Глядя, как Дентос прихлебывает из фляжки, Ваэлин был ошеломлен тем, каким он выглядит старым. Лоб изборожден глубокими морщинами, коротко подстриженные волосы на висках припорошены ранней сединой. Годы битв и жизненных тягот состарили его, и его скорбь по сестре Гильме выглядела осязаемой. Из всех братьев ему она была ближе всего. «Когда вернемся в Королевство, попрошу аспекта дать ему должность в Доме ордена», – решил Ваэлин. Но тут же сообразил, что, вполне возможно, никто из них больше не увидит Королевства. И ему нечего было предложить Дентосу, кроме новых возможностей кровавой гибели. Он снова обратился мыслями к мраморной глыбе, ожидающей его в мастерской Ам Лина, и понял, что медлил слишком долго. Пора сделать то, зачем он был сюда послан. Если он сумеет совершить это прежде, чем прибудет альпиранское войско, быть может, они сумеют избежать очередной резни, если только он будет готов заплатить за это.
Он поднялся на ноги, тронул Дентоса за плечо на прощание.
– У меня дела…
Усталые глаза Дентоса внезапно вспыхнули, и он указал на горизонт.
– Парус! Видишь, брат? Парус!
Ваэлин прикрыл глаза от солнца, окинул взглядом море. Это была всего лишь точка, серая смазанная полоска между водой и небом. Но это, несомненно, был парус. «Красный Сокол» вернулся.
Капитан Нурин спустился по трапу первым. Его худое, обветренное лицо вытянулось от изнеможения, но в глазах у него горели торжество и алчность, которую Ваэлин так хорошо помнил по их первой встрече.
– Двадцать один день! – вскричал он. – Я и не думал, что такое возможно в эту позднюю пору, но Удонор услышал наши призывы и даровал нужные ветра. Было бы и восемнадцать, не проторчи мы так долго в Варинсхолде, и если бы не пришлось везти так много пассажиров.
– Так много пассажиров? – переспросил Ваэлин. Его взгляд был прикован к трапу, он все ждал, когда появится стройная черноволосая фигурка.
– Ровным счетом девять человек! Хотя для чего девицу, которая головой едва достает мне до плеча, надобно караулить всемером, этого мне не понять.
Ваэлин развернулся к нему, нахмурился.
– Караулить?
Нурин пожал плечами, указал на трап.
– Сами глядите!
По трапу спускался грузный мужчина с квадратным, грубым лицом. Лицо выглядело еще неприятнее оттого, что на Ваэлина и стоящих вокруг Бегущих Волков он смотрел исподлобья. Но хуже всего было то, что мужчина носил черное одеяние Четвертого ордена и меч у пояса.
– Брат Ваэлин? – осведомился он сухо и нелюбезно.
Ваэлин кивнул. Нарастающая тревога лишила его всякого желания приветствовать гостя.
– Брат-командор Илтис, – представился человек в черном. – Рота защиты Веры Четвертого ордена.
– Первый раз слышу, – сообщил Ваэлин. – Где сестра Шерин и брат Френтис?
Брат Илтис моргнул. Он явно привык, чтобы с ним обходились почтительно.
– Арестантка и брат Френтис находятся на борту. Нам с вами нужно многое обсудить, брат. Обговорить некоторые соглашения…
Ваэлин расслышал только одно слово.
– Арестантка? – Вопрос был задан тихо, но в нем отчетливо звучала угроза. Брат Илтис снова моргнул, его сурово сдвинутые брови растерянно нахмурились. – Какая еще арестантка?
Скрип досок заставил его снова обернуться к кораблю. Еще один брат Четвертого ордена, также вооруженный мечом, вел черноволосую молодую женщину за цепь, прикованную к наручникам у нее на запястьях. Шерин выглядела бледнее, чем помнил ее Ваэлин, и несколько похудела, однако ясная, открытая улыбка, озарившая ее лицо, когда их глаза встретились, осталась прежней. Еще пятеро братьев спустились на пристань следом за ней и растянулись по обе стороны причала, с холодным недоверием взирая на Ваэлина и Бегущих Волков. Последним с корабля сошел Френтис. Он прятал глаза, лицо у него вытянулось от стыда.
– Сестра!
Ваэлин шагнул к Шерин, но Илтис внезапно преградил ему путь.
– Арестованной запрещено общаться с Верными, брат.
– Прочь с дороги! – процедил Ваэлин, четко выговаривая каждое слово.
Илтис заметно побледнел, но с места не тронулся.
– У меня приказ, брат!
– В чем дело? – осведомился Ваэлин. В груди у него нарастал гнев. – Почему наша сестра закована в цепи?
За спиной у Илтиса Шерин подняла руки и грустно поморщилась.
– Простите, что снова предстаю перед вами в цепях…
– Арестованная не должна говорить, пока ей это не дозволено! – рявкнул Илтис. Он кинулся на нее, резко дернул за цепь, наручники ободрали ей руки, сестра невольно скривилась от боли. – Арестованная не должна осквернять уши Верных своими еретическими и изменническими речами!
Шерин бросила умоляющий взгляд на Ваэлина.
– Пожалуйста, не убивайте его!
Глава седьмая
Он видел, что она сердится. Лицо у нее застыло, она избегала встречаться с ним взглядом, пока они шли по дорожке, ведущей к вилле губернатора. Он нес на плече ее тяжелый сундучок со снадобьями.
– Я ж его не убил! – сказал Ваэлин, когда молчание сделалось невыносимым.
– Только потому, что вас остановил брат Френтис! – ответила она, сверкнув глазами.
Она, конечно, была права. Если бы Френтис его не остановил, он бы забил брата Илтиса насмерть там, на пристани. Прочие братья Четвертого ордена неблагоразумно потянулись за оружием, когда Илтис полетел наземь от первого удара Ваэлина, и их тут же разоружили набежавшие Волки. Им оставалось лишь беспомощно стоять и смотреть, как Ваэлин лупит и лупит кулаком в лицо заливающегося кровью Илтиса, не слушая уговоров Шерин. Остановился он, только когда Френтис оттащил его прочь.
– В чем дело?! – рявкнул он, выдираясь. – Как ты мог это допустить?!
Френтис выглядел таким несчастным и виноватым, каким Ваэлин его никогда еще не видел.
– Приказ аспекта, брат, – вполголоса ответил он.
– Прошу прощения! – Шерин, потрясая цепями, гневно воззрилась на Ваэлина. – Нельзя ли освободить меня, чтобы я могла позаботиться о нашем брате, пока он не истек кровью?
И она занялась братом-командором Илтисом, приказав принести с корабля ее сундучок. Она замазала ему ссадины мазями и бальзамами и зашила рассеченный лоб – Ваэлин ударил его головой о мостовую. Работала она молча, ее ловкие руки делали свое дело с точностью и аккуратностью, памятной Ваэлину, однако в движениях появилась резкость, говорящая о сдерживаемом гневе.
«Ей это не понравилось, – осознал Ваэлин. – Ей не нравится видеть во мне убийцу».
– Этих посадишь под замок, – сказал он Френтису, указав на братьев Четвертого ордена. – Будут буянить – выпорешь.
Френтис кивнул и замялся.
– Брат… Насчет сестры-то…
– Потом поговорим, брат.
Френтис снова кивнул и отошел распорядиться насчет арестованных.
Стоящий неподалеку капитан Нурин кашлянул.
– Что такое? – осведомился Ваэлин.
– Ваше слово, милорд! – сказал жилистый капитан. Увиденная вспышка насилия его устрашила, однако он не дал себя запугать и заставил себя встретить грозный взгляд Ваэлина. – Договор наш. При свидетелях ведь условились!
– А-а!
Ваэлин сдернул с пояса кошелек с лазуритом и бросил его Нурину:
– Потратьте деньги с умом. Сержант!
Сержант Бегущих Волков вытянулся по стойке «смирно».
– Да, милорд?
– Капитана Нурина и его команду задержать вместе с прочими моряками. Обыщите как следует корабль, чтобы убедиться, что никто не спрятался.
Сержант четко отсалютовал и зашагал прочь, отдавая приказы.
– Задержать, милорд? – Нурин нехотя оторвал взгляд от лазурита, который теперь крепко сжимал в кулаке. – Но у меня срочные дела…
– Несомненно, капитан. Однако в городе «красная рука», так что вам придется остаться с нами еще на некоторое время.
Алчность в глазах капитана тут же обернулась нескрываемым страхом, и он торопливо попятился назад.
– «Красная рука»? Здесь?!
Ваэлин отвернулся к сестре Шерин, глядя, как она обрезает ножничками шовную нить и срезает торчащие нитки.
– Да, – произнес он. – Но, думаю, теперь ненадолго.
– Я же вам говорила, – сказала Шерин, остановившись на дорожке, ведущей к губернаторской вилле, – я не допущу, чтобы из-за меня кто-то умер. И я этого не допущу, Ваэлин!
– Простите, – сказал он, изумленный ее искренностью. Он причинил ей боль, она на себе почувствовала каждый удар, нанесенный Илтису, он заставил ее увидеть в нем убийцу.
Она вздохнула, и лицо у нее немного смягчилось.
– Расскажите о «красной руке». Много ли людей умерло?
– Пока что только сестра Гильма и служанка с губернаторской виллы. Его дочь все еще жива, хотя теперь, может, уже и умерла.
– И других заболевших нет? В городе болезнь не появлялась?
Он покачал головой.
– Мы тщательно выполнили все указания сестры Гильмы.
– Тогда она, возможно, спасла город благодаря тому, что действовала так быстро.
Они подошли к воротам виллы. Один из стражников позвонил в колокольчик, чтобы вызвать губернатора. Пока они ждали, Ваэлин смотрел на темные окна виллы. После смерти сестры Гильмы усадьба приняла мрачный вид, который еще сильнее усугубляли заросшие, неухоженные сады. Ваэлин уже ожидал, что на звонок никто не выйдет, что «красная рука» наконец распространилась по дому и от него осталась лишь пустая скорлупа, которая ждет, чтобы ее предали огню. Ваэлин со стыдом поймал себя на том, что почти надеется, что все уже кончено, а в городе никаких вспышек не будет, все закончится на этом, и нет нужды посылать Шерин навстречу опасности.
– Это губернатор? – спросила она.
– Он самый.
Постыдная надежда Ваэлина развеялась: из виллы показалась дородная фигура губернатора Аруана.
– Он нас ненавидит, но очень любит дочку. Так мне и удалось заставить его сдать город.
Шерин уставилась на него:
– Вы ей угрожали? О Вера, эта война превратила вас в чудовище.
– Я бы не стал ее обижать…
– Ох, Ваэлин, лучше молчите.
Она покачала головой, зажмурилась от отвращения и отвернулась.
– Просто ничего не говорите, прошу вас.
Они стояли в ледяном молчании, ожидая губернатора. Стражники старательно не смотрели на них. Ваэлин ощущал гнев Шерин, как кинжал. Когда подошел губернатор, Ваэлин представил их друг другу и вставил ключ в тяжелый навесной замок, висящий на воротах.
– Она слабеет! – сказал Аруан, отворяя ворота. Голос у него срывался от надежды и отчаяния. – Вчера вечером она еще разговаривала, а сегодня утром…
– Тогда лучше не медлить, милорд. Вы не могли бы мне помочь?
Ваэлин поставил сундучок на землю, сестра Шерин с губернатором вместе подняли его и понесли к вилле. Она даже не попрощалась.
– Много ли времени это займет, сестра? – окликнул Ваэлин.
Она остановилась, оглянулась. На лице у нее не отражалось никаких чувств.
– На изготовление лекарства требуется несколько часов. После приема улучшение должно наступить немедленно. Приходите утром.
И отвернулась.
– Почему вы были в кандалах? – осведомился Ваэлин прежде, чем она успела уйти. – Почему под стражей?
Она не обернулась и ответила так тихо, что Ваэлин еле расслышал.
– Потому что я пыталась спасти вас…
Ваэлин отослал стражников и остался ждать. Он развел костер и сидел, кутаясь в плащ: близилась зима, и ветер с моря был холодный. Часы тянулись долго. Он обдумывал слова Шерин, тосковал оттого, что она на него гневается. «Я пыталась спасти вас…»
Когда солнце уползло к горизонту, явился Френтис, сел напротив, подбросил дров в костер. Ваэлин поднял голову, посмотрел на него, но промолчал.
– Брат-командор Илтис жить будет, – сказал Френтис нарочито небрежным тоном. – А жаль. Говорить пока не может, только стонет да охает, челюсть у него. Ну и невелика потеря: я его еще на корабле наслушался.
– Ты сказал, что аспект приказал тебе позволить с нею так обращаться, – сказал Ваэлин. – Почему?
Френтис скривился, как от боли, не желая делиться тем, что явно придется брату не по нраву.
– Сестра Шерин осуждена как изменница Королевству и отрицательница Веры.
«Шерин в Черной Твердыне…» От одной мысли об этом на Ваэлина накатило чувство вины и тревоги. «Что же ей пришлось там пережить?»
– Когда мы пристали, я пошел прямиком к аспекту Элере, – продолжал Френтис. – Как ты и приказывал. Когда она меня выслушала, мы отправились к аспекту Арлину. И ему удалось уговорить короля отпустить сестру из дворца.
– Из дворца? Так ее держали не в Черной Твердыне?
– Похоже, поначалу, когда Четвертый орден ее только схватил, ее держали там, но принцесса Лирна ее оттуда вытащила. Судя по всему, она просто взяла, заявилась туда и потребовала, чтобы сестру отпустили под ее ответственность. Тюремщик решил, что она действует по королевскому приказу, и выдал ей сестру. По слухам, аспект Аль-Тендрис вышел из себя, когда об этом узнал, но поделать ничего не смог. Но все равно сестра Шерин оставалась арестанткой, только что тюрьма была поуютнее.
– Да что же она такого натворила, что могли счесть за измену, не говоря уже об отрицании Веры?
– Она высказывалась против войны. И не раз. Она говорила об этом неоднократно, со всеми, кто готов был слушать. Говорила, что война эта основана на лжи и противна Вере. Говорила, что тебя и всех нас отправили на смерть без разумных причин. Все бы ничего, если бы такое молол кто попало, но ее хорошо знают в беднейших кварталах столицы, знают и любят, потому что она многим помогла. И когда она говорила, к ней прислушивались. Похоже, ни королю, ни Четвертому ордену не пришлось по вкусу то, что она говорила.
«Очередные ухищрения старика?» – подумал Ваэлин. Может быть, король знает о его привязанности к Шерин, и ее арест был еще одним способом оказать давление. Но нет, вряд ли. Янус ведь уже и так обеспечил себе его повиновение. Арест Шерин казался поступком, совершенным просто от страха. Уж конечно, возражения одного человека не могли бы остановить войну. Ваэлин хорошо знал, как жесток король, но публичный арест популярной в народе сестры Пятого ордена не был похож на один из тонких, вероломных ходов, к которым он был склонен. «Нет, должно быть, он предпринял что-то другое, – решил Ваэлин. – Попробовал найти способ заставить ее замолчать или купить ее послушание. Значит, у нее хватило сил противостоять ему, в отличие от меня».
– Король согласился отпустить Шерин только при условии, что ее закуют в кандалы и будут постоянно держать под стражей, – продолжал Френтис. – Кроме того, ей запрещено с кем-либо разговаривать без дозволения.
Френтис достал из-под плаща конверт и протянул его Ваэлину:
– Все подробности тут. Аспект Арлин сказал, что нам следует придерживаться…
Ваэлин взял конверт, бросил его в огонь и стал смотреть, как сургуч королевской печати пузырится и стекает в пламя.
– Судя по всему, король помиловал сестру Шерин и распорядился немедленно освободить ее из-под стражи, – сказал он Френтису тоном, не терпящим возражений. – За ее многолетнюю службу Королевству и Вере.
Френтис бросил взгляд на обуглившийся конверт и сразу же отвел глаза.
– Да, брат, конечно.
Он нервно заерзал, явно не решаясь сообщить что-то еще.
– Ну, в чем дело, брат? – устало спросил Ваэлин.
– Одна девушка пришла на пристань, когда мы уже готовились к отплытию. И попросила передать тебе вот это.
Его рука снова появилась из-под плаща с маленьким свертком, завернутым в простую бумагу.
– Хорошенькая такая. Я даже пожалел было, что вступил в орден.
Ваэлин взял сверток, открыл и увидел две тонкие дощечки, связанные голубой шелковой ленточкой. А внутри лежал одинокий зимоцвет, придавленный к белой карточке.
– Она больше ничего не сказала?
– Просила только передать тебе ее благодарность. А за что, не говорила.
Ваэлин с удивлением обнаружил, что улыбается.
– Спасибо, брат.
Он снова завязал ленточку и сунул дощечки в карман.
– Слушай, ты поесть не захватил, часом? А то я тут с голоду помираю.
Френтис сбегал вниз и через полчаса вернулся с Каэнисом, Баркусом и Дентосом. Они притащили еду и спальники.
– Я уж сколько недель не ночевал под звездами! – заметил Каэнис. – Соскучился.
– А то! – протянул Баркус, разворачивая спальник. – Моя задница уж так стосковалась по радостям жесткой земли и внезапного дождя!
– Вам что, делать нечего? – поинтересовался Ваэлин.
– А мы решили уклониться от обязанностей, милорд, – ответил Дентос, сделав ударение на слове «милорд». – Что, выпороть нас велите?
– А это смотря что вы мне пожрать принесли.
Они зажарили над костром козий окорок, разделили между собой хлеб и финики. Дентос откупорил бутылку кумбраэльского красного и пустил ее по кругу.
– Последняя, – скорбно сообщил он. – Я перед отъездом велел сержанту Галлису уложить двадцать бутылок.
– Похоже, на войне люди пьют больше обычного, – заметил Каэнис.
– С чего бы это, ума не приложу! – буркнул Баркус.
Некоторое время они чувствовали себя как много лет назад, когда мастер Хутрил, бывало, уводил их в лес и они ночевали под открытым небом, перекидываясь шутками и рассказывая истории у костра. Только теперь их стало меньше да шутки сделались невеселые. Даже Френтис, по-своему самая бесхитростная душа из них всех, и тот сделался склонен к цинизму. Он потчевал их рассказами о том, что тюрьмы нынче снова опустели, потому что король попытался набрать новые полки королевской стражи.
– Новые головорезы скоро останутся без головы.
– Ну и поделом им, – сказал Каэнис. – Тех, кто нарушил королевский мир, надлежит принуждать расплачиваться за это. И чем, как не военной службой? Должен заметить, из бывших разбойников выходят превосходные солдаты.
– Никаких иллюзий, – согласился Баркус. – Никаких надежд. Когда твоя жизнь – сплошные трудности, солдатское житье не так уж и плохо.
– Спроси-ка у тех бедолаг, что мы оставили на Кровавом холме, по душе ли им солдатское житье, – сказал Дентос.
Баркус пожал плечами:
– Солдатская жизнь часто подразумевает солдатскую смерть. Им-то хоть платят, а нам?
– А мы служим Вере, – вмешался Френтис. – Мне этого довольно.
– А, но ты-то пока молод душой и телом. А вот погоди-ка еще годик-другой, и сам потянешься за «братним другом», чтобы избавиться от этих гадких вопросов, как и все остальные.
Баркус опрокинул бутылку себе в рот и разочарованно скривился, когда оттуда выкатилось всего несколько капель вина.
– О Вера, зачем я не пьян? – проворчал он, швыряя бутылку в темноту.
– Так ты все же в это веришь? – продолжал Френтис. – В то, ради чего мы сражаемся?
– Мы сражаемся ради того, чтобы король мог удвоить свои доходы от налогов, о невинный отрок.
Баркус вытянул из-под плаща фляжку «братнего друга» и сделал большой глоток.
– Во-от, так-то лучше!
– Но так же не может быть! – возмутился Френтис. – В смысле, я знаю, что все эти байки насчет того, что альпиранцы будто бы детей крадут, – чушь собачья, но ведь мы же несем им Веру, правда? Мы нужны этим людям. Потому аспект и отправил нас сюда.
Он перевел взгляд на Ваэлина.
– Правда же?
– Ну конечно, правда! – ответил ему Каэнис со своей привычной убежденностью. – Наш брат просто видит самые низменные побуждения в самых чистых деяниях.
– Чистых?! – Баркус заливисто, от души расхохотался. – Что ты называешь чистым? Сколько трупов осталось валяться в пустыне по нашей милости? Скольких мы оставили вдовами, сиротами и калеками? А как насчет этого города? Думаешь, «красная рука» появилась здесь после того, как мы его взяли, просто по совпадению?
– Если бы мы принесли ее с собой, мы бы и сами заболели! – огрызнулся Каэнис. – Ты, брат, иной раз такую ерунду городишь!
Они продолжали грызться, а Ваэлин оглянулся на виллу. В одном из окон верхнего этажа горел тусклый огонек, смутные тени ходили за шторами. Шерин работает, скорее всего. Ваэлин ощутил внезапный приступ озабоченности, остро чувствуя ее уязвимость. Ведь если лекарство не подействует, она останется беззащитной перед «красной рукой», как сестра Гильма. Возможно, он отправил ее на смерть… и она так сердилась!
Он встал и подошел к воротам, не сводя глаз с желтого прямоугольника окна. В груди накипали беспомощность и чувство вины. Ваэлин обнаружил, что уже поворачивает ключ в замке. «Если подействует, это не опасно, а если нет, я не смогу жить, когда она умрет…»
– Брат?..
Каэнис. В его голосе звучало настойчивое предостережение.
– Мне надо…
И тут песнь крови взревела, взвыла у него в мозгу. Он рухнул на колени, ухватился за ворота, чтобы не упасть, почувствовал, как сильные руки Баркуса подхватили его.
– Ваэлин? Что, снова тот же самый приступ?
Невзирая на боль, пульсирующую в голове, Ваэлин обнаружил, что может стоять без посторонней помощи, и привкуса крови во рту не было. Он протер нос, глаза – они были сухие. «Нет, не тот же самый, но это песнь Ам Лина». Его настигло тошнотворное осознание происходящего, он вырвался из рук Баркуса, окинул взглядом темную массу города и сразу нашел его – яркий маячок, полыхающий над ремесленным кварталом. Горела мастерская Ам Лина.
Когда они прибежали, пламя вздымалось высоко в небо, крыша мастерской провалилась, почерневшие балки корчились в огне. Жар был так силен, что к двери нельзя было подойти ближе десяти ярдов. Горожане, выстроившись цепью, передавали ведра из ближайшего колодца, хотя вода, которую выплескивали в раскаленное горнило, помогала мало. Ваэлин метался в толпе.
– Где каменотес? – лихорадочно расспрашивал он. – Внутри остался?
Люди шарахались от него, на всех лицах были страх и враждебность. Ваэлин велел Каэнису узнать, где каменотес, и несколько рук указали на кучку людей поблизости. Ам Лин лежал на мостовой, голова его покоилась на коленях жены, жена плакала. На лице и руках багровели ожоги. Ваэлин опустился рядом на колени, бережно коснулся груди, чтобы удостовериться, что мастер еще дышит.
– Убирайся! – женщина отмахнулась, угодив ему по челюсти, и оттолкнула его руку. – Оставь его!
Лицо у нее было черным от сажи и бледным от горя и ярости.
– Это все ты виноват! Ты виноват, Убийца Светоча!
Ам Лин закашлялся, задергался, хватая воздух ртом, веки у него дрогнули, и глаза открылись.
– Нура-лах! – всхлипнула жена, притянув его к себе. – Эрха не алмаш…
– Безымянных благодари, а не богов, – прохрипел Ам Лин. Он отыскал глазами Ваэлина, поманил его к себе и шепнул на ухо: – Брат, мой волк…
Он моргнул и потерял сознание. Ваэлин вздохнул с облегчением, видя, что грудь у него вздымается.
– Отнесите его в дом гильдии, – велел он Дентосу. – И найдите целителя.
Ам Лина понесли прочь. Жена шла рядом, цепляясь за его руку. Подошел Каэнис.
– Нашли человека, который это сделал, – сказал он, указав на другую кучку людей. Ваэлин подбежал, протолкался через оцепление и обнаружил на мостовой избитый труп. Он пинком перевернул тело на спину, увидел опухшее, совершенно незнакомое лицо. Альпиранец.
– Кто это? – спросил Ваэлин, обводя взглядом толпу. Каэнис перевел. Немного погодя смуглолицый мужчина выступил вперед и произнес несколько слов, опасливо поглядывая на Ваэлина.
– Каменотес – человек уважаемый, – перевел Каэнис. – Его труд считается священным. Этому человеку не стоило ждать снисхождения.
– Я спрашивал, кто он! – проскрежетал Ваэлин.
Каэнис передал его вопрос смуглолицему на своем неуверенном, но правильном альпиранском. Тот только головой покачал. Стали расспрашивать толпу – сведения оказались скудные.
– Его имени, похоже, никто не знает, но он был слугой в одном из богатых домов. Несколько недель назад, когда они пытались вырваться из города, его ударили по голове, и с тех пор он был не в себе.
– Известно ли, почему он это сделал?
Все заговорили в один голос.
– Его нашли стоящим на улице с пылающим факелом в руке, – перевел Каэнис. – Он кричал, что каменотес – изменник. Похоже, из-за того, что каменотес сдружился с тобой, пошли дурные сплетни. Но такого никто не ожидал.
Ваэлин все пристальнее вглядывался в толпу, побуждаемый песнью крови. «Угроза не миновала. К этому приложил руку кто-то из присутствующих».
Грохот рушащейся кладки заставил его обернуться в сторону мастерской. Огонь пожрал балки, и стены рухнули. Теперь сделались видны многочисленные статуи, оставшиеся внутри: боги, герои, императоры, безмятежные и недвижные среди пламени. Ропот толпы смолк, сменившись благоговейным молчанием. Некоторые принялись молиться вполголоса.
«Его нет, – понял Ваэлин. Он подошел ближе, вглядываясь сквозь пламя, и на лбу у него выступил пот. – Волк пропал».
Поутру он отправился на пожарище и принялся искать, просеивая пепел сквозь пальцы под бесстрастными взорами закопченных, но не особенно пострадавших мраморных богов. Миновало несколько часов, прежде чем пламя улеглось, невзирая на бесчисленное количество ведер воды, вылитых в огонь горожанами и согнанными солдатами. В конце концов, когда сделалось ясно, что соседним домам ничто не угрожает, Ваэлин махнул рукой и велел оставить догорать. Когда рассвет озарил город, Ваэлин принялся искать мраморную глыбу с хранящейся в ней тайной, но нашел только пепел и несколько обломков мрамора, которые могли быть чем угодно. Песнь крови звучала непрерывным погребальным звоном в основании черепа. «Впустую, – подумал Ваэлин. – Все это было впустую…»
– Вы выглядите усталым.
Шерин стояла неподалеку, кутаясь в серый плащ, бледная. Из обугленных руин все еще поднимались струйки дыма. Лицо у нее по-прежнему выглядело настороженным, но гнева Ваэлин не увидел, только усталость.
– Вы тоже, сестра.
– Лекарство подействовало. Через несколько дней девочка полностью оправится. Я решила, что стоит дать вам знать.
– Спасибо.
Она чуть заметно кивнула.
– Однако это еще не все. Нужно следить, не появятся ли новые случаи. Но теперь я уверена, что эпидемию удастся предотвратить. Еще неделя, и город можно будет открывать.
Она окинула взглядом развалины, потом как будто впервые заметила статуи. Ее взгляд остановился на массивных фигурах человека и льва, сплетшихся в схватке.
– Мартуал, бог мужества, – сказал ей Ваэлин. – Борется с Безымянным, огромным львом, опустошавшим южные равнины.
Она протянула руку, погладила небывало мускулистое предплечье бога.
– Красиво…
– Да. Я знаю, вы устали, сестра, но я был бы вам благодарен, если бы вы согласились взглянуть на человека, который это изготовил. Он сильно обгорел на пожаре.
– Конечно! Где он сейчас?
– В доме гильдии, у порта. Я распорядился приготовить там для вас комнаты. Я вас провожу.
– Да я и сама найду!
Она повернулась, чтобы уйти, потом остановилась.
– Губернатор Аруан рассказал мне о той ночи, когда вы взяли город и как вы добились его сотрудничества. Я считаю, что была неоправданно резка с вами.
Она посмотрела ему в глаза, и он ощутил знакомую боль в груди, но на этот раз боль его грела. Она развеяла погребальное гудение песни крови и заставила его улыбнуться, хотя, видят Ушедшие, улыбаться ему было особо не из-за чего.
– Вы отпущены на свободу по приказу короля, – сказал он. – Брат Френтис привез королевское распоряжение.
– В самом деле? – она вскинула бровь. – Можно взглянуть?
– Увы, оно пропало.
Ваэлин указал на дымящиеся руины вокруг, словно в качестве объяснения.
– Обычно вам подобная неловкость несвойственна, Ваэлин.
– О нет, я часто бываю неловок в поступках и в словах.
Лицо Шерин озарилось короткой ответной улыбкой. Потом она отвернулась.
– Пойду осмотрю этого вашего друга-художника.
Семь дней спустя ворота распахнулись. Ваэлин приказал также выпустить моряков, но только по одной команде за раз. Неудивительно, что большинство предпочли отплыть с первым же отливом, и «Красный Сокол» – одним из первых. Капитан Нурин лихорадочно погонял свою команду, как будто боялся, что Ваэлин передумает и в последнюю минуту отберет лазурит.
Некоторые горожане побогаче тоже предпочли уехать: унять страх перед «красной рукой» было не так просто. Ваэлину удалось перехватить бывшего хозяина человека, который поджег мастерскую Ам Лина: богато одетого, хотя и несколько пообносившегося торговца пряностями. Он томился под стражей у восточных ворот, пока Ваэлин не пришел его допросить. Его семейство с оставшимися слугами ожидало неподалеку, с лошадьми, навьюченными разнообразными ценностями.
– Насколько я знаю, его звали Плотником, – сообщил купец. – Не могу же я знать по имени всех слуг в своем доме! На то у меня специальные люди есть.
Языком Королевства купец владел безупречно, но Ваэлину не понравился его надменный тон. Однако купец явно так его боялся, что Ваэлин сдержался и не отвесил ему бодрящую оплеуху.
– Жена у него была? – спросил он. – Родные?
Купец пожал плечами:
– По-моему, нет. Кажется, он все свое свободное время проводил, вырезая из дерева изображения богов.
– Я слышал, что он пострадал, его по голове ударили.
– Большинство из нас пострадали в ту ночь.
Купец засучил шелковый рукав и продемонстрировал шов на предплечье.
– Ваши люди весьма вольно размахивали своими дубинками.
– Так плотник, значит, пострадал, – напомнил Ваэлин.
– По голове его ударили, и, похоже, сильно. Мои люди отнесли его домой, он был без сознания. По правде говоря, мы считали его мертвым, однако он протянул несколько дней, еле дыша. А потом взял и очнулся, и как будто ничего и не случилось. Мои слуги сочли это делом рук богов в награду за все его поделки. А на следующее утро он ушел. И так ни слова и не сказал с тех пор, как очнулся.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |