В октябре 1917 г. генерал-полковник Ветзель, начальник оперативного отдела
генерального штаба, представил доклад, который послужил основой принятого на
совещании
высшего военного руководства в Монсе 11 ноября 1917 г. решения - начать весной
следующего года наступление во Франции. 7 января 1918 г. канцлер Гертлинг писал
Гинденбургу: "Если с Божьей благословенной помощью предполагаемое новое
наступление
под Его Превосходительства испытанным руководством и с героизмом и решимостью
наших
солдат приведет к решительному успеху, на который мы надеемся, мы окажемся в
положении,
позволяющем нам выставить западным странам такие условия мира, которые
необходимы для
нашей безопасности, обеспечения наших экономических интересов и укрепления наших
международных позиций после войны" {584}.
Кайзер Вильгельм начертал 7 января: "Победа немцев над Россией была
предпосылкой
революции, которая сама по себе явилась предпосылкой появления Ленина, который
явил
собой предпосылку Бреста! То же самое случится и с Западом! Вначале победа на
Западе и
коллапс Антанты, затем мы выставим условия, которые они будут вынуждены принять!
И эти
условия будут сформулированы в соответствии с нашими интересами". Кайзер желал
изъятия у
Британии Гибралтара, Мальты и Египта. Поражения Запада в узловых центрах - во
Франции и
в Египте - заставят его рухнуть. Позже Гинденбург признается, что у него были
сомнения, но
о них мир узнал лишь спустя годы {585}.
Ведущий германский военный историк Г. Дельбрюк в конце 1917 г. пришел к
выводу, что
сильнейшей объединительной "скобой" союза России и Запада являлось убеждение,
что с
Германией невозможно договориться, что она никогда не ограничится небольшими
результатами. "Мы должны посмотреть правде в глаза, мы имеем перед собой союз
всего мира
против нас - и мы не должны скрывать от себя, что для ослабления этой мировой
коалиции мы
должны подорвать тот их объединительный мотив, который покоится на утверждении,
что
Германия стремится к мировой гегемонии" {586}.
Геополитическое отчуждение России
К концу 1917 г. союз России с Западом был уже практически невозможен не
только в
свете социальной революции в России. Запад, Россия, равно как и Центральные
державы
претерпели внутреннюю поляризацию, делавшую международные союзы зависимыми от
нового расклада сил в воюющих странах. Чиновник американского государственного
департамента Филипс выделил три лагеря в воюющих странах: Империалистические
круги,
стоящие за продолжение противоборства между государствами, выступают за
возвеличение
собственной страны безотносительно к благосостоянию других государств. Они
враждебны
всем попыткам создать такую международную организацию, как Лига Наций. Фон
Тирпиц,
Гертлинг, Радиславов, Соннино и Тераучи являются типичными империалистами.
Либералы-националисты настаивают на том, что каждая нация имеет право
считаться
конечной величиной. Они поэтому надеются установить наднациональную власть над
народами. Президент Вильсон, полковник Хауз, Артур Гендерсон, Альбер Тома и
Шейдеман
являются ведущими либералами мира.
Социальные революционеры являются открытыми интернационалистами. Они не
беспокоятся об этой войне - их внимание обращено на классовую войну" которая за
ней
следует. Их видение будущего содержит мир, в котором национальные линии
стираются и где
правит международный пролетариат. Типичными социальными революционерами являются
Ленин, Троцкий, группа Аванти в Италии, группа Спартак в Германии,
Индустриальные
рабочие мира в Соединенных Штатах" {587}.
Важно отметить, что Запад еще держался за единство России. Нигде: ни в
декларациях
Вильсона, ни в заявлениях Ллойд Джорджа и Клемансо - не было слов о признании
независимости Финляндии, балтийских государств, Украины, закавказских
новообразований.
Запад долго придерживался принципа, что все эта вопросы являются внутренним
делом России.
И если кайзеровская Германия не скрывала планов расчленения России, то Запад
оставался
защитником ее единства. Никогда и нигде Запад не требовал от Временного
правительства и от
"большевиков в первый год их правления обещания независимости одной из частей
России.
В декабре 1917 г. ведущие дипломаты Временного правительства - Б. Бахметьев
(посол в
Вашингтоне), В. Маклаков (посол в Париже) и старые царские дипломаты - созвали
т. н.
Конференцию послов, задачей которых стада защита русских интересов на Западе. В
январе
1918 г. Б. Бахметьев заверил госсекретаря Лансинга в "единстве взглядов
различных русских
фракций - от умеренных консерваторов до национальных социалистов - в отношении
международного положения России. "Был создан "священный союз", имеющий прямые
связи
"со всеми центрами Национального движения в России" {588}. Создатели союза
России с
Западом - бывшие министры иностранных дел А.И. Извольский, С.Д. Сазонов и М.В.
Гире -
верили, что со скорым падением большевиков Россия снова встанет на путь союза с
Западом.
Б.И. Бахметьеву удалось привезти в Париж первого премьера Временного
правительства князя
Г. Е. Львова. Князь Львов стал председателем русской Конференции, а влиятельный
среди
кадетов Маклаков преуспел в приглашении в Париж Н. А. Чайковского из "северо-
западного"
правительства России (представлявшего лояльных Западу социал-демократов).
Конференция
приобрела определенную представительность, в ней мирно, руководимые
патриотизмом,
заседали представители старой - царской России и новой - послефевральской.
Бахметьев и
его коллеги приложили немало усилий, чтобы убедить Запад в презентабельности
парижского
собрания.
Послы Временного правительства на конференции в Париже заявили, что
являются
единственными легальными представителями России за границей. Возможно, их
попытка
увенчалась бы определенным успехом, но борющиеся против большевиков на северо-
западе, на
юге к на востоке силы были слишком разобщены, и это лишило парижское совещание
необходимого авторитета; никто не мог хотя бы приблизительно указать, какие силы
внутри
России они представляют.
Оставалось два больших вопроса: хватит ли этим политическим объединениям
сил там, в
России, на полях сражений свергнуть большевиков (1) и какая политическая сила
окончательно
воцарится в России после окончания социального эксперимента (2). Русские вожди
могли
утверждать, что интересы России в любом случае будут защищаться со всем тщанием,
но для
Запада это звучало уже неубедительно.
Альтернатива большевизму
Западноевропейцы видели шаткость своих позиций - ожидать пришествия в
Петроград
очередной правительственной смены уже не казалось верхом мудрости. Время и
обстоятельства
диктовали необходимость выбора во внутрирусской борьбе, и, пожалуй, первыми этот
выбор
сделали англичане. Если Запад не может скоординировать единую политическую
линию, если
Ленин готов подписать самый жестокий мир с немцами, если в Петрограде идет
консолидация
новой власти - тогда пассивное ожидание теряет смысл, следует подумать об
альтернативе. По
возвращении из Парижа Бальфур пришел к нелегкому выводу, что пассивное ожидание
на руку
лишь немцам. Западу; в свете бескомпромиссности позиции большевиков, следует
заняться
помощью их противникам. Прежде всего, следует оказать через румын помощь
Каледину. "Это
не будет являться прямым вмешательством во внутренние русские дела (как это было
бы в
случае прямого обращения к генералу Каледину со стороны западных союзников), в
то же
время это позволит определить подлинную силу генерала Каледина и его намерения"
{589}.
Из некоторых лондонских кабинетов Каледин виделся едва ли не русским
Наполеоном,
возвращающим Западу его восточного союзника. Глава британской разведки заявил,
что
помощь в 10 млн. фунтов стерлингов способна создать вокруг Каледина армию в 2
миллиона
человек. Шеф британской разведки предлагал: "Каледин должен быть поддержан как
глава
самой большой, оставшейся лояльной по отношению к союзникам организации в
России. Либо
он, либо румынский король должны обратиться к Соединенным Штатам с просьбой о
посылке
двух дивизий в Россию, номинально для помощи в борьбе против немцев, а на самом
деле для
создания сборного пункта лояльных прежнему правительству элементов. Решительный
человек
даже с относительно небольшой армией может сделать очень многое" {590}. Еще в
конце
ноября 1917 г. в выступлениях членов военного кабинета присутствовала надежда,
что угроза
немецкого кованого сапога возродит русский патриотизм. Но уже 3 декабря 1917 г.
военный
кабинет принимает решение "поддержать любую разумную организацию в России,
которая
активно противостоит движению максималистов". Лондон ставит задачу создания
блока сил,
ориентированного на Запад и способного предотвратить подписание Россией
сепаратного мира.
Вовсе не таким было представление о нем у западных дипломатов в Петрограде
и Москве,
находившихся ближе к исторической сцене. Бьюкенен встретился со сподвижниками
Каледина
и определил их как авантюристов. Посол говорил, что ставка на бравого генерала
(но наивного
политика) грозит превратить Россию в германскую колонию. В конечном счете послу
Бьюкенену было поручено связаться с Калединым непосредственно. "Если ситуация
даст
какие-нибудь надежды, последует помощь союзников. Ваша миссия должна держаться в
строжайшем секрете, и вы не должны давать обязывающих обещаний до предоставления
доклада" {591}. Англичане, как бы вытесненные из русской столицы, показали себя
на этом
этапе все же достаточно осведомленными и осмотрительными в том, что касалось
такого
взрывоопасного явления, как русский сепаратизм. Британская дипломатия и разведка
на
довольно ранней стадии предупредили правительство об опасности открытой
поддержки
сепаратистских тенденций. И если уж искать в России альтернативу, то не в лице
Каледина;
он - не та сила, на которую должна ставить Британия. Легковесности не должно
было быть
места. В конце концов, Британия потратила три года, чтобы заместить в России
Германию, и ей
было нелегко расставаться с идеей прочного русско-британского союза, Россия
изменилась, но
ее геополитические интересы, в любом случае, диктуют ей поиски противовеса
Германии. При
этом Ллойд Джордж всегда приветствовал нестандартный подход к сложной проблеме.
Да,
большевики фактически сломали старую русскую армию. Да, они не готовят ни
наступательных, ни оборонительных мероприятий в отношении немцев. При желании их
можно назвать предателями. Но вот жесткий факт: большевики вовсе не призывают
германские
войска. Их, при всем желании, трудно определить как германских агентов, так как
они, по
меньшей мере, не находят с немцами общего языка в Брест-Литовске. Более того,
они начали
жесточайшую пропагандистскую войну против прусского милитаризма - а это именно
то, что
нужно. Большевики сломали фронт, противостоящий германской армии, но они
стараются
взять эту армию идейным измором.
До сих пор на всех трех стадиях - царизм, временное правительств",
советская власть -
англичане поддерживали единство России; иной подход даже не возникал. И только в
декабре
1917 г. Лондон как бы прощается с вековым конкурентом - союзником, страной, с
которой Он
воевал в Крыму, враждовал в Персии, на Дальнем Востоке и с которой он крушил
Наполеона и
Вильгельма Второго. Лондон впервые в течение веков начинает изучать перспективу
развала
великой страны и выражает желание участвовать в этом расколе. Активным
проводником этой
политики становится в конечном счете и посол Бьюкенен, Россию начинают рвать на
части.
Запад обосновывает свою позицию требованиями мировой войны, социальной угрозой
большевизма, геополитическими соображениями.
Стенограмма заседания военного кабинета 3 декабря 1917 г. говорит о
необходимости
содействия формированию т.н. "южного блокад/включающего в себя Кавказ, казачьи
земли и
Украину, которые могли бы создать "стабильное" правительство. Здесь, базируясь
на старой
армии, можно было бы создать новое государственное образование, независимое от
большевистских столиц. Более того, имея нефть, уголь и хлеб, этот блок, полагали
англичане,
мог бы впоследствии контролировать и всю остальную Россию Посол Бьюкенен получил
соответствующие указания "Вы должны обеспечить казаков и украинцев всеми
необходимыми
фондами; действуйте способами, которые посчитаете целесообразными" {592}.
Ллойд Джордж не был бы гениальным политиком, если бы доверялся
умозрительным
схемам. Будущее не дано знать никому, а настоящее достаточно печально:
британская армия не
имеет резервов, воля Франции к борьбе на исходе. Италия зализывает раны после
жестокого
поражения у Капоретто. Сомнения хороши как условие работы духа, но пока ничто не
позволяло предполагать, что большевизм уйдет с политической арены как эфир
истории. А если
не исключено, что большевизм в России надолго, то именно из этого факта и
следовало
исходить. Какова цена донесениям из Петрограда, говорящим, что Ленин и Троцкий -
платные
агенты Германии? Примитивных оценок следовало избегать. Обстоятельства
сегодняшнего дня
не должны скрывать перспективы, в которой Россия всегда будет одним из самых
значительных
факторов. Ллойд Джордж достаточно твердо заявил окружению, что, прежде чем
помогать
различным врагам большевизма, необходимо оценить сам большевизм, его
способности,
вероятность эволюции и определить, стоит ли борьба возможных дивидендов. Ллойд
Джордж
начинает сомневаться в правильности курса на демонтаж Австро-Венгрии. 5 января
1918 г. он
публично декларирует, что развал Дунайской империи не является военной целью
союзников.
Он еще верил в возможность отсоединения Габсбургов от Гогенцоллернов. В этом
взгляды
британского премьера радикально отличались от воззрений американского
президента.
Американцы
Японцы начали высадку войск во Владивостоке, Представляющий жесткую линию
государственный секретарь Лансинг заметил довольно благодушно: "Экономическая
ситуация
(в России) дает им (японцам) определенные преимущества, но это обстоятельство не
может не
наложить на них некоторые политические и военные обязательства" {593}.
Представителей другой, более дружественной России линии сразу же начали
одолевать
сомнения в отношении здравости предоставления японцам карт-бланша во
Владивостоке. Они
напоминали, что Америка вступила в войну с золотыми словами об отсутствии
интереса к
территориальным приращениям и репарациям. Если Америка пойдет на поводу у
союзников, то
те живо обозначат зоны своих преференций в России, сделают из нее новый Китай, а
Соединенным Штатам, в очередной раз оттесненными, придется опять, как и в Китае,
придумывать новую доктрину "открытых дверей". Из Вашингтона было достаточно
хорошо
видно, что не военная конъюнктура определяет действия японцев, не экстренное
желание
восстановить Восточный фронт, не желание поддержать Запад в критический час.
Президент Вильсон после первоначального молчания не поддержал Лансинга. Он
в
данном случае не посчитал разумным помогать японцам и западноевропейцам делить
Россию
на зоны влияния. Его не устраивал сам подход: одно дело найти и поддержать
русского
генерала, который из патриотических побуждений поведет русских солдат в старые
окопы, а
другое - опереться на империалистическую державу, озабоченную созданием зоны
влияния в
максимальном объеме.
2 января 1918 г. Хауз записал в дневнике, что Соединенным Штатам следует
искать
сближения с большевиками и постараться "распространять нашу финансовую,
промышленную
и моральную поддержку по всем мыслимым направлениям" {594}. Посол Френсис
телеграфировал в тот же день, что начинают выявляться каналы воздействия на
большевиков,
предотвращения подписания сепаратного мира с Германией. Дело в том, что глава
организации
американского "Красного креста" в России Р. Робине сумел наладить связи с
большевиками из
высшего руководства, и, по его сведениям, комиссар внешних дел Троцкий
склоняется к тому,
чтобы прервать русско-германские мирные переговоры. Робине, не колеблясь, заявил
Троцкому, что в случае разрыва с немцами Россия не останется в одиночестве -
посол
Френсис будет немедленно рекомендовать своему правительству осуществить быструю
и
эффективную помощь России. Контакты Робинса увеличили веру американцев, что
русская
ситуация может быть контролируема.
Отвечая на брошенный Октябрьской революцией вызов, Вильсон в начале 1918 г.
готовил
заглавную речь своей мировой дипломатии - об условиях предстоящего мира. По
словам
одного из наиболее известных исследователей "вильсонизма" Ч. Сеймура, "главной
причиной
выдвижения мирной программы США являлось положение в России" {595}. Вильсон
начал
интеллектуальный бой За умы современников. Никогда прежде в американской истории
- да и
не только в американской - не планировалось пропагандистской операции такого
масштаба.
Даже обычно хладнокровный Вильсон был явно увлечен ее размахом. Всю первую
неделю 1918
г. Вильсон обсуждает вопрос, что должно быть сказано в его мирной программе в
России. Ей и
Брест-Литовскому миру он посвятил почти половину программной речи. Президент
отталкивался от постулата, что этот мир непрочен. В Брест-Литовске напротив
советской
делегации сидят "военные лидеры, у которых нет иной мысли, кроме как удержать
захваченное" {596}.
В этой, получившей большую огласку речи о "четырнадцати пунктах" -
американской
"хартии мира" - президент выступил умелым идейным вождем своей страны. В первом
из
четырнадцати пунктов содержалось осуждение тайной дипломатии. Это был удар как
по
коварным планам Центральных держав, так и по тайным договоренностям союзников.
Вильсон
не только не стал хулить петроградские публикации, но напротив, похвалил высокие
стандарты
в международных отношениях, методы открытой дипломатии, продемонстрированные
Советской Россией. Желание России вести открытые переговоры отражает, мол,
"подлинный
дух современной демократии". Американская демократия постарается соответствовать
моральным принципам, исповедуемым Россией. Вильсон осудил тайную дипломатию,
скрытые
от народов договоры, манипулирование судьбами народов.
При этом он назвал подлинными мастерами тайной дипломатии не смирных овечек
из
лагеря Антанты, а злых волков в Берлине и Вене. "В среде противостоящих
Центральным
державам стран нет смятения, - утверждал президент. - Здесь нет неясности
принципов,
туманности деталей. Секретность обсуждений, отсутствие бесстрашной прямоты,
неспособность определенно объявить о целях войны присуща Германии и ее
союзникам. Но
слышен голос, призывающий к определению принципов и целей, и этот голос, как мне
кажется,
является самым волнующим и убедительным среди голосов, которыми наполнен
охваченный
беспокойством мир. Это голос русского народа. Этот народ находится в прострации
и почти
беззащитен перед мрачной мощью Германии, от которой до сих пор никто не видел
сочувствия
или жалости. Мощь русского народа, по-видимому, сокрушена. Но дух его не покорен
Русские
не подчиняются ни в принципах, ни в реальных действиях. Их понимание того, что
справедливо, того, что гуманно, я того, что затрагивает их честь, выражено
откровенно, с
широким взглядом на мир, щедростью души и всемирной человеческой симпатией,
которая
вызывает восхищение всех друзей человечества" {597}.
Президент хотел изменить характер дипломатии так, чтобы отношения между
блоками и
внутри их определялись фактором вступления в войну США. При выработке новых
соглашений
и противникам, и союзникам Америки придется учитывать привнесенные ею в мировую
политику новые моральные критерии, а кому они покажутся малоубедительными,
придется
учесть то обстоятельство, что половина промышленного производства мира
приходится на
США.
Второй пункт был направлен против морской гегемонии Британии - он требовал
свободы морей. Для США, строивших военный флот, равный британскому, это (прежде
немыслимое) требование равенства покоилось на уже реализованных предпосылках. В
океанские просторы уже вышли сверхдредноуты под звездно-полосатым флагом -
материальная опора этого пункта программы Вильсона. Предвоенный мир в этом
отношении
ушел в прошлое.
В третьем пункте Вильсон призывал к "снятию" экономических барьеров и
установлению
свободы торговых отношений между всеми нациями" {598}. Монополия всегда очень
нравилась тому, кто ею обладал. Для самой мощной экономики мира не страшно было
открывать свой рынок более слабым конкурентам, в то же время открывая для себя
рынки
конкурентов. Полагаясь на свою развитую экономику, США могли рассчитывать на
мировое
экономическое лидерство.
Четвертый пункт провозглашал необходимость разоружения. Окруженным океанами
Штатам нечего было бояться Канады и Мексики, Кроме того, привлекательно
звучавший
лозунг требовал разоружения, прежде всего, тех, кто мог соперничать, если не в
экономике, то в
военной силе с США - главных европейских государств, начиная с Германии, Франции
и
Англии. Пятый пункт призывал к "свободному, открытому и абсолютно
беспристрастному
урегулированию всех колониальных притязаний" {599}. Нужно помнить о мире 1917
года, в
котором страны Антанты стремились к дележу германских и турецких владений. США
не
желали служить гарантом этого передела. Они желали получить доступ к ресурсам
колоний,
наводнить колониальные рынки своими конкурентоспособными товарами.
К шестому пункту у нас особое внимание. Речь шла о России. Американский
президент
должен был проявить особую деликатность в этом вопросе. Ведь от состояния дел на
Восточном фронте, от позиции России зависела судьба Запада. Президент так
определил свою
позицию: "Эвакуация иностранных войск со всей русской территории - таково
решение всех
вопросов, касающихся России, которое обеспечит получение ею возможности
независимого
определения своего собственного политического развития, проведения национальной
политики; обеспечение приглашения ее в сообщество свободных наций, на условиях
гарантии
независимого выбора своих политических институтов" {600}. Как видим, Вильсон
обещал
России освобождение всех ее земель и приглашение в будущую всемирную
организацию.
"Обращение, которому Россия подвергнется со стороны своих сестер-наций в
грядущие
месяцы, будет убедительным испытанием их доброй воли, их понимания ее нужд".
Можно
предположить, что у Вильсона, когда он писал свои "четырнадцать пунктов", было
представление, что русские могут не возвратиться в Брест-Литовск, где их ожидают
устрашающие условия мира. Весь язык шестого пункта говорит, собственно, об этой
надежде
Президент призывал - реалистично это было или нет - к выводу германских войск из
оккупационных территорий единой и неделимой России. Но тысячи копий документа,
написанного президентом - профессиональным историком, не произвели ни малейшего
впечатления на германских солдат, оккупировавших западную часть России.
В остальных пунктах Вильсон пообещал народам Австро-Венгрии "самые
свободные
возможности автономного развития" {601}. Менее щедр был президент, рассматривая
вопрос
об Эльзасе и Лотарингии. Он выразился вовсе не так, как того хотели в Париже,
где считали обе
провинции частью французской родины: "Несправедливость, содеянная в отношении
Франции
Пруссией в 1871 г., должна быть исправлена" {602}. Такой лаконизм едва ли
обрадовал
французского премьер-министра Клемансо. А ведь, главным образом, именно французы
сдерживали Западный фронт.
Вильсон, в отличие от большинства американцев, любил число тринадцать и
именно
тринадцатым пунктом хотел завершить свой проект фактического пересмотра системы
международных отношений. Но ради этого пересмотра он добавил четырнадцатый
пункт,
который, в определенном смысле, стал самым главным - предложение о создании
всемирной
организации государств. "Должна быть создана ассоциация наций с целью
обеспечения
гарантий политической независимости и территориальной целостности как для
великих, так и
малых стран" {603}. Вильсон надеялся превратить такую организацию в механизм
распространения американских идей, влияния (и даже американской конституции -
как
прототипа) на огромные регионы мира.
"14 пунктов" были вкладом в развитие системы международных отношений {604}
,
важной вехой в отношениях Запада и России на этапе крутого русского поворота в
сторону от
буржуазной европейской цивилизации. На данном этапе американская сторона менее
прочих
западных государств приняла идею взаимного отчуждения, что в Петрограде оценили.
В
меняющемся европейском раскладе сил Соединенные Штаты сделали шаг навстречу
Красной
России, пообещав восстановление всех русских земель и доброжелательное принятие
России в
семью наций. Это было важное событие в системе отношений Россия - Запад.
Полковник Хауз
считал часть речи президента, посвященную России, самой талантливой. Он полагал,
что
президент, не отступая от своих принципов, все же дает России шанс избежать
отчуждения.
Американцы очень надеялись на эффект этой речи. Р. Робине считал, что
теперь Ленин не
подпишет мира с немцами. И действительно, Ленин приветствовал речь как "большой
шаг в
направлении достижения мира". Для Ленина "14 пунктов" были началом прорыва
блокады -
стены враждебности со стороны Запада. Советское правительство пошло навстречу
пожеланию
президента Вильсона о распространении "14 пунктов" в России. "Известия"
напечатали их
полностью, а в виде листовок они были расклеены на домах, отправлены на фронт и
в тыл.
Казалось, что в стене, отделявшей Россию от Запада, появилась брешь. Э. Сиссон,
представитель Комитета по общественной информации и лично президента, выслушал
громкие
комплименты Ленина в адрес речи Вильсона, но отметил финальное замечание: "Все
это очень
хорошо, но почему нет формального признания и когда оно последует?" {605}.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |