Великая Отечественная война 27 страница

Поскольку реализация гарантированных в Конституции свобод слова, печати, собраний на системном уровне не была предусмотрена, то она упиралась во множество действовавших законов и нормативных актов и, таким образом, была в действующем правовом поле неосуществима. Вместе с тем большинство взрослого населения было, конечно в различной степени, общественно активно. Эта активность носила не только формальный характер, как это часто утверждается в последние годы. В различных общественных организациях, возрастание роли которых признавалось Конституцией, концентрировалась действительная, неформальная энергия людей. Общая закономерность представляется следующей: чем дальше от политических профанаций была сфера деятельности той или иной организации, чем ближе ее задачи были связаны с реальной жизнью, тем более неформальным было участие в ней людей. Важное значение имела и возможность заработать дополнительные средства. Поэтому наиболее действенными в 1970-80-е годы оказались студенческие строительные отряды, участие в работе общества «Знание», работа в профсоюзе, связанная с летним отдыхом, участие в досуговых, спортивных, творческих и других организациях.

Конституция, таким образом, стала последней точкой в оформлении брежневской внутренней политики, установлении жесткого идеологического контроля над обществом, окончательного выхолащивания духа «оттепели», краха надежд на возможное реформирование политической системы и поворота к человеку.

Диссиденты

Наиболее радикальной формой общественного несогласия с советскими реалиями в 1960-70-е годы стало движение диссидентов. Движение было крайне малочисленным и включало представителей различных взглядов — националистов, анархистов, монархистов и целый ряд других. Общим моментом было активное сопротивление сложившейся в стране ситуации, главным образом в области личных свобод и прав человека. Не «исправление» советской системы, очищение ее от наслоений периода «культа личности», а западные демократические ценности служат идеологическим ориентиром диссидентского движения. Естественным стержнем, объединяющим организации разных толков, становится поэтому правозащитное движение. Первой открытой акцией правозащитников была демонстрация в день Конституции 5 декабря 1965 г. на Пушкинской площади в Москве, импульсом для проведения которой стало требование открытого суда на писателями Синявским и Даниэлем. Демонстрацией протеста отреагировали диссиденты на события в Чехословакии в 1968 г. Ответом властей стали жесткие репрессивные меры — уголовные преследования, заключения в психиатрические больницы и ряд других.

Требование соблюдения советского законодательства и его приближения к международным стандартам, защита прав человека легальными средствами в рамках действующих законов и апелляция к мировому общественному мнению составляли основное содержание правозащитного движения. Печатным органом правозащитного движения стал информационный бюллетень «Хроника текущих событий», который выходил анонимно с весны 1968 по 1983 г. и где фиксировались случаи нарушения прав человека в СССР.Первым редактором «Хроники» была Н.Горбаневская. В 1970 г. был создан Комитет прав человека в СССР, куда вошли академик А.Д.Сахаров и член-корреспондент И.Р.Шафаревич, писатель А.Солженицын, поэт А.Галич. Комитет имел членство в международной Лиге прав человека, что давало некоторые гарантии его членам от политических репрессий. В 1973 г. возникла русская секция организации «Международная амнистия».

В 1972-1973 гг. на правозащитные организации обрушилась волна арестов, началась кампания против А. Сахарова, который постоянно обращался к властям с требованием защиты политзаключенных. В 1974 г. А. Сахарарову была присуждена Нобелевская премия мира, но разрешение на поездку в Швецию для получения премии ему не дали, мотивируя отказ причастностью академика к секретной научной информации. Во избежание негативного международного резонанса по вопросу о нарушении прав человека в СССР власти разрешают наиболее активным диссидентам выехать из страны. В этот период эмигрировали на Запад писатель А.Синявский, поэт И.Бродский и ряд других.

После того как в 1975 г. СССР подписал Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, ситуация с соблюдением прав человека и политических свобод из внутреннего дела страны превратилась в международную. После этого советские правозащитные организации оказались под защитой международных норм, что крайне раздражало брежневское руководство. В 1976 г. Ю.Орловым была создана общественная группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений, которая готовила отчеты о нарушении прав человека в СССР и направляла их в правительства стран-участниц Совещания, в советские государственные органы. Членами группы были Е.Боннер, П.Григоренко, А.Марченко и другие, стали возникать хельсинкские группы на местах. Следствием этого было расширение практики лишения гражданства и высылки за рубеж. Во второй половине 1970-х годов Советскому Союзу постоянно предъявляются обвинения на официальном международном уровне в несоблюдении прав человека. Ответом властей становится усиление репрессий против хельсинкских групп.

Важной составной частью диссидентского движение был «самиздат», где наряду с литературными произведениями и воспоминаниями репрессированных появляются также публицистические и научно-популярные работы. С разной периодичностью выходят также журналы «Вече», «Поиски», «Сигма», «37» и ряд других. Некоторые рукописи передаются за границу и там публикуются — такая деятельность получает название «тамиздат». За рубежом были опубликованы статьи Сахарова, книга А.Марченко «Мои показания», стихи И.Бродского, Н.Коржавина, роман Гроссмана «Все течет...».

Солженицын

Но поистине эпохальным стало издание за границей произведений А.И.Солженицына. В 1967-1968 гг. писатель активно выступает против ограничения цензуры, неоднократно обращается к мировому общественному мнению. Такое «антиобщественное поведение» стало основанием для его исключения в ноябре 1969 г. из Союза писателей, после чего власти неоднократно отказывали ему в публикации романов «Раковый корпус» и «Август четырнадцатого». Ситуация вокруг Солженицына усугубилась после того, как он 8 октября 1970 г. был назван лауреатом Нобелевской премии в области литературы. Органы КГБ неотрывно следили за каждым шагом писателя, членов его семьи и ближайшего окружения, постоянно подогревали его травлю в средствах массовой информации. В Политбюро ЦК обсуждался вопрос: изолировать Солженицына внутри страны или выслать за границу? В начале сентября 1973 г. Солженицын отправил Брежневу памфлет «Письмо вождям Советского Союза», где предпринял попытку обобщить исторический путь России и СССР, обозначить перспективы развития в контексте мировой цивилизации. Обозначилось и явное отличие взглядов Солженицына от большей части диссидентов: писатель анализировал особый путь России, видел ее самостоятельную историческую миссию, которая главным образом опирается на ее собственные традиции и исторические корни и лишь отчасти на западные ценности. После выхода в самиздате и за границей романов «Архипелаг ГУЛАГ» и «В круге первом» началась новая волна преследований писателя, наверху решили положить конец этой «проблеме». В январе 1974 г. было принято решение о привлечении писателя к уголовной ответственности «за злостную антисоветскую деятельность», а в начале февраля после одобрения на Политбюро Указа Президиума Верховного Совета СССР «О лишении гражданства СССР и выдворении за пределы СССР Солженицына А.И.» писателя арестовали, поместили в Лефортовскую тюрьму и только после этого выслали за границу.

«Архипелаг ГУЛАГ» произвел на мировое общественное мнение эффект разорвавшейся бомбы. «Левая» интеллигенция, испытывавшая с 1960-х годов симпатию к марксизму и различным социал-демократическим течениям, стала резко разворачиваться вправо. Представления Солженицына о сути советского социализма оказали колоссальное влияние на западную советологию и общественное мнение, под их влиянием формировались целые поколения.

«Шестидесят-

ники»

Вместе с тем подавляющее большинство советской интеллигенции 1970-1980-х годов не придерживалось столь радикальных взглядов и, тем более, не склонно было переходить к решительным действиям. Оно продолжало сохранять приверженность взглядам своей молодости — построениям, господствовавшим во второй половине 1950-х -1960-е гг. Повзрослевшие и достигшие профессиональной зрелости «дети ХХ съезда», как часто называют это поколение в литературе, видели свое истинное предназначение в честной созидательной работе. Они были воспитаны на идеалах социализма и убеждены в их истинности. Импульс ХХ съезда постепенно трансформировался в критическое осмысление действительности, каналами которого становятся письма и жалобы в министерства и ведомства, где высказываются не просто отдельные претензии, а предложения по системному реформированию «отдельных участков работы». Не оставались в стороне от этого потока «писем граждан» центральные издания, партийные и государственные органы. Каждое событие в общественно-политической жизни страны вызывало новую волну корреспонденции. Так, после опубликования проекта новой конституции «для всенародного обсуждения» наверх буквально хлынул поток предложений и резких критических высказываний. Проблематика таких посланий затрагивала буквально все стороны жизни общества — от режущего глаз положения номенклатуры до реализации прав граждан на жилье, здравоохранение, отдых и т.п. Резкую реакцию людей вызывал стареющий с каждым годом Брежнев, который имел страсть к многочасовым докладам и выступлениям, награждал себя и свое окружение орденами. Высказывалось постоянное недовольство «использованием служебного положения» номенклатурными чиновниками, возрастающим с каждым годом барьером между избранным «кругом» и всеми остальными.

На рубеже 1970-1980-х годов постепенно этот критический настрой начинает угасать: все отчетливее осознавалась бесперспективность такого рода активности, накапливались раздражение и усталость. С годами энергия поколения «шестидесятников» все больше направлена на профессиональное совершенствование, особенно в науке, на воспитание детей, семью. Поколение в целом в 1970-1980-е годы жило исключительно напряженной духовной жизнью, поддерживая в обществе исключительно высокую интеллектуальную планку.

5. «ЗАСТОЙ»

Кризис

советской

системы

планирования

Политический консерватизм, парализуя жизнь общества, привел к постепенному свертыванию каких-либо экономических рычагов и замещению их административными методами хозяйствования. Государственное планирование доводилось до абсурда, что нашло отражение в постановлении ЦК КПСС от 12 июля 1979 г. «О дальнейшем совершенствовании хозяйственного механизма и задачах партийных и государственных органов». В нем декларировалось дальнейшее «повышение роли государственного плана» как «важнейшего инструмента государственной политики». Предлагалось также существенно улучшить систему плановых показателей с тем, «чтобы они всемерно побуждали трудовые коллективы на борьбу за повышение производительности труда, максимальное использование основных фондов, за экономию материальных ресурсов». Число обязательных плановых показателей, которые должны были «всемерно побуждать на борьбу», было увеличено в сотни раз, а их содержание уточнялось во втором постановлении, составленном в таком же казенно-бюрократическом духе: «Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы».

Плановые показатели охватывали теперь все сферы народного хозяйства, имели свою иерархию — их могли устанавливать на предприятии, в министерстве и Госплане СССР, корректировать в зависимости от вида плана — годового, пятилетнего, перспективного, а также целевой, комплексной или программы регионального развития. Плановые показатели начинали жить своей собственной виртуальной жизнью, не согласуясь с ее реалиями.

Плохо объяснимая с сегодняшней точки зрения настоящая фетишизация самой идеи плана стала, прежде всего, следствием двух обстоятельств. Первое состояло в том, что наверху видели все признаки коррозии экономической системы: качество продукции основной массы товаров оставалось плохим, рентабельность высокой, а производительность труда низкой. Ресурсы и производственные мощности использовались крайне расточительно. Срочно требовалось найти выход из создавшегося положения. По заказу Совета Министров СССР в том же 1979 г. был подготовлен аналитический доклад о состоянии и перспективах советской экономики. Документ, подготовленный на уровне заместителя Председателя Совета Министров СССР, содержал реальную картину тяжелого положения советской экономики и безрадостную перспективу ее развития. Все его положения подводили к необходимости экономической реформы в промышленности. Гнев и раздражение стали реакцией в Политбюро — академик В.А.Кириллин, заместитель Косыгина, руководивший подготовкой доклада, был снят с работы. Вскоре и сам Косыгин тяжело заболел, в начале 1980 г. ушел в отставку, а в декабре его не стало.

После окончательного утверждения идеологического консерватизма — и в этом состоял второй важный момент — сфера поиска приемлемых решений оказалась крайне сужена: ни о каких рыночных механизмах речь больше идти не могла, все управление свелось к жесткому администрированию, а правоверное следование идеологической догме окончательно вытеснило технократические и прагматические ценности. В этом «узком поле» консерватизм начинает лихорадочно агонизировать, а «спасательный круг» видится в ленинской идее всеобщего и всеобъемлющего планирования, рожденной в годы военного коммунизма, которая приобретает поистине вселенский размах.

Предприятия должны были руководствоваться новым «основным» показателем своей деятельности — объемом нормативно-чистой продукции (НЧП), сменившим пресловутый «вал» (объем валовой продукции). Объем НЧП представлял собой часть оптовой цены изделия, которая включала заработную плату, отчисления на социальное страхование и прибыль. Он должен был характеризовать результаты собственных усилий трудовых коллективов, стимулировать снижение материалоемкости производства. На практике это привело к усложнению всей производственной системы, так как параллельно НЧП продолжали устанавливаться все прежние плановые показатели. Кризис директивного планирования усугублялся и распространялся на все сферы жизни.

Проблема

интенсификации

экономики

Проблема усложнялась тем, что привычного за годы советской власти выхода из кризиса на путях экстенсивного развития экономики, да и всей социальной и культурной сферы, больше не существовало. На рубеже 1970-80-х годов в стране добывалось все больше и больше ресурсов. Так, добыча топлива с 1971 по 1980 г. увеличилась более чем в 4 раза, газа более чем в 8 раз, а нефти почти в 7 раз. Нефть и газ лились на Запад настоящей рекой. Только от вывоза нефти страна получала ежегодно около 16 млрд долларов. Доля топлива и энергоносителей в общем объеме советского экспорта выросла с 15% в 1970 г. до 53% в 1985 г. Однако добывать топливо в северных районах страны становилось все труднее, и в 1984 г. впервые годовая добыча нефти снизилась. Перспективы проедания ресурсов становились гораздо менее радужными. Падение цен на уголь и нефть на мировом рынке породило финансовый и бюджетный кризис в середине 1980-х годов.

«Нефтедоллары» доставались нелегко, а тратились расточительно. На валюту закупались товары народного потребления, продукты, машины и оборудование, которое использовалось далеко не с полной отдачей. Значительная часть бюджетных средств «омертвлялась» на складах, в незавершенном капитальном строительстве (так называемых долгостроях). Масштабы планирования развития экономики росли исключительно быстро, но не подкреплялись более или менее разумным экономическим обоснованием. Народное хозяйство в конце 1970-х годов «съедало» более половины государственного бюджета против трети в послевоенные годы. Стали сокращаться средства, выделенные на социальные и образовательные нужды. При Брежневе доля на просвещение в государственном бюджете была меньше, чем даже перед войной. В то же время расходы на содержание бюрократических и управленческих структур постоянно росли.

Разговоры о необходимости интенсифицировать экономику оставались на бумаге. Мертворожденный характер носили многочисленные программы автоматизации и комплексной механизации, разного рода целевые и долгосрочные программы, которые не шли дальше составления и согласования планов на всех уровнях и «выбивания» дополнительных источников финансирования. Попытки интенсификации, носившие административно-бюрократический характер, никак не влияли на зарплату и уровень жизни и поэтому в них по-настоящему никто не был заинтересован. Периодически предпринимались попытки реанимировать трудовой энтузиазм. Это, как правило, была жалкая пародия на ударничество и стахановское движение довоенной поры, которое, при всех своих противоречиях, все-таки включало инициативу снизу. Многочисленные трудовые «почины» навязывались вышестоящими партийными органами и сразу гасли, а любое проявление самодеятельности пресекалось. Трудовые коллективы, согласно отчетности, вставали на многочисленные «трудовые вахты», брали на себя «встречные» обязательства, работали по «бездефектному» методу и т.п. И даже крайне редкие исключения в этом потоке формализма и профанации, вроде движения «За себя и за того парня», возникшего в канун 30-летия Победы, сразу же превращались в принудительно-обязательный атрибут трудового процесса.

Крах программы

освоения

Нечерноземной

зоны РСФСР

Деревня традиционно выступала донором экстенсивного развития промышленности. Вместе с тем пагубность социального экспериментирования, которая стала ощущаться еще в начале 1960-х годов, так и не была преодолена. Несмотря на небывалые в прежние годы капиталовложения в деревню и направляемые туда усилия, молодежь продолжала уезжать в город. Средний возраст сельских жителей неуклонно повышался. Особенно тяжелое положение складывалось в Нечерноземье — огромной территории России, охватывающей 29 областей и автономных республик, где сельское хозяйство и социальная жизнь вступили в стадию деградации. Еще в марте 1974 г. ЦК и Совет Министров СССР приняли постановление «О мерах по дальнейшему развитию сельского хозяйства Нечерноземной зоны РСФСР». Меры, щедро профинансированные, находились в рамках прежних подходов. Прежде всего предлагалось строить крупные производственные комплексы. На развитие социальной сферы и на инфраструктуру средств выделялось значительно меньше. Это вело к тому, что сами по себе основы сельского быта продолжали оставаться крайне тяжелыми и неблагоустроенными, совершенно непривлекательными. Единственным несомненным достижением колоссальных инвестиций стало завершение электрификации села.

Реализация программы, как и прежде, базировалась на укрупнении мелких населенных пунктов в якобы благоустроенные поселки. Вновь обнаруживалась полная незаинтересованность планирующих органов развивать каждую деревню из-за высоких затрат на индивидуальное жилищное строительство, дороги, мосты, газопроводы, коммуникации и пр. В результате из 140 тыс. сел и деревень более 100 тыс. попали в разряд «неперспективных». Это привело к тому, что к концу 1980-х годов количество населенных пунктов сократилось на 30 тыс., а обезлюдевшие деревни, история которых подчас насчитывала не одну сотню лет, стали нормой. Строительство домов, почему-то ухудшенного городского типа, школ, больниц, домов культуры, прокладка дорог касались только «перспективных» населенных пунктов — «центральных усадеб». Жизнь в отдаленных деревнях постепенно замирала, оживляясь лишь в период летнего нашествия городских дачников. Закрывались школы, больницы, магазины и другие «торговые точки», предприятия службы быта — бани, ателье, мастерские по ремонту обуви и бытовой техники. В брошенных деревнях оставались в основном старики и старухи.

Продовольственная программа

Ситуация в аграрной сфере продолжала ухудшаться. Добавился длинный список неурожайных лет. Но объяснять людям постоянные перебои с продуктами одними только природно-климатическими факторами становилось сложнее. Брежневская программа мелиорации сельского хозяйства, призванная бороться с их негативными последствиями, продвигалась туго с многочисленными огрехами: нарушением естественного водного режима, засолением, эрозией почв, заболачиванием и т.п. Наверху понимали, что с сельским хозяйством надо что-то делать, но поиски выхода из кризиса обычно были традиционными. Прежде всего — назначить «дельного» секретаря ЦК по сельскому хозяйству. Им в конце 1978 г. стал первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС М.С.Горбачев, предложивший очередной «рецепт» оздоровления аграрной сферы под именем «Продовольственной программы», принятой в 1982 г. Суть ее состояла в «комплексном» использовании всего арсенала административно-бюрократических мер для создания «продовольственного изобилия» в стране к 1990 г. Разворачивалась новая мощная пропагандистская кампания. Программу должен был в обязательном порядке изучить каждый взрослый человек. Ее «боевым конем» была идея агропромышленной интеграции. Подразумевалось, что обеспечить существенный прорыв можно будет через установление производственных связей между производителями сельскохозяйственной продукции — колхозами и совхозами — и инфраструктурой — предприятиями пищевой промышленности, торговыми, строительными и транспортными организациями. Все производство продуктов предлагалось, таким образом, замкнуть в единый государственный агропромышленный комплекс — АПК, или Агропром. На региональном уровне в АПК объединялись все предприятия, связанные с производством сельскохозяйственной продукции и ее переработкой, с производством удобрений, сельхозтехники и пр. Создавались соответствующие структуры агропромышленных объединений (АПО). На административно-бюрократическом уровне выстраивалась система замкнутых связей, ориентированная на конечный результат. Система, очень хорошо смотревшаяся на бумаге в агропромовских кабинетах, превратилась в очередную мертворожденную затею. Бюрократия, наиболее чутко реагировавшая на все новации, немедленно «подгребла под себя» новую программу, раскинув по стране сеть агропромов с вертикальным подчинением и высшей инстанцией в Москве. Госагропром СССР вобрал функции 5 союзных министерств, новая «аграрная бюрократия» распоряжалась небывалыми финансовыми ресурсами. Она, конечно же, не могла допустить конкуренции со стороны личного подсобного хозяйства, поворот к которому был декларирован в программе.

Лояльное отношение к частнику не стало сенсацией: меры по поддержке личных подсобных хозяйств проводились с конца 1970-х годов. Были сняты административные ограничения на величину приусадебного участка, количество поголовья, было разрешено брать кредиты на строительство домов. Однако подтверждение этого курса даже в документе такого уровня не изменило сути вещей: председатели и чиновники из РАПО чинили частнику всяческие препятствия, поскольку видели в личном хозяйстве «отвлечение» от колхозного труда. Работа в своем хозяйстве по-прежнему должна была проходить в свободное время. Конечно же, ни о каком восстановлении разрушенного традиционного сельского уклада речь не шла: сельская администрация не помогала в заготовке кормов для скота из личных хозяйств, на селе практически исчезли пастухи, постоянно возникали проблемы с транспортом, чтобы вывезти с огорода картошку и другие продукты. Таким образом, «поворот лицом» к частнику остался пустым звуком, поскольку сохранялось отчуждение крестьянина от земли и результатов труда.

Вместе с тем деньги из госбюджета лились на село рекой: при Брежневе в сельское хозяйство было вложено около 70% всех советских инвестиций в эту сферу. Значительная их часть оседала в РАПО всех уровней, но и та, которая доходила до производителя, зачастую использовалась в личных целях, а не вкладывалась в производство. Из оплаченных бюджетом стройматериалов возводились личные дома, обустраивалось подворье, велись коммуникации, из колхозов и совхозов растаскивалось все, что плохо лежало. Кроме того, после принятия Продовольственной программы государство, пытаясь хоть как-то стимулировать сдачу сельхозпродукции, выделяло колхозникам лимиты на приобретение легковых автомобилей, телевизоров, стиральных машин и прочего дефицита. На селе стали жить богаче, но при отсутствии, как и в прежние годы, хороших бытовых условий и дорог. Однако продуктов в стране от этого больше не становилось.

Проблемы

постиндустриального развития

В определении стратегии развития кремлевские идеологи исходили из приоритетного развития производства, а в его структуре — тяжелой и оборонной промышленности. И если для первой половины века это было в целом справедливо, поскольку успехи именно в этих сферах определяли динамику развития общества и его обороноспособность, то в 1960-1970 годы ситуация изменилась коренным образом. К этому времени страны Европы и США вступили в постиндустриальную стадию, когда наибольшее значение для общества имел уровень развития производственной инфраструктуры, сферы обслуживания, науки и образования. На протяжении 1970-1980-х годов мощным фактором постиндустриального развития становятся информационные технологии.

Советский Союз в середине 1970-х годов столкнулся со всем комплексом проблем постиндустриального развития. Так, недостатки и перекосы экстенсивной экономики все больше и больше усугублялись в результате отсутствия ресурсосберегающих технологий, больших затрат на транспортные расходы из-за огромной территории страны и отсутствия дорожной сети должного уровня. Неэффективные, искусственные хозяйственные связи, лишенные стимулов саморазвития, продолжали сохраняться. Высокой оставалась доля ручного труда. Ориентация на экстенсивный путь преобладала. Личная заинтересованность в результатах труда была слабой. Низким оставался уровень сферы обслуживания — сервиса, который в народе называли «ненавязчивым». Как следствие, стала складываться подпольная сфера услуг. Объявлениями о них увешивались стены, заборы, столбы. В результате сохранялись натуральное производство и традиционные промыслы для личного потребления. Огромное количество времени люди тратили на обустройство быта: шитье, женское рукоделье, столярные и ремонтные работы, производство сельскохозяйственной продукции на дачном участке, «закручивание» банок и заготовку варенья на зиму. На производстве и в домашнем хозяйстве в среднем мужчины трудились в будни от 10 до 12 часов, а в выходные около 4-6 часов. Женщины работали около 12-14 часов и в рабочие, и в выходные дни. Практически не оставалось времени на воспитание детей, которое занимало меньше часа в день. Отдых, крайне непродолжительный, заключался в просмотре телевизора или хождении в гости. Бывать на свежем воздухе и заниматься спортом удавалось мало кому. Все это сказывалось на здоровье населения и влияло на демографическую ситуацию.

Демографические

проблемы

Вопиющие недостатки крайне нерационального, экстенсивного хозяйствование могли бы еще «рассосаться сами собой», как это часто бывало в прежние годы, за счет привлечения дешевой рабочей силы в порядке принуждения или под эгидой трудового энтузиазма. Но в 1970-1980-е годы страна подошла к исчерпанию главного источника экстенсивного экономического роста — людских ресурсов. Данные переписей 1959 и 1979 гг. высветили неблагоприятную ситуацию — рождаемость стала неуклонно год от года снижаться, а смертность расти. Так, с начала 1960-х до конца 1970-х годов рождаемость снизилась на 25%, а смертность увеличилась на 15%. На территории Латвии, РСФСР и Украины, где проживало свыше 70% населения Советского Союза, ежегодно умирало больше, чем рождалось. Вместе с тем численность населения по Союзу в целом продолжала увеличиваться, что было следствием качественно иной демографической ситуации в республиках Средней Азии. Почти в 2,5 раза рождаемость превышала смертность в Узбекистане, Таджикистане, Туркменистане. Если мусульманское население составляло около 10% в 1959 г., то к 1979 г. его доля увеличилась до 16%. Такая ситуация закладывала будущие изменения в национальном и конфессиональном составе населения, усиливала неравномерность его размещения по территории страны.

Демографическая ситуация свидетельствовала о том, что в обществе «развитого социализма» возникает новый тугой узел проблем. Низкая рождаемость не только находилась в русле общеевропейской тенденции тех лет, но и сигнализировала о том, что общество в целом находится в тяжелых материальных условиях, семья скована пресловутым «жилищным вопросом». Чтобы поддерживать элементарный уровень жизни, женщина должна была обязательно работать, и взвалить на себя заботу о втором, тем более о третьем ребенке, решалась далеко не каждая. Отсутствие продуманной политики в области регулирования рождаемости вело к исключительно высокому числу абортов, что крайне негативно отражалось на здоровье и женщин, и детей. «Остаточная» медицина, при высокой квалификации врачей, упиралась в постоянную нехватку современной аппаратуры, которая бы позволяла своевременно ставить диагноз и эффективно лечить заболевание. Мало доступен был оздоровительный спорт — абонемент в бассейн был предметом острого дефицита, а посещение теннисного корта было скорее знаком определенной социальной принадлежности. Состояние апатии, когда большинство людей не видело отчетливых личных перспектив, формировало пассивное отношение к своему здоровью, поддержанию должной физической формы, делало непопулярной саму идею здорового образа жизни. С каждым годом усиливается рост девиантных проявлений — алкоголизма, наркомании, бродяжничества, проституции и др.

Дата добавления: 2015-08-28