Рорана охватил страх, потому что корабль продолжал терять скорость. Сорвав с себя страховочный линь и с полным равнодушием к собственной безопасности, он высунулся за край «вороньего гнёзда», ухватился за снасти и камнем скользнул по ним вниз; один раз он даже выпустил канат из рук и несколько футов летел камнем, лишь перед самой палубой успев снова за него уцепиться. Спрыгнув на палубу, Роран бросился к носовому люку, спустился к гребцам и присоединился к Балдору и Олбриху, ворочавшим тяжёлое дубовое весло.
Они не обменялись ни словом, остервенело налегая на весло и слушая лишь собственное хриплое дыхание, сумасшедший ритм барабана, хриплые команды Бондена и рёв Кабаньего Ока. Роран всем телом ощущал, как могучий водоворот сопротивляется ударам их весел.
И все-таки «Крыло дракона» почти стояло на месте. «Нам не выбраться!» — мелькнуло в голове Рорана. Ноги и спина горели от напряжения. Лёгкие захлёбывались. Между ударами барабана он слышал, как Утхар приказывает поставить паруса по ветру в надежде, что удастся воспользоваться хотя бы малейшим его дуновением.
Через два ряда от Рорана Дармен и Хамунд, передав весло Тэйну и Ридли, без сил рухнули в проход; их руки и ноги дрожали от усталости. Ещё через минуту в проход рухнули ещё двое — их тут же подменили Биргит и ещё какая-то женщина.
«Если мы все-таки выживем, — подумал Роран, — то только потому, что нас так много. Мы сможем подменять друг друга и выдержать это нечеловеческое напряжение!»
Ему казалось, он уже целую вечность ворочает веслом в этом продымлённом и мрачном помещении, сперва отталкивая от себя толстую рукоять, потом притягивая её к себе изо всех сил и стараясь при этом не обращать внимания на боль, пульсирующую во всем теле. Болела шея — приходилось все время нагибаться под низким потолком. Рукоять весла потемнела от крови — ладони его покрылись мозолями и кровоточили. Роран сорвал с себя рубашку, подзорная труба при этом выпала и ударилась о палубу, но он, не обратив на это внимания, обмотал рубашкой весло и продолжал грести.
В конце концов он совсем выбился из сил. Ноги сами собой соскользнули с упора, и он упал набок, растянувшись поперёк прохода. Его место тут же занял Орвал. Роран, весь мокрый от пота, лежал неподвижно, пока не восстановилось дыхание, потом привстал на четвереньки и пополз к люку.
Он с огромным трудом взобрался по трапу, мотаясь из стороны в сторону в такт качке и то и дело прислоняясь к переборке, чтобы передохнуть. Выбравшись на палубу, он на секунду задержался, чтоб глотнуть свежего воздуха, и побрёл на корму, к рулевому. Ноги под ним подламывались.
— Как идём? — задыхаясь, спросил он Утхара, стоявшего за рулём.
Тот в ответ только мотнул головой.
Нагнувшись над планширом, Роран высмотрел в тумане три шлюпа — до них было, наверное, с полмили; их несколько сносило к западу, ближе к центру водоворота. Странно, они отчего-то показались Рорану совершенно неподвижными.
Сперва он решил, что ему это чудится, но потом понял, что «Крыло дракона» явно идёт быстрее; казалось, корабль пересёк невидимую границу, отделявшую его от смертельно опасного места, и силы, которые до сих пор тянули его к гибели, несколько ослабели. Разница была почти незаметна, но и этого оказалось достаточно, чтобы расстояние между «Крылом дракона» и шлюпами начало понемногу увеличиваться. С каждым новым взмахом весел их корабль уверенно набирал темп!
А вот шлюпам никак не удавалось преодолеть чудовищную мощь водоворота. Все реже вздымались их весла, а потом и вовсе остановились — и шлюпы тут же потянуло назад, в облака тумана, за которыми свою жертву поджидали бешено вращающаяся стена чёрной воды и ощетинившееся скалами океанское дно.
«Они уже не могут грести, — сообразил Роран. — У них слишком мало людей, и они выдохлись!» Он не мог не посочувствовать им сейчас — их ждала страшная участь.
И в эту минуту с ближайшего к ним шлюпа сорвалась стрела, превратившись в воздухе в тонкую зеленую молнию, и понеслась к «Крылу дракона», по всей видимости, созданная и направляемая магией. Огненная стрела попала в крюйс-марсель и взорвалась, рассыпавшись на множество огненных шариков, поджигавших все, к чему они прикасались. Через секунду на бизань-мачте, на её парусах и по всей палубе вспыхнуло не менее двадцати маленьких пожаров.
— Нам это не потушить! — в панике заорал кто-то из матросов.
— Руби все, что горит, и швыряй за борт! — рявкнул в ответ Утхар.
Выхватив нож, Роран принялся за дело, иссекая и срубая горящий кусок палубы под ногами. Всего через несколько минут напряжённой работы они сумели загасить все очаги колдовского огня, и стало ясно, что дальше пожар не пойдёт.
— Отбой! — раздался чей-то крик, и Утхар расслабил пальцы, судорожно стискивавшие румпель.
— Если это все, на что способен их маг, то нам его, можно сказать, и бояться нечего, — заметил он с усмешкой.
— Ну что, выберемся мы из Кабаньего Ока или нет? — спросил Роран, уже почти уверенный, что получит подтверждение вспыхнувшей надежде.
Утхар расправил плечи, гордо, хотя и не совсем уверенно, глянул на него и улыбнулся:
— Пока ещё не выбрались, но, похоже, конец близок. Нам все равно не отойти далеко от этого прожорливого чудовища, пока не ослабнет отливное течение. Передай-ка Бондену, чтоб немного сбавил темп. Ребята и так в обморок падают — совсем он их уморил. Пусть теперь передохнут чуток.
А потом все было именно так, как и обещал Утхар. Роран сменил одного из уставших гребцов и ещё немного поработал веслом, а когда в следующий раз поднялся на палубу, водоворот уже явно ослабел. Чудовищный рёв его разверстой пасти утих, превратившись в обычное, хотя и довольно громкое завывание ветра. Море тоже несколько успокоилось; ничто больше не напоминало о той жуткой силище, что только что бесновалась здесь. Спирали тумана, крутившиеся над бездной, словно растворились в тёплых лучах солнца; воздух стал чист, как только что вымытое стекло. Теперь, пожалуй, трудно было бы даже предположить, что рядом существует такое чудовище, как Кабанье Око. Роран, разыскав под скамьями гребцов свою подзорную трубу, сумел разглядеть в том месте лишь относительно небольшой круг жёлтой пены, крутившийся на поверхности воды.
А в центре этого пенного крута вместе с водой вращались три сломанные мачты и чёрный парус. Впрочем, все это могло ему просто показаться.
«Что ж, мы ещё легко отделались!» — подумал Роран.
Илейн подошла к нему, встала рядом и, прикрывая рукой вздувшийся живот, тихо сказала:
— Нам здорово повезло, Роран! На такое везение и рассчитывать было трудно.
— Это точно! — с удовольствием согласился он.
КУРС НА АБЕРОН
Лес под крылом Сапфиры расстилался во все стороны до самой белесой линии горизонта, и цвет его по мере удаления от них менялся от темно-зеленого до слабо-зеленоватого и бледно-багрового. Сойки, дятлы и другие лесные птицы с испуганными криками заметались среди кривых сосновых ветвей при виде летевшей низко Сапфиры. Она нарочно спустилась к самым кронам, чтобы уберечь своих пассажиров от страшного холода, царившего на большой высоте.
Если не считать того раза, когда Сапфире пришлось скрываться от раззаков в горах Спайна, им с Эрагоном более ни разу не предоставлялось возможности достаточно долго лететь без остановок, ибо каждый раз приходилось дожидаться попутчиков, следовавших за ними по земле. И сейчас Сапфира особенно была довольна полной свободой и с радостью демонстрировала Эрагону все то, чему она научилась у Глаэдра.
Орик, повозившись и устроившись поудобнее, заявил Эрагону:
— Я, правда, не уверен, что когда-нибудь буду чувствовать себя в небе как дома, зато теперь мне понятно, отчего у вас с Сапфирой полет вызывает такой восторг. Он действительно даёт ощущение полной свободы! Ты можешь вообразить себя стремительным коршуном, преследующим добычу! Ах, у меня просто сердце готово выпрыгнуть из груди!..
Чтобы немного развлечься, Орик с Сапфирой затеяли игру в загадки. Эрагон отказался — он загадками никогда особенно не увлекался да и плохо умел их разгадывать; в этом отношении ум его никогда не был достаточно гибок. Во всяком случае, до Сапфиры в этом искусстве ему было ох как далеко. Зато она от любых загадок приходила в восторг и обычно легко их решала.
— Я знаю только загадки гномов, они все на нашем языке, — сказал Орик. — Я, конечно, постараюсь получше их переводить, но ты уж извини, если тебе мои рифмы покажутся грубоватыми. — И он начал:
Пока я юна — высока;
Когда я стара — коротка.
Пока я живу, я пылаю.
В дыханье Урура сгораю.
«Это нечестно, — пробурчала Сапфира. — Я почти ничего не знаю о ваших богах».
— Так что, сдаёшься? — засмеялся Орик.
«Вот ещё! — Несколько минут слышался только шелест её крыльев, потом она спросила: — Это свеча?»
— Точно!
Сапфира фыркнула; в лицо Орику и Эрагону ударил клуб горячего дыма.
«Такие загадки для меня труднее всего. Я ведь не бывала внутри человеческого жилища с тех пор, как вылупилась из яйца, и мне трудно даже просто представить, о каком предмете обихода идёт речь».
Затем она предложила Орику свою загадку:
— Какой цветок так расцветает, Что все болезни исцеляет?
Загадка оказалась Орику явно не по зубам. Он долго кряхтел, пыхтел, недовольно ворчал и возился, так что сидевший позади него Эрагон не мог сдержать улыбки: он-то давно прочитал ответ в мыслях Сапфиры. В конце концов Орик сдался:
— Ну ладно, твой верх! И что это за цветок? Но Сапфира не унималась:
— Нет, это вовсе не шафран, Не розмарин и не банан. Ответ же правильный: тимьян!
Теперь уже Орик закричал:
— Нечестно! Во-первых, это не мой язык, а на древнем языке мне трудно разгадывать всякие рифмы. И, кроме того, я этих ваших цветочков совсем не знаю!
«Нет, Орик, все честно. И это самая обычная загадка!»
Эрагон видел, как напряглись мышцы на шее у Орика; задрав голову, гном сердито воскликнул:
— Ну, хорошо, Железнозубая! Сейчас я загадаю тебе такую загадку, которую у нас, гномов, любой ребёнок отгадать сможет:
Я — горн Морготала и Хельцвога чрево.
Дочь Нордвига в недрах своих укрываю
И серую смерть в этот мир посылаю,
Затем кровью Хельцвога мир обновляю —
Так что же, скажи, я собой представляю?
Так они и развлекались, загадывая друг другу все более сложные загадки, а Дю Вельденварден все тянулся под ними, но теперь уже среди деревьев иногда мелькали речные долины, поросшие тростником, сквозь который серебром сверкала вода: древний лес пересекало множество рек и речек. А вокруг летящей Сапфиры фантастическими архитектурными ансамблями громоздились облака: вставали колонны, вздымались купола и арки, возносились ввысь зубчатые стены бастионов и башни, похожие на огромные горы — и все это было залито сияющим солнечным светом. Эрагону казалось, что это сон, что они летят сквозь мечту.
Сапфира летела столь стремительно, что к наступлению сумерек Дю Вельденварден остался далеко позади; теперь они неслись над золотистыми полями, отделявшими лес от пустыни Хадарак. На ночлег они устроились прямо в высокой траве, тесным кружком устроившись у костра и чувствуя себя совершенно одинокими на всем этом огромном пространстве. Говорить не хотелось; они обменялись лишь несколькими словами, ибо звуки речи лишь подчёркивали их затерянность в этом безлюдном краю.
Эрагон воспользовался стоянкой, чтобы передать некоторое количество энергии в рубин, венчавший рукоять Заррока. Камень мгновенно поглотил всю предложенную ему энергию, а потом ещё и ту, которую предложила Сапфира, и Эрагон понял, что понадобится немало дней, чтобы полностью напитать энергией и этот рубин, и те двенадцать алмазов, что спрятаны в поясе Белотха Мудрого.
Передача сил утомила его, и он, завернувшись в одеяло, улёгся подле Сапфиры и погрузился в уже привычную полудрёму, а ночные фантазии вновь принялись играть с ним в свои игры под сияющими в вышине звёздами.
Вскоре после того, как они утром возобновили полет, колышущееся море травы под ними сменилось зарослями бурого кустарника, который становился все более редким и наконец исчез вовсе. Теперь внизу было лишь выжженное солнцем голое пространство без малейших признаков растительности. Потом появились красноватые барханы. С высоты полёта Сапфиры они казались бесконечными рядами волн, катящихся к далёкому морскому берегу.
Когда солнце начало клониться к закату, Эрагон заметил далеко на востоке группу скалистых горных вершин и понял, что это горы Нангорёт, куда дикие драконы обычно прилетали спариваться и выращивать молодняк, а в конечном итоге и умирать.
«Надо будет слетать туда хоть раз», — услышал он голос Сапфиры, прочитавшей его мысли.
«Да, непременно».
В ту ночь Эрагон особенно остро ощущал их одиночество. На ночлег они устроились в самом пустынном уголке пустыни Хадарак, и здесь влажность воздуха доходила почти до нуля. Губы у него вскоре стали трескаться, хотя он то и дело смазывал их нальгаском. И сколько он ни пытался прочесть мысли окружающих его существ, это удалось ему с трудом: вокруг было совсем мало живого: несколько замученных жарой и засухой растений и немного насекомых и ящериц.
Так же как во время бегства через пустыню из Гиллида, Эрагон добывал воду, с помощью магии вытягивая её из земли: им необходимо было время от времени наполнять свои бурдюки. Но каждый раз, прежде чем позволить воде вновь уйти в землю, он использовал поверхность источника как магический кристалл и связывался с Насуадой, чтобы узнать, не подверглись ли вардены нападению врагов. Но, к счастью, там пока все было спокойно.
На третий день полёта поднялся сильный попутный ветер, который помог Сапфире преодолеть гораздо большее расстояние, чем она рассчитывала, и они выбрались за пределы пустыни Хадарак.
У самого края пустыни они видели группу конных кочевников, с головы до ног укутанных в развевающиеся одежды, призванные оберегать их от жары. Кочевники что-то злобно орали и потрясали саблями и копьями, но ни один не осмелился пустить в Сапфиру стрелу.
На ночь Эрагон, Сапфира и Орик устроились в самом южном конце Серебристого леса, расположенного на берегу озера Тюдостен и названного так потому, что там растут почти одни берёзы, ивы и серебристые тополя. В отличие от Дю Вельденвардена, где под сенью разлапистых сосен всегда царит полумрак, этот лес был удивительно светел, весь пронизан солнечными лучами и наполнен пением птиц и шелестом зеленой листвы. Все деревья здесь казались Эрагону юными и счастливыми, и было очень приятно оказаться здесь. В Серебристом лесу ничто уже не напоминало о пустыне, хотя климат, конечно, был гораздо теплее, чем повсюду в такое время года. Погода больше напоминала летнюю.
Отсюда они взяли курс прямо на Аберон, столицу Сурды, руководствуясь памятью птиц, мысли которых Эрагон читал на лету. Сапфира не делала ни малейших попыток укрыться от посторонних глаз, и, пролетая над селеньями, они часто слышали крики удивления и тревоги.
День уже клонился к вечеру, когда вдали они увидели Аберон, низкий, окружённый стенами город, раскинувшийся на плоской равнине вокруг единственной, торчавшей прямо в центре скалы. На этой скале и находился замок Борромео. Высокая цитадель была защищена тремя концентрическими рядами стен, бесчисленными башнями и, как успел заметить Эрагон, сотнями баллист, предназначенных для отстрела летящих драконов. На янтарном закатном небе силуэты зданий казались особенно резкими и чёткими; золотистый солнечный свет так и плясал в столбах пыли у западных ворот города, где в Аберон входила колонна воинов.
Плавно спускаясь во внутренний двор замка, Сапфира посвятила Эрагона в «коллективные» мысли его обитателей. Сперва его попросту подавила царившая там неразбериха. Как же он сможет в дальнейшем читать мысли врагов и при этом сам оставаться в здравом уме и действовать адекватно? Эти мысли не давали ему покоя до тех пор, пока он не догадался, что, как всегда, слишком большое внимание уделяет отдельным деталям. Ведь в данном случае ему нужно было всего лишь почувствовать общее настроение этих людей. Он отрешился от частностей, и отдельные голоса, столь сильно отвлекавшие его внимание, утихли и пропали, точно утонули в общем потоке людских эмоций. Казалось, и весь окрестный пейзаж отгородил от Эрагона некий невидимый экран, похожий на струи водопада, колеблющийся в такт взлётам и падениям людских мыслей и настроений; лишь изредка сквозь него удавалось прорваться неким звукам — в случае особенно сильного взрыва чувств.
Короче говоря, всем троим стало ясно: весть о появлении Сапфиры вызвала среди местного населения тревогу, и Эрагон попросил дракониху быть предельно осторожной. «Не хватало ещё, чтоб они начали в нас стрелять!»
Могучие крылья Сапфиры подняли целую тучу пыли, когда она приземлилась в центре внутреннего двора, тормозя по утоптанной голой земле когтями. Лошади у коновязи от страха взвились на дыбы, подняв такой переполох, что Эрагону пришлось устанавливать с ними мысленную связь и долго успокаивать их с помощью слов древнего языка.
Затем Эрагон и Орик спрыгнули на землю и увидели, что с парапетов вниз свесилось множество воинов, обслуживающих готовые к бою баллисты. Эрагон не боялся, что они действительно могут начать стрелять, но все же совсем ни к чему было бы ввязываться в схватку со своими же союзниками.
Из донжона показалась группа из двенадцати мужчин — некоторые в боевом облачении — и поспешно направилась к ним. Впереди шагал высокий человек, такой же темнокожий, как Насуада. Человека с таким цветом кожи Эрагон встречал всего в третий раз в жизни. Остановившись от них шагах в десяти, темнокожий мужчина поклонился — остальные незамедлительно последовали его примеру — и сказал:
— Добро пожаловать, досточтимый Всадник! Я Дахвар, сын Кедара, сенешаль короля Оррина.
— А я — Эрагон. Меня ещё зовут Губителем Шейдов. А вот чей я сын — не знаю, — с поклоном ответил Эрагон сенешалю.
— Орик, сын Трифка, — представился гном. «Сапфира, дочь Вервады», — Сапфира постаралась, чтобы её мысленное послание дошло здесь до каждого. Дахвар ещё раз поклонился:
— Прошу простить, что столь именитых и благородных гостей не встречает никто более высокого ранга, но король Оррин и госпожа Насуада, а также все вардены давно покинули город и сейчас движутся навстречу армии Гальбаторикса. — Эрагон понимающе кивнул. Этого и следовало ожидать. — Они велели передать тебе, если ты станешь искать их здесь, что вам с досточтимой Сапфирой следует немедленно к ним присоединиться, ибо для победы нам нужны все ваши умения и способности.
— Можешь показать на карте, как их найти? — спросил Эрагон.
— Конечно, господин мой. А пока принесут карту, не угодно ли вам укрыться в тени и немного освежиться?
— Боюсь, у нас нет времени. — Эрагон покачал головой. — Да и карта нужна не мне, а, скорее, Сапфире, которая вряд ли поместится в залах вашего замка.
Сенешаль несколько смешался. Удивлённо глянув на него, потом на Сапфиру, он сказал неуверенно:
— Хорошо, господин мой, но мы так или иначе полностью в вашем распоряжении, и если тебе или твоим спутникам что-либо понадобится, вам стоит только сказать…
И Эрагон впервые понял: здесь он может отдавать любые приказы, и ему будут беспрекословно повиноваться.
— Нам нужен провиант на неделю. Лично мне — только фрукты, овощи, мука, сыр, хлеб — мяса я не ем. И непременно наполните водой наши бурдюки.
Он был рад, что Дахвар не стал спрашивать, почему он не ест мяса. Орик следом за ним высказал свои пожелания: вяленое мясо, бекон и тому подобное.
Щёлкнув пальцами, Дахвар подозвал двух слуг и велел им бегом возвращаться в донжон и быстро готовить перечисленные припасы. Дожидаясь их возвращения, сенешаль старался развлечь гостей разговором.
— Могу я предположить, — спросил он Эрагона, — что твоё появление здесь, Губитель Шейдов, означает, что свою подготовку у эльфов ты уже завершил?
— Моя подготовка не может быть завершена до тех пор, пока я жив.
— Понятно. — Дахвар с минуту помолчал и снова спросил: — Прошу простить мою дерзость, господин мой, ибо я весьма несведущ относительно образа жизни Всадников, но разве ты не человек? Мне говорили, что ты из людей.
— Да из людей он, из людей! — проворчал Орик. — Самый настоящий человек. Просто он… немного изменился. Вам бы радоваться надо, что с ним такое произошло, потому что иначе мы могли бы оказаться в куда худшем положении, чем теперь.
У Дахвара хватило такта не продолжать расспросы, но, прочитав его мысли, Эрагон понял: сенешаль отдал бы что угодно за более подробные сведения о нем и Сапфире, ибо для Оррина и его советников такие сведения были просто на вес золота.
Воду, продовольствие и карту вскоре принесли двое пажей — глаза у них были только что не квадратные. По указанию Эрагона они сложили все это к ногам Сапфиры — выглядели они при этом весьма испуганными — и быстренько ретировались, спрятавшись за спину Дахвара. Опустившись на колени, Дахвар расстелил на земле карту Сурды и прилегающих земель, провёл линию на северо-восток от Аберона к Ситхри и сказал:
— Согласно последним сообщениям, король Оррин и госпожа Насуада останавливались здесь, чтобы запастись фуражом. Но задерживаться в Ситхри они не собирались, ибо армия Гальбаторикса движется на юг вдоль реки Джиет, а они хотели прибыть на место сражения заблаговременно. Я думаю, сейчас вардены где-то между Ситхри и берегом Джиет. Скорее всего, их следует искать на Пылающих Равнинах.
— На Пылающих Равнинах?
— Тебе они, возможно, известны под прежним названием, — улыбнулся Дахвар. — Дю Вёллар Эльдрварья.
— Да-да. — Эрагон вспомнил, что читал об этих местах в одном трактате по истории, полученном у Оромиса.
Эти равнины — там имелись огромные запасы торфа — тянулись вдоль западного берега реки Джиет до самой границы Сурды и в былые времена постоянно служили полями сражений Всадников и Проклятых. В ходе боя драконы неизбежно поджигали торф своим огненным дыханием, и он то горел, то тлел глубоко под землёй, и в итоге эти земли стали совершенно непригодными для жилья, поскольку их постоянно окутывал ядовитый дым, пробивавшийся наружу из расселин и трещин в обгоревшей, бесплодной земле.
У Эрагона дрожь прошла по спине, когда он вспомнил свой вещий сон: рубящиеся воины на оранжево-жёлтом поле, хриплые крики воронья, свист чёрных стрел… Он вздрогнул и беззвучно сказал Сапфире:
«Похоже, сама судьба ведёт нас туда. — Потом, указывая на карту, спросил: — Ты все поняла?»
«Да, все».
Эрагон с Ориком быстро сложили принесённые припасы в седельные сумки, сели верхом на дракониху и уже оттуда поблагодарили Дахвара за помощь. Но, когда Сапфира уже собиралась взлететь, Эрагон нахмурился, услышав в мыслях окружающих, которые все это время держал под контролем, некую опасную нотку.
— Господин мой, — обратился он к сенешалю, — на конюшне ссорятся двое конюхов, и один из них, по имени Татхал, по-моему, вот-вот совершит убийство.
Если ты хочешь это предотвратить, немедленно пошли туда своих людей.
Дахвар от изумления широко раскрыл глаза и, похоже, просто онемел. Даже Орик обернулся и удивлённо уставился на Эрагона.
— Как ты узнал об этом, Губитель Шейдов? — восхищённо пролепетал сенешаль.
— Просто потому, что я Всадник, — ответил Эрагон.
Потом Сапфира расправила крылья, и все разбежались, опасаясь, что их собьёт с ног поднявшимся ветром. Когда замок Борромео пропал далеко внизу, Орик спросил:
— Ты и мои мысли можешь читать, Эрагон?
— Хочешь, чтобы я попробовал? Я ведь никогда ещё этого не делал.
— Попробуй.
Нахмурившись, Эрагон сосредоточился на попытке пробиться сквозь защитные барьеры Орика и был поражён тем, сколь эти барьеры оказались крепки.
— Ничего не выходит! — резюмировал он. Орик расплылся в улыбке:
— Вот и хорошо. Я просто хотел убедиться, что не забыл старые уроки.
По молчаливому согласию они не стали останавливаться на ночь, а продолжили свой полет по темнеющему небу. Не было ни луны, ни звёзд, и мрак вокруг все сгущался. Время текло страшно медленно, казалось, секунды цепляются друг за друга, словно не желая уходить в прошлое.
Наконец снова забрезжил рассвет, и Сапфира приземлилась на берегу маленького озерца, так что Эрагон и Орик смогли размять затёкшие ноги, умыться и спокойно позавтракать на земле, а не на колючей качающейся спине драконихи.
Едва они успели вновь подняться в воздух, как на горизонте завиднелось низкое темно-коричневое облако, напоминавшее размазанные по листу белой бумаги чернила из дубовых орешков. По мере приближения облако все ширилось, и к полудню всю землю вокруг затянуло остро пахнущим удушливым дымом. Они достигли Пылающих Равнин.
ПЫЛАЮЩИЕ РАВНИНЫ
Эрагон закашлялся, такими густыми оказались струи дыма, когда Сапфира начала снижаться. Она упорно стремилась к реке Джиет, и Эрагон, хорошо понимая её намерения, то и дело утирал льющиеся по щекам слезы, совершенно чёрные от дыма. Глаза даже не щипало — их жгло.
У самой земли воздух был немного чище, и стало видно, куда они направляются. Шевелящийся поток черно-красного дыма над головой настолько искажал солнечный свет, что все внизу казалось огненно-оранжевым. Лишь в редкие разрывы в сплошном слое копоти пробивались бледные потоки дневного света, похожие на стеклянные столбы, но и их вскоре окутывали непрерывно плывущие тучи дыма.
Перед ними лежала река Джиет, вздувшаяся и неспокойная; она сейчас напоминала змею, заглотнувшую слишком крупную добычу. Подёрнутая рябью поверхность реки была точно такой неприятно-оранжевой, как и все вокруг. Даже когда на неё случайно падал луч солнца, вода в ней казалась непрозрачной и какой-то белесой, как молоко неведомого чудовища, да к тому же светилась изнутри каким-то совершенно уж жутким неестественным светом.
На восточном берегу стремительно несущихся вод Джиет выстроились в боевом порядке две армии. На юге расположились вардены и воины Сурды; они выкопали траншеи и спрятались за многочисленными рядами оборонительных заграждений, гордо подняв над собой боевые знамёна. Чуть дальше выстроились их шатры и палатки, за которыми виднелись отряды кавалерии короля Оррина, выставившие вперёд боевое охранение. Однако могучая эта армия бледнела в сравнении с огромными силами, собранными в северной части. Армия Гальбаторикса была столь велика, что по фронту растянулась мили на три, а насколько она уходила в глубину, понять было невозможно, ибо отдельные воины на таком расстоянии сливались в однородную серую массу.
Между армиями оставалось пустое пространство шириной около двух миль. Вся земля вокруг — и между армиями, и там, где размещались их лагеря, — была покрыта множеством странных дыр с обожжёнными и оплавленными краями, в которых плясали зеленые языки пламени. Над этими странными «факелами» поднимались столбы дыма, закрывавшего солнце. На выжженной земле не осталось ни одного ростка, все было обращено в пепел; чёрные, оранжевые и ядовито-зеленые пятна лишайников придавали этой местности какой-то болезненный, отталкивающий вид: казалось, она покрыта коростой или паршой.
Сапфира покружила над нейтральной полосой, заложила вираж и стала круто спускаться в сторону варденов. Оставаться дольше в поле зрения имперских отрядов было опасно из-за возможной атаки вражеских магов и волшебников. Эрагон, раскрыв душу, как его учил Оромис, старался мысленно охватить как можно больше людей во всех направлениях, выискивая тех, кто способен пресечь его попытку прочитать чужие мысли и соответствующим образом отреагировать на это, выставив мысленный барьер. Разумеется, в первую очередь его интересовали маги и волшебники.
Однако его мысленные изыскания были прерваны взрывом внезапной паники, охватившей часовых в лагере варденов. Он только сейчас понял, что многие из них никогда не видели Сапфиру и перепугались настолько, что страх подавил в них здравый смысл. Туча стрел взвилась в воздух — лучники надеялись перехватить дракониху на лету.
Подняв правую руку, Эрагон громко крикнул:
— Летта орья торна!
И стрелы замерли в воздухе. Чуть качнув кистью и словно отгоняя муху, Эрагон пробормотал: «Ганга!» — и направил стрелы на нейтральную полосу, где они и упали на выжженную землю, никому не причинив вреда. Одну стрелу он, впрочем, пропустил — она летела последней — и, сильно свесившись вправо, мгновенно перехватил её в воздухе, совсем рядом с Сапфирой. Ни один человек не сумел бы сделать такого!
В сотне футов от земли Сапфира спланировала на полностью расправленных крыльях, замедляя спуск, и приземлилась сперва на задние лапы, тормозя ими, а затем и на передние, прямо посреди палаток варденов.
— У-ух! — выдохнул Орик, развязывая крепёжные ремни и высвобождая ноги. — Уж лучше драться с дюжиной куллов, чем вот так падать с небес! — Он сполз с седла на переднюю лапу Сапфиры, а оттуда спрыгнул на землю.
Пока Эрагон выбирался из седла, вокруг Сапфиры уже успело собраться множество воинов — на всех лицах застыло выражение благоговейного ужаса. Потом из толпы выбрался огромный, похожий на медведя человек, в котором Эрагон тут же узнал Фредрика, мастера-оружейника из Фартхен Дура, облачённого в знакомые доспехи из бычьей кожи с нестриженой шерстью.
— Прочь с дороги, недотёпы! — орал он. — Не на что тут пялиться! А ну все по местам!
Повинуясь ему, воины начали расходиться, недовольно ворча, а Фредрик подошёл ближе, и Эрагон сразу заметил, что и бравый оружейник сильно поражён переменами, произошедшими в его, Эрагона, облике. Но, изо всех сил стараясь скрыть изумление и держать себя в руках, Фредрик поклонился, коснувшись лба рукой, и сказал:
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |