|
- Где-то в начале июня погибнет. На мине подорвется. Когда будет раненого из-под огня вытаскивать. Потом его накроет прямым попаданием. По кусочкам соберут и домой, в Данию. А летом сорок третьего его именем Датско-Германский корпус СС назовут. А что?
- Вот значит как... А вот что. На этом холме датчане, значит сидят. Так?
- Ну... Не тяни резину, и чего?
- Сколько их тут?
- Бригада вроде. Точно не помню. Что из этого-то?
- Значит, штаб где-то недалеко...
- Леонидыч, это авантюра!
- Зато какие козыри на руках, а?
- Мужики, вы умом не тронулись? Если там штаб бригады - там же наверняка, рота охраны, - дед ошарашено смотрел то на Леонидыча, то на Вини.
- Вряд ли, Кирьян Васильевич. Наши тут еще долго атаковать будут. Немцы и так все практически резервы на фронт кидают. Включая обозников. Даром что ли этот фон сам вытаскивать будет раненых? - ответил Вини. - В конце концов, посмотрим, чего и как. Если что - свалим по тихому.
Леонидыч долго молчал, а потом сказал:
- Все верно. Раз уж мы тут - попробуем. Может быть, это и есть наш шанс? Если этот генерал...
- Штурмбанфюрер.
- Или так, да... Все одно через пару недель дуба даст. Так? А если мы его сейчас хлопнем или, вдруг вытащим, - это же какая паника может начаться, м? И если наши прорвут тут фронт...
- Капец котлу, - продолжил Вини.
- Не совсем. Коридор-то гансы под Рамушево пробили. Но тем не менее, будут вынуждены сюда резервы тащить. А откуда? - думал Леонидыч.
- С юга. Больше им неоткуда.
- И, значит, может не быть прорыва на Кавказ. Чтобы эту дыру заткнуть им, как минимум, корпус нужен. Этого корпуса и не хватит где-то...
- Ну, мужики... - потрясенно сказал дед. - Вам бы в Генштаб...
- Погоди, Леонидыч, - сказа Вини. - Но если не будет прорыва к Сталинграду, например, значит и котла не будет?
- Не будет Сталинградского, какой-нибудь другой будет. Донецкий, например. Так твой Марк Аврелий говорил, а Кирьян Василич?
- Чего это сразу мой-то... Студента нашего он. Я-то тут причем.
Тут засомневался Вини:
- Погодите, а вдруг мы хуже сделаем?
- Куда уж хуже-то... - вздохнул Леонидыч. - Сколько людей живы останутся, подумал?
- Может быть и останутся. А может быть... - Он подумал и продолжил. - Гарантии-то нет.
- Гарантия на войне одна, мил человек - винтовка чистая, да патронов побольше. А все остальное... Пошли датскую сволочь поспрашиваем, где ихний генерал сидит.
- Штурмбанфюрер!
- Мальчик, девочка... Правильно, Леонидыч?
Когда они вернулись к отряду - снова забухала артиллерия по высотке. На этот раз включилось что-то тяжелое. После каждого разрыва земля вздрагивала даже здесь.
Но на это ни кто не обращал внимания. Даже девчонки, что удивительно. Хотя Рита уже привыкла к запаху железа и грохоту выстрелов, но вот Маринка-то почему совершенно спокойно переносила близкий бой?
- Эй, данскер! Моя-твоя понимать? - подошел к нему Вини. - Никто датским не владеет? А?
- Если штаны снять - овладеем...
- Тьфу, на тебя Еж! - рассердилась Рита. - Сколько можно пошлить-то а?
- Да ладно, не хочешь не бери... Вон какой красивый у нас данскер. Маринка, хочешь данскера?
- Да нет наверное, - засмеялась та. - Спасибо тебе большое за заботу. Сам его бери.
- Не. Мне тоже не надо.
- Политрук! Смени-ка десантника на часах. Пусть сюда дует.
- Есть... - без энтузиазма сказал Долгих и отправился в чащу. Через пару минут десантник был на месте.
- Прокашев!
- А? То есть я!
- Ты по-датски кумекаешь?
- Одно слово только. Кьеркегор.
- Ну, господи... А что это?
- Это философ датский. Развивал иррационалистические воззрения. В противовес немецкому классическому идеализму настаивал на вторичности рациональности и первичности чистого существования, то есть экзистенциальности, которое после сложного диалектического пути развития личности может найти свой смысл в вере.
- Это вот чего ты сейчас сказал? - подал голос Еж.
- Не обращайте внимания, Андрей. Издержки образования, - ответил ему Прокашев, раскладывая на тряпке детали затвора трехлинейки.
- Нет, ты вот мне все-таки поясни, чего ты сейчас сказал, а?
- Ну... Вот смотрите, Андрей, как вас по батюшке?
- Не важно.
- Хорошо. Разум нас все время обманывает. Например, когда разумом слышишь как свистят пули - надо помнить, что они не твои. Они уже пролетели. Но разум все равно заставляет тебя кланяться им. А твоя пуля - ты ее не услышишь, она летит вперед свиста - является окончательной и бесповоротной точкой твоей экзистенции. То есть существования. Отсюда следует вывод - разум вторичен, а существование первично.
- Это и ежу понятно. То есть мне. - А зачем такими сложными словами говорить?
- А вот отсюда и следует неизбежный вывод, что даже временное прекращение разумной деятельности не является прекращением существования.
- Ну, бляха-муха... Этому на философском факультете учат что ли? - Еж старательно пытался понять ход мысли философа.
- Этому жизнь учит. Я знаю, что та пуля, которая прекратит мою рациональную деятельность, не сможет прекратить мое существование. Ибо она в другой плоскости...
Их разговор неожиданно оборвал мощный взрыв, ухнувший где-то недалеко так, что осколки тут же застучали по стволам деревьев.
- Какой противный стук... - сказал Прокашев и продолжил. - Когда эта моя жизнь закончится, я обязательно стану греком. Там тепло, виноград и оливки.
- Ну ты еще себе имя выбери заранее.
- А чего его выбирать? Уже выбрал. Мне бы хотелось, чтобы меня звали Конхисом. А если не получиться греком, я бы хотел быть хомячком...
- Эй, Хомячок! - крикнул дед. - Подь-ка сюды!
Прокашев-Конхис вздохнул, положил винтовку и масленку и пошел к командирам.
- Переводить будешь! - сказал Леонидыч.
- Я? Я же не знаю датского!
- Зато ты умный!
- А я тут зачем? - спросил Колупаев.
- А ты страшные морды корчи. Они у тебя получаются, - велел дед. - Эй, данскер, штаб твой нужен. Штаб! Понял? Штаб где?
Тот пожал плечами - не понимаю!
- Валер! Подь сюды! - крикнул дед, раскуривая самокруточку. - И бинты немецкие прихвати. Ага?
- Сейчас, - откликнулся Валера. Через минуту подошел и протянул деду.
- Не... Ты сядь рядом и приготовь, как будто рану бинтовать.
- Ага...
- Готов? Паша отстрели этому говнюку палец на ноге.
- Подождите! Вы чего? Дайте я попробую сначала! - воскликнул Прокашев.
- Паша, погодь... Ну попробуй, хомячок или как там, Комхис?
- Конихс. Эй! Я - Леша. Ты? Наме как?
Датчанина потрясывало:
- E... Eric...
- Эрик. Гут, чего уж там. - Прокашев разгреб хвою под ногами. - Смотри, Эрик. Мы - тут, - ткнул он пальцем в землю и положил на это место шишку. - Вир хир. Понял?
До эсесовца дошло. Он опять закивал головой.
- Во хир фон... Как его?
- Шальбург! - подал голос Вини, навалившийся на сосну и чего-то жующий
- Во хир фон Шальбург? И чего я сказал?
Однако Эрик понял. Он провел пальцем замысловатую линию от шишки к другой шишке, которую воткнул вертикально. А потом, поперек линии положил палку. И горячо что-то заговорил на своем.
Рядовой Прокашев нахмурил лоб, долго слушая излияния датчанина.
- Ничего не понимаю. Вроде знакомые слова, а не понимаю.
- Undefined! - тыкал пальцем пленный в палку. А потом в вертикальную шишку - Schalburg, Schalburg...
- Ага... Вот, говорит штаб, а вот мы. А тут не пойми чего. Может дорога, а может овраг... Вас ист дас? Бррр-фрррр... Я?
Эрик закивал головой. Потом ткнул пальцем в веточку и изобразил, что как будто едет за рулем -? Бррр-фрррр... Я! Я!
- Километер? Айн, цвай драй вифиль? - Прокашев показывал ему пальцы.
Эсесовец подумал и показал - от шишки, изображавшей партизан до щепки, изображавшей дорогу - три километра. От дороги до штаба - половина километра - Эрик загнул один палец.
- Понятно... Тащим его с собой. Проводником. Там кончим его. Паша справишься?
- А то!
- Товарищ унтер-офицер Богатырев! - Прокашев встал с колен. - А за что его кончать-то?
- Ты это... ответил ему дед, почесав уже отросшую бороду. - Пролетарскую мягкотелость тут не проявляй. Эта сука твою землю топчет и ты на войне.
- Женевская конвенция есть, все-таки, - заупорствовал Алеша Прокашев. - Он же пленный!
- И чего? Это враг и все тут. Ладно, посмотрим. Как на месте будет. Хороший ты человек, Конхис!
Леонидыч только покачал головой. А Вини сказал странную фразу:
- Знал бы ты, Хомячок, знал бы ты...
Паша Колупаев только пожал плечами.
А в это же самое время Рита с Маринкой уединились, шепча о чем-то своем, секретном, женском...
...Девчонки отошли чуть в сторону, захватив кусочек душистого мыла, найденного Юрой в ранце одного из немцев. Поплескаться в воронке с талой водой. Девочки...
- Парни, блин, им бы лишь в войнушку поиграть! - сказала Ритка. - Генерала решили в плен взять....
- Мальчишки! - отозвалась Маринка. - Даже дед и тот - мальчишка.
- Угу... А после этих игр нам с тобой их выхаживать, между прочим! Фу, какая вода холодная!
- Ага... Только вот знаешь...
- Что, Марин?
- Мне они такими больше нравятся. Не то, что наши...
- В смысле, наши? Юра с Ежом, что ли?
- Нет... Наши, которые там. В прошлой жизни. У них же только деньги да прибыль... Понимаешь, Рит?
- А говорят, что только у нас деньги на уме!
- С больной головы... Друг друга обманывают, нам врут и все ради чего? Чтобы вместо финского сервелата брауншвейгскую колбасу есть? Смешно...
- Можно подумать мы с тобой предпочитаем свеклой вместо какого-нибудь... пользоваться...
- Да это понятно, Рит. Только вот тут как-то по-настоящему... А там, дома...
- Дома... - Ритка вдруг заплакала.
- Ритуль, ты чего?
- Домой хочу... И ногу расцарапала... От коленки до ступни... Вон посмотри...
- Ой, а чего... Валерке покажи! А когда ты так?
- Да по мосту этому ползли. А чего Валерку отвлекать? Вон - посмотри, чего делается, а я тут с царапиной...
Ритка зарыдала во весь голос, Маринка же присела рядом и обняла ее:
- Да хорошо все будет, Риточка, хорошо...
- Домой хочу...
Глава 11. Прорыв
Один патрончик на двоих,
Двоим стреляться - горький стих.
И почему-то неохота
Спорить зря.
Один сказал - уже идут.
Другой кивнул - да. Пять минут.
Теперь все можно,
Только шесть минут - нельзя.
А. Климнюк
Десантник Паша зашел за спину к эсэсовцу, достал нож, подобранный им еще во время побега, потом - двигаясь мягко, чуть слышно, как кошка, - подошел к датчанину сзади. Похлопал его по плечу - тот обернулся, улыбнувшись... И полоснул ножом поперек горла. Фонтан крови ударил такой струей, что обрызгал рядом стоящего Ежа. Тот матюгнулся шепотом:
- Паш, ты бы предупреждал, хотя бы, а?
- Чего предупреждать-то... - буркнул Паша в ответ. - Командир приказ дал... А потом лизнул свою руку:
- Такая же... Как у немцев.
- Что такая же? - не понял Вини.
- Кровь такая же. Соленая. И у наших такая же...
- Можно п-подумать ты дегустируешь в-виды! - хохотнул Юра. - Доктор Лектор, б-блин...
Паша посмотрел в глаза Юре:
-...Взводному нашему когда голову снесло осколком, я рядом был. Мозгами и кровью прямо в лицо плеснуло. Теплые. Главное, мозги пресные, а кровь соленая. Потом я в атаке немца в упор пристрелил. Прямо в затылок, он в другана шыком... И тоже - мозги пресные, кровь соленая. Кости его мне щеки поцарапали. А потом, в лагере уже политрука нашего - Мишку Зильберштейна - расстреляли. Немец. Сразу. В упор. Из 'Вальтера'. Он рядом стоял.... Мозги пресные, кровь соленая...
Он уставился в одну точку и замер, побелев глазами...
- Паш, а Паш! - осторожно коснулся его плеча Еж.
- М? - дернулся тот.
- Пора!
...Пришлось сделать крюк. Сначала отвели девчонок и Валеру в тыл. Велели сидеть тихо - как мыши. Передовая рядом - немцы должны шариться туда-сюда - санитары всякие, подносчики боеприпасов, связные и прочая тыловая шваль.
Когда вышли к штабу датской бригады - Паша и прирезал пленного. А куда его девать?
Весь штаб представлял собой всего лишь землянку на краю небольшой полянки. У входа стоял часовой. Выскочил посыльный, потом другой - и исчезли в лесу.
- Василич! Командуй! - шепнул майор. - Ты в этих делах способнее.
- Юра, Вини! И ты политрук, - шепнул Кирьян Васильевич. - Слева обойдите. Танкист, Хомяк, Еж, - тьфу, блин зверинец! - справа обойдете. Мы с Леонидычем и ты, Паша - напрямки пойдем. Ждите. Десантура, нож метнешь в часового?
Тот равнодушно кивнул.
- Как только Колупаев часового положит - идем к землянке. Только без выстрелов. Тихонечко идем... Ясно?
Вини показал большой палец, а Еж просто кивнул. И расползлись в разные стороны.
Двадцать минут лежали молча. Дед чуть заметно кивнул Леонидычу, а тот хлопнул по плечу Пашу. Десантник моргнул в ответ, неожиданно встал во весь рост и... И вышел из кустов, подняв руки. А потом свистнул.
Часовой резко повернулся и обомлел от вида вышедшего из леса русского десантника. Тот жевал еловую веточку, подняв руки вверх. Без оружия, между прочим. Немец резко сдернул с плеча карабин. Через секунду он сполз с ножом, торчащим в глазнице. А Паша так и остался стоять с поднятыми руками. Только чуть обернулся с ухмылочкой и показал пальцами - вперед!
Партизаны медленно приподнялись и пошли к землянке.
И вот невезуха!
Только они вышли из леса - по тропинке вышел немец. Или датчанин? Да хрен разберешь!
Автоматная очередь пропорола фашисту грудь. Таругин не успел отжать спусковой крючок, как из землянки, на звук выстрелов, выскочил еще один фриц.
И получил в лобешник пулю от Юры:
- Не сбит п-рицел, на этот раз, - криво ухмыльнулся он. - О, еще один!
Этого сняли все сразу, аж серо-красные ошметки брызнули во все стороны.
- Интересно, - буркнул Паша. - А где у них тут боевое охранение?
Боевое охранение не замедлило выскочить из леса. И тут же легло, в количестве двух человек, под пулями партизан.
- Лежать, бляха муха, всем! - крикнул дед - из узкого окна землянки высунулся ствол автомата, - гранатой его!
- Нельзя, Василич, там же генерал датский! - крикнул Вини.
- Да хер на него, гранатой! Уй, млять твою побоку... - и дед высадил всю обойму трехлинейки, то и дела передергивая затвор, в щель. Автоматчик в ответ шмальнул длинной очередью. Однако обзора ему не было никакого - все пули ушли верхом. В этот момент к входу подползли Юра Семененко и политрук. Тимофеич красный лицом, а Долгих, наоборот, побледнел:
- Ой, мать ой мать, - громко шептал политрук, вытаскивая гранату дрожащими руками. - Ой, мать! - и киданул ее в проем двери блиндажа.
Грохот еще стучал по деревьям, когда Юра и политрук рванули внутрь. Дверь внесло разрывом внутрь, размазав по полу какого-то фрица. Еще один лежал у телефона, растекаясь темной лужей из-под живота. Третий, схватившись за ухо, пальнул из пистолета.
Промазал!
И тут же получил кулаком в арийское таблище, немедленно потеряв сознание.
- Этот? - спросил непонятно кого дед.
- А кто ж знает! - подал голос Еж снаружи. - Быстрее давайте!
- Эт... Эт...
- Чего? - оглянулся
- Эт-тот... - просипел Юра, зажав рукой окровавленный живот, и улыбнулся. - Шт... Штурм...
- Юра! Твою...
Он сглотнул кровавую слюну:
- Попал, сволочь, надо же...
- Валера! Млять, Валеру давай!
- С девками он остался! - почти крикнул Вини, склонившись над Юркой.
Тот попытался приподняться, опершись рукой на земляной пол.
- Сиди уже! - Леха осторожно положил ему руки на плечи. - Сильно?
- Т-терпимо. Ф-фрица...
- Да хер с ним... Куда тебя?
Вместо ответа Юра протянул окровавленную руку:
- Б-богом клян-нусь... Арии...
- Юра! - суетились вокруг него товарищи. - Понятно, что арийцы, кто ж еще то! Ты лежи, лежи!
Тот мотнул головой и вытянутым пальцем:
- Арисака! - выдохнул он. - Ей-Богу, ар... арисака.
- Юра, чего ты городишь? Парни, наверх его тащим! Быстро!
О притолоку входа стукнулись каждый по очереди - Еж, тащивший Юру под руки, Хомяк-Прокашев - взявший раненого за ноги, и даже маленький Вини, взявший винтовку Юры.
- Там это... - Шептал Семененко, улыбаясь кровью и как-то виновато смотря на друзей, - там арисака, на стене арисака!
- Да понятно, Юр, понятно! Ты лежи, давай, не дергайся! - наперебой говорили Вини и Еж. Леонидыч в стороне кусал губы. Дед мрачно смотрел на раненого. Прокашев вытер лоб, оставив кровавый размазанный след. Политрук с танкистом вязали оглушенного штурмбанфюрера. Паша стоял чуть поодаль с винтовкой наперевес, вслушиваясь в лес.
- Ух-ходите... Слышите меня? Уходите, а?
- Тихо, Юра, тихо... - Вини прижал тампон к ране, придерживая Юру за шею, а Еж бинтовал.
- Немцы! - вдруг крикнул Паша и пальнул куда-то в лес, упав плашмя. В ответ раздался резкий стук немецких карабинов и крик, видимо офицера:
- Fremad, hurtigt, hurtigt!
Дед рявкнул:
- Уходим! Леха! Философ! С политруком Юру! Ганса, ганса, млять, вперед!! Еж, твою меть!
Юра вытащил лимонку из кармана и резким движением, давшимся ему с огромным трудом вырвал зубами кольцо:
- Уходите! Зад-держу я их! Б-бегом, мать вашу!
Вини отшатнулся:
- Ититть твою!
- Сил нет... Разожму сейчас!
Вини прикусил губу до крови, пятясь задом к лесу, дед кивнул, Еж отвернулся, а Леонидыч зажмурился...
...Надо же как бывает! Ведь не больно совсем. Жарит только. Сердце - раз! - и плеск жара по животу - два! - и снова волна по глазам. Странно? Почему в живот, а красно в глазах? Почему пить-то хочется? Фильмы смотрел, помнишь? - раненые в живот пить хотят все время. Почему? Теперь понимаешь, почему? Пить, хочется, да. Во рту сухо и железом отдает. Да, что же слюны-то сколько? Слюны много, а пить хочется... Почему, интересно? Ушли, ли мои? А почему я не заикаюсь? А откуда 'Арисака' на стене, наверно с наших складов, до войны еще... остатки... ополчение... сапоги... тридцать три гвоздя... тут уже... на носке травинка прилипла...
Отошли они не далеко, Взрыв резанул по ушам.
- Да идите вы на хер! - вскрикнул вдруг Еж и рванул обратно, но получил удар кулаком в лицо и рухнул в траву.
- Тащи эту суку! Понял?! - Паша Колупаев отер руку о штаны. - Идите. Я останусь.
- Я с вами, если не возражаете! - тяжело дышавший Прокашев снял пилотку.
И оба посмотрели на командиров - на унтер-офицера царской армии и майора запаса армии советской.
Не сговариваясь, те кивнули. И отряд пошел дальше. Оглянулся лишь Вини...Не сговариваясь, те кивнули. И отряд пошел дальше. Оглянулся лишь Вини...
-...Лежи. Не стреляй. И по сторонам смотри! Понял? С флангов прикрывай. Сейчас я этим сволочам...
Паша не стал прицеливаться. Чего тут прицеливаться? Оппа! Первый пошел!
Десантник дернул веревочку немецкой колотушки и аккуратно бросил ее под ноги первому эсэсовцу, выскочившему из кустов.
- Видал? Обе ноги в разные стороны!
- Ага... - флегматично ответил философ, приноравливаясь к стрельбе.
Раненый фриц заорал, что есть мочи, оплескивая зеленую молодую травку датской - или какой там еще? - кровью из оторванных ног...
...Через несколько десятков метров опять заистерил Еж:
- Да не может, млять, такого быть! Я не тут! Я не тут, слышите? Не Юра это. Это не я! Млять, дома я! Сон это все! Слышите? Это все сон! Так, нах, не может быть! Я назад! Я лучше в лицо...
...- Фланги, фланги держи! Эх, пулемет бы! Фланги держи, самка собаки!
- Чем держать! У меня еще обойма и аллес капут!
- А мне похер! Зубами держи! Я больше в плен не пойду, учти!
- Сам учти! Я тоже не пойду! На, фриц, гостинец!
- Уй, мляааа...
- Что???
- В плечо, суки...
- Держись, философ, держись! Недолго уже...
- Иди, скотина, иди, неси эту сволочь! Терпи, Ежина ты кучерявая, мне, думаешь, легко, - орал Леонидыч на ревущего в голос Андрюху Ежова. - Из-за этой млядины мы Юрку потеряли! Тащи эту суку, тащи, я сказал!
- Эй, Хомяк! Жив?
- Жив, а ты?
- Глупый вопрос, не считаешь?
- Ага... У меня патроны кончились.
- У меня тоже.
- Гранаты, Паш, есть?
- Кончились. Увлекся. А курить есть, Лех?
- Нету. Не курю я так-то. Мама ругается. Хотя сейчас бы я покурил... О! патрончик есть. Один.
- Один на двоих.
- Ага...
- Ну и че?
- Че, че... Плечо!
- Че плечо?
- Болит...
- Отпусти ты меня, Леонидыч, сил моих больше нет. Назад... К пацанам, отпусти, а? Не могу я так больше.
- Тащи... Тащи! Тащи! - Сквозь зубы, но тащи! Вини, продернись вперед! Бабы пусть подымаются!
- Лех...
- М?
- А ты женат?
- Не... Все думали успеем... Детишек планировали...
- И чего?
- Ничего, Паш. Не успели. Дооткладывали. Война, какие дети?
- А я успел... Сынишка - Андрюшка. Стреляться кто будет? Ты или я?
- Стреляйся. Я не буду...
- И я не буду! Лучше по этим кабанам. Как на охоте, млять...
- Бегом, девки, бегом! Да хер на твою сумку положи! Уходим! Валера, волоки ты свою ногу!
-... Эй! Их бин капут!
- Унд их тоже! - заржал в ответ десантник.
Из кустов, в ответ, чего-то проорали.
- Чего говорят?
- Хрен его знает. Я бы сказал, мол, будьте любезны, положите свое оружие вон туда и медленно-медленно подойдите...
- Пойдем?
- Пойдем! Интересно, сколько мы положили?
- Одного точно! Который ногами раскинул. Больше не видел.
- Эх, покурить, бы!
- Ты ж не куришь?
- Сейчас можно...
Два бойца со штыками наперевес бросились навстречу кустам, в которых лежали эсэсовцы. Добежать, конечно, не успели...
- Погоди, Василич... Куда бежим-то? Да стой ты, скотина датская! - Леонидыч дал тумака связанному штурмбанфюреру, который только-только пришел в себя. Пилотка, забитая ему в рот кляпом, медленно окрашивалась кровью из разбитого носа. Из ушей тоже скатывались красные струйки, впрочем, уже подсыхавшие.
- Куда, куда... Темнеть где-то через час будет? Значит к передовой. И сразу на прорыв. Германцы нас там в последнюю очередь искать будут.
- Не факт, Василич! Подумают разведка и...
- А в тылу эсэс гуляет! - сказал Еж.
- Мужики, а Юра-то где? И этот... философ с Пашей-десантником? - спросила Маринка. А Рита уже все поняла и только прикусила нижнюю губу.
Вместо ответа дед посмотрел на Марину, потом похлопал ее по плечу:
- Пошли, девочка! Самое главное у тебя сейчас впереди. А все остальное... Потом все остальное! Таругин! Немца тащи, твоя очередь! Вперед!
- На передовую все-таки? - засомневался на ходу уже Леонидыч. Хотя дед ему, вроде бы и сдал, командование, но летчик понимал, что авторитет унтер-офицера гораздо выше, и потому, даже с удовольствием, следовал за ним.
- Володя, если мы сейчас в тыл рванем - то уже не выберемся отсюда. Никогда и ни за что! - проговорил дед уже на бегу, тяжело дыша.
К краю леса выскочили, когда начало темнеть. Передовая успокоилась - наши уже не долбили по высотке и фашисты тоже сидели тихо. То ли ужинали по режиму дня, то ли просто не решались дразнить наших лишними передвижениями.
- Лежим, не шумим и внимательно слушаем!
- Есть, - отозвался политрук, тащивший немца последние пятнадцать минут. - Лежим и слушаем...
- Тихо-то как... - после паузы сказал Еж.
- Еж! Ты чего? Какая тишина? - спросила Маринка. - Пулеметы, вон долбят вовсю...
- Это тишина, Марин... Лех! Вини!
- М? - подал тот голос.
- А ты чего гитару с собой не захватил?
- Епметь... Вот еще гитары мне сейчас не хватает, - погладил Вини винтовку.
- Жалко... Спел бы. Вон звезды уже, видишь?
- Еж, ты пьян, что ли? Какая гитара, какие звезды?
- Песню хочется... Лех, спой, а?
- Еж! -после паузы сказал Вини. - Иди-ка ты на х... на хутор. Бабочек ловить.
- Заткнитесь оба, а? - подал голос политрук., но дед перебил его:
- А стихи знаешь?
- Не... Только песни... Я блюзы пою.
- Чаво?
- Ну, блюз это такая песня... Когда все плохо, на душе кошки скребут и поговорить не с кем.
Дед почесал бороду:
- Молитва, что ли?
- А? - не понял Вини.
- Когда плохо в теле - лечатся, когда на душе молятся. А поют - когда весело. Али нет?
- Хм... А вот так, если:
Над весенней землей тлеет дня пелена...
Здесь полвека назад рыла землю война.
Здесь полвека назад балом правила смерть.
Как безумный художник красит кровью мольберт.
Вот в воронке лежат - кости русских солдат.
И полвека спустя отдает их земля...
Отдает их земля.
Над болотами стелет предрассветный туман.
Здесь полвека назад щелкнул пастью капкан.
Обрубив сотни жизней, овдовив сотни жен.
И полвека рыдает Божья Матерь с икон...
Вот в воронке лежат - кости русских солдат.
И полвека спустя отдает их земля...
Над весенним костром греет руки закат
Может, завтра подымем больше наших ребят?
И полвека спустя свой последний приют
Души русских бойцов, наконец-то, найдут...
Дед помолчал. А потом сказал:
- Так молитва и есть... Стихи хорошие. Сердцем писал...
- Это не я, - ответил Вини, - Друг у меня написал. Тошка Сизов. Я не умею так...
В ответ засмеялся Леонидыч:
- Ну, надо же! Лежим тут... В сорок втором, на небо смотрим, пулеметы... Кто бы знать мог... Лешка Винокуров стихи читает! Обалдеть!
- Я аптечку потеряла... - вдруг грустно сказала Рита.
- Ну, блин! - ругнулся Еж - А вдруг у меня живот схватит?
- Немцам тебя отдадим тогда... В качестве биологического оружия.
- Да иди ты, товарищ младший политрук...
- Чтоооо?
- Ой, это не ты, что ли, Долгих сказал?
Леонидыч засмеялся, а потом спросил доктора:
- Валер, а ты куда смотрел?
Тот виновато развел руками, мол, не доследил... Некогда было.
- Кончайте базлать! Разорались на весь лес. Таругин!
- Я, товарищ командир...
- Вытащи этому...
- Метису! - встрял Еж.
- Чего?
- Ну метис... Как у Майн Рида - ни то ни се. Русский датчанин на службе Германии. Смешно же!
- Все бы тебе ржать только... - Танкист вытащи кляп, спросить хочу.
Таругин вытащил пилотку вместе с выбитым, вернее вбитым в рот Шальберга зубом.
Фон немедленно закашлял кровью.
- Не перхай, не перхай... - примирительно сказал дед. - Чего-то перхаешь-то?
- Что? - выговорил с трудом фон Шальберг. - Я вас не понимать...
- Не кашляй, говорю, на весь лес, а то остатки зубов в горло вобью.
- Я помогу!
- Ежина, ты когда молчать научишь свой рот, а?
- У нас демократия или чего?
И тут же получил кулаком под нос от Леонидыча.
Дед на Ежа не обратил ни какого внимания, впрочем, как обычно:
- Константин Федорович?
- Ich fertee niht!
- Ишь чего... Не понимает он...
- Кирьян Василич! Дай-ка я попробую, - неожиданно подал голос Таругин.
- Давай!
- Слышь ты... Костя фон Шальбург...
- Ich fertee niht!
- Да мне это... Девочки, ушки! Малоебучий фактор - ферштеешь ты или нет. Сейчас мы тебя тащить будем. Через нейтралку, понял? А при любой попытке малейшего сопротивления тебя будем мало-мало резать. С ушей начнем, яйцами продолжим. Не смертельно, но очень болезненно и.... И безперспективно для будущего? Усек?
Русский датчанин кивнул.
- Понимает, надо же... Где твои бойцы сейчас породистые? Почему своего геройского командира не спасают?
- Не есть кому, геррр... Все есть на передофая...
- Не фига ты не русский, - Таругин поморщился. - Дать бы тебе сапожищем в еблище...
- Олег.... Успокойся. Все-таки дамы тут!
- Товарищ майор, дамы то того.... Дремлют!
- Буди тогда! Этому снова кляп. И ноги ему развяжите.
Таругин достал немецкий штык-нож и, глядя в глаза фон Шальбургу, перерезал ему веревки на ногах.
- Смотри, фон, вредить будешь - яйца отрежу и в сторону Германии им выстрелю, тварь. Ферштеен?
Тот попытался что-то сказать, но тут же получил пилоткой в рот. Старую - всю в крови и слюнях - Таругин побрезговал брать. Снял свою. И распорол звездочкой датчанину щеку. Не до уха, конечно. Но рот у эсэсовца чуть увеличился. Тот замычал в ответ от боли. Олег-танкист улыбнулся и похлопал штурмбанфюрера по здоровой щеке.
- Олег! Вытащи у него пилотку изо рта! Задохнется ведь! Нос-то сломан, похоже, - сказал доктор.
- Да хрен с ним... - ругнулся танкист, но пилотку все-таки вытащил и похлопал датчанина по плечу - Жив, скотина? Дышать можешь?
Тот снова молча кивнул в ответ.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |