От ужаса Торак весь похолодел: значит, он лежит на жертвенном камне под охраной токорота!
Затем в клубах дыма возник и второй токорот: девушка или девочка с всклокоченными грязными волосами чуть ли не до колен. Ее тощие, похожие на палки руки и ноги сплошь покрывали ссадины и синяки. А желтые ногти были такими длинными и острыми, что больше напоминали когти.
Она молча наклонилась над Тораком, и его передернуло от отвращения, когда ее жирные мерзкие космы коснулись его голого живота. Костлявые пальцы ловко вытащили из ножен у него на поясе отцовский нож.
— Чего тебе надо? — прошептал Торак.
Она молча подняла нож, держа его обеими руками, и замахнулась.
— ЧЕГО ТЕБЕ НАДО?!
По-прежнему молча она опустила холодный нож, наставив острие ему на грудь.
Из тумана послышалось негромкое позвякивание — и оба токорота распростерлись на земле.
Из тумана возникла знакомая высокая фигура. На поясе колдуна слабо звякали разноцветные птичьи клювики.
Тораку показалось, что он падает с очень большой высоты. Тенрис… Вся его доброта и ласковое отношение… оказались ложью! Волк был прав. И Ренн была права. А он, Торак, ошибался, ошибался, ошибался!
Колдун племени Тюленя разделся по пояс, обнажив гладкое мускулистое тело, левый бок которого покрывали страшные шрамы от ожогов. Руки он до плеч выпачкал древесной золой, и племенной татуировки на них Торак разобрать не смог. Лицо, тоже вымазанное золой, походило на погребальную маску — как если бы, с тошнотворным ужасом подумал Торак, он уже оплакивал умершего. Тенрис не носил никаких амулетов, кроме какой-то красной загогулины — странного, словно высохшего предмета, висевшего у него на шее; обнаженная грудь колдуна тоже была совершенно чистой, лишь над сердцем отчетливо виднелась небольшая черная татуировка. Магический трезубец для ловли душ. Знак Пожирателя Душ.
— Значит, это ты, — только и смог сказать Торак. — Пожиратель Душ.
— Один из семи, Торак. — Звучный голос Тенриса звучал по-прежнему спокойно и мощно, напоминая Море в солнечный день. — Однако с твоей помощью, — тихо прибавил он, — я стану самым могущественным из них. Я обрету величайшую власть!
Торак медленно покачал головой:
— Я не стану помогать тебе в этом.
Тенрис улыбнулся.
— У тебя нет выбора. — Слегка повернув голову, он что-то резко скомандован токороту; голос его совершенно переменился, став вдруг хриплым и жестким.
Токорот-мальчик куда-то убежал и притащил тяжеленную корзину величиной почти с него самого. Токорот-девочка тем временем поспешила к тропе, ведущей на Утес, и Торак увидел, что она перегораживает тропу грудой плавника.
Токорот, как оказалось, еще не успел до конца закрепить ремнями лодыжки Торака.
«Если удастся как-то отвлечь Тенриса, — думал Торак, — можно попробовать высвободить ноги, а потом подать сигнал Волку и…»
И что тогда? Тенрис вооружен — вон его копье и гарпун лежат у костра наготове, и у обоих токоротов на поясе висят ножи. Трое против одного. Тут, пожалуй, даже и Волку особенно не на что рассчитывать…
— Твои друзья тебе не помогут, — сказал Тенрис, опять словно читая мысли Торака. — Я сделал так, что теперь один из них сторожит другого. Неплохо придумано, правда? — Из принесенной токоротом корзины он извлек несколько бледных конусов и принялся выкладывать их по периметру жертвенного камня. На сей раз он, похоже, ничуть не заботился о том, чтобы это как-то соответствовало рисунку тех серебристых линий, что виднелись на поверхности скалы.
Торак понимал: необходимо заставить колдуна продолжать разговор, чтобы получить отсрочку и возможность придумать какой-нибудь выход.
— Значит, это ты наслал ту болезнь? — спросил он.
— Я ее не насылал, — возразил Тенрис, чуть отступая, чтобы полюбоваться проделанной работой. — Я ее создал. Мой токорот обладает прямо-таки дьявольской способностью пробираться незамеченным в жилища людей. Ну, а я… Я, в общем, очень неплохо разбираюсь в ядах.
— Но… зачем это тебе?
— А это и есть самое интересное, — сказал Тенрис, снова принимаясь расставлять конусы. — Когда я три года назад начинал, то еще и сам толком не знал, как эту «болезнь» использую. Просто знал, что мне необходимо оружие. — Он с сомнением покачал головой. — Видишь ли, порой я и сам не ведаю, что готовит мне будущее.
Страшная догадка шевельнулась в мозгу Торака:
— Значит, братишка Бейла…
Тенрис пожал плечами.
— Я просто хотел узнать, подействует или нет.
— А этим летом? Столько смертей… Для чего тебе все это понадобилось?
Колдун поднял голову, и его серые глаза блеснули.
— Чтобы выкурить тебя из норы! И выяснить, на что ты способен.
Значит, Фин-Кединн все-таки был прав!
— И я своего добился, — продолжал Тенрис, — хотя и не все получилось так, как я ожидал. Видишь ли, я не знал, что это именно ты. Знал лишь, что в Лесу есть некто, обладающий этим великим даром. Вот я и решил: кто бы это ни был, он рано или поздно проявит свои магические способности, стараясь спасти свой народ от болезни. — Уголки его губ слегка изогнулись в коварной улыбке. — Ну а что сделал ты? Ты сам пришел ко мне! Ко мне! И стал умолять меня приготовить лекарство! Ох, не иначе вмешалась сама судьба!
— Ну а лекарство? — спросил Торак. — Значит, лекарство — это тоже обман? Хитрость?
Тенрис фыркнул. Из мешочка, висевшего у него на поясе, он вытащил заветный корень и швырнул его в огонь. — Никакого лекарства не существует, — сказал он. — Я все это придумал.
Пламя окрасилось в яркий пурпурный цвет. Оба токорота точно завороженные подошли совсем близко к костру, уставившись в огонь.
Тенрис презрительно глянул на них и сказал:
— Порой быть колдуном даже слишком просто. Всего и нужно-то немного цветного огня. — И он так пнул девочку-токорота, что та отлетела в сторону. И, шипя, поползла к своей охапке плавника.
А мальчик-токорот, к превеликому огорчению Торака, вновь принялся привязывать к плите его лодыжки. Торак так яростно брыкался, что токорот пырнул его ножом, чтобы заставить лежать смирно.
— Значит, тебе удалось выкурить меня из норы… — Торак вновь попытался втянуть Тенриса в разговор. — Ну, и что дальше?
Тенрис посмотрел на него сверху вниз, лицо его исказила гримаса боли и страстного желания.
— Когда я узнал, на что ты способен, я просто не мог поверить собственным ушам! Чтобы какому-то мальчишке дана была подобная сила! Сила, способная приручить любого охотника, дающая возможность простой сетью ловить любую добычу! Сила, обеспечивающая власть надо всеми племенами… — Он покачал головой. — И как бессмысленно тратилась эта сила!
Он наклонился ниже, и Торак почувствовал исходивший от него горьковатый запах золы.
— Ничего, — прошептал Тенрис, — очень скоро эта сила будет моей! Я сам обрету блуждающую душу. И стану величайшим магом из всех, когда-либо существовавших на свете!
— Но как ты ее обретешь? — хрипло спросил Торак. — Что ты собираешься делать?
— Канун летнего Солнцестояния, — выдохнул колдун, — самая лучшая ночь для совершения магических обрядов. К тому же это ночь твоего появления на свет! О, все складывается просто прекрасно! Все указывает на то, что я поступаю правильно!
Он нежным жестом убрал со лба Торака прядь волос и тихо спросил:
— Помнишь, я говорил тебе, что в такую ночь все на свете меняется, все переходит из одного качества в другое? Я напомню тебе.
Торак тщетно пытался проглотить застрявший в горле комок, губы у него совершенно пересохли.
— Дерево — в лист, — прошептал колдун племени Тюленя, — мальчик — в мужчину… — Он наклонился так низко, что его дыхание обожгло Тораку щеку, и прошептал ему в самое ухо: — Я собираюсь съесть твое сердце.
Глава тридцать первая
Волк сделал то, чего никогда ни один волк делать не должен. Он бросил своего брата в беде. Его настолько потрясло то, что Большой Бесхвостый пренебрег всеми предостережениями, и он так рассердился, что идти с ним не захотел.
И Большой Брат пошел один — прямо к Логову этих бесхвостых со светлой шерстью на загривке. А Волк, взлетев на вершину холма, спустился к Тихой Воде и долго яростно рвал зубами тростник, а потом еще и сжевал здоровенный кусок мертвого дерева — пока из его души не вышла вся злость и обида.
А теперь он стоял по колено в Тихой Воде, пил и думал о том времени, когда был одиноким детенышем, а Большой Брат нашел его и стал делиться с ним своей добычей. Он отдал ему хрустящие копытца первой убитой им косули — поиграть. А когда у маленького Волка лапы начинали болеть от слишком долгого бега, Большой Бесхвостый нес его в своих передних лапах — нес долго-долго, много волчьих прыжков…
Настоящий волк никогда не бросит своего брата в беде.
Волк тоскливо заскулил и бросился назад к Логову бесхвостых. Он снова взлетел на вершину холма, снова рысью спустился вниз, снова бесшумно миновал рощу, петляя меж берез и валунов.
Он не сумел увидеть Логово — его поглотило дыхание Великой Воды, — но запах его чуял. И слышал, как маленькая бесхвостая самка мечется в пещере за Логовом. Волк чувствовал, как она рассержена и встревожена, как она боится, и слышал, как какой-то бесхвостый со светлым загривком рычит на нее. Волк не знал, почему он на нее рычит, но был уверен: кроме них, в пещере больше никого нет.
Вокруг было, пожалуй, даже слишком тихо. Волк чуял леммингов, затаившихся в норках, и слышал, как птицы-рыболовы, гнездящиеся на утесах, опасливо прячут клюв под крыло. Все чего-то ждали. И боялись пошевелиться.
Волк поднял морду, стараясь разобраться в запахах. Очень сильно пахло рыбой и всем тем, что всегда остается у Логова бесхвостых. Волк также чуял запах этих дружелюбных собак-рыболовов, которые плавают в Великой Воде и порой взбираются на скалы. И тот отвратительный, но уже знакомый запах он тоже чуял: запах злого духа.
И этот последний запах стал сильнее, когда Волк сделал несколько неслышных шагов вперед, у него даже шерсть на загривке встала дыбом. В детстве этот запах сильно испугал его. Теперь же он пробудил в нем какой-то странный голод, этот голод был сильнее его инстинкта хищника, сильнее даже, чем Зов Горы…
Но где же все-таки Большой Бесхвостый? Среди всех этих запахов, что кружили в здешнем неподвижном воздухе, Волк так и не мог уловить тот единственный, который так стремился отыскать.
А теперь еще бесхвостая самка и этот, со светлой шерстью на загривке, рычат друг на друга! Волк бросился к ним и увидел, что тот, со светлой шерстью, несет в передних лапах мясо для самки, и это мясо пахнет злым духом!
Волк чувствовал, что самка голодна и хочет есть. Но есть это мясо нельзя! Надо ее остановить! А вдруг и она не обратит внимания на его предостережения, как это сделал Большой Брат? Она ведь, наверное, даже и не поймет, что он будет говорить ей…
Волк опустил голову и пополз вперед, прижимаясь брюхом к земле и передвигая лапы с величайшей осторожностью. У него возник план. Он знал, что уж это-то бесхвостая самка поймет наверняка!
Он зарычит на нее!
— Да не хочу я есть! — рявкнула Ренн, когда мальчишка из племени Тюленя поставил перед ней миску. — И в последний раз говорю тебе: я не больна!
— Ну и ладно. Но ты хотя бы поешь, — пожал плечами мальчишка.
Попятившись, он выбрался из пещеры и немного отвернул тюленью шкуру, закрывавшую вход, оставив щель шириной ладони в две. В пещере сразу стало легче дышать.
Мальчишка этот Ренн совершенно не нравился, но все-таки жаль, что он ушел. Одиночество пугало ее. Она прямо-таки чувствовала, как страдали здесь люди три года назад, их отчаяние насквозь пропитало стены пещеры.
«Но ты-то не больна! — напомнила она себе. — Ты просто устала и хочешь есть. И тревожишься о Тораке».
Она решила попытаться снова поговорить с этим мальчишкой.
— А ты знаешь, почему напал Охотник? — крикнула она.
Ответа не последовало.
— Потому что ваш колдун убил его детеныша, — продолжала Ренн. — Я нашла этого китенка. Он его сетью поймал — такие сети только ваше племя делает. И не взял ничего, кроме челюстей с зубами. Ты как думаешь, может хороший человек так поступить?
Мальчишка по-прежнему не отвечал.
Ренн даже зубами скрипнула, но не сдалась.
— Я точно знаю, что это он, — сказала она. — Я слышала, как брякали птичьи клювы у него на поясе, когда он через озеро плыл.
По ту сторону входа царило молчание, но Ренн могла бы поклясться, что мальчишка внимательно ее слушает: ей хорошо было слышно его напряженное дыхание.
— Зачем обычному человеку зубы Охотника? — вновь заговорила она. — Такие вещи только колдунам нужны. — Она помолчала. — Если я права и это он насылал на людей ту болезнь, значит… Значит, это он убил твоего брата!
Мальчишка за дверью даже дышать перестал.
— Откуда ты знаешь про моего брата? — вдруг спросил он.
— О, я много чего знаю! — сказала Ренн и повторила: — Да, это он убил твоего брата. Я знаю, каково это — потерять брата. Я тоже не так давно брата потеряла.
— Сиди тихо! — пригрозил ей мальчишка.
— Ты подумай, — продолжала Ренн, словно не слыша его слов, — вспомни: перед тем как твой брат заболел, где находился Тенрис? Небось на своем Утесе, верно? Творил какое-то колдовство!
— Ну и что? — послышалось из-за шкур, закрывавших вход. — Он ведь колдун, это его ремесло.
— Он творил колдовство, а потом твой брат заболел, так?
Это была просто догадка, но удачная. Мальчишка опять затаил дыхание, а потом прошептал:
— Он творил колдовство, чтобы принести жертву… Он совершал жертвоприношение…
— Это он тебе так сказал! — заявила Ренн.
Из-за шкур послышался хруст песка: мальчишка нервно ходил взад-вперед.
— Больше никаких разговоров! — резко сказал он Ренн. Но в голосе его слышалось сомнение.
— Ты же знаешь, что я права, — возразила она.
— Я сказал, больше никаких разговоров! — выкрикнул он с каким-то отчаянием.
— Ну почему, почему ты не хочешь меня выслушать! — крикнула в ответ Ренн.
Тюленья шкура вздрогнула, и она поняла, что мальчишка закрыл вход в пещеру.
После этого надолго воцарилось молчание.
Запах мяса плыл по пещере. Ренн долго колебалась, потом все же подошла ближе и стала изучать содержимое миски. Копченое китовое мясо с ягодами можжевельника. Пахнет очень неплохо. Но если она его съест, этот мальчишка, конечно же, подумает, что она сдалась. Ренн решительно поставила миску на землю. Снова походила по пещере. Вернулась — и взяла миску в руки.
Она уже собралась положить в рот первый кусок, когда охранявший ее мальчишка дико вскрикнул, тюленья шкура отлетела в сторону, и в пещеру ворвался Волк. Он прыгнул прямо на Ренн, сильно ударив ее лапами, и она отлетела в сторону, а мясо рассыпалось по полу пещеры. Придавив ее лапами к полу, Волк свирепо рычал, подняв черные верхние губы и показывая здоровенные белые клыки. Ренн попыталась крикнуть, но его передние лапы еще сильней надавили ей на грудь. Да что это с ним такое?
— Волк, — задыхаясь, прошептала она, — Волк, ты что? Это же я!
— Не бойся, я уже иду!
Мальчишка из племени Тюленя влетел в пещеру со своим гарпуном, а Волк, мгновенно оставив Ренн, обернулся к противнику.
— НЕТ! — вскрикнула Ренн. — Не тронь его! Он, должно быть, болен или… с ним еще что-то случилось!
Но мальчишка, не обращая ни малейшего внимания на ее вопли, замахнулся и ударил Волка гарпуном.
Волк отскочил, щелкнул зубами и попытался схватить гарпун за древко.
Только тут до Ренн дошло: путь на волю свободен. Но как же Волк?
Видя, что Волк легко уходит от ударов, Ренн решилась.
Она вскочила и бросилась бежать.
Услышав позади пронзительный вопль мальчишки — это был скорее вопль ярости, а не боли, — Ренн оглянулась и увидела, что Волк выскочил из пещеры и тут же растворился в тумане.
Слишком потрясенная случившимся, чтобы пытаться в нем разобраться, Ренн снова бросилась бежать и тоже нырнула в туман.
Туман стал еще гуще, и она совершенно не представляла, где находится и где искать Торака.
Споткнувшись о кучу плавника, она вслепую сделала еще шаг и налетела на подставку, где вялилось китовое мясо. Из тумана вынырнул силуэт жилища, и Ренн прижала руку ко рту, чтобы не вскрикнуть.
«В любой момент, — с ужасом думала она, — я могу налететь здесь на того мальчишку… или на токорота… или на Пожирателя Душ…»
Вдруг в той стороне, где, видимо, был север, высоко в небо взметнулись языки пламени.
Ренн застыла как вкопанная.
Торак говорил ей, что для приготовления лекарства необходим особый обряд на Утесе. Впрочем, как она теперь понимала, «лекарство», по всей видимости, всего лишь приманка, приготовленная Пожирателем Душ.
И Ренн бегом бросилась в сторону огня.
Сзади послышался какой-то шорох. Она быстро присела. Увы, слишком поздно. Чья-то рука схватила ее за плечо и потащила назад.
На Священном Утесе не осталось и следа от Тенриса, доброго колдуна из племени Тюленя. Эта маска сгорела, оставив лишь горстку пепла и горечь.
Бормоча заклятия, задыхаясь, Пожиратель Душ присел на корточки у жертвенного камня, рисуя у Торака на груди магические знаки. В качестве кисточки ему служил пучок тюленьих усов, привязанных к кости орла. Свою кисть он макал в какую-то темную, жирную, вонючую жижу, и Торак догадался, что это кровь убитого Охотника, а бледные конусовидные предметы, которые Тенрис расставил вокруг него, — это китовые зубы.
Судя по возне, возобновившейся у лодыжек Торака, мальчишка-токорот заканчивал привязывать его ноги к жертвеннику. Торак изо всех сил взбрыкнул, понимая, что его единственная надежда — в таких вот резких телодвижениях.
— Лежи тихо! — рявкнул Тенрис. Он все время что-то жевал, и запах у этой жвачки был просто отвратительный, и, видимо, из-за нее белки его глаз приобрели желтый оттенок, а язык стал совсем черным. Он все меньше походил на человека.
Уголком глаза Торак заметил на тропе, ведущей на вершину Утеса, какое-то движение.
Там за преградой из плавника, сложенной девчонкой-токоротом, которая усердно смачивала дерево тюленьим жиром, стоял… ВОЛК!
У Торака от ужаса защемило сердце. Трое против одного! Если Волк бросится на них, пытаясь ему помочь, они его точно убьют!
— Уфф! — по-волчьи предостерег его Торак. — Уфф! Уфф!
Волк насторожил уши, но не отошел. Он отыскал у самого края обрыва такое место, где девчонка-токорот еще не успела навалить плавника.
«Уходи! — попытался мысленно сказать ему Торак. — Ты мне помочь не сможешь!»
К счастью, ни Тенрис, ни токороты Волка пока не замечали. Все трое смотрели только на Торака.
— Что это ты такое говоришь, а? — сердито нахмурился Тенрис.
Недолго думая Торак обвел глазами кольцо из китовых зубов и спросил:
— Эти зубы… они ведь принадлежали Охотнику, верно? Для чего они?
Тенрис, прищурившись, посмотрел на него.
— Чтобы творить заклятия, — сказал он и снова обмакнул кисточку в кровь. — Когда ты показал мне отцовский нож, я сразу заподозрил, что ты тот самый. Но мне нужно было в этом убедиться.
— И для этого пришлось умереть Охотнику?
— Какое мне дело до какого-то кита? Охотники ничего мне сделать не могут. — Искалеченной, похожей на коготь рукой Тенрис коснулся амулета, висевшего у него на шее. — Это скроет меня от любых глаз!
Торак вспомнил запрокинутое, со стиснутыми зубами лицо Детлана, страдавшего от невыносимой боли, когда Бейл укладывал в лубок его размозженную ногу. Даже если Детлан выживет, он навсегда останется калекой. И все потому, что Тенрису понадобилось «убедиться».
А Волк все принюхивался к тому узкому проходу, который шел по самому краю пропасти…
И Торак поспешил возобновить разговор с Тенрисом:
— Ты вроде бы сразу заподозрил, что я «тот самый». «Тот самый» — это кто?
Изуродованное лицо колдуна потемнело.
— Тот, кто уничтожил медведя.
Торак вздрогнул:
— Того медведя?
— Да. Это я его создал, — сквозь зубы пробормотал Тенрис. — Это я поймал злого духа и загнал его в ловушку — в тело медведя. А ты его уничтожил!
На мгновение Торак даже о Волке позабыл.
— Ты лжешь! — выкрикнул он. — Я знаю: создатель медведя был калекой. Хромым калекой! Бродягой!
Тенрис откинул голову и засмеялся. Все еще смеясь, он встал и прошелся вокруг костра, жалостно хромая.
— Легко, правда? Хотя, должен признаться, хромать мне здорово надоело.
Значит, это Тенрис создал проклятого медведя… который убил отца…
Торак вспомнил поляну, на которой они с отцом в ту последнюю ночь расположились на ночлег, и лицо отца, смеющегося над шуткой Торака. А потом — лицо умирающего отца…
— Это еще что такое? — оскалился Тенрис. — Никак, слезы?
— Ты убил его, — прошептал Торак. — Ты убил моего отца…
И почувствовал, как токорот завязывает последний ремешок у него на лодыжке. Рванувшись изо всех сил, Торак пронзительно вскрикнул:
— ТЫ УБИЛ МОЕГО ОТЦА! — но вырваться не смог: ремни из сыромятной кожи держали крепко.
И тут из тумана стрелой вылетел Волк и прыгнул прямо на Тенриса. Но колдун успел схватить свой гарпун, а токороты, как пауки, разбежались в разные стороны, вытащили ножи и, размахивая ими и горящими ветками из костра, стали наступать на Волка с разных сторон.
— Волк! — крикнул Торак, дергаясь изо всех сил и пытаясь снять связанные руки с острого выступа, но теперь ему мешали еще и привязанные к плите лодыжки. — Уфф! Уфф! Уфф!
Но Тенрис уже метнул гарпун.
Волк высоко подпрыгнул, извернулся, и страшное зазубренное острие пронзило пустой туман.
Тенрис что-то пролаял своим токоротам, и девчонка ткнула горящей веткой в груду плавника на тропе. Пламя взвилось стеной, казалось, оно достает до небес. Размахивая горящими ветвями, токороты бросились на Волка, и тот, рыча, попятился — прямо к стене огня.
Казалось, гибель его неминуема, но в самый последний момент Волк резко развернулся и перепрыгнул через пылающий костер в том самом месте, где на самом краю пропасти еще оставался узенький проход. Токороты с горящими ветками в руках бросились за ним. И в тот же миг пламя с ревом взвилось еще выше. Ловушка захлопнулась. Выход с Утеса закрыла стена сплошного огня.
Тенрис бросил на землю гарпун и, повернувшись к Тораку, сказал:
— Все. Он ушел. Теперь сюда даже твоему волку не пробраться.
— И твоим токоротам тоже! — усмехнулся Торак. Было слышно, как оба токорота с грохотом спускаются со скалы вслед за Волком.
Тенрис пожал плечами.
— Мне они больше не нужны. — Он взял нож, лежавший у Торака на груди. — С остальным я прекрасно справлюсь и без них.
Торак чувствовал, что сердце его готово выскочить из груди. Волк ушел, да и сам он теперь отрезан стеной огня от всякой надежды на спасение. Даже если он высвободит ноги, даже если ему удастся снять с острого выступа связанные руки и скатиться с жертвенного камня — что дальше? Он попал в страшную ловушку: Утес неприступен, а его противник — взрослый мужчина, колдун, который к тому же вооружен ножом и гарпуном и намерен во что бы то ни стало убить Торака и съесть его сердце…
И все же сперва Тораку необходимо было выяснить одну вещь.
— Скажи, почему ты это сделал? — спросил он, глядя прямо в желтые глаза Пожирателя Душ. — Почему убил моего отца?
Тенрис, словно удивляясь его вопросу, покачал головой:
— Ах, до чего ты похож на него! Все хочешь знать: почему да зачем. Почему, почему, почему!
Он обошел вокруг жертвенного камня, крепко сжимая рукоять ножа. Лицо колдуна искривилось, словно воспоминания наполнили его рот горечью.
— Твой отец предал меня! — сказал он наконец. — И был слишком слаб. Бесполезен. Но все же рассчитывал, что сможет…
— Отец не был бесполезным! — воскликнул Торак.
— Да ты-то что понимаешь? — озлился Тенрис.
— Он был моим отцом, — тихо сказал Торак.
Тенрис остановился, посмотрел на него и, обнажив в усмешке свои почерневшие зубы, промолвил:
— И моим братом.
Глава тридцать вторая
Ренн, вытягивая шею, пыталась разглядеть, что происходит на Утесе, но туман был слишком густым, а плечо горы слишком низко нависало над нею. Лишь на мгновение, когда Пожиратель Душ придвинулся к самому краю Утеса, она увидела его черный четкий силуэт на фоне яркого пламени.
— У него в руках нож! — воскликнула она.
— Слишком высоко, — сказал Бейл, стоя с ней рядом. — Нам ни за что не успеть.
— Но нельзя же просто…
— Посмотри: огонь полностью перегораживает тропу. Как ты собираешься попасть на Утес? По воздуху?
Ренн бросила на него подозрительный взгляд. Несмотря на то, что сейчас он вроде бы полностью перешел на ее сторону, она все же не до конца доверяла ему. Но едва она открыла рот, чтобы возразить, как послышался волчий вой.
— А это еще что такое? — спросил Бейл.
— Это Волк, — сказала Ренн. И, приложив к уху согнутую ладошку, воскликнула: — Ой, как плохо! Он где-то далеко, на западе! Но почему он там? Почему не наверху, с Тораком? Если даже Волк не смогло него добраться… — Она лихорадочно пыталась что-нибудь придумать. — Ты прав, — сказала она Бейлу. — Мы не успеем вовремя подняться туда. Принеси-ка мой лук.
У мальчишки даже рот от изумления открылся.
— Я не позволю тебе застрелить его! Что бы он ни сделал…
— А как иначе нам спасти Торака?
— Но Тенрис — все еще наш колдун!
— Бейл, — с нажимом сказала Ренн, — мне не больше твоего хочется его убивать, но что-то предпринять мы просто обязаны!
И тут Пожиратель Душ отошел от края обрыва. Ренн, горестно вскрикнув, отбежала назад, тщетно надеясь снова его увидеть.
— Скала здесь слишком низко нависает, — сказал ей Бейл. — Быстрей. В лодку.
— Что? — не поняла Ренн.
Бейл крепко схватил ее за руку и потащил за собой.
— Жертвенный камень увидеть с земли невозможно, — пояснил он на бегу. — Он виден только с Моря!
Они опрометью бросились к стоянке. Бейл нырнул в свое жилище, через мгновение появился вновь и сунул Ренн ее лук и стрелы. Почти не останавливаясь, он сорвал с опор свой челнок, моментально спустил его на воду, толкнул Ренн на корму, вскочил в лодку и выхватил весло. Ренн обеими руками так и вцепилась в низенькие борта — они прямо-таки с немыслимой скоростью летели по воде.
Поднимался ветер. Это был восточный ветер, и дул он от Леса. Когда Ренн снова повернулась лицом к Утесу, оказалось, что туман расступился и теперь Пожиратель Душ был ей хорошо виден. Он стоял, воздев нож высоко над головой и словно принося его в жертву небесам. У его ног кто-то лежал. Совершенно неподвижно.
— Я вижу их! — крикнула Ренн.
С поразительной ловкостью Бейл развернул челнок и подвел его под самый Утес. Ренн вскочила, покачнулась и наверняка оказалась бы за бортом, если бы Бейл не поймал ее и рывком не заставил сесть.
Руки у нее дрожали, когда она вытаскивала стрелу и вкладывала ее в лук. Несмотря на самоотверженные усилия Бейла, лодчонку так и швыряло на волнах. Ренн понимала, что встать не сможет и стрелять придется с колен.
А Торак по-прежнему лежал без движения, и Ренн похолодела от ужаса: неужели они опоздали?
— Мы слишком далеко, — пробормотал Бейл, — отсюда никто попасть не сумеет…
Стиснув зубы, Ренн заставила себя не слушать его. Она знала: сейчас нужно думать только о цели — так учил ее Фин-Кединн.
Как можно лучше прицелившись, она выстрелила.
Стрела, дугой перечеркнув небеса, вонзилась Тенрису прямо в ладонь. Он взвыл и упал на колени, его нож с грохотом покатился по камням.
Торак, воспользовавшись этим, поспешно вывернулся из ремней, стягивавших его лодыжки, и, собрав последние силы, оперся на пятки и рывком дернулся вперед. Рук своих он почти не чувствовал: они казались чужими, тяжелыми, но ему все же удалось как-то снять их с проклятого выступа и скатиться с жертвенника на землю.
А Тенрис по-прежнему стоял на коленях, зажав одной рукой вторую, раненую. Потом поднялся и, пошатываясь, отошел от края Утеса настолько, чтобы его не могли достать стрелы.
Торак, с огромным трудом заставляя онемевшее тело двигаться, отбежал от него подальше. Постепенно оживающие плечи и запястья жгло как огнем. Сейчас они с Тенрисом стояли по разные стороны от жертвенного камня, прямо у Торака за спиной был край Утеса, нависавший над Морем.
Страшно шипя от боли, Тенрис выдернул из своей ладони стрелу. Пот ручьями струился по его лицу, измазанному золой, и оставлял извилистые дорожки, под которыми проступали красные шрамы ожогов.
— Сдавайся, Торак! — задыхаясь, сказал колдун. — Все кончено!
Послышался волчий вой. Это Волк сообщал Тораку: «Злых духов больше нет!»
— Он далеко, — сказал Тенрис, хватаясь за гарпун. — Он тебе больше не поможет.
— Он и так уже помог мне, — возразил Торак.
Тенрис фыркнул:
— Нет, теперь тебе никто не поможет, Торак. И твои друзья уже не смогут снова выстрелить в меня, поскольку будут бояться попасть в тебя.
Торак не ответил. Он с огромным трудом, собрав последние силы, держался на ногах.
— Сдавайся, Торак! — вновь раздался красивый, звучный голос колдуна. — Признаю: ты отлично держался, но теперь тебе пора передать свою магическую силу тому, кто знает, как ею воспользоваться.
Торак быстро оглянулся. Восточный ветер крепчал, унося туман. Полоска серебряного лунного света пролегла на поверхности Моря.
— Не бойся: я все сделаю быстро, — снова заговорил Тенрис. — Обещаю.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |