Я не знал.
Мог узнать, конечно, но понимал, что если буду пристально следить за их счастливой жизнью — сойду с ума. Поэтому, я посылал своих ищеек раз в год с одним вопросом: «Жива ли Диана?».
И запрещал докладывать что-либо еще.
Прилагая неимоверные усилия, чтобы голос мой не дрогнул, я добавил:
— Она так похожа на нее.
И от этого было еще больнее — молодая женщина на фотографии была копией Дианы в те годы, когда она была со мной — лицо, фигура, водопад волос и дерзкий, яркий взгляд. В объятиях Кайла, она нежно прижимала его изрытое морщинами лицо к своему, сияющему красотой, и счастливо улыбалась прямо в объектив.
Он не только отобрал у меня любовь — бесценное сокровище, но к ней в придачу еще и получил мою недостижимую мечту. Мне нестерпимо захотелось убить его в эту же секунду.
Крови! Только вкус его крови мог бы мне сейчас помочь! И хруст костей его ломающейся шеи под стальными пальцами моей руки. И его предсмертное хрипение… Как же удержаться?!.
Он, без сомнения, видел свою смерть в моих глазах, но был на удивление спокоен. Его лицо не несло и тени страха — лишь решимость и …обреченность.
— У нас с Дианой нет детей, Кристоф. Она бесплодна, — теперь, как будто поменявшись местами со мной, он пытался и был не в состоянии скрыть свою муку.
Я не мог понять. Что за…?
— На фотографии со мной Диана.
Я вновь всмотрелся в снимок. Монтаж? Зачем?
— Нас сняли мои друзья четыре дня назад — в день нашей годовщины, — его глаза, голос, и, главное, запах, подтверждали это.
— Она …хорошо выглядит, — ком в горле мешал мне говорить, — она сделала…?
Но он прервал меня на полуслове:
— Ты никогда не задумывался, Кристоф, почему ее кровь столь целебна для вас? Она обладает огромным потенциалом к регенерации, как ты знаешь. Например, твои побои зажили без следа на Диане всего за пару недель — обычный человек отходил бы месяцами и остался бы калекой на всю жизнь, …если бы не умер сразу, — голос Кайла потемнел от ненависти. — Вспомни, как вы доили ее кровь литрами, а она не умирала. Ты сам говорил мне: «Она особенная — она выдержит!». Говорил, но не понимал, насколько это было правильно. И я не понимал…
Что он имел в виду? Да, конечно же, я знал, как сильно отличается она от остальных людей. Все в ней — от запаха до крови — было особенным. Она сама была такой…
Но тут голос Кайла вмешался в тоскливые воспоминания, ломая лед моей застывшей жизни:
— Прошло почти семнадцать лет, пока я понял, что она не меняется.
Воздух со свистом ворвался в мои легкие. Я, потрясенный, по-другому взглянул на фотографию в моих руках.
Не замечая рождения сверхновой внутри меня, Кайл продолжал:
— Конечно, это не такой уж и большой срок. Некоторые женщины с хорошей генетикой и тщательным уходом за собой могут обмануть такое время. Но, Кристоф, она его не обманывала. Даже сейчас, спустя тридцать лет она все такая же, какой я увидел ее впервые.
Он надолго замолчал. Мне так хотелось схватить его и вытрясти до капли все, что ему известно, …но я не решался шевельнуться, боясь спугнуть негаданное чудо, присевшее на край моей судьбы.
— Когда я впервые это понял, то возобновил исследования ее крови и тканей, засел за спецлитературу… Результаты ошеломили меня — обновление клеток Дианы проходит бесконечно, не накапливая ошибок, приводящих к появлению все более неправильных — старых клеток, как это происходит у всех людей.
Я почти задохнулся. Неужели…
— Ты хочешь сказать…
— Она не стареет, Кристоф, а если я и ошибаюсь, то происходит это не в темпе, присущем людям. Ее организм до сих пор не перешагнул черты двадцати пяти лет.
— Как такое возможно? Она же человек? — я задавал эти вопросы безразлично, просто, чтобы заглушить свое желание кричать от счастья в небо.
— Да, она человек, но, человек особенный, — тут Кайл впервые улыбнулся — тепло, …интимно, и вдруг я опять сражался с необходимостью порвать его на части — столько эта улыбка говорила об их близости, — Конечно, мне стало интересно, были ли еще такие, как она.
— И? — сорвалось невольно с моих губ.
— Так редко, что даже древние источники считают их существование более нереальным, чем твое, Кристоф, — его взгляд кольнул насмешкой. — Но были, да. Их упоминают как «вечноживущих». Не бессмертных, нет. Их можно убить, как и любого человека, …например, оставив тяжелоранеными без надлежащей помощи, — напомнил он мне снова.
Но я не слышал его упреков, не раздражался наглостью… только не сейчас.
— Сколько же продлится ее жизнь? Хоть приблизительно? — незаметно для себя я умолял его, …смотрящего на мои руки. Проследив его взгляд, я увидел бешеную пляску пальцев…как у взволнованного старика. Но не почувствовал стыда — парадоксально, но сейчас из всех живущих он был способен понять меня, как никто другой.
— Я не знаю. Да и никто не знает, Кристоф. Века? Тысячелетия?.. Не знаю. Сомнений нет в одном — Диана будет жить гораздо дольше, чем обычный человек.
Я снова посмотрел на снимок — на сияющую молодостью женщину в объятиях мужчины с обреченным взглядом, стоящего на пороге неотвратимой дряхлости — и понял, почему Диана скоро останется одна.
Впервые я подумал о нем с уважением. Она была права, он — лучший вариант …среди людей. Хватило ли бы силы у меня на такой поступок? Решительной рукой отбросить столько счастливых лет с любимой, чтобы лишить ее необходимости быть рядом со стариком. Переступить свою пылающую ненависть и ревность, чтоб подарить ей счастье …со своим врагом.
Из древних глубин моей человеческой памяти всплыло нечто, забытое века назад — мне захотелось сказать ему «спасибо».
— Не благодари! — отрезал он, как будто слышал мои мысли, и добавил с явно ощутимой неприязнью: — Я это делаю не для тебя.
Конечно. Я понимал.
— Осталось одно. Но самое важное, Кристоф.
Это движение было бы быстрым в мире людей — то, как он придвинулся ко мне вплотную. Для меня же он плыл замедленно, неторопливо, позволяя ясно разглядеть свою неловкость, …но остановился настолько близко, насколько не осмелился бы ни один живущий, и посмотрел своими уже выцветшими глазами с многочисленными морщинами вокруг прямо в мои.
— Помни. Если ты еще хоть раз причинишь ей боль — я достану тебя с того света.
Благодарность — я вспомнил это слово! — исчезла без следа, испепеленная неудержимой лавиной ненависти. И с наслаждением выпуская на волю зверя внутри себя, я заревел ему в лицо:
— Ты жив только благодаря Диане! Ты — ничто! Можешь быть уверен, что я нашел бы тебя рано или поздно! И растоптал! Из принципа… или потому, что так мне удобно! А насчет боли… Тебе ли не знать, что к ранам на ее теле приложил руку и ты сам? Или ты думаешь, мне неизвестно, с чьей помощью Адамасу удалось ее похитить? Кое-чего ты не рассчитал,… но вряд ли это может сойти за оправдание. Способен ли ты понять, что из-за тебя в порыве ярости я действительно мог ее убить! Ведь я …не человек!
Я ждал ответного потока обвинений, но …не откровения, заново сломавшего мой мир.
Он тихо произнес:
— Тогда я думал, что нельзя любить сильнее, теперь я понимаю — можно. Тогда я был уверен, что заплачу любую цену за нее. Но иногда, Кристоф, цена бывает нам не по карману. Теперь я это знаю …так же, как и ты.
….После, когда ушел не только он, но и его запах, я замер с фотографией в руках, не отрывая взгляда от женщины, хранившей ключ к моей душе. И я стал слушать, как ускоряется ритм моего сердца, как древняя кровь ринулась по телу, пробуждая его от сонного окостенения, как сама жизнь возвращается ко мне, неся с собой надежду…
** ** **
Что-то изменилось.
Еще перед рассветом беспокойство толкнуло меня в плечо, побуждая выйти на улицу.
Почти неразличимые для человеческого глаза и в деталях очерченные для моего, деревья и кустарники, цветы и травы, окружавшие дом, замерли в ожидании. Было тихо. Как будто перед грозой, когда воздух, полный поющих разрядов, заставляет застыть весь мир, чтобы он лучше расслышал то, что последует вскоре.
Но со мной все иначе.
Шуршание крыльев ночных мотыльков, скрежет зубов ежа, расправляющегося со своей ночной добычей — мышью, треск ее ломающихся костей, затухание ее сердца, шорох пуха в гнезде, бесчисленное гулкое капание росы — близкое, далекое, едва уловимое, эхо от падения этих капель, грохот трущихся листьев, оглушительный вопль предрассветной птицы, резкий стук ее клюва, и многое, …многое другое… И это только то, что рядом.
И это только звуки.
Запахи же — вселенная. Тонкие, легкие, сладкие, темные, мускусные, зудящие, душные, кричащие в лицо и таящиеся, но, тем не менее, ясные для меня, как и сама вселенная, что состоит из них.
И в этой бесконечности затерялся один. Не запах, а его шлейф. Не шлейф, а лишь память о нем… Самый важный во всей вселенной. Ее запах.
Я взлетел на конек крыши — выше точки нет рядом, привычно замер и закрыл глаза, пытаясь совершить невозможное — найти самый конец паутинки ее аромата.
Ведь она ездит в другие города и страны, я знаю, навещает немногочисленных знакомых. А я каждый день вот так же застываю на крыше, надеясь на чудо, надеясь, …надеясь…
Как же сильно было искушение взять ее в кольцо охраны! Борьба с ним была неистовой, изматывающей. Я уверял себя, что это лишь для безопасности Дианы — чтоб уберечь ее от нападения или нелепой случайности, чтоб предотвратить, чтоб оградить, чтоб сохранить, пока… Что?
Пока я приду за ней?
А по какому праву? Да, у меня есть одно, не вызывавшее никаких сомнений раньше — право сильнейшего, позволявшее мне брать любую вещь в этом мире, если я хотел ее.
Но Диана не вещь.
Как много времени и боли — ее и моей — потребовалось, чтоб я понял это.
Она не принадлежит мне. Она свободна. И только от ее желаний зависит, как она построит свою жизнь.
Свою вечную жизнь… Я улыбнулся.
После визита охотника я горел костром — высотой до неба. Отвыкнув видеть меня живым, прислуга в ужасе шарахалась и забивалась в дальние углы. Встречая мой лихорадочный взгляд, некоторые даже падали без чувств. Глупые муравьи, я почти не замечал их, а с блаженством прислушивался к жару внутри меня, к миру, вспыхнувшему красками, впечатлениями, красотой…
Я прошел сквозь горнило мучительных сожалений. Если бы… если бы я знал с самого начала! Ведь в наших источниках не было и слова о продолжительности жизни тех, кто нес в своих венах бесценное лекарство. Конечно, время могло стереть воспоминания, как делало это бесчисленное количество раз за существование человечества. И, безусловно, записей были единицы. Но, может быть, мы с привычным равнодушием просто выпивали свое лекарство до конца — досуха, …так и не разглядев тайны…
Иногда просыпался прошлый я — уже почти незнакомец — и беззвучно ревел внутри: «Если б я только знал, то ни за что бы ее не отпустил, не отдал,… и все эти тридцать лет она была бы рядом со мной!».
Ненавидя меня. Конечно же.
Терзаясь, я заглянул в этот тупик сотни, а, пожалуй, и тысячи раз. Пока понял — нет, это не выход…
Внезапно я пошатнулся, потеряв опору в мире, который сузился до полосы. До точки.
Не может быть…
Но тут насмешник-ветер переменился, бросив мне в лицо ворох запахов, ненужных до безумия, несущих всю какофонию утренней спешки соседних городков — от свежей выпечки до вони мусоропроводов.
Я чуть не закричал: «Вернись!».
Встревожено перебирая оттенки, ноты и нюансы, читая вселенную не с той, не с нужной стороны, я уговаривал себя — мне просто показалось, ведь я так ждал, что должен был хоть раз, но ошибиться, хоть раз, но обмануться — за столько месяцев… не может быть, чтоб…
Обиженный моим неверием, ветер зачерпнул воздушный океан, дотянувшись до источника — до точки.
Я не ошибся.
Прозрачно-неуловимый, едва намеченный, но такой знакомый, влекущий, не вызывающий сомнений в принадлежности — ее запах — вился паутинкой издалека, дрожа, смещаясь, исчезая — и вызывая боль в моей груди, …а после появляясь с новой силой, дразня присутствием.
Диана.
Куда же она едет? Так далеко от побережья, так далеко от дома и так близко от меня.
Костер внутри взорвался солнцем.
Она …так близко, что я мог бы …через какой-то час… лишь час… Она так близко.
С закрытыми глазами — и ослепленный сиянием внутри меня — я напряженно отслеживал смещение центра вселенной.
А он передвигался все быстрее, все явственней.
Вдруг я сильно пожалел, что не выставил охрану. Что случилось? Куда она так мчится? Может, она заболела, и ее везут в скорой? Не помню, чтоб она болела раньше. А может…?
Мир почернел от моей ярости.
Какой же я идиот! Развел человеческие сантименты! Конечно, надо было охранять ее, беречь, как зеницу ока! Как я мог забыть о ее ценности? Не для меня — об этом я помнил каждое мгновение, но ведь были и другие, кому она могла понадобиться, как когда-то Мойре. Разорву на части! Сотру с земли, если хотя бы волосок… если хоть единый волосок…!
И только тут я понял, что запах приблизился.
Рычание затихло в моей груди.
У самого лица промчалась птица, так неподвижно и так долго я стоял, …а потом вмиг спустился с крыши, …и снова замер.
Намного ближе. Она в машине. Одна.
Наверное, она просто едет куда-то …по делам. Конечно, просто, по делам…
Но приближается.
Нет, даже не надейся!
А может все же?..
Я влетел в дом, сбив с ног кого-то из прислуги. Его полный ужаса взгляд и скребущие по полу руки остались позади меня в долю секунды. Мелькнули встревоженные лица Мойры и Дженоба. Я захлопнул дверь в библиотеку, метнулся к окну и распахнул его.
Ближе.
Дрожащий вздох сорвался с моих губ.
Неужели?..
А ведь она может просто ехать по главной трассе, и не свернуть на ответвление, ведущее сюда, к поместью. Мимо, …дальше… и дальше в другую сторону, туда, куда ей хочется. Мир велик, а она свободна.
Вздох сменился тихим стоном.
Порывом ветра я скользнул в свое крыло. Там в закрытой комнате, я целую минуту ждал. Потом рывком открыл окно.
Ближе.
А-а-ахх…
С прикрытыми глазами я медленно, чтоб не упустить ни атома, вбирал ее аромат, густеющий с каждой долей секунды, наплывающий волнами, в которых ощущались ее нежные губы, ее волосы, летящие по ветру, запястье под серебряным браслетом, шея — без украшений, атласная грудь, окутанная шелком платья, ее стройные ноги — никаких чулок и нижнего белья, лодыжки, обвитые кожаными ремешками… Диана…
Я слушал нарастающее пение мотора. Долго.
Сейчас я узнаю. Сейчас. Еще секунду. Лишь мгновение…
И она свернула.
— Да! — оглушительный, ликующий возглас вырвался из моей груди, и в тот же миг одним прыжком я перемахнул через подоконник и приземлился во дворе, вспугнув пару воробьев.
Стальная пружина внутри была на взводе, только отпусти, и я помчусь.
Она едет ко мне.
С чего ты взял? По этой же дороге она может ехать …к Мойре в гости.
Нет, глупости — ко мне!
Вполне. Ведь Мойра ее подруга, она ее не предавала, она спасла ей жизнь, когда ты ее чуть не убил.
Мои челюсти сомкнулись с лязгом.
Казалось бы, за столько лет я изучил это чувство вины вдоль и в поперек, но сейчас оно вдруг обрушилось на меня со всей мощью новизны. Что я ей скажу? Как посмотрю в глаза? А если она пройдет мимо меня, не видя, как тогда в горах? Что мне тогда делать? Что?..
— Иди к ней, — сказала Мойра из-за моего плеча.
И я сорвался с места.
Мир протянулся к ней, указывая направление цветными полосами на те секунды, что я был в пути.
…Нас разделяли два холма.
Стоя посреди дороги под блеклым летним небом, я ясно слышал сквозь рев мотора ее дыхание и биение сердца — размеренное. И чуял ее всю.
Почему она так спокойна?
Это плохо. Может, ей все равно, и она просто объедет меня, как препятствие, не удостоив даже взглядом… Что мне делать тогда?
Но если она едет ко мне… только «если», потому что иначе… я не сдержусь и секунды — поглощу ее всю без остатка …и растворюсь в ней сам без следа… навечно.
Если она едет ко мне…
Шорох шин почти заглушил звук мотора — ее машина показалась на вершине холма.
И я увидел ее.
Все такая же, какой я ее отпустил.
И снова другая.
Без единой морщинки на лбу — ни от лет, ни от волнения — она сосредоточено смотрела на дорогу, спокойно, непроницаемо, приближаясь с каждым ударом сердца,… и сбавляя скорость.
В пяти шагах от меня шины замерли.
Надо было пойти ей навстречу, открыть дверцу, улыбнуться, подать руку — быть джентльменом, …но я не мог сделать и шагу, не мог шевельнуться. Мне казалось — она исчезнет.
Она вышла под яркое солнце, и я задохнулся от счастья — она была в алом.
Шаг, другой,… и остановилась передо мной, окутывая своим ароматом, заполняя собою вселенную… Вглядываясь в мое лицо, ее глаза что-то напряженно искали… и не находили. Что же так во мне изменилось? Затаив дыхание, я смотрел на нежную руку, что потянулась ко мне и провела по левой щеке, …поджигая…
— Ты вернулась, — и не было сил сделать эти слова вопросом.
Все так же непроницаемо глядя, без единого слова, она слегка качнула головой, меняя весь мир. Навечно.
— Но ты говорила, что не простишь меня, — мне нужно было знать главное, — …что не в этой жизни…
И тут впервые она улыбнулась — тонко, незнакомо, чему-то тайному внутри себя и ответила:
— Значит, …мне придется начать для этого новую жизнь.
Она шагнула ближе.
И мир исчез в огне…
март-июль 2010
Оглавление
Марина Багирова и Нина Бархат
.
Присвоенная
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |