Но Гермионе было всё равно.
Именно сейчас, когда она парила с Драко над землёй, когда растворялась в его близости, в его пристальном, тёплом взгляде, она чувствовала, что, кажется, ей впервые в жизни плевать, что думают окружающие. Ей даже было безразлично, что думает Рон, или Гарри, ведь она ничего не боялась в этот миг настоящего, удивительного счастья, на которое у неё с Драко был всего лишь танец, но это был целый танец для них двоих. И пока музыка не закончится, пока Гермиона не почувствует, как пальцы Малфоя исчезают с её тела, она не позволит никому и ничему помешать этому.
Она всё ещё зачарованно смотрела в глаза Драко, когда неожиданно осознала, что они снова опустились на пол, в то время как мелодия дышала своими последними нотами. И внезапно Гермиона ясно поняла, что близится тот единственный момент, которого она боялась — окончание танца. Мысль об этом заставила её сжать руку Драко сильнее, ведь ей так не хотелось его отпускать, но тот и не думал уходить. Прозвучал последний аккорд, и все вокруг захлопали, но они стояли неподвижно и по-прежнему впитывали взглядами друг друга, не решаясь положить этому конец. Неожиданно что-то в лице Малфоя дрогнуло и он, всё же слегка отстранившись, тихо начал:
— Гермиона, я хотел сказать, что...
— Ох, mio caro! Наконец-то я тебя нашла! — прервал его звонкий женский голос с лёгким итальянским акцентом, и Гермиона невольно сделала шаг назад, отпустив руку Малфоя, когда в ужасе повернула голову и наткнулась взглядом на Элису. И прежде чем она смогла хоть что-то сделать, та подлетела к Драко и, обвив его шею руками, страстно поцеловала.
Мир Гермионы разрушился.
Глава 18
Всем, кто преданно ждал, посвящается.;))
Soundtrack — Enigma «Simple Obsession»
Он не мог оторвать от Гермионы глаз. Когда ошеломлённо чувствовал уже совершенно чужие губы Эл на своих, когда оцепенел от осознания сложившейся чудовищной ситуации, когда видел, как быстро, всего за несколько грёбаных секунд, уничтожилось всё, что они так старательно выстраивали с Грейнджер неделями... И её глаза... Он был готов всё отдать — только бы не видеть эту боль, это чёртово разочарование и безмолвное «Как ты мог!» в её взгляде. Она вновь выглядела такой хрупкой, такой беспомощной в своём почти белом платье, как брошенная перед самым алтарём невеста, что Драко захотелось взвыть. И невинная, неземная красота Грейнджер как будто померкла от накрывшего её, словно саваном, обманчивого понимания.
Нет, Гермиона, всё не так. Не так, слышишь?
Эл начала что-то быстро говорить, отстранившись от него. Интересно, она обратила внимание, что он не ответил на поцелуй? Что не сделал ни одной долбаной попытки хотя бы просто её обнять?! Он вообще не делал ничего, только чувствовал, как сквозь стену ужаса и ошеломления пробивается отчаяние, вколачивается в его мозг, в его душу, во всё его существо, пропитывает своим нещадным зловонием всё вокруг.
Да, Драко совершенно чётко понял, что такое настоящее, невыдуманное, неприкрашенное отчаяние, когда увидел: Грейнджер сделала шаг назад.
Нет.
—...и мне было так сложно тебя найти! Как же я рада, Драко...
Эл назойливо пыталась привлечь к себе внимание, и, только когда она взяла его лицо в свои ладони и насильно развернула к себе, Драко наконец посмотрел ей в глаза.
И в этот миг уловил, что Грейнджер сделала ещё шаг.
Ещё один шаг от него.
— Ты меня совсем не слушаешь! А я ведь так скучала, Драко...
Но он лишь неосознанно мотал головой, пытался вырваться из её холодных рук, когда заметил то, что привело его в чувство- взгляд Элисы. Она могла сколько угодно пытаться его обмануть, но Драко осознавал: за этой наигранной беспечностью, за радостью встречи, за показным счастьем таится что-то, вмиг сжавшее его сердце. Что-то тёмное, мучительное и знакомое. Оно плескалось в глубине её глаз, било наотмашь, кричало: «Очнись! Очнись, очнись, очнись!», и Драко понял.
Эл всё знает. Но старается не верить, старается не знать, что между ними всё уже...
— Нам нужно поговорить.
Такой чужой хриплый голос. Неужели его собственный?
Всего доля секунды, когда её глаза обнажили истинные чувства — и он убедился, что прав. Всего доля секунды - и она вновь скрылась под маской неведения. Взяла его за руку, но этот холод кожи... Почему она такая холодная?
«Ты знаешь почему», — стучало в висках, а взгляд снова поймал движение справа.
Грейнджер. Пошатнувшись, вновь сделала шаг. Пыталась уйти, но почему-то медлила.
Драко почти повернул голову в её сторону, когда Элиса потащила его прочь. Вернее, попробовала это сделать.
— Пойдём танцевать. Я так мечтала потанцевать с тобой на этом балу, Драко!
Её голос прозвучал выше обычного, почти сорвался на звуке его имени, и, кажется, он услышал в нём слёзы. Но когда попытался заглянуть в лицо — Эл уже успела отвернуться, упрямо шагая в круг к танцующим.
И он попытался остановить её, хотя хотел остановить Грейнджер, которая теперь быстро пятилась, закрыв руками рот.
Нет! Нет, Гермиона, не надо! Мать твою, остановись! Просто не уходи, пожалуйста.
— Эл, ­— произнёс он напряжённо, переводя полный паники взгляд с неё на Грейнджер и обратно.
— Осталось так мало вальсов, а ведь это один из моих любимых танцев... ­­— словно силясь заглушить его слова, громко сказала та.
— Эл...
— Дядя говорил, что в конце вечера будут одни фокстроты, но это же так скучно!
— Элиса, стой!
Драко почти прокричал это, когда увидел: Грейнджер побежала из зала прочь. И он уже был готов рвануть за ней, схватить за плечи, развернуть к себе и, наплевав на всех, прижать так сильно, шепча, уговаривая, обещая, что она бы наверняка поняла, не смогла бы не понять, как сильно он в ней нуждался.
Только в ней.
Ни в ком больше.
Но он этого не сделал. Потому что единственное, что его могло сдержать в этот момент, единственное, что не давало чувствам окончательно поработить разум, было здесь.
Мерзкое, липкое, тошнотворное.
Чувство вины перед той, которую он когда-то... любил? Любил ли?
И Элиса обернулась.
Драко с каким-то болезненным удовлетворением наблюдал, как её лицо наконец показывает то, что она так старательно пыталась скрыть.
То, что не скрывала Грейнджер.
То, что чувствовал он сам.
Боль.
Концентрат из боли прямо в центре груди. Наверняка он заслужил это, но она — точно нет.
— Нам нужно выйти, — уже гораздо тише сказал Драко, но Элиса упрямо сжала губы, гордо вскинув голову.
— Нет, — нахмурившись, ответила она дрожащим голосом, а потом фальшиво улыбнулась. — Я только пришла и хотела бы потанцевать со своим парнем, если он всё ещё таковым является, конечно.
Да, в этом была вся Эл: бороться до последнего, устроить мини-спектакль и при этом не забыть уколоть словами. Обычно ей это удавалось, но не сегодня. Её глаза блестели от слёз, горели отчаянием, а она изо всех сил держалась за последнюю возможность сделать вид, что всё как прежде. И от этого Драко было во сто крат хуже, ведь он знал: Эл никогда не позволяла себе быть слабой, но сейчас была. И Драко ненавидел себя, потому что почти жалел её, зная, насколько она не выносит жалость: это чувство говорило о её уязвимости, которую она годами прятала, училась жить без неё. Эл заставляла других поверить, что может всё, что её не сломить ничем, и те, «другие», верили. Все, кроме него.
Но теперь её старания разъела отчаянная боль, которую она никак не могла скрыть. А Драко даже и не пытался это сделать.
— Элиса, прошу тебя, — почти с мольбой произнёс он, посмотрев на неё, и она наконец сдалась. Всхлипнув, Эл резко выдернула ладонь из его руки и, в последний раз бросив на него взгляд, полный горечи, быстро зашагала к выходу, бесцеремонно расталкивая встречавшихся на её пути волшебников. Драко шёл следом, пытаясь поскорее исчезнуть из этого жуткого, смердящего разочарованием места, которое своей издевательской весёлостью только ещё сильнее напоминало, что он в полном дерьме.
Эл почти перешла на бег, и он старался не потерять её из вида, хотя сам в тот миг думал лишь о Грейнджер. Должно быть, он погряз во всём этом гораздо глубже, чем предполагал, раз мог в такой момент беспокоиться о ней.
Драко было почти смешно: волнение за Гермиону в момент, когда ему через какие-то мгновения предстоит объясниться с Элисой, казалось чем-то вопиюще неправильным, чем-то абсурдным. Тем не менее Драко не мог ничего с собой поделать. Просто это нежное лицо с карими глазами, распахнутыми в ужасе, раскрытыми от ощущения предательства и мнимого понимания, так крепко отпечаталось в памяти, что его было невозможно забыть.
Грейнджер, дай мне время, прошу.
Они миновали аллею, украшенную сотнями магнолий, прошли мимо местных метрдотелей, но стоило им только завернуть за угол - Эл резко остановилась. Драко мог ожидать чего угодно, но не того, что она сделала в следующую секунду: повернулась к нему и, прижавшись щекой к его груди, притянула к себе.
— Прости, я не должна была уезжать. Miocaro, это я во всём виновата, ведь если бы я не уехала - всё было бы... — она осторожно подняла на него полный надежды взгляд. — Драко, давай обо всём забудем. Мы все делаем ошибки, и если тебя мучает чувство вины за какие-то поступки - пожалуйста, знай: я тебя уже простила, так прости и ты меня за всё! Я бываю такой дурой! Просто я хочу быть рядом с тобой, нам же было так хорошо вдвоём, правда? Я люблю тебя, слышишь? Люблю!
Эти слова сразили его наповал, потому что он видел: Элиса в отчаянии. Её последняя попытка удержать его в случае неудачи могла обернуться чем угодно, и Драко понимал: при любом раскладе станет только больнее.
Он чувствовал себя мудаком, омерзительным моральным уродом, но у него уже не было выбора. Давно не было, хоть он и осознал это лишь сейчас, когда смотрел в красивое, утончённое лицо Элисы, а думал о другой. О той, рядом с которой ему сейчас по-настоящему хотелось оказаться.
И Драко принял решение.
— Эл, прости меня, прошу, но я не могу быть с тобой.
Эти слова, словно долго ждавшие свободу птицы, так легко выпорхнули из его рта, что он ужаснулся.
А Элиса, не веря своим ушам, изумлённо уставилась на него, медленно качая головой. Но вскоре её взгляд вновь затопило болезненное понимание - она разжала руки и сделала, пошатнувшись, шаг назад.
— Нет, Драко, нет... — очень тихо, так, что он едва услышал, начала говорить она.
— Прости.
И вмиг в её глазах вспыхнула злость.
— Значит, это правда! Дядя говорил: мне не стоит возвращаться, потому что ты не для меня. Наверняка он имел в виду, что это я недостаточно хороша для тебя! Признайся, Драко, ты ведь никогда меня не любил, верно?
— Эл, пожалуйста, позволь мне сказать...
— Не стоит, не говори, что тебе жаль. Я сама во всём виновата. Я же всегда знала: ты меня не любишь! Ты никогда не принадлежал мне, Драко, но я всегда была твоей! Только твоей, слышишь?! — она почти перешла на крик, изо всех сил сдерживая слёзы. — И, конечно, какой я была дурой! Ведь я догадывалась, что ты любишь её.
От последних слов Эл Драко застыл на месте.
Что?
Он хотел так много сказать, но просто потерял дар речи. Элиса заметила это и с мрачным торжеством произнесла:
— О да, думаешь, я не обращала внимания, как ты смотришь на неё? Думаешь, я не видела: ко мне ты не испытываешь и доли того, что чувствуешь к ней?!
— Нет, Эл, всё не... — пытаясь прийти в себя, начал он и внезапно осознал, что ещё не готов говорить об этом. О том, что могло оказаться катастрофической правдой.
Нет, ещё не время. Пожалуйста, не надо.
Но Элиса горько рассмеялась, запрокинув голову, а затем подняла на него полный боли взгляд.
Где-то недалеко волны яростно ударились о скалы.
— Всё так, Драко, — констатировала она с горечью. — Дядя намекал мне, просил подумать, а я рвалась к тебе. Надеялась, он врёт, но он был прав: по-настоящему ты любил лишь однажды. И той, кого ты любил, к сожалению, была не я.
Ему нужно было опровергнуть это, сказать что-то, хоть немного уменьшающее боль, которая душила их двоих, но он не мог ничего сделать. Он просто стал окончательно недееспособным от осознания слов Элисы.
Он не мог поверить, что говорит с ней о...
— Но я... Я ведь любил тебя, — наконец то ли спросил, то ли утвердительно изрёк он, и это прозвучало настолько жалко, фальшиво и мерзко, что ему захотелось сжевать свой язык.
А по лицу Эл уже текли слёзы. Она покачала головой и быстро смахнула их рукой.
— Нет, Драко, ты никогда не любил меня. И, хотя дядя говорил: мужчина всей моей жизни ещё ждёт меня впереди, я верила, что уже встретила его. Как жаль, что я ошиблась.
С этими словами она сорвалась с места и быстро зашагала прочь. Она уже была на расстоянии нескольких метров от него, когда Драко быстро пошёл следом.
— Но откуда ты знаешь? — задал он отчаянный вопрос, который давно вертелся на языке, но никак не мог оформиться, потому что Драко не понимал, о чём именно хотел спросить. Он не понимал этого до сих пор, или не хотел понимать.
Элиса замерла и устало повернулась к нему.
— Ты никогда ни на кого не смотрел так, как сегодня на неё, — просто ответила она с исказившимся в муке лицом. — И я больше не смею мешать тебе. Прощай, Драко. Я надеюсь, ты будешь счастлив.
Он схватил её за руку и попытался притянуть к себе, чтобы успокоить, но она вывернулась из его объятий.
— Нет, пожалуйста, не надо! — почти истерично прокричала она, захлёбываясь слезами. — Пожалуйста, Драко, отпусти меня, иначе я совсем перестану себя уважать. Хватит унижений на сегодня.
— Эл, нет, это ты меня прости, прошу! Я не хотел... Пожалуйста, пойми! Я не знаю, почему так вышло. Этот грёбаный курорт всё перевернул с ног на голову, и я, мать его, совершенно запутался во всём, что происходит, — горячо заявил Драко, ужасно злясь на всё вокруг, но в первую очередь на самого себя.
Неожиданно взгляд Элисы смягчился, и она медленно подошла к нему, вмиг успокоившись. Какое-то время она смотрела ему в глаза, а затем едва ощутимо провела рукой по щеке.
— Я понимаю, Драко, и знаю: мне нужно отпустить тебя. Честно говоря, я всегда знала: когда-нибудь мне придётся так поступить, но не думала, что это будет так больно.
— Скажи, что мне сделать, — напряжённо начал Драко, схватив её за плечи. — Что угодно, лишь бы...
Так много боли. Они задыхались, беспомощно барахтались в ней, и он отчаянно хотел помочь хотя бы Эл не утонуть.
— Просто отпусти. Не иди за мной, не жалей меня, не мешай мне пытаться забыть и, пожалуйста, не возвращайся в зал. Я постараюсь потанцевать сегодня, притвориться, что всё хорошо, но у меня не выйдет, если ты будешь рядом. Пообещай мне, что я тебя больше не увижу на этом курорте, — на одном дыхании с жаром выпалила она негромким, но настойчивым голосом.
Драко глядел в её глаза и чувствовал, как постепенно его заполняет уважение к этой сильной женщине, которая с таким достоинством сейчас встречала его взгляд. Того, кто её предал, кто причинил ей столько боли, а теперь даже не понимал, что делать в следующий миг, кроме как...
— Обещаю.
Это всё, что он мог.
Уголки её губ слегка приподнялись, и она, прежде чем уйти, со слезами на глазах прошептала:
— Спасибо.
Драко мог бы её любить. Сильную, красивую, независимую, но в то же время ранимую, хрупкую и уязвимую. Он должен был её любить. Пережившую с ним горести, разогнавшую его печали, умевшую отвлечь и увлечь. Он хотел её любить. До дрожи хотел почувствовать что-то тёплое, трепетное в душе от того, что она просто рядом, от того, что она с ним, несмотря ни на что, но испытывал это к другой. С которой вопреки всему хотел быть сам.
Драко двинулся с места.
Он должен был найти Грейнджер.
* * *
Блейз был трезв. Он выпил гораздо больше, чем ему обычно требовалось, чтобы перестать связно мыслить, но сегодня всё было иначе. С самого начала, с момента, когда он пришёл на дурацкий бал-маскарад в одиночестве, было ясно, что для него вечер станет поистине одним из самых ужасных в жизни. Правда, он не думал, что это будет опять настолько раздражать — видеть Джинни рядом с Поттером, довольно обнимающим ту за талию. Не то чтобы Блейз не смирился, что этот придурок скоро станет её мужем, нет - за долгие дни борьбы с собой он научился жить с этой мыслью. Вернее, почти научился, ведь ему даже удавалось какое-то время об этом не вспоминать, ровно до тех пор, пока она не появлялась в поле зрения и не мозолила глаза своим цветущим и сияющим видом. И тогда он снова из последних сил старался совладать с собой, уговаривал себя уйти и только потом выплеснуть всё, что наболело, кулаками о стены своего бунгало.
У него получалось. Путём невиданных усилий, с последствиями в виде обезображенной от ударов мебели и глупыми попытками залить боль алкоголем.
Чёрт, он ненавидел эту жизнь, это хреново благородство, которое заставило дать ей уйти, дать ей шанс быть счастливой с другим, хотя, возможно, она могла стать такой с ним. И лишь это «возможно» удержало его в тот день от соблазнительной, манящей идеи: сделать всё, чтобы они с Джинни вновь были вместе. Лишь поэтому он ещё раз отпустил её и перестал бороться. Но правильно ли это?
Она улыбалась Поттеру, танцевала с ним и смеялась так, словно тот был самым остроумным мудилой на свете. И Блейз злился. Стоял возле фуршетного стола, облокотившись на колонну, осушивал бокал за бокалом, стискивая стекло так, что пальцы белели, и молча смотрел, как та, которую он любил, порхает всего в нескольких метрах, даря всю себя не ему.
И, когда объявили древний вальс, когда Блейз осознал, что обязательно станцует с Джинни, в его душе расцвела гадкая надежда: хотя бы на краткий миг, пока они будут танцевать вместе, она будет только его. На протяжении всей мелодии он предвкушал встречу, жил ожиданием близости, и это ощущение не мог испортить даже Малфой, который устроил целое представление с Грейнджер.
Они снова вместе. Смешно было ожидать другого.
Лишь на секунду Забини с тоской задумался, как легко он потерял друга, пытаясь помочь той, которая, несмотря на любовь к нему, вскоре станет чужой женой. Уже потом он осознал, что Драко всё равно когда-нибудь поймёт, узнает причины, хоть это и будет означать, что он, Блейз, старался зря.
Предал дружбу из-за женщины. Браво, Забини! Ты жалок. Можешь выпить ещё огневиски или утопиться в нём. Лучше утопиться.
А затем... Затем он танцевал со многими, заканчивая быстрее, чем это было нужно, и, когда уже под финал мелодии увидел перед собой её лицо, на какое-то время впал в ступор. Они смотрели друг на друга всего секунду, одинаково оцепенев, но это была самая длинная секунда из всех, что ему удалось пережить. А в следующую - Джинни отвела взгляд и нахмурилась, так и не сказав ни слова. Он только услышал едва уловимый вздох в момент, когда притянул её к себе, хотя это могло ему лишь показаться.
Блейзу отчаянно хотелось завести разговор, но он не знал, что может сказать в этот миг. Вновь рассуждать об их неудавшихся отношениях? Глупо. Пытаться с помощью слов вернуть её? Смешно. И уж точно он не хотел спрашивать, как скоро Джинни станет грёбаной миссис Поттер. Он лучше вывернет себе кишки и задушит себя ими, чем позволит себе вспомнить об этом. Но вальс совсем скоро должен был закончиться, поэтому он всё же начал говорить, пусть тема и была второй в его личном списке «Лучше умереть, чем обсудить».
— Похоже, наши старания бесполезны. Вряд ли хоть что-то способно отвадить Грейнджер от Малфоя.
Она подняла на него удивлённый взгляд, а затем насупилась. Её глаза зло блеснули.
— Наши старания? По-моему, только ты имеешь свойство лезть не в своё дело! Какого чёрта ты ей наговорил тогда в гримёрке?
Блейз опешил. Как? Она не понимает?!
— Я делал это ради тебя, и ты не хуже меня знаешь: это была неплохая попытка призвать её к морали. Кто предполагал, что Грейнджер окажется куда аморальнее, чем я думал! — непонимающе покачал он головой. — Но ты... Почему ты злишься? Я ведь просто пытался помочь!
— Мне не нужна твоя помощь! Особенно если учесть, что всё уже бессмысленно!
Её слова потонули в шквале аплодисментов, и Блейз нетерпеливым жестом указал ей на выход. На удивление, она не стала спорить, а вихрем понеслась туда.
Когда они оказались в глубине магнолиевой рощи, Джинни вновь начала говорить. Её лицо пылало.
— Я хочу, чтобы ты окончательно уяснил: это больше не твоё дело, как, впрочем, и не моё. Что бы ты там ни думал, знай: я не собираюсь во всё это лезть. Будь что будет! И очень прошу тебя перестать «помогать» мне. Я прекрасно справляюсь сама.
Блейз невесело рассмеялся и посмотрел на её самоуверенное лицо, освещённое призрачным сиянием цветов.
— Прекрасно справляешься? Ну-ну. Я заметил, как ты справляешься, минуту назад. Как думаешь, при таком раскладе сколько ей потребуется времени? Неделя, день, а может, час?
Джинни на секунду стушевалась, а в её взгляде поселилась неуверенность, вмиг сменившаяся злостью.
— Ну и что! Уже неважно. Разве ты не видишь, что вся эта идея с самого начала была провальной? Я поверить не могу, что согласилась! Я не должна была соглашаться.
— Уже поздно сожалеть об этом! Но ты можешь попытаться всё исправить. Если они не будут вместе, то есть шанс...
Джинни отчаянно замотала головой.
— Нет никакого шанса, Блейз, — уже гораздо тише продолжила она. — Я вижу её счастливой и понимаю, что не смею отобрать у неё это. Не сейчас, не теперь, когда я поняла, насколько чудовищной ошибкой было тогда согласиться.
— Но ты не понимаешь другого, — он сделал шаг навстречу и склонился к её лицу. — Если правда вскроется - всем от этого будет только хуже.
Она молчала, опустив глаза, и Блейз осмелел: он почти вплотную подошёл к ней.
— Джинни, только представь, каково будет тебе, если она узнает, — тихо произнёс он и мягко дотронулся до её щеки. — Именно поэтому я пытался тебе помочь, хотя теперь могу сказать, что у меня стало на одного друга меньше.
— Зачем?
Резкий вопрос и пристальный взгляд застали его врасплох. Внезапно захотелось отойти от неё, но он быстро подавил это желание.
— Я же уже сказал, что...
— Зачем ты беспокоишься обо мне? — перебила его она, и он прочёл в её глазах то, что придало ему уверенности, но лишило способности отвечать за слова и поступки. — Зачем до сих пор это делаешь?
— Ты же знаешь ответ, так зачем спрашиваешь? — не сводя с неё взгляда, ответил Блейз, и что-то разрушилось. Какое-то невидимое, невесомое соглашение между ними было разорвано, ведь они снова коснулись темы, говорить на которую уже не было смысла, но так хотелось. И если это последний вечер - почему бы не позволить себе такую слабость?
Он наблюдал, как зрачки Джинни слегка расширились от понимания, а рот приоткрылся в изумлении. Она уже собиралась что-то сказать, когда Блейз неожиданно даже для самого себя выдал:
­— Я весь вечер наблюдал за тобой. Вряд ли ты выглядела когда-нибудь прекраснее.
— Блейз... — настороженно начала Джинни и сделала медленный шаг назад, почти упёршись спиной в ствол дерева.
— Хотя ты всегда была ослепительно красива, даже когда носила несуразную школьную робу, даже когда просыпалась утром, одетая лишь в мою мятую рубашку...
— Прошу, не...
— И твоя кожа, — он вновь провёл по её щеке тыльной стороной кисти, — такая же нежная, как и несколько лет назад. Ты помнишь, как я прикасался к ней пальцами...
— Блейз!
—... губами, языком. Помнишь?
Слова лились сами, и он не понимал, что говорит, а главное - зачем. Конечно, Блейз мог бы подумать, что виной тому немалая доза огневиски, которая наконец дала о себе знать. Но дело было не в этом.
Просто он был одурманен ею, а ещё видел в глазах Джинни что-то, выдававшее её желание слушать.
И сейчас, когда её грудь тяжело вздымалась под корсетом, когда щёки ещё сильнее покраснели, а во взгляде читалась боль, смешанная с желанием, он не смог себя заставить прекратить то, что начал.
— Я бы всё отдал, чтобы вернуть время, когда мы были вместе. Но уже ничего не исправишь, ведь так?
Он спросил это почти шёпотом, всматриваясь в её глаза и ожидая ответа, но она молчала. И это молчание окончательно свело его с ума.
Наверняка что-то в выражении его лица заставило её отвернуться, и, как только она это сделала, Блейз не смог удержаться. Он притянул её за талию и, прижавшись губами к едва загоревшей шее, начал покрывать нежную кожу неторопливыми пьянящими поцелуями.
Ощутив это, Джинни сначала возмущённо воскликнула, но уже в следующую секунду с её губ сорвался несмелый стон, когда Блейз задел чувствительное место недалеко от ключицы.
— Так, Джинни, или нет?
Его руки нежно ласкали её спину, в то время как язык не спеша двигался вверх по бархатной коже.
— Блейз, прошу...
Он слегка прикусил мочку уха и прошептал:
— Я знаю, ты всё ещё хочешь меня, Джинни. Посмотри, как ты дрожишь от моих прикосновений, послушай, как бьётся твоё сердце. Разве есть хоть что-то, ради чего ты захочешь отказаться от этого?
И почувствовал, как она его оттолкнула. Всё ещё тяжело дыша, с раскрасневшимся лицом, она стояла, гордо вскинув голову, и уверенно смотрела на него.
— Да, Блейз, есть: я люблю Гарри, и он меня тоже любит. Я выхожу за него замуж через несколько недель и собираюсь прожить с ним всю жизнь. И знаешь почему? — произнесла она дрожащим голосом и сделала шаг к нему. — Потому что он боролся за наши отношения, несмотря на то, что думал: всё потеряно. И теперь я понимаю, что приняла правильное решение, согласившись выйти за него. Он — моё настоящее, а прошлое должно оставаться прошлым. Думаю, ты согласишься с этим.
Ему словно кто-то зарядил под дых. Блейз не мог поверить в то, что услышал. Ведь это означало крах, окончательно и бесповоротно, конец всем его затаённым надеждам. И сейчас все его прошлые попытки смириться казались смехотворными, до боли жалкими.
— Но я...
— Я уверена, что согласишься, — слегка повысила тон Джинни, а затем с сожалением посмотрела на него. — Блейз, ты понял это ещё два года назад. Если бы не этот курорт, мы бы, возможно, так никогда и не встретились вновь.
Осознание, что она была права, разрасталось с каждой секундой всё быстрее, и ему не оставалось ничего, кроме как признать: нет смысла надеяться, и слишком поздно во что-то верить.
— Я не смогу отпустить тебя, — после недолгого молчания проговорил Блейз, словно со стороны слыша свой тихий голос, показавшийся незнакомым.
Лицо Джинни смягчилось, и он увидел, что в её глазах стоят слёзы. Он отстранённо наблюдал, как медленно она подошла к нему, а затем провела рукой по плечу.
— Ты уже сделал это. Несколько лет назад, — почти шёпотом сказала она и едва ощутимо коснулась губами его щеки. — Прощай.
Её «прощай» звучало в голове ещё очень долго, и даже слова песен, игравших на маскараде, складывались только в него. Конечно, ему было хреново, но, с другой стороны, после третьего бокала огневиски, Блейз понял, что чувствует вместе с тем странное облегчение: он наконец избавился от ощущения чего-то тяжёлого, годами живущего в душе, столько времени тяготившего сердце. Джинни сказала ему то, что он долго не хотел признать, зато теперь понял, как глупо было держаться за прошлое, которое сам же отпустил несколько лет назад. Им двоим давно нужно было двигаться дальше, и, наверное, к счастью,что встреча на этом курорте помогла это осознать.
Внезапно его внимание привлёк звук разбившегося справа бокала.
— Ой, простите, сеньор! Кажется, я немного пьяна, — извинялась сидящая по другую сторону фуршетного стола брюнетка с волосами до плеч перед стоящим рядом мужчиной в белых брюках, на которых расползалось красное пятно от вина.
— Вам пора прекратить пить, юная леди. Вы однозначно перебрали! — неодобрительно отозвался волшебник, палочкой вычищая ткань.
— У меня разбито сердце, разве это не служит оправданием, как считаете? — с этими словами она неловко отсалютовала новым бокалом и повернулась к Блейзу.
Он удивлённо моргнул.
Чёртов свет.
Перед ним сидела Элиса, прекрасная итальянка, по всей видимости, недавно отвергнутая его лучшим другом. Конечно, для Блейза это было вполне ожидаемо, хотя он, наверное, никогда не поймёт предпочтений Драко при выборе женщин. Глядя на красивое, утончённое лицо Эл, изящную фигуру и стать, сложно было представить, что такую девушку можно бросить.
— Привет, крушительница стекла, — наконец, вскинув бровь и усмехнувшись, сказал Блейз первое, что пришло в голову.
— Прости, а мы разве знакомы? — захмелевшим голосом спросила она, склонившись чуть ближе, и внезапно её лицо озарилось. — Ах точно! Я вспомнила тебя. Ты же друг Драко, верно?
— Ну, во всяком случае, был другом, ­— удручённо откликнулся Блейз и отпил из своего бокала.
— И я была его другом, представляешь? Как оказалось, только другом и была. Видишь, как много у нас общего, — Элиса ответила ему такой же невесёлой улыбкой. — Вот только у тебя вряд ли разбито сердце, поэтому ты не пойдёшь танцевать, в надежде на минуту забыть, что тебя совсем недавно бросили.
Губы Блейза непроизвольно растянулись в ухмылке.
— Пока что я вижу только одно различие: я не бью бокалы, в отличие от тебя. Но в остальном — ты права: у нас действительно много общего. Поэтому, что касается танца двух неудачников, почему бы и нет?
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |