Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

У Сары Лунд сегодня последний день ее службы. Завтра она оставляет пост инспектора отдела убийств полицейского управления Копенгагена, переезжает в Швецию и начинает новую, гражданскую жизнь. Но 14 страница



 

Что он там делает?

 

Курит. Прикладывается к бутылке с пивом. Плачет.

 

— Он там разбирает бумаги, — сказала она.

 

Он не разбирал бумаги.

 

Бирк-Ларсен неподвижно сидел в темной конторе. Открылась дверь. Вошел Вагн Скербек, зажег тусклый светильник у доски для объявлений. С ключами в руке подошел к стене, нашел нужный крючок, повесил на место свою связку. Он любил, чтобы все было на своих местах.

 

Он не видел человека в черной куртке, который, сгорбившись, сидел за столом с сигаретой в одной руке и бутылкой пива в другой, не замечал до тех пор, пока Бирк-Ларсен не буркнул что-то нечленораздельное.

 

— Черт! Ты напугал меня.

 

Бирк-Ларсен не шевельнулся.

 

— Тайс, что с тобой?

 

Скербек включил верхний свет, подошел к Бирк-Ларсену, посмотрел на него:

 

— Я приведу Пернилле…

 

Сильная рука остановила его.

 

Красные глаза Бирк-Ларсена блестели от слез. Он был пьян.

 

— Неделю назад у меня была дочь. Она вышла отсюда и ушла на вечеринку.

 

— Тайс…

 

— Сегодня я снова ее увидел. — Глаза под черной шапкой закрылись, из-под сжатых век поползли слезы. — На самом деле это была не она. Это было что-то… что-то…

 

— Я приведу Пернилле. Только ты больше не пей.

 

— Нет!

 

Сказано это было громко и яростно. Вагн Скербек знал, что такому голосу не перечат.

 

— Тайс, тут такое дело. У меня есть один приятель, Янник. Он кое-что слышал.

 

Скербек колебался, рассказывать ли дальше, понимает ли его Бирк-Ларсен.

 

— Что он слышал?

 

— Да может, это ничего и не значит.

 

Бирк-Ларсен молча ждал.

 

— Жена Янника работает в той же гимназии. Он говорит, что полицейские снова приходили. — Скербек теребил худыми пальцами дешевую серебряную цепь на шее. — Допрашивали сотрудников. Всех учителей Нанны.

 

Вспыхнула очередная сигарета. Снова забулькало пиво в бутылке. Бирк-Ларсен смотрел на Скербека, ожидая продолжения.

 

— Может, она знает больше, чем он мне сказал. — Скербек облизал пересохшие губы. — Полиция ни черта не делает. А иначе разве мы с тобой…

 

— Не говори об этом, — рявкнул Бирк-Ларсен. — Это все в прошлом.

 

— Так ты хочешь, чтобы я поговорил с женой Янника?

 

Бирк-Ларсен сидел на жестком стуле и смотрел в пустоту перед собой.

 

— Тайс…

 

— Поговори.

 

Выборы строятся на идеях. А еще на стиле, кумирах и торговых марках. Вот почему Троэльс Хартманн этим вечером натянул кроссовки и прямо в деловом костюме направился в спортивный зал. Риэ Скоугор, как всегда, шагала рядом.



 

Баскетбол был молодым видом спорта. Хартманн был молодым кандидатом в мэры. Прекрасное сочетание для удачных фотографий, а также возможность обменяться рукопожатиями с будущими избирателями.

 

— Фредериксхольмская гимназия — образцовая, — говорила Скоугор. — На учителей нет никакого компромата. Я проверила все, что у нас есть, до последнего листка. Теперь можно передать дела Лунд. Мы чисты.

 

Запах пота, звук мяча, отскакивающего от дерева.

 

— Сейчас мы сделаем несколько снимков. Потом пообщаемся с ролевыми моделями и участниками программы интеграции. И так у нас будут охвачены молодость, спорт и сообщество. Три цели одним ударом.

 

Хартманн снял пиджак, выправил рубашку из брюк, закатал рукава.

 

— Когда гражданские служащие уходят домой с работы?

 

— Сосредоточься на игре. Эти люди очень важны для нас.

 

Они вошли в зал. По полю быстро и шумно двигались игроки всех оттенков кожи.

 

— Мортен заметил, что два каких-то чиновника засиживались допоздна. Зачем им это?

 

— Я не знаю!

 

— Он считает, что нам нужно остерегаться их.

 

— Мортену платят за то, чтобы он управлял твоей избирательной кампанией. А не за советы, взятые с потолка.

 

— Что, если у Бремера есть среди нас осведомители? И они сливают ему всю информацию? Мою почту, например? Или содержание моего ежедневника?

 

— Оставь эту проблему мне. Ты кандидат, публичное лицо. Остальное — мои заботы.

 

Хартманн не двигался с места.

 

— Я из кожи вон лезла, чтобы устроить тебе это мероприятие, — давила на него Скоугор. — Вся мало-мальски достойная пресса здесь. Сделай же над собой усилие, улыбнись!

 

Выход на поле. Крепкие рукопожатия. Обмен дружескими приветствиями. Хартманн поговорил с каждым из них, с китайцами и иранцами, сирийцами и иракцами. Все они теперь стали датчанами и работали на его программу интеграции. Неоплачиваемые добровольные лидеры программы, подающие пример для подражания своим сородичам на датской земле, получившие в проекте звание ролевых моделей.

 

Две команды готовы к бою; в одной оставлено место для него.

 

Хартманн завязал шнурки на кроссовках, посмотрел на противников и задорно крикнул:

 

— Ну берегитесь, сейчас мы вас размажем!

 

На десять драгоценных минут исчезло все, кроме игры. Он просто носился по полированным доскам пола, ловил и бросал мяч. Физическая активность, никаких мыслей, никаких стратегий, никаких планов. Даже вспышки фотокамер его не отвлекали. Городской совет, Либеральная партия, Поуль Бремер, Кирстен Эллер и даже Риэ Скоугор — он забыл обо всех.

 

Вне игры. Потом мяч пришел к нему. Хартманн разбежался, нырнул, подскочил, бросил. И проследил взглядом, как мяч описал в воздухе медленную дугу, опустился к корзине и — провалился в кольцо.

 

Рев вокруг него. Он поднял сжатый кулак в воздух — чистые эмоции, в голове ни единой рациональной мысли.

 

Заполыхали молнии фотовспышек. С улыбкой он приветствовал свою команду, не глядя обнял кого-то, кого-то хлопнул по плечу.

 

И вот объектив камеры поймал двоих, они счастливо улыбаются и приветственно жмут друг другу руки. Один из них, в синей рубашке, Хартманн, торжествующий победу, а второй — школьный учитель Рама.

 

«Она идет по коридору и находит нужный номер. Она собирается постучать. Ее одолевают сомнения: правильно ли она поступает. Следовало ли ей приходить? С ним все было по-другому. Совсем не так, как дома. Пропахший бензином гараж, где она играла в детстве; ее комната и все ее вещи. Слишком много вещей, потому что она не может выбросить ни одну из них. Кухня, где она провела несчетные часы с мамой, папой и двумя братишками, где они отмечали дни рождения, Рождество и Пасху. Дома она навсегда останется ребенком. Но здесь… в гостиничном коридоре… она — женщина. Она стучит в дверь. Он открывает».

 

Закинув ноги на стол в своем кабинете, Лунд читала сочинение Нанны. Вошел Майер, еле удерживая в руках контейнеры с едой.

 

— Вам же будет лучше, если там есть хот-дог и для меня.

 

— Нет. Кебаб.

 

— Что за кебаб?

 

Майер заморгал:

 

— Обычный кебаб. Мясной, Лунд.

 

Он поставил перед ней на стол белый пластиковый контейнер, рядом пару баночек с соусом.

 

— Ни имени, — сказала она, — ни описания. Просто таинственный мужчина, с которым она встречается в разных гостиницах.

 

Они откинули крышки с контейнеров.

 

— Все, что у нас есть, — продолжала она, — это пара сапог, старое сочинение и учительские сплетни.

 

— Это не сплетни. — Он раскрыл блокнот. — Я поговорил с ректором Кох. Рама, а точнее, Рахман аль-Кемаль действительно был замешан в некрасивой истории несколько лет назад. Одна из старшеклассниц заявила, что Рама щупал ее.

 

— Что дальше?

 

— Она забрала свои слова назад. Кох считает, что девчонка влюбилась в него и отомстила, как смогла, когда он не ответил ей взаимностью.

 

Лунд вылила весь соус на свой кебаб, откусила мясо. Майер наблюдал за ней в ужасе.

 

— Вы бы поосторожней с этим.

 

— Мой желудок в полном порядке. Если это был действительно он, зачем он тогда рассказал нам о сочинении?

 

— Потому что рано или поздно мы и сами бы о нем узнали. Давайте-ка поговорим с ним. Он сказал, будто был дома с женой. Это можно проверить.

 

Лунд перелистывала личные дела учителей.

 

— Этот инцидент должен быть упомянут…

 

— Разумеется, — согласился он.

 

Она снова и снова перекладывала папки.

 

— Не тратьте понапрасну время, Лунд. Его дела нам не передали. Люди Хартманна прислали досье на всех учителей. Кроме Кемаля.

 

Она обдумывала это.

 

— А мы ведь запрашивали все? — спросил Майер.

 

— Конечно все.

 

Лунд доела кебаб и накинула на плечи куртку:

 

— Ну?

 

Уже на подходе к дому Рамы в Эстербро она позвонила домой, ответил Марк. Шагая по булыжной мостовой, она поговорила с ним; Майер, идущий рядом, прислушивался и не скрывал этого.

 

Марк собирался к другу на день рождения. Лунд отдала короткие указания: после вечеринки сразу домой, в случае чего звонить ей.

 

— Завтра мы улетаем, — сказала она, — вечером. Я закажу билеты. — Она посмотрела на телефон. — Марк? Марк? — И бросила телефон в сумку.

 

— Сколько вашему парню? — спросил Майер.

 

— Двенадцать.

 

— Хотите совет?

 

— Не очень.

 

— Вы должны слушать его. В таком возрасте с мальчишками много чего происходит: девочки и все такое. У него в голове… — Майер говорил сейчас совсем не в своей обычной манере. — Это сложный этап. Ему нужно помочь. Прислушайтесь к тому, что он говорит.

 

Лунд шла вперед, стараясь не рассердиться.

 

— Он говорит, что я интересуюсь только трупами. Какой у него дом, номер четыре?

 

Они нашли нужный адрес, позвонили.

 

Дверь им открыла светловолосая женщина на большом сроке беременности, очень усталая, и впустила их в квартиру без возражений.

 

Рамы дома не было. Она сказала, что у него какое-то мероприятие в местном молодежном клубе.

 

— Вы работаете в той же гимназии, что и муж? — спросил Майер.

 

Это была хорошая современная квартира, только отделана всего лишь наполовину: голые стены, голые полы. Едва обжитая.

 

— Да. Но сейчас перешла на полставки. Ребенок…

 

Пока Майер задавал вопросы, Лунд бродила по комнате и все рассматривала. Такое разделение сложилось само собой, даже не пришлось ни о чем договариваться, и устраивало их обоих.

 

— Вы знали Нанну Бирк-Ларсен? — спросил он.

 

Малейшее колебание.

 

— Я не преподаю в ее классе.

 

Банки с краской, рулоны коврового покрытия в ожидании, когда их развернут. Никаких фотографий, ничего интимного, личного.

 

— Вы ходили на вечеринку в пятницу?

 

— Нет. Я быстро устаю.

 

Лунд не нашла ничего интересного, снова подошла к Майеру и жене Рамы.

 

— Значит, вы остались дома? — продолжал он.

 

— Да. То есть не совсем дома.

 

И замолчала, никак не поясняя свои слова.

 

Майер сделал глубокий вдох и сказал:

 

— Так вы были не дома?

 

— У нас есть небольшой коттедж за городом, возле Драгёра. Мы с мужем провели там все выходные.

 

Драгёр. Это рядом с Каструпом. До места, где была найдена Нанна, на машине ехать минут десять, от силы пятнадцать.

 

— Здесь мы не могли оставаться, у нас должны были циклевать полы, — добавила жена Рамы.

 

— Понятно, — кивнул Майер.

 

Когда Майеру становилось любопытно, его уши как будто увеличивались в размере. Во всяком случае, Лунд так казалось.

 

— Значит, вы оба были там?

 

— Рама зашел за мной в половине девятого, и мы уехали.

 

— Хочу убедиться, что правильно понял вас…

 

«Точно увеличиваются», — удивилась Лунд.

 

— …вы и ваш муж провели выходные в вашем загородном доме?

 

— Да. Почему вы спрашиваете?

 

— Просто собираем информацию. Мы надеялись узнать что-нибудь про вечеринку в гимназии.

 

— Извините, я ничего не знаю.

 

Лунд отошла к окну. Почувствовала что-то под ногой, посмотрела вниз. Рядом с нераспакованным рулоном коврового покрытия блеснула изогнутая петлей черная полоска.

 

Она нагнулась к полу, подняла. Пластиковый хомутик. В мозгу тут же вспыхнула картина: Нанна в багажнике машины, со стянутыми лодыжками и запястьями. Стянутыми чем-то вроде этого.

 

Майер говорил, что их используют садоводы, строители, да и просто в хозяйстве полезная вещь…

 

Лунд достала пакет для улик и сунула туда свою находку.

 

— Вы хотите еще раз поговорить с Рамой? — спросила женщина.

 

— Наверное, в другой раз, — сказал Майер, пряча блокнот в карман.

 

Лунд подошла к ним и спросила:

 

— Можно воспользоваться вашим туалетом?

 

— Да, туалет вон там. Я покажу вам…

 

— Не нужно, я сама.

 

— Это ваш первый ребенок? — спросил Майер.

 

— Да.

 

Лунд шла по коридору, краем уха прислушиваясь к беседе.

 

— Девочка.

 

Голос Майера зазвучал восторженно:

 

— Девочка! Это замечательно. И вы уже знаете. Вы хотели заранее узнать? Лично я предпочитаю сюрпризы…

 

Повсюду полиэтилен, прикрывающий материалы. Пустая вешалка с крючками. Картина.

 

— Могу поделиться опытом, если хотите, — бодро продолжал Майер. — Первые несколько месяцев… Не берите всю работу на себя, пусть он помогает…

 

Лунд услышала, как женщина рассмеялась:

 

— Вы не знаете моего мужа. Он будет помогать. Мне не придется просить…

 

Лунд беззвучно прокралась в спальню: одежда… фотографии… На одной молодой Рама с голой грудью улыбается среди группы пловцов, позади военная символика — должно быть, армейский бассейн. Симпатичный мужчина. Крепкий, мускулистый. Рядом календарь, школьное расписание…

 

Лунд заглянула в совмещенный санузел: новая раковина, новый унитаз, голые стены. Дальше виднелась еще одна комната, с надписью на двери: «Детская». Там было темно, только с улицы пробивался свет фонаря. Едва можно было разглядеть сложенные в углу вещи. Пока в детской были только игрушки для взрослых мужчин: воздушный змей, надувная лодка.

 

У окна пара высоких мужских ботинок. Она подняла их, осмотрела подошву, поскребла пальцем — засохшая грязь. Опять мысли о канале среди болот, о лесе. О том, что Драгёр совсем рядом.

 

На перевернутой пустой коробке она заметила бутылку. Белая этикетка, коричневое стекло. Лунд подержала ее в руке, запомнила марку.

 

Сердитый голос у нее за спиной произнес:

 

— Вы прошли туалет.

 

— Спасибо, — сказала Лунд, поставила бутылку на место и направилась прямо к выходу.

 

Пакет с пластиковым хомутом уже лежал в сумке. Вместе с Майером она вышла на улицу.

 

К Хартманну пришла ректор Кох. Они разговаривали в кабинете, Риэ Скоугор и Мортен слушали.

 

— Подозревают одного из наших учителей, — говорила директриса. — Скажите мне, что делать в такой ситуации!

 

— Что именно произошло? — спросил Хартманн.

 

— Мне только что звонили. Задавали вопросы. По-моему, они узнали…

 

— Что узнали? Мы договорились с полицией: сначала они должны говорить с нами.

 

— Кажется, им стало известно кое-что… — Она замялась. — Мне бы очень не хотелось навредить… В связи с этим несчастьем гимназия и так выглядит не лучшим образом. Может, отстранить этого учителя от работы?

 

— Полиция допрашивала кого-то?

 

— Еще нет, но их интересует конкретный учитель. Уже давно с ним произошел один неприятный инцидент.

 

— Что за инцидент? — спросила Скоугор. — Я проверила личные дела всех учителей. Там ничего не было.

 

— Все закончилось ничем. Не было доказательств… Но как же вы не видели? — настаивала Кох. — Я сама писала отчет. Все выдумки этой глупой девчонки. Учитель не виновен, я убеждена в этом. Полиция обратила на него внимание только потому, что он был классным руководителем Нанны.

 

— То есть дело только в этом давнем случае? — уточнил Хартманн.

 

— Никаких других причин быть не может!

 

Кох обвела взглядом Хартманна и его помощников.

 

— Я описала вам положение вещей. Свой долг я исполнила. Если полиция или газетчики снова придут в гимназию, вы обязаны…

 

— Не беспокойтесь об этом, — сказал Хартманн и взял ручку. — Назовите мне его имя. Я сам разберусь с полицией. Уверен, все уладится.

 

— Это Рама, так мы его зовем, а полное его имя Рахман аль-Кемаль.

 

Она стала произносить фамилию по буквам, но Хартманн перестал писать:

 

— Он учитель во Фредериксхольмской гимназии?

 

— Да, как я вам только что сказала.

 

— И полиция им интересуется?

 

Нетерпеливый вздох:

 

— Да. И поэтому я здесь.

 

Он посмотрел на Скоугор. Она нахмурилась, непонимающе качнула головой.

 

— Что-то не так? — спросила Кох.

 

— Нет. Я просто должен проверить… — Он взглянул на нее. — Вы не возражаете, если я попрошу вас на минуту нас оставить? Угощайтесь кофе, пожалуйста.

 

Он закрыл за ней дверь. Скоугор тоже встала с кресла.

 

— Что происходит? — спросил Мортен Вебер.

 

— Я только что пожимал руку участнику нашей программы интеграции, и его звали Рама, — сказал Хартманн. — Во время игры в клубе.

 

— Что?

 

Вебер яростно набросился на Скоугор:

 

— Он встречался с учителем из той гимназии? И ты об этом не знала?

 

— В списке учителей такого имени не было! Я проверила каждое дело. Если бы я заподозрила что-то неладное, то ни за что бы не пустила Троэльса на ту игру!

 

— Но он там был! И общался с тем учителем! — воскликнул Вебер.

 

— Я проверила каждое дело, Мортен!

 

Хартманн не вмешивался, не желая принимать чью-либо сторону.

 

— Кто подбирал для тебя личные дела? — спросил Вебер, пытаясь действовать конструктивно.

 

Скоугор еще кипела, но старалась сдерживаться.

 

— Один из сотрудников администрации.

 

Вебер вскинул в отчаянии руки:

 

— Ну я же говорил тебе!

 

— Он принес мне папки. Я все проверила. Что еще я должна была сделать? Что?..

 

Вебер вскочил, заметался по кабинету с воплями:

 

— Ты должна была сказать мне, Риэ! Могла бы спросить хоть раз. Вместо того чтобы идти напролом и делать все, что взбредет в твою маленькую скудоумную головку…

 

— Мортен, успокойся, — прервал его Хартманн.

 

— Успокоиться? Мне успокоиться? — Взбешенный Вебер с красным лицом махнул рукой в сторону двери. — Я двадцать лет проработал в этих коридорах. А потом явилась она, продавщица стирального порошка, провела здесь десять минут и решила, что все знает…

 

— Мортен! — резкий тон Хартманна заставил Вебера умолкнуть. — Хватит.

 

— Да, Троэльс. С меня хватит. — Вебер схватил портфель, покидал туда дрожащими руками свои бумаги. — Будем откровенны. Если твоей избирательной кампанией руководят из постели, то извини, это место не для меня…

 

Хартманн вихрем налетел на него, сжимая кулаки:

 

— Мне плевать, сколько лет мы работали вместе. Такого я не потерплю. Убирайся. Иди домой.

 

Вебер сделал именно это. Не произнося больше речей, не бросаясь обвинениями и оскорблениями, он взял портфель и ушел.

 

Риэ Скоугор молча стояла в стороне. Когда Вебер ушел, тихо сказала:

 

— Спасибо.

 

— Но я не прав. Надо было прислушиваться к нему, — сказал Хартманн. — Ты согласна?

 

— Согласна, — ответила Скоугор.

 

В машине по дороге из Эстербро Лунд сказала:

 

— Надо проверить его прошлое. Он не всегда был учителем. Узнайте, что за коттедж у них и что с алиби. — Она вытащила пакет для вещдоков. — Это отправьте в лабораторию. Еще у него есть бутылка с эфиром. Я тут записала марку. Уточните, совпадает ли этот эфир с тем, что обнаружили у девушки.

 

Майер был раздражен. Как ни странно.

 

— Почему же мы не стали ждать, когда он вернется домой, имея столько улик? Теперь у него будет время замести следы.

 

У нее зазвонил телефон. Хартманн уже был в списке ее контактов, она увидела, что это он. Сунула мобильник Майеру:

 

— Поговорите вы с ним. Это наш герой с плакатов. Наверное, опять чем-то недоволен.

 

— И он не единственный, Лунд. Во сколько ваш рейс завтра? Подбросить в аэропорт?

 

Время вечерней сказки. Пернилле читала, а мальчики лежали на кроватях в пижамах, укрытые мягкими одеялами по грудь. Когда она закрыла книжку, Антон спросил:

 

— А Нанна сейчас в гробу?

 

Пернилле кивнула, попыталась улыбнуться.

 

— Она теперь станет ангелом?

 

После долгого молчания:

 

— Да.

 

Их ясные глазенки смотрели на нее озадаченно.

 

— Завтра мы попрощаемся с Нанной. Потом…

 

— В школе ребята говорят, что ее…

 

Ноги Антона заерзали под одеялом.

 

— Что?

 

— Что ее убили…

 

Эмиль добавил:

 

— И что был какой-то человек, который делал с ней что-то нехорошее.

 

— Кто это говорит?

 

— Ребята из нашего класса.

 

Она взяла их за руки, нежно сжала маленькие пальчики, заглянула в пытливые глаза. А что им сказать, так и не смогла придумать.

 

Через пять минут она оставила их, притихших и сонных. В конторе чем-то гремел Тайс, она спустилась к нему.

 

Весь склад был заставлен мебелью, взятыми напрокат столами и стульями. Он разбирал их, переносил, беря в одну руку столько, сколько другой мужчина не унес бы и в двух.

 

— Мальчики ждали тебя, хотели пожелать спокойной ночи.

 

Он взвалил на себя стол:

 

— Нужно закончить с этим.

 

— В школе им говорят разное.

 

Тайс не отвечал. Пернилле сжала рукой горло:

 

— Я сказала, что это было чудовище из сказки.

 

Тайс перенес еще один стол, потом взялся за складные стулья.

 

— Тайс, я не уверена, что нам стоит вести мальчиков на похороны. Мне кажется…

 

Он не слушал, не смотрел на нее.

 

— Они, конечно, должны попрощаться, я знаю. Но там будет столько народу…

 

Коробка с одноразовой посудой, вторая… Он утер потный лоб…

 

— Я не знаю, как мы с тобой…

 

Он переставил справа налево стол, который минуту назад передвинул слева направо.

 

— Ты не мог бы прекратить это делать?

 

Он опустил стол, выпрямился, молча глядя на нее.

 

В кармане рубашки в синюю клетку звякнул телефон. Бирк-Ларсен отвернулся, принимая звонок.

 

— Завтра я смогу узнать больше, — сказал в трубку Вагн Скербек. — Сегодня от жены Янника не было никаких новостей.

 

— Хорошо.

 

— Я нужен тебе сегодня вечером?

 

— Нет. До завтра.

 

Когда он дал отбой и огляделся, в гараже было пусто. Он еще успел заметить, как по верхним ступеням лестницы в квартиру поднимается Пернилле. Затем вернулся к стульям и столам.

 

Марк был оживлен. Как будто перед ним замаячила надежда.

 

— Значит, мы не едем…

 

— Мы едем, — стояла на своем Лунд. — Бенгт запланировал на завтра вечеринку в честь новоселья.

 

Ее мать гладила. Сама Лунд собирала вещи, втискивала их в раскрытый чемодан, давила, сжимала, готовая сесть на них сверху, если будет нужно.

 

— А что, если…

 

— Марк! Не может быть никаких «если»! Завтра мы уезжаем. И бабушка поедет с нами на несколько дней. И никаких «если»!

 

Зазвонил телефон. Бенгт, встревоженный.

 

— У нас все прекрасно, — сказала ему Лунд. — Все под контролем. Завтра вечером увидимся. Мы уже почти закончили сборы… — Она прикрыла динамик телефона рукой, шепотом велела Марку: — Складывай свои вещи!

 

Потом ее отвлек звонок в дверь. Вибеке пошла открывать. Лунд повернулась посмотреть, кто там. В прихожей стоял Троэльс Хартманн в черном пальто и выглядел как политик с головы до ног.

 

Бенгт произнес что-то, она не расслышала.

 

— Конечно же я слушаю, — сказала Лунд.

 

Она ушла с телефоном в другую комнату и оттуда наблюдала за тем, как Вибеке и Хартманн складывают только что выглаженную скатерть для нового дома в Швеции.

 

Новая жизнь.

 

— Бенгт, — сказала Лунд, — извини, мне нужно идти.

 

Когда она вошла, Вибеке спрашивала Хартманна:

 

— Так вы следователь?

 

— Нет, — сказал Хартманн, держа уголок длинной белой скатерти.

 

— Вы ни разу в жизни не складывали скатерть, — заявила Вибеке, качая головой. — Это сразу видно. Смотрите…

 

— Мама, я думаю, у Троэльса Хартманна нет на это времени.

 

Вибеке от удивления открыла рот:

 

— Хартманн? — Она оглядела его сверху вниз. — На портретах вы совсем другой.

 

В кухне, куда они ушли, чтобы поговорить, он разочарованно воскликнул:

 

— Вы обещали держать меня в курсе!

 

— Я не давала таких обещаний.

 

Она положила на тарелку кусок хлеба, намазала его маслом, положила сверху сыр и с аппетитом стала жевать бутерброд.

 

— Сейчас ваши подозрения пали на одного из учителей. Почему я узнаю об этом последним и узнаю не от вас?

 

С полным ртом она спросила его:

 

— Почему вы скрыли от нас личное дело Кемаля? Где сотрудничество и содействие?

 

Он без слов замотал головой.

 

— Мы просили информацию обо всех учителях, Хартманн. Почему это не было сделано?

 

— Я в первый раз об этом слышу, поверьте!

 

— Как так могло получиться? Вы же там босс, правильно?

 

Она закончила ужин, поставила тарелку в раковину, включила воду.

 

— Да, понимаю, некрасивая ситуация. Что вы хотите от меня?

 

Приподняв бровь, она посмотрела на него, потом взялась за полотенце, чтобы вытереть посуду.

 

— Сотрудничества.

 

— Я стараюсь! Я понятия не имею, почему вы не получили то дело. — Потом, уже тише: — Не знаю, но у нас что-то происходит. В моем штабе что-то… или кто-то…

 

Лунд стало интересно:

 

— Да?

 

— Никаких точных данных у меня нет, — признал Хартманн. — Но кто-то шпионит за нами, подглядывает. Да, это выборы. И мы готовы к тому, что полетит грязь, но… — Он посмотрел на нее внимательно. — Если кто-то проник в нашу компьютерную систему, это же преступление.


Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.09 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>