Посвящаю книгу своей маме 18 страница

Через пару минут дверь открыла женщина, похожая на описание Марии. Едва удостоив его взглядом, она внимательно осмотрелась по сторонам, а потом молчаливым кивком пригласила войти.

– Я, собственно, только узнать, где Тамара, – промямлил Христофоров.

– А вы правда ее муж? – подозрительно посмотрела на него Зинаида. – Помнится, Тамарочка говорила, что развелась еще до войны.

– Значит, вы ее знаете? – обрадовался Христофоров. – Где же она, где?

– Здесь, – раздался мужской голос, заставивший Христофорова вздрогнуть.

– Меня зовут Людвиг, – протянул руку незнакомый Христофорову мужчина.

Он был пожилой, довольно добродушного вида.

– Я могу ее увидеть? – поинтересовался Бронислав Петрович, тоже представившись.

– Что-то мне ваше лицо и имя будто знакомы… – наморщил лоб в попытке вспомнить Людвиг, не отвечая на вопрос.

Затем добродушно пригласил гостя в комнату со словами:

– Она сейчас отдыхает, устала, бедняжка. Но минут через десять мы можем ее разбудить, если вы так настаиваете.

Едва Христофоров сел на предложенный Людвигом стул, как в комнату вошел еще один мужчина – мрачноватого вида, с заложенными за спину руками. Бронислав Петрович почувствовал, что, несмотря на близость «буржуйки», у него стало леденеть тело.

– Так ты ей на самом деле муж или кто еще? – вдруг совсем другим, грубым и требовательным, тоном спросил Людвиг. От его добродушия пропал и след.

– Знаете, я, наверное, пойду… – встал со стула Христофоров.

– Сидеть, пес! – рявкнул на него Дед. – Пришел вынюхивать, сучий потрох?

– Да я… мне совсем даже все равно… – задыхаясь от страха, заблеял Христофоров, – меня одна женщина попросила узнать и направила сюда…

– Кто такая? – сдвинул брови Нецецкий.

– Кастелянша Мария с ее работы, она ее видела, когда стояла в булочной за хлебом.

– Ну что, кончать? – В руках мрачного мужчины сверкнул стальной клинок.

Бронислав Петрович понял, что попал в банду уголовников, которые наверняка расправляются со всеми, кто переступает порог их квартиры.

– Не убивайте, пощадите! – закричал он. – Я никому ничего не скажу!

– Еще баба осталась. Та, с работы, – подала голос Зинаида. – Которая этого послала по нашему адресу.

– И она ничего не скажет, я смогу заставит ее молчать! – повалился к ней в ноги Бронислав Петрович.

– Скидывай одежонку, – жестко прозвучал приказ Нецецкого.

– Зачем?

– Чтобы не попортить, – ухмыльнулся Федуля, поигрывая тесаком.

Христофоров стал раздеваться, не переставая упрашивать оставить ему жизнь.

– Кальсоны можешь не снимать, – великодушно разрешил Дед, – здесь дама.

– Думаю, бабенка поопасней будет, может и милицию после его исчезновения навести, – шепнула ему на ухо Зинаида в тот самый момент, когда Федуля собрался кончать парализованного от страха Христофорова.

– Погодь, – остановил Дед своего кровожадного подручного. В голове его возник новый план. И он повернулся к пленнику: – А ведь я тебя узнал. Что, певец, может, развлечешь нас, споешь какую-нибудь арию? Ты ведь хочешь пожить еще?

– Да! – Из глаз жертвы брызнули слезы при словах о жизни, с которой он уже распрощался.

– Ну так пой. Если нам понравится, может, и оставим тебе твою жалкую жизнь, один хрен, поживы с тебя нет никакой, – ухмыльнулся Дед.

– А чего спеть? – с очумелым взглядом вскочил на ноги Христофоров.

– Пожалостливей давай, чтобы у Федули рука на тебя не поднялась, – продолжал издеваться Нецецкий.

Христофоров взял первые ноты, но голос его дрожал.

– Мой козел и тот жалобней блеял перед смертью, – засмеялся Федуля.

Бронислав Петрович с огромным трудом стал попадать в ноты, и голос его зазвучал довольно сносно. Мучители не спешили его останавливать. Они, не торопясь, попили подего пение чая, потом закурили. К тому моменту Христофоров начал верить, что, может быть, все обойдется и он останется жив. Стараясь произвести впечатление своим талантом, он был полностью поглощен процессом, голос стал звучать достаточно чисто.

– Ну вот, теперь вроде пение началось, – подтвердил его успех Нецецкий. – Ну все, заканчивай горло драть, – дал он «отбой», видя, что Христофоров боится останавливаться.

Тот, поперхнувшись, умолк.

– И что нам с этим соловушкой делать? – обратился Дед к членам банды.

– По мне, так концерт только время отнимает и от дела отвлекает, – высказался Федуля, повергнув Христофорова в прежний ужас.

– Пощадите! – снова плюхнулся в ноги к главарю измученный страхом мужчина. – Я отработаю свою жизнь!

– Отработаешь? – прищурился Дед. – Как?

– Все сделаю, – заплакал Христофоров, – хотите воровать буду, хотите – убивать.

– Что ж, человечек, дадим тебе шанец один, – согласился Нецецкий. – Завтра утром приводи эту, как ее…

– Марию, – подсказала Зинаида.

– Приведешь ту сучку, которая тебя сюда впутала, вот и отработаешь свою жизнь.

– Приведу, – с готовностью закивал Христофоров.

– Приведешь, конечно, – усмехнулся Дед. – А нет – пожалеешь, что сегодня не умер.

– И не думай к легавым сунуться, иначе тебя на куски порвут, – грозно произнес Дед.

– Да я понимаю, с кем дело имею, – обреченно произнес Бронислав Петрович. – Одно дает надежду: может, я вам и дальше пригожусь?

– Чего? – удивился Дед.

– С вашим ремеслом можно пережить голодную смерть, а я жить хочу, – ответил Христофоров.

– Пожуем – увидим, – перефразировал поговорку Нецецкий – Да смотри, чтобы при сучке карточки были продуктовые.Зинаида отдала не верящему до конца в спасение Брониславу Петровичу одежду. В дверях его встретил Федуля, чья улыбка моментально напомнила несостоявшемуся покойнику о взятых смертельных обязательствах. Выбежав на улицу, он первым делом подумал обратиться в милицию, но, оглянувшись в сторону рокового дома, увидел три мелькнувшие тени, из которых одна женская, и понял: банда людоедов поменяла место, и милиция в квартире никого не обнаружит, что будет означать для него верную смерть. Христофоров тряхнул головой, изгоняя из себя остатки всего человеческого, что мешало ему принять безопасное для себя решение.

31 декабря погода была ясная, без осадков. Мороз не более шестнадцати градусов, но и его хватало, чтобы горожан не покидали мысли, где бы достать побольше дров для согрева. Встреча Нового года проходила в городе как-то буднично, без суеты.

В семье Петраковых настроение было далеко не праздничное. Кроме заботы о топливе для печки, на них, как, собственно, и на весь город, легла тревога о текущем пропитании в связи с ужасными перебоями с доставкой продуктов в магазины. Младшие дети – Катя и Андрей, истощенные больше других, стали постоянно болеть, лишая возможностимать Анастасии не только устроиться на работу, но и стоять в очередях за продовольствием. Карточки оставались неотоваренными примерно на четверть. Однако неиспользованные талоны в следующей декаде не принимались, поэтому пропадали.

Занятий в университете не было, и Анастасия решила сходить на толкучку – попытаться обменять на продовольствие бабушкин шерстяной платок. В комнате был собачий холод. Лариса лежала в кровати бабушки, прижимая закутанных во все имеющиеся тряпки детей к себе с двух сторон, отогревая Катю и Андрея своим телом.

Чтобы не думать о плохом, Настя вспомнила об Иване и их венчании, которое должно состояться второго января. Было и еще одно обстоятельство, которое внушало ей оптимизм, – отцу стало намного легче, и он, со слов медиков, неуклонно шел на поправку. Девушка была уверена, что с возвращением отца их семья сойдет с той черты, за которой наступает голодная смерть. Ее мысли опять вернулись к любимому, без поддержки которого их семья наверняка бы уже уменьшилась по составу, и поймала себя на неприятной мысли: может, ее согласие продиктовано простым человеческим чувством благодарности к молодому человеку, который в самые трудные и голодные времена был рядом и оказывал им реальную помощь? Однако тут же прогнала дурацкую мысль, едва вспомнила их последние встречи, поцелуи и объятья.

На улицах было вывешено много объявлений, извещающих о продаже или обмене на продовольствие мебели, одежды, обуви и различных хозяйственных вещей. Некоторые из них наверняка бы еще несколько месяцев назад вызвали бы у девушки изумление, однако сейчас она их читала с интересом, пыталась разобраться, что у кого есть и насколькохорошо люди готовы к встрече Нового года.

«Меняю хлеб на пол-литра крепкого портвейна».

«Меняю хлебную иждивенческую карточку на дуранду».

«Делаю гробы из материала заказчика».

«Куплю дрова. Могу рассчитаться изготовлением искусственных зубов».

«Меняю на дрова тес, годный для гроба».

«Доставляю воду с соблюдением правил гигиены за умеренную плату хлебом и табаком».

«Меняю книги на дрова»…

Настя представила автора первого прочитанного объявления. «Наверное, он имеет возможность доставать достаточно много хлеба, раз позволяет себе менять его на вино», – подумалось девушке. Затем она подумала, что иждивенческую карточку меняют на жмыхи наверняка по случаю смерти кого-то из членов семьи, ведь это лучший вариант, нежели сдача в домоуправление.

«Искусственные зубы… Какой бред! Что ими есть?» – пробежалась она мысленно еще по одному объявлению и поймала себя на том, что находится в сильном раздражении. Ей стало стыдно, и она оглянулась по сторонам, словно кто-то мог прочитать ее мысли.

Придя на рынок, она развернула платок и, тряся им перед потенциальными покупателями, стала прохаживаться среди торгующих горожан.

– Почем? – поинтересовалась старушка в телогрейке и мужской шапке.

– Не знаю. А вы что можете предложить? – спросила в свою очередь Настя.

Старушка стала придирчиво вертеть платок, выискивая какие-нибудь недостатки, но таковых не обнаружила.

– Две банки перловой каши с мясом, – сделала она достаточно аппетитное предложение.

– Хорошо, – согласилась девушка и пошла поскорее домой.

Но только она отошла от рынка, как какой-то подросток бросился ей навстречу и толкнул в сугроб. От неожиданности она выронила банки, которые покатились в разные стороны. Неизвестно откуда появившийся второй парень подхватил консервы и побежал проходным двором на другую улицу. Ее обидчик бросился за ним, оставив жертву в ушибах и слезах. Проходившая мимо женщина, видевшая, как Настю ограбили, только покачала головой, не задержавшись на месте. Оставшись одна, в приступе отчаяния Анастасия стала креститься, как делала ее бабушка, прося заступничества и помощи у Господа. Успокоив душу, встала и, отряхнувшись от снега, побрела в сторону дома. У самого подъезда ей чем-то стукнуло по голове, и она увидела упавшего замертво голубя. Птица была еще чуть теплая, словно умерла на лету. Девушка спрятала тушку под пальто и, посмотрев на небо еще раз, обратилась с благодарностью к тому, кто послал ей этот дар.

Дома Настю ждала еще одна чудесная новость – из госпиталя звонил отец, сказал, что его выпишут через неделю.

– Папа спрашивал, как мы, а мне и сказать нечего, – вздохнула ее мать. – Признаться, что мы уже ножки начали протягивать, нельзя, а говорить, будто все хорошо, язык не поворачивается.

Вскоре пришла Мария, обозленная неудачным стоянием в очереди. Узнав от племянницы о голубе, она немного повеселела:

– Почаще бы тебе по лбу попадало.

Все улыбнулись и занялись приготовлением новогоднего ужина. Андрей, вооружившись большим кухонным тесаком, стал строгать щепу с принесенного поленца. Катя, совсем обессилевшая, осталась лежать на кровати. Вернулся со смены Вячеслав. Увидев общипанного голубя, он обрадовался и погрузился в общую суету, больше всем мешая. Тушку птицы Мария положила в кастрюльку и поставила вариться на керосинку. Заправить суп было нечем, но ни один из домашних не стал оспаривать решение варить именно суп,прекрасно понимая его преимущество – наличие бульона. Ближе к десяти часам вечера к ним неожиданно ввалился Зарецкий, принеся в качестве новогоднего подарка шесть мороженых картофелин.

– Давайте сделаем на первое бульон, а на второе картошку с кусочком птицы – восторженно, и вместе с этим достаточно прагматично предложил Вячеслав.

Появление Ивана было воспринято с огромной радостью не только детской компанией, но и, как ни странно, Ларисой с Марией. Однако как его ни упрашивали остаться, он вежливо отказался и попросил Анастасию проводить его на улицу.

– Я специально принес шесть картофелин, так как не могу остаться, – привел он последний аргумент.

Уже спускаясь по лестнице, Иван восторженно поведал своей невесте:

– Все, послезавтра захожу за тобой, и мы едем венчаться. Отец Амвросий и все остальные уже готовятся. Ты предупреди своих, что на целый день уедешь.

– А что я им скажу? – задумалась девушка, наморщив лоб.

– Ну, может, так и скажешь, что в церковь на молитву, а потом зайдешь к нам в гости? – предложил Цыган.

– Ой, не знаю… – Хотя, ладно, скажу так. А что у тебя с руками? – обратила внимание Анастасия на кровавые волдыри на руках Зарецкого.

– Мы с Николкой перелопатили колхозное поле, где картофель не весь собрали, – улыбнулся довольный Зарецкий. – Тогда немцы бомбить тот район начали, и уборка прекратилась. Пришлось нам ломом орудовать, чтобы с десяток добыть, целый день долбили. Теперь думаю: как на такие страшилки кольцо надевать?

– Милый, – прильнула к нему Анастасия, – я так тебя люблю!

– Настя! – раздался встревоженный голос ее матери. Обеспокоенная долгим отсутствием дочери, она вышла на лестничную клетку.

– Значит, послезавтра в десять часов я у тебя, – шепотом напомнил Зарецкий.

Оставшийся вечер прошел в доброй атмосфере. Голубиный бульон, разлитый по большим бокалам, привнес оживление и хорошее настроение. Дети разыгрались в ожидании картошки с кусочком мяса. Мария также была в приподнятом настроении.

– Я завтра с Брониславом Петровичем схожу в одно место, и, надеюсь, у меня на работе опять все наладится с дополнительным питанием, – поделилась она своими мыслями с Ларисой, когда женщины скрупулезно делили голубиную тушку, раскладывая ее ровно на шесть крохотных порций.

– Алексей после Рождества выйдет из госпиталя, и у нас все будет хорошо, – добавила свои соображения по поводу улучшения жизни их семьи Лариса.

Голубь был съеден без остатка. Детям досталось побольше мяса, а женщины довольствовались одними лапками, на которых и мяса, как такового, не было. Засыпать было хорошо, словно внутри каждого заработала собственная печка, выделяя больше тепла для обогрева тела. Однако ночью все стали просыпаться от неимоверного холода. Да еще Катя раскашлялась.

– Минус двадцать пять градусов! – раздался голос Вячеслава, который первым добрался до окна и взглянул на термометр.

– Надо идти искать дрова, иначе к утру околеем, – подала голос Мария, не на шутку встревоженная состоянием дочки.

Насте долго не удавалось разжечь примус, так как окоченевшие руки отказывались слушаться, переводя одну за другой драгоценные спички. Хлебнув кипятку, Настя, Вячеслав и Лариса вышли во двор, оставив младших на Марию. От сильного мороза перехватывало дыхание. Темень была полная. Туалетная кабина (в квартирах туалеты были заколочены), которую трижды ломали на дрова жители дома, теперь блестела металлическим корпусом.

– Пойдемте в конец улицы, там вчера дом разбомбили, – предложил Вячеслав.

– Так на нем работала бригада по заготовке дров.

– Ну, может, чего и осталось…

Поскольку других, пригодных для этих целей, объектов поблизости не имелось, а ходить по городу в комендантский час было небезопасно, они двинулись к тому дому. Еще не дойдя до цели, увидели зарево костров. Работы по заготовке дров на доме продолжались. Разбирались уцелевшие деревянные перегородки и перекрытия. Мужчины работали ломами и кирками, освобождая драгоценную древесину от цемента и извести, женщины складывали доски и увязывали их в небольшие вязанки. Руководил работами сотрудник комендатуры, чья фигура, освещенная костром, отбрасывала огромную горбатую тень на единственную уцелевшую стену дома. Невдалеке от костра стояли еще две фигуры, державшие саночки. По всему было видно, что кто-то из жителей города так же, как и Петраковы, не выдержали мороза и пришли сюда в надежде найти хоть немного топлива длясвоих самодельных печек.

– Не стойте зря, – периодически бросал им руководитель работ, словно вспоминая о безмолвных просителях, – дрова пойдут в госпиталь и детские ясли.

– Бесполезно, – понаблюдав за этой картиной, высказал свое мнение Вячеслав.

– Что же делать? – вздохнула Лариса.

– Пойдемте дворами, – предложила Настя, может, где-нибудь скамейку уцелевшую найдем.

– За порчу имущества можно в тюрьму угодить, – испугалась мать.

– Если там топят, то лучше уж туда, чем в нашу комнату-ледник, – поддержал сестру Вячеслав.

Они пошли обратно, обходя попутно все дворы. В одном обнаружили железные качели с чудом сохранившимся деревянным сиденьем. Вячеслав попытался отбить деревяшку, ноона была прикручена намертво. Удары топором не приносили никакого результата, только гулкий звон разносился в тишине спящего города.

– Черт! – выругался выбившийся из сил подросток, пятясь от качелей, словно от злобного чудовища. И вдруг упал, споткнувшись. Но тут же вскочил на ноги, вглядываясь в снег, который припорошил нежданное препятствие, и воскликнул:

– Здесь кто-то лежит.

– Это человек? – догадалась Анастасия, вглядевшись в очертания.

– Да, мужчина. – Вячеслав чиркнул спичкой, которая на мгновение осветила покрытое инеем белесое лицо пожилого мужчины в завязанной шапке-ушанке.

Они все пытались понять, жив ли человек. А потом заметили: правая рука мужчины откинута в сторону. Смахнув с нее снег, обнаружили сжатую в ладони веревку, которая тянулась от детских саночек, наполненных большой вязанкой дров.

– Он умер, – констатировала Лариса, безуспешно пытаясь нащупать пульс на ледяной, как сосулька, руке. – Замерз, несчастный.

– Наверное, так же, как и мы, вышел за дровами, – произнесла Настя.

– Да, только ему с дровами повезло больше, чем нам, – заметил Вячеслав.

– Нет, сыночка, ему повезло меньше, – поправила его мать.

Не в состоянии разжать закостеневшую руку, Вячеслав отрезал веревку перочинным ножиком и привязал к саночкам бечевку, взятую из дома для вязания дров.– Спаси тебя Господь, – в пояс поклонилась покойнику Лариса, и они со спасительным трофеем поспешили домой.

Ночью Бронислава Петровича замучила совесть, и он стал собираться в милицию. Но выйдя на лестничную площадку, ниже этажом услышал шаги, а бросив взгляд в лестничный проем, увидел плотную мужскую фигуру.

«Неужто тот бугай с ножом меня караулит»? – пробежало в его голове страшное воспоминание о Федуле.

Христофоров бросился обратно в квартиру и, закрыв дверь, еще долго прислушивался к стуку собственного сердца.

Утром, придя на работу, Мария, к своему удивлению, увидела Бронислава Петровича, который, против своего обыкновения, сам пришел к ней. Из-за аварии в системе водоснабжения бани были закрыты, и Мария отпросилась у директора, соврав, что заняла очередь за крупой.

– Броня, а почему мы не должны говорить, что Тамара сломала ногу? – стала выяснять причину непонятной конспирации она. – Ее же все ищут.

– Это твоей завхозихи причуда, – отворачивая лицо и пряча глаза, пояснил Христофоров. – Она же мыло на продукты меняла в той квартире.

– А меня попросила прийти зачем? Может, ключи хотела мне передать?

– У вас же с ней свои дела, – как можно равнодушнее произнес Христофоров, пытаясь унять нервную дрожь в голосе.

– Это правда, у нас с ней общие тайны, – немного успокоилась женщина.

Они вышли из холодного здания на еще более леденящую улицу. Мария вспомнила комфортное, теплое утро – когда она уходила, дочка сладко спала в протопленной принесенными ночью дровами комнате, даже кашель ее не мучил.

– Ты карточки взяла с сабой? – поинтересовался Христофоров.

– А что? – не поняла Мария.

– Может, где отоварим по дороге, – как можно спокойнее пояснил мужчина.

– Да, – кивнула женщина, – они всегда со мной.

На улице было много прохожих, и все поголовно были покрыты инеем так же, как электрические провода, фонари освещения, деревья. Это придавало окружающему какую-то ирреальность, и у Марии возникло ощущение недействительности происходящего, словно она попала в театральные декорации. Ей стало неуютно и немного страшно. Она взяла Христофорова под руку, прижавшись к нему посильней.

– Скоро брат выйдет из госпиталя, тогда, может, я прекращу с Тамарой подрабатывать в банях, – поведала она свои мысли.

– Если тебе это претит и ты из-за меня на это пошла, то можешь не ждать брата, так и скажи своей подруге сейчас, – зло пробормотал Христофоров.

– Ну, не только из-за тебя, и из-за нашей дочери тоже.

– Послушай Мария, – замедлил шаг Христофоров, – скажи мне правду. Катя на самом деле моя дочь?

– Ты что, Броня? Разве такими вещами шутят? – разозлилась Мария. – Иначе разве сказала бы я своей семье, что ты ее отец, когда на меня все из-за кошки набросились?

– Да я просто хотел убедиться, что ты меня не обманула, – испугался ссоры Христофоров. Вдруг женщина тогда не пойдет в расставленную западню?

Они поравнялись с газетным киоском, в который стояла небольшая очередь.

– Подожди, я газетку куплю, – попросил Бронислав Петрович.

– Сегодня «Ленинградская правда» вышла в пол-листа, – откликнулся на его слова пожилой мужчина, за которым Христофоров встал в очередь.

– Ну хоть узнать, что там на фронте… Или, может, продовольственные нормы увеличат… – ответил ему Бронислав Петрович, который на самом деле почувствовал смутный страх и захотел немного подумать, пока еще было время.

– Да все одно на самокрутки пойдет, – продолжил словоохотливый мужчина. – Так ведь, товарищ?

Человек из очереди мешал сосредоточиться на самом важном. Христофоров размышлял: может, пойти сейчас же в милицию и заявить о банде? Он огляделся по сторонам и увидел на другой стороне улицы женщину, фигурой похожую на ту, которую видел в бандитском притоне.

«Зинаида! Послали следить… Может, кто еще с ней. И может быть, с пистолетом. Они же в любой момент могут в меня выстрелить», – загудело в его голове.

– Замерз, что ли, – окликнула его киоскерша. – «Ленинградку» берешь?

– Дайте мне два экземпляра, – машинально кивнул Бронислав Петрович, продолжая думать о своем.

– Что с тобой, Броня, тебе плохо? – заметила его состояние Мария.

Христофоров сунул ей газету и стал пробегать глазами свой экземпляр, пытаясь привести мысли в порядок и принять окончательное решение.

– Смотри, тут и тебя касается, – отвлекла его Мария. – По приказу горвоенкомата производится переучет всех военнообязанных, как с отсрочками, так и освобожденных по болезни.

– Я комиссован по ранению, – раздраженно ответил Христофоров, понимая, что призыв ему не грозит и вопрос пропитания решать придется самостоятельно.

«А ведь одному один черт не выжить, – назойливо застучало в его голове. – С бандитами шансы выжить есть, а так или голодная смерть, или они меня зарежут, как теленка. Что мне Мария? Женщина без моральных принципов, ищущая свою выгоду. Дочь? У Петраковых она не пропадет. А я должен жить, чтобы вернуться на сцену назло всем».

На подходе к дому Христофоров снова испугался, что и его вместе с приведенной жертвой могут лишить жизни, чтобы не оставлять свидетеля. Но тут же мотнул головой, убеждая себя, что ничего страшного не случится.

– Ты сам с собой разговариваешь? – заметила его движение Мария.

– Я зайду первым, – буркнул, не ответив на вопрос, Христофоров, – они так просили.

– Кто они?

– Твоя Тамара и ее друзья, – раздраженно бросил мужчина, недовольный тем, что чуть не проговорился.

– Хорошо, – согласилась жертва.

Оставив ее у подъезда, Бронислав Петрович на дрожащих ногах стал подниматься в логово банды. На стук открыла Зинаида. Христофоров прошел в квартиру, и, как только переступил порог, дверь за ним моментально закрылась, словно за ней кто-то стоял. Оглянувшись, он увидел Нецецкого с револьвером в руке.

– Привел? – не опуская оружия, тихо спросил Дед.

– Да, у подъезда стоит, – сообщил Христофоров.

– А легавых не навел? – так же спокойно поинтересовался главарь, внимательно вглядываясь в лицо певца.

– Да что я, враг себе? Можете мне верить, – попытался взять себя в руки мужчина.

– Под окнами никого нет, – раздался голос Федули.

– Тогда заводи, – приказал старший.

– Когда ее приведу, можно мне уйти? – Христофоров снова почувствовал дрожь и слабость.– Уйдешь, когда я скажу. – В голосе Нецецкого прозвучала скрытая угроза.

Бронислав Петрович выскочил на площадку и, спустившись немного вниз, позвал Марию.

– Ну что, с ней все в порядке? – поднялась та к нему.

– Да, она лежит и ждет тебя, – успокоил ее мужчина, который уже перестал думать о чем-либо и хотел только, чтобы все побыстрей закончилось.

Они зашли в квартиру, на пороге их гостеприимно встретила Зинаида.

– Здравствуйте, – ответила на ее приветствие Мария, узнав ту женщину, с которой видела Тамару Кроль.

– Карточки в тот раз отоварили? – поинтересовалась Зинаида, показывая, что и она ее признает.

– Да.

– Ну и хорошо. Проходите сюда, – открыла Зина дверь в комнату. Там, возле печки, сидел крупный мужчина.

– А где же Тамара? – непонимающе обвела всех по очереди взглядом Мария.

– В другой комнате. Сейчас ей помогут на костыли встать, и она подойдет, – спокойно пояснила Зинаида. – Идите, Бронислав Петрович, помогите моему мужу, а мы с Федулей кушетку поближе к печке подвинем.

Мария немного успокоилась, но предчувствие чего-то нехорошего не покидало ее. Христофоров, как сомнамбула, вышел.

– Вот, милок, и наступил момент, когда ты сам свою судьбу решить должен, – с прищуром посмотрел на него Дед. – Ты ее привел, ты ее и порешишь для общего дела.

– Я? – ужаснулся Христофоров, которому даже в кошмарном сне не мог прийти в голову такой финал.

– А иначе тебя придется вместе с этой бабой кончить. – Нецецкий вынул из голенища валенка большой нож, которым обычно работают мясники. – Тебе выбирать. Хочешь с нами в одном котле вариться – бери тесак, и вперед.

– Я не могу! Я даже курицы не зарезал! – застонал Христофоров, сползая по стене на корточки.

– Ну как знаешь… – сжав рукоять ножа, приблизился к нему Дед.

– Дайте, – в испуге протянул руку Бронислав Петрович, – я все сделаю.

– Другой базар, – успокоился Дед и едва заметным движением руки воткнул нож в пол между ног Христофорова. Но видя, что тот все никак не может встать на ноги, пнул его ногой. – Шевелись, гнида!

– А где Тамара? – встретила вернувшихся мужчин испуганным вопросом Мария. – Почему ее с вами нет?

Христофоров, пряча глаза, стал приближаться к любовнице.

– Зачем у тебя нож? Кто эти люди? – задохнулась от страха женщина, начиная понимать, что происходит. – Броня, не трогай меня, у нас же с тобой дочь!

– Закрой ей хлебало, – поторопил Христофорова Дед, опасаясь, что женщина станет звать на помощь.

Тот сделал шаг вперед и ударил ножом наотмашь. Женщина прикрыла лицо руками, и удар пришелся по кисти, в результате чего мизинец и безымянный палец оказались отсечены.

– Помогите! – закричала Мария.

Христофоров испугался, что на ее зов сбегутся люди, и, движимый чувством страха, стал наносить один за другим колющие удары. Мария упала на пол, но он продолжал бить,стараясь не натыкаться взглядом на ее широко открытые от ужаса глаза.

– Довольно, – перехватил его руку с ножом в момент нанесения очередного удара Федуля. – А то искрошишь все.

– Ну вот, теперь ты наш, – удовлетворенно склонился над ним Дед. – Теперь уж ерунда осталась – с Федулей тело вывезти на улицу.

– Дед, я могу и один, – попытался возразить подручный.

– Пускай навыки нарабатывает, – стоял на своем главарь.

– Пойдем, Сверчок, – кивнул Христофорову Федуля, – бери бабу за ноги.

– Ты ему уже и кликуху дал? – изумилась Зинаида. – Хм, Сверчок…

– А чего, он же петь любит, вот и будет Сверчок, – хохотнул Федуля, подходя к телу женщины и беря его под мышки.

– Ну давай, Сверчок, хватай живей, – подогнал он продолжавшего находиться в полуобморочном состоянии нового члена банды.

– Сверчок так Сверчок, – ухмыльнулся Дед, наблюдая, как бывший певец оперного театра суетится, помогая Федуле заматывать тело в плотную мешковину.

– Людвиг, а ты что, и впрямь хочешь его использовать? – как только мужчины унесли тело, поинтересовалась у Нецецкого Зинаида.

– Почему бы и нет, – пожал плечами Дед. – Человек в городе известный, имеет большое количество знакомых в разных кругах, к тому же, в отличие от нас, может свободнопередвигаться по городу.

– Что ж, ты прав, – согласилась напарница. – Он может и людишек к нам притаскивать сколько угодно.

– Иди, милая, лучше похавать чего-нибудь сообрази, – довольный собой, указал ей на ее место главарь. И добавил про себя, провожая взглядом удаляющуюся на кухню фигуру женщины: «Всяк сверчок знай свой шесток».

Второго января Зарецкий с самого утра уже топтался в ледяном тамбуре парадной Анастасии, ожидая появления любимой. Как назло, в этот день выдался страшнейший мороз – минус двадцать семь по Цельсию. Несмотря на то что Ванька оделся потеплее, от стояния в подъезде, где температура была ненамного выше, чем на улице, он стал покрываться инеем. Пар от дыхания оседал на бровях и ресницах. Наконец Иван услышал звук открываемой двери и топот ног.

Дата добавления: 2015-08-28