- Спасибо,- тихо отвечаю я, пытаясь совладать с собой, но чувства рвутся наружу и пальцы дрожат, когда я отвинчиваю крышку сока.
Мы все-таки умерли, Том.
Потому что раньше мне никогда, глядя тебе в глаза, не хотелось больше не дышать, потому что я не вижу в них той надежды на свет, которая заставляла меня жить когда-то.
Мы мертвы, Томми, но я все равно люблю тебя – даже после смерти.
- Давайте, теперь In Die Nacht и по домам,- проговаривает Йост.
Пристально вглядывается мне в лицо, пытаясь угадать реакцию.
Петь эту песню будет невыносимо.
Ведь говорить правду всегда сложно, особенно когда она никому и не нужна.
- Давайте, давайте, Том гитару в руки, Билл микрофон, и в темпе! На последнем концерте, Билл, что за фигня с твоим голосом сделалась?! Еще раз будешь ржать на сцене, я тебя урою!
Я пожимаю плечами и виновато улыбаюсь, чувствуя, что не выдавлю из себя и слова, даже при большом желании. Смотрю на тебя.
Театрально прикладываешь руку ко лбу и мычишь: - Боже, Билл, я тебя убью когда-нибудь за эту песню. Что за название для песни о брате «В ночи»? Мля, вызывает у некоторых людей плохие ассоциации.
Это словно удар ниже пояса. Запрещенный прием, Том.
Зачем ты так?
При всех. Так просто. Правду.
Руки холодеют, по спине бегут мурашки. И я чувствую на губах ту самую улыбку, которая появилась на них сегодня ночью – растерянную, немного дрожащую, совсем не мою. Слишком искренняя.
Я опускаю голову, и прядки волос падают на лицо – чтобы никто не видел, как мне больно слышать то, что ты говоришь. Ведь это все означает лишь одно – ты окончательно забыл про меня, тебя не мучают воспоминания, тебе и в самом деле все равно.
- Том, ну ты и пошляк, блин… нам в голову и не приходило…
- «Никогда не покину тебя в ночи», «не оставляй меня в ночи»… не могу….
Они поливают грязью все, что было между нами, а ты смеешься. Ты всего лишь смеешься, но этот смех – словно нож по сердцу.
Вам смешно, вам всем смешно.
Наша любовь – просто смех в комнате, слова, которые словно камни мне на плечи, твой издевающийся голос. И всё. Больше нет ничего.
- Ладно, ладно, Дейв, я взял гитару и молча попер на сцену, только убивать меня не надо.
Я слышу, как ты поднимаешься на сцену. А у меня нет сил даже жить, не то, что сделать пару шагов в мир, где раньше мы были только вдвоем.
Теперь у нас у каждого своя реальность – одинокая, но все же своя.
И это, видимо, тебя вполне устраивает.
- Билл, не тяни время! У меня еще встреча назначена, если я опоздаю, то порешу здесь всех.
Просто – пара шагов.
Микрофон в руки.
И я пою эту песню, наверное, впервые осознав весь ее смысл.
Ее обреченность, ведь нас уже разлучили, оставив меня – во тьме.
Или может, я просто ушел один?..
- Билли, детка, расслабься…
В руках судорожно сжат бокал с шампанским, мне хочется смеяться – слишком уж напоминает сцену из дешевого романтического фильма.
Свечи, шампанское, приглушенный свет, красиво сервированный столик, только вместо нервной барыши, облаченной в вечерний наряд - не менее нервный «подросток, увешанный готической мишурой». Помнится раньше я жутко злился, вычитав такое описание себя.
Теперь же понимаю, что я – обычный мальчишка. Мальчишка, облаченный в одежду взрослого и заигравшийся во взрослые игры.
- Не называй меня деткой,- раздраженно проговариваю я, но голос все равно дрожит.
- Окей, только не волнуйся ты так.
- Если ты думаешь, что таким образом успокаиваешь меня, то ты заблуждаешься,- я ставлю бокал на столик и тушу одну из свечей, легонько на нее подув.
- Слушай, я пытаюсь сделать все как можно безболезненней для тебя, а ты…
- Это ты послушай, Дейв. Ты далеко не благодетель сейчас. Так не нужно делать вид, будто желаешь мне только лучшего. Я. Ненавижу. Тебя,- раздельно и четко проговариваю я, глядя ему прямо в глаза,- понимаешь? Все просто – я здесь сейчас лишь потому, что не хочу, чтобы Том попал в тюрьму. Вот и всё. Ты выиграл, я проиграл. Все предельно ясно.
- Хватит!- зло обрывает меня продюсер,- если не хочешь по-хорошему, будет по плохому.
- А было по-хорошему?
- Было, но больше не будет.
- Хочешь, чтобы я не ненавидел тебя?- я резко поднимаюсь с дивана и двигаюсь к Дейву – что же, знаю, что попытка заведомо обречена на провал, но ведь ничто не мешает мне попытаться.
- Ты же знаешь что хочу,- он качает головой и как-то очень горько улыбается.
Я останавливаюсь в шаге от него.
Протягиваю руку и касаюсь его ладони, поборов дрожь отвращения. Слишком много плохого он сделал мне, чтобы я мог касаться его без темного чувства, вспыхивающего в груди.
- Так отпусти меня,- тихо говорю я,- прошу тебя, Девид. Мы с Томом просто уедем, исчезнем из шоу-бизнеса, ты больше не услышишь о нас… просто отпусти нас, пожалуйста… неужели ты не понимаешь, как мне больно. Ты говоришь, что любишь, но тебе плевать на то, что я не могу без Тома. Я просто не могу, не живу, мне даже дышать больно, Дейв!
Унижение – вот как это называется, но ради тебя я готов унижаться, черт возьми, ради нас, Том, я готов ползать перед ним на коленях.
- А я не могу без тебя, Билл,- в его голосе лишь спокойствие.
Приговор вынесен и будет приведен в исполнение.
Я резко одергиваю руку.
Прикосновения – везде, везде, ВЕЗДЕ!
Меня захлестывает паника, я пытаюсь не вырываться, пытаюсь расслабиться и просто не думать, но ужас накрывает с головой, рвет на части, заставляет сердце почти не биться, а на глаза наворачиваются слезы – от страха, омерзения, унижения… от всего, что только есть в этом мире плохого.
Все мои детские ужасы нашли живое воплощение, и я не могу от него защититься.
И не будет мамы – теплые, мягкие, ласковые руки, прогоняющие всех монстров обратно в ночь, легкий поцелуй в лоб и нежный шепот.
Не будет тебя – крепкие братские объятья, которые не дают им утащить меня в тьму, такое знакомое тепло тела рядом и аромат детства - шоколад, сладковатый запах фруктов и ландышей, цветущих в саду.
Маленькие белые цветочки с тонким, будто серебристым запахом остались далеко в детстве, ведь в роскошных букетах нет таких простых цветов, а моя жизнь теперь именно такой вот лживый набор лепестков и стеблей.
Розы – кроваво красные, холодные, мертвые.
Или лилии – словно экзотические, ядовитые цветы, запах которых всегда ассоциировался у меня со шлюхами. К которым теперь отношусь и я?..
Стоп.
Нужно думать обо всем на свете, только не о руках, жадно ищущих пряжку ремня, губах и языке касающихся кожи, не о дрожи омерзения то и дело прокатывающейся по моему телу.
Я думаю о цветах.
О детстве.
О теплых лучиках солнца в твоих глазах. И об улыбке. И о нежной-нежной коже, к которой можно прикасаться вечность – просто ощущать бархатистую гладкость и отсчитывать бешеные удары своего сердца. И о розоватых губах – только я знаю каждый изгиб, каждую трещинку, каждый миллиметр чувствительной поверхности, только я знаю, насколько сладко ощущать прохладу пирсинга языком, только я знаю – ПОЛНОСТЬЮ.
- Билл, отвлекаешься!- горячее дыхание на ухе, ощущение зубов, прикусывающих мочку,- ты что, так и будешь… бездействовать?
Именно так.
Я думаю о тебе.
О том, как твои руки проводят по моему бедру – горячо даже сквозь ткань тонких джинсов.
Твои губы засасывают кожу у основания шеи – обжигающее прикосновение языка и я резко выдыхаю, потому что нет сил сдерживаться.
Шепот, совсем не твой голос: - Нравится?
Стоп, не отвлекаться.
Том-Том-Том-Том….
Твои руки скользят мне под футболку – жаркие ладони, совсем не твои, но не думать об этом, не думать…
Черная ткань трещит – слишком уж резко ты сдергиваешь бесполезный кусок ткани, который не служит защитой.
Молчание. Чувствую взгляд, который жадно скользит по моему телу. Я не открою глаз.
Я никогда их не открою.
- Я так долго ждал… чтобы увидеть тебя таким…
Хочется зажать уши и не слушать. И кричать. Но я молчу.
Поцелуй, я почти рефлекторно отдергиваюсь, но тут же расслабляюсь.
Это ты меня целуешь, я знаю, пусть вкус совсем не твой, но это ты-ты-ты.
- То-о-ом,- стону я, не выдержав, и касаюсь губами чужих губ,- Томми…
Всё совсем не так, неправильно, неверно, но я думаю о тебе, это ты – во мне, ты мучительно вскрикиваешь, потому что сладко – до невозможности.
Мой Ангел, моя любовь, моя жизнь, моя смерть, моя боль.
Мир взрывается темными осколками, и каждый отдает предательством, горечью, ощущением грязи и отвращения.
Тяжелое тело на мне.
Мокрое от пота, слишком горячее, слишком чужое.
Наконец он ложится рядом и я, наконец, могу дышать.
Могу отвернуться к стене и попытаться нащупать простыню, не открывая глаз, потому что в них кипят слезы отчаянья. Но не прольются.
Слезы – это для публики.
Или другие слезы – для тех, кого любишь.
Но не для тех, кто разрушил твой мир.
Вот и всё.
Вот так всё просто.
И вовсе планета не взорвалась от того, что я окончательно исчез.
Я – словно феникс, который, сгорев, так и не возродился, хотя надеялся до последнего.
Ха-ха. Феникс.
Шлюха ты, Билл Каулитц, и никто больше.
- Билл.
Не трогай меня, не говори со мной.
- Я ослышался или ты назвал меня Томом?- спокойный голос, но от него меня бросает в дрожь. Я знаю, что сулит это показное спокойствие.
Молчу. Врать я не буду. Устал. Не хочу. Не важно, что будет дальше.
Я устало тру глаза. Мокрые.
- Значит, ты решил играть по-другому. Третий лишний, да? А может мне лучше бы вообще уйти, оставив тебя с твоим призрачным Томом наедине?
- Было бы неплохо,- слова вылетают из рта прежде, чем я их осознаю.
- Сссука,- злой шепот за спиной и я лечу на пол.
Удар об пол – ощущение не из самых приятных.
Из горла вырывается истерический смешок – ситуация просто абсурдна до невозможности.
Порадуйся, Билл, тебя трахнули, как последнюю шлюху, а потом еще и выкинули с постели. В прямом смысле.
Не хватает пары хрустящих бумажек.
- Ты там будешь вечно лежать?- ярость в его голосе тщательно замаскирована издевкой.
- Пошел ты.
- Ты еще и дерзишь?- наигранно удивленный голос. Я поднимаюсь, закутавшись в простыню.
- Представь себе.
Он резко поднимается с кровати и как-то очень быстро оказывается рядом.
- Лучше бы тебе говорить со мной помягче… моя девочка.
- Пошел на хрен,- весело отвечаю я.
Он замахивается и бьет мне по лицу, я не уклоняюсь, потому что мне – все-рав-но.
Еще один удар – прямо под дых.
Я сгибаюсь, из глаз брызгают слезы.
- Сука, я не буду терпеть…
Удар – я падаю на пол, ударившись о тумбочку, но я не сопротивляюсь, не прикрываюсь, потому что единственное чего мне хочется – просто прекратить существовать.
Потому что обратно дороги нет.
Кому я теперь нужен?..
Даже Том отвернулся от меня.
И мама отвернется, если узнает.
И весь мир, потому что не любит осознавать своих ошибок.
Я – ошибка мирa, ошибка жизни, я не должен был родиться или должен был, но кем-то совсем другим.
Удары сыплются на меня градом, но мне почти не больно, ведь на душе – гораздо больнее.
Скоро должна наступить зима.
И снежинки лягут на сырую землю.
И наступит Рождество – волшебное, пахнущее апельсинами и маминым пирогом, хвоей и снегом.
Дети будут находить подарки в красных носках, висящих над камином.
И верить в Санта-Клауса, которых готов исполнить любое желание.
А я буду вечно замерзать в холоде вселенной и тонуть в грязной реальности, зная, что волшебства нет и не будет.
Темнота, наконец, поглощает мир.
Настоящее время.
- Я когда очнулся, его не было. Представляешь, он даже мне рубашку приготовил и деньги бросил на тумбочку,- смешок получается каким-то странно отрывистым и хриплым,- чтобы я без проблем добрался. Забавно, да?
Вот она – вся правда.
Стало легче.
В самом деле, стало немного легче, теперь, когда ты все знаешь. Можешь презирать меня, можешь ненавидеть, всё равно ничто уже не имеет значения. Наверное, хуже уже не будет.
И физической боли почти нет – потому что ты рядом. Просто кружится голова и подташнивает.
- Может, скажешь что-нибудь?..- равнодушно спрашиваю я, и закрываю глаза, устав глупо пялиться в потолок, пытаясь не смотреть на тебя.
Тишина не рвет перепонки и не кажется неуютной. Потому что я не надеюсь на ответ.
POV Tom.
- Ну, может, скажешь что-нибудь?..
Просто ловлю воздух губами, я учусь дышать заново.
Ты закрываешь глаза, немного отвернув голову в сторону и твои губы кривит усмешка – кажется, ты и сам не осознаешь, что улыбаешься.
Как же так вышло, Билл?..
Как так получилось, что я – старший брат, не смог ничего сделать?..
Чтобы уберечь тебя. Спасти от всех. От мира. От себя.
Я вздыхаю и подаюсь вперед.
Ты молча отодвигаешься и поворачиваешься ко мне спиной, когда я ложусь рядом.
Знаю, что сейчас ты бессмысленно смотришь в окно, по которому скользят капли начавшегося дождя и может быть вспоминаешь, как не очень давно мы лежали тут вдвоем, и тихо говорили о чем-то нелепом, но очень важном.
И вроде бы были ленивые прикосновения – пальцы, перебирающие мягкие темные пряди, губы медленно скользящие по ладони – в задумчивости, рука, легко поглаживающая спину – просто, чтобы касаться.
И ты не знал тогда, сколько тебе еще придется выдержать.
И что наступит такой день, когда мы будем лежать рядом и вроде бы ничто не мешает просто – прикоснуться, но нельзя, потому что слишком много безнадежности, усталости и того, чего уже не исправишь. Сделанного, не сделанного, не высказанного и просто – не забытого.
Я знаю, что приговор Йосту уже подписан судьбой.
Я смогу. Я сделаю то, что должен сделать. Я освобожу тебя.
Потому что никто не достоин свободы так, как ты, братишка.
И я просто прижимаюсь лбом к теплой спине, чувствуя, как ты вздрагиваешь.
- Прости меня…
…за то, что я опоздал.
…за то, что так ничего и не понял.
…за то, что не помог тебе.
…за то, что не знал ничего.
…за то, что делаю сейчас всё неправильно.
…за то, что люблю тебя.
…за то, что ты тоже – любишь.
- Ненавижу тебя,- тут ты всхлипываешь,- я ненавижу тебя, Том!- ты почти кричишь, голос срывается и замирает.
Ты плачешь.
Капли дождя барабанят по стеклу все сильнее.
Я молча поднимаюсь с постели и выхожу из спальни.
Я знаю, что через пару часов ты поднимешься, преодолевая боль, и пойдешь в ванную, которая уже переполнится и вода затопит всю ванную и коридор, но тебе будет все равно.
Ты будешь ощущать одиночество.
Такое, как никогда в жизни.
Я знаю всё это, потому что чувствую, как та ниточка связи, которая, казалось, почти пропала, крепнет с каждой секундой.
Я опять ЧУВСТВУЮ тебя, Билл.
Слышишь, братишка?
Ты будешь свободен.
- Эйн, у меня к тебе есть просьба.
- Что-то случилось?- голос, раздающийся из динамика сотового телефона, звучит почти обеспокоено.
- Да. Мне нужен пистолет.
Молчание.
- Зачем?- вопрос не требует ответа и задан просто из вежливости и немного – любопытства.
- Нужен.
- Нет проблем,- я почти вижу, как в другой части города невысокий темноволосый парень пожимает плечами,- какой?
- Я в них не разбираюсь. Такой, чтобы стрелял.
- Хороший ответ,- смеется он,- ладно, будет тебе такой, чтобы стрелял. Только… ты хорошо подумал? Любое оружие рано или поздно выстрелит, а ты у нас звезда,- опять этот беспричинный смех.
- Эйн,- предупреждающе произношу я.
- Ладно, не напрягайся. Когда?
- Как можно быстрее. Это срочно.
- Будет дороже…
- Неважно.
- Тогда у моста через сорок минут. Только, сразу предупреждаю, пистолет выброси сразу после применения,- весело заявляет парень.
- Хорошо.
- До встречи.
Отрывистые гудки.
- Ты меня любишь?
- Что?..
- Ты любишь меня?
- Блять, Билл, сейчас совсем не время выяснять, кто кого любит! Нужно поговорить.
- Просто ответь,- шепот, глаза – совсем рядом, так близко, что перехватывает дыхание и в них столько мольбы, словно от ответа зависит жизнь,- просто ответь. Сейчас.
- Ну… да.
Первый в моей жизни поцелуй, первый, потому что теперь я понимаю – какого это, целовать того, кого любишь.
- Девид, нужно увидится,- спокойно говорю я.
- В чем дело?
- Только что приходил Джеймс и принес копию договора. Сказал, чтобы ты побыстрее просмотрел его.
- Черт, он же говорил, что принесет завтра!
- Он уезжает. На отдых с семьей, вроде бы.
- Понятно. А Саки завезти не может?
- У него же выходной.
- Ладно… подъезжай ко мне. Кстати… ты не знаешь, где Билл?
- Нет. Я его еще со вчерашнего дня не видел. А что?
- Ничего. В общем, я жду тебя в течение часа, потом у меня дела.
- Договорились.
Гудки.
Такси едет по городу кругами – мужчина за рулем то и дело удивленно посматривает на меня в зеркало заднего вида.
Сердце странно сжимается в комок, но я списываю это на волнение.
Не каждый раз собираешься убить человека.
- Больно?
Отчаянно вглядываюсь в лицо, пытаясь отыскать там сожаление. Но нахожу только нежность в сияющих странным светом глазах.
Внезапно на губах, которые теперь стали совсем родными, появляется такая улыбка, что мир меркнет по сравнению с ней.
Я бы остановил время, лишь бы она навсегда осталась на твоих губах.
Ведь я знаю, что ты счастлив.
- Все в порядке.
- Я люблю тебя,- легко говорю я, толком не ощутив слов на губах – как могут чувства их оставлять?..
- Ага. И я тебя.
Голова нестерпимо кружится, сердце стучит где-то в горле, во всем теле слабость.
Стучусь в дверь.
Ни шагов, ни звука открывающейся двери.
Перед глазами туман – черт возьми, да что же это такое?!
Очередная серия ударов в дверь.
«… сотовый телефон отключен»- холодно сообщает механический женский голос в наушнике.
Ноги толком не держат.
Я стучусь в дверь еще долго, чуть не падая от странной слабости.
И, наконец, какой-то момент я отключаюсь – просто падаю в темную пропасть и почему-то последнее, что мне вспоминается – это твое улыбающееся лицо.
Мир тихо плачет по нам и его слезы дождинками оседает на городские крыши.
Мы свободны, Билл?..
- Слушай, я просто не успеваю теперь за твоими эмоциями,- лицо капризного ребенка, которому не дают то, что он хочет. Душу почти до боли сжимает нежность.
- Я просто не могу на тебя злиться,- я улыбаюсь, ставя перед ним тарелку и наклоняюсь к нему совсем близко: - Потому что я люблю тебя…
Эпилог.
Я просыпаюсь. Свет бьет в глаза – нестерпимо яркий и белый.
С трудом открываю глаза, щурясь.
Белый потолок, белые стены.
Где я?..
- Больница,- раздается рядом голос.
Сердце замирает и начинает биться с бешеной скоростью.
Я резко поворачиваюсь и вижу тебя, лежащего на соседней кровати – бледное лицо, под глазами залегли яркие темные тени, но ты улыбаешься. Так… удивительно.
Просто – улыбаешься. Не так, как всегда, но и не по другому. Что-то изменилось. Очевидно – навсегда.
- Почему мы здесь?
- У тебя чего-то там такое на фоне сильного стресса, а у меня…- протягиваешь руки, забинтованные до локтей,- сильная потеря крови и легкое сотрясение мозга.
Ты сообщаешь мне это так, будто мы говорим о погоде. И ты читаешь мои мысли:
- Хорошая погода, правда?- улыбаешься,- с первым снегом тебя.
И правда.
За окном огромными хлопьями падают тяжелые хлопья снега.
- И тебя…
- … застрелился,- мрачно говорит Густав.
- Что?!
- То. Билл… ты знаешь, что он… он… короче…
- Короче он тебя сильно любил,- поморщившись, обрывает его Георг,- бля, звучит как-то…
- Не только звучит,- веско добавляет барабанщик,- блин, парни, не хрена не понимаю. И вообще не верится… В общем, эта дура Мэгс, которая у вас убирается, обнаружила тебя и почему то кинулась звонить Дейву. Не скорой, а Дейву! Короче, она там такой фигни наговорила, что ты умер, что вся ванная в крови, что ты там себя чуть ли не на куски нарезал. И только после Дейва догадалась позвонить доктору Цеггер. А Дейв… пулю пустил в лоб. И написал прощальную записку даже. Всякий бред, если честно, что он виноват, что любит тебя, что-то там еще. Сдохнуть можно, наша жизнь превратилась в какой-то кошмар. Хорошо хоть ребята вовремя спохватились и замяли скандал. По официальной версии у вас с Томом сильное истощение. Хоффман там разбирается.
Ты бледен, словно призрак – и в самом деле напоминаешь мне тень – слишком хрупкий, словно сотканный из тумана. Только глаза порой искрятся прежним задором и лукавыми огоньками. Но не сейчас.
Откидываешься на подушки, устало смежив веки.
- Вообще то все запретили вам это рассказывать, но думаю, не стоит это дело оттягивать. Уж лучше мы и сейчас, чем потом, из какой-нибудь тупой газетенки,- проговаривает Георг, переводя обеспокоенный взгляд с меня на Билла.
- А кто меня обнаружил?- спрашиваю я, чувствуя что-то странное в душе.
Я должен бы радоваться, что человека, которого я хотел убить, больше нет.
Но радости почему-то нет.
Я, вроде бы, вообще разучился чувствовать счастье.
- Вообще, когда приехала полиция, ты без сознания лежал у Дейва на диване. А он… в ванной был. Уже мертвый.
Вот значит, как вышло. Пистолет, который должен был послужить орудием смерти для него, все-таки исполнил свое предназначение.
Судьба – странная штука.
Я понимаю, что сейчас всё сложилось так, как должно было. Все правильно.
Каждый получил то, что заслужил.
Но я никогда не прощу себе одного – я оставил Билла, когда нужен был ему больше всего.
Послужил причиной того, что мой брат, который жил вопреки всему, все-таки решился на такой шаг.
Я, а не Девид, сломал его, потому что не смог просто остаться с ним, ослепленный жаждой мести.
Совершал роковые ошибки – одну за другой. И мой братишка, мое отражение, всё, что у меня было – зеркально повторял мои промахи.
На пути к свободе?...
На пути ко всему миру в руках?..
Я не знаю… не знаю и так боюсь, что потерял тебя навсегда.
Ночь. Тихо. Темно.
Я не могу уснуть и знаю, что ты тоже не спишь. Ты поднимаешься в кровати и идешь к окну – стремительность движений медленно возвращается к тебе, ведь сначала ты от слабости даже подняться толком не мог, а теперь в твоих движениях почти прежняя грация.
Смотришь за стекло – там снег повсюду и так тихо.
Больница находится за городом – место для тех, кому надоели огни города и кто хочет остаться в неком подобие одиночества. Поэтому здесь очень тихо ночью и я почти привык к этому.
- Столько звезд видно,- говоришь ты и касаешься холодной поверхности ладонью,- так странно. Я уже тысячу лет не видел столько звезд. Особенно зимой.
- У бабушки с дедушкой. Два года назад, по-моему,- говорю я и надеюсь, что ты не замолчишь, как всегда при моих попытках поговорить.
- Да, помню. Тогда было Рождество. И мы уронили елку и сломали чуть ли не все игрушки,- ты улыбаешься,- помнишь, как бабушка разозлилась.
- Ага. Близнецы Каулитц в своем репертуаре – раздолбали фамильные игрушки,- я тоже улыбаюсь.
- Это было так давно.
Ты так сосредоточенно вглядываешься во что-то за стеклом, словно пытаясь найти там ответы на вопросы, которые ты вряд ли мне задашь.
Я поднимаюсь и подхожу к тебе. И мне немного страшно, что сейчас ты отойдешь, оттолкнешь меня, показав, что не простил меня и не простишь больше.
Но ты лишь чуть-чуть отодвигаешься в сторону, освобождая мне место у окна. Я смотрю и у меня перехватывает дыхание – так красиво.
Белый снег лежит повсюду – накрыв мир белым покрывалом сна.
В небе столько звезд, что удивительно – неужели их так много?.. Целая вселенная.
А мы с Биллом – всего лишь две маленькие крупинки. Снежинки – в вечном полете вниз.
Или вверх.
- Холодно,- тихо говоришь ты,- знаешь, я чувствую себя кусочком льда. Под кожей холод. Будто бы больше не будет ничего кроме вечной зимы и холодного неба над головой. Я так устал постоянно что-то доказывать всем… у меня такое чувство, будто бы я умер и сейчас лежу где-то в земле. И именно поэтому так холодно… - твой голос дрожит,- я не могу…
И как-то так получается, что я прижимаю хрупкое тело к себе, обнимаю так, словно не выпущу никогда, прижимаюсь щекой к едва теплой щеке и ощущаю каждый удар твоего сердца, каждый вдох и то, как под твоей кожей плавится холод.
Будто бы нас нет и никогда не было, будто бы мы – вся вселенная, одна на двоих. И так было и будет всегда.
- Я не живу, когда тебя нет рядом,- слова совсем не важны, но они срываются с губ сами по себе, потому что невозможно уже молчать.
- Я не хочу жить, когда тебя нет рядом…
И не нужно бояться, что однажды проснувшись утром, пойму, что всё потерянно.
- Мне так холодно, когда тебя нет со мной…
Не нужно бояться замерзнуть навсегда, не чувствуя нити, которая связывает два сердца в одно.
- Мне так больно дышать, когда тебя нет со мной…
Не нужно бояться, что дыхание остановится и мы потеряем друг друга однажды.
- Мне не нужен никто, кроме тебя, без тебя мне ничего не нужно…
И не нужно бояться, что однажды в ответ ты увидишь лишь холод в глазах….
- Не оставляй меня больше…
И не будет больше страшных ночей, когда нет тепла почти твоего тела рядом и горячих прикосновений на коже.
- И ты… Никогда…
И мои губы находят твои.
Мир за окном продолжает жить, сверкая холодными звездами в небе и снегом, предвещающим скорое Рождество.
Кто-то гасит свет в комнатах и ложится спать в одиночестве, чувствуя тоскливую безнадежность.
Кто-то лежит в холодной постели и думает, как пережить завтрашний день.
Кто-то боится будущего и собирает утром улыбку – по частям, надеясь, что никто не заметит ее горького отсвета в глазах.
Кто-то откладывает счастье на потом – такое далекое и желанное, забывая, что оно может и не настать.
Кто-то чувствует дыру под ребрами там, где было когда-то сердце и растаптывает себя в пыль, не надеясь на спасение.
Кто-то пытается показать миру, что он – гораздо сильнее.
Кто-то, но не мы.
Теперь уже – навсегда.
End.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |