Марстон Бейтс, Дональд Эббот 6 страница

Однажды вечером я наблюдал, как Фаголиер руководил репетицией танцев. Я попробовал даже встать в ряд танцующих мужчин, потому что был вне поля зрения моих западных собратьев.

Само собой разумеется, я оказался страшно неуклюжим и вскоре отказался от своей затеи, но был рад, что проделал этот опыт, потому что том самым получил возможность увидеть Фаголиера в роли распорядителя танцев. Он сидел на корточках около огня, а напротив него, на фоне темной рощи кокосовых пальм, выстроились в линию мужчины. Чтобы хоть немного понять, что же мне надо делать, я должен был следить и за Фаголиером и за своими соседями. Постепенно я разобрался что к чему. Танец состоял из серии движений обеими руками и сопровождался пением. Звучание голосов менялось в диапазоне от тихого пения с закрытым ртом до крика: это явно была песня без слов. Фаголиер дирижировал очень скупыми жестами, которые переводились танцующими на язык танца. Он выступал в двух ролях — вождя и распорядителя, и, как всегда, спокойно, умело, сдержанно.

Дон начал изучать, как питаются люди в хозяйстве Фалепенах, решив собрать наиболее точные сведения. Очень трудно получить данные о том, что люди едят при разных обстоятельствах (представьте себе задачу установить количество объедков, выброшенных из тарелок в мусорный ящик, или же выяснить, заглядывал ли Джонни сегодня утром в коробку с печеньем и сколько штук он при этом съел). Но Дои резонно утверждал: чем больше будешь стремиться к точности, тем ближе подойдешь к истине в своих подсчетах. Итак, воспользовавшись неоценимой помощью Яни, он начал регистрировать все, что съедалось за месяц в хозяйстве Яни — Фалепенах.

Сразу же стало ясно, что от меня пользы было как от козла молока. В то первое утро Дон и Яни взвесили все плоды хлебного дерева и кокосовые орехи, заготовленные на этот день. Затем, чтобы установить разницу в весе между сырыми и готовыми продуктами, они стали дожидаться, пока плоды и орехи подготовят к варке. Я им не был нужен ни при взвешивании, ни при ожидании, а потому потихоньку ушел посидеть с Фаголиером и полюбоваться горизонтом. Дои тем временем установил (наряду со многими другими вещами), что из двадцати очищенных зрелых кокосовых орехов весом двадцать семь фунтов и пять унций[42] получилось одиннадцать фунтов и тринадцать унций копры, которую в тот день должны были использовать в хозяйстве Фалепенах для приготовления пищи.

Разговоры о необходимости изучить особенности питания ифалукцев мы вели с самого приезда. Тщательное исследование того, что люди едят и в каком количестве, как они добывают пищу и насколько она питательна, лежит в основе любой попытки разобраться во взаимоотношениях между людьми и окружающей средой.

Каждый из нас» имел свое мнение относительно подхода к этой трудной работе. В конечном счете мы собрали данные за один месяц по четырем хозяйствам. По двум из них эту работу провел Тед и по двум — Дон. Вспоминая теперь об этом, я не могу понять, почему оказался в стороне от этого дела, ведь характер питания долгое время являлся предметом моего особого интереса. Мне кажется, что это было связано с рациональным распределением сил. Тед и Дон хорошо разбирались в этом вопросе, и вдобавок у каждого из них были свои преимущества: Тед знал местные обычаи и язык, а Дон был тесно связан с бесценным Яни. Ежедневна» запись данных о потребляемой пище быстро вошла в правило; вообще у нас очень скоро выработалось четкое распределение повседневных обязанностей, благодаря чему одну и ту же работу не делали двое. Мне кажется, нам вполне удалось осуществить рациональное разделение труда, хотя иногда это получалось бессознательно.

Результаты этой работы были обобщены Доном и Тедом. Подробный отчет будет опубликован в научном журнале, но я, пожалуй, могу здесь дать краткую сводку.

В состав четырех хозяйств входило сорок человек (мужчин, женщин и детей); средний вес одного члена семьи составлял девяносто пять фунтов. Средние нормы суточного потребления основных продуктов питания на душу составляли: свежих плодов хлебного дерева — сто семьдесят пять граммов; спелой мякоти кокосовых орехов — сто тридцать граммов; рыбы — сто пять граммов; таро — семьдесят граммов; перебродивших плодов хлебного дерева — шестьдесят граммов; хачи (сока цветочных стеблей пальмы) — четыреста пятнадцать кубических сантиметров; молока из незрелых кокосовых орехов — семьдесят пять кубических сантиметров; мякоти незрелых кокосовых орехов — около тридцати пяти граммов.

Подсчет питательной ценности этих продуктов — нелегкое дело: на Гавайях проводилась работа по изучению питательной ценности продуктов, потребляемых в тропиках Тихого океана; растет и литература, посвященная проблеме питания. Из этих скудных данных можно заключить, что пищевой рацион ифалукцев далеко не во всем соответствует принятым у нас нормам. Тем не менее ифалукцы производят впечатление нормально питающихся людей; у них незаметно каких-либо признаков недоедания. Я давно уже с подозрением отношусь к таблицам сравнительной калорийности рационов питания в различных частях земного шара. И в самом деле, большая часть населения земли страдает от систематического недоедания, но в то же время мне кажется, что наши диетологи не уделяют должного внимания тому, что и потребности в пище человека, живущего на Ифалуке, и человека, живущего в Нью-Йорке, могут быть разными.

Одна из трудностей при изучении пищевых рационов связана с учетом различного рода закусок и редко потребляемых продуктов. А ведь они могут играть важную роль для удовлетворения потребностей организма в витаминах и солях. Мы понимали важность этой проблемы, поэтому Тед и Дон прилагали все усилия, чтобы учесть и такие продукты питания. Здесь нам особенно был полезен Яни, который старался подробно запомнить и рассказать нам, что он и его друзья съели за день. Случайные «перекусы» вносят в питание ифалукцев значительное разнообразие. В том или ином виде они потребляют в пищу не менее тридцати видов растений (не считая лекарственных). Дон зарегистрировал восемьдесят восемь различных видов рыб, употребляющихся в пищу: но, по его мнению, в действительности их гораздо больше. Из продуктов животного происхождения ифалукцы едят также морских черепах, мясо кур и других птиц, изредка свинину и мясо собак. Кроме того, в пищу идет около семнадцати видов моллюсков, восемь видов ракообразных и некоторые другие дары моря.

Мы приехали в самый сезон сбора плодов хлебного дерева. Хлебные деревья росли повсюду; они приносили гораздо больше плодов, чем люди могли съесть, и гниющие паданцы были, по всей вероятности, основным рассадником мух, которые так одолевали нас; ближе к осени, когда количество хлебных плодов сократилось, мух тоже стало меньше.

В периоды созревания (первый период продолжается с июня по сентябрь, а второй, не столь богатый плодами, — с февраля но март) плоды хлебного дерева служат ифалукцам основной пищей, богатым источником крахмала. Эти плоды — важнейший продукт питания на большинстве островов тропического Тихого океана.

Большие крахмалистые плоды растут на красивом дереве, родиной которого является, но-видимому, Малайя. Вполне возможно, что это одно из самых древних культурных растений; главные разновидности его, дающие съедобные плоды, — бессемейные, поэтому их распространение целиком зависит от человека. Они размножаются побегами, которые пробиваются у основания ствола. Полинезийцам и микронезийцам приходилось возить с собой на каноэ драгоценные молодые растения во время длительных плаваний в поисках новых земель.

Известная экспедиция капитана Блая на корабле «Баунти» имела своей целью доставить молодые хлебные деревца с Таити в Вест-Индию, где, как полагали плантаторы, плоды их станут самой подходящей пищей для африканских рабов. Эта первая попытка ввезти хлебное дерево в Вест-Индию не удалась из-за вспыхнувшего на «Баунти» мятежа, но оно было благополучно доставлено туда одной из последующих экспедиций[43]. Однако плоды хлебного дерева так и не стали в Вест-Индии основным продуктом питания. Люди (даже рабы) нелегко привыкают к новой пище, а если это все же происходит (как, например, было с картофелем в Ирландии), то только благодаря ее явным преимуществам. По-видимому, ни один из народов, живущих за пределами Тихого океана, не нашел таких преимуществ у хлебного дерева.

Однажды утром я отправился с Томом и одним юношей из его хозяйства собирать плоды хлебного дерева. Юноша нес с собой длинную веревку, свернутую кольцом, и шест, к концу которого была накрепко привязана небольшая крестовина. Мы пробирались вслед за ним по лабиринту тропинок бундока к большому хлебному дереву. Паренек перекинул веревку через нижнюю ветку и шестом потянул второй конец ее вниз.

При помощи этой веревки он взобрался но стволу на нижнюю ветку, с которой можно было добраться до любой части кроны. Мы наблюдали, как, выпрямившись во весь рост, он шел по горизонтальной ветви в тридцати футах над землей, пользуясь длинным шестом в качестве балансира, как это делают канатоходцы. Тем же шестом он без труда сбивал плоды.

Плоды, предназначенные в пищу, полагается собирать недозрелыми, пока их мякоть еще белая и мучнистая. Свежие плоды пекут или варят разными способами. Но как бы их ни приготовляли, они не очень мне нравились. На вкус они не хуже, но и не лучше, чем картофель, который я охотно ем с мясной подливкой, но как раз мясной подливки у ифалукцев и не было.

На Ифалуке плоды хлебного дерева — это единственный продукт, пригодный для длительного хранения (иногда ифалукцы коптят рыбу, но храпят ее не более нескольких месяцев). Чтобы заготовить эти плоды впрок, их очищают от кожуры, а мякоть разрезают на дольки, которые кладут в большие веревочные сетки. Сетки несут к лагуне, придавливают кусками кораллов и оставляют в воде на ночь. Утром их вытаскивают на берег, покрывают листьями и оставляют еще на одну ночь. Затем дольки разминают в массу, заворачивают ее в листья и зарывают в землю. Этот процесс консервирования можно сравнить с приготовлением кислой капусты. Полученный же продукт (так называемый мар) может храниться годами. Вкус его нам не понравился, но он, видимо, довольно питателен. Ежегодно в землю закапывают значительные количества мара, создавая таким образом запасы нищи на случаи стихийных бедствий, например тайфуна.

Существует семь или восемь сортов хлебного дерева, различаемых по размерам и внешнему виду плодов, но форме листьев и так далее. У двух сортов плоды с семенами. Эти семена поджаривают и едят; по вкусу и запаху они напоминают каштаны.

Почти такое же место в питании ифалукцев занимают два вида таро. Мы, вероятно, допускаем ошибку, называя «таро» два хотя и близких, но совершенно различных вида ароидных со съедобными клубнями (Colocasia и Cyrtosperma). Таро Полинезии — это Colocasia; на Ифалуке же одинаково распространены оба вида. Эти растения тоже издавна культивируются; размножаются они вегетативным путем, и каждое из них имеет бесконечное число разновидностей. Вид Colocasia на Ифалуке называется уот, a Cyrtosperma — пулакс.

И уот и пулакс — ароидные, то есть принадлежат к тому же семейству, куда входят растения «слоновые уши», каллы (Colla lilies) и североамериканский Jack-in-the-Pulpit (индийская репа). На атолле выращивали еще и третий вид съедобных ароидных (Alocasia), называемый ифалукцами филе, но он ценился гораздо меньше других и мало употреблялся в пищу.

Уот и пулакс выращивают на заболоченных низинах во внутренних частях островков. Почти вся центральная часть Фалалапа представляет собой болото; именно там и расположены основные плантации таро. Эти засаженные таро болота встречаются по всему бассейну Тихого океана, и теперь трудно выяснить, в какой мере они естественного происхождения, а в какой — созданы людьми, потому что их тщательно обрабатывали многие поколения. Работа на плантациях таро полностью лежит на женщинах, которые приобрели опыт в этом деле. Растения высаживают ровными рядами на прямоугольных участках, каждый из которых принадлежит определенному хозяйству, так что все хозяйства атолла имеют свою долю на больших плантациях Фалалапа. Основным видом работ является прополка, так как на плодородных болотных почвах буйно разрастаются сорняки. Я обратил внимание, что вырванные сорняки тут же закапывают в землю. Таким образом, здесь издавна практикуется «зеленое удобрение». На молодых посадках таро, чтобы помешать прорастанию сорняков, иногда прибегают к мульчированию[44] листьями кокосовых пальм.

Наблюдая, как ловко эти женщины справляются со своей работой, я поражался тому, насколько их агротехника соответствовала особенностям данных растений и всей природной среды атолла и как мало могли бы они заимствовать по этой части у европейцев. Ту же мысль можно, пожалуй, выразить и так: как мало современный цивилизованный человек со всей его наукой смог улучшить или изменить приемы огородничества и садоводства, выработанные многими поколенями земледельцев. Мы осуществили коренные изменения в крупномасштабном сельском хозяйстве, но огородники и садоводы всего мира по-прежнему опираются на многовековой коллективный опыт.

Однако я собирался писать здесь о пище, а не о методах ведения сельского хозяйства. Уот и пулакс в небольших количествах употреблялись в пищу даже в периоды сбора плодов хлебного дерева, точно так же как мар ели понемногу в любое время года; это вносило кое-какое разнообразие в углеводный рацион островитян. Существует много способов приготовления блюд из этих клубневых. Больше всего нам нравился уют, приготовленный следующим образом: сначала его разминали и варили в кокосовом молоке, а затем, скатав маленькими шариками, складывали в котелок и покрывали толстым слоем мякоти1 кокоса. Это блюдо напоминало пюре из сладкого картофеля, приправленное густыми сбитыми сливками.

Большое место в ифалукской кухне отведено, конечно, различным продуктам кокосовой пальмы: молоку и мякоти из зеленых и спелых орехов, соку из срубленных цветочных стеблей — хачи (по-английски тодди[45]). Эти продукты (кроме молока и сока, которые заменяют бульон) чаще всего употребляют в пищу как приправу к блюдам из плодов хлебного дерева и таро. Молоко зеленых орехов хорошо утоляет жажду, а их прозрачная, похожая на желе мякоть несомненно высокоиитательна.

Когда кокосовый орех созревает, его оболочка заполняется белой губкообразной тканью особого абсорбирующего органа (разрастающаяся семядоля). Эта масса имеет приятный сладковатый вкус, и ифалукцы очень любят ее. Мне нередко приходило в голову, что сок зеленых кокосов заменяет на Ифалуке наши безалкогольные напитки или утренний кофе, а губкообразная ткань поспевающих орехов — плитку шоколада. Однако, как мне кажется, ифалукские продукты в обоих случаях более полезны для здоровья, чем их западные заменители.

Тодди — важная составная часть рациона ифалукцев. В разных частях света люди научились использовать сок цветочных стеблей пальмы, причем но преимуществу в перебродившем виде. Некоторые экземпляры кокосовых пальм дают больше сока. На Ифалуке такие пальмы специально выделены для получения тодди. Ежедневно утром и вечером все юноши острова отправляются, каждый по своему обычному маршруту, на соком.

На стволах пальм имеются зарубки, чтобы легче взбираться на дерево. Юноши обходят одну за другой все свои пальмы; забравшись на дерево, они переливают сок из скорлупы кокосового ореха в принесенную бутыль и переходят к следующей пальме. Таким образом, все хозяйства каждое утро и вечер получают по нескольку кварт[46] свежего сока.

Этот питательный, сладковатый на вкус сок предназначается главным образом для женщин и детей. В рационе Ифалука он занимает, пожалуй, то же место, что молоко на Западе, а юноши Ифалука выходят на сбор сока с той же регулярностью, с которой ходят доить коров наши фермеры. И действительно, это было единственное регулярное занятие, которое нам удалось обнаружить на Ифалуке. Даже время еды не было определенным. Обычно плотно наедались только один раз в день, да и то в разное время (в зависимости от желания и удобства для членов каждого хозяйства). Однако время сбора сока было столь же постоянным, как заход и восход солнца, с которым оно совпадало, и все юноши ради этого бросали любое занятие.

Официально на Ифалуке тодди можно было пить только свежим. Под влиянием европейцев жители соседних атоллов быстро научились превращать перебродивший сок в крепкий алкогольный напиток. Поэтому вожди решили во имя мира и безопасности своего острова вообще наложить запрет на сбраживание сока.

Но тодди бродит очень легко и быстро. На некоторых танцевальных репетициях мы замечали, как какой-нибудь уже немолодой мужчина с явно неустойчивой походкой вел себя слишком шумно и назойливо. Можно было не сомневаться, что он дал тодди постоять и побродить денек. Однако у нас не было прямых доказательств, пока как-то в конце лета Том не предложил нам глотнуть из его бутылки. Напиток показался мне очень приятным, правда, я плохой судья, так как мне правятся любые спиртные напитки.

Итак, хлебное дерево, два вида таро и кокосовая пальма были основными видами растений, обеспечивающими ифалукцев пищей. Менее важное место в рационе островитян занимали папайя и несколько сортов бананов. Плоды папайи очень вкусны, а бананы превосходны, но их почему-то мало ели. нам часто приносили вареную зеленую папайю, которая по виду и вкусу напоминала пюре из тыквы; по-видимому, ее ели в основном в таком виде. Нас постоянно снабжали бананами (в Фан Напе всегда дозревали одна-две связки), но сами ифалукцы считали, что это пища для детей. Казалось, они больше ценили банановые растения за волокно, получаемое из стеблей, чем за плоды.

Основную животную пищу составляла рыба. Кроме того, на острове имелись свиньи и куры. Проводя перепись населения острова, мы одновременно учли и домашних животных; в результате оказалось, что на двести шестьдесят жителей приходилось пять собак, девятнадцать кошек, тридцать три свиньи и пятьдесят кур. Свинина не входила в повседневный рацион островитян. За все лето закололи только двух свиней, причем, как мы заметили, это не было сделано в связи с какими-либо торжествами. Свинину отваривали, а не запекали по обычному полинезийскому способу.

Имевшиеся на острове пятьдесят кур тоже время от времени служили источником пищи. Мы ни разу не видели, чтобы местные жители ели яйца. Однажды, вскоре после того как мы устроились на месте, к нам пришел какой-то юноша и предложил обменять яйца на сигареты. Было решено сварить их, что мы и сделали, однако, разбив скорлупу, мы обнаружили в них вполне развившихся, готовых вылупиться цыплят.

Я так и не знаю, произошло ли это намеренно или случайно. Меня заинтересовало, знает ли здешний народ о филиппинском деликатесе балут[47], и я пришел к выводу, что все обитатели дальних окраин любят «выдержанные» яйца. Мы объяснили, что предпочитаем свежие яйца, и нам все лето приносили их в достаточных количествах в обмен на сигареты. После этого случая мы всегда тщательно просвечивали все яйца и иногда, правда редко, находили такое, в котором уже был большой зародыш.

Ифалукцы не любят куриных яиц, но зато обожают черепашьи. Белок черепашьих яиц (во всяком случае яиц морских ифалукских черепах) не свертывается при варке. Дон испытывал явную неприязнь к жидким белкам, и я помню, как однажды, вылив на горячую сковородку черепашье яйцо, он попытался превратить его в нечто напоминающее порядочную глазунью, то есть желток, окруженный белым ореолом, но черепашье яйцо оставалось на вид сырым, сколько бы его ни жарили.

Я, конечно, вдоволь посмеялся над консервативностью Дона, которая лишала его местного богатого источника белков, и однажды утром вызывающе стал поглощать одно черепашье яйцо за другим. Доказать Дону нелепость его предрассудков мне не удалось, ибо сам я почувствовал себя очень плохо. Думаю, что связь между спазмами в желудке и черепашьими яйцами была случайной, и тем не менее после этого даже Дон мог взирать на них спокойнее, чем я. От яиц же, которые нам приносили, мы тайком избавлялись.

Ифалукцы всегда доставляли нам больше еды, чем при всем желании можно было съесть. Мы протестовали, но ничто не могло их остановить. Многое из того, что они приносили, нам не нравилось. Наше консервативное трио вполне устраивали колбасный фарш и консервированный шпинат. Мы обычно принимали все, что нам приносили, не желая обижать наших хозяев. Съедали, что могли, а остальное ночью украдкой выбрасывали в лагуну.

Однако мы всегда были искренне признательны за рыбу, и, вспоминая о лете, я представляю вкуснейшие рыбные пиршества. Обычно рыбу разделывал Бакал, а Тед, как я уже говорил, действительно мастерски панировал филе и жарил его на свином жире; свежая ифалукская рыба, извлеченная из прозрачных вод лагуны, была продуктом, над которым стоило поработать.

Сохраняя уважение к Теду и европейскому способу жарить рыбу, мы быстро научились готовить ее и по-ифалукски. Самый простой, пожалуй наиболее удачный, способ состоял в том, что рыбу целиком запекали на угольях от сожженных кокосовых скорлуп. Подгоревшая кожа легко снималась, и под ней оказывалось вкусное мясо. Особенно приятные воспоминания остались у меня от печеной рыбы-попугая. Еще со времен детства, прошедшего во Флориде, я считал ее несъедобной и сейчас ничего не могу сказать о вест-индских ее разновидностях, но ифалукская рыба-попугай вполне пригодна в пищу.

Мы с Доном за лето похудели, хотя это нам было ни к чему. Я выглядел изголодавшимся и истощенным, и спустя три месяца, покидая остров, мы весили на двадцать фунтов меньше, чем обычно. Думаю, что мы сами виноваты в этом, поскольку мы питались как попало, чаще всего одними консервами. Было бы гораздо лучше, если бы мы попытались перейти на ифалукскую пищу, ведь ифалукцы явно выглядели здоровыми и достаточно крепкими. Но изменение привычек означает нечто большее, чем отказ от предрассудков; да и от них не так уж легко отказаться, в особенности когда вместе живут три человека, взаимно влияющие друг на друга.

Мы питались явно неправильно, хотя я так и не знаю, в чем именно мы ошибались. В тропиках у меня всегда вид тощего, голодающего человека. Я злюсь, когда люди говорят мне, как хорошо я выгляжу после зимы, проведенной на севере, и как плохо после пребывания в тропиках, потому что самочувствие мое как раз не соответствует внешнему виду. Время от времени мы проверяли свой вес на банных весах, которые привезли для взвешивания ифалукцев, и я испытывал легкое беспокойство, отмечая, что упорно худею.

Но эта тревога не мешала мне испытывать удовольствие от постоянного пребывания на солнце и беззаботного купания в лагуне и не могла заставить меня экспериментировать с нашим рационом. Занимаясь взвешиванием пищи в хозяйствах Фалепенах и Соумат, мы сами по-прежнему сидели на консервах и, несмотря на неправильное питание, вели чудесную жизнь.

Глава VI

Наблюдения за рыбами

Репетиции танцев происходили почти каждый вечер. От нас явно ожидали, что мы будем присутствовать на них, хотя они мешали нам и работать и спать. Я как-то долгое время не мог понять, что эти танцы устраивались главным образом по просьбе Теда. Во время пребывания на острове ему особенно хотелось посмотреть один из главных традиционных танцев — ур, но так и не удалось. На этот раз, прежде чем выехать на Ифалук, Тед написал антропологу Управления подопечной территории письмо, в котором выражал надежду, что мы попадем на остров в пору танцев. Воспользовавшись оказией (на остров за месяц до нашего приезда приходило торговое судно), антрополог сообщил об этом вождям.

Оказалось, что мы приехали слишком поздно. Танцы ур обычно исполняются в конце периода церемониальной ловли летучих рыб при свете факелов. Однако ифалукцы, желая сделать Теду приятное, изменили расписание церемоний. Правда, сдвинуть период ловли летучих рыб они не могли, но зато исполнить танцы в другое время было в их власти.

Эти танцы, как объяснил Тед, являлись в действительности религиозной церемонней, цель которой состояла в том, чтобы умилостивить богов. Но, добавил затем Тед, это совсем не значило, что содержание танца должно иметь какую-то особую религиозную форму, добрых богов Ифалука радовало все, что занимало людей.

В общем, религия на Ифалуке но играла большой роли. На острове имелись такие священные места, как алтарь в Фан Нэпе (при нас им ип разу не пользовались); дикие заросли в священном Нателу, где томился дух Маура; маленький крытый листьями «дом богов» поблизости от хозяйства Валул на Фалалапе, и безупречно чистый, посыпанный песком круглый алтарь на территории хозяйства Валуар. Мы называли Аруелигара «первосвященником», потому что он был высшим духовным лицом на острове и совершал те немногие религиозные церемонии, которые мы видели. Его преемником должен был стать сухощавый красавец Труесай.

Тед в оба приезда затратил много времени на сбор сведений о религиозных верованиях ифалукцев. Он чувствовал, что эти верования постепенно теряют былое значение. Так, говорил он, в 1953 году они уже слабее, чем были в 1948. Однако боги все еще оставались. Духи, алусы, обитавшие в определенных местах, управляли разными природными явлениями и вмешивались в дела людей. Тед составил список, включавший девять высших богов и десятки низших духов. Он выявил двадцать семь алусов, имевших отношение к мореходству и строительству каноэ.

На мой взгляд (он основан главным образом на записках и комментариях Теда), нельзя сказать, чтобы у ифалукцев была какая-нибудь упорядоченная теология. Сведения о деяниях богов, которые Тед получал от Аруелигара и вождей, не всегда совпадали; большинство же ифалукцев придавали божественным делам очень небольшое значение, предоставляя заниматься ими вождям. Да, алусы, разумеется, существуют, но они воспринимаются как составная часть естественного порядка вещей: это духи, с которыми каждый народ постоянно сталкивается в окружающем его мире.

Подавляющее большинство алусов — это духи умерших людей. Пока я был на Ифалуке, там никто не умер, но в 1948 году Тед и Мел Спиро были свидетелями четырех смертей. Все это они рассказали в своей книге об Ифалуке: о стараниях друзей и родных всеми естественными и сверхъестественными способами спасти тяжелобольного; о причитаниях по ночам, глубокой сосредоточенности людей, окружающих умирающего, и внезапном исчезновении ее, как только наступает смерть и алус покидает тело. Тед и Спиро объясняют такое отношение к смерти твердой верой в бессмертие души.

Над телом покойного совершают определенные обряды: его лицо раскрашивают в красный цвет, надевают на него новую набедренную повязку или юбку. Труп обвивают очень длинной веревкой, к которой привязаны камни, и несут к морю для погребения. К каноэ, которое используется для похорон, не прикасаются потом в течение четырех дней. Кстати, число «четыре» вообще магическое на Ифалуке.

Алусы — духи умерших — бывают добрые и злые, очевидно, в зависимости от характера человека, тело которого они покинули. Злые духи вызывают всякого рода неприятности, в том числе большинство болезней. Мел Спиро в своих психологических очерках пишет, что страх перед алусом, как сознательный, так и подсознательный, владеет ифалукцамп. Мы никогда не сталкивались с алусами, да и не искали встречи с ними, а отношение к духам молодых людей, которые работали с нами, казалось, было в основном обрядовым; правда, мы не пытались разобраться глубже в их психологии.

Итак, теоретически танцы были рассчитаны на то, чтобы задобрить алусов — как высших богов, так и обычных духов. Сложные танцы ур, с которыми были связаны эти бесконечные ночные репетиции, конечно, предназначались для высших богов, но, вероятно, все алусы, как и все люди, наслаждались ими. Репетиции завершились в полдень 22 июля большим представлением на площадке перед школой.

Мы с Доном, воспользовавшись отливом, занимались изучением профиля рифа, когда прибежал посыльный с сообщением, что вот-вот начнутся танцы. Когда мы добрались до школы, мужчины уже выстроились цепочкой вдоль северного края площадки. Все они были при полном параде: на руках и ногах браслеты из пальмовых листьев цвета слоновой кости, такие же юбочки поверх набедренных повязок; на шее гирлянды из цветов и пальмовых листьев; на головах венки и в довершение всего на лбу кусок сердцевины пальмы, обернутый красной бумагой и фольгой (из коробки для сигарет) и увенчанный пучком длинных белых перьев (возможно, принадлежавших красивой морской ласточке, но что более вероятно и прозаично — курице). Лица танцоров были раскрашены красной куркумой[48], вдоль скул проведена красная линия, на руках и щеках выделялись красные мазки.

Ифалукцы показали нам чудесное представление. Часть его составляли песни и гимны, исполняемые под аккомпанемент хлопков и притопывания. Были и более сложные номера. Так, например, двое мужчин, раскинув руки, наклонясь вперед и как бы паря в воздухе, изображали птиц-воинов, в то время как остальные, став на колени друг перед другом, пели, рассказывая о происходящем. Представление продолжалось около часа, причем мы трое были настолько заняты фотоаппаратами и магнитофоном, что не смогли толком разобраться в нем. Затем наступил перерыв. Аруелигар распределил между участниками два ящика мясных консервов и две коробки сигарет, которые мы пожертвовали для этого случая. Танцоры и зрители подкрепились молоком кокосовых орехов, и танцы возобновились. Теперь выступали женщины, выстроившиеся цепочкой на западной стороне площадки. Наряд их отличался от мужского только тем, что под юбочкой из кокосовых листьев на них были лава-лава[49], а не набедренные повязки.

Тед с большим интересом установил, что у женщин появились два новых танца, — прямое доказательство того, что в традиционной форме танцев ур совсем не обязательны одни и те же сюжеты. Один из новых танцев исполнялся на сюжет поэмы, сложенной Летаверпур, женой Инн, и рассказывал о первом приезде американцев на остров. Это было очень длинное песнопение, в котором подробно рассказывалось о первом корабле, вручении официального документа, природе Америки, о самих американцах и т. п. Вот перевод первой строфы этой песни, сделанный Тедом:

Дата добавления: 2015-08-28