Великая Отечественная война 33 страница

То что происходит сегодня на постсоветском пространстве, доказывает, что был допущен глубокий промах, приведший к непредвиденным и разрушительным последствиям для современной России. Какое значение имеет советский опыт для других стран бывшего СССР — решать им самим. Не преувеличивая достижений советского времени, не замалчивая свойственных ему трагедий, перекосов и искривлений, путем элементарного сопоставления советского общества с любой из других стран, можно прийти к выводу, что все обстояло далеко не так просто, как многим кажется на первый взгляд. Необходимо понять специфический цивилизационный аспект, в котором происходило экономическое, социальное, культурное наполнение содержания процессов в советский период.

Внимательный анализ советской истории показывает, что главным в ее содержании была модернизация, понимаемая в самом широком смысле как индустриализация, движение к городскому обществу, секуляризация (размывание утопического, религиозного, мифического, основанного на вере в «вождей» мышления), изменения в идеологии и общественных настроениях, а не ГУЛАГ.Именно они составляли несущие конструкции советского социализма и вели к усложнению и нарастанию противоречий в советском обществе.

Большевистская концепция построения социализма, ее составные части в виде индустриализации и урбанизации, культурной революции, имеющие прямое отношение к модернизации, имели огромную социальную поддержку. Более того, они возникли и развивалась в недрах российского и советского общества, какая бы идеологическая подкладка под них не пришивалась.

Отличия социализма как способа модернизации состояли в том, что он обещал осуществить ее на основе марксистской идеологии, т. е. без эксплуатации человека человеком, без частной собственности, без тех последствий, лишений и жертв, которые принес людям капитализм. Многие противники советского строя поддерживали в этом смысле модернизаторские устремления большевиков, даже если сам социализм они рассматривали как неосуществимую утопию.

Таким образом, история советского общества протестует против представления о том, что народ не был субъектом модернизации. Конечно, понятие «народ» должно быть конкретизировано в своем многообразии и не сводимо к абстрактному «массы». Конечно, были в советской истории «поводыри» и «слепые», те, кто выигрывали, и те, кто теряли, а то и просто исчезали в водовороте бурных и трагических событий. Неверно существующее ныне представление, что все основания общественной жизни в России были порушены большевиками, а их самих нельзя отделить от общества, их породившего, и от народа, с которым они были связаны.

Под флагом строительства социализма в стране происходила трансформация революционной и разрушительной энергии, охватившей российское общество в начале ХХ в., в созидательную мобилизацию общества, превращение государства из революционного штаба в бюрократический аппарат, с разной степенью успехов и провалов решавший преимущественно практические задачи. В советской истории постоянно нужно учитывать, где оправданное и необходимое сопровождалось явлениями, которые не поддаются легким объяснениям с точки зрения современной логики и здравого смысла.

* * *

Одной из главных черт истории советского общества было его преобразование на базе индустриализации. Большинство авторов не отрицает ее успехов, но, по их мнению, цена, уплаченная за нее, — человеческие потери и затраченные материальные ресурсы, оказалась такой, что на этом фоне динамика развития меркнет. Главной жертвой индустриализации оказалась деревня. Но если даже цена за экономические успехи страны была слишком высокой, достигнутой за счет нещадной эксплутации крестьянства, достижения, например, в сфере образования и культуры выглядят, мягко говоря, несколько иначе. Таким образом, вопрос о цене модернизации в целом также приобретает огромное значение для понимания советской истории.

Все, конечно, познается в сравнении. Необходимо, чтобы популярный ныне вопрос о лишениях и жертвах, понесенных страной в период модернизации («строительства социализма»), рассматривался в более широком историческом контексте. Тот факт, что в СССР все свойственные модернизации явления оказались уплотненными во времени, наложенными на глобальные мировые процессы, усложненными в результате войн и революций, столкновения различных идеологий, не отменяет того факта, что модернизация во многих странах приносила людям немалые страдания в зависимости от конкретной истории каждой страны. История модернизации писалась не только бережливыми бюргерами, но и жестокими и кровавыми столкновениями, маргинальными и деклассированными группами и слоями населения, войнами, колониальными захватами и пр. С этой точки зрения полезно рассматривать популярное ныне сопоставление истории «капитализма» и «социализма» и не забывать, что насилие, репрессии, тюрьмы, каторга и ссылка существовали повсеместно.

В советскую историю необходимо постоянно вносить поправки на время и специфику внутренних и внешних обстоятельств, продиктовавших определенный расклад исторических событий, те или иные принятые властью решения.

К советскому государству, служившему орудием построения нового общества, нельзя подходить с обычной меркой соответствия или несоответствия его современному «цивилизационному» обществу. Здесь надо принимать во внимание по крайней мере три особенности. Во-первых, исторические основания государственности в России, то, какие специфические функции и задачи она выполняла. Во-вторых, в каком отношении советское государство явилось выразителем устремлений и чаяний различных классов и общественных групп, тяги низов к социальной справедливости. В-третьих, какие задачи возлагали на государство большевики, преследуя цель построения нового общества.

Вышло так, что партийно-государственная номенклатура явилась воплощением и становым хребтом советской государственности. Ее формирование, эволюция также имеют огромное значение для понимания советской истории. Одного лишь «разоблачительного» видения номенклатуры, которое сегодня преобладает в литературе, недостаточно. Возглавив советское государство, номенклатура различными способами: мобилизациями, централизацией, постановкой масштабных задач, энтузиазмом, патернализмом, лоббированием ведомственных интересов, репрессиями, дисциплинарным и хозяйственным подчинением преследовала прежде всего цели движения в будущее, по сути, модернизации общества. Но, как и всякой общественной группе, номенклатуре был присущ собственный «классовый» интерес.

Тот «социализм», который был создан при Сталине под руководством созданной им номенклатуры, вовсе не шел по пути подавления и обобществления частной жизни, как уверяют нас представители тоталитарной школы. Объективная суть проводимой властью политики, несмотря на идеологические заклинания, была совершенно обратной, даже если речь шла об идеологической мистификации собственно номенклатурного интереса или формировании новых классов и слоев советского общества.

Сталинский период, как свидетельствует история, был свирепым и зверским, каким, впрочем, было и само общество, недавно вышедшее из горнила суровых испытаний и обремененное тяжким наследием гражданской войны. Шаг за шагом, однако, под влиянием многих событий отчуждение общества от власти нарастало и постепенно стало приобретать опасные формы.

За годы своего развития в ХХ в. советский социализм создал определенного типа экономику, науку, культуру, производственную и социальную сферу, систему обеспечения транспортом, жильем, продовольствием и т.п. Но на всем протяжении советской истории они не смогли удовлетворить растущие потребности людей, а при интернационализации хозяйственной жизни, размывании границ после смерти Сталина, сравнение оказалось явно не в советскую пользу. Отсюда — возникшее в обществе подозрение к официальным лозунгам о повышении материального благосостояния народа, которое к тому же с конца 70-х годов перестало расти.

Советский Союз рухнул под тяжестью собственных противоречий и нерешенных проблем, но вовсе не потому, что, выбрав социализм, оказался на обочине цивилизации. Тенденции, которые под влиянием времени развивались в недрах советского общества, противоречили официальному о нем представлению. Основу советского строя составляли созданная еще в 1930-е годы централизованная планово-распределительная экономика, сложившиеся в ее рамках гигантские ведомственные структуры. Вопреки теоретическим предсказаниям о движении общества к социальной однородности, к концу брежневского периода сложилась и отвердела определенная социальная структура, оформились классы, слои и группы со своими интересами, образом жизни и менталитетом. Сложилась особая организация власти и управления, которая пронизывала общество сверху донизу, начиная с вершины властной пирамиды и кончая первичными производственными коллективами. Личные и частные интересы явно превалировали над интересами бюрократического государства. В его рамках формировались рыночные отношения, теневая экономика, складывалось независимое и неофициальное общественное мнение, далекое от официальной идеологии.

В отличие от «безкризисной» трактовки советской истории, господствовавшей ранее и отражавшей якобы поступательное движение страны к коммунизму, эта история, напротив, предстает как непрерывная череда кризисов, начиная с того, который был вызван идеологией и практикой военного коммунизма, и кончая последним, приведшим к падению советского строя. Именно усложнение общества в таких масштабах и с такой скоростью, каких никогда не было в истории человечества, создало предпосылки для этого кризиса, выход из которого не был найден. Усложнились все аспекты жизни общества: образование, культура, коммуникации, национальные, международные отношения. В рамках советского общества происходило развитие институционального плюрализма, все чаще различные общественные группы заявляли о своих интересах и не находили их адекватного выражения, которое было узурпировано разного уровня теневыми и клановыми партийно-бюрократическими группировками, преследующими свой интерес. Директивное планирование экономического и социального развития и бюрократический рынок вырождались в «торговлю» интересами по принципу «ты — мне, я тебе», в консервативную идеологию «совершенствования зрелого реального социализма».

Такой социализм, с его отказом от хрущевских экспериментов, стал своеобразным откатом в прошлое, частичным возвращением к тем принципам, которые, по мнению власти, обеспечивали устойчивое и динамическое продвижение вперед. Определенное оживление экономики после свержения Хрущева вроде бы свидетельствовало в пользу такого шага. На самом деле в соответствии с временем в обществе продолжали развиваться принципиально иные тенденции и процессы. Власть к тому времени утратила способность правильно осмысливать происходившие в стране и мире изменения, отвыкла, в отличие от прежней, принимать ответственные решения, действуя скорее в силу инерции и сложившейся практики управления, подавляя и гася в бюрократических толщах шедшие снизу инициативы. Склероз и коррупция, сдерживающий и охранительный характер брежневского «зрелого социализма» вели к разочарованию в нем и полной его дискредитации.

Шло постепенное омертвение прежних социалистических ценностей и идеалов, их превращение в выхолощенные жизнью ритуалы. Новые идеи, если они и звучали, преподносились так, что общество воспринимало их всего лишь как очередную бюрократическую кампанию. Идеология приобрела чудовищное упорство и однообразие, оказавшиеся в вопиющем противоречии с реальностью. Наблюдались застой теоретической мысли и утверждение крайне догматических представлений о марксизме. На этой основе происходило замалчивание истории, а подчас и апология ошибок и неудач, выдаваемых за достижения социализма.

Расхождение идеологии и практики отторгалось сознанием общества. Существующий режим, власть номенклатуры, ее бесконечное глупое вмешательство в жизнь граждан, постоянные дефициты и очереди всем опротивели и вызывали внутренний протест. На каждом участке возникали свои трудности, которые требовали решения и с которыми уже нельзя было справляться прежними методами.

Централизованная планово-распределительная система, организация власти и управления не отвечали новым условиям. Отсюда — возрастание неэффективности управления, снижение темпов роста, застой. Изменилась социально-демографическая ситуация, произошло исчерпание природных и людских ресурсов, которые служили ранее источником для экстенсивного роста.

Назревали острые противоречия между государством и обществом. Государство плохо реагировало на рост частных интересов и потребностей советских людей. В чем таки преуспел «зрелый социализм» — в отчуждении человека от политики, в уходе его в приватную жизнь, в распространении ценностей потребительского общества, эталоном которых казался якобы процветающий Запад. Позднее это вылилось в настоящий гимн обывательству и мещанству, создание мифа о среднем классе, который-де будет служить основой стабильности и демократии. Разочарование в идеях социализма вело к возрастанию социальных недугов, падению трудовой дисциплины, росту пьянства, преступности, потенциальной готовности урвать и украсть. Не нашедшие места в жизни, не удовлетворенные имеющимися перспективами, в том числе мелкие хулиганы и несуны «зрелого социализма», — хорошая основа для понимания облика того общества, которое возникло впоследствии на развалинах СССР.Неразрешенность проблем создавала недовольство и раздражение в обществе, особое идейное и психологическое состояние, которое определялось условиями жизни, воспитания и образования советских людей, растущими международными контактами.

Оппозиционные настроения в советском обществе были связаны не столько с открытым диссидентским движением, сколько со скрытыми, подспудно вызревавшими в обществе процессами. Открытые выступления против «социализма» расценивались как происки против народа и государства, которые защищались Конституцией, законами и карательными органами, но государство ничего не могло поделать с формированием во всех слоях общества других общественных настроений, которые прорывались даже на страницы контролируемых властью средств массовой информации. Исподволь возникали и множились элементы общественной жизни, которые выступали как «несистемные» с точки зрения омертвевшей идеологии. Расширялась сфера теневой экономики. Эрозии подвергались привычные ценности и идеалы. Коррупция все больше разъедала различные этажи управления. Легкость, с которой подавляющее большинство из 20 млн коммунистов после августа 1991 г. расстались с партийными билетами, подтверждает, что они не только не придерживались какой-то единой идеологии, а по сути давно утратили какие-либо идеологические принципы.

Внутриполитическая обстановка оказалась в тесной связи с внешнеполитической. Советскому руководству под влиянием процессов, происходивших в стране, все труднее становилось поддерживать тот геополитический баланс, который сложился после Второй мировой войны и в результате изменений, вызванных к жизни тенденциями и движениями послевоенного времени. Поддержание неустойчивого равновесия в мире, защита геополитических интересов страны под лозунгами «социализма» требовали все больших усилий. Инерция великодержавной политики, гонка вооружений, постоянное возрастание роли ВПК негативным образом сказывались на внутреннем положении СССР.Необходимый с точки зрения государства ВПК мало что давал для конкретного человека и буквально «пожирал» гражданскую экономику. Постоянно вставал вопрос о внесении изменений во внешнеполитическую стратегию, который позднее вылился в концепцию «нового мышления», нашедшего широкую поддержку как внутри страны, так и за рубежом.

Партийно-государственное руководство включало в себя людей, по-разному воспринимающих то, что происходило. Внутри самой партии созревали зерна будущего политического плюрализма, открыто выплеснувшегося на поверхность во второй половине 1980-х годов.

* * *

В нарастании кризиса, таким образом, главную роль играли внутренние факторы, и с этой точки зрения следует рассматривать сущность происшедшего в стране переворота, который сегодня пытаются трактовать в зависимости от политических пристрастий в понятиях очередной «революции (или контрреволюции) сверху».

На самом деле именно гнет общественного мнения производит изменения властных отношений. Внимательный анализ общественных настроений периода «зрелого социализма» показывает, что «перестройка» началась как раз по тем основаниям, которые сложились в общественном мнении и отражали изменения в сознании советских людей.

Победа вестернизации над советским социализмом как особой формой модернизации произошла не в результате «холодной войны», не в связи с тем, что народ был обманут и одурачен, как утверждают современные коммунисты, а в результате глубоких общественных сдвигов. Не Горбачев, не Ельцин и не «демократы» обусловили его крах, а обыкновенные люди отомстили за «застой», за пренебрежение повседневными нуждами и заботами, за пустопорожние обещания, которые постоянно звучали на всем протяжении советской истории. В силу этого общество оказалось психологически настроено на самые решительные перемены и было готово поддерживать их.

«Ускорение», «перестройка» и «поворот к капитализму» имели социальные подпорки. Многие слои и группы населения, измученные советской дефицитной экономикой и отсутствием привлекательной для них перспективы, ожидали поворота к лучшему. К сожалению, теоретические разработки в недрах партийного аппарата чутко улавливали желания и настроения только правящей группы и оказались в отрыве от действительности. Советские теоретики не были приучены исходить из реалий, а были склонны опираться на привычные догмы и понятия. С этой точки зрения и «консерваторы», и «демократы» горбачевского времени представляли собой две стороны одной и той же медали. Последние «способом от противного» быстро перешли в тотальную оппозицию созданной системе и требовали самых радикальных и решительных перемен, перестройки общественных отношений под стартовую площадку для развития капитализма, под прикрытием разговоров об «общечеловеческих ценностях».

Одними из первых тревожных явлений стали деградация и распад советского народного хозяйства, начавшиеся с 1987 г. Под видом кооперации государство выпустило на свет теневую экономику. Теневики со всех сторон облепили непоротливый государственный сектор и стали буквально «съедать» его. Тысячами стали возникать посреднические конторы, фирмы, биржи, которые перекачивали ресурсы из одного кармана в другой. Появились миллионы посредников, маклеров, «челноков», мелких спекулянтов. Так возникали многочисленные элементы, заинтересованные в дальнейших рыночных преобразованиях. Государственные «закрома», призванные обеспечивать население, стремительно пустели, создавая впечатление о полном крахе советской экономики и принципов, на которых она зиждилась. По привычке штурмующие прилавки магазинов люди еще не осознавали, что основные материальные блага переместились в другое место — на биржи, на рынки, на улицы, в подвалы и т.д.

Начался процесс постепенной подмены социализма другими ценностями и идеалами. Особенно яростной атаке подвергалась присущая ему идея социальной справедливости как недостижимая и вредная. Сторонники частной собственности перешли в наступление через СМИ, через пропаганду экономики торгово-базарного типа. Убогие пепси, сникерс и жвачка стали символами приобщения к западному образу жизни. Велась сознательная политизация того, что раньше, при советском строе, считалось вне политики и рассматривалось в качестве презренных фактов повседневности.

Был сделан вывод, что советская система не реформируема в принципе и заслуживает только разрушения. Реальные проблемы, стоящие перед обществом, потонули в болтовне, кабинетном прожектерстве, сопряженными с неоправданными надеждами на экономическое чудо, на помощь Запада, который якобы сделает все, чтобы страна встала на путь демократических преобразований («Запад нам поможет»).

Общественное сознание оказалось расколотым. Одни целиком ориентировались на «рыночные ценности», возрождая при этом даже идеи давно ушедшего периода первоначального накопления капитала. Другие взывали к России, «потерянной после революции». Объявились даже сторонники монархизма, казалось бы, совсем увядшей идеи. Раскол шел и по национальным основаниям, но ни одно движение в то время еще не могло претендовать на роль ведущей политической силы. Путч в августе 1991 г., представлявший обреченную и слабую попытку консерваторов вернуть общество к «доперестроечной эпохе», напугал общество и сыграл огромную роль в выборе стратегии реформирования. Страна на несколько месяцев замерла в ожидании перемен.

* * *

Осуществление реформ в России было доверено наиболее радикальным элементам, которые обнаружили полную неспособность конвертировать научный, производственный и интеллектуальный потенциал советского общества в соответствии с современными требованиями. Осуществление реформ оказалось в руках наболее решительных, ориентированных на Запад либерал-демократов, полностью отвергающих советский опыт.

Причина этого заключалась в том, что СССР на протяжении длительного периода находился в связке с западным миром. Проигрыш в «экономическом соревновании двух систем» создавал впечатление, что вся сила сосредоточена у главного победителя — США.Существовало недоверие к номенклатурным кругам, из среды которых непрерывно велось противодействие реформам. Неверно распространенное среди современных левых представление, что инициатором капиталистического переворота была номенклатура, заинтересованная в том, чтобы превратить власть в собственность. Но несомненно то, что она сумела воспользоваться результатами реформ и оседлать так называемые «постперестроечные процессы», укрепить свое положение и выйти из него с наименьшими потерями, а порой — с весьма существенными приобретениями. Недоверие ко всему советскому объясняет, почему реформирование страны было доверено «решительным» и «незашоренным опытом прошлого» дилетантам, получившим прозвище «менеэсов и завлабов».

Реформы осуществлялись по зарубежным рецептам руками отечественных сторонников западных либеральных ценностей. Их действия по реформированию находят свое историческое оправдание и хорошо укладываются в сложившиеся на отечественном поприще представления о «всемогуществе власти», которая может через колено переломить общество. Не случайно широко распространенное сопоставление реформаторов с комиссарами времен гражданской войны, которые не менее решительными и насильственными способами насаждали новые порядки, но на сей раз фанатически убежденные в правоте уже другой, не марксистской, а либеральной идеологии, ломая и корежа то, что до них было создано. Внуки большевистских комиссаров продемонстрировали вывернутый наизнанку большевизм. То, на что у Запада ушли века, они попытались ввести в одночасье, или в 500 дней. От догм социализма они легко и естественно перешли к догмам либерализма и антикоммунизма.

Понимание того, что кризис имел специфические исторические корни и порожден особыми историческими условиями, начисто отсутствовало. На вооружение были взяты совершенно непригодные рецепты. Они полностью игнорировали особенности советской модернизации. Западные ценности, активно пропагандируемые в годы перестройки, явно заменили к тому времени советские, особенно в высших и средних общественных слоях. На это тоже были свои основания, возрастающие близость и контакты советского и западного общества. В Россию хлынул поток западных либеральных идей. Отечественные реформаторы, действительно, были «агентами влияния», хотя и не в буквальном, как считают нынешние «патриоты», а в более широком смысле, — как свидетельство возросшей популярности идей западного либерализма.

* * *

Современная история России наглядно показывает, где, каким образом были допущены промахи в реформировании страны и к чему на практике они привели. Разрушительный характер проведенных в стране преобразований сегодня всем очевиден.

Первым тревожным симптомом для общества стала ликвидация в декабре 1991 г. союзного государства. Вокруг событий в Беловежской Пуще до сих пор не утихают споры: объективным ли был распад СССР или же он был распущен по злому умыслу руководителей трех союзных республик?

Несколько фактов являются неоспоримыми. Во-первых, накануне, как показал мартовский референдум, большинство населения СССР высказывалось за его сохранение. Во-вторых, тенденция к обособлению отдельных республик, безусловно, существовала и в какой-то мере отражала особенности роста их внутренних потенций и возможностей. Наиболее ярко они выражались республиканскими партийными, государственными и интеллектуальными элитами. В-третьих, выход из состава СССР Прибалтийских республик, насильственно присоединенных к Союзу накануне Великой Отечественной войны, был предрешен и служил прецедентом для других национальных образований. В-четвертых, на территории СССР к моменту его ликвидации существовало немало очагов национальных конфликтов. В-пятых, сама Россия во многом спровоцировала распад союзного государства. В-шестых, действия Президента России Ельцина были продиктованы стремлением остранить от власти Горбачева — первого и последнего президента СССР.

* * *

О том, что происходило в России, а по ее примеру и на всем постсоветском пространстве, в последние годы ХХ столетия пишется много, причем с разных политических позиций. Это служит препятствием для воссоздания объективной истории последнего десятилетия. Общим, однако, остается признание краха проводимого курса. Но объяснение причин, почему это произошло, совершенно разное. Ответственные за него реформаторы считают, что главная вина за провал лежит на коммунистах. Доля правды в этом есть, но не столько в смысле существования коммунистической оппозиции, которая препятствовала проводимым реформам, сколько в том, что оставленное от Советского Союза наследство всячески противилось их проведению в жизнь.

Фактически с конца 1991 г. в руках реформаторов находились основные рычаги управления, а с октября 1993 г. до августа 1998 г. — практически безраздельная власть, подкрепленная новой Конституцией, которая передала все сколько-нибудь существенные полномочия Президенту. Личность оказавшегося на этом посту Б.Н.Ельцина, упорно продвигавшего реформаторов во власть, наверное, долгое время будет связана с очередной «смутой», поразившей страну.

Основными элементами проводимых реформ были шоковая терапия, хорошо сравнимая с «ударом дубинкой по голове», монетаризм, заимствованный из Чикагской школы экономики, приватизация государственного хозяйства и передача его частным лицам. Все остальное можно рассматривать как производное от этих экономических преобразований. Не вдаваясь в подробное описание всех перипетий современной истории России, хотелось бы обратить внимание на то, что происходит с различными элементами прежней советской системы в условиях их переделки и разрушения, ибо совершенно очевидно, что столкновение советского опыта и наложенных на него западных моделей модернизационных преобразований составляет суть конфликта, переживаемого современной Россией. Происходящие в рамках этого процесса трансформации представляют небывалое и невиданное прежде в истории явление.

Из обломков советской системы не складываются ни «свободный рынок», ни «демократия» западного образца, как на то рассчитывали реформаторы. Совершенно не были учтены социально-культурные аспекты модернизации, которые в цивилизационном аспекте имеют решающее значение. Последствия отбрасывания якобы ненужных элементов в соответствии с большевистским тезисом «любой ценой» оказались катастрофическими.

В этом смысле характерно признание американского советника либеральных реформаторов Дж. Сакса: «Мы положили больного [т.е. Россию] на операционный стол, вскрыли ему грудную клетку, но у него оказалась другая анатомия». Но главное даже не в этом. Общество было вполне подготовлено к восприятию многих современных западных достижений. Однако способы их огульного перенесения на отечественную почву оказались непригодными и снова доказывают тщетность осуществляемых «сверху» неподготовленных преобразований применительно к обществу, которое три четверти века развивалось по другому сценарию.

К сожалению, признания, подобные тому, которое сделал Дж. Сакс, не являются преобладающими в общественном мнении Запада. Для большинства провал либеральных реформ в России свидетельствует о якобы органической неспособности русских следовать путем, какой для западных обывателей кажется таким естественным и понятным. Они не могут понять, как страна, обладающая такими ресурсами, ввергается в хаос и не может выпутаться из него. На этой почве наблюдается опасная тенденция оживления расистских взглядов и представлений, стремление вмешиваться во внутренние дела страны, брать под контроль протекающие в ней процессы и даже навязывать их силой.

В современной российской действительности нет той исторической последовательности, которая способствовала бы утверждению современных западных ценностей и идеалов. Однако реформаторы продолжают настаивать на избранном пути, который, пусть через много лет, может, и приведет к возникновению чего-то подобного западной цивилизации; они не устают учить и рекомендовать, несмотря на неоднократные сюрпризы, которые преподносит современная история России, усугубляющийся и углубляющийся распад общества, картины политического абсурда. Естественно, вина переносится на тех, кто выступает против, кто не хочет понимать и принимать реформаторов. В результате — иррациональная и крайне опасная «животная злоба антикоммунизма», раскалывающая общество и усиливающая конфронтацию.

Дата добавления: 2015-08-28