Нерастраченные родительские чувства бушуют и балуют, очевидные для коллег. Дэн, плативший за доброту безграничной преданностью, меняется к лучшему и что-то меняет в Алексе. Дружба приплавляет их друг к другу, хотя не всё произносится, и не все тайны раскрываются. Но режиссёр наверняка знает, что его «Рождественское чудо», при всей внешней хрупкости, гораздо более стойкая и сильная личность, нежели он сам в юности.
Чего он не точно не знает, так это того, что однажды именно Дэн случайно сведёт его с потерянной дочерью…
* * *
«Мистер Рубинштейн», оказавшийся «мисс» по имени Эрика… Многоопытное измученное сердце пускалось вскачь: талантливая, амбициозная, остроумная и обаятельная девчонка появившаяся из ниоткуда – всё началось с забавной неожиданности, а стало самым большим потрясением.
Возвращаясь мысленно назад, к первой встрече, и ещё назад, к присланной распечатке пьесы, режиссёр не переставал удивляться. Возможны ли такие совпадения? И было ли оно предопределено – начиная с Сэма? Почему удалось зацепиться за текст при чтении – тема и стиль впечатлили – но на этом и всё тогда? Почему он не понял странную, не поддававшуюся словам симпатию, возникшую в «Перекрёстке»? Почему думал о знакомстве столь часто? Чёрт возьми, неужели намёки интуиции?! Девочка была милой и с характером, у неё имелся шанс обрести законное место под солнцем. Но если бы только Алекс знал…
А если бы знал Дэн, пророчески брякнувший о его добром сердце? Заставил познакомиться с дочерью, молодец!
С дочерью… Необъяснимое и неведомое разгоралось внутри от короткого слова. Предложение подвезти могло никогда не прозвучать – и сюрприза на кладбище не было бы. Зачем из любых возможных вариантов, она выбрала те самые три могилы? Из любых. Возможных. Вариантов… Одно с другим сошлось. Тело отлично помнило ледяной ужас и нехватку воздуха в груди – совсем недолго, на кратчайший миг, пока история совершала чудовищный и смешной пируэт, искажая реальность.
Вот она, родная и взрослая.
Десять шагов разделяли их, десять: Алекс стоял позади, боясь верить, а Эрика плакала над его могилой. И всё было как-то слишком. И хотелось подбежать, признаться, сбросить сущность, вдруг ставшую тяжёлой маской. Расспросить о матери, успокоить, извиниться, снова успокоить и назадавать миллион вопросов. Что за жизнь у неё? Почему театр? Видела ли она их с Луизой единственное фото вместе? Почему вообще вот так?! Вдалеке замаячил жалкий шанс узнать – узнать больше, выйдя, наконец-то, из тени…
Но выходить было поздно. Джимми давно похоронен, а Алекс – чужой, подобный трём старым отметинам на своей же руке.
В тот день, после поездки и работы, он вернулся домой в сумерках и, не зажигая свет, прошёл в гостиную. Долго сидел на полу, охраняемый верной Октавой, и смотрел в пустой мрачный камин. Было бы здорово выпрыгнуть из шкуры, съёжившись и сбросив, но не получалось. В голове смешались образ Деборы с её хроническим нежеланием иметь детей, режиссёрские победы, дела и превратности. Приходящее, словно домработница, одиночество. Трусливое молчание перед Эрикой, которую удалось встретить только пару раз, по-глупому быстро. А ведь она – умница, и он, дурак, собирается ставить её пьесу… Алекс перебирал возможные варианты диалога, зная, что лучше бы тому не начинаться.
А потом и вовсе стало не до признаний и откровений: нерушимое спокойствие театра нарушила чья-то злая воля. Мстящие от обиды Йорки или нет – неважно, он решил оставаться для дочери кем угодно, кроме родного человека. По крайней мере, можно было притвориться, уберегая её от неведомых врагов и неудачного папаши. Особенно от папаши.
Судьба, однако, не собиралась считаться с планами, сделав новый причудливый виток. Последний едва не стоил жизни Дэну, подвёл театр Гордона к пышной премьере, разбудил страсти под маской и усыпил бдительность. Старая фотография потревожила столь же давнюю рану, превращая отшлифованную жизнью личность в растерянное существо. Несостоявшееся начало оборвалось неумелыми руками.
«Всё кончено», - сказала Эрика Рубинштейн, сбегая по ступенькам загородного дома тихой апрельской ночью.
«Всё кончено», - согласно ответило сердце Джимми-Алекса ей вслед.
Примечание к части [78] Американский актёр русского происхождения, особенно популярный в 1950-60-х г.г.
[79] Одна из известнейших моделей солнцезащитных очков.
[80] Демонический персонаж повести Роберта Стивенсона «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда».
[81] Средневековая немецкая легенда, вдохновившая многих писателей, поэтов, композиторов и режиссёров.
[82] Театрально-концертный зал в Нью-Йорке, где проводится вручение многих премий, включая «Тони».
Глава 17. Истхиллский мост
Где-то за спиной быстро открылась и закрылась дверь. Негромкий тревожный шёпот нарушил паузу, а на обоих этажах послышались торопливые шаги, двигавшиеся в его сторону.
- Алекс? Пардон за мой французский, но какого хрена ты там делаешь, да ещё в таком виде? – пренебрегавший ночным дресс-кодом, но помнящий об этикете Дэн успел влезть в парадные чёрные брюки и выглядел забавно. Следом, поправляя сползающие с носа очки, плёлся менее категоричный Абрахам в сине-полосатой пижаме.
- Что произошло? Мне снился шум-гам, а тут и в реальности чепуха…
- Простите, а где Эрика? – с лестницы боязливо выглядывала Николь, кутаясь в длинный тёмный пеньюар.
- Эрика? В каком смысле?
- Разве она не с тобой?
- Нет, я проснулась – и ни её, ни вещей. В комнате пусто.
Мужская часть компании уставилась на актрису, а затем синхронно перевела взгляды на друга. Последний, развернувшись, медленно вошёл в холл, сопровождаемый тремя недоумёнными взорами.
- То есть, мне не приснилось? – Эйб вопросительно изогнул бровь, не зная, к чему готовиться. Дэн посмотрел на лестницу, по которой спускалась Николь.
- Она что, убежала? Что-то стряслось или…, - он вновь повернулся к режиссёру, недоверчиво и испуганно, - Алекс, пожалуйста, скажи, что ты не сделал ничего такого, что могло бы…
- Бога ради, ребёнок, - хозяин дома со вздохом захлопнул дверь, - я, может, и старый, но точно не извращенец, чтобы подкатывать к собственной дочери.
- К дочери?!
Короткое слово произвело эффект разорвавшейся бомбы. За ним повисла тяжёлая тягучая пауза, нарушаемая лишь цокотом собачьих когтей – Октава, спохватившись, что осталась одна, сбежала со второго этажа, оглядела ошарашенную компанию и приблизилась к Алексу. Тот рассеянно погладил доберманью морду, будто впервые осознав, как именно с ней обращаются.
- К дочери, - подтвердил он, поражаясь спокойствию собственного голоса, - к Эрике Рубинштейн, проработавшей с нами несколько месяцев… Это не шутка, не метафора и не бред, а всего лишь правда.
Шершавый нос Октавы обнюхал его ладонь и исчез – коротко тявкнув, собака уселась возле хозяйской ноги. Николь, завязывая на талии шёлковый пояс, опомнилась первой, мудро и деловито:
- Пожалуй, я сварю всем кофе. И вообще побуду в кухне.
- Спасибо, - машинально отозвался Алекс, благодарный за понятливость. Не то, чтобы девушка была ему неприятна – скорее наоборот, но знакомство ещё не продлилось достаточно времени, чтобы переходить к неформальным секретам.
Когда актриса ушла, молчание вновь затянулось.
- Это действительно не бред и не шутка? – переспросил Абрахам под звуки кухонной возни. - Как же так могло случиться?
Наверное, он был единственным, кто продолжал мыслить рационально. Дэн переживал сказанное по-своему: молча и всё ещё с недоверием в глазах.
- А как что-либо случается в юности? - буркнул режиссёр, пожимая плечами. - У каждого человека имеются тайны и беспечная молодость. Проблема в том, что о своих я никогда не рассказывал.
Из кухни послышался плеск воды и приглушённый щелчок дверцы холодильника – быстро адаптировавшаяся Николь честно старалась избежать неловкой сцены. Алекс по привычке глянул на наручные часы и тут же вспомнил, что снял их накануне.
- Вряд ли нам придётся ещё спать сегодня, ребята, - заключил он секунду спустя, - а я должен вам кое-какие объяснения…
* * *
- Остановите здесь, пожалуйста, я выйду раньше.
- Да, но вы сказали…
- Я передумала, что такого? Остановите вот на углу, меня он вполне устраивает.
Ворча себе под нос, таксист покорно выполнил требование – в нём явно говорило профессиональное занудство от уменьшения счёта. Эрика оплатила поездку, убрала в карман скомканные влажные салфетки, которыми пыталась привести лицо в порядок и, взявшись за длинный ремень сумки, вышла из автомобиля. Тот, заразившись бурчанием от водителя, демонстративно развернулся и уехал, оставив девушку в полном одиночестве где-то на Блик стрит. Именно Блик стрит? Ну да, стоило пожить в Эйвери-маунтин месяц-другой, чтобы научиться понимать хитросплетение его улиц. Кажется, за поворотом находится выход к центру и одна из облагороженных площадей с рядами скамеечек… А ещё дальше – станция метро, ветка аж до Соммер-гарден.
Выбросив салфетки в ближайшую урну, Эрика пошла вперёд. Город в пять утра был сонным, но не спящим – он бодрствовал и при закрытом метро с пустыми улицами. Излучал комфорт, столь необходимый душе, но недоступный. Слёзы давно высохли, их остатки стёрлись, и лицо наверняка представляло жалкую картину, но собственная внешность не заботила. Дорожная сумка шлёпала по бедру, отмеряя быстрые шаги, и девушка охотно занялась их подсчётом.
«Ты найдёшь нужные слова», - предрекал Виктор в недалёком прошлом…
Зачем она уехала? Двадцать минут назад, когда такси покидало Стрейт рут, всё казалось таким правильным, а теперь… Холодный свежий воздух действовал мобилизующе – или то была спонтанная прогулка? Шок от ночного открытия стал чуть менее болезненным и острым. Собираясь вначале добраться до небезызвестного «Кьюб Отель», где началась городская эпопея, Эрика по дороге передумала и решила пройтись. Два образа в голове – знакомого лишь по описаниям папы Джимми и широко известного режиссёра Алекса – никак не желали сливаться воедино. Но и разогнать их по углам тоже не получалось.
«Ты тянешься к хорошему человеку», - убеждала мама.
Нашла, нечего сказать… Потянулась. Так долго он был у неё под самым носом и чего-то ждал! Разве не глупо? Разве не подло? Лента событий прокрутилась назад – к первой встрече, оставившей после себя шлейф смутного удивления, похожий на незнакомые специи. Или наоборот, слишком знакомые? Бредя по тротуару, Эрика вдруг с ужасом поняла, что болезненного шока удалось бы избежать – стоило рассказать матери подробности театрального знакомства, назвать имя режиссёра… Луиза, любопытная, как всякий нормальный человек, полезла бы в Интернет, искать информацию о постановщике и его работах. Увидела бы фотографии… Так ли Джимми-Алекс изменился внешне? Рука полезла в карман куртки, за доказательством.
- Вот чёрт.
Оба снимка, брошенные на кровать, остались в покинутом доме. Эрика замерла под ярко-оранжевым фонарём, не зная, жалеть себя, любимую, или ругать. На секунду пришла идея направиться в аэропорт, чтобы через какую-нибудь пару часов сидеть в самолёте до Нью-Йорка, но… Это было бы совсем дико, её не ждут раньше вечера воскресенья. Луиза, чего доброго, сама переполошится и Виктора заодно взбудоражит. Ох, а ведь надо придумать, что им сказать… И перед Дэном неудобно.
Пятнадцать шагов до следующего фонаря – девушка, пересилив себя, пошла дальше. Внутренний взор стоп-кадром запечатлел полные отчаяния глаза Алекса
Джимми?
и едва видимые шрамы на руке.
«Знаешь, как в двадцать один решаются проблемы?»
Она не знала и старалась не думать о таком. Неужели классный человек с образцовой выдержкой и достоинством когда-то вёл себя опрометчиво? Ну, да без опрометчивости и не умнеют, верно? Три параллельных линии… Алекс периодически сновал по театру в футболке, восхищая дам отличной мускулатурой, но Эрика поймала себя на том, что ни разу не присмотрелась к его рукам. А даже если бы и присмотрелась? Отметины вполне могли сойти за следы собачьих когтей, и наверняка режиссёр списал бы всё на игры с доберманом.
Или другим и правда списывал? Обычные самоубийцы, согласно фильмам, режут не локти, а запястья…
Блик стрит кончилась – впереди шёл кольцевой разъезд с маленьким сквериком и набором длинных скамеек по кругу. Девушка пересекла дорогу, приблизившись к деревянным сиденьям и опустившись на одно из них вместе с сумкой. Новое озарение было сродни молнии – что, если бы они с Алексом
отцом?
давали интервью на телевидении, а с Эйбом – на радио? Если бы пункты поменялись местами, и Луиза случайно выбрала бы нужный канал в нужное время…
Тоже совпадение?
Выключенный айфон в кармане молчал – Эрика задумчиво достала его, но сразу положила обратно. Выяснять, звонили ей или нет, не хотелось. Ничего не хотелось, даже поисков гостиницы на остаток ночи – притом, что теперь город не представлял трудностей. В качестве альтернативы можно было, естественно, собрать эгоизм в кулак и напроситься к Мелли – но только она же непременно посочувствует и задаст вопросы!
Мимо проехала пара автомобилей. Девушка, покачав головой, отказалась от идеи. Возможность любых вопросов сейчас пугала – как пугало и лёгкое чувство вины, начинающее крепнуть. Стоило не кидаться упрёками, а попробовать выслушать. Стоило, наверное, сдержаться и прозреть раньше. Дурацкий сон, смешавший отца и театр… Очаровывающая неповторимость режиссёра должна была иметь двойное дно: его приятное общество, разговоры о спектаклях и Сэме, обещание рассказать про знакомство когда-нибудь… Полная метафор совместимость в танце. Интерес к герою пьесы. Алекс был монолитом, разбивающим сомнения – трудно поверить, что в юности он лазил по деревьям, не нравился бабушке Элинор и претендовал на звание неудачника. Сколько нужно прожить и пережить, чтобы так измениться?
А сколько нужно силы, чтобы находиться возле родной дочери и не выдать истинного себя – ни жестом, ни словом?
Нервный спазм сдавил горло, неся с собой горечь. Эрика взяла сумку и поднялась со скамейки, ощущая перегорание эмоций. Слишком сильных и многих. Требовалось поговорить – не сейчас, позже. Например, днём. Джимми или Алекс,
так и не сходятся
а дружба последних месяцев даёт право на объяснения. На шанс объяснений.
Правда, вопрос, куда податься на остаток ночи, по-прежнему актуален… Покидая скверик тем же путём, каким пришла, Эрика направилась, было, через дорогу, но тут возле тротуара, ослепив огнями и едва не сбив с ног, затормозил автомобиль. Передние дверцы молниеносно распахнулись, и вот уже чьи-то руки, схватив её за локти, потянули в салон.
- Что? Что вы делаете?! На по…
Ладонь в перчатке, грубо заткнувшая рот, оборвала остаток фразы. А последовавший за этим удар по голове и вовсе отключил действительность и вопросы…
* * *
- …Ну, вот примерно так, можно сказать, всё и произошло – за вычетом нюансов, которые сейчас трудно вспомнить.
В гостиной было тихо и свежо. Воздух просачивался в щель открытого окна, теребя занавески, скользя по высоким вазам с букетами и обволакивая мебель. Дэн и Абрахам, уже одетые, сидели на диване у стены, слушая длинную запутанную историю. Хозяин дома, сменивший пижаму на джинсы со свитером, рассказывал о событиях своей насыщенной жизни: о другом имени, полученном при рождении, о романе, дочери, чёрной полосе и дальнейшем просветлении, связанном с театром. О поисках и ожидании, затянувшемся на четверть века, которое позднее оборвал приезд Эрики.
- То есть, получается, всё это время…, - Дэн, тяжело вздохнув, растрепал волосы, - Алекс, я могу понять, что тебя на самом деле зовут – или звали? – Джеймсом. Могу понять, что Гордон исправил твой образ мышления… Чёрт, я даже принимаю тягу к самоубийству – вряд ли ты удивишься, узнав, что я тоже им переболел. Но почему ты никогда не говорил нам… ну ладно, Эйбу, хотя бы? Для чего ещё нужны лучшие друзья, как не для поддержки?
Алекс, сидевший в кресле напротив, оперся локтями о колени.
- Именно поэтому и не говорил: самые близкие люди узнали человека, которым я захотел быть, а не того, которым был. И я боялся нарушить создавшееся равновесие. Боялся, что ты, Абрахам, - он кивнул актёру, - начнёшь резко осуждать мои заморочки и поведение.
- Вздор, я бы никогда…
- Может, и никогда, но такое лучше не выяснять, правда? Раньше я отлично умел разочаровывать людей, и не нуждаюсь в повторениях. Что касается тебя, ребёнок, - помедлив, обратился к Дэну режиссёр, - я ведь помню, как оно начиналось и как несладко пришлось мальчику, искавшему работу. Было бы свинством взваливать на тебя, поверх твоей истории, ещё и собственную.
Молодой человек, из глаз которого ушло недоверие, вспомнил кое-что и улыбнулся.
- Ты говорил, я не знаю, почему ты помог мне тогда… А дело просто заключалось в нашем сходстве?
- Вот именно, в сходстве. Но моего доброго сердца это не отменяет, - Алекс виновато посмотрел на друзей, - а вообще простите, парни, если молчание вас обидело. Я привык тащить свои тайны самостоятельно.
Он умолк, чувствуя себя не то слишком гадко, не то удивительно легко. Тайн больше не было. Никаких. Абрахам, поставив пустую кружку на столик, взял в руки фотографии.
- Не извиняйся, все имеют право на секреты. Тем не менее, я вряд ли смогу когда-нибудь звать тебя Джеймсом, привычка – страшная вещь.
- А я давно перестал реагировать на «Джеймса». Ну, если только во сне и случайно.
- И молодец. Знаешь, теперь не покидает мысль, что моя роль в пьесе – не какой-то там Бэзил Батлер, а ты сам… Неужели вот это существо в стетсоне…
- Действительно я, - признал режиссёр, - Луиза была совершенно счастлива, купив шляпу на ярмарке. И долго и обстоятельно упрашивала меня тоже примерить.
Дэн, хорошо знакомый с миссис Рубинштейн, взял одну из фотографий.
- Почему-то могу себе представить.
Мимо, вернувшись из кухни, прошмыгнула Николь. Одетая в шерстяное платье, она быстро, как заправская секретарша, собрала пустые кружки и бросила выразительный взгляд на режиссёра, а потом – на его мобильник
- Не отвечает, - разгадал немой вопрос Александр, - я уже пробовал звонить.
Кивнув, девушка снова ушла. Абрахам сдвинулся на край дивана, положив снимок рядом с телефоном.
- Сейчас, боюсь, никто из нас до неё не дозвонится – всё пошло неожиданным образом, и нужно время, чтобы остыть.
Дэн, которому решительно не нравилась идея блужданий Эрики по ночному городу, нахмурился. Но возразить было нечего.
- У меня сердце не на месте от того, как всё паршиво, - он достал свой сотовый из кармана пиджака, начав набирать номер, - лучше бы она взяла трубку, разозлилась и далеко-далеко послала. Тогда можно было бы не дёргаться.
- Ну, посылать конкретно тебя – не совсем справедливо, - заметил режиссёр, и в это мгновение его телефон завибрировал. Все трое уставились на экран, где высветился неопознанный номер. Дэн, не успевший нажать последние кнопки, медленно опустил руку с мобильником.
Алекс первым нарушил паузу, принимая вызов.
- Слушаю.
Женский голос по ту сторону – вежливый и мягкий, как на горячей линии – донёсся сквозь помехи. И задал всего один вопрос:
- Мистер Гаррет, вам очень дорога Эрика Рубинштейн?
Внутри, казалось, напрягся некий невидимый механизм.
- Что? – он сам не понял, когда стряхнул оцепенение. Незнакомка в телефоне ласково рассмеялась, перекрывая помехи:
- Уверена, вы хорошо услышали, но могу повторить. Я спросила, дорога ли вам Эрика Рубинштейн, и надеюсь на утвердительный ответ…
- Кто вы и какое отношение имеете к ней? – Абрахам и Дэн, видимо, что-то заподозрили – их взгляды мешали сосредоточиться на том самом внутреннем механизме. Телефон отозвался новым смешком.
- Я имею отношение к вам лично и с нетерпением жду нашей встречи. Через час на Истхиллском мосту – с северной его стороны. Приезжайте один и учтите, жизнь красавицы-драматурга в моих руках.
- Вам нужны деньги?
- Не мелите ерунды, Алекс, - игриво-добродушный настрой слетел как маска – в голосе зазвучали опасные нотки, - мне нужен чёртов театр, который вы у меня отобрали! И я хочу, чтобы сегодня всё решилось!
По спине пробежал холодок – первый признак того, что механизм не выдерживал. Змейка удивлённого сомнения потянула за собой тревогу и страх. Мужчина до боли в пальцах сжал телефон, отчётливо поняв, с кем разговаривает.
- Исси… Вы – Исси Йорк?
* * *
- Зачем ты выскочил и вцепился в неё посреди улицы? А вдруг нас кто-нибудь видел?!
- Вокруг было тихо и пусто – я проверил.
- Ну да, проверил ты…
Тишина.
- Что нам теперь делать?
- А что мы изначально собирались делать?
Голоса – мужской и женский. Опять тишина.
- Ты здорово ступил, братец, не мог предложить подвезти её? Ладно, в остальном – всё по плану. Хорошо, что она заорать не успела…
И вновь молчание. Речь долетала обрывками, то громкими, то приглушёнными. Рассерженными. К ней примешивался ровный монотонный шум, а голоса спорили друг с другом, прекращая и начиная заново. Их интонации взрывались пульсирующей болью, где-то от затылка и выше: «Выскочил и вцепился», «Тихо и пусто», «Всё по плану»…
О чём они, а?
Эрика медленно открыла один глаз, тут же поморщившись и закрыв его. Затем неуверенно повторила попытку. Вокруг было темно, но не абсолютно – контуры предметов кое-как вырисовывались из-под упавших на лицо волос: спинка сиденья впереди, дорожная сумка на полу, замысловатая загогулина, она же – узел верёвки, связывающей руки… Вполне целые и чётко видимые руки, успевшие занеметь от неудобного положения. Если прибавить боль в голове и монотонный шум, который мог издавать только автомобильный мотор…
Но машина, похоже, не едет, а стоит на месте.
Девушка осторожно пошевелилась, приподнимая голову и избегая резких движений – их следовало избегать из соображений безопасности. Впрочем, ей ли сейчас говорить о всяких соображениях? Автомобиль действительно стоял, с включенным мотором – точно поджидая чего-то… Или кого-то? Прищурившись, Эрика посмотрела на дверцы – то их место, где находилась блокировка. Голова на умственное усилие снова отозвалась болью.
- Можешь не стараться, мы здесь заперты, - раздался вдруг мужской голос, - а я всё равно не открою, хоть у меня и есть ключи.
Только тут она сообразила, что не одна в салоне. За рулём сидел молодой мужчина в тёмной одежде и тёмной же шапочке, надвинутой по самые брови. Сидел и смотрел в зеркало заднего вида. Эрика, собирая себя по частям, медленно сгорбилась и попыталась так приподняться, чтобы ничего не заныло и не взорвалось. В руках кольнули сотни иголочек, но волосы с лица удалось убрать и получше вглядеться в профиль водителя.
- Брэдли? – не ко времени вспомнилась театральная шутка о пяти тёзках, четверо из которых ещё и одного возраста. - Брэдли Арчер?
Машинист театра, а это был именно он, криво усмехнулся, поворачиваясь.
- Мило, что ты запомнила мою фамилию – обычно до последнего с Артертоном путают. Ах да, извини, что пришлось тебя вырубить – ничего личного, это вроде рабочей формальности.
Эрика, сев на заднем сиденье, потянулась к своей голове, но передумала. Брэдли Арчер, интересный, обаятельный, добрый и знающий своё дело… Брэдли Арчер оглушил её, связал, засунул в автомобиль, который – девушка посмотрела на ничем не примечательные дома за окном – который продолжал стоять неизвестно где. Осознание, преодолевая боль и дурноту, настигло.
- Это тебя ищет детектив? – тихо спросила Эрика, переводя взгляд с верёвки на руках обратно на водителя. - Ты пытался убить Дэна? Своего друга?
- Не приписывай мне все семейные заслуги, мы с сестрёнкой их справедливо делим пополам, - возразил мужчина и неожиданно весь подобрался, - а вот, кстати, и она, сейчас познакомитесь. Или вы давно знакомы?
Он указал вперёд, в сторону дороги – неподалёку от автомобиля стояла старая телефонная будка, плохо освещённая, но, видимо, работающая. От неё упругой уверенной походкой шёл другой тёмный силуэт – в такой же, как у Брэдли, одежде. Вот, открыв дверцу машины, таинственный некто сел рядом с водителем, шумно, но не без изящества. Вот дверца снова хлопнула, и человек обернулся назад, почти сворачиваясь калачиком.
- О, уже пришла в себя? Ну здравствуй, подруга.
Рассеяв темноту салона, вспыхнул тусклый свет над приборной панелью, и Эрика поняла, что потрясения только-только начинаются. С пассажирского места, улыбаясь, на неё смотрела… Мелли Гамильтон.
* * *
- Похищена? То есть, как – похищена?!
Страх, разрастаясь, засел глубоко в сердце. Оба друга, будто по команде, вскочили с дивана, услышав пересказ телефонного разговора. Вернулась потревоженная их интонациями Николь. Алекс, тщательно контролируя эмоции и не выпуская сотовый из рук, объяснил, что произошло, и где и во сколько ему надлежит быть, ради спасения дочери.
- Не знаю, действует Исси наугад или нет – надеюсь, ею руководит отчаяние, и она не в курсе, кем мы с Эрикой приходимся друг другу. В противном случае…
- Поверь, старина, одно женское отчаяние уже помогает наломать дров, а она ещё и заодно с таинственным братом, что всё усложняет. С другой стороны, имеется час в запасе, - Абрахам, подумав, достал свой телефон и начал набирать номер.
Сигнал. Пауза. Сигнал. Страх цвёл под резкими и беспокойными нажатиями клавиш.
- Что ты делаешь?
- Звоню детективу Тейлор.
- Эйб, ты не можешь…
- Могу и буду, - железным тоном оборвал актёр, - Алекс, ты отдаёшь себе отчёт в том, что это ловушка? Тебя не ждут с чемоданом баксов и вряд ли, предложив подписать дарственную на театр, собираются затем отпустить. Прости, если я, как человек со связями, немного покомандую – игры только что закончились.
- Я поеду с ним, - вмешался Дэн, но два голоса моментально возразили.
- Нет, - Эйб одарил его взглядом, чрезвычайно весомым и серьёзным, - именно ты – останься. Сейчас я отвезу Николь домой, а ты поедешь ко мне.
- С какой стати? – заспорил молодой человек, но Абрахам, поднеся телефон к уху, уже отошёл в сторону, готовый просить Бронвин о помощи.
- Он прав, - Алекс, хмурясь, ответил за друга, - разрушенный Истхиллский мост – слишком однозначное и не случайное место. Без профессионалов я не обойдусь, так что пора собираться.
Печально улыбнувшись, он потёр переносицу и посмотрел на актрису, всё так же стоящую в дверях.
- Кажется, за домом следили, с раннего вечера. Или за всеми нами, с нашим легкомыслием. Извини, Николь, я не думал, собирая здесь друзей, что ночь премьеры так закончится. Мне жаль…
Девушка, обняв себя за плечи, тоже улыбнулась.
- Не надо, Алекс, не сейчас. Просто верните её, ладно? Верните – и сами вернитесь. Пожалуйста…
- Верну, - спокойно сказал он, неизвестно кого убеждая. Николь, шмыгнув носом, посмотрела на объяснявшегося по телефону Эйба, а затем направилась на второй этаж, за кое-как собранными вещами. В попытке скрыть волнение и страх она ориентировалась на самого хладнокровного в компании – своего сюжетного «отца».
Дэн, проводив её взглядом, повернулся к другу – такой же отчаянный, как и восемь лет назад, в первую встречу.
- Я не хочу, чтобы с Эрикой или с тобой что-нибудь случилось… Может, мы всё-таки поедем вместе?
- Нет, - Алекс, подойдя ближе, положил обе руки ему на плечи, - во-первых, я должен ехать один. А во-вторых, - указал он на гипс, - ты официально ещё числишься покалеченным. И я не буду вновь рисковать тобой…
Шаги на втором этаже затихли. Женский голос в телефоне Эйба сменил мужской – события продолжали развиваться, пока страх ощутимой волной пропитывал гостиную. Дэн поискал достойные аргументы, но тех не было.
- Скверная ночь, прости, - наконец, шепнул он, опустив голову.
- Скверная, - тут же согласился Алекс, - и дурацкая. Но я сделаю так, как сказала Николь, слышишь? Я. Верну. Её. Если всё должно решиться сегодня, всё решится хорошо.
* * *
Наверное, это было самой невозможной вещью, из любых невозможных. Повторно щёлкнула дверная блокировка. Свет продолжал гореть.
- Не ожидала, правда? – участливо спросила Мелли, высвобождая косу из-под шапочки. - Понимаю, вышло спонтанно: пришлось за тобой следить, караулить, ездить по городу и стеречь за углом… Зря ты из такси выскочила, ну да ладно. Оу, надеюсь, мой брат уже извинился за резкое поведение? Верю-верю, Эд, не начинай… А что там случилось, кстати, в Стрейт рут? Поссорилась с любовником?
- Что? – не успев толком усвоить наличие соседки и приятельницы в злополучном автомобиле, девушка споткнулась о быстрый монолог и финальный вопрос. - С каким ещё любовником?
Мелли фыркнула.
- Да ладно тебе, Эрика. Ты, конечно, хорошая девчонка и здорово готовишь, но прозаик из тебя средненький. Если честно, твоя дурацкая пьеса мне никогда особо не нравилась – хотя первый финал, где лорд Батлер позорно умирает, красив и символичен… И не говори, что Алекс Гаррет не подкатывал к тебе, ставя всю эту ерунду.
- Подкатывал? Мелс, какое ты…, - Эрика едва не захлебнулась возмущением от намёка, но потом сообразила, что ей же лучше. Любовник, значит? Некий неопознанный инстинкт затревожил подсознание, шепча, что правду нельзя выдавать ни в коем случае. Не здесь. Изначальный вопрос, мгновение спустя, переменился, - какое ты отношение имеешь к Алексу?
Брэдли, ухмыльнувшись, взялся за руль и медленно поехал вперёд. Обстановка напоминала жуткий первозданный кошмар, из тех, что снятся под утро и держат в тисках до последнего. Из тех, от которых остаётся боль в груди, привкус металла во рту и пара седых волос в шевелюре.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |