вычные условия. В этой картине амбивалентного поведения перед на-
ми наглядно предстает противоборство двух основных мотивацион-
ных сил - гомеостатической и "исследовательской". Здесь принцип
единства организма и среды раскрывается в своих мотивационных ха-
рактеристиках: мотивация, направленная на сохранение организма
как системы, нераздельно связана с мотивацией, обеспечивающей
изучение среды.
Чем выше мы поднимаемся по эволюционной шкале, тем значи-
тельней удельный вес второй формы мотивации'. У ближайших к че-
ловеку животных, в особенности у шимпанзе, деятельность по реше-
нию проблем (то есть деятельность, носящая уже интеллектуальный
характер) сама по себе становится привлекательной безотносительно
к гомеостатическим нуждам. Так, в опытах отечественных психоло-
гов Г.З. Рогинского и Н.Н. Ладыгиной-Коте, американского психо-
лога Харлоу обезьяны часами занимались решением простых меха-
нических задач. Их поведение не подкреплялось ничем, кроме само-
го решения. Это было единственное вознаграждение.
Если в отношении активности животных принцип гомеостазиса
не может претендовать на ту роль, которая придавалась ему в пред-
шествующий период развития психологии, то что же тогда говорить
об активности человека? Выдвигаются требования пересмотреть тра-
диционную концепцию мотивации, ограничивающую ее истоки био-
логическими нуждами организма. Хронологически они относятся к
середине нашего столетия, и у нас есть основания полагать, что сдви-
ги в трактовке мотивации, будучи обусловлены конкретно-научны-
ми достижениями нейрофизиологии, сравнительной, эксперимен-
тальной, клинической психологии, не случайно падают на этот пери-
од. Они связаны с коренными изменениями в содержании, структуре
и масштабах научно-технической деятельности, существенно повы-
' Поскольку эмоции относятся к мотивационной сфере жизнедеятельности,
их сложность (а стало быть, и подверженность организма эмоциональным рас-
стройствам) также возрастает соответственно перемещению вверх по эволю-
ционной шкале.
сившими требования к возможностям человеческой личности, ее ак-
тивности и самостоятельности, придавшими большую актуальность
проблемам психологии творчества'.
Примером могут служить исследования так называемого "мотива
достижения", проведенные американским психологом Д. Маклелан-
дом. В основе этих исследований лежит стремление преодолеть тра-
диционную концепцию мотивации, ориентирующуюся на биологи-
ческие нужды организма. Они направлены на поиск объективных ко-
личественных показателей силы мотивации как важнейшего факто-
ра, обеспечивающего высокий уровень достижений в человеческой
деятельности. Мотивацию было принято измерять временем, истек-
шим с момента удовлетворения потребности. Чем длительнее, напри-
мер, периодлишения пищи, тем сильнее мотивационный потенциал
потребности. Поскольку потребность представляет собой внутреннее
состояние, нет другого способа ее определить, кроме как по ее сле-
дам в поведении или сознании. Фрейд полагал, например, что она от-
ражается в действиях (иногда кажущихся нелепыми) и образах (так, в
сновидениях и грезах изживаются неисполненные желания). При
этом, по Фрейду, энергия либидо циркулирует в замкнутой системе
организма, разряжаясь согласно "принципу удовольствия". Именно
поэтому воображаемое достижение целевого объекта считалось эк-
вивалентным реальному овладению им. Главное - восстановление
энергетического равновесия внутри организма, а за счет чего это про-
исходит - фантастических образов, патологических симптомов, бес-
смысленных двигательных актов, - существенного значения не име-
ет. Опыты Маклеланда вскрыли реалистическую установку сознания,
его направленность на воспроизведение действий, способных удов-
летворить потребность. Чем сильнее был мотив, тем чаще испытуе-
мые представляли различные способы успешного достижения цели.
От целей, связанных с органической потребностью, Маклеланд пе-
решел к более высоким, отражающим ценностную ориентацию лич-
ности. При этом он обнаружил большие различия между испытуемы-
ми в отношении силы возникшего у них мотива достижения. Но где
истоки этой силы? Маклеланд искал их в условиях семейного воспи-
тания, которое в свою очередь было поставлено им в зависимость от
' Как пишет один из известных американских специалистов по психологии
мышления Дж. Гилфорд, "ни один феномен или предмет, в отношении которого
психология несет единственную в своем роде ответственность, не игнорировал-
ся столь долго и не стал изучаться столь оживленно, как творчество" (Guilford J. P.
Some Theoretical Views on Creativity. "Contemporary Approaches to Psychology".
Princeton, 1967, p. 419).
'религиозных убеждений родителей. Переход от биологических объ-
яснений к социальным был симптоматичен.
Категория мотива, как и другие звенья категориального аппарата
психологии, вбирает признаки, "детектируемые" научной мыслью в
общении с исследуемой реальностью. Этой реальностью в нашем слу-
чае выступает система особых, предметно-ориентированных энерге-
тийно-динамических отношений субъекта с действительностью, за-
данная взаимодействием природных и социокультурных начал в его
психической организации.
Глава 7. Категория отношения
^" g Q^g Термин "отношение" охватывает бесчисленное
" - множество самых различных признаков и свойств
ТИПиВ OTMOLUCMMM *
объектов в их взаимозависимости друг от друга, в
их взаиморасположенности и взаимосвязи. В силу своей всеобщно-
сти этот термин приобретает предметно-содержательный характер
только в случае его интерпретации применительно к какой-либо опре-
деленной системе: формальной (в логике и математике), материаль-
ной, социальной, духовной и др. Что касается психологической мыс-
ли, то она на различных уровнях и с различной степенью определен-
ности охватывает в своих понятиях многообразные типы отношений
между ее собственными явлениями и другими явлениями бытия, будь
то в форме причинно-следственных связей, системных зависимостей
частей от целого и т. п. Какой бы психологической категории не кос-
нуться, постигаемые посредством нее реалии никогда не выступают в
виде изолированных сущностей, но неотвратимо вынуждают углу-
биться в мир отношений, неисчерпаемость которого становится все
более зримой с прогрессом познания.
Повсеместно и во все времена человек, подобно любым другим
объектам, взаимосвязан с окружающей действительностью. Соответ-
ственно и научное изучение человека сообразовывается в своих по-
нятиях и методах с этим обстоятельством. Ведь сама психика нечто
иное, как субъектно-объектное отношение, но в таком случае, учи-
тывая "повсюдность" этого отношения, правомерен вопрос: допусти-
мо ли придавать этому столь глобальному понятию особый категори-
альный смысл? Ведь рабочие функции, которые способна исполнить
категория в мышлении, предполагают ее отличие от других катего-
рий, нередуцируемость к ним. Напомним, что именно этим катего-
риальный анализ отличается от установки на поиск "клеточки", из
свойств которой могло бы быть выведено все то, что происходит с пси-
хическим "организмом".
Подобно тому как несводимы друг к другу, хотя и нераздельны, ка-
тегории формы и содержания, количества и качества и др., в частной,
конкретной науке - психологии - образ и действие, мотив и пережи-
вание сгущают в своем категориальном составе и строе несводимые к
другим признаки. Они присущи только психике, отличая ее по раз-
личным параметрам от всех других аспектов бытия живых существ.
По поводу же термина "отношение" (учтя отмеченную выше его уни-
версальность) такого на первый взгляд не скажешь, поэтому прихо-
дится задуматься об основаниях, побуждающих возводить его в ранг
особой категории, отличной от других.
Здесь следует коснуться вопроса о языке науки. Конечно, его сло-
ва должны быть терминированы. Между тем, прежде чем приобрести
терминированность, они, перебывав в различных контекстах, прохо-
дят извилистый путь. Напомним, например, об уже хорошо знако-
мыхтерминах "образ" или "действие", употребленных в качестве зна-
ков различных психологических категорий. Очевидна их полисеман-
тичность. Но очевидно также, что избраны именно они, а не другие
для обозначения соответствующих категорий по причине своей обес-
печенной языком "генеалогии".
Термин "отношение" может быть принят при условии выделения
в предмете психологической науки особого содержания, для отобра-
жения и изучения которого его следует признать, во-первых, более
адекватным этому содержанию, чем какой-либо иной, и, во-вторых,
несущим категориальную нагрузку.
В русском научно-психологическом языке этот
Роль отношений термин появился после работ А.Ф. Лазурского,
в психологии который, вычленив в человеке эндопсихику как
внутреннюю сторону психического и экзопси-
хику как его внешнюю сторону, представил последнюю в виде систе-
мы отношений субъекта к действительности.
Отправляясь от замысла Лазурского, термин "отношение" отста-
ивал в качестве важнейшего для понимания личности в норме и па-
тологии В.Н. Мясищев. Он писал: "Исходя из того, что понятие от-
ношения несводимо к другим и неразложимо на другие, надо при-
знать, что оно представляет самостоятельный класс психологических
понятий"'.
Несводимость и неразложимость понятия суть признаки обрете-
ния таким понятием категориального статуса. Однако это сталкивает
с необходимостью разъяснить, на изучение и объяснение каких имен-
' Мясищев В.Н. Психология отношений. Москва-Воронеж, 1995, с. 352.
но признаков психического мира личности, непрозрачных для налич-
ного категориального аппарата науки, оно претендует. И здесь с со-
жалением замечаешь, что изначальная "размытость" в привычном для
многих понимании термина "отношение" путает карты; она препят-
ствует его продуктивному применению, то есть соединению с ним объ-
яснительных схем, позволяющих осветить психические феномены,
мимо которых "проскользает" научная мысль, оперирующая други-
ми категориями. Взамен этого под всеохватывающее понятие отно-
шения подводятся психические свойства и процессы, системно-де-
терминистский анализ которых требует иных научных средств (кате-
горий). Печальным результатом этого является соблазнительный, но
по сути своей уводящий от позитивного решения психологических
проблем редукционизм.
Так, например, когда увлеченный "теорией отношений" В.Н. Мя-
сищев определял личность как "ансамбль отношений", он утрачивал
перспективу изучить своеобразную и неисполнимую этим "ансамблем"
"симфонию" развития личности. Ведь за метакатегорией личности сто-
ит мощный комплекс знаний о человеке, собранных в различных ис-
следовательских поисках в особую целостность, игнорировать интег-
ральный характер которой опасно. Этот комплекс существенно оску-
дел бы, если изъять из него все, кроме представлений о свойствах и
структуре личности, объединенных под термином "отношение". Еще
хуже обстоит дело с позицией последователей этой линии, утверждаю-
щих, что, раскрывая сущность понятия "отношение" в психологии,
В.Н. Мясищев видел психологический смысл отношения втом,чтооно
является одной из форм отражения человеком окружающей его дей-
ствительности, что формирование отношений в структуре личности че-
ловека происходит в результате отражения им на сознательном уровне
сущности тех социальных объективно существующих отношений об-
щества в условиях его макро- и микробытия, в котором он живет.
Очевидно, что соединение с понятием "отношение" таких призна-
ков, как "отражение", "сознательный уровень", "сущность социаль-
ных отношений общества" не только не делает психический смысл
этого понятия (и тем самым концепцию, которая выступает под его
девизом) более содержательным, но вообще ставит под сомнение его
объяснительную ценность.
Ведь признаки, которыми в данном случае наделяется "отноше-
ние", можно найти во всем многообразии проявлений психической
жизни, да и то не повсеместно (так, скажем, "сознательный уровень"
вовсе не является непременным условием отношения субъекта к его
"макро- и микробытию", нечасто это отношение выражает "сущность
социальных отношений общества" и т. д.).
Ё1^
ll
Означает ли это, что понятие отношения вообще является избы-
точным, беспечно занесенным в научно-психологический лексикон?
Нет, за ним стоит психическая реальность, и В.Н. Мясищев имел все
основания считать, вслед за А.Ф. Лазурским, что это понятие охва-
тывает особый класс неразложимых явлений и несводимых к другим.
Тем самым оно обладает содержанием, побуждающим признать за ним
категориальное достоинство. Задача заключается в том, чтобы диаг-
ностировать систему признаков, гарантирующих нередуцируемость
этого содержания к психическим явлениям, данным в объяснитель-
ных схемах других категорий.
Конечно, как и в других теоретико-психологических ситуациях,
оно не изолировано от этих схем. Отношение как особая характери-
стика психической связи индивида с действительностью представле-
но повсеместно - идет ли речь об образе этой действительности, о
мотиве, побуждающем личность совершать или не совершать какое-
либо действие, и т.п. Во всех этих самых разнообразных обстоятель-
ствах реально, независимо от уровня осознанности, изначально пред-
ставлена одна из инвариант психической организации человека, на
которую и указывает термин "отношение". Но означаемое им отли-
чается от других инвариантных признаков, присущих психической ре-
гуляции поведения. Между тем теория отношений (В.Н. Мясищев и
др.) склонна считать производными от системы отношений и харак-
терные свойства личности, и мотивы ее поступков, и ее потребности,
интересы, склонности, жизненную позицию и многое другое, в ко-
нечном счете "растворяемое" во всепоглощающем представлении об
этой "универсалии".
Выделяя в указанном представлении наиболее
Отношение как значимые для категориального анализа призна-
базисная категория ки, отметим среди них 1) первую очередь такой,
какдоминирование в категории отношения зна-
чимой для субъекта направленности на объект, в качестве которого
могут выступать не только материальные вещи, но также и феноме-
ны культуры, духовные ценности, другие люди, сам субъект. Отно-
шение, однако, не следует идентифицировать с мотивом, эмоцией,
потребностью и другими проявлениями индивидуально-личностно-
го плана психической жизни. Так, отношение индивида к какому-либо
политическому событию (например, выборам) принято фиксировать
в различных видах рейтингов. Однако разве не очевидно, что показа-
тели рейтинга еще не позволяют судить о мотивах реального поведе-
ния или эмоциональном состоянии того лица, отношение которого к
событию в данном рейтинге запечатлено. Аналогично обстоит дело с
отношением индивида к природе, столь значимое в нынешней эко-
1^
логической ситуации, к государству, религии, собственной персоне
и др. Здесь перед нами именно отношения, выступающие в особой
психической форме, отличной от мотива, действия, переживания лич-
ности и других психических детерминант, запечатлеваемых в других
блоках категориального аппарата.
Категории отношения присущи такие признаки, как заданная
субъектом векторизованность психического акта, избирательность,
установка на оценку (позитивную, негативную, выражающую безраз-
личие), предрасположенность и готовность к определенному образу
действия и др.
Во всех случаях перед нами базисная психологическая категория,
имеющая свой статус. Попытки стянуть к ней богатство других кате-
горий (в частности, например, свести личность, как уже сказано, к
"ансамблю отношений") столь же бесперспективны, как универса-
лизация категории образа в гештальттеории или категории действия
в бихевиоризме.
В свое время теория отношений поддавлением такой "павловиза-
ции", которая навязывалась психологии, надеяласьобрести прочность
и авторитет в формулах И.П. Павлова. Как писал В.Н. Мясищев,
"И.П. Павлову принадлежитформула: психические отношения и есть
"временные связи", то есть условно-рефлекторные временные, при-
обретенные связи представляют, по Павлову, психические отноше-
ния. И.П. Павлов не давал определения и характеристики отноше-
ний человека, поэтому, говоря о Павлове, мы укажем здесь лишь на
два момента:
1. Психические отношения как условные временные связи черпа-
ют свою силу из безусловных.
2. У человека все отношения перешли во 2-ю сигнальную сис-
тему'".
Категория "временной связи", которую Павлов идентифицировал
с психическим отношением, утрачивала тем самым свою объектив-
ность (в смысле ее независимости от субъекта, который в действи-
тельности является "автором" и "собственником" отношения) и эк-
спериментально контролируемую строгость. Но и для отмеченных
признаков психического отношения (предрасположенность, установ-
ка на оценку и др.) идентификация с временной связью никаких ре-
альных поведенческих механизмов не проектировала.
В качестве внутренней формы психологического познания кате-
гория отношения в случае ее редукции к физиологическим связям
утрачивает эффективность.
' См.: там же, с. 344.
Глава 8. Категория переживания
Рубеж XIX и XX столетий ознаменован в развитии философско-
психологической мысли резкой конфронтацией двух способов позна-
ния бытия, включая духовное бытие человека. Триумфальное шест-
вие наук о природе столкнулось с нараставшим противодействием со
стороны приверженцев идей, взращенных на почве научного изуче-
ния культуры и социальной истории.
В философии неокантианство, как известно, исповедовало несов-
местимость способа образования общих понятий, принятого наука-
ми о природе, с исследованиями феноменов культуры, ценностей че-
ловеческой жизни в ее неповторимости и историчности.
Эта общая для немецкой философии тех времен ориентация свое-
образно преломилась в ответе на вопрос о том, кому и как разрабаты-
вать психологию, который предложил философ Дильтей, воспитан-
ный не столько на Канте, сколько на Гегеле.
Германия тогда была главным центром построения психологии по
образу и подобию естественных наук. В психологию с пафосом внед-
рялись методы этих наук, прежде всего экспериментальный и коли-
чественный анализ. Поместить в лабораторию нелягушку или соба-
ку, а человека с его считавшейся бессмертной душой - это действи-
тельно было для своего времени революционным событием.
Отныне считалось, что самостоятельность психологии как науки
гарантирована тем, что у нее имеется уникальный, никакой другой
наукой не изучаемый предмет- сознание.
Обратим в связи с этим внимание на два обстоятельства, важные
для понимания ситуации в тогдашней психологии. В самом термине
"сознание" скрыта идея определяющей роли знания (истинного или
иллюзорного - это другой вопрос). Заметим далее, что предметом
психологии считалось сознание отдельного человека - индивида.
Именно в экспериментальном анализе интроспективного самоотче-
та определялись "нити", из которых оно соткано. Между тем это про-
тиворечило самой конструкции слова "сознание", поскольку пристав-
ленный к корню "знание" префикс "со" указывал на то, что предпо-
лагается совместное с другими знание.
Главные успехи экспериментальной психологии в пору ее станов-
ления определило изучение ощущений, восприятий, представлений
и связей между ними (ассоциаций). Новая наука могла отныне гор-
диться открытием прошедших испытание опытом многих закономер-
ностей, которым подчинена работа сознания. На рубеже XIX и
XX веков эта гордость стала восприниматься как сомнительная. По
молодой психологии, считавшей своим предметом сознание, было на-
8-1253 209
>V*K
i ^ ''"^
несено несколько мощных ударов, подорвавших ее притязания на на-
учность. Отметим три основных направления этих ударов. Сознанию
как сфере, где начинаются и кончаются психические процессы, было
противопоставлено поведение. Понятие о нем, родившееся в России,
вывело научную мысль на простор открытого общения целостного ор-
ганизма со средой, в которой он энергично действует, чтобы выжить.
Он различает свойства этой среды в форме сигналов (а не образов),
источником же энергии его действий служит потребность организма
во внешних объектах (а не импульсы, придаваемые организму созна-
нием субъекта).
Этот новаторский подход был воспринят американскими психо-
логами, избравшими путь трактовки поведения как системы сти-
мул-реактивных отношений организма со средой. Субъективную пси-
хологию сознания оттесняла агрессивная объективная психология по-
ведения, утвердившаяся в США под именем бихевиоризма.
Второй сильнейший удар по традиционным взглядам на сознание
нанес психоанализ Фрейда, обнажив неисчислимые потаенные ка-
налы, по которым неосознаваемые психические силы предопределя-
ют явленное субъекту в образах других людей и в том, каким он пред-
ставляется самому себе. При этом отношение сознания к бессозна-
тельной психике мыслилось неизбежно конфликтным.
Третий удар по казавшейся неоспоримой в своих постулатах эм-
пирической психологии сознания нанесло направление, для которо-
го ключевым термином в противовес "сознанию" послужило не "по-
ведение", не "бессознательное влечение", а "жизнь". Это направле-
ние стремилось возвратить в психологию изгнанное из ее научных пре-
делов представление о душе с запечатленным в нем признаком неру-
шимой целостности и органической (в противовес механической) свя-
зи психических явлений, образующих особый жизненный мир, от-
личный от изучаемого биологией с ее физико-химическими поняти-
ями и естественнонаучными методами. Одним из первых теоретиков
новой "психологии жизни" выступил Дильтей. Не отвергая важность
естественных наук для индустриального развития своей страны, он
считал опору на них недостаточной для ее социального развития.
"Знание сил, доминирующих в обществе, имеет витальную цен-
ность для нашей цивилизации, - писал он. - Поэтому знание наук об
обществе возрастает сравнительно с естествознанием'".
Сперва он надеялся на то, что обосновать научными средствами
социально важную сущность человеческой личности способна пси-
' Цит. по: Smith R. The Fontana History of the Human Sciences. London, 1967,
p. 863.
хология. Школа Вундта, куда приезжали со всего мира обучаться
новой экспериментальной психологии (в том числе из России -
В.М. Бехтерев, Н.Н. Ланге и др.)', сулила создание точной науки о
человеке и его сознании. Но Дильтей, культуролог и историк, изме-
няет спою позицию. Принятое в экспериментальной психологии за
общие закономерности сознания бессильно - согласно его новым воз-
зрениям - объяснить "то, что мы актуально переживаем". ПоДиль-
тею, психолог призван не объяснять наблюдаемые факты в общих по-
нятиях, а интерпретировать ценности, намерения и чувства людей как
исторических личностей. Тогда-то психология и сможет стать надеж-
ной опорой постигающих сущность человека "духовных" наук в их
отличии от естественных.
Феноменам сознания (какими их представляла интроспективно-
экспериментальная психология) были противопоставлены пережива-
ния, требующие особых принципов изучения. Каузальному объясне-
нию противополагались описание и герменевтический подход. Сво-
ей концепцией Дильтей открыл полосу дискуссий о "двух психологи-
ях" - объяснительной, для которой главное - опора на принципы и
методы наук о природе, и "понимающей" с ее установкой на непос-
редственное постижение целостных переживаний субъекта, на инту-
итивное проникновение в его внутреннюю жизнь как высшую реаль-
ность. Поток человеческой жизни, согласно Дильтею, историчен и
требует для своего истолкования вчувствоваться в культуру, духом ко-
торой он пронизан. Тем самым прочерчивались контуры новой кате-
гории, способной запечатлеть уникальность этой жизни. В том, что
предмет психологии несводим к элементам сознания и их внешним
связям, Дильтей не заблуждался. Однако, полагая, будто, используя
общенаучные средства, ум бессилен перед полнотой человеческой
психики, Дильтей выводил переживание "по ту сторону" объектив-
ных жизненных встреч реального организма с предметным миром,
преобразуемым с приходом человека в мир, исполненный смыслов и
значений.
К концепции "двух психологий", вызвавшей интерес и споры на
Западе (первым от имени экспериментальной психологии Дильтею
ответил знаменитый немецкий исследователь памяти Г. Эббингауз),
российские психологи постреволюционного периода вначале остава-
лись равнодушны. Их идейно-теоретическая мысль вращалась вокруг
проблемы "поведение и сознание". Что касается поведения, то к не-
му их взоры обратили труды И.П. Павлова и В.М. Бехтерева. Но в от-
' Даже Л.Н. Толстой, высоко оценивая Вундта, ставил его рядом с Дарвином
и Сеченовым.
8* 211
личие оттого, что происходило в США, где под эгидой условного реф-
лекса заговорили о "бихевиористской революции", в Советской Рос-
сии сложилась иная ситуация. Идеология марксизма (популярная в
условиях энтузиазма начала 20-х годов, порожденного верой в то, что
при содействии науки будет выращен человек нового социального
мира') спасла от редукционистских увлечений.
Волей этой идеологии требовалось включить в условно-рефлектор-
ный механизм качественно новый регулятор, каковым является со-
знание, служебная роль которого в том, чтобы отражать бытие.
Вокруг проблемы сознания, его функций, его взаимоотношений с
деятельностью вращалась молодая психология, названная по государ-
ственно-политическому критерию советской. Само же сознание со-
ветские психологи стремились ("от греха подальше") мыслить в ког-
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |