У Анны застучало сердце. Это было именно то, что она искала. «С. Мор» – это, несомненно, Сорайя; «(пров)» может означать «проверить». Разумеется, Восьмая улица не пересекается с Двенадцатой в Северо-восточном секторе – и вообще нигде, если быть точным. И все же не вызывало сомнений, что Овертон проследил за Сорайей на Северо-Восток. Какого черта она там делала? В любом случае от руководства она это скрыла.
Анна смотрела на записку, сделанную рукой Овертона, пытаясь в ней разобраться. Наконец ее осенило, и она рассмеялась. Двенадцатая буква алфавита – «Л». Северо-Восток, угол Восьмой улицы и Л-стрит.
Если Сорайя жива, скорее всего, она залегла на дно именно там.
Когда Борн прошел между двумя массивными валунами, свет лампы выхватил в темноте тропинку, которой воспользовался Мута ибн Азиз. Она шла на запад примерно километр, затем резко свернула на северо-восток. Борн преодолел пологий подъем, после чего тропинка повернула прямо на север, по узкой топкой долине, которая постепенно перешла в довольно большое плато.
При этом Борн все время приближался к Муте ибн Азизу, который вот уже несколько минут не двигался с места. Сосновый бор оставался густым; землю устилал толстый слой бурой хвои, источающей сильный аромат и заглушающей звуки.
Однако через пять минут лес закончился. Очевидно, в нем вырубили полосу, достаточную для того, чтобы принять реактивный самолет, стоящий в дальнем конце.
А у складного трапа стоял Мута ибн Азиз. Выйдя из леса, Борн направился прямо к самолету, «Ситейшон-Соверену». Иссиня-черное небо было усыпано звездами, сияющими холодным блеском бриллиантов, разложенных на черном бархате. На открытом месте чувствовался прохладный ветерок, насыщенный ароматом морской соли.
– Пора улетать, – сказал Мута ибн Азиз. – Все в порядке.
Борн молча кивнул. Мута ибн Азиз нажал кнопку на черном пульте дистанционного управления, и взлетно-посадочная полоса озарилась огнями. Борн поднялся следом за ним на борт самолета и убрал за собой трап. Он прошел в кабину. Продукция компании «Ситейшон» была ему хорошо знакома. «Соверен» имел дальность полета свыше четырех с половиной тысяч километров и развивал максимальную скорость 826 километров в час.
Усевшись в пилотское кресло, Борн начал щелкать выключателями и изучать показания приборов, осуществляя сложную предполетную проверку. Все было в полном порядке.
Отпустив тормоза, Борн двинул ручку газа вперед. «Соверен» послушно откликнулся, покатив по взлетно-посадочной полосе, набирая скорость. Затем он плавно поднялся в чернильно-черное звездное небо и начал набирать высоту, оставив позади бухту Золотой Рог, ворота Азии.
Глава 30
– Почему они это делают? – на безупречном русском спросил Мартин Линдрос.
Лежа на спине в лазарете Миран-Шаха, он смотрел на покрытое синяками лицо Екатерины Степановны Вдовиной, поразительно красивой молодой жены доктора Вейнтропа.
– Кто они? И что они делают? – глухо переспросила та, довольно неумело обрабатывая ссадины на шее Линдроса. После того как Вейнтроп заставил ее уйти из агентства фотомоделей, она окончила курсы медсестер.
– Я имею в виду собравшихся здесь ученых – вашего мужа, доктора Сенареса, доктора Андурского. Почему они работают на Фади?
Упомянув фамилию доктора Андурского, специалиста по пластической хирургии, пересадившего Кариму его глаз, Линдрос подумал: «Почему мной занимается не он, а эта неуклюжая дилетантка?» Но, задав себе этот вопрос, он тотчас же получил на него ответ: потому что от него больше нет никакого толка ни Фади, ни его брату.
– Они люди, – ответила Катя. – То есть они слабы. Фади нашел у каждого слабости и обратил их против них. У Сенареса это деньги. У Андурского – его мальчики.
– Ну а у Вейнтропа?
Катя поморщилась.
– Ах да, мой муж. Он считает, что поступает благородно; он вынужден работать на «Дуджу», потому что над ним дамокловым мечом висит угроза моей жизни. Конечно же, Костин себя обманывает. На самом деле он работает из тщеславия. Брат Фади выгнал его из ИВТ по сфабрикованным обвинениям. Моему мужу нужна работа. Вот в чем его слабость. – Опустившись на стул, она сложила руки на коленях. – Думаете, я не знаю, как плохо у меня получается? Но, понимаете, Костин настоял, так что какой у меня был выбор?
– Выбор есть всегда, Катя. У каждого человека. Нужно только его увидеть. – Линдрос бросил взгляд на двух охранников за дверью лазарета. Они переговаривались между собой вполголоса. – Разве вам не хочется выбраться отсюда?
– А что насчет Костина?
– Доктор Вейнтроп завершил свою работу. Такая умная женщина, как вы, должна понимать, что теперь он превратился для Фади в ненужную помеху.
– Неправда! – воскликнула Катя.
– Катя, все мы умеем обманывать себя. Именно из-за этого мы и попадаем в беду. Вам достаточно лишь взглянуть на собственного мужа.
Катя застыла, уставившись на него. У нее в глазах появилось странное выражение.
– Кроме того, Катя, мы обладаем способностью изменяться. И для этого нужно только определиться, что делать, чтобы идти дальше, чтобы остаться в живых.
Она отвела взгляд, как поступает человек, когда ему страшно, когда он уже принял решение, но ему необходимо услышать слово поддержки.
– Катя, кто так с тобой обошелся? – тихо промолвил Линдрос.
Катя снова повернулась к нему, и он увидел у нее в глазах страх.
– Фади. Фади и его подручный. Для того, чтобы убедить Костина завершить работу над ядерным устройством.
– Но это же бессмысленно, – задумчиво произнес Линдрос. – Поскольку Вейнтропу известно, что ты в руках у Фади, этого уже должно быть достаточно.
Прикусив губу, Катя уставилась на работу. Закончив обрабатывать рану, она встала.
– Катя, почему ты не хочешь мне ответить?
Не оглядываясь, молодая женщина вышла из лазарета.
Анна Хельд, стоя под промозглым дождем на углу Восьмой улицы и Л-стрит, ощущала присутствие компактного револьвера «смит-вессон» в правом кармане пальто, как какую-то страшную опухоль, которую у нее только что обнаружили.
Она понимала, что ей нужно сделать все, что угодно, пойти на любой риск, лишь бы только избавиться от чувства, что она теперь всем чужая, что у нее внутри ничего не осталось. И вот сейчас она должна доказать, что чего-то еще стоит. Если она убьет Сорайю, Джамиль обязательно примет ее к себе. И она снова обретет свое место в жизни.
Подняв воротник, чтобы защититься от косых струй дождя, Анна двинулась вперед. Она должна была бы испытывать страх, находясь в этом районе, – определенно, любой полицейский на ее месте чувствовал бы именно это, – однако, как это ни странно, страха не было. Впрочем, опять же, может быть, как раз в этом не было ничего странного. Ей больше нечего было терять.
Анна свернула на Седьмую улицу. Что она ищет? Какие признаки подскажут ей, правильно ли она вычислила, что именно здесь залегла на дно Сорайя? Мимо проехала машина, затем еще одна. На Анну пялились лица – черные, латиноамериканские, незнакомые, враждебные. Один водитель, ухмыльнувшись, сделал непристойный жест языком. Сунув руку в карман, Анна крепко стиснула рукоятку «смит-вессона».
По пути она оглядывала дома, мимо которых проходила: обшарпанные, убогие, опаленные нищетой, запущенностью, пожарами. Крохотные дворики завалены грудами мусора, словно вся улица была заселена старьевщиками, выставившими напоказ свои богатства. В воздухе висел зловонный смрад гниющих отбросов и мочи, беспросветности и отчаяния. Повсюду бродили тощие собаки, скалясь желтыми зубами.
Анна чувствовала себя утопающим, схватившимся за единственное, что могло не дать ему уйти на дно. Ее ладонь, обвившая рукоятку револьвера, стала липкой от пота. «Наконец пришел день, – мрачно размышляла Анна, – когда мне пригодятся все часы, проведенные в тире». У нее в ушах звучал резкий, строгий голос инструктора, делающего замечания по поводу постановки ног и рук.
Анна опять вспомнила свою сестру Джойс, пережила заново боль совместного детства. Но, наверное, были и радости, не так ли, те ночи, когда они с сестрой забирались в одну кровать и рассказывали друг другу жуткие истории о призраках, проверяя, кто закричит от страха первой? Анна сама чувствовала себя сейчас призраком, бродящим по чуждому миру. Перейдя на противоположную сторону улицы, она прошла мимо пустыря, заросшего сорняками высотой по пояс, живучими, несмотря на зимние холода. Покрышки, стертые, словно лицо старика, пустые пластиковые бутылки, шприцы, использованные презервативы, выброшенные сотовые телефоны, один красный носок с большой дырой на пятке. И отрубленная рука.
Анна вздрогнула, чувствуя, как бешено заколотилось в груди сердце. Всего лишь рука куклы. Однако сердце никак не желало успокоиться. Как зачарованная, Анна в ужасе смотрела на оторванную руку. Почему-то она подумала про оборвавшуюся преждевременно жизнь Джойс, вот так же валяющуюся в зарослях пожухшей травы. «А какая разница между жизнью Джойс и тем, что осталось у меня самой?» – мысленно спросила себя Анна. Она не плакала уже очень давно. И вот теперь ей казалось, что она успела начисто позабыть, как это делается.
Дневной свет уступил место ночной темени, ледяной дождь сменился обволакивающим туманом. Влага конденсировалась на волосах, на руках. Время от времени где-то далеко звучала пронизанная отчаянием сирена, только для того, чтобы тотчас же затихнуть в напряженной тишине.
Сзади послышалось ворчание двигателя. С бьющимся сердцем Анна остановилась, дожидаясь, когда машина проедет мимо. Машина притормозила, тогда она снова пошла, убыстряя шаг. Машина, вынырнув из тумана, поехала следом за ней.
Резко развернувшись, Анна стиснула «смит-вессон» и направилась прямо к машине. Машина остановилась. Стекло в водительской двери опустилось, открыв лицо цвета старого сапога, нижняя часть которого была покрыта клочьями седых волос.
– Похоже, вы заблудились, – произнес водитель голосом, сиплым от бесчисленных тонн никотина и смолы. – Частный извоз. – Он прикоснулся к козырьку бейсболки. – Я подумал, вы будете не прочь прокатиться. Там, впереди, в конце квартала, шайка ребят, так они уже облизываются, глядя на вас.
– Я сама могу за себя постоять. – Неожиданный страх наполнил ее голос нотками вызова.
Таксист уныло смерил ее взглядом:
– Как скажете.
Он тронулся было с места, но Анна воскликнула:
– Подождите!
Она провела рукой по влажному лбу, чувствуя себя так, словно у нее началась лихорадка. Кого она хочет обмануть? У нее не хватит духа прицелиться в Сорайю, не говоря уж о том, чтобы ее убить.
Распахнув заднюю дверь, Анна плюхнулась в машину и назвала свой домашний адрес. Возвращаться в штаб-квартиру ЦРУ ей не хотелось. У нее не было сил взглянуть в глаза Джамилю или Старику. Интересно, а сможет ли она когда-либо это сделать?
Вдруг до нее дошло, что таксист, обернувшись, разглядывает ее лицо.
– В чем дело? – с вызовом спросила Анна.
Таксист ухмыльнулся.
– А ты чертовски привлекательная.
Решив нанести упреждающий удар, Анна достала пачку банкнотов и потрясла ими у водителя перед лицом.
– Вы меня везете или нет?
Облизнувшись, таксист включил передачу.
Когда машина тронулась, Анна нагнулась вперед.
– Просто чтобы вы знали, – сказала она, – у меня есть револьвер.
– И у меня тоже есть, сестренка, – оскалился седой водитель. – И у меня, твою мать, тоже есть.
Директор ЦРУ встретился с Лютером Лавалем в «Чертополохе», новомодном ресторане на углу Девятнадцатой улицы и Кью-стрит. Он попросил Анну зарезервировать столик в центре зала, чтобы во время беседы с Лавалем их со всех сторон окружали другие посетители.
Когда Старик вынырнул из густого зимнего тумана в гомон ресторана, могущественный повелитель военной разведки уже сидел за столиком. В темно-синем костюме, накрахмаленной белой рубашке и галстуке в красно-синюю полоску, заколотом булавкой с изображением американского флага, Лаваль в окружении молодых парней и девушек выглядел чужеродным пятном.
Накачанный торс Лаваля раздувал пиджак, как это бывает со всеми любителями мускулатуры. В целом он напоминал профессора Брюса Бэннера, который уже начинал превращаться в Халка [12]. Слабо улыбнувшись, он оторвался от виски с содовой и удостоил мимолетного прикосновения протянутую руку Старика.
Директор ЦРУ занял место напротив.
– Я очень рад, Лютер, что вы смогли выкроить время, чтобы встретиться со мной.
Лаваль развел свои огромные лапищи с толстыми мясистыми пальцами.
– Что будете?
– Виски, – сказал Старик появившемуся сбоку официанту. – Двойное, один кубик льда, но только большой.
Кивнув, официант удалился.
– Большие куски льда для виски лучше, – заметил директор ЦРУ. – Они тают дольше.
Глава военной разведки промолчал, выжидательно глядя на Старика. Когда принесли виски, мужчины подняли стаканы и выпили.
– На улицах сейчас творится кошмар, – сказал Старик.
– Всему виной туман, – уклончиво ответил Лаваль.
– Когда мы в последний раз сидели вот так, вдвоем?
– Знаете, я не могу припомнить.
Казалось, что они не разговаривают между собой, а обращаются к молодой парочке за соседним столиком. Эти нейтральные фразы выполняли роль пешек, которыми игроки готовы пожертвовать во имя успеха в партии. Вернулся официант с меню. Старик и Лаваль сделали заказ и снова остались одни.
Директор ЦРУ достал из маленького чемоданчика папку и положил ее на стол, не открывая. Его ладони тяжело опустились на обложку.
– Полагаю, вы слышали, что неподалеку от галереи Коркорана грузовик потерял управление?
– Дорожно-транспортное происшествие? – Лаваль пожал плечами. – Да вы знаете, сколько таких происходит в этом районе каждый час?
– Тут дело другое, – возразил Старик. – Этот грузовик пытался сбить одного из моих людей.
Лаваль сделал глоток виски с содовой. Старик отметил, что пьет он, как женщина.
– Кого же именно?
– Анну Хельд, мою помощницу. С ней находился Мартин Линдрос. Он ее спас.
Нагнувшись, Лаваль также достал папку. На обложке красовалась эмблема Пентагона. Раскрыв папку, он, не говоря ни слова, развернул ее и пододвинул через стол.
Старик начал читать, и Лаваль сказал:
– Кто-то у вас в штаб-квартире периодически отправляет и получает сообщения.
Директор ЦРУ был потрясен.
– С каких это пор Пентагон прослушивает переговоры ЦРУ? Проклятие, это же грубейшее нарушение порядка межведомственного взаимодействия!
– Это было сделано по моему личному распоряжению и с одобрения президента. Мы посчитали это необходимым. Когда министру обороны Хэллидею стало известно о предателе в стенах ЦРУ…
– От Мэттью Лернера, его прихлебателя! – с жаром произнес Старик. – Хэллидею незачем запускать руку ко мне в трусы. А в мое отсутствие президент получил однобокое освещение проблемы.
– Все это было сделано в интересах вашего ведомства.
По лицу директора пронеслись грозовые тучи негодования.
– Вы хотите сказать, что я сам уже не ориентируюсь в интересах управления?
Лаваль ткнул в него пальцем.
– Взгляните вот сюда. Этот электронный сигнал передавался на несущей частоте управления. Он был зашифрован. Нам не удалось взломать шифр. И мы не знаем, кто осуществлял передачу. Но, судя по датам, это не мог быть Хитнер, тот, кого вы вычислили как предателя. К этому времени Хитнера уже не было в живых.
Отодвинув досье Пентагона, Старик раскрыл свое собственное.
– Я займусь утечкой, если она действительно имеет место, – сказал он. Вполне вероятно, эти болваны наткнулись на тайные переговоры «Тифона» с одним из глубоко законспирированных агентов за границей. Естественно, ведомство Мартина не пользуется обычными каналами ЦРУ. – Ну а вы займитесь министром обороны.
– Прошу прощения? – Впервые за время встречи Лаваль был в замешательстве.
– Помните, я уже говорил про грузовик, который пытался сбить Анну Хельд.
– Если честно, министр Хэллидей поделился со мной своими подозрениями о том, что именно Анна Хельд является предателем…
Принесли закуску: огромных розовых креветок, плавающих в кроваво-красном соусе.
Прежде чем Лаваль успел взять крошечную вилку, директор ЦРУ протянул ему один лист из папки, подготовленной Мартином Линдросом.
– Грузовиком, едва не сбившим Анну, управлял покойный Джон Мюэллер. – Он выждал паузу. – Вы были знакомы с Мюэллером, Лютер, не пытайтесь утверждать обратное. Он работал в Управлении внутренней безопасности, однако выучку прошел в АНБ. И Мюэллер знал Мэттью Лернера. Больше того, они вместе пьянствовали и шатались по шлюхам. И оба они были на побегушках у Хэллидея.
– У вас есть доказательства? – в открытую спросил Лаваль.
Старик был готов к этому вопросу.
– Вы прекрасно знаете, что нет. Но у меня достаточно косвенных улик, чтобы начать расследование. Анонимные переводы крупных сумм на банковский счет Мюэллера, новенький «Ламборджини», который никак не мог позволить себе Лернер, поездки в Лас-Вегас, где оба сорили деньгами. Заносчивость порождает глупость; эта аксиома стара как мир. – Он забрал листок. – Уверяю вас, как только расследование дойдет до сената, будут закинуты сети, в которые попадется не только Хэллидей, но и его ближайшее окружение. – Старик сложил руки. – Если честно, лично мне такой грандиозный скандал не нужен. Он будет лишь на руку нашим врагам за границей. – Он подцепил креветку. – Однако на этот раз министр зашел слишком далеко. Он считает, что ему дозволено все, в том числе санкционировать убийство сотрудника государственного ведомства. – Директор ЦРУ помолчал, позволяя своему собеседнику впитать смысл его слов. Поймав взгляд главы военной разведки, Старик закончил: – Я четко обозначил свою позицию. Такого откровенно противозаконного действия я допустить не могу. Как, полагаю, и вы.
Мута ибн Азиз задумчиво смотрел сквозь толстое стекло иллюминатора на иссиня-черное ночное небо. Внизу простиралась безмятежная гладь Каспийского моря, которую время от времени заслоняли узкие полоски облаков цвета чайкиного крыла.
Он обитает в самом дальнем, самом темном уголке «Дуджи», выполняет унизительные задачи мальчишки-рассыльного, в то время как его брат купается в лучах расположения Фади. И все это из-за того одного-единственного мгновения в Одессе, из-за лжи, сказанной Фади и Кариму аль-Джамилю, – из-за того, что Аббуд запретил говорить правду. Тогда Аббуд сказал, что нужно молчать ради Фади, но сейчас, оглядываясь назад, Мута приходил к выводу, что это была лишь еще одна ложь, сказанная его братом. Аббуд настоял на том, чтобы скрыть правду о гибели Сары ибн Ашеф, исходя из своих собственных корыстных побуждений, ради укрепления своей власти в «Дудже».
Увидев показавшееся вдалеке темное пятно земли, Мута встал и взглянул на часы. Все идет строго по графику. Он потянулся, разминая затекшие члены. Его мысли вернулись к человеку, управляющему самолетом. Мута знал, что это не Уолтер Дарвин, его пилот; выходя из леса, незнакомец не подал условный знак. Кто же это в таком случае? Несомненно, агент ЦРУ; скорее всего, сам Джейсон Борн. Но ведь всего три часа назад Мута получил сообщение о том, что Джейсон Борн погиб: есть свидетель, который видел это своими собственными глазами, и электронный маячок теперь покоится на дне Черного моря.
Но что, если очевидец солгал? Что, если Борн, обнаружив маячок, выбросил его в море? Кто еще может сидеть за штурвалом самолета, как не Джейсон Борн, Хамелеон?
Мута ибн Азиз прошел в кабину. Все внимание летчика было сосредоточено на показаниях многочисленных приборов.
– Мы входим в воздушное пространство Ирана, – сказал Мута. – Вот код, который ты должен будешь назвать.
Борн кивнул.
Расставив пошире ноги, не отрывая взгляда от затылка пилота, Мута достал пистолет Коровина.
– Называй код.
Не обращая на него внимания, Борн вел самолет в глубь воздушного пространства Ирана.
Шагнув вперед, Мута ибн Азиз приставил дуло «коровина» ему к затылку.
– Немедленно назови код.
– А что будет в противном случае? – спросил Борн. – Ты меня пристрелишь? А ты умеешь управлять «Совереном»?
Разумеется, Мута этого не умел, почему он и поднялся на борт самолета вместе со лжепилотом. В этот момент заквакало радио.
Обезличенный электроникой голос произнес на фарси:
– Салям алейкум. Эсметан чи эст?
Борн взял микрофон.
– Алейкум ас-салям, – ответил он.
– Эсметан чи эст? – повторил голос. «Кто вы такой?»
– Ты что, с ума сошел? – воскликнул Мута. – Немедленно назови код!
– Эсметан чи эст! – снова послышался голос. Теперь это уже был не вопрос. – Эсметан чи эст! – Это был приказ.
– Проклятие, назови код! – Мута ибн Азиз затрясся от ярости и ужаса. – Иначе нас собьют к чертовой матери!
Глава 31
Неожиданно Борн заложил такой крутой вираж влево, что Мута ибн Азиз, не удержавшись на ногах, пролетел через всю кабину и ударился о переборку. Он попытался было подняться, но Борн пустил «Соверен» в пике, одновременно поворачивая вправо. Мута ибн Азиз скользнул назад и врезался затылком в угол двери.
Борн оглянулся. Посланник Фади был без сознания.
Локатор показал, что снизу быстро приближаются два истребителя. Бдительная иранская система ПВО отреагировала немедленно. Развернув «Соверен», Борн установил визуальный контакт с преследователями. Как оказалось, иранцы послали наперехват два «Джей-6» китайского производства, копии старого советского «МиГ-19», стоявшего на вооружении еще в пятидесятых годах. Эти самолеты настолько устарели, что завод в Чэнду прекратил их производство больше десяти лет назад. И все же они были вооружены, а «Соверен» – нет. И Борну нужно было каким-то образом лишить перехватчики этого внушительного преимущества.
Иранские летчики ожидали, что он подожмет хвост и бросится наутек. Вместо этого Борн опустил нос «Соверена» и резко увеличил скорость, направив самолет прямо на них. Опешив, иранцы спохватились в самый последний момент, спешно отворачивая в сторону.
Как только это произошло, Борн потянул штурвал на себя до отказа, задрав «Соверену» нос вертикально и выполнив мертвую петлю, в результате чего он оказался позади обоих иранских перехватчиков. Те развернулись и, описав в воздухе два лепестка клевера, с двух сторон понеслись на Борна.
Они открыли огонь, и Борну пришлось нырнуть вниз, уходя от них. Выбрав тот «Джей-6», что был справа от него, просто потому что он находился ближе, Борн резко повернул на него. Он позволил истребителю пройти ниже, позволил летчику предположить, что он совершил тактическую ошибку. Снова ожили скорострельные пулеметы. Борн совершил обманный маневр, а когда «Джей-6» сел ему на хвост, снова задрал «Соверену» нос. Иранский летчик уже видел этот маневр и был к нему готов. «Джей-6» круто взмыл вверх вслед за своей добычей. Летчик знал, что сделает дальше его противник: бросит самолет в крутое пике. Так Борн и поступил, при этом резко заложив вираж вправо, выжимая из «Соверена» всю до последней унции скорость. «Джей-6» не отставал. «Соверен» задрожал, раздираемый могучими центробежными силами. Борн еще больше опустил нос самолета и до отказа повернул штурвал вправо.
Летящий за ним старенький истребитель начало трясти и колотить дрожью. Внезапно из левого крыла вылетело несколько заклепок. Крыло смялось, словно получив удар огромным кулаком, и оторвалось от фюзеляжа. «Джей-6» развалился на части и месивом беспорядочно кувыркающихся кусков обшивки и лонжеронов устремился к земле.
Второй иранский истребитель настиг «Соверен», и обшивку продырявили крупнокалиберные пули. Но Борн на полной скорости уходил в сторону афганской границы. Через считаные секунды он ее пересек, однако второй «Джей-6» не отставал, неумолимо настигая его, треща пулеметами.
Чуть южнее того места, где самолеты вторглись в воздушное пространство Афганистана, проходила горная гряда, которая началась еще на севере Ирана. Но высокие пики появлялись только чуть дальше, к северо-западу от Кох-и-Мархуры. Повернув на юго-восток, Борн направил «Соверен» вниз, на остроконечные вершины.
Выходя из пике, «Джей-6» стонал и дрожал. Увидев судьбу своего напарника, иранский пилот не собирался подходить к «Соверену» близко. Однако он неотступно следовал за Борном, нависая над ним сверху, и время от времени пускал короткие очереди, целясь в двигатели.
Борн понял, что иранец пытается зажать его в узкое ущелье между двумя высокими горами. В замкнутом пространстве «Соверен» лишится превосходства в маневренности, и перехватчик сможет его настигнуть и сбить.
Впереди поднялись высокие горы, заслоняя свет. Мимо замелькали голые каменистые склоны. Оба самолета влетели в ущелье. Иранский летчик загнал «Соверен» именно туда, куда хотел. Он открыл ураганный огонь, понимая, что его добыча лишилась возможности совершать обманные маневры.
Борн чувствовал, как дрожит самолет, получая все новые и новые попадания. Если «Джей-6» попадет в двигатель, все будет кончено. И тогда уже будет поздно что-либо предпринимать. Накренив самолет, Борн повернул вправо, выходя из-под огня. Однако этот маневр принес лишь временное облегчение. Если не найти кардинальное решение, иранский истребитель рано или поздно собьет «Соверен».
Заметив слева узкую щель в сплошной каменной стене, Борн тотчас же повернул прямо на нее. И сразу же увидел опасность: остроконечная скала разделяла расселину надвое.
Проход сквозь толщу горы был настолько узкий, что «Джей-6» вынужден был лететь строго по следу «Соверена». Борн чуть повернул штурвал, заслоняя своим самолетом каменный шпиль от иранского истребителя.
Иранский летчик был уверен, что оба самолета пролетят прямо через расселину. Он был настолько одержим желанием сбить «Соверен», что, когда его добыча повернула чуть вправо, уходя от скалы, у него уже не было времени отреагировать на это. Появившийся прямо впереди каменный шпиль парализовал его своей пугающей близостью, и через мгновение истребитель врезался в скалу. В небо взметнулся огненный шар, из которого вырвались клубы черного дыма. И самолет, и его пилот, от которых остались лишь раскаленные добела крупицы, исчезли, словно по мановению руки фокусника.
Сорайя проснулась от детского плача. Попытавшись пошевелиться, она застонала – это поврежденные нервные окончания взвыли от боли. Словно возмущенный этим вмешательством, младенец закричал еще громче. Сорайя огляделась вокруг. Она находилась в маленькой убогой комнатенке, освещенной тусклой лампой. Воздух был густо пропитан ароматом стряпни и запахом тесного скопления человеческих существ. На обшарпанной стене напротив криво висела дешевая репродукция, изображающая Христа на кресте. Где она?
– Эй! – окликнула Сорайя.
Тотчас же появился Тайрон. В левой руке он держал младенца. Маленькое личико сморщилось от крика, превратившись в сжатый кулачок.
– Привет, как себя чувствуешь?
– Как будто мне пришлось продержаться пятнадцать раундов против Майка Тайсона. – Сорайя предприняла еще одну, более сосредоточенную попытку сесть. Борясь с одеревеневшими мыщцами, она сказала: – Приятель, я перед тобой в долгу.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |