Александр волков против Украины (заявление № 21722/11) 3 страница

II. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 8 КОНВЕНЦИИ
160. Заявитель жаловался, что его увольнение с должности судьи составило вмешательство в его личную и профессиональную жизнь, несовместимое со статьей 8 Конвенции.
161. Статья 8 Конвенции гласит:
«1. Каждый человек имеет право на уважение его личной и семейной жизни, неприкосновенности его жилища и тайны корреспонденции.
2. Не допускается вмешательство со стороны государственных органов в осуществление этого права, за исключением вмешательства, предусмотренного законом и необходимого в демократическом обществе в интересах государственной безопасности и общественного спокойствия, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц».
A. Приемлемость
162. Суд отмечает, что эта жалоба не является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 (а) Конвенции. Она также не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Поэтому она должна быть признана приемлемой.
B. Существо дела
1. Аргументы сторон
163. Заявитель утверждал, что имело место вмешательство в его личную жизнь в результате его увольнения с должности судьи Верховного суда. Это вмешательство не было законным, так как основания для привлечения его к ответственности за «нарушение присяги» были сформулированы слишком неопределенно; национальное законодательство не предусматривало никаких ограничений, применимых к разбирательствам об увольнении, и, таким образом, не обеспечивало достаточных гарантии против злоупотреблений и произвола. Кроме того, законодательство не определяло адекватную градацию санкций за дисциплинарные нарушения, которая бы гарантировала пропорциональное применение таких санкций. По этим причинам, законодательство было несовместимым с требованием «качества закона». Заявитель также утверждал, что оспариваемое вмешательство не было необходимым в обстоятельствах данного дела.
164. Правительство признало, что увольнение заявителя с должности представляло собой вмешательство в его право на уважение личной жизни по смыслу статьи 8 Конвенции. Тем не менее, эти меры были оправданы в соответствии с абзацем вторым статьи 8 Конвенции. В частности, увольнение было основано на положениях национального законодательства, которые были достаточно предсказуемыми и доступными. Кроме того, эта мера была необходимой в обстоятельствах данного дела.
2. Оценка Суда
(a) Имело ли место вмешательство
165. Стороны согласились, что имело место вмешательство в право заявителя на уважение его личной жизни. Суд не находит оснований считать иначе. Он отмечает, что личная жизнь «включает в себя право человека устанавливать и развивать отношения с другими человеческими существами, в том числе отношения профессионального и делового характера» (см. C. v. Belgium, 7 August 1996, § 25, Reports 1996 III). Статья 8 Конвенции «защищает право на личное развитие, а также право устанавливать и развивать отношения с другими человеческими существами и внешним миром» (см. Pretty v. the United Kingdom, no. 2346/02, § 61, ECHR 2002 III). Понятие «личная жизнь» не исключает в принципе деятельность профессионального и делового характера. В конце концов, именно в рамках своей трудовой деятельности большинство людей имеет значительные возможности для развития отношений с внешним миром (см. Niemietz v. Germany, 16 December 1992, § 29, Series A no. 251 B). Таким образом, было признано, что ограничение доступа к профессии оказывает влияние на «личную жизнь» (см. Sidabras and Džiautas v. Lithuania, nos. 55480/00 and 59330/00, § 47, ECHR 2004 VIII и Bigaeva v. Greece, no. 26713/05, §§ 22-25, 28 May 2009). Аналогично, было признано, что увольнение с должности представляет собой вмешательство в право на уважение личной жизни (см. Özpınar v. Turkey, no. 20999/04, §§ 43-48, 19 October 2010). Наконец, статья 8 касается вопросов защиты чести и репутации, как части права на уважение личной жизни (см. Pfeifer v. Austria, no. 12556/03, § 35, 15 November 2007 и A. v. Norway, no. 28070/06, §§ 63 and 64, 9 April 2009).
166. Увольнение заявителя с должности судьи повлияло на широкий спектр его отношений с другими людьми, включая отношения профессионального характера. Кроме того, оно оказало влияние на его «внутренний круг», так как потеря работы имела ощутимые последствия для материального благополучия заявителя и его семьи. Кроме того, повод для увольнения заявителя, а именно нарушение судебной присяги, позволяет предположить, что его профессиональная репутация также пострадала.
167. Следовательно, увольнение заявителя представляло собой вмешательство в его право на уважение личной жизни по смыслу статьи 8 Конвенции.
(b) Было ли вмешательство оправданным
168. Далее Суд должен рассмотреть вопрос, удовлетворяло ли вмешательство условиям пункта 2 статьи 8.
(i) Общие принципы законности вмешательства
169. Выражение «предусмотренный законом» означает, во-первых, что оспариваемая мера должна иметь некоторую основу в национальном законодательстве. Во-вторых, оно относится к качеству рассматриваемого закона, который должен быть доступным для заинтересованного лица, которое должно, кроме того, иметь возможность предвидеть последствия для него этого закона, и быть совместимым с принципом верховенства права (см., среди прочего, Kopp v. Switzerland, 25 March 1998, § 55, Reports of Judgments and Decisions 1998-II).
170. Таким образом, это выражение подразумевает, в частности, что национальное законодательство должно быть достаточно предсказуемым в своей формулировке, чтобы предоставить людям адекватные указания на обстоятельства и условия, при которых власти имеют право прибегнуть к мерам, затрагивающим их права в соответствии с Конвенцией (см. C.G. and Others v. Bulgaria, no. 1365/07, § 39, 24 April 2008). Кроме того, закон должен обеспечивать определенную степень правовой защиты от произвольного вмешательства со стороны властей. Наличие специальных процессуальных гарантий является существенным в данном контексте. Конкретные гарантии зависят, по крайней мере в некоторой степени, от характера и степени оспариваемого вмешательства (см. P.G. and J.H. v. the United Kingdom, no. 44787/98, § 46, ECHR 2001-IX).
(ii) Соответствие национальному законодательству
171. Суд установил (см. пункт 145 выше), что парламентское голосование по решению об отстранении заявителя от должности было незаконным с точки зрения национального законодательства. Этот вывод сам по себе достаточен для того, чтобы Суд установил, что вмешательство в право заявителя на уважение его личной жизни не соответствовало закону по смыслу статьи 8 Конвенции.
172. Тем не менее, Суд считает необходимым продолжить рассмотрение жалобы и установить, было ли соблюдено требование «качества закона».
(iii) Соблюдение требования «качества закона»
173. В своих аргументах по этому пункту, стороны оспаривали вопрос относительно предсказуемости действующего законодательства. В связи с этим, Суд отмечает, что до 15 мая 2010 материальное право не содержало описания преступления «нарушение присяги». Сфера этого преступления истолковывалась на основании текста судебной присяги, предусмотренной в статье 10 Закона о судебной системе 2002 года, которая гласит: «Торжественно клянусь честно и добросовестно исполнять обязанности судьи, осуществлять правосудие, подчиняясь только закону, быть объективным и справедливым».
174. Суд отмечает, что текст судебной присяги предполагает широкую свободу интерпретации преступления «нарушение присяги». Сейчас новое законодательство конкретно касается внешних признаков этого преступления (см. статью 32 Закона о ВСЮ 1998 года с поправками, пункт 72 выше). Хотя новое законодательство не распространяется на дело заявителя, уместно отметить, что определение «нарушения присяги» в этой статье по-прежнему дает дисциплинарному органу широкие полномочия в этом вопросе (см. также соответствующие выдержки из мнения Венецианской комиссии, пункт 79 выше).
175. Тем не менее, Суд признает, что в некоторых областях может быть трудно сформулировать законы достаточно точно, и определенная степень гибкости может быть даже желательной для того, чтобы национальные суды применяли закон в свете своей оценки необходимых мер с учетом конкретных обстоятельств каждого дела (см. Goodwin v. the United Kingdom, 27 March 1996, § 33, Reports 1996 II). Это логически вытекает из принципа, что законы должны иметь общее применение, а формулировки законодательных актов не всегда точны. Необходимость избегать чрезмерной жесткости и учитывать меняющиеся обстоятельства означает, что многие законы неизбежно сформулированы в большей или меньшей степени неопределенно. Толкование и применение таких законов зависят от практики (см. Gorzelik and Others v. Poland [GC], no. 44158/98, § 64, ECHR 2004 I).
176. Эти принципы, ограничивающие требование точности законов, особенно актуальны для сферы дисциплинарного права. Действительно, что касается военной дисциплины, Суд постановил, что вряд ли было бы возможно разработать правила, описывающие различные типы поведения в деталях. Поэтому может иметь место необходимость более широкой формулировки таких норм (см. Vereinigung demokratischer Soldaten Österreichs and Gubi v. Austria, 19 December 1994, § 31, Series A no. 302).
177. Опыт других государств показывает, что основания для дисциплинарной ответственности судей, как правило, сформулированы в общих чертах, в то время как примеры детального законодательного регулирования этого вопроса не обязательно демонстрируют достаточность применяемых законодательных методов и предсказуемость закона в этой области (см. пункт 82 выше).
178. Таким образом, в контексте дисциплинарных норм, следует использовать разумный подход при оценке точности закона, так как, в силу объективной необходимости, actus reus при таких преступлениях должны быть сформулированы в общем виде. В противном случае, закон не позволяет решать вопросы всесторонне и будет требовать постоянного пересмотра и обновления в связи с многочисленными новыми обстоятельствами, возникающими на практике. Отсюда следует, что описание в законе правонарушения, основанное на перечне конкретных форм поведения, но направленное на общее и разнообразное применение, не дает гарантий должного соблюдения требования предсказуемости закона. Другие факторы, влияющие на качество правового регулирования и адекватность правовой защиты от произвола, должны быть определены и исследованы.
179. В этой связи Суд напоминает, что наличие конкретной и последовательной практики интерпретации соответствующих правовых положений позволяет прийти к выводу, что положение является предсказуемым (см. Goodwin, упомянутое выше, § 33). Хотя этот вывод был сделан в рамках общей правовой системы, интерпретационная роль судебных органов в обеспечении предсказуемости правовых норм в системе гражданского права не может быть недооценена. Именно эти органы должны точно и последовательно интерпретировать общие положения закона и рассеивать любые сомнения в отношении интерпретации закона (см., с соответствующими изменениями, Gorzelik and Others, упомянутое выше, § 65).
180. Что касается настоящего дела, нет никаких признаков того, что на момент рассмотрения дела заявителя имелись какие-либо принципы и практика, позволяющие точно и последовательно интерпретировать понятие «нарушение присяги».
181. Кроме того, Суд считает, что не существовало необходимых процессуальных гарантий для предотвращения произвольного применения соответствующих норм материального права. В частности, внутренним законодательством не были установлены какие-либо сроки начала и проведения разбирательства в отношении судьи за «нарушение присяги». Отсутствие какого-либо срока давности, как описано выше в соответствии со статьей 6 Конвенции, сделало усмотрение дисциплинарных органов неограниченным и нанесло ущерб принципу правовой определенности.
182. Кроме того, национальное законодательство не предусматривало соответствующую градацию санкций за дисциплинарные проступки, а также правила, обеспечивающие их применение в соответствии с принципом соразмерности. В то время, когда рассматривалось дело заявителя, существовало только три вида дисциплинарных санкций: выговор, понижение квалификационного класса и увольнение. Эти три вида санкций оставляли мало места для применения к судье дисциплинарных мер на пропорциональной основе. Таким образом, власти имели ограниченные возможности для соблюдения баланса между конкурирующими общественными и личными интересами в свете каждого конкретного случая.
183. Стоит отметить, что принцип пропорционального наложения дисциплинарных взысканий на судей прямо излагается в пункте 5.1 Европейской хартии о статусе судей (см. пункт 78 выше), и, с целью соблюдения этого принципа, некоторые государства создали более подробную иерархию санкций (см. пункт 82 выше).
184. И, наконец, самым важным противовесом неизбежному усмотрению дисциплинарных органов в этой области будет наличие независимого и беспристрастного пересмотра. Между тем, в национальном законодательстве не сложилась соответствующая основа для такого пересмотра, и, как говорилось ранее, он не был доступен для заявителя.
185. Соответственно, отсутствие каких-либо принципов и практики точной и последовательной интерпретации такого проступка, как «нарушение присяги», а также отсутствие надлежащих правовых гарантий, привели к невозможности предсказать последствия применения соответствующих положений национального права. На этом фоне, можно также предположить, что практически любой проступок судьи, совершенный в любое время в течение его карьеры, может быть интерпретирован, по желанию дисциплинарного органа, как достаточное фактическое основание для дисциплинарного обвинения в «нарушении присяги» и привести к отстранению судьи от должности.
(iv) Выводы
186. В свете вышеизложенного, Суд приходит к выводу, что вмешательство в право заявителя на уважение его личной жизни было неправомерным: вмешательство было несовместимым с национальным законодательством, и, кроме того, соответствующие положения национального права не удовлетворяли требованиям предсказуемости и гарантий соответствующей защиты от произвола.
187. Следовательно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции.

III. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 13 КОНВЕНЦИИ
188. Заявитель также жаловался, что у него не было эффективных средств правовой защиты в связи с его незаконным увольнением. Он сослался на статью 13 Конвенции, которая гласит:
«Каждый человек, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективные средства правовой защиты перед государственным органом даже в том случае, если такое нарушение совершено лицами, действовавшими в официальном качестве».
189. Рассмотрев доводы сторон по данному пункту, Суд считает, что жалоба является приемлемой. Однако, учитывая выводы Суда по статье 6 Конвенции, настоящая жалоба не вызывает никаких отдельных вопросов (см. Brualla Gómez de la Torre v Spain, 19 December 1997, § 41, Reports 1997-VIII).
190. Следовательно, Суд считает, что нет необходимости отдельно рассматривать жалобу в отношении нарушения статьи 13 Конвенции.

IV. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЕЙ 41 И 46 КОНВЕНЦИИ
191. Статья 41 Конвенции гласит:
«Если Суд решает, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».
192. Статья 46 Конвенции гласит:
«1. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются исполнять окончательные постановления Суда по делам, в которых они являются сторонами.
2. Окончательное постановление Суда направляется Комитету министров, который осуществляет надзор за его исполнением…»
A. Указание общих и индивидуальных мер
1. Общие принципы
193. В рамках исполнения судебных решений в соответствии со статьей 46 Конвенции, решение, в котором Суд находит нарушение Конвенции, налагает на государство-ответчика правовое обязательство, в рамках этого положения, положить конец нарушению и предоставить возмещение за его последствия таким образом, чтобы восстановить, насколько это возможно, положение, существовавшее до нарушения. Если, с другой стороны, национальное законодательство не предусматривает возмещение (или допускает возможность лишь частичного возмещения) за последствия нарушения, статья 41 предоставляет Суду право присудить потерпевшей стороне такое возмещение в уместной, с его точки зрения, форме. Из этого следует, в частности, что решение, в котором Суд находит нарушение Конвенции или Протоколов к ней, налагает на государство-ответчика правовое обязательство не только выплатить заинтересованным лицам суммы, присужденные в качестве справедливой компенсации, но также выбрать, под надзором Комитета министров, общие и/или, при необходимости, индивидуальные меры, которые будут приняты в рамках национальной правовой системы для того, чтобы положить конец нарушению, установленному Судом, и сделать все возможное для возмещения за его последствия таким образом, чтобы восстановить, насколько это возможно, положение, существовавшее до нарушения (см. Maestri v. Italy [GC], no. 39748/98, § 47, ECHR 2004 I; Assanidze v. Georgia [GC], no. 71503/01, § 198, ECHR 2004 II; и Ilaşcu and Others v. Moldova and Russia [GC], no. 48787/99, § 487, ECHR 2004-VII).
194. Суд повторяет, что его решения носят, по существу, декларативный характер, и, в общем-то, именно государство, в первую очередь, должно, под надзором Комитета министров, выбрать средства, в рамках национальной правовой системы, для выполнения своих обязательств по статье 46 Конвенции, при условии, что такие средства совместимы с выводами, изложенными в решении Суда (см., среди прочего, Öcalan v. Turkey [GC], no. 46221/99, § 210, ECHR 2005-IV; Scozzari and Giunta v. Italy [GC], nos. 39221/98 and 41963/98, § 249, ECHR 2000-VIII; и Brumărescu v. Romania (just satisfaction) [GC], no. 28342/95, § 20, ECHR 2001-I). Это усмотрение в отношении способов исполнения судебного решения отражает свободу выбора, присущую основному обязательству Договаривающихся государств обеспечивать соблюдение прав и свобод, гарантированных Конвенцией (статья 1) (см. Papamichalopoulos and Others v. Greece (Article 50), 31 October 1995, § 34, Series A no. 330 B).
195. Тем не менее, в исключительных случаях, с целью оказания помощи государству-ответчику в выполнении его обязательств по статье 46, Суд пытается указать тип мер, которые могут быть приняты для того, чтобы положить конец нарушению, найденному Судом. При таких обстоятельствах, Суд может предложить различные варианты и оставить выбор меры и путей ее реализации на усмотрение соответствующего государства (см., например, Broniowski v. Poland [GC], no. 31443/96, § 194, ECHR 2004-V). В некоторых случаях, характер найденного нарушения может не оставлять реального выбора в отношении мер, необходимых для его устранения, и Суд может указать конкретные меры (см., например, Assanidze, упомянутое выше, §§ 202 and 203; Aleksanyan v. Russia, no. 46468/06, § 240, 22 December 2008; и Fatullayev v. Azerbaijan, no. 40984/07, §§ 176 and 177, 22 April 2010).
2. Что касается настоящего дела
(a) Общие меры
(i) Аргументы сторон
196. Заявитель утверждал, что его дело свидетельствует о фундаментальных системных проблемах в украинской правовой системе, которые вытекают из несоблюдения государством принципа разделения властей и требуют применения статьи 46 Конвенции. Он утверждал, что проблемы, связанные с данным делом, говорят о необходимости внесения поправок в соответствующие области внутреннего законодательства. В частности, поправки должны были быть внесены в Конституцию и Закон о ВСЮ 1998 года в отношении принципов формирования состава ВСЮ и порядка назначения и увольнения судей, а также в Кодекс административного судопроизводства в отношении юрисдикции и полномочий ВАС.
197. Правительство не согласилось и заявило, что соответствующее национальное законодательство значительно изменилась с того времени, когда дело заявителя рассматривалось национальными властями. В частности, поправки от 7 июля 2010 года к Закону о ВСЮ 1998 года предусматривают, что число судей-членов ВСЮ увеличится, и в итоге составит большинство в этом органе (см. пункт 68 выше). В июне 2012 года в Закон о ВСЮ 1998 года были дополнительно внесены поправки, предусматривающие, что предварительное расследование, возбужденное прокуратурой, не должно проводиться членом ВСЮ, являющимся бывшим или действующим прокурором.
198. Правительство также отметило, что роль парламента в процедуре увольнения судьи уменьшилась, так как пересмотр дела парламентским комитетом или любая другая форма парламентского расследования больше не требуются.
(ii) Оценка Суда
199. Суд отмечает, что данное дело выявило серьезные системные проблемы, связанные с функционированием украинской судебной власти. В частности, нарушения, найденные в настоящем деле, позволяют предположить, что система судебной дисциплины в Украине не организована надлежащим образом, так как она не обеспечивает достаточное отделение судебной власти от других ветвей государственной власти. Кроме того, она не обеспечивает соответствующие гарантии против злоупотреблений и неправомерного применения дисциплинарных мер в ущерб независимости судебной власти, которая является одной из важнейших ценностей, лежащих в основе эффективного функционирования демократии.
200. Суд считает, что характер выявленных нарушений показывает, что для надлежащего исполнения настоящего решения государство-ответчик должно будет принять ряд мер, направленных на общее реформирование системы судебной дисциплины. Эти меры должны включать законодательные реформы, связанные с перестройкой институциональной основы системы. Кроме того, эти меры должны повлечь за собой разработку соответствующих форм и принципов последовательного применения национального законодательства в этой области.
201. Что касается утверждения Правительства о том, что они уже внедрили определенные гарантии в этой области, Суд отмечает, что законодательные поправки от 7 июля 2010 года не имеют немедленного эффекта, и реформирование ВСЮ должно происходить постепенно в будущем. В любом случае, Суд отметил, что эти поправки не решили, на самом деле, конкретный вопрос о составе ВСЮ (см. пункт 112 выше). Что касается других законодательных поправок, упомянутых Правительством, Суд не считает, что они позволяют эффективно решить целый ряд проблем, выявленных Судом в контексте этого дела. Как указано в мотивировочной части этого решения, возникает много проблем, указывающих на недостатки в национальном законодательстве и практике в этой области. В целом, законодательные меры, упомянутые Правительством, не решают проблемы системных нарушений в правовой системе, выявленные в данном деле.
202. Таким образом, Суд считает необходимым подчеркнуть, что Украина должна в кратчайшие сроки провести упомянутую выше общую реформу своей правовой системы. При этом украинские власти должны уделить должное внимание этому решению, соответствующей практике Суда и соответствующим рекомендациям, резолюциям и решениям Комитета министров.
(b) Индивидуальные меры
(i) Аргументы сторон
203. Заявитель утверждал, что наиболее подходящей формой индивидуального возмещения будет его восстановление в должности. В качестве альтернативы, он просил Суд обязать ответчика возобновить внутреннее разбирательство.
204. Правительство утверждало, что нет никакой необходимости в каких-либо конкретных указаниях, касающихся индивидуального возмещения, так как эти вопросы будут надлежащим образом рассмотрены Правительством в сотрудничестве с Комитетом министров.
(ii) Оценка Суда
205. Суд установил, что заявитель был уволен в нарушение основополагающих принципов процессуальной справедливости, закрепленных в статье 6 Конвенции, таких как принцип независимого и беспристрастного суда, принцип правовой определенности и право быть заслушанным в суде, созданном на основании закона. Было также установлено, что увольнение заявителя было несовместимым с требованиями законности в соответствии со статьей 8 Конвенции. Увольнение заявителя, судьи Верховного суда, при явном игнорировании вышеизложенных принципов Конвенции, может рассматриваться как угроза для независимости судебной власти в целом.
206. Поэтому возникает вопрос о том, какие индивидуальные меры были бы наиболее подходящими для того, чтобы положить конец нарушениям, найденным в данном деле. Во многих случаях, когда устанавливалось, что положения Конвенции были нарушены в ходе внутреннего судопроизводства, Суд указывал, что наиболее подходящей формой возмещения за выявленные нарушения будет возобновление внутреннего судебного разбирательства (см., например, Huseyn and Others v. Azerbaijan, nos. 35485/05, 45553/05, 35680/05 and 36085/05, § 262, 26 July 2011, с дальнейшими ссылками). При этом Суд указывал эту меру в резолютивной части судебного решения (см., например, Lungoci v. Romania, no. 62710/00, 26 January 2006, и Ajdarić v. Croatia, no. 20883/09, 13 December 2011).
207. Принимая во внимание вышеуказанные выводы о необходимости введения общих мер по реформированию системы судебной дисциплины, Суд не считает, что возобновление внутреннего разбирательства будет подходящей формой возмещения за нарушение прав заявителя. Нет никаких оснований полагать, что дело заявителя будет повторно рассмотрено в соответствии с принципами Конвенции в ближайшем будущем. В этих обстоятельствах Суд не видит смысла в указании такой меры.
208. Таким образом, Суд не может смириться с тем, что заявитель будет оставаться в состоянии неопределенности в отношении того, каким образом должны быть восстановлены его права. Суд считает, что, по самой своей природе, ситуация в данном случае не оставляет реального выбора в отношении индивидуальных мер, необходимых для устранения нарушений прав заявителя по Конвенции. С учетом исключительных обстоятельств дела и настоятельной необходимости положить конец нарушениям статей 6 и 8 Конвенции, Суд считает, что государство-ответчик должно обеспечить восстановление заявителя в должности судьи Верховного Суда в кратчайшие сроки.
B. Ущерб
1. Материальный вред
209. Заявитель утверждал, что в результате несправедливого разбирательства, которое привело к его увольнению с должности судьи Верховного суда, он был лишен своего права на получение заработной платы судьи Верховного суда, надбавок к заработной плате и судебной пенсии. Заявитель представил подробный расчет своих требований о компенсации материального вреда, который составил 11.720.639, 86 украинских гривен (UAH) или 1.107.255, 87 евро (EUR).
210. Правительство оспорило эти требования, утверждая, что они являются спекулятивными, чрезмерными и необоснованными.
211. В обстоятельствах настоящего дела, Суд считает, что вопрос о компенсации материального вреда не готов к принятию решения. Соответственно, этот вопрос должен быть отложен и урегулирован впоследствии, с должным учетом соглашений, которые могут быть достигнуты между Правительством и заявителем (Правило 75 §§ 1 и 4 Регламента Суда).
2. Нематериальный вред
212. Заявитель утверждал, что в результате его незаконного увольнения он испытал значительные страдания и расстройство, которые не могут быть в достаточной степени возмещены признанием нарушения. Он потребовал выплатить ему компенсацию за понесенный нематериальный вред в размере 20000 евро.
213. Правительство заявило, что претензии в отношении нематериального вреда необоснованны.
214. Суд считает, что заявитель испытал страдания и тревогу в связи с найденными нарушениями. Принимая решение на справедливой основе, как того требует статья 41 Конвенции, Европейский суд присудил заявителю 6000 евро в качестве компенсации нематериального вреда.
C. Расходы и издержки
215. Заявитель также потребовал 14945, 81 фунтов стерлингов (GBP) в качестве компенсации расходов и издержек, понесенных в Суде в период с 23 марта по 20 апреля 2012 года. Эта сумма включает оплату юридических услуг, оказанных представителями заявителя в Лондоне (г-ном Филиппом Личем и г-жой Джейн Гордон), которые затратили 82 часа 40 минут рабочего времени по делу в этот период, оплату услуг консультанта EHRAC, административные расходы и расходы на перевод.
216. В своих дополнительных аргументах по этому вопросу, заявитель потребовал GBP 11154, 95 в качестве компенсации расходов и издержек, понесенных в связи со слушанием 12 июня 2012 года. Эта сумма включает оплату услуг представителей заявителя, которые затратили 69 часов и 30 минут рабочего времени по делу, оплату услуг консультанта EHRAC, административные расходы и расходы на перевод.
217. Заявитель просил, чтобы любая компенсация по данному пункту была выплачена непосредственно на банковский счет EHRAC.
218. Правительство утверждало, что заявитель не смог доказать, что издержки и расходы действительно были понесены. Кроме того, они не были должным образом обоснованы.
219. В соответствии с прецедентным правом Суда, заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той мере, в какой было показано, что они были действительно понесены и являлись необходимыми и разумными. В данном случае, принимая во внимание имеющиеся у него документы и вышеуказанные критерии, Суд считает разумным присудить сумму в 12000 евро в качестве компенсации расходов по всем пунктам. Сумма должна быть выплачена непосредственно на банковский счет представителей заявителя.
D. Пеня
220. Суд считает разумным, что пеня должна быть основана на граничной кредитной ставке Европейского Центрального Банка, к которой следует добавить три процентных пункта.
ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ СУД ЕДИНОГЛАСНО
1. Объявляет оставшуюся часть жалобы приемлемой;
2. Постановляет, что имело место нарушение статьи 6 § 1 Конвенции в отношении принципов независимого и беспристрастного суда;
3. Постановляет, что имело место нарушение статьи 6 § 1 Конвенции в отношении принципа правовой определенности и отсутствия срока давности для разбирательства против заявителя;
4. Постановляет, что имело место нарушение статьи 6 § 1 Конвенции в отношении принципа правовой определенности и увольнения заявителя на пленарном заседании парламента;
5. Постановляет, что имело место нарушение статьи 6 § 1 Конвенции в отношении принципа «суда, созданного на основании закона»;
6. Постановляет, что нет необходимости рассматривать остальные жалобы по статье 6 § 1 Конвенции;
7. Постановляет, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции;
8. Постановляет, что нет необходимости рассматривать жалобу по статье 13 Конвенции;
9. Постановляет, что Украина должна обеспечить восстановление заявителя в должности судьи Верховного Суда в кратчайшие сроки;
10. Постановляет, что вопрос о справедливой компенсации материального вреда, понесенного в результате найденных нарушений, не готов к принятию решения и поэтому:
(a) откладывает рассмотрение этого вопроса;
(b) предлагает Правительству и заявителю представить, в течение трех месяцев со дня уведомления о данном решении, свои письменные замечания по этому вопросу и, в частности, уведомить Суд о любых достигнутых ими соглашениях;
(c) откладывает дальнейшее рассмотрение и передает Председателю Палаты полномочия продолжить рассмотрение в случае необходимости;
11. Постановляет:
(a) государство-ответчик должно выплатить заявителю, в течение трех месяцев с даты, когда судебное решение станет окончательным в соответствии со статьей 44 § 2 Конвенции, следующие суммы:
(i) 6000 (шесть тысяч) евро, в переводе в национальную валюту государства-ответчика по курсу, действующему на день выплаты, плюс любые налоги, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации нематериального вреда;
(ii) 12000 (двенадцать тысяч) евро, плюс любые налоги, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации расходов и издержек; эта сумма должна быть выплачена на банковский счет представителей заявителя;
(b) с момента истечения вышеупомянутых трех месяцев до выплаты, на вышеуказанную сумму начисляется пеня, равная граничной кредитной ставке Европейского Центрального Банка в этот период, плюс три процентных пункта;
12. Отклоняет оставшуюся часть требований заявителя в отношении компенсации нематериального вреда и расходов и издержек.
Составлено на английском языке и провозглашено в открытом заседании 9 января 2013 года в здании Дворца прав человека, Страсбург, в соответствии с Правилом 77 §§ 2 и 3.
Claudia Westerdiek Dean Spielmann
Секретарь Председатель

В соответствии со статьей 45 § 2 Конвенции и Правилом 74 § 2 Регламента Суда, к настоящему решению прилагается совпадающее мнение судьи Юдковской:

D.S.
C.W.

СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ЮДКОВСКОЙ
Я голосовала за пункт 9 резолютивной части решения, предписывающий Украине восстановить заявителя в должности судьи Верховного суда, хотя, как национальный судья, я понимаю трудности, с которыми придется столкнуться властям при исполнении этой части судебного решения.
Когда г-н Волков был уволен в июне 2010 года, число судей в Верховном суде Украины было довольно гибкой величиной, регулируемой статьей 48 Законом «О судоустройстве Украины» 2002 года, в соответствии с которой это число устанавливалось Указом Президента Украины по представлению Председателя Верховного Суда Украины, согласованному с Советом судей Украины. Таким образом, согласно действовавшему в то время Указу Президента № 1427/2005 от 7 октября 2005 года «О количестве судей Верховного Суда Украины», в 2005-2010 годах Верховный Суд состоял из 95 судей.
В июле 2010 года вступил в силу новый Закон «О судоустройстве и статусе судей», статья 39 которого однозначно предусматривает, что в состав Верховного Суда Украины входят сорок восемь судей. Эта цифра является постоянной. Таким образом, если в данный момент в ВСУ нет вакансий, похоже, что восстановление заявителя «в ближайший возможный срок», упомянутый в параграфе 208 и в пункте 9 резолютивной части, станет осуществимо только тогда, когда один из действующих судей Верховного суда уйдет на пенсию или покинет суд по другой причине, либо соответствующее законодательство будет изменено.
Тем не менее, даже в этих обстоятельствах, я убеждена, что предлагаемый подход, хотя он и представляется несколько проактивным, оправдан.
Практика Суда, касающаяся требования применить конкретное средство правовой защиты в случае нарушения положений Конвенции, имеет долгую историю. Из подготовительных материалов старой статьи 50 Конвенции видно, что первоначальная идея влиятельного суда, который вправе предписать широкий спектр «уголовных, административных или гражданско-правовых санкций», не была принята. Формулировка старой статьи 50, которая была, в конце концов, принята, предполагает, что основное обязательство обеспечить возмещение возлагается на государство, а Суд играет вспомогательную роль и предоставляет его если жертва не может получить возмещение в соответствии с внутренним законодательством.
Тем не менее, в 1972 году, в знаменитом деле о «бродяжничестве», Суд признал: «Нет сомнений, что договоры, из которых был позаимствован текст статьи 50, касаются в большей степени случаев, когда характер ущерба позволил бы полностью устранить последствия нарушения, но внутреннее право государства делает это невозможным». [2]
В деле Piersack v. Belgium Суд заявил, что он будет «исходить из принципа, что заявитель должен, в максимально возможной степени, быть поставлен в положение, в котором он бы находился, если бы требования статьи 6 не были нарушены» [3], подчеркнув, таким образом, первичность обязательства восстановить status quo ante. Суд также подчеркнул эту первичность в деле Scozzari and Giunta v. Italy: «В соответствии со статьей 41 Конвенции целью присуждения справедливой компенсации является возмещение понесенного ущерба в той мере, в какой рассматриваемые события являются следствием нарушения, которое не может быть устранено другим способом». [4]
Тем не менее, признавая свою вспомогательную роль в защите прав человека, на протяжении десятилетий Суд довольно неохотно использовал свои полномочия по предписанию индивидуальных средств правовой защиты, неоднократно заявляя, что установление нарушения само по себе является справедливой сатисфакцией, или присуждая умеренные суммы компенсации. Это нежелание подвергалось критике как извне, так и внутри Суда. Как заявил судья Бонелло, «тот факт, что в сфере предоставления возмещения Cуд с первых дней своей работы ограничивал себя не предписывая конкретных мер по исправлению положения в пользу жертвы, вызывает сожаление, хотя и понятен. Это упражнение в судебном ограничении уже значительно сузило спектр эффективности Суда». [5]
Суд впервые применил принцип restitutio in integrum в историческом деле Papamichalopoulos and Others v. Greece, касающемся незаконной экспроприации. [6] При этом Суд опирался на решение Постоянной палаты международного правосудия по делу Chorzów Factory, когда ППМП постановила, что «возмещение должно, насколько это возможно, устранить все последствия противоправного деяния и восстановить ситуацию, которая, по всей вероятности, существовала бы, если бы это деяние не было совершено». [7]
С тех пор в практике Суда в отношении предписания индивидуальных и общих мер был достигнут значительный прогресс. Процедура вынесения пилотного постановления представляет собой наиболее значительный шаг в развитии полномочий Суда в сфере предоставления правовой защиты, являясь неизбежным следствием резкого увеличения нагрузки на него и необходимости исправления ситуации, приведшей к нарушению. Сегодня Суд более не колеблется указать государству-ответчику, в случае необходимости, на широкий круг конкретных мер для обеспечения полного уважения к правам человека.
Принцип restitutio in integrum был распространен на дела, касающиеся случаев несправедливого судебного разбирательства, в которых Суд счел, «что наиболее подходящей формой возмещения за нарушение статьи 6 § 1, будет возврат заявителя, насколько это возможно, в положение, в котором он находился бы, если бы это положение не было нарушено... Следовательно,... наиболее подходящей формой возмещения будет повторное судебное разбирательство...»[8]. Распоряжение о пересмотре дела было признано «необходимым для надлежащей защиты прав человека». [9]
Дальнейший прогресс в применении принципа restitutio in integrum относится к делам, касающимся продолжающегося незаконного лишения свободы, в которых Суд постановил, что государство должно «обеспечить освобождение заявителя в кратчайшие сроки», поскольку «по самой своей природе, нарушение, установленное в данном деле, не оставляет никакого реального выбора в отношении мер, необходимых для его устранения». [10] В некоторых других делах, когда было признано, что длительное досудебное содержание под стражей являлось нарушением требований статьи 5 § 3 Конвенции, и дело было еще не завершено, Суд предписывал государству-ответчику «завершить данное уголовное дело как можно быстрее... и освободить заявителя до окончания разбирательства». [11]
Приветствуя этот «логический шаг вперед от вышеупомянутых дел о восстановлении имущественных прав», судья Коста отметил в своем особом мнении по делу Assanidze v. Georgia, что «было бы нелогичным и даже аморальным предоставить Грузии возможность выбора (правовых) средств, когда единственным способом прекратить произвольное содержание под стражей является освобождение заключенного».
Таким образом, выбор того, как исполнять решение Суда, предоставлен государству под надзором Комитета Министров, за исключением случаев, когда установленное нарушение, по самой своей природе, не оставляет никакого выбора в отношении мер, необходимых для его устранения.
Применение принципа restitutio in integrum, хотя он и является первичным средством правовой защиты от нарушений прав человека, естественно ограничено. Восстановление status quo ante в большинстве случаев невозможно, либо крайне проблематично. Статья 35 проекта статей об ответственности государства Комиссии международного права ООН гласит, что «государство, ответственное за международное противоправное деяние, обязано осуществить реституцию, то есть восстановить положение, которое существовало до совершения противоправного деяния, если и в той мере в какой реституция: а) не является материально невозможной, и (б) не влечет за собой бремя, которое совершенно непропорционально выгоде от получения реституции вместо компенсации».
Так, в недавнем деле Gladysheva v. Russia, тщательно соблюдая баланс поставленных на карту интересов, и «приняв к сведению отсутствие конкурирующих интересов третьих сторон или других препятствий к восстановлению права собственности заявительницы», Суд потребовал поставить заявительницу «насколько это возможно, в положение, эквивалентное положению, в котором она находилась бы, если бы статья 8 Конвенции и статья 1 Протокола № 1 к Конвенции не были нарушены», и распорядился о «полном восстановлении права собственности заявительницы на квартиру и аннулировании решения о ее выселении». [12]
На мой взгляд, данное дело [дело Волкова] являет собой исключительную ситуацию, когда природа нарушения позволяет восстановить status quo ante, что не является «материально невозможным» и не влечет за собой «непропорциональное бремя». Я присоединяюсь к заключению большинства, что «ситуация в данном случае не оставляет реального выбора в отношении индивидуальных мер, необходимых для устранения последствий нарушения прав заявителя по Конвенции» (параграф 208).
Суд впервые отдает распоряжение о восстановлении в должности лица, чье увольнение, как было установлено, противоречило гарантиям Конвенции. Такое средство правовой защиты не является чем-то новым или неизвестным для других международных юрисдикций. Например, Межамериканский суд по правам человека несколько раз принимал подобные решения [13]. Комитет ООН по правам человека, который постановил, что «возмещение может включать в себя восстановление прав, реабилитацию и меры по удовлетворению», [14], тем самым поставив восстановление прав на первое место, является еще одним органом, который, не колеблясь, отдает распоряжения о восстановлении в должности лиц, уволенных без достаточных гарантий. В частности, стоит упомянуть распоряжение Комитета о восстановлении в должности 68 судей, чье увольнение было признано «покушением на независимость судебной власти» [15].
В данном случае, рекомендованная индивидуальная мера сопровождается предложением к государству-ответчику принять общие меры по реформированию системы судебной дисциплины. Учитывая первостепенную важность независимости судебной власти, которая лежит в основе всей системы защиты прав человека, Суд внимательно проанализировал весь контекст проблемы до принятия решения о рекомендованных мерах.
Поэтому я убеждена, что распоряжение о восстановлении заявителя в должности судьи Верховного суда полностью соответствует роли Суда как органа, уполномоченного «обеспечивать соблюдение обязательств, принятых на себя Высокими Договаривающимися Сторонами по настоящей Конвенции и Протоколам к ней». Кроме того, оно находится в соответствии со стандартами, разработанными в международном праве.
________________________________________
[1]. Judicial Independence in Transition. Seibert-Fohr, Anja (Ed.), 2012, XIII, 1378 p.
[2]. De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium (Article 50), 10 March 1972, § 20, Series A no. 14.
[3]. Piersack v. Belgium (Article 50), judgment of 26 October 1984, Series A no. 85, p. 16, § 12.
[4]. Scozzari and Giunta v. Italy [GC], nos 39221/98 and 41963/98, § 250, ECHR 2000 VIII.
[5]. Nikolova v. Bulgaria[GC], no. 31195/96, § 58, ECHR 1999 II, особое мнение судьи Бонелло, к которому присоединился судья Марусте.
[6]. Papamichalopoulos and Others v. Greece (Article 50), 31 October 1995, Series A no. 330 B, § 38: «…Суд считает, что возвращение спорных земель... поставило бы заявителей, насколько это возможно, в ситуацию, эквивалентную той, в которой они находились бы, если бы нарушения статьи 1 Протокола № 1 не произошло».
[7]. Factory at Chorzow (Germ. v. Pol.), 1928 P.C.I.J. (ser. A) No. 17 (Sept. 13).
[8]. Salduz v. Turkey [GC], no. 36391/02, § 72, 27 November 2008.
[9]. Nechiporuk and Yonkalo v. Ukraine, no. 42310/04, § 297, 21 April 2011.
[10]. Assanidze v. Georgia [GC], no. 71503/01, § 202-203, ECHR 2004 II; а также Ilaşcu and Others v. Moldova and Russia [GC], no. 48787/99, ECHR 2004 VII, и Fatullayev v. Azerbaijan, no. 40984/07, 22 April 2010.
[11]. Şahap Doğan v. Turkey, no. 29361/07, 27 May 2010, и Yakışan v. Turkey, no. 1339/03, 6 March 2007.
[12]. Gladysheva v. Russia, no. 7097/10, § 106, 6 December 2011.
[13]. Например, в деле Baena-Ricardo and Others v. Panama (270 рабочих против Панамы) (МАСПЧ, 2 февраля 2001 года), в отношении произвольного увольнения 270 государственных служащих, Суд постановил, что государство должно восстановить служащих на их прежних должностях и выплатить им недополученную зарплату. Другим примером является дело Loayza Тамайо, репарации (статья 63 (1) Американской конвенции о правах человека) (judgment of November 27, 1998, IACtHR, (Ser. C) No. 42, 1998). Следует, однако, отметить, что в отличие от статьи 41 ЕКПЧ, статья 63 АКПЧ четко предусматривает: «Если Суд признает, что имело место нарушение прав или свобод, защищаемых настоящей Конвенцией... он должен... постановить, в случае необходимости, что последствия мер или ситуации, которые представляют собой нарушение такого права или свободы, должны быть исправлены...».
[14]. Комитет по правам человека, Замечание общего порядка № 31 «Характер общего юридического обязательства, налагаемого на государства-участников Конвенции», принятый 29 марта 2004 года.
[15]. Дело Busyo and Others v. Democratic Republic of Congo (2003, AHRLR 3 (HRC 2003)), касающееся увольнения 68 судей. Комитет рекомендовал «восстановить их на их государственных должностях, со всеми вытекающими последствиями, или, при необходимости, на аналогичных должностях», а также что «компенсация рассчитывается исходя из суммы, эквивалентной зарплате, которую они бы получали в период простоя».

Дата добавления: 2015-08-28