- Постараюсь...
- Это... Стараться не надо. Надо ползти на карачках. Валера за тобой приглядит. И вы двое - Молдаванин и Мелкий - замыкающими пойдете.
Рядовые Мальцев и Русов переглянулись и кивнули почти одновременно...
...Уже темнело, когда наконец, 'трижды трахнутый об чертову голову', как выразился Еж, мост закончился и они один за другим попрыгали с конца 'пути скрытников' на твердую землю. По пути даже никто не свалился со скользких бревен.
- Где это мы? - спросил Вини, утирая пот в очередной раз с грязного лба.
Земля была изрыта черными, заплывшими от времени воронками, в середине которых еще плавал лед. В глубине стоял покосившийся двухэтажный дом.
- Скрытники тут обитали, - сказал дед, переводя дыхание. - Пока НКВД не разогнал их. Может быть и сейчас наведываются... Место для них тут... Святое...
- Что еще за скрытники? - насторожился политрук.
- Староверы. Был у них тут такой толк. Считали себя для мира помершими. Их при жизни отпевали и хоронили.
- Как это? - воскликнули сразу несколько бойцов.
- Гроб, конечно, пустой был. А считались мертвыми... А чего расселись? Сказки потом расскажу, а теперь за дело. Кто могёт рокатулет сделать?
- Чего? - удивился Еж. - Какой рыгалет?
- Рокатулет. - вдруг подал голос молчаливый танкист Таругин. - Меня друг научил еще на фронте. Хлыст валишь - чем длиннее, тем лучше - сверху еловым лапником заваливаешь. Поджигаешь со всех сторон. Горит медленно, но долго. И вокруг спать можно.
- Сибиряк, что ли? - поинтересовался Вини.
- Зачем сибиряк? Из Одессы я.
- О как. А не заметно.
- Почему? - удивился Таругин.
- Песен не поешь, шутки не шутишь, небывальщины не баянишь. - улыбнулся Вини.
- А что, раз одессит, значит шут, что ли?
- Да не... Я так к слову...
- Ну и баянь сам тогда. Или вон, философа попроси. - Сказал Таругин, поднялся и пошел выискивать подходящее дерево для рокатулета.
Через час все расположились у нещадно дымящего костра, разогревая на нежарком пламени немецкую тушенку.
- Дед, расскажи о скрытниках-то?
- А чего рассказывать? Вот тут они и жили. Вона молельня у них. Два этажа над землей и один вырыли как-то вниз.
- Так может туда спать и пойдем, Кирьян Васильевич? - подал голос Юра. - Дым по низу идет, погода портится.
- Не пойду я туда, Юра. И тебе не советую. Место там плохое. Они, вишь, тут смертоубийства учиняли над собой.
- Чего, чего? - не понял спасатель.
- Чаво, чаво... Убивали сами себя. Вона тут лог есть. Каждую весну воды полон. Там они на Пасху и топились. Перед чем десять дней голодали. Мученичество такое у них было. А кто и в бане угорал, кто на костер шел. А затеял это все варнак один... Христофор. Вот и заимка, стало быть христофорова. Хотя в пору ее люциферовой звать...
- Ужас какой... А зачем это все, Кирьян Васильевич? - передернул плечами Еж.
- А чего, ты милай, у меня-то спрашиваешь? У Христофорки и спроси. К болотине подойди и спроси. Может выйдет да ответит. Его, говорят, прямо тут и шлепнули без суда и следствия.
- Кто?
- Так в тридцать шестом оперативники НКВД их тут нашли, Христофорку расстреляли, а скрытников и скрытниц, которые живые остались куда-то увезли. В старое бы время по монастырям отправили, а нынче... Кого в лагерь, а кого в больницу. Доктор, Машку-то Пестрикову помнишь?
- Помню... Пропала тогда весной, месяц искали. Пришла и двух слов сказать не может - трясется, зрачки страшные, большие. Не глаза, а зрачки. А в зрачках словно огонь пляшет,- задумчиво произнес Валера.
- Топили ее, да вырвалась. Обряд испортила. Заперли, значит, еще дён на десять, в подпол. А она сбежала как-то. Вот дорогу и показала сюда. До войны сюда парни ползали. Слухи ходили, что Христофор казну тут где-то попрятал. Да так никто и не нашел. А пара человек так и не вернулась. Агась...
- Это ж до чего людей религия доводит, Господи ты Боже мой! - воскликнул студент-философ Прокашев.
- А причем тут религия? Это не религия, а человек себя так доводит до греха.
- Да все одно, бабьи сказки. Что староверы, что нововеры. Какая разница?
- А такая, милок, что мы с тобой сейчас с винтовками в руках на болоте сидим, а свидетель, там какой, Иеговы оружие в руках держать ни под каким предлогом не хочет и лучше под Гитлера ляжет, чем Родину оборонит.
- А помню я... - вдруг подал голос младший политрук Долгих. - Ага. Во взвод прибыло пополнение. Парень один дикий, косматый. Лейтенант где-то бегал, я значит, документы спрашиваю. Все люди как люди, а он мне тетрадный лист протягивает. А на тетрадном листе каракулями: 'Дан сей паспорт из града Вышнего, из полиции Сионской, из квартала Голгофского, отроку Афанасию, сыну Петрову. И дан сей паспорт на один век, а явлен сей паспорт в части святых, и в книгу животну под номером будущего века записан'. Я себе даже в блокнот для смеху записал, почему и запомнил.
- И как?
- Погиб отрок Афанасий. В первом же бою погиб. Миной накрыло, - задумчиво сказал политрук. - Разные люди какие бывают...
- Открыл, понимаешь, открытие... Однако, отбой! Девки наши уже сопят вовсю! Даже лясы поточить не сумели! - Девки - Рита с Мариной - и впрямь уже спали, так и не успев поговорить - намаялись за тяжелый день. И даже дедовы страшилки не помешали сну.
- Русов, Мальцев!
- Я!
- Я!
- Службу помним... Первые у моста часовыми. Через два часа подымайте Алешку Винокурова и Юру. Потом меня будите. Я с тобой подежурю... как тебя?
- Майор запаса Микрюков. - отрапортовал тот. А потом добавил, уже мягче. - Володя.
- Бают Леонидом отца звали?
- Так точно, товарищ командир. - Леонидыч аккуратно выбирал остатки жира и мяса из банки.
- По комиссии что ли списали? А войска какие? - поинтересовался политрук, укладываясь головой к костру.
- Ты это, Дима, лучше ногами к костру ляг. Голова болеть не будет. А так да... По комиссии.
Долгих почесал подбородок смущенно, но перевернулся все же:
- А род войск?
- ВВС. Стратегическая. Дальняя.
- Ого! Голованова небось знаешь?
- Типа того...
- А Берлин бомбил?
- Ну... - Леонидыч облизал ложку.
Дед не выдержал:
- Всем спать, едрена мать! Приказ по отряду. За нарушение три наряда вне очереди! И хучь ты генерал-майором будешь, а пока тут моя власть!
Из темноты кто-то хихикнул.
- Ежов! Пять нарядов!
С совсем другой стороны раздался сонный, но возмущенный голос:
- А я-то чего опять?
- За компанию, ититть! Спать всем!
И Леонидыч, и дед проснулись одновременно. Еще до того, как их начали будить Вини и Семененко.
- Куришь? - спросил Кирьян Васильевич, когда они устроились у в корнях поваленных сосен.
- Нет.
- А я вот балуюсь... - сворачивая 'козью ножку' сказал дед. - Ну, рассказывай...
- А что рассказывать-то? - в тон ему прищурился Леонидыч. - Сбили. Упал. Ранило в плечо. В деревне Маринка выходила. Потом...
- Не звизди мне. Я уж ваших всех знаю... Сбили его... Я, мил человек, уже в курсе что такое 'аська'.
- Что?
- И про компутеры с тырнетом знаю. Еж бараголистый, много рассказал. Да и скрывать ни к чему. Все равно - глаз режете, сразу понятно - не здешние. Валера было шпионов заподозрил, да он человек материалистический - в правду таким сложно поверить.
- Я, Василич, сам не знаю - что такое 'аська' и Интернетом пользоваться не особо умею. Нет в моей деревне Интернета. А ты с чего поверил-то нам?
- Леонидыч, давай-ка о другом поговорим... Ты ведь у них командиром был? Там, в мирном времени?
- Так точно, товарищ командир! - улыбнулся майор запаса.
- Вот и принимай командование. Не возраст мне тут по болотам скакать. До фронта я вас выведу. А дальше...
- Василич... Тебе лет-то сколько?
- Пятьдесят четыре, а что?
- А мне пятьдесят пять, Василич. И мне не с руки по болотам бегать. Как и ТАМ было не с руки в воронках сидеть по пояс в воде да кости солдатиков доставать. А кому с руки? Давай уйдем, прямо сейчас, и чего эти пацаны наделают?
Унтер-офицер смущенно крякнул, затянулся и опять почесал седую щетину:
- Вот ведь... А они все, майор, командир... Майоры, они вроде моложе бывают. Али как? Так чего делать-то будем?
- Знаешь, Василич... Когда я тут очнулся... На поле очнулся. А кругом трупы наших. Сотни. Жижей по земле уже растекаются парни. Первым делом я подумал - вот помер я. Слышал - где и как ты погиб, так по той смерти тебе и воздаяние? Вот и подумал, - не дожидаясь ответа деда, продолжил Леонидыч. - Значит судьба мне, не в той войне, так в этой долг отдать. По настоящему отдать. С винтовкой. Чтобы хоть одного... А через полчаса Маринку подобрал. Лежит и в голос рыдает в канаве. От страха. Ну, думаю, значит не помер. Не может же быть, чтобы сразу мы померли и в одном месте очутились? И опять же, жрать охота... Ладно, ее успокою сейчас, пристрою, а потом хоть трава не расти. В одну деревню сунулись, в другую... И везде - или немцы, или полицаи. Или местные не пускают. Картошку в руки и гонят. Страшно им. Вчера уходили из деревеньки, забыл, как называется, - Пехово, что ли? - полицаи нагрянули. Мы огородами и в лес. Один был бы - стрелять бы стал. А тут как? Через плетень лезли - ногу она растянула. Как ее бросить? А сейчас? Уже не одна она у меня...
- Вот и веди к своим!
- А там что? Опять доказывать, что ты не враг? Особый отдел, тройка и все такое?
- А что делать-то?
- Устал я, Василич, устал я доказывать. Еще там. У себя. Я ведь бомбером был. В Афганистане. Работали нормально. Духов пластали. А потом сюда вернулись - и на тебе. Я оказывается палач, по мирным жителям бомбы бросал. Убивал детей и женщин, понимаешь? А эти дети сорока лет и женщины с бородами - стреляли там внизу... А кто говорил, знаешь? Власть говорила. Которая меня туда и послала. И медали с орденами давала вначале. А потом врагом оказался - хуже немца. И вот выйдем сейчас за линию, к нашим - что я им скажу? Что я знаю - через несколько дней немцы фронт будут рвать на юге? Что через полгода под Сталинградом будут? Так меня же шлепнут через полчаса за пораженческие настроения? Или нет? Или как там у них? И ведь не только меня. Всех. Чтобы под ногами не мешались.
- Да уж... - дед опять засмолил духовитый свой табак. - Дилемма, как наш хвылософ говорит. И как ты энту дилемму рубить будешь? Аки Сашка Македонский?
- Да, - коротко отрезал Леонидыч. - Сон это или смерть- какая разница? Человеком надо быть. Значит, что? Пойдем завтра - то есть сегодня уже - к нашим. На прорыв. А там как фишка ляжет.
- Какая фишка? - не понял дед.
- Есть такая игра рулетка...
- Знаю, ага... Офицеры у нас баловались во время оно.
- Фишку кидаешь - на красное, на черное или на ноль. Жизнь или смерть. Или ноль.
- А ноль чего?
- Ноль это ноль. Значит ни жизни, ни смерти. Вот как у нас сейчас. Если я тут - значит, я тут нужен, так?
- Вроде как...
- А значит выбор между жизнью и смертью - есть всегда. Даже сейчас. Тем более сейчас, - поправил себя Леонидыч.
- Ишь как загнул... Я вот тебе что отвечу... Выбор между совестью и грехом даже после смерти есть. Когда мытарства будут - проверишь. А сейчас сам свою душу за волосы вытащи. Как этот... барон... Забыл!
- Мюнхгаузен!
- Точно! Мухгамазин... Делай, Володя Леонидыч, что должен и все дела...
Дед замолчал. А потом тихо добавил:
- Эко я сам себе ответил-то... Надо записать, чтобы не забыть!
- Марк Аврелий... - шмыгнул носом подошедший рядовой коммунистического батальона, студент-философ Лешка Прокашев. - Это Марк Аврелий сказал. Делай что должно и будь что будет.
- Чего не спишь-то, Марк Аврелий?
Тот пожал плечами:
- Выспался. Я, вообще мало сплю. У меня до войны хомячок жил. Так он по утрам рано просыпался. И скребся все время. Вот я и привык, а что?
- Да ничего... Раз проснулся... - сказал дед и вопросительно посмотрел на Леонидыча.
- Вали за дровами, тогда! Понял? - тон Леонидыча был строг, но сам он улыбался. Глазами.
- Пошли, Василич, кашу варить?
- Какую еще кашу, Леонидыч? У нас из еды только консервы. Да чай.
- Вот чай и сварим. А кашу березовую. Пора бойцов к дисциплине приучать. Чего там с нами получится - неважно. Важно, чтоб хоть одного немца каждый из нас убил. Глядишь, война чуть раньше и закончится. Хоть на полчаса, унтер-офицер!
- Тоже верно, майор. Эй, солдат!
- А? - оглянулся Прокашев. - Чего?
- Ты до плена убил немца одного?
- Не знаю... - пожал плечами философ, обдирая бересту. - Стрелял. Все стреляли. Может и попал. Может и убил. А что?
- Да ничего... - ответил ему Леонидыч, зевая. Потом потянулся и неожиданно рявкнул:
- Ррррррота! Подъем!
А потом не спеша подошел к спокойно спящим девчонкам и положил каждой цветочек на щеку:
- Барышни! Утро красит нежным светом...
- Стены древнего кре... Мля! Кто мне в сапог лягушу запихал? - немедленно заорал Еж, едва протерев глаза.
- Два наряда! - рявкнул дед.
- И что? - поинтересовался Еж. - Мне, может, наряды нравятся!
По лесу прогрохотал эхом гогот просыпающегося отряда.
А унтер-офицер Богатырев хитро ухмыльнулся и ответил:
- А кто ж спорит... Наряд первый: стираешь бабам портки!
- Не, не, не... - застеснялась Ритка. - Я ему не доверю! Он все сломает!
- Рита, у тебя есть чего ломать? - захихикал Вини.
- Похабщик!
- А чего! Я постираю! Подумаешь? - Андрей решительно пошел к девчонкам.
- Еж, иди на фиг! Уйди, поганец! - завизжала Маринка, когда Еж стал активно стаскивать с нее носки. - Щекотно!
Веселье прервал рокот самолетов, приближающийся к заимке.
- Воздух! - заорал кто-то из красноармейцев. Они моментально упали на землю и ящерицами расползлись по кустам и яминкам.
Прыгнули в сторону и дед с Леонидычем.
А вот партизаны - кто как сидел или стоял - так и остались.
Упали только после того, как две краснозвездные тени пронеслись над поляной.
- Наши... - благоговейно произнес кто-то.
- Наши-не наши, а вот идти все равно придется, - заругался дед с края поляны. - Какого рожна стояли как...
- Горцы! - подал голос Еж.
- Козлы, а не горцы! Какие, к черту, горцы?
- Матричные, епметь.... - сказал Вини, отряхивая грязь с колен.
- Епметь... Слово-то какое выдумал. - Этот... Мелков, тьфу, Мальцев и ты... Молдаванин...
- Рядовой Русов!
- И Русов... По тропе вчерашней выйдете на большую землю. Посмотрите - чего там и как. Потом один назад, если все нормально с вами пойдем.
- А если...
- А если не бывает! Крррыгом! - с каждым днем дед все больше вспоминал свое унтер-офицерское прошлое. - Табачку вот возьмите...
...- Не хочу я больше! Надоело! - пробормотал Мальцев. По странному совпадению тоже звавшийся Алексеем.
- Дышать, что ли устал? - ответил ему ефрейтор Русов, перелазя через очередную ветку валежины, висящей в метре от зыбкой зелены болота. - Ползи давай!
- Не дышать, я... Жить устал!
- Ну и прыгай вон в трясину. Русалки рады будут. - Русов утер потный лоб.
- Не хочу я к русалкам! - сказал Мальцев, прислонившись грязной щекой к сучку. - Я ведь жить хочу. Чтобы домик, чтобы жена, чтобы пять кошек и больше никого.
- А я тебе что? За жену, что ли, сойду? Ползи, скотина!
- Андрюх...
- Чего?
- Я к немцам обратно хочу...
Русов замолчал. Мальцев только и видел перед собой - то стертые почти до дыр подошвы сапог, то рваные на заднице галифе. Больше ничего не видел. Не хотел.
- Ну, Андрюх...
Ефрейтор молчал.
- Ну, Андрюх, ну чего молчишь?
- Заткнись, сука!
- Чего сука-то? Там хоть кормят... А тут чего? А на прорыв пойдем? Ты чего? Ухлопают и все - прощай, родина-мать? Неее... Я жить хочу. Хватит с меня. Загребли, как барана в прошлом году. Даже не спросили.
- Немцы тоже не спросили!
- Правильно и сделали! Сейчас бы пиво с тобой баварское с тобой пили и сосиски бы ели...
- Много ты сосисок в лагере ел? Брюква да мины. Вот и все твои сосиски!
- Ну и что? Немцы в этом году войну закончат. Слышал, эти, между собой - Сталинград, Сталинград? Все, ребя, хана. Отвоевался я.
Глухой всплеск перебил их разговор:
- Млять... - сказал рядовой, грустно смотря на жижу под собой.
- Скот, ты меня достал! - Русов извернулся на стволе старой березе как смог - Чего опять?
- Я винтовку уронил...
-............ - когда мат закончился, Русов пополз дальше.
- Ну, Андрюх, ну не виноват я, она сама. Я же маленький, а она вон какая большая...
- Не ной, сука, достал ты меня, - ответил Мальцеву ефрейтор Русов, спрыгнув, наконец, на землю, когда мост из наваленных друг на друга деревьев закончился. - И чего ты немцам скажешь? У тебя побег из лагеря, дура!
- А я чего... Нападение было. Заставили. А вот момент улучшил и... Чего ты ак на меня смотришь?
- Думаю.
- Чего ты...
- Думаю, что шансов больше с немцами, чем с большевиками.
Мальцев с облегчением вздохнул. Хотя с Русовым и вели они подобные разговоры еще в лагере, но дальше осторожных намеков дело не шло. Опасно было. Леха Мальцев сам видел, как за такие беседы придушили одного парня. Намеки, намеки... Немцам только? Да и как немцам было предложить? Будь Мальцев, хотя бы, капитан или полковник там... Или еще лучше - генерал! - вот бы здорово! Можно было бы армию создать... Типа Российская армия свободы! Или нет... РАС-педераст дразнить будут. Лучше так - российская освободительная армия генерала Мальцева... РОА. Почему бы нет?
- Чего?
- Чего-чего... - передразнил его ефрейтор. - Пошли немцев искать. Мне тоже все надоело. Давно уже.
- Андрюха... А этих сдадим, немцам, что ли? - Мальцев догнал высокого черноволосого Руссова и как-то подобострастно посмотрел ему в глаза. - Все-таки расклад наш будет... А?
- Не канючь. Давай покурим.
Мальцев с готовностью подсел рядом и вытащил тряпку, набитую дедовским табаком, из кармана.
Закурить они не успели:
- Halt!
Из кустов вышли несколько немцев в пятнистых мундирах, с зелеными ветками по ободкам касок.
Русов приподнялся, но, не успев сказать ни слова, получил очередь поперек груди.
А вот Мальцев сказал, подняв руки и перепутав слова:
- Хайль Гитлер капут...
И тоже получил долю свинца.
Старший из немцев махнул рукой. По лесу ожили кусты цепью таких же пятнистых. Один из них небрежно отопнул винтовку бывшего ефрейтора Русова, наступил ему на руку и зашагал дальше, вдоль болота на юг...
... Долго они чего-то... - Кирьян Василич мрачно смотрел в сторону 'моста'.
- Чего долго то, Василич? Три часа прошло. Час туда - час там - час обратно.
- Долго... Сердце чует долго. Командуй, майор, пора.
- Маринка! Нога как? - спросил девушку Леонидыч.
- Да уже, хорошо... Идти могу.
Леонидыч внимательно посмотрел на деда. А делать-то, собственно говоря, нечего. Отправлять еще пару на разведку? А потом еще?
- Отряд! Собраны? Все?
- Так точно, хер майор! - отозвался...
Политрука аж перекосило от очередной выходки Ежа. Но он все-таки смолчал пока. А вот Еж, как обычно, не заметил.
Зато он первый заметил, когда вышли - на большую, типа, землю - рваные ботинки в кустах.
Деду с Леонидычем хватило минуты, чтобы понять ситуацию.
И отряду хватило, чтобы постоять над телами погибших друзей. По-быстрому закидали их лапником, дед перекрестил их, прошептал отходную молитву, а политрук изобразил салют, щелкнув невесть откуда взявшимся разряженным пистолетом.
- Вперед!
Отряд рванул за командирами вдоль болота на север.
- Оппа! Слышите? - воскликнул Еж.
- Чего еще? - Рявкнул сердитый дед. - Чего встал? Немцы рядом!
- Не... Слышите?
Еж аж дышать перестал. Отряд остановился.
- Ничего не понимаю...- буркнул политрук Долгих.
- Да гудит чего-то...
И точно! Прямо впереди - по ходу движения - что-то гулко стучало. А ведь и не заметили сначала.
- Гудит и гудит. Фронт идет, - пожал плечами десантник. - Будто первый раз слышишь?
- Ну не первый... - смутился Еж. - Просто услышал... Вот и говорю - близко мы уже.
И они зашагали вперед. Навстречу гулу орудий с каждым шагом превращавшимся в грохот канонады. Северо-Западный фронт продолжал наступление, сжимая удавкой первый наш советский котел, в котором сидел, получивший по зубам немецкий корпус.
- Таругин, Колупаев! - вперед охранением! - спокойно сказал Леонидыч. - Долгих... и ты философ...
- Прокашев я, товарищ майор...
- Замыкаете. И смотрите в оба. Немцы тут где-то шарахаются.
Леонидыч знать не знал, как не знали это и другие партизаны и красноармейцы, что эсэсовцы уже ушли далеко в другую сторону, прочесывая весь лес от дороги до болота, а потом они будут идти обратно, но так и не найдут отряд. И злые как собаки, после суточного ползания туда-сюда, расстреляют баб в еще одной деревне как сообщников бандитов...
А еще через сутки партизаны будут лежать в сыром логу. Лежать и ждать...
Ждать ночи - фронт грохотал разрывами снарядов и трещал пулеметными очередями.
Прямо перед ними находился опорный пункт немцев на холме. До войны тут была деревня, сказал дед. Сейчас от нее ничего не осталось, кроме каменной часовенки на вершине холма. Изувеченная снарядами, она все же упрямо стояла, вытянув непокорную, хоть и разбитую, голову в небо. И там наверняка у немцев сидел какой-нибудь снайпер или корректировщик.
Поле тоже было изрыто воронками. Мужики - Леонидыч, дед и Паша Колупаев - выбирали маршрут для прохождения ночью через нейтралку. Хотя на самом деле нейтралки тут и не было.
Искореженная высотка, поля, изрытые воронками, с трех сторон лес похож на пасть старого людоеда - черные редкие стволы, уцелевшие в мешанине боев.
И постоянная долбежка по холму. Неужели там еще кто-то жив? Высотка была похожа на вулкан, извергающийся дымом и огнем. Вдруг внезапно артобстрел прекратился. Где-то за холмом, с противоположной отряду стороны, послышалось протяжное:
- А-а-а-а!
Наши! Ей-Богу, наши! - возбужденно воскликнул Паша.
Холм, внезапно, ожил. Затарахтели пулеметы, стук винтовок слился в единый треск, а со стороны партизан, ровно из-под земли, захлопали минометы.
- Вот черт... - ругнулся десантник. - Как у них там все... Организовано, твою мать. Нор понарыли. Помню мы Малое Опуево брали зимой. Так вот также. Лупишь, лупишь - все вроде - ан нет. Эти суки водой брустверы залили, что в танках сидят. Мины даже не берут.
- Потом вспомнишь... Поползли обратно.
- Погоди-ка, Василич! Может Ритку сюда? А? Она стреляет, говоришь, здорово? Может накрыть минометчиков? Видно же их отсюда... - сказал Леонидыч.
- Накрыть бы, да... Только мы в самом тылу этого холма. А значит тут-то подносчики, то связисты, то еще какая шушера должна шастать. И, ежели, мы пальбу тут откроем - немцы сразу поймут, что в тылу у них завелся кто-то. Вот и все - конец нашим странствиям. Понял? На войне у каждого своя задача должна быть. Иначе - кирдык.
- Это ты, верно, мыслишь, господин унтер-офицер, - улыбнулся Леонидыч. - тебе пехоте видней снизу, чем нам летчикам...
А на стоянке отряда их ждал сюрприз.
Партизаны валялись на травке, а в центре валялся на спине связанный ремнями немец с окровавленной головой. Перед ним стоял в немецкой каске Еж. Он приложил два пальца к верхней губе, изображая, видимо. Фюрера.
- Эй... Швайне! Их бин фюрер твой. Встать смирно! Эй! Не понимаешь, что ли? Их бин фюрер! Гитлер все равно капут. Во ист дер зайне часть? Нихт ферштеен, что ли? Идиот, блин!
- Эй! Что тут происходит?
- Товарищи отцы-командиры! - развернулся к деду и Леонидычу Еж. - И вы, товарищ рядовой десантник! Не далее чем полчаса назад, нами - лично мной и Юрой Тимофеевичем Семененко - был обнаружен гитлер в лесу. В результате проведенной операции гитлер обезврежен, а мы ждем благодарности в виде ста грамм наркомовских!
Дед подошел к немцу, внимательно посмотрел на него и сказал:
- Ну и на хрена он нам нужен?
- Ну... В хозяйстве сгодится, а чего?
- Прирезали бы по-тихому и дело с концом.
Рита подала голос:
- Может быть, нашим язык нужен? Мы бы вышли и вот, пожалуйста, плюсик в личное дело.
- А у меня ножа не было, - сказал Еж. - Я бы зарезал.
А Марина почему-то позеленела слегка.
- Д-да мы по д-делу отошли. Еж только п-рисел, а тут этот п-прется. Я его по г-голове и пригладил. П-прикладом. - сказал Юрка.
- И чего говорит? - полюбопытствовал Леонидыч.
- Ничего не говорит, - подал голос танкист. - Вернее говорит, но как-то странно.
Еж пнул по ребрам пленного:
- Ну-ка повтори свою тарабарщину?
Немец завопил:
- Du ma ikke skyde, skal du!
- Эко! - удивился дед. - Я такого языка не ведаю, а ты Леонидыч?
Тот удивленно пожал плечами и спросил немца:
- Дойчер? Ду зинд дойчер?
Тот усиленно замотал головой:
- Jeg er ikke tysk. Jeg er dansker.
- Данскер? Чего еще за данскер?
- Датчанин это, я понял. Тут в этих краях датский добровольческий корпус СС воевал. 'Нордланд', кажется. - подал глосс Вини.
- Вот ни чего себе? Эй, хоккеист, тебя как сюда занесло? - спросил Еж.
- Что еще за хоккеист? - спросил младший политрук Долгих.
- А... сам не знаю Игра такая там надо шайбу по льду гонять, но датчане в нее не играют. Шведы вот играют. Финны тоже. А эти не умеют. А какая разница? Скандинав, одним словом.
- Еж, ты, все-таки, идиот... - вздохнул Кирьян Семеныч.
- Чего опять я-то?
- Да помолчи ты! Валера, доктор, ты его смотрел?
- Смотрел, ага. Жив будет. Кожу рассадили и сотрясения мозга, зрачки вон ходунами ходят.
- Жив, говоришь, будет? - дед задумчиво смотрел на датчанина.
- Ну, если и помрет - то Юра тут не причем.
- Ж-жаль.
- Вини! А ты про этих датчан, что еще знаешь?
- У них командир - русский, - сказал Винокуров.
- Что?? - удивились практически все.
- Ну, как русский... Фон... Фон Шальбург, ага.
Датчанин дернулся и, несмотря на сотрясение мозга, яростно закивал.
- Константин Федорович. Бывший русский офицер царской армии. Даже не офицер, кадет. В семнадцатом году ему одиннадцать было. Семья эмигрировала в Данию. Там в королевской Гвардии служил. В финскую войну добровольцем пошел. За финнов, конечно. А как немцы Данию оккупировали - пошел добровольцем в танковую дивизию 'Викинг'.
- Сука белогвардейская... - зашипел политрук. - Все они одним миром мазаны. Одним фронтом решили на страну рабочих напасть. Под корень надо гадину давить, под корень!
- Не давить тогда, а резать, - флегматично ответил дед, но глаза его загорелись недобрым огнем. - Ты, милай, знаешь ли, что значит одним миром мазаны?
- Чего? - переспросил Долгих. - Ну, типа в одном мире живут, а что?
- Того. Не мир, а миро - масло такое, в церкви им мажут. Миропомазание. А ты, милок, откель это церковные обряды знаешь? Небось, похаживал в церковь, а?
- Побойтесь Бога, Кирьян Васильевич! Чтобы я, комсомолец, да в церковь ходил...
- Я-то Бога побоюсь, мне стесняться нечего. И так старый как пень трухлявый. А вот тебе бы стоило Его тоже побояться. Ибо клевету возводишь на честных людей.
- На кого это? - возмутился Долгих. - На фона вашего, что ли?
- Зачем на фона? На меня!
Политрук резко заткнулся. А Вини сказал:
- Между прочим, Антон Иванович Деникин... Да-да. Тот самый. Отказался сотрудничать с немцами. А некоторые эмигранты сейчас во французском подполье. Например, некая княгиня. Вера Оболенская, подпольная кличка 'Вика'.
Дед даже приосанился при этих словах. Ему, что ни говори, было приятно знать, что он не один такой. Что старая гвардия хоть и разделилась между коммунистами и нацистами, но все же часть - и какая часть! Сам Антон Иванович! - не пошли служить под немцев за кусок пирога.
- А ты-то откуда знаешь? - недоверчиво спросил политрук.
Голос Вини вдруг зазвенел металлом:
- Работа у меня такая. Знать много. А тебе я и так лишнего сказал. Понял, МЛАДШИЙ политрук?
Слово младший Вини выделил так, что тому показалось - вот-вот и Долгих станет младшим рядовым навечно.
- А потому, дорогой ТОВАРИЩ, - в тон Лешке сказал Кирьян Василич, - ты с этого датчанина или с того глаз сводить не будешь. И потащишь его на себе, и сдашь нашим безо всяких экивоков. Понял?
- Так точно, товарищ командир.
- Хы...
Тут подал голос Леонидыч:
- Василич, Леша, отойдем? Дело есть.
Они отошли подальше, чтобы слышно их не было.
- Ты бы, товарищ Винокуров, языком-то поменьше поболтал... - сказал майор, почему-то не командирским голосом.
- Да ладно, чего такого?
- Ложку потерял... - невпопад заметил дед.
- Какую ложку? - почти в один голос недоуменно спросили мужики.
- Обычную. Оченно я люблю по лбу ложкой кому-нибудь...
Леонидыч засмеялся. А Лешка виновато пожал плечами.
- Чего там про твоего фон-барона, дальше знаешь? - спросил майор.
- Граф он...
- Мальчик, девочка... Какая в попу разница? Ну чего с ним?
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |