признателен, барон, если бы ваши люди постарались не создавать лишнего шума.
– Я сделаю что смогу, милорд. Но это ж не крестьяне, вы ж понимаете. Их нельзя просто взять и выпороть, как ваших мужиков.
– А может, и зря, милорд, – заметил Дентос. – Не мешало бы им напомнить, что кровь у них такого же самого цвета, как и у нас, мужиков.
– Они прольют достаточно крови, когда явятся альпиранцы, брат! – огрызнулся Бендерс. Его лицо, и без того красное, побагровело еще сильнее.
– Довольно! – вмешался Ваэлин. – Брат Дентос, ступай с братом Френтисом. Привезите столько воды, сколько сумеете, и постарайтесь оставить как можно меньше следов. Я не хочу, чтобы наши враги подумали, что за последние недели здесь побывало что-то более многочисленное, чем караван с пряностями.
Миновало еще два дня, прежде чем показалась армия императора. О ее появлении возвестил высокий столб пыли, поднявшийся над горизонтом на юге. Ваэлин, Френтис и Дентос лежали на гребне высокого бархана и наблюдали, как армия движется к оазису. Первой появилась конница: сперва мелкие разъезды, потом длинные колонны, едущие по двое в ряд. Ваэлин насчитал четыре полка копейщиков, да еще столько же конных лучников. Они отличались впечатляющей дисциплинированностью и расторопностью, судя по скорости, с какой они разбили лагерь. Через час после их прихода среди пальм оазиса уже пестрели палатки и горели костры. Ваэлин одолжил у Френтиса подзорную трубу и высматривал в толпе офицеров и сержантов, обращая внимание на то, как сурово они смотрят и как быстро им повинуются. Они выставили часовых по периметру компактного, умно расположенного лагеря. «И в самом деле ветераны!» – решил Ваэлин и пожалел, что не успел проститься с Шерин перед уходом. В последнюю их встречу Ваэлин обнаружил, что взгляд ее слегка смягчился, однако ему еще многое следовало ей объяснить.
Он отвел подзорную трубу от оазиса и направил ее на второе облако пыли, которое встало на юге. Колеблющиеся, крохотные фигурки альпиранской пехоты материализовались из жаркой пустыни с пугающей отчетливостью.
Пехоте потребовалось больше часа, чтобы войти в оазис и разбить лагерь. Прикидки мастера Соллиса были весьма скромными: на самом деле там было двенадцать когорт пехоты. Таким образом, альпиранское войско достигало как минимум тридцати тысяч. Ваэлин, хоть и всего лишь на миг, призадумался, так ли уж неправ был лорд-маршал Аль-Кордлин.
– Видал, вон там? – указал Френтис, отрываясь от подзорной трубы. – Может, это их владыка битв?
Ваэлин взял трубу, посмотрел туда, куда указывал Френтис, и увидел большой шатер, раскинутый к северу от оазиса. Несколько солдат устанавливали высокое древко с красным знаменем, на котором красовались две скрещенные черные сабли. За ними наблюдал высокий человек в золотом плаще, с жестким угольно-черным лицом и волосами, припорошенными сединой. «Нелиесен Нестер Хеврен, командир десятой когорты императорской гвардии. Явился сдержать обещание».
Он увидел, как капитан развернулся и поклонился коренастому, заметно прихрамывающему человеку. На нем были старые, но вполне еще годные доспехи и кавалерийская сабля у пояса. Кожа у него была оливковая, как у жителей северных провинций, голова обрита наголо. Он некоторое время слушал Хеврена – тот, по-видимому, о чем-то ему докладывал, – потом оборвал его, махнув рукой, и, не оглядываясь, ушел к себе в шатер.
– Нет, владыка битв – тот, хромой, – сказал Ваэлин. Он обратил внимание, как устало поникли плечи Хеврена прежде, чем он распрямился и зашагал прочь. «Стыдно тебе, – решил Ваэлин. – Тебя чураются, потому что ты потерял Светоча. Интересно знать, что ты предлагал? Выслать побольше дозоров, выставить побольше стражи? Остерегаться хитроумного Убийцы Светоча? А он и слушать не стал, да?» Впервые с тех пор, как они покинули город, Ваэлин почувствовал, что на душе у него полегчало.
К тому времени, как показались осадные машины, уже близился вечер. Ваэлин питал слабую надежду, что Бендерс преувеличил сведения, принесенные Соллисом, но теперь увидел, что барон говорил сущую правду. У королевской стражи были свои осадные машины, баллисты и катапульты, способные метать валуны и зажигательные снаряды в стены и через стены, но даже самые большие и тщательно изготовленные из их машин не шли ни в какое сравнение с бросающейся в глаза мощью сооружений, которые император прислал, чтобы повергнуть стены Линеша. Они ползли в сгущающемся мраке, подобно великанам, покачивая своими рычагами, влекомые большими упряжками волов.
Машины сопровождал эскорт примерно в три тысячи человек, судя по отсутствию строя и пестрому внешнему виду, очевидно, тех дикарей, о которых говорил Бендерс. Одежды у них были самого разного цвета, от кричащих головных повязок из алого шелка, разукрашенных синими перьями, до скромных черных или синих одеяний без каких-либо украшений. Оружие и доспехи у них тоже были самые разнообразные. Ваэлин углядел несколько кирас и кольчуг, но у большинства доспехов не было, только круглые деревянные щиты, украшенные непонятными знаками. Вооружены они были в основном длинными копьями с зазубренными железными наконечниками, а также жутковатыми шипастыми палицами и дубинками, которые они носили на поясе вместе с кинжалами и короткими мечами.
Ваэлин увидел, как волы притащили машины на южный край оазиса. Погонщики выпрягли животных и повели поить, а дикари стали разбивать лагерь вокруг высоких станин.
– Многовато их, дикарей-то, брат, долго прорубаться придется, – заметил Дентос.
– Если все получится, прорубаться не придется.
Ваэлин передал подзорную трубу Френтису.
– Пошли лошадей навьючивать. Тронемся, как луна взойдет.
Плюй, разумеется, оскорбился, обнаружив, что ему назначена роль вьючной лошади. Ваэлина это совершенно не удивило. Жеребец в полной мере проявил свой дурной нрав, когда Ваэлин попытался взвалить вьюки ему на спину, и принялся сердито гарцевать, не обращая внимания на ноги хозяина. Потребовалось несколько драгоценных минут возни, угроз и соблазнения кусочками сахара, прежде чем конь, наконец, утихомирился достаточно, чтобы дать закрепить вьюки. К тому времени яркий серпик луны висел уже высоко над головой.
– Я все никак не пойму, чего ты так цепляешься за эту скотину, брат, – заметил Дентос. Его голос был слегка приглушен миткалевым платком, прикрывающим нижнюю половину лица.
– Он боевой, – ответил Ваэлин. – Ради этого синяки и ссадины можно и потерпеть.
Он окинул взглядом собравшийся отряд разведчиков: все были одеты одинаково, в легкие белые миткалевые накидки, какие носили купцы, доставляющие через пустыню в северные порты пряности и прочие товары. На всех лошадях были навьючены вьюки, набитые круглыми глиняными горшками, в каких обычно возят пряности. Только сегодня в горшках был иной груз. Ваэлин понимал, что опытный глаз им не обмануть: кони у них были слишком высокие, в одежде было заметно слишком много непривычных деталей, не говоря уже о выпирающем из-под нее оружии. Но в течение нескольких секунд в темноте они будут выглядеть достаточно убедительно. Ваэлин надеялся, что большего и не потребуется.
Он бросил взгляд на север, на извилистую черту караванного пути, ведущего сквозь барханы к оазису. При луне пустыня выглядела странно. Песок сделался серебристым. Ночи в пустыне холодные, и его можно было принять за снег. Это снова вызвало в памяти полузабытый сон: жестокую насмешку Нерсус-Силь-Нин, тело, остывающее в снегу…
– Брат! – окликнул его Френтис, развеивая задумчивость.
Ваэлин тряхнул головой, чтобы избавиться от видения, обернулся к отряду разведчиков и заговорил:
– Все вы знаете, как важно то, что мы должны совершить нынче ночью. Как управитесь, скачите в сторону Линеша и назад не оглядывайтесь. Они помчатся за нами по пятам, как голодные волки, так что не медлите ни за что.
Он повернулся лицом к северу и тряхнул поводья Плюя.
– Вперед, мерзкая кляча!
Они зажгли факелы и ровным шагом двинулись вперед, выкрикивая заученные наизусть альпиранские приветствия дикарям, охраняющим лагерь с юга. Дикари все были высокими, худощавыми людьми с остроконечными бородками и кожей, как полированное красное дерево, одетые в выкрашенные в красное ткани и свободные доспехи, изготовленные из кости. У каждого было при себе одно из тех длинных копий с зазубренным наконечником, на которые Ваэлин обратил внимание прежде, рассматривая лагерь. Часовые отнеслись к ним с подозрением, но не очень встревожились, и Ваэлин с облегчением увидел, что появление маленького, но неизвестного отряда особого внимания не привлекло. Когда они подъехали ближе к лагерю, пятеро часовых собрались и преградили им путь, выставив копья им навстречу. Но держались они не особенно угрожающе.
– Ни-рель ахн! – приветствовал их Дентос. Альпиранский давался ему лучше всех после Каэниса, хотя и нельзя сказать, что Дентос говорил на нем бегло. И, несмотря на то что Каэнис усиленно натаскивал его те несколько часов, что оставались у них до отъезда из Линеша, Дентосу вряд ли удалось бы одурачить уроженца северной империи. На их счастье, дикари были южане и местный говор знали, возможно, еще хуже них.
Один из часовых растерянно покачал головой, сказал что-то на своем родном языке своим товарищам. Те только озадаченно пожали плечами.
– Унтерах!
«Торговец!» – сказал Дентос, тыча себя в грудь, потом указал на их импровизированный караван:
– Онтериш!
«Пряности!»
Говоривший с ними дикарь обошел Дентоса, пристально окинул взглядом их отряд. Приблизился к Ваэлину, не обращая внимания на дружеский кивок, и принялся разглядывать Плюя. При виде множества шрамов, которыми были покрыты ноги и бока боевого коня, глаза у него сузились.
Один из часовых вскрикнул, и человек, стоявший напротив Ваэлина, поспешно отступил, стиснул копье и принял боевую стойку. Ваэлин успокаивающе вскинул руки и указал на запад. Дикарь рискнул оглянуться через плечо и растерянно выпрямился при виде множества факелов, которые, откуда ни возьмись, вспыхнули в пустыне. Около трех сотен капелек света мерцали во мраке, сопровождаемые нарастающим красноречивым рокотом надвигающейся конной лавы и ревом множества труб.
Дикарь обернулся к своим товарищам, открыл рот, чтобы отдать приказ – и рухнул мертвым: метательный нож Ваэлина вонзился ему в основание черепа. Воздух наполнился звоном тетив и свистом метаемых клинков: разведчики выхватили оружие и расправлялись с оставшимися часовыми.
– Туши факелы! К машинам! – рявкнул Ваэлин, пуская Плюя в галоп.
Когда они въехали в лагерь, какофония битвы уже бушевала вовсю. Громоподобное столкновение рыцарей барона Бендерса с торопливо выстроившимися дикарями вскоре сменилось привычным визгом коней и лязгом металла. Повсюду дикари хватались за оружие и мчались, чтобы вступить в бой, боевые кличи и хриплый, скрежещущий рев их собственных рогов звали их на битву. К тому времени, как отряд Ваэлина оказался среди палаток, большинство уже убежали в сторону схватки, а те немногие, кто остался и мог бы им помешать, были тут же зарублены.
Они обнаружили, что машины никто не охраняет, кроме мастеров, которые за ними ухаживали, в основном людей средних лет в кожаных рабочих куртках, у которых и оружия-то не было, не считая плотницкого инструмента. Ваэлин пожалел, что им не хватило ума разбежаться. Он убил одного, который замахнулся на него киянкой, и оставил второго, зажимающего наполовину отрубленную кисть.
– Прочь отсюда! – приказал он раненому, сунул меч в ножны и сдернул со спины Плюя вьюк с горшками. Но человек только смотрел на него, отупев от шока, пока не рухнул на песок, лишившись сознания от потери крови. Ваэлин выругался и оставил его лежать. Он развязал вьюк и принялся торопливо метать горшки в ближайшую машину. Горшки разбивались о прочные деревянные балки, заливая все вокруг прозрачным, тягучим содержимым. Ваэлин быстро опустошил один вьюк и потащил другой к соседней машине, которую уже отчасти пропитал Френтис. Френтис улыбнулся волчьей ухмылкой.
– Ну и зрелище же будет, а, брат?
– Это точно!
Ваэлин опустошил второй вьюк и посмотрел, как продвигаются дела у остальных, с удовлетворением отметив, что вокруг всех десяти машин валяются осколки множества горшков.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |