Евгений Евгеньевич Сухов 18 страница

Глава 55

Теперь Николай Радченко знал о Варяге все. Почти все. Кроме обыкновенных фотографий, на которых казначей смотрелся обычным, хотя и вполне респектабельным человеком, Радченко имел в своем распоряжении несколько видеокассет — записи разговоров Варяга с очень заметными и влиятельными людьми столицы. Колян не сомневался в том, что когда-нибудь пополняющийся архив сыграет свою роль в его дальнейшем росте. На пленках был такой убойный материал, который запросто мог смести с мягких кресел чиновников первой руки. Если хотите кормиться, господа, вкушать икорку с балычком, так будьте добры поделиться, как Господь повелел.Поначалу Варяг представлялся Радченко довольно легкой добычей, которую можно проглотить даже не разжевывая, но потом понял, что это не так. Во-первых, очень сложно было подобраться к его машине, потому что он никогда не оставлял ее на улице. Во дворе же машина находилась под пристальным наблюдением охраны. Судя по всему, Варяг понимал толк в безопасности.Во-вторых, он никогда не вел долгих диалогов на улице, как порой поступали его незадачливые коллеги по воровскому промыслу, — Варяг стремительно садился в автомобиль, напоминая ящерицу, шмыгнувшую в расщелину между камней.В-третьих, его постоянно опекали молодцеватые ребята, которые наверняка прошли школу КГБ. В руках у некоторых из них были кейсы, содержимым которых вовсе не являлись Деловые бумаги — достаточно встряхнуть таким кейсом разок, и в руках окажется ручной пулемет. Еще одно важное достоинство кейсов состояло в том, что они могли служить надежным укрытием — автоматные очереди отскакивали от их бронированной поверхности, как орехи от каменной стены.Не стоило и думать о том, чтобы достать Варяга где- нибудь на трассе. Здесь он был совершенно непредсказуем, ежедневно менял маршруты и ехал всегда стремительно, включив мигалку на крыше, словно забил стрелку в Кремле и опасался обесчестить себя опозданием.Варяг практически не посещал увеселительных заведений, не играл в карты, избегал общества женщин и вообще не совершал аморальных поступков. Возвратись коммунистическая эра, так его личная жизнь стала бы примером для всего блока коммунистов и беспартийных. Он принимал множество посетителей, среди которых были весьма различные персонажи — от золотозубых мальчиков, раскидывающих пальцы веером, до солидных мужчин, которым к лицу только строгий английский костюм.И все-таки в его системе безопасности имелся один большой минус — Варяг бы трудоголиком, а подобный диагноз изменяет характер и заставляет проводить на рабочем месте как минимум часов по двенадцать в день. Остается придумать, как поудачнее разобраться с воровским кассиром, — шпонуть ему в окно из миниатюрной «мухи» или терпеливо поджидать объект где-нибудь в конце его ежедневного пути. Впрочем, могут быть и другие варианты — в зависимости от обстоятельств. Если разобраться, то недоступных объектов не существует, и даже в толпе из сотни телохранителей можно отыскать брешь, которая окажется роковой.Угрюмый поежился — Колян молчал и мрачно взирал куда-то ему за спину. Федор дрогнул и уже был готов броситься к ногам шефа с мольбой о прощении, однако собрал в кулак остаток воли и даже сумел изобразить на лице подобие улыбки. Федор старался не думать о Надежде из суеверной боязни — а вдруг каким-то мистическим образом Колян сумеет проникнуть в его мозг и прочтет его грешные мысли?Наконец Колян заметил Угрюмого и произнес:— Молодец, не зря съездил… Хороших людей привез — с такими бойцами мы не только Москву, весь мир на дыбы поднимем! Я тебе после твоего возвращения машину обещал поменять — так, кажется?— Было дело, — скромно отозвался Федор, понимая, что ему уже стыдно разъезжать на «форде» 94 года выпуска и для его задницы вполне подойдет кресло «мерседеса».— Я тебе приготовил подарок.— Надеюсь, приятный, — с деланным весельем произнес Федор.— Помилуй Господи! — обиделся Николай. — Разве я могу огорчить одного из самых верных своих людей?Разговор происходил в уютном тенистом сквере, обнесенном высокой металлической оградой — получалось что-то вроде Летнего сада районного масштаба. В самом центре скверика был вырыт небольшой пруд, и водную гладь рассекали три лебедя: один черный как уголь, два других — белые. Птицы были совершенно ручные. Они не только поедали брошенный в воду хлеб, но и охотно кормились из рук, вытянув необыкновенно длинные шеи. Их появление на московской окраине можно было расценивать как чудо. Презрев жаркие страны и подавив в себе инстинкт путешественников, птицы облюбовали крохотный пруд в качестве постоянного жилища. На это явление приходили поглазеть жители близлежащих микрорайонов, и молодые мамаши с умилением в голосе показывали детям водоплавающих красавцев.Впрочем, среди любителей фауны всегда можно было приметить две-три пары глаз, в которых полыхал вполне гастрономический интерес. Наверняка в лебедях они видели прежде всего аппетитное жаркое. Вот и сейчас неподалеку с грязными котомками в руках стояли два бомжа. Угрюмый подозревал, что если птицы и примут безвременную смерть, то именно от рук этих отбросов цивилизации.— Да, все забываю спросить, как там Надька? Ты, часом, к ней не заскакивал?Они сидели на скамеечке, с которой был хорошо виден весь пруд. Сквозь толщу прозрачной воды дно представляло собой неприглядную картину — консервные банки, битые бутылки… Оставалось пожалеть рыб, если они надумают нырнуть поглубже. Подобная картина свидетельствовала о том, что и среди птиц имеется немало чудаков. Им бы сняться с места и улететь куда-нибудь в Северную Африку, где они обрели бы спокойную жизнь, избавившись от происков пьяных бомжей, и стали бы украшением национального парка.От вопроса Коляна Угрюмый на мгновение смутился. Замешательство продолжалось лишь секунду и, к счастью, не отразилось на лице. Не отрывая глаз от черного лебедя, Федор уверенно произнес:— Разумеется, заскакивал. Ты же мне сам велел зайти к ней.— И как там она?— Все нормально. Передал от тебя привет и пошел по своим делам.— Ну да, конечно, — качнул головой Николай. — Она тебе ничего особенного не говорила?— Да вроде нет… Поговорили минут пять, и все. А что?— Да так… Вчера я звонил ей, а голосок у нее не тот, что раньше. Ну да ладно, забудь! — махнул Колян рукой. — Это мои семейные дела, они тебя не должны беспокоить. Разберусь как-нибудь. А охрана ее как, на месте?— Все путем!— Надо бы Надьку в Москву вытянуть. Знаю, что зараза большая, а без нее не могу. Скучаю, — печально выдохнул Колян. — Тебе не кажется, что лебеди здесь не к месту?И, поймав недоумевающий взгляд Угрюмого, Колян пояснил:— Не любит у нас народ природу. Ты посмотри на того бича в вязаной шапочке, — взглядом указал Николай на тощего бродягу, на роже которого было написано, что он совсем не прочь перекусить лебедятиной. — Скорее всего эти лебеди проживут здесь недолго — как-нибудь ребятишки найдут в кустах открученные птичьи головы. Ты видишь, Федор, в какой стране мы с тобой живем. У наших людей нет ничего святого, за грош невинную душу загубят. Посмотри туда, — коснулся Колян плеча Федора.Между деревьями, посаженными вокруг пруда в два ряда и образовывавшими тенистую аллею, мелькнул милицейский мундир.— Родная милиция! — восторженно произнес Николай. — Поверь мне, никогда я им так не радовался, как сейчас. Нет, эти люди не дадут птиц в обиду. Глянь на того бича — испугался, блядина!Бродяга, подобрав котомку, воровато огляделся и поспешно засеменил в сторону выхода из сквера.— Не видать вам дичи, господа бомжи, так что харчи придется искать на ближайших помойках.— Колян, — раздался сзади глуховатый голос. Федор обернулся. У скамейки стоял Крот. Вид у него был унылый. Он с прищуром посматривал вокруг — создавалось впечатление, будто он только что выбрался из норы.— Ты уже пришел? — выразил легкое удивление Радченко. — Ну что ж, нам пора.С недавних пор Федор Угрюмов стал тяготиться обществом Коляна и всякий раз выискивал предлог, чтобы сократить общение с шефом. Когда Колян сказал, что ему нужно идти, Федор едва сдержал вздох облегчения.— Да, мне тоже нужно идти. На наши магазины, которые на Красной Пресне, наехали какие-то отмороженные. Надо бы посмотреть, кто это такие.— Разберись, — согласился Колян. — Люди ведь так противно устроены: пока им дырок в башке не наделаешь, ни за что не поймут. Так что езжай и без пары трупов не возвращайся.— Постараюсь, — оценил юмор своего шефа Угрюмый. "— Да, кстати, у меня на Пресне тоже имеется одно небольшое дельце. Подбросишь?— Разумеется, — едва скрыл разочарование Угрюмый.У «форда» их поджидали Серый с Цыганом. Это был неприятный сюрприз, но Угрюмый старался не напрягаться и вести себя как можно естественнее. Он небрежно махнул рукой в знак приветствия и уже распахнул дверь, как вдруг услышал голос Коляна.— Если ты не возражаешь, пускай машину Крот поведет, а мы с тобой на заднем сиденье устроимся. Мне тебе кое-что сказать нужно. Заодно на город посмотришь, а то, знаешь ли, как упрешься в баранку, так, кроме дороги, ничего и не видишь. На тротуарах такие киски встречаются!Федор пожал плечами:—Ладно, пускай рулит.Как ни прислушивался Угрюмый к интонациям Коляна, но не обнаружил в них ничего зловещего — обыкновенный начальственный треп с заявками на демократичность. Что поделаешь, волна перемен коснулась и криминальных структур.Николай плюхнулся на заднее сиденье. Рядом скромно, словно и не хозяин тачки, устроился Угрюмый. За год он успел проехать на своей иномарке около тридцати тысяч километров, но на ее заднем сиденье ехал впервые. Дорога отсюда выглядела совершенно иной.Третьим сзади сел Цыган. Угрюмый почувствовал себя стесненным и незаметно подвинулся.— Послушай, Колян, куда мы едем? Это же дорога не на Пресню, — через некоторое время спросил Федор, выдав себя беспокойными нотками в голосе.— Успеешь ты на свою Пресню, мне тут еще в одно место нужно заскочить. Если хочешь, можем пойти вместе.Цыган зловеще помалкивал. Угрюмый не переваривал этого типа и ощущал кожей его ответную ненависть. Была бы воля Федора, так он бы посадил этого злодея с лошадиной улыбкой пожизненно под крепкий замок и выводил бы на свет Божий только для того, чтобы попугать непослушных малышей.Цыган представлял собой классический образчик уголовника со стажем — худощавый, как высушенная вобла, с темной обветренной кожей, которая, казалось, помнила едва ли не все зоны России. Характерные глаза, настороженные и недоверчивые, словно видевшие в каждом «кума», от которого следовало ждать очередной накачки, а то и водворения в карцер. Люди, не знавшие Цыгана, от его взгляда начинали невольно ежиться, словно чувствовали на шее обжигающее прикосновение стального лезвия.Цыган в бригаде Коляна был чем-то вроде психологического оружия. У Цыгана напрочь отсутствовали тормоза, и на противника он порой производил ошеломляющее впечатление. Так, например, во время напряженного разговора он мог неожиданно издать истерический вопль, порвать на себе рубашку и обнажить грудь со множеством татуировок, рассеченных страшными шрамами. Цыган не однажды рассказывал, что шрамы он заработал в славной драке, когда держался один против пятерых, вооруженных ножами. Действительность была до смешного банальной: просто однажды по пьяному делу он свалился на груду битого стекла.— Хорошо, я пойду с тобой, — охотно согласился Угрюмый, придавая своему голосу беспечность и втайне радуясь, что неприятному соседству пришел конец.Автомобиль въехал во двор. Место было тихое, даже глухое, ни одной живой души поблизости, словно в окружающих домах вымерли все живые существа.Колян распахнул дверцу и бросил Кроту:— Поднимемся все. Машину пока запри.— Хорошо. — Крот заглушил двигатель.Цыган, скаливший золотые зубы в нехорошейулыбке, напоминал Бармалея из сказки. Злодейское выражение его лица Угрюмому не понравилось. Впрочем, стоит ли обращать внимание на такие мелочи — мало ли какая гнусная мыслишка точит параноидальный мозг блатного.— Колян, тут братва с Северо-Запада подъезжала. С ними законный был, хотели переговорить с тобой, — догнал Крот удалявшегося Радченко.Николай неожиданно остановился и, повернув к Кроту злое лицо, процедил:— Послушай, Крот, не надо меня разочаровывать. Я уже начинаю жалеть о том, что ты здесь. Посмотри на Цыгана, разве он будет играть по чужим правилам? И не подумает! Мы пришли сюда для того, чтобы победить. Мы придумали игру, которой до нас не существовало. Поэтому они должны играть по нашим правилам!— Колян, они были с законным.Радченко разгорячился не на шутку:— Такое впечатление, что ты по-прежнему паришься в чалкиной деревне. Окстись, парень! Мы на воле! Здесь нет ни законных, ни смотрящих, ты сам себе голова! Если оглядываться на каждого хмыря с авторитетной наколкой, то можно вообще остаться без штанов. Ты думаешь, они о тебе заботятся? — Колян почти кричал, но в окнах не дрогнула ни одна занавеска. — Нет, о себе в первую очередь, чтобы мошну набить до отказа. Чтобы «капусты» хватило на всех красивых баб да чтобы еще оттянуться где-нибудь на Гавайях до полной программе. И чтобы можно было за один вечер спустить пятьдесят тысяч баксов в каком-нибудь казино, а потом в приятельской беседе обмолвиться, что сегодня в карты он проиграл целый «мерседес». Они ни хрена работать не хотят! А мы пашем, вот поэтому и деньги имеем. Обо всех этих законных забудь! Пускай у дураков голова пухнет от ненужных вопросов. Для меня что законный, что черт, все едино!Неожиданно Радченко замолчал, потом вдруг улыбнулся и примирительно произнес:— Я вижу, что ты от зоны еще не отошел. Ладно, привыкнешь. Пойдем в дом, чего стоите? Люди сейчас бдительные стали, еще ментов позовут.Колян уверенно зашагал в сторону подъезда.— И еще вот что, — Колян обождал, пока Крот приблизится к нему, и процедил сквозь зубы: — Никаких переговоров с законными не вести! Мы не миротворческая организация и не Красный Крест. Мы пришли сюда побеждать. Вычислишь горлопанов и перестреляешь, как куропаток. Ты меня понял, Крот?— Разумеется, Колян, — отозвался Крот несколько бодрее, чем следовало бы.Радченко задержал на нем тяжеловатый взгляд — не издевка ли? Убедившись, что Крот полон почтения, Колян хмуро бросил:— Пошли.Они бодро поднялись на третий этаж. Николай остановился перед высокой дверью, обитой темно-синим дермантином, и уверенно нажал на кнопку звонка. Послышалась заливистая соловьиная трель.С полминуты в квартире царила тишина. Создавалось впечатление, будто чья-то злодейская рука свернула тоненькую шейку лесному вокалисту. Неожиданно за дверью послышался шорох. Еще секунд двадцать визитеров внимательно изучали через глазок, а затем громко брякнула цепочка, повернулся замок, со скрежетом отворился второй, и только после этого дверь гостеприимно распахнулась.На пороге стоял Горыныч, оскалив в хищной улыбке крупные зубы. Вот это был настоящий сюрприз! Угрюмый почувствовал, что веко его задергалось от нервного тика.— Ну что ты замер? — почти по-отечески подбодрил Радченко Угрюмого. — Проходи, а то стоишь, как не свой.Колян уверенно вошел в роль хозяина — отстранил плечом Горыныча и тяжело затопал по дубовому паркету. Угрюмого несильно подтолкнули, и он переступил через порог.Череда неприятных сюрпризов продолжалась — из комнаты навстречу Федору вышла Надежда. Другая — не ослепительная и уверенная в себе королева, которую он оставил в Таежном, а поломанная судьбой ба- бас Перекошенным от страха ртом. Казалось, со дня их последней встречи прошло не меньше двадцати кошмарных лет.— Кажется, все действующие лица в сборе, — торжественно произнес Колян. — Чует мое сердце, что нас ожидает интересное представление. Не дергайся, Федор!.. Отсюда можно выбраться только в разобранном состоянии.Как бы в подтверждение его слов зловеще брякнула на закрывшейся двери стальная цепочка.Пространство вокруг Угрюмого замкнулось. Теперь он прекрасно понимал, что чувствует мышь, оказавшись наедине с голодной кошкой.— Колян, ты о чем, в натуре?Угрюмый сделал над собой усилие и попытался выглядеть браво: голос его зазвучал неестественно молодцевато, а губы растянулись в беззаботной, как ему показалось, улыбке.— А о том, мой разлюбезный друг, что сейчас мы будем тебя убивать, — буднично произнес Колян. Тем не менее фраза показалась не просто угрожающей —лот нее повеяло загробным холодом, как от свежевырытой могилы. Федору показалось, будто потолок начал медленно опускаться.— За что, Колян? — хмуро поинтересовался Федор.В подобной ситуации бодрый тон был так же неуместен, как сальный анекдот у гроба покойника. Самое скверное состояло в том, что страх парализовал лицевой нерв, теребя веко и превращая улыбку в жалкую гримасу.— Надька! — позвал Радченко жену. — Иди сюда, муж зовет.Надежда приблизилась. Лицо у нее было белым, как первый снег.— Да, Коля.В голосе никакого сознания вины — обычная покорность покладистой жены перед строгим супругом.— Что же это ты, хозяюшка, гостей не привечаешь? Они ведь и обидеться могут. Неси сюда все, что в холодильнике есть.— Сейчас, Коля, — с явным облегчением сказала Надежда.Радченко сел на свободный стул. Горыныч, не скрывая злорадства, вытолкнул обеими руками Угрюмого на середину комнаты. Дружеское обхождение осталось за порогом квартиры. Серый с Кротом уселись на диванчик, а Цыган устроился у самого входа на низенькой кушетке.— Теперь-то, наверное, жалеешь, что меня не убил? — сочувственно поинтересовался Колян.Цыган беззлобно хихикнул, Крот с Серым только слегка покривились. Лицо у Горыныча превратилось в маску, как и положено палачу, привыкшему исполнять не слишком почетную, но очень нужную работенку.Вошла Надежда. В руках она держала поднос с закуской. Никаких гастрономических изысков — колбаса, сыр, ветчина, несколько пустых рюмок. Из груды фруктов торчала огромная бутылка водки с какой-то иноземной наклейкой на запотевшем боку.— Мне кажется, я чего-то не понимаю. Объясни, Колян, что ты хочешь этим сказать? — медленно спросил Угрюмый.Надежда неслышно расставила все принесенное на столе и уже хотела уйти, как вдруг Колян зацепил супругу двумя пальцами за коротенькое платьице и сказал:— Тебя это тоже касается, ненаглядная моя. Останься!Надежда поспешнее, чем следовало бы, села на стул и обреченно посмотрела на мужа.— Напомню кое-какие факты из своей биографии, — Колян сделал небольшую паузу и посмотрел на Угрюмого. — Когда-то мне пришлось учиться в специальной школе, где нас помимо всего прочего обучали умению устанавливать подслушивающую аппаратуру. Не желаю иметь от вас никаких тайн: о вашем последнем разговоре мне поведал маленький «клопик», установленный усамой кровати. Так что ты, Надежда, напрасно думала, что я не бывал в квартире своей тещи. Мне это полагается по долгу службы. И, как видишь, я не прогадал.— О Господи! — воскликнула Надежда и закрыла лицо руками.— Ты о чем-то сожалеешь, моя радость? Ничего Страшного, здесь все свои люди. Разве они способны причинить тебе какой-нибудь вред?Надежда всхлипнула.— Ну как же тебя успокоить, моя любовь? Что же такого предпринять, чтобы ты не плакала? Может, ты мне подскажешь, Цыган?— Ну… — пожал тот неопределенно плечами.— Ты очень красноречив, Цыган. Я согласен с тобой, абсолютно верно! Моей женушке не хватает именно этого. Вот что, ребятки, давайте утешьте мою женушку все хором. Мужа-то одного ей мало было, так пяток мужиков в самый раз будет.— Коля, Боже мой, как ты смеешь!— Смею, дорогая. Потому что имею на тебя право. Во всяком случае, в паспорте у меня стоит печать, что ты моя собственность.Колян повернулся к Угрюмому:— Ну как, Федя, хороша моя жена в постели?.. Молчишь? Впрочем, вижу, что ты ее одобряешь. Тогда вопрос: к нашему паровозу желаешь свой вагон прицепить? Эх, чувствую, ребятишки, что нас классное развлечение ожидает. Люблю кураж — ничего с собой поделать не могу! Кстати, Угрюмый, а ты каким способом мою жену любил? Сверху, снизу или, может быть, бочком?— Послушай, Колян, к чему заводить весь этот никчемный балаган? Если хочешь меня пристукнуть, так сделай это побыстрее. Чего тянуть?— Крот, откупорь пузырек, что-то без водочки совсем не думается, — произнес Радченко.Крот послушно поднялся, ковырнул ножом пробку, и она весело покатилась в самый угол комнаты. Крот уверенно разлил водку в расставленные рюмки.— А чего ты покойничку-то не нальешь? — оскорбился Колян. — В последний раз ведь водку пить будет.— А дальше что, Колян? — хохотнул Горыныч.— Потом вы его разрубите на куски и вынесете в чемоданах куда-нибудь на пустырь, а там бродячие собаки его сожрут с аппетитом. Угрюмый, как ты считаешь, твоим мясом собаки не отравятся?— Колян, я понимаю, что был не прав, но у меня и в мыслях не было убивать тебя, — сделал Угрюмый шаг вперед.— Стоять! — ткнул Горыныч стволом пистолета под лопатку Угрюмому.— Ты бы, Славик, поосторожнее с нашим бывшим коллегой, так ведь и веселье наше можно испортить. Что же он будет делать с продырявленным боком? А потом кровища хлынет, тоже дополнительные хлопоты.Колян взял со стола рюмку и стал с прищуром разглядывать радужные переливы света в граненом стекле.— Мы с тобой поступим очень грамотно. Стукнем тебя по темечку чем-нибудь тяжелым, отнесем в ванну и там разделаем, как поросенка.Сидевшие на диване Серый и Крот дружно захохотали.Колян опрокинул стопку водки в рот, положил на хлеб толстый пласт ветчины и с аппетитом откусил большой кусок.— Ты прямо как чужой стоишь, Федор, — обиженно поджал губы Колян. — Оглянись вокруг, здесь же все свои. А может, ты Надьки стесняешься?— Николай, перестань! — взвизгнула Надежда. — Что ты здесь театр развел?!— Перестать, говоришь? — задушевно пропел Николай. — Это не в моих силах, радость моя, потому что наша забава только начинается. Не окончено даже первое действие. А потом, как же я могу лишить представления таких искушенных зрителей, как Горыныч? Он ведь понимает толк в искусстве!Горыныч раздвинул губы, вновь показав крупные зубы. Было непонятно, то ли это доброжелательная улыбка, то ли нешуточная угроза.Угрюмый потерянно стоял посреди комнаты. Скверно. Какой-то час назад они составляли единую компанию, Крот и вовсе был его приятелем, а теперь судьба развела их по разным берегам.- Колян, да брось ты. Я бы против тебя попер. А если бы измену заметил, то самолично этого гада придушил!— Соловьем поет, слушать приятно, — саркастически заметил Николай. — Может, ты и петухом умеешь кукарекать?Стоявший в дверях Цыган откровенно загоготал. Крупные лошадиные зубы показал Горыныч. Криво улыбнулся Крот.В предвкушении потехи недобрым огнем блеснули глаза Серого.Угрюмый проглотил горькую слюну.— Колян, давай поговорим по-хорошему. Мы ведь были с тобой друзьями.Николай выпил вторую рюмку. Ситуация ухудшалась — Угрюмый увидел, как хмель зажег в зрачках Коляна недобрый огонек. С Коляном такое происходило всякий раз, когда он выпивал больше трех рюмок. Колян в подобные минут не узнавал никого, придирался к словам и становился мнительным, как гулящая девка, попавшая на светский бал. Поэтому от подвыпившего Коляна все старались держаться подальше. Лица присутствующих выразили облегчение, когда гнев всемогущего бригадира обратился против Угрюмого;— Среди говна у меня друзей не имеется. Ну что вы садите?! — посмотрел Колян на Серого. — Или забыли, как на зонах крысятников пидорастят? Если он Надьку мою не хочет, так пусть она посмотрит, как из мужика за две минуты бабу можно сделать.— Колян, может, просто грохнуть его без всяких там затей? — предложил Серый.— Нет! Сначала сорвать с него штаны! — Радченко сунул руку в карман и извлек из него «барракуду» — красивую огнестрельную игрушку с изогнутой рукояткой. «Барракуда» угрожающе стукнулась о полированную поверхность стола. — Азарта в глазах не вижу. Или вы думаете, суки, что это он вас с чалки выдернул? Если бы не мои бабки, так вы до сих пор бы парашу нюхали. Живо!Неожиданно Цыган прыгнул на Угрюмого и сомкнул пальцы на его шее.— Придуши его! — с воодушевлением орал Горыныч, уцепившись пятерней за ремень Угрюмого. — Ну сейчас я вдую!Угрюмый напоминал огромного медведя, в шкуру которого вцепились разъяренные псы.— Осади его! Он же мне здесь всю мебель переломает.Ноги Цыгана оторвались от пола, каблуками онзацепил ножку стола, и рюмка, стоявшая на самом краю, опрокинулась, пролив на пол содержимое. Густой ковролин ненасытно впитал водку, лишь на пушистом ворсе остался влажный след. С треском разошлась по швам рубашка Угрюмого, в угол покатилась оторванная пуговица.— Вали его на пол! Давай — рычал Горыныч.Угрюмый ухватился за мизинец Цыгана и с хрустомвыломил его из сустава. Цыган отскочил в сторону и, тряся в воздухе рукой, заревел от боли. С коротким замахом Угрюмый ударил локтем в горло Горыныча, пытавшегося стянуть с него брюки. Тот стукнулся затылком о стену, как-то сразу обмяк и мешком завалился на бок.— Круто! — похвалил Колян. — Вижу, что не ошибся в тебе, когда взял в бригаду. Только что ты сделаешь против этого?Радченко поднял пистолет и направил его прямо в лицо Угрюмому. Угрюмый прекрасно знал, что рука Коляна не дрогнет — девятимиллиметровая пуля войдет в лоб, исковеркает мозг и выйдет через затылочную кость.— Не дергайся, Коля, — выдержал хищный ВЗЩОД «барракуды» Угрюмый. — Посмотри сюда.Николай перевел взгляд на руки Угрюмого. В кулаке Федор держал «лимонку».— Кольцо у меня в руках. Если ты надумаешь угостить меня пулей между глаз, то я разожму руку, и через пять секунд мы вместе с тобой взлетим на небеса.— Ты блефуешь… У тебя там нет запала, — сказал Колян, но ствол пистолета слегка качнулся.Федор усмехнулся:— Хочешь проверить? А теперь все прочь с дороги! На сегодня у меня другие планы.,Крот неохотно отступил, пропуская Угрюмого к двери.Федор посмотрел на Надежду:— Кажется, наш любовный треугольник поломался. Жаль, занятная была история. Я бы вам, мадам, бросил гривенник за доставленное удовольствие, да боюсь гранату уронить. А вообще это дело семейное, вы как-нибудь разберитесь между собой без мордобоя и поножовщины. Договорились, Колян? Жена у тебя все-таки классная телка, ты ее береги.Угрюмый медленно отступил к порогу. Дверь была закрыт, на петлю наброшена металлическая цепочка.— Горыныч, открой дверь!Горыныч бросил растерянный взгляд на Коляна, который продолжал сжимать в руке «барракуду». Теперь пистолет не внушал страха — точь-в-точь морской хищник, у которого разом выдернули все зубы.— Ладно, открой ему, Горыныч, пусть проваливает. У нас еще будет время, чтобы разобраться с ним.Горыныч что-то мрачно буркнул и, стараясь не зацепить Угрюмого плечом, бочком пробрался к двери, сбросил с петли цепочку, и она, обиженно звякнув, ударилась о косяк. Угрюмый пнул дверь ногой и вышел на площадку. В подъезде царила тишина. Ему не бросились вдогонку, а посланные вслед оскорбления заглушила захлопнувшаяся дверь.Угрюмый неторопливо спустился на один этаж и бросил «лимонку» в мусоропровод. Взрыва не последовало — только глухой стук железа о лоток и о трубу мусоропровода.Все-таки полезно для здоровья иной раз иметь в кармане учебную гранату.Угрюмый толкнул входную дверь и едва не столкнулся на пороге с высоким мужчиной. Тот стоял в дверном проеме и, похоже, пропускать его не собирался. Еще пару секунд они всматривались друг в друга, а потом незнакомец поднял руку. В руке он держал итальянский пистолет «танфольо» с накрученным на ствол глушителем.— Не рыпайся, парень, — спокойно проговорил незнакомец. — Пошел вперед, если не хочешь, чтобы я наделал в твоей шкуре ненужных дырок.

Глава 56

Следующим был огромный фарфоровый чайник с жизнерадостным медведем на крутом боку. Ударившись о стену, он издал короткий звон и рассыпался по полу множеством мелких колючих осколков. Его крышечка, описав полукруг, закатилась по паркету под огромный шкаф. Вслед за чайником разлетелась на куски целая череда тарелок. Огромная ваза с грохотом врезалась в стену и обрушилась на пол грудой осколков. На картину погрома мудро взирал с этажерки фарфоровый буддийский монах. Его уже схватила было рука погромщика, но неожиданно ослабела и бережно поставила фигурку на прежнее место. Лама не удивился — ничего сверхъестественного в этом не было, просто его молитвы достигли ушей Будды, и. тот спас своего верного слугу от неминуемой кончины.Варяг двинул ногой ближайший осколок, который совсем недавно был фарфоровой вазой для цветов, и равнодушно поинтересовался:— Успокоилась, что ли?.. Если хочешь, можешь расколоть и этого печального старичка. Ты же знаешь, что мне для тебя ничего не жалко.К гневу жены Владислав отнесся философски. В конце концов, она годами сдерживала свои эмоции, так пусть немного разрядится. Битая посуда? Антиквариат? Какие мелочи, не на последние деньги куплены. Еще наживем! Он стряхнул сигаретный пепел на фарфоровые черепки и посмотрел на Светлану, ожидая ответа.— Я вижу, тебя ничем не прошибешь. Господи, если бы ты знал, как мне все это надоело.— Что именно, малышка? — участливо поинтересовался Владислав. — Я готов тебя внимательно выслушать.— Ты внезапно исчезаешь и так же неожиданно появляешься. Помнишь, неделю назад мы хотели отметить день нашей первой встречи?Варяг нахмурился.— Я надела свое лучшее платье, приготовила праздничный ужин, зажгла свечи, а тебя нет— Но я же позвонил…— Позвонил, — горько усмехнулась Светлана. — Ты действительно позвонил и сказал, что не может приехать и что в данную минуту находишься в самолете между Москвой и Санкт-Петербургом.Варяг помрачнел еще больше. Так оно и было в действительности. На день раньше прибывала большая партия пистолетов из Америки, среди которых были пользовавшиеся большим спросом «митчеллы», «магнумы» и «ремингтоны». В последние годы среди братвы считалось особым шиком иметь именно американский пистолет. Пускай по некоторым показателям он значительно уступал отечественному «Макарову», но за каждым стволом стояла трехсотлетняя традиция свободного ношения оружия, тогда как «Макаров» напоминал о таких постылых вещах, как армия, ментура и КГБ. Зато каждый из тех, кто приобретал «ремингтон», чувствовал себя духовным наследником Аль Капоне.— Я не мог, так сложились обстоятельства. И ты забываешь, что у меня есть конкретные обязательства перед людьми. Работа, наконец!— Работа, говоришь? — двинулась к Варягу Светлана, и под ее туфлями зло затрещали осколки фарфора. — Знаю я твою работу! Это благодаря ей меня вместе с сыном держали в заложниках. Это благодаря твоей работе мы с ним едва не погибли. Ответь мне, разве я могу свободно ходить по улицам, как все нормальные люди?! Даже здесь, сидя в собственном доме, у меня такое ощущение, будто я нахожусь под прицелом. По нашему дому ходят какие-то люди с оружием, и ты думаешь, что мне все это должно нравиться?! Я в первую очередь мать, и мне не безразлично, кем станет мой сын.— Чего ты хочешь, милая? — грустно произнес Варяг. — Не мы выдумали этот мир. Мы просто следуем его правилам. А об Олежке ты не беспокойся, все будет так, как надо.Варяг знал, что Светлана совершенно не умеет сердиться. Ее гнев выглядел очень наигранным, а сцена с битьем посуды казалась позаимствованной из какого-то плохого спектакля. Однако в состоянии возмущения она необыкновенно хорошела: щеки розовели, как от макияжа, спина воинственно выпрямлялась, и вся она походила на готовую к бою амазонку. Совершенно того не сознавая, Светлана добавляла себе несколько баллов сексуальности. Варяг воевать с женойне собирался. Он отбросил в сторону сигарету, оперся о подлокотники кресла, неторопливо повернулся к жене. Осколки под его ногами протестующе хрустели.— Если мне что-то еще дорого на этом свете, так это моя семья. Не сердись на меня, прошу тебя, Я много повидал на этом свете, всего тебе не расскажешь. Я видел очень многогоря, Светлана, так давай же хотя бы наш дом сделаем маленьким кусочком рая. Ты не против? — положил Варяг ладони на плечи жены.Светлана как-то сжалась под его руками, превратившись из могущественной Венеры в доспехах в обыкновенную женщину, которой всегда приятна ласка любимого мужчины. В глубине души Светлана оставалась все той же девушкой, которую Варяг встретил когда-то. Это он изменился, изменился весь мир, потеряв прежние ориентиры, а Светлана почти не менялась. Даже внешне она оставалась такой же красивой и юной, только глаза стали спокойнее и мудрее. Она по-прежнему оставалась единственным существом на свете, в котором Варяг нуждался едва ли не ежедневно.— Посмотри на меня, — мягко приказал Владислав.Света медленно, словно с невероятным усилием, оторвала взгляд от сюрреалистической картины — осколки разбитых фарфоровых ваз на дубовом паркете — и отважно взглянула в лицо мужа.— Ты не понимаешь меня, Владислав.Ах, как он хотел бы иметь все понимающую боевую подругу, которая после нескольких дней его отсутствия не задавала бы с обидой в голосе глупейших вопросов: почему он так долго отсутствовал, ведь они не сумели попасть на премьеру в Большой и тому подобное. Не объяснишь же благоверной, что их встреча есть, в сущности, подарок судьбы — не проверь его телохранитель подъезд, лежал бы Варяг на столе в покойницкой с рассеченным черепом. Не рассказывать же Светлане о том, что вчера вечером была взорвана его машина, что неделю назад какие-то беспредельщики попытались расстрелять его из автоматов и что он несказанно рад возможности живым юркнуть в свою нору, где можно нетолько спрягать усталую голову от случайных и запланированных посягательств, но и просто расслабиться, вытянув во всю длину где- нибудь на мягком диване усталое тело. В такие минуты он хотел бы услышать от Светланы одно:— Уцелел, и слава Богу!И не нужно было бы переживать по поводу предстоящих объяснений.— Тебе со мной непросто. Я знаю. Давай сейчас забудем обо всех проблемах — хотя бы ненадолго.Владислав обнял жену за плечи и вновь увидел в ней хрупкую девчонку, готовую ради часового свидания с любимым добиваться приема у различных начальников, толкаться в длинных очередях и трястись на многих попутках, добираясь до колонии.— Владислав…— Ты мне была нужна всегда, я не смогу обойтись без тебя и в будущем.Владислав нежно привлек к себе Светлану. Под ее ногами хрустнул битый фарфор на паркетном полу. Варяг небрежно отодвинул носком ботинка осколки в сторону.,— Я сейчас подмету, — прошептала Света.— Не надо, так даже лучше, — продолжал Варяг разгребать осколки.Светлана превращалась в обыкновенную бабу, готовую беспрекословно повиноваться желаниям своего господина. Видимо, в сюрреалистической картине не хватало последнего штришка, и, поразмыслив, художник поместил среди осколков кровать, а на ней поверх раскинутого покрывала два сплетенных тела.Светлана прикрыла глаза и приняла в себя Варяга.Варяг не любил делиться своими планами. Подобная привычка вытекала не из недоверчивости к окружающим, а из непредсказуемости жизни. Порой он и сам не знал, как будет протекать предстоящий день. Случались дни, когда ситуация менялась едва ли не каждый час, и он просто поступал по обстоятельствам — спешил туда, где его присутствие было нужнее всего. Случалось и так, что завтракал он дома, обедал где-нибудь в Дели, а под утро снова возвращался в Москву. О его отбытии и приезде всегда было известно только самому узкому кругу лиц, и то лишь потому, что кто-то должен был в целях безопасности довезти его до дома.Но с некоторых пор у него возникало впечатление, что некто неизвестный и всесильный знал о его планах не меньше, чем он сам. Уже третий день его упрямо пас серый «вольво». Следовало отдать шпикам должное: вели наблюдение они очень осторожно и старались держаться на почтительном расстоянии.Однажды Варяг не выдержал и приказал бойцам проверить машину на вшивость, но как только они стали приближаться к иномарке, шофер прибавил газу и «вольво» затерялся в лабиринте переулков. «Вольво» был замечен снова на следующий день в аэропорту, когда Варяг отбывал в Малайзию — навязчивая иномарка припарковалась совсем недалеко от бронированного «мерседеса» Варяга. Выходя из машины, вор чувствовал, как его спину сверлят заинтересованные взгляды. О своем отлете в Сингапур Варяг обмолвился лишь три часа назад по сотовому телефону. Связь вполне могла прослушиваться, а если так, то, следовательно, против Варяга играла очень подготовленная и солидная команда, не только умеющая обращаться с современной шпионской аппаратурой, но и располагающая деньгами для ее приобретения.Можно было бы обрушить на неизвестных нахалов весь свой гнев, разбить их самодовольные морды о пластиковые панели шведской машины, тем более что к слежке спецслужбы, как установил Варяг, не имели никакого отношения. Однако хотелось узнать, как далеко может зайти любопытство неизвестных соглядатаев. Чувствуя за собой какую-то силу или попросту не считая Варяга особенно серьезным соперником, они начинали наглеть и дышать ему в затылок. А накануне вечером он увидел «вольво» почти у самого дома. Если так будет продолжаться, то скоро неизвестные пинком распахнут дверь его квартиры.В комнате было чисто — никаких следов утреннего погрома. Вместо прежней посуды, сгинувшей в огне семейных баталий, как по мановению волшебной палочки, появилась новая,"еще более качественная.Варяг подошел к окну. Так оно и есть: на втором этаже особняка, отстоявшего от его участка метров на триста, блеснули стекла. Оптика! За домом наблюдали. Варяг не боялся быть замеченным: стекла в доме были пуленепробиваемыми и с маленьким секретом — его видеть не могли, зато он мог осматривать окрестности, не опасаясь быть замеченным. Шпики могли только фиксировать прибывающие и отъезжающие машины, а следовательно, составить какое-то представление о его рабочем графике. Это не радовало. Варяг вспомнил слова Сержанта: «Поведай мне о привычках клиента и можешь считать, что он уже лежит с простреленной башкой».

Дата добавления: 2015-08-28