– А доволен ли ты судьбой своего Учителя? Его дочери? Своего незаконнорожденного сына? Этой служанки, наконец?
Кфир молчал.
– Это не пустое любопытство. Видишь ли, я естествоиспытатель и провожу опыты, подобные тем, коими ты занимаешься в своей лаборатории. Только ты потрошишь мертвые тела, а я заглядываю в живые души. И вместо скальпеля у меня вот этот перстень…
– Я изучаю устройство человека, чтобы лечить болезни, – с трудом вымолвил Кфир. – И не задаю мертвым вопросов – сам все вижу.
– И я сам вижу предательство. Только хочу узнать – чем ты будешь его оправдывать?
– Какое предательство? Не понимаю…
– Предатели никогда не понимают, что они предатели.
– Разве я кого-то предал?
– Всех, кого я назвал. А может быть, и еще кое-кого…
– Всеми распорядилась судьба.
– Прекрасное объяснение! Еще что? Почему ты не помог вернуть сына Арона?
– Перстень не стал меня слушать.
Кфир молчал.
– А благодаря кому ты поселился в Ершалаиме? Кто предоставил тебе кров? Кто научил тебя врачеванию? Благодаря кому ты влез в постели к двум девушкам?
Губы Кфира шевельнулись.
– Мар-Самуил, – еле слышно прошептал он.
– А ты пожелал благодетелю несчастья! И, несмотря на мольбы, выдал его на растерзание разъяренной черни!
– Иначе толпа ворвалась бы в мой дом…
– Через римские копья? Не смеши меня! В твоем доме он был в такой же безопасности, как во дворце наместника! К тому же ты мог совершенно спокойно выпустить его через задние ворота на пустырь под Черной скалой!
– Так получилось…
– А твой благодетель Бен Ариф? Разве не он ввел тебя в высший свет, помог обустроить дом, обеспечил богатыми пациентами? А ты распорядился сломать ему шею!
– Одной рукой он давал, а второй отнимал. Он унижал меня и обирал в пользу своего племянника…
– Человек слаб. У него слабым местом был племянник…
– Вот оно что! – Кфир будто прозрел.
– Но сейчас племянник у тебя первая жертва на очереди…
Кфир молчал. Ибо невозможно врать тому, кто все знает. А говорить правду непереносимо стыдно.
– Что же руководило тобой, смертный, когда ты плел паутину предательств?
Черные губы снова змеились в ядовитой улыбке.
– Так получилось. Каждый раз так получалось… Это все твой перстень…
– Перстень! Тоже хорошее оправдание… Но ведь переложить свои беды на других ты решил сам, без перстня! И тебе было безразлично – на кого упадет снятое с тебя зло!
– Зачем ты явился?
– Подвести итог своему эксперименту.
– Какой итог?
– В очередной раз выслушать объяснения предателя. И убедиться в том, что зло всегда возвращается. Взявший меч, от меча и погибнет…
– Я никогда не держал меча.
Чудовище зловеще засмеялось.
– А кинжал? Красивый кинжал с витой рукояткой и драгоценными камнями? Кстати, ты им прекрасно управлялся… И он еще не закончил играть роль в твоей жизни… А что ты думаешь насчет возвращаемого зла?
– Если даже то, что ты сказал – правда, то больше я никого не предам, – с удивительной для самого себя твердостью произнес Кфир.
– Не верю! – из черных губ выскочил раздвоенный язык. – За тобой еще одно предательство. Но оно действительно будет последним. Теперь будут предавать тебя! И ты сможешь сравнить чувства предателя и предаваемого, а потом рассказать мне об этом сравнении… Но уже в другом месте…
– Кто же меня предаст?
Нечистый зевнул.
– Все. Один… мой антипод предсказал самому верному и сильному своему ученику, что до утра он предаст его трижды. Тот не поверил, да и остальные ученики усомнились. Но так все и вышло… Прощай, тебе пора!
– Куда мне пора? Я никуда не собираюсь!
Вопрос повис в воздухе. Зеленое чудовище исчезло. Только что оно стояло перед ним, кривлялось, говорило отвратительным скрипучим голосом – и вот его не стало. Только легкий запах гари задержался между ухоженными деревьями и цветами.
Со стороны ворот послышался какой-то шум. Кфир поднялся и направился посмотреть, что там происходит. И с удивлением увидел, что ворота распахнуты, а в сад вваливаются около десятка иудеев: с палками, кольями и дубинами – местным жителям запрещалось носить оружие, даже если они были официальными лицами. А сейчас к лекарю Кфиру ворвалась не просто разнузданная уличная толпа – вполне организованный отряд во главе с протоколистом синедриона Шрагой. Несколько лиц сопровождающих его людей были знакомы Кфиру – трое преследовали ведьм и колдунов, а четверо здоровенных парней состояли в страже синедриона.
– Что привело вас сюда, почтенный Шрага? – с недоумением спросил хозяин.
– Мы хотим осмотреть твою лабораторию, Кфир! – холодно ответил протоколист.
– Какое обстоятельство является причиной такого желания?
– Подозрение в колдовстве! – истерически выкрикнул один из охотников на ведьм. Кфир вспомнил: имя его было Азария.
– Но тогда должен быть обвинитель, – сказал Кфир. – Таков закон. Где обвинитель?
– Он у нас есть, – скупо сказал Шрага и поднял руку.
Свита расступилась, и Кфир увидел… своего ученика, лекаря Ави. Тот вначале смотрел в землю, а потом поднял глаза. В них читались страх и ненависть.
– Лаборатория там! – показал он пальцем в конец аллеи. – И все доказательства колдовства – тоже там!
Кфир пришел в ярость.
– Кто вообще вас сюда пустил? Порций! Где Порций?
– Я здесь, – раздался знакомый голос, и из-за спин иудеев вышел начальник стражи. Он, как всегда, был в полном снаряжении – шлем, толстый нагрудник из кожи буйвола, меч на боку и дротик в руке. Но сегодня бравый воин выглядел несколько смущенно.
– Почему эти люди вошли в мой дом? – зло спросил Кфир.
– Они пришли по официальному делу, входящему в юрисдикцию местных властей, – ответил Порций. – Я не мог им препятствовать.
Кфир превратился в статую. Посланцы синедриона обошли его, как обходят дерево, и двинулись дальше. Только Порций задержался.
– Я ничего не могу сделать, – тихо проговорил он. – Ни новый наместник, ни новый префект, ни новый легат не приказывали мне охранять твой дом. Так что я нахожусь здесь без всяких оснований. А содействовать законным требованиям местной власти – прямая обязанность римских солдат!
Со стороны лаборатории послышались торжествующие крики. Кфир поспешил туда. Порций шел следом, стараясь быть незаметным.
– Вот они, бесспорные доказательства колдовства! – Азария держал в одной руке банку с человеческими зубами, а в другой – с несколькими глазными яблоками.
– Вяжите его! – закричал Ави.
Кфир побледнел и потянулся к перстню. Здоровенные стражники посмотрели на него, потом перевели взгляд на Шрагу. Тот кивнул так энергично, что качнулась седая борода.
– Вяжите колдуна!
Стражники схватили Кфира под руки, вывернули за спину, скрутили запястья грубой веревкой, протянутой предусмотрительным Азарией.
– И заберите колдовское кольцо. Оно с черным камнем! – подсказал Ави.
Шрага снял с пальца оскаленного льва, аккуратно завернул в тряпицу. Рубиновый подарок Вителия Гарта был надет на другую руку, и он его не тронул. То ли не обратил внимания, то ли не посчитал нужным, а может, побоялся прикасаться к дару наместника. А скорее всего, три этих причины тесно переплетались между собой.
– Акива, Залман, Ицхак, возьмите банки с предметами колдовства! – приказал он и, когда команда была выполнена, опечатал сургучом дверь в лабораторию.
– Теперь обыщите дом!
Кфир впал в прострацию. Все, что происходило, казалось ему дурным сном. Чужие люди, разбредшиеся по родным комнатам и бесцеремонно роющиеся в вещах… Испуганная Эсфирь, плачущая Сара, разгневанный Шимон, который пытался наброситься на Азарию с кулаками и которого еле удалось утихомирить… Столь явных улик, как в лаборатории, обнаружить не удалось, охотники на колдунов изъяли только несколько свитков и записки Кфира, но разобраться в них не смогли и решили отнести грамотеям синедриона.
«А ведь предупреждал Мар-Самуил!» – с запоздалой благодарностью вспомнил он предостережение учителя.
«Но ты его плохо отблагодарил», – с запоздалым раскаянием пришла следующая мысль.
– Вот еще одна улика! – из кабинета вышел Ави. В руках он держал кинжал с витой рукоятью, украшенной рубинами.
– Римский закон запрещает иметь оружие жителям Иудеи!
– Мы представляем власть Иудеи, а не Рима! – Шрага неодобрительно покачал головой, но кинжал взял и завернул в ту же тряпицу, что и перстень.
Глава 7
Смерть в Ершалаиме
Кфир понимал, что надеяться не на что. Шрага мастерски провел допрос, умело составил протокол, подробно описал улики, изобличающие его в колдовстве… Доказательств вполне хватит для вынесения обвинительного приговора. А это – либо изгнание в пустыню, либо побивание камнями.
В конечном счете итог один, потому что изгнанные крайне редко выбираются из пустыни живыми. Только если повезет наткнуться на египетский или сирийский караван, который не связан иудейскими законами и не обязан отторгать осужденного. Но вероятность этого крайне мала, а без помощи и воды человек под палящим солнцем на второй день превращается в высушенную мумию. Тем более что магический перстень у него отобрали, а подарок Вителия Гарта, несмотря на свою красоту и огромный рубин, не мог ничем помочь… Эх, надо было учиться у Мар-Самуила превращениям! Обратиться в ворона и улететь… Впрочем, самому Мар-Самуилу это не помогло…
И все же в душе теплилась надежда, что Черный властелин не оставит своего слугу без помощи.
– Освободи меня, о великий! – взмолился Кфир, обращаясь то к пустоте под черным капюшоном, то к зеленой морде саранчи с рогами. – Вытащи меня из этой темницы!
Ничего не произошло, и никакого внятного ответа на свое обращение он не получил. Правда, через некоторое время во дворе раздались тяжелые шаги и звон оружия.
– Мне приказано забрать лекаря Кфира и немедленно доставить под руку наместника Публия Крадока! – послышался твердый голос с командными интонациями, который показался Кфиру знакомым. Он прижался лицом к узкому окну, но ничего не увидел и весь обратился в слух.
– Колдун должен завтра предстать перед судом синедриона! – возразил здоровяк Акива.
В поле зрения показалась массивная фигура стражника, он пятился, держа в опущенной руке увесистую дубину. Рядом пятился его напарник, тоже с дубиной.
– Ввиду особой важности дела его будет судить прокуратор! – оказывается, голос принадлежал трибуну Клодию. Он и еще один легионер надвигались на стражников, положив руки на рукояти мечей.
– Колдовство подсудно местной власти, – настаивал здоровяк.
– Но законы Рима выше местных! – Клодий потянул меч из ножен. Хотя только Кфир наверняка знал, что может последовать в следующую минуту, Акива почувствовал стремительно надвигающуюся смерть.
– Хорошо, я подчиняюсь! – поспешно сказал он и, склонив голову, принялся отпирать замок.
Гладий скользнул на место.
– А ты принеси все доказательства! – скомандовал Клодий второму стражнику, и тот стремительно бросился выполнять приказ.
Дверь резко распахнулась. От сильного толчка Акива отлетел в сторону, на пороге появился приземистый силуэт трибуна.
– Выходи, лекарь! Тебя ждет прокуратор Крадок!
Через несколько минут Кфир, развалившись на мягком сене, ехал в двухколесной повозке. После пережитого напряжения руки, ноги, да и каждая жилка тела дрожали мелкой дрожью.
Клодий сидел рядом и тихо, чтобы не расслышал возница из местных, вводил его в курс дела.
– У матери прокуратора – Варении, трепыхание сердца. Собрали целителей, но никто не смог ничего сделать, а некоторые побоялись даже браться! И у твоего Ави ничего не получилось. Я рассказал про лучшего городского лекаря, и Крадок приказал доставить тебя к нему несмотря ни на что… Думаю, я подоспел вовремя!
Клодий засмеялся, но тут же оборвал смех и продолжил:
– Это семья знатного рода, прокуратор назван в честь своего деда – префекта Рима, а его брат в честь отца – командира преторианской гвардии. Если ты поможешь их матери, думаю, все обвинения будут сняты!
Кфир глубоко вздохнул и лег на спину, широко раскинув руки. Прямо над ним светили с неба золотистые звезды и толстенький желтый полумесяц. Сейчас они выглядели совсем не так, как через щель в стене узилища. И дышалось сейчас совершенно не так, как там. Свобода! Черный властелин вновь помог ему! Что он за это потребует? Ладно, не важно… Главное, удалось вырваться из застенка и избежать суда…
Вскоре они прибыли на место. Стража у ворот при виде Клодия отсалютовала копьями, отставив их на длину вытянутой руки и вновь прижав к туловищу, да еще пристукнув древками о землю.
Несмотря на позднее время, дворец не спал. Усиленная стража перекрывала темные аллеи, слуги с факелами стояли у входа, в окнах тоже метались беспокойные сполохи света, отражая царящую во внутренних покоях сумятицу.
Они поднялись по ступенькам и вошли внутрь. Кфир не один раз бывал у Вителия Гарта и проходил гораздо дальше обычных посетителей, а потому неплохо знал расположение помещений. Они прошли через высокий прохладный холл, выдержанный в серых и пурпурных тонах. В углу, прямо на полу, под надзором легионера с копьем понуро сидели все лекари Ершалаима: человек десять – от заведомого шарлатана Мисаила до «номера второго», как Ави сам себя называл до недавнего времени. Теперь, наверняка, он считал себя «номером первым».
Все подняли на звук шагов головы, которые уже непрочно сидели на плечах и могли в любой момент отделиться от никчемных туловищ. При виде Кфира на всех лицах появились улыбки надежды. На всех, кроме испуганного лица Ави. Тот снова уткнулся мрачным взглядом в пол. Кфир презрительно усмехнулся.
Потом они шли по отделанному красным гранитом коридору с длинным бассейном посередине, в котором плавали золотые рыбки и через каждые семь шагов били струи приятно журчащих фонтанов. На стенах, чадя, горели факелы, а в промежутках между ними недвижно, как статуи, замерли в полумраке копьеносцы.
После коридора они повернули направо и оказались в помещении, которое слуги называли «танцующие гетеры». Именно здесь они и остановились. Выложенные мелкой разноцветной мозаикой танцовщицы грациозно застыли на стенах, их изогнутые станы и гибкие руки наводили на мысль, что это живые красавицы, превращенные в выпуклые изображения черным колдовством… Мысль о колдовстве – не самая подходящая в данных обстоятельствах, и Кфир перевел взгляд в пол, на котором такой же мозаикой был изображен бассейн с плескающимися дельфинами. Он как раз стоял на одном из них, как повелитель водных пучин…
– Поспеши сюда, лекарь! – золотоволосая женщина лет тридцати пяти, распахнув двустворчатые двери, выбежала навстречу.
«Как я обойдусь без перстня?» – в смятении подумал Кфир, следуя за ней.
В просторной спальне было много народу: у окна спиной к вошедшим стоял высокий широкоплечий мужчина в красной тоге с копной золотых волос, несколько служанок суетились у постели под балдахином, на которой лежала матрона преклонных годов. Черные, с сединой волосы разметались по подушке, обрамляя некрасивое, изборожденное морщинами лицо: низкий покатый лоб, нос «уточкой», маленький, сжатый рот.
– Мама, мы привезли лекаря! Сейчас он тебя исцелит! – бросилась к постели светловолосая.
– Спасибо, Цецилия…
Маленькие, черные, глубоко посаженные глазки с надеждой обратились на Кфира.
– Сердце… Оно прыгает, как будто хочет выскочить из груди…
Лекарь взял ее за руку, посчитал пульс, покачал головой.
– Красный червь шевелится в нем, это очень опасно…
Мужчина у окна повернулся и подошел ближе. Золотой сноп волос делал его похожим на одуванчик, но это впечатление сохранялось недолго: суровое, будто высеченное из камня лицо, квадратный волевой подбородок, короткий прямой нос, на переносице, между холодных голубых глаз залегла глубокая морщина. Скорее это была озабоченная скала, на вершине которой по недоразумению вырос одуванчик.
– Я Марк Крадок. Вылечи нашу мать, и ты будешь щедро вознагражден! – властно сказал он. – Можешь колдовать, можешь делать, что хочешь – сейчас и впредь ты под защитой Рима!
Что-то очень неприятное ворохнулось в памяти, сердце екнуло, но Кфир списал это на ответственность предстоящего лечения.
– Я исполню все, что могу! – кивнул он. – А пока пусть заварят настой мяты до зеленого цвета, больной нужно расслабиться…
Цецилия шевельнула рукой, и одна из служанок тут же убежала на кухню.
А Кфир простер руки над грудью Варении и принялся читать заговор от красного сердечного червя. Конечно, с перстнем все было бы проще и быстрее, но как раз этот заговор он хорошо знал, а потому надеялся на успех. Когда он расчистил путь из сердца по жилам, громко приказал червю оставить тело больной и совсем тихо подкрепил приказ именем Черного властелина, Варения содрогнулась и облегченно вздохнула.
Кфир напоил знатную пациентку отваром мяты. Он уже почувствовал, что дело идет на лад. И действительно – пульс постепенно вошел в норму, бледные щеки порозовели, из глаз исчез затаенный страх.
– Мне стало лучше, – достаточно твердым голосом проговорила она. – Сердце перестало прыгать и стучит, как всегда, ровно!
Кфир довольно кивнул.
– Настой мяты надо пить каждые два часа. А завтра я осмотрю тебя и повторю некоторые процедуры, – он улыбнулся.
К завтрашнему дню он надеялся получить обратно магический перстень и окончательно вылечить мать благородного семейства.
– Марк, проводи лекаря к Публию и разведите все его беды, – сказала Варения, и чувствовалось, что она привыкла к повиновению.
– Конечно, мама! – улыбка смягчила черты лица златоглавого. От избытка чувств он хлопнул Кфира по плечу, да так, что у того подогнулись колени.
– Пойдем к моему брату, наместнику императора Рима, – сказал он. – Он очень суров, но уверяю тебя, ты можешь рассчитывать на благосклонное отношение…
Улыбающаяся Цецилия проводила их до двери. Ожидающий среди танцующих гетер Клодий приложил кулак к груди, приветствуя Марка. Потом двинулся следом, отставая на несколько шагов, как бы подчеркивая соблюдение дистанции между простым трибуном и командиром легиона. Они шли по анфиладе комнат, по длинным, освещаемым факелами коридорам. Кфир тоже отставал, стараясь держаться за спиной Марка Крадока. Он рассматривал сзади его могучую фигуру, его золотые волосы, и ворохнувшееся в душе беспокойство разрасталось. Оно было связано с чем-то страшным, с тем, что он постарался навсегда забыть и что сейчас из глубин памяти пробивалось сквозь толстую корку забвения.
Наконец, рабы распахнули тяжелые высокие двери с тонкой резьбой, стражники приветственно пристукнули копьями, и они вошли в огромный высокий зал, который освещался не дымными коптящими факелами, а греческими светильниками, дающими ровный яркий свет и пахнущими благовониями.
Посередине, на покрытом шкурами зебр возвышении стоял резной трон с высокой спинкой, а на нем сидел мужчина в красной тоге и золоченых сандалиях. У него тоже была копна золотых волос, но потускневших, и выглядел он старше своего брата. Фигура была не атлетической, а скорей грузной, выдвинутая нижняя челюсть и опущенные углы рта делали его похожим на бульдога. Выцветшие глаза изучающе сверлили лекаря. Под этим ледяным беспощадным взглядом Кфиру стало не по себе.
– Слава богам, он вылечил нашу маму, Публий! – сообщил Марк, подходя к трону.
– Да, до меня уже дошли добрые вести, – густым басом произнес прокуратор, вставая и спускаясь по нескольким ступеням.
Кфир удивился. Каким образом? Лечение происходило в закрытой комнате, из которой они вышли первыми. И никто не обгонял их на недолгом пути… Неужели римлянин читает мысли?
– Я благодарен тебе, лекарь, – продолжил Публий. – И вся наша семья тоже. Мы рано потеряли отца – его отравил неблагодарный раб, и мать сама вырастила трех детей…
Он обнял подошедшего Марка за плечи. Оба, улыбаясь, смотрели на Кфира. А тот окаменел, потерял дар речи, в глазах у него потемнело. Слова наместника, как тяжелое копье, пробило спасительный панцирь забвения, и страшная правда вынырнула из глубин сознания наружу. Он все вспомнил!
Авл Луций говорил, что они идут в гости к Крадокам! Марк Златокудрый с супругой Варенией встречал Авла у ступеней виллы! Это он, Кфир, тот «неблагодарный раб», который насыпал яд в бокал Марка! А теперь он оказался в окружении семьи убитого им римлянина! Может быть, они уже узнали его и теперь играют, как кошки с мышкой, скрывая за мнимой приветливостью планы страшного мщения…
Кровь ударила в голову. Лицо, да и все тело покрылись потом. Сердце билось с перебоями, как совсем недавно у Варении. Глаза слезились, а может быть, он плакал… Златокудрые братья расплылись и слились в одно двухголовое туловище. Пол качнулся, он с трудом удержался на ногах.
– Что с тобой, лекарь? – откуда-то издалека спросил то ли Публий, то ли Марк. И приказал: – Трибун, помоги ему!
На голову Кфиру полилась вода, край кружки звякнул о зубы. Он жадно напился и постепенно стал приходить в себя.
– Голова закружилась, – с трудом шевеля языком, объяснил он.
Сознание прояснилось. Нет, конечно, его никто не узнал. Публий и Марк в 79-м году были маленькими, к тому же они и не встречались. Варения видела его не больше минуты, да и вряд ли она вообще обращала внимание на лица рабов. К тому же прошло тридцать лет! Он сам располнел, постарел и вряд ли сохранил черты худощавого девятнадцатилетнего юноши…
– Заклинания забирают много сил, – несколько успокоившись, сказал он.
– Заклинания – это обращение к силам зла, недаром тебя хотели судить за колдовство! – свел брови Публий.
И тут же усмехнулся.
– Не бойся, лекарь, это шутка! Римская власть одобряет все, что идет ей на пользу. А твое лечение пошло на пользу!
Братья по-прежнему стояли обнявшись. Публий не был похож на Марка Златокудрого, наверное, на деда, который передал ему свое имя. А вот Марк полностью копировал отца – своего тезку. Кфир подумал, что имя магическим образом формирует под себя облик человека. Он уже окончательно успокоился. Конечно, на всякий случай придется держаться подальше от Крадоков, может, даже уехать в другой город или в Сирию… Но жаль бросать все: дом, пациентов, налаженный уклад жизни… Может, и так пронесет?
– Позови писаря, трибун! – обратился наместник к Клодию. – Я должен провести дознание и вынести решение, с которым придется примириться местной власти!
Публий направился к темному окну, перед которым стоял стол, покрытый серой рогожкой, под которой угадывались какие-то предметы. Резким движением прокуратор сорвал покрывало. Под ним оказались банки с частями человеческих тел, свитки составленных Шрагой протоколов и маленький полотняный сверток.
– Да-а-а, улики налицо! – протянул прокуратор и просмотрел протоколы. – Но они неверно истолкованы!
Клодий привел низкорослого, худого, похожего на грача протоколиста. Тот поспешно занял свое место за маленьким столиком, приготовив стило и папирус.
– Пиши! – приказал Публий. И принялся размеренно диктовать:
– Дознаватель синедриона пришел к выводу, что пальцы, зубы и глаза служили колдовству. Но обвиняемый заявил, что это предметы для науки естествознания и медицины, которые использовались им для изучения человеческого тела, чтобы лучше исцелять иудеев и подданных римского императора…
– Так, лекарь? – не поворачивая головы, бросил Публий Крадок. – Кстати, как твое имя?
– Совершенно так, – подтвердил лучший лекарь Ершалаима. – А имя мое Кфир.
– Поэтому властью римского императора преследование лекаря Кфира повелеваю прекратить. А трибуну…
Публий щелкнул пальцами, ожидая подсказки.
– Клодий, прокуратор!
– Это ведь ты посоветовал позвать Кфира к матроне Варении?
– Я, прокуратор!
– Начальнику тайной стражи Клодию расследовать, кто и откуда добывает эти материалы и присутствует ли в его действиях злонамеренный умысел…
– Спасибо, прокуратор! – новоиспеченный глава тайной стражи просиял, ударил себя кулаком в грудь и поклонился.
– Таким образом, дознание закончено и дело закрыто, – подвел итог Публий и развернул маленький сверток.
Кфир стоял ни жив, ни мертв. Помнят ли дети Марка Златокудрого вещи своего отца? Сколько им было в те годы? Лет пять – восемь? Пауза затянулась. И чем дольше она длилась, тем скорей переходил Кфир из живого состояния к мертвому. В наступившей тишине стало слышно, как потрескивает фитиль светильника. Обостренное обоняние уловило аромат горящего оливкового масла. Спина Публия напоминала спину каменной статуи.
– Позовите матрону Варению и Цецилию! – наконец, сказал он не своим голосом. Такими голосами славили императора смертельно раненные в грудь гладиаторы, чтобы получить облегчающий удар меча.
Стоящий у двери слуга побежал исполнять приказ.
– Что там такое, Публий? – спросил Марк, приближаясь к брату и заглядывая ему через плечо.
И тоже превратился в статую.
И Кфир окаменел. Время остановилось, он ничего не чувствовал, сердце остановилось, и кровь перестала бежать по жилам.
– Хороший кинжал, Кфир! – сказал прокуратор, на этот раз своим обычным голосом. – Он ведь не иудейский? Я вижу, что он сработан римским мастером…
– Я не разбираюсь в кинжалах, – лекарь с трудом протолкнул слова через пересохшую глотку.
– Зато я хорошо разбираюсь. А ты, Марк?
– Да! – такой звук могла издать расколотая молнией скала.
Братья как по команде повернулись. Публий рассматривал кинжал, а Марк смотрел на Кфира. Пока в его глазах было только недоумение. Но нехорошее недоумение.
– Мы играли этим кинжалом в детстве… Помнишь, Марк?
– Конечно, брат! Однажды ты порезал себе руку, и отец ругал нас обоих…
– Не может быть, – выдавил из себя Кфир. – Наверное, то был похожий кинжал…
– Да, похожие кинжалы бывают. Но к каждому оружейник делает свои ножны, – медленно и зловеще проговорил прокуратор. – Когда мерзкий раб, которого я бы четвертовал, если бы он попался мне в руки, когда эта проклятая тварь отравила моего отца и убила его друга, я взял ножны и повесил на шею в качестве талисмана. И никогда с ними не расставался. Они и сейчас со мной!
Пухлая, поросшая волосами рука с широким запястьем нырнула под тунику и извлекла изящные ножны, украшенные красными рубинами.
– Кинжал никогда не входит в чужие ножны, только в свои! Смотри, Кфир…
Обоюдоострый клинок скользнул в позолоченное устье и провалился вниз до упора, витая рукоять составила единое целое с ножнами.
– Как видишь, я не ошибся. Именно этим кинжалом мы играли в детстве.
В зал вошли Варения и Цецилия. Они подошли к братьям и изумленно уставились на бесспорную улику.
– Это кинжал моего мужа! – воскликнула Варения. – Где вы его взяли?
– Нашли у нашего лекаря, – улыбнулся Марк, обнажая крепкие белые зубы. Так оскаливается волк перед тем, как вцепиться в горло жертве.
– Откуда он у тебя? – взгляд черных глаз Варении впился в Кфира, словно отравленная стрела.
А Цецилия бросилась к столу, порылась там и с криком подняла над головой перстень с львиной мордой.
– Смотрите! И это отцовский!
Испепеляющие взгляды двух мужчин и двух женщин сосредоточились на Кфире. Он был готов превратиться в горстку пепла, но не мог. Поэтому приходилось оставаться в своем обличье и отвечать на вопросы, которые не имеют ответа. Во всяком случае, того, который можно дать семье отравленного им преторианца.
– Тебе лучше объясниться, лекарь! – ужасным голосом произнес Публий. – Откуда у тебя эти вещи?!
И тут в голове мелькнула спасительная мысль.
– Мне продал их односельчанин из Гноца, его звали Яир, – как можно спокойней ответил Кфир. – Он был в рабстве в Риме, а потом бежал. Это легко проверить…
В зале раздался вибрирующий гул басовой струны, облеченный в слова, которые услышал только Кфир:
– Вот это действительно твое последнее предательство!
– Мы проверим, мы все тщательно проверим, лекарь! – угрожающе сказал прокуратор. И повернулся к Варении.
– Что скажешь, мама?
– Я не разбираю имен рабов, – надменно сказала та. – Но это имя я запомнила. Яир действительно невольник моего мужа. В тот день пришел гость – легат Авл Луций, с ним тоже был раб. А потом тела благородных патрициев нашли бездыханными: Марка отравили, Луция искололи кинжалом, а убийцы исчезли, прихватив этот кинжал и этот перстень. И…
Дети напряженно смотрели на матрону, а Кфир умирал уже в сотый раз. Пока, правда, мысленно.
– И мне кажется, что вторым рабом был как раз этот лекарь!
Клодий мгновенно оказался за спиной Кфира, положил на плечо тяжелую руку и шепнул на ухо:
– Не шевелись, убью!
Но тот и не думал бежать или нападать. Он еще надеялся на свою хитрость и везение, а также на заступничество Черного властелина.
– Боюсь, вы ошибаетесь, благородная Варения! Я никогда не бывал в Риме! И никогда не был невольником!
– В этом легко убедиться! – почти выкрикнула Варения. – Марк метил своих рабов клеймом. Двузубец Посейдона на левом плече!
– Клодий! – резко бросил прокуратор.
Поняв команду, тот резко рванул накидку. Тонкая ткань затрещала и разошлась, обнажая левое плечо лекаря.
– Здесь ничего нет…
Марк подошел, внимательно осмотрел гладкую кожу и растерянно покачал головой.
– Клейма действительно нет.
– А что у тебя на руке, лекарь? – спросил Публий. – Похоже на перстень Вителия Гарта, моего предшественника…
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |