выдернула ее у принцев, Кэт и остальные двинулись вперед, надрали им задницы, отняли
копье Мак и ее рюкзак, а в рюкзаке нашли розовый шлем.
Теперь ши-видящие образовали целый сборочный конвейер, а я таскала им все
необходимые детали, за исключением щелчковых выключателей. Наверное, придется
смотаться за ними в Дублин, хотя Ро и велела не обчищать городские магазины.
Поскольку большинство наших работали велокурьерами в «Почтовой службе
инкорпорейтед» — так называлось прикрытие интернациональной коалиции ши-видящих,
отделения которой были разбросаны по всему миру, — собственные шлемы были почти у
всех. Их нужно было только модифицировать. Но в аббатстве было полно Теней, и все
спорили за право первой получить готовый шлем. Я сказала ши-видящим, что Мак
называла шлем МакОреолом, но Ро запретила произносить это слово, словно ее злило, что
Мак сама до такого додумалась.
Я помчалась на кухню, рванула дверцу холодильника так, что она даже перекосилась и
пришлось быстро ее чинить, и начала запихивать еду в рот. Не знаю, что я ела, меня это не
волновало. Я дрожала. Мне постоянно нужно есть. Суперскорость высасывает из меня все
силы. Мне нужно много жиров, много сахара. Масло, сливки, сырые яйца я проглотила
сначала. Апельсиновый сок. Мороженое. Торт. Мои карманы постоянно набиты
шоколадными батончиками, и я никогда не выхожу без поясного кошелька с запасами. Я
выпила две банки содовой и наконец перестала трястись.
В магазинчике я взяла несколько белковых напитков для Мак. Я боялась, что она начнет
сопротивляться и подавится твердой пищей.
Кэсси сказала, что Ро делает обход. Пришло время забрать ключ.
Я не плакала. Я вообще не помню, чтобы когда-нибудь плакала. Даже когда убили маму.
Если я и заплачу, то только глядя на Мак. Понимаете? Она и я. Мы умрем друг за друга. И
видеть ее такой — это выше моих сил. Я потащилась к ее камере. Ну, то есть я шагала
совсем как Джо. По дороге я успела сжевать еще несколько батончиков.
Мак не признавала одежды. Срывала вещи, словно они жгли ей кожу. Блин, хотела бы я
так выглядеть, когда вырасту. Когда я принесла ее сюда, Ро забрала ее и закрыла внизу, в
одной из заброшенных старых келий. Каменные стены. Каменный пол.
Койка. Ведро для испражнений. Мак ничего не ела и не пила, ведро было ей не нужно,
но сам факт! Она же не животное, даже если и ведет себя похоже. Она же ничего не может
с этим поделать! Тюремные решетки вместо двери.
Ро сказала, что все это для блага Мак. Что Охотники выследят ее и принцы
телепортируются сюда, чтобы отнести Мак обратно к Гроссмейстеру, если мы не
поместим ее под землю и не окружим охраной. Большую часть того дня, когда я принесла
ее сюда, мы провели, покрывая все аббатство вязью защитных символов, а Хевен
заглядывал нам через плечо, советуя, что нужно делать. У них были рисунки. Ро добыла
их в одной из книг в Запретной библиотеке. Это было обалденно! А в краску надо было
добавлять кровь. Я знаю, потому что Ро собиралась использовать мою. И не хотела, чтобы
я рассказала об этом остальным девчонкам. Я знаю много такого, о чем остальные даже не
догадываются. Стены камеры Мак полностью покрыты символами.
В коридоре, который вел на лестницу, я столкнулась с Лиз. Она надела МакОреол и
сияла, словно маленькое солнце.
— Как она? — спросила я.
Лиз пожала плечами.
— Понятия не имею. Сейчас не моя очередь проверять, и, пока дежурная не придет, я
вниз не спущусь.
Проходя мимо Барб и Джо, я не стала повторять свой вопрос. Большинство ши-видящих
чувствуют то же, что и Лиз. Они не хотят, чтобы Мак была здесь, и никто не желает к ней
спускаться. В подвале нет электричества. Словно во времена Средневековья. В стенных
нишах горят факелы. Ну, картинка вам ясна.
Поэтому я и нервничала за Мак и притащила в ее келью около пятидесяти лампочек, а
теперь внимательно следила за батарейками.
— Не знаю, почему ты беспокоишься, — бросила Джо через плечо. — Мак испоганила
Сферу. Она флиртовала с принцем Видимых. Она сама этого хотела. Фейри и люди
должны жить отдельно. В этом и заключается смысл существования нашего ордена — мы
следим, чтобы расы жили отдельно. А Мак получила то, чего добивалась.
Моя кровь вскипела. Я уже стояла у двери, собираясь спуститься, но в тот же миг
швырнула Джо в стену, и между нашими носами оставалось не больше, чем позволял
МакОреол.
Вот оно, нужное выражение. Она боится меня.
— Ну и правильно, — холодно сказала я. — Бойся меня. Потому что если с Мак что-
нибудь случится, ты будешь первой, кто мне за это ответит.
Джо оттолкнула меня.
— Ровена забрала твой милый мечик. А без меча ты не такая уж крутая, Даниэлла.
Она издевается надо мной?
— Я Дэни. — Ненавижу это сопливое имечко. Я снова толкнула Джо в стену.
Черт, не могу поверить, но она снова меня отпихнула. На ее лице все еще был страх, но
в глазах читался вызов.
— Ты можешь быть сильнее и быстрее нас, девочка, но, собравшись вместе, мы
надерем тебе задницу. А мы уже начинаем испытывать такое желание. Ты заботишься о
предательнице и становишься такой же, как она.
Я посмотрела на Барб, но та пожала плечами и сказала:
— Прости, но я согласна с Джо.
Кучка идиоток. Я помчалась вперед, не оборачиваясь. Не буду тратить на них ни
времени, ни дыхания. Я нужна Мак.
О том, что что-то не в порядке, я догадалась, как только открыла дверь. Внизу было
темно. Оторопев, я замерла на секунду. Не может быть, чтобы все факелы сгорели
одновременно. Я не чувствовала Фейри, а даже самая слабая из наших ши-видящих
способна охватить чутьем все аббатство.
То, что поблизости не было Фейри, означало, что одна из нас погасила факелы. Кто-то
так сильно хочет смерти Мак, что готов ее прикончить. И подозревает, что это сойдет ему с
рук. Я включила лампочки на шлеме, перешла на сверхскорость, и — бинго! — я в келье.
Все оказалось хуже, чем я думала.
Принеся вниз ведра с краской, мы не позаботились о том, чтобы убрать лишние наверх,
и теперь кто-то пришел и разлил черную краску по полу, расплескал по стенам возле входа
в камеру, и краска стерла защитные знаки.
Я потрогала краску носком сандалии. Мокрая, свежая.
Я нахмурилась. Что-то не складывается. Факелы погасили — и, естественно, Тени
смогли пробраться сюда. При уничтоженной защите они смогли бы даже забраться в
келью — если бы не пятьдесят лампочек, которые ее освещали. Но лампочки горят. Так
какой в этом смысл? Зачем это недоделанное покушение на убийство, если оно по-любому
не сработает?
— Ох, черт, — сказала я, сообразив.
Кто-то ожидал вовсе не Теней. Кто-то решил впустить сюда нечто побольше и похуже,
нечто, не боящееся света.
Ни за что. Ну не может в этих стенах находиться такой предатель!
Я размышляла над уликами. Мозг говорил: может, Дэни. Поумней.
Мне не хотелось оставлять Мак одну, но я же не смогу защитить ее без оружия! И я все
еще не чую Фейри. Мне нужно сорок пять секунд, это максимум. Придется рискнуть.
Стоп-кадр!
Двигаться, как я, клево: больше всего это напоминает невидимость. Люди говорят, что
чувствуют только внезапный порыв ветра, который может вырвать волосы. Я все еще
испытываю границы этой силы. И больше всего люблю бегать по улице, потому что там
меньше предметов, в которые можно врезаться. Я вся в синяках.
Но я хотела сказать, что люди меня даже не видят. А прикоснуться ко мне, когда я так
летаю? Ха, не смешите, не смогут.
Я вроде как вижу, что вокруг происходит, и даже кое-что слышу, но в основном это
невнятный шум и все кажется размытым.
Но шум, который я расслышала, дошел до моего сознания, и я чуть не выпрыгнула из
собственной кожи. Мужские голоса. Злые. Раздраженные. Мужчинам запрещено
появляться в аббатстве.
Так было всегда. Без исключений. В ту ночь, когда Мак привела сюда В'лейна, мы чуть
с ума не сошли.
Но вот они здесь. Мужчины идут мне навстречу. Их много. Выстрелы! Ни фига себе! Ну
что за идиот притащил огнестрельное оружие на такую войну? Кого они смогут убить
этими пукалками? Ох, черт, да нас. Почему? Впереди, двигаясь быстрее, чем я ожидала…
УКЛОНИТЬСЯ! УКЛОНИТЬСЯ! УКЛОНИТЬСЯ!
Мне потребовалась вся моя скорость и ловкость, потому что происходило нечто очень
странное в одном пространстве со мной. У меня ушло до черта времени на попытки
уклониться от него, а потом, совершенно внезапно, меня выдернули из воздуха под локти
и поставили на пол, да так, что у меня зубы клацнули.
Выдернули.
Меня.
Поймали на сверхзвуковой скорости. Заставили остановиться.
Я ничего не могла поделать.
Я пискнула.
— Дэни, — сказал незнакомец.
У меня отвисла челюсть. Мак никогда не говорила мне, как он выглядит. Поверить не
могу, что Мак никогда не говорила мне, как он выглядит. Я таращилась и не могла отвести
глаз.
— Бэрронс? — выдохнула я.
Это должен быть он. Просто иначе и быть не может. Она жила с этим изо дня в день?
Как она это вынесла? Как она вообще могла ответить ему «нет» по любому поводу? И
откуда он знает, кто я? Мак рассказала ему обо мне? Надеюсь, она не забыла упомянуть о
том, какая я классная! Я до смерти смутилась. Я же перед ним запищала! Как мышь.
Казалось, он занимал очень много места. И он выхватил меня из воздуха.
Я отскочила, почти на сверхскорости. И почувствовала, что он мне это позволил. Это
раздражало. Очень.
Я взглянула ему за спину и чуть не пискнула еще раз.
Восемь мужчин шли за ним клином. Вооруженные до зубов, с кучей боеприпасов, с
чем-то вроде «Узи» в руках. Крупные мужчины. Некоторые больше походили на
животных, чем на людей. Один из них выглядел, как Смерть: белые волосы, бледная кожа,
пылающие темные глаза, которые все видели и все замечали. Он посмотрел на меня. Я
съежилась. Все они двигались плавно и очень странно. И все излучали надменность,
почти как Фейри, но они не были Фейри. Ши-видящие жались к стенам, пытаясь не
привлекать к себе внимания. Убитых я не заметила. Наверное, те выстрелы были
предупредительными, в воздух. Надеюсь. От этих мужиков исходила жуткая энергия. Что
бы ни было в Бэрронсе — я не могла дать этому четкого определения, но дикая сила,
которую он излучал, просто зашкаливала, — в них это тоже было. Глядя на то, как эта
команда шагает по коридору аббатства, даже я захотела убраться с дороги.
Один из них тащил Ро, приставив к ее шее нож.
Я могла рвануться вперед и спасти ее. Она наша Грандмистрис. Главный авторитет. Вот
только я не была уверена, что смогу проскочить мимо Бэрронса.
— Убирайтесь из моего аббатства! — кричала Ровена.
— Где Мак? — мягко спросил Бэрронс, переключив мое внимание на себя. Его мягкость
была словно скальпель над яремной веной. — Эта сука что-то с ней сделала?
Если бы взглядом можно было убивать! Кто-нибудь когда-нибудь будет смотреть так из-
за меня. Я решила не говорить ему, что Ро намеревалась позволить Мак умереть.
— Нет. Она в порядке. — Я решила немного уточнить. — То есть ей не хуже, чем было,
когда она здесь появилась.
Он мрачно посмотрел на меня и повторил:
— Где она?
Только сейчас до меня дошло, что означали погасшие факелы и разлитая по защитным
знакам краска. Я сама не смогу обеспечить безопасность Мак. Даже мне нужно иногда
спать. А до Дня всех святых Бэрронс успешно охранял Мак.
И все же… обычный человек ни за что не смог бы вот так выдернуть меня из воздуха.
Кто же он такой? Я не знала, насколько Мак ему доверяет.
— Пообещай, что не причинишь вреда Ро, — сказала я. — Она нам нужна.
Что-то дикое шевельнулось в глубине его глаз.
— Я решу это, когда увижу Мак.
Я тоже внезапно озверела.
— Ну и где ты шлялся, когда был ей нужен?! — зарычала я. — Я была там.
И, не добавив ни слова, выскочила на сверхскорости.
В этих стенах я могла доверять только двоим: себе и своему мечу. Если мои инстинкты
не ошибаются — а они никогда не ошибаются, — сейчас не только Бэрронс направлялся к
Мак.
И я их всех там перебью.
Я позволила древнему, холодному ши-видящему участку мозга поглотить меня. Я стала
сильной, мощной, быстрой, свободной!
Дверь в кабинет Ровены разлетелась в щепки.
Меч у меня.
И вот я уже в келье Мак, возвышаюсь над ней. Она перекатилась, словно реагируя на
тепло моего тела. Она цеплялась за мою ногу. Терлась об меня. Издавала звуки. Я
притворилась, что ничего странного не происходит. Она сейчас за себя не отвечает. Я
старалась на нее не смотреть. С тех пор как я ее вытащила, я старалась не смотреть на
Мак. Я мало что знаю о сексе, но то, что случилось с ней, определенно не лучший способ
о нем узнать. Я уже провела небольшое расследование. И результат меня беспокоил. Ни
разу за всю историю человек, ставший при-йа, не возвращался в прежнее состояние. Ни
разу. Они до самой смерти оставались безмозглыми животными, которые делали, что им
велят. И это люди, которых обратили Светлые. Никогда раньше никого не обращали
Темные, а Мак пострадала от трех самых могущественных из них! Но у Мак железный
характер. Она как-нибудь выберется. Ей придется это сделать. Она нам нужна.
Фейри телепортировался!
Хочухочусекссмерть ударило в меня. Но промедление не для меня! Я сунула меч ему в
живот. Фейри глянул вниз. И замер, не в силах поверить. Мы смотрели друг на друга.
Невероятное совершенство. Мои щеки стали влажными, как и в прошлый раз, когда я
смотрела на принцев, и мне не надо было вытирать их и смотреть на свои пальцы, чтобы
убедиться, что это кровь. Если у меня кровь идет из глаз от одного взгляда на него, как же
Мак выжила после того, как трое принцев ее касались! И не только касались… Даже
смертельно раненный, Фейри заставлял меня опуститься на колени. Я хотела полностью
уступить ему, во всем. Хотела подчиняться ему. Хотела называть его Хозяином. Ро
именовала их Четырьмя Всадниками Апокалипсиса, так как же зовут того, в ком застрял
мой меч? Смерть, Мор, Глад или Война? Чуваки, вот это добыча! Я бы похлопала себя по
спине, если бы все силы не уходили на то, чтобы не вытащить из него меч и не насадить
себя на лезвие. Эта тварь играла с моим сознанием. Фейри пытался забрать меня с собой.
Его радужные глаза сверкнули, и я чертовски уверена, что он попытался проклясть меня
перед смертью. А потом мы оба упали на колени — Фейри, потому что умер, а я — черт,
ну стыдно же — потому что, похоже, испытала первый в жизни оргазм, убив принца
Невидимых. Это неправильно. Ненавижу. Ненавижу его за то, что он заставил меня это
испытать. Все должно было быть совсем не так.
А потом в келье появился Бэрронс.
И еще один Темный принц материализовался за моей спиной. Он был таким
могущественным, что мое чутье ши-видящей завопило еще до того, как он обрел форму. Я
развернулась, сделала выпад, но не убила его, потому что этот ублюдок взглянул мне за
спину и тут же исчез.
Я поняла. Я не дура. Бэрронс испугал его куда больше, чем я и мой меч.
Я повернулась к Бэрронсу, собираясь потребовать ответа. Я не позволю ему забрать
Мак, пока он мне кое-что не объяснит. Но он так посмотрел на меня, что я заткнулась.
Молодец, Дэни, говорил его взгляд. Ты не ребенок, говорил его взгляд. Ты воин, и
чертовски хороший воин. Его глаза приняли меня, оценили с головы до ног и отразили. И
в темном зеркале его глаз я была настоящей женщиной. Бэрронс меня видит. Он
действительно видит меня!
Когда он поднял Мак и отвернулся, я подавила вздох.
Когда-нибудь я подарю Бэрронсу свою девственность.
Мак: в келье аббатства
Я — жар.
Я желание.
Я боль.
Я больше, чем боль. Я агония. Я по другую сторону смерти, мне отказано в милосердии.
Я жизнь, которой никогда не должно было быть.
Все, что я есть, — это кожа. Кожа, которая живет, которая хочет, которая жаждет
прикосновения, чтобы прекратить боль. Я катаюсь, катаюсь, но этого недостаточно. От
этого только сильнее болит. Моя кожа в огне, ее свежуют тысячи раскаленных лезвий.
На холодном каменном полу этой клетки я провела всю свою жизнь, сколько себя
помню. Я не знала ничего, кроме холодного каменного пола. Я полая внутри. Пустая.
Безмозглая. Я не знаю, зачем продолжаю жить.
Но подождите! Что-то изменилось в моем застывшем мучении? Грядут перемены?
Я поднимаю голову.
Кто-то не-пустой рядом!
Я ползу к нему, умоляю остановить мою агонию.
Некто не-пустой пытается что-то положить мне в рот и заставить меня жевать. Я
отворачиваюсь. Сопротивляюсь. Мне нужно не это. Потрогай меня здесь. Потрогай
сейчас!
Некто не трогает. Уходит. Иногда возвращается, и все начинается сначала.
Время не имеет значения.
Я дрейфую.
Я одинока. Потеряна. Я всегда была одна. Никогда не существовало ничего, кроме
холода и боли. Я касаюсь себя. Я хочу. Хочу.
Некто не-пустой приходит и уходит. Кладет мне в рот что-то с неправильным запахом и
вкусом. Я выплевываю. Это не то, что мне нужно.
Снова дрейфую в неподвижном океане боли.
Стойте! Что это? Опять перемена? Неужели я узнаю что-то, кроме агонии?
Да! Это я знаю! Тот, Кто Создал меня, здесь! Мой принц пришел. Я ликую. Конец моих
страданий близок.
Но… что делает некто не-пустой?
Мой принц… нет, нет, нет!
Я кричу. Бью кулаками не-пустого. Этот не-пустой ударил моего хозяина длинной
светящейся палкой. Хозяин перестает жить! Забери меня с собой, умоляю! Я не выдержу.
Я боль! Я снова боль!
Некто не-пустой опускается на колени рядом со мной. Касается моих волос.
Мой принц ушел.
Этот, другой, заставил его не-жить!
Я падаю. Я горе. Я отчаяние. Я опустошенность. Я глыбы черного льда в том месте,
откуда пришел мой Хозяин.
Снова изменение?
Пришел еще один Создавший Меня? Неужели меня все-таки спасут? Я приму
милосердие из рук Хозяина?
Нет, нет, нет! Он тоже исчез. Почему меня мучают?
Я агония. Меня бросили. Меня наказывают, а я не знаю, за что.
Но подождите…
Что-то нависает надо мной. Оно большое и сильное. Оно электризует. Оно — похоть.
Оно не один из моих принцев, но мое тело выгибается с жаром. Да, да, да, именно ты мне
нужен!
Оно касается меня. Я в огне! Я плачу от облегчения. Оно прижимает меня к своему
телу, вжимает в свою кожу. Нас охватывает дрожь. Оно говорит, но я не понимаю его
языка. Я нахожусь в месте, где нет слов. Есть только кожа, и плоть, и желание.
Я животное. Я голод, бездумный, неутихающий голод.
И мне сделали самый лучший подарок — наверное, Хозяева мною довольны!
Слова, которые он произносит, отдаются у меня в ушах, но мне не нужно знать этот
язык, чтобы опознать своего.
Существо, которое меня держит, не только утолит мою боль. Оно заполнит мою пустоту.
Оно тоже животное.
Я жива. Я жива! Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько живой. Я сижу,
скрестив ноги, голая, на сбившихся шелковых простынях. Жизнь — это чувственный
банкет, а я ненасытна. Я сияю от пота и удовлетворения. Но мне нужно еще. Мой
любовник слишком далеко. Отошел, чтобы принести мне еду. Не знаю, почему он
настаивает. Мне не нужно ничего, кроме его тела, его прикосновений, которые меня так
возбуждают, и примитивных вещей, которыми он со мной занимается. Его руки, зубы и
язык, а особенно то, что тяжело свисает между его бедер. Иногда я это целую. Лижу. И
тогда он сияет от пота и возбуждения, выгибается под моим ртом. Я придерживаю его
бедра и дразню его. От этого я чувствую себя сильной и живой.
— Ты самый красивый мужчина из всех, кого я видела, — говорю я ему. — Ты идеален.
Он издает странный звук и бормочет что-то о том, что вскоре я могу взять свои слова
назад. Я пропускаю это мимо ушей. Он говорит много загадочных фраз. Я не обращаю на
них внимания. Я восхищаюсь сверхъестественной грацией его тела. Темный, сильный, он
двигается, как огромный зверь, мускулы перекатываются под кожей. Черные и красные
символы покрывают большую часть его тела. Это экзотично. Это восхищает. И он такой
большой. В первый раз я с трудом приняла его в себя. Он наполнил меня, полностью
удовлетворил. Но только до тех пор, пока не вышел из меня и я снова не стала пустой.
Я опускаюсь на четвереньки и призывно выгибаюсь. Я знаю, что он не может
сопротивляться, видя мой зад. Когда он смотрит на меня, на его лице появляется странное
выражение. Дикое. Его губы сжимаются, взгляд тяжелеет. Иногда он резко отворачивается.
Но всегда поворачивается обратно.
Быстрый, жесткий, голодный, как и я.
Думаю, он сопротивляется желанию. Я не понимаю этого. Желание есть. А между
животными не может быть никаких рассуждений. Нет ничего правильного и
неправильного. Есть похоть. Удовольствие — вот путь зверей.
— Еще, — говорю я. — Возвращайся в постель.
У меня ушло немало времени, прежде чем я выучила язык этого великолепного
существа, но, как только я начала его понимать, дело пошло быстрее. Хотя некоторые
понятия все еще ускользают от меня. Он уверяет, что я все это знала, просто забыла. Он
уверяет, что мне понадобилось несколько недель, чтобы научиться говорить. Я не знаю,
что такое «недели». Он говорит, что это способ отмечать течение времени. Меня такое не
интересует. Он часто произносит бессмысленные слова. Я пропускаю их мимо ушей. И
затыкаю его рот своим. Или грудью, или другими частями тела. Это всегда срабатывает.
Он смотрит на меня так, что мне на миг кажется, будто я уже видела это выражение на
его лице. Но я знаю, что это невозможно, потому что я ни за что не забыла бы такого
изумительного создания.
— Ешь! — рычит он.
— Не хочу! — рычу я в ответ.
Я устала от его попыток заставить меня поесть. Я тянусь к нему. Я сильная. Мое тело
уверенно. Но этот чудесный зверь сильнее меня. Я наслаждаюсь его силой, когда он
поднимает меня, чтобы посадить на свои бедра, или прижимается и входит в меня сзади и
глубоко проникает в мое тело. Я хочу ощутить его сейчас. Он не знает усталости. Иногда я
засыпаю, но я никогда не видела, чтобы он спал. Я постоянно требую, и он всегда
способен удовлетворить меня. Он неутомим.
— Я хочу еще. Ты. Иди сюда. Сейчас. — Я снова повожу задом. Вверх.
Он смотрит.
Ругается.
— Нет, Мак, — говорит он.
Я не знаю, что значит «Мак». Но я знаю, что значит «нет». И мне это не нравится.
Я надуваю губы. Но они быстро складываются в улыбку. Я знаю секрет. При всей силе
этого зверя его самоконтроль слабеет, когда дело касается меня. Я выучила это за то время,
что мы провели вместе. Я облизываю губы, смотрю на него, и он издает дикий, злобный
горловой звук, от которого моя кровь становится горячей, горячей, горячей, потому что я
знаю: этот звук означает, что он готов дать мне то, чего я хочу.
Он не может мне сопротивляться. Это его тревожит. Странный зверь.
Похоть есть, говорю я ему снова, снова и снова. Я пытаюсь заставить его понять.
— В жизни есть не только похоть, Мак, — грубо отвечает он снова, снова и снова.
И опять это слово, «Мак». Я многого не понимаю. И устала говорить. Я отвлекаю его.
И он дает мне то, чего я хочу. А потом заставляет меня есть — скучно. Я смешу его. С
полным животом я становлюсь сонной. Я сплетаюсь с его телом. Но когда я это делаю,
похоть снова охватывает меня, и я не могу спать. Я перекатываюсь по нему, сажусь верхом
на его бедра, вожу грудью по его лицу. Его глаза загораются, и я улыбаюсь. Одним
грациозным движением он подминает меня под себя, прижимает мои руки к постели над
моей головой и смотрит мне в глаза. Я вскидываю бедра. Он твердый и готовый. Он всегда
твердый и готовый.
— Лежи тихо, Мак. Черт побери, можешь ты просто полежать?
— Но ты же не во мне, — жалуюсь я.
— И не собирался.
— Почему нет? Ты хочешь меня.
— Тебе нужно отдохнуть.
— Позже отдохну.
Он закрывает глаза. На его скулах ходят желваки. Он открывает глаза. Они мерцают, как
полярная ночь.
— Я пытаюсь помочь тебе.
Я прижимаюсь к нему.
— А я пытаюсь помочь тебе помочь мне, — терпеливо объясняю я.
Иногда мой зверь глупый.
Он рычит и вжимается лицом в мою шею. Но он не целует и не кусает меня. Я ворчу от
неудовольствия.
Когда он снова поднимает голову, на его лице бесстрастная маска, которая не обещает
мне того, чего я хочу. Он все еще удерживает мои руки.
Я бодаю его головой.
Он смеется, и на миг мне кажется, что я победила, но потом он перестает смеяться и
говорит: «Спи», странным голосом, в котором звучит эхо многих голосов. Мою голову
сдавливает. Я знаю, что это. Мой зверь умеет творить магию.
Во мне тоже есть магия, в местечке у меня в голове. И я толкаю его этим, сильно,
потому что у него есть то, чего я хочу, а он мне этого не дает. Я злюсь, когда он
сопротивляется, и я толкаюсь в него, пытаюсь заставить его сделать то, что я от него хочу.
В магии моего зверя я ищу слабые места, чтобы использовать против него, как он
пытается использовать мои слабости против меня. А потом он поддается, и внезапно я уже
не зажата между приятным прикосновением шелка сзади и ощущением мужского тела
спереди, я…
Я стою в пустыне. Я в теле моего любовника, я смотрю его глазами. Я мощна, я
могущественна, я сильна. Мы дышим жарким душным ночным воздухом. Мы одиноки,
очень одиноки. Обжигающий ветер несется над пустыней, поднимает яростную
песчаную бурю, ослепляет нас, и мы не видим дальше нескольких шагов. В наше
незащищенное лицо, в наши глаза впиваются тысячи острых, как иглы, мелких песчинок.
Но мы не пытаемся защититься. Мы принимаем боль. Мы, не сопротивляясь, отдаемся
ей. Мы дышим песком. Песчинки жгут наши легкие.
Другие уступали нам путь, и все же мы были одиноки. Что мы сделали? Во что
превратились? Добрались ли они до нее? Знает ли она? Осудит ли она нас? Отвернется
ли?
Она была для нас всем. Нашей высочайшей звездой, самым ярким солнцем, а теперь мы
стали темнее ночи. Мы всегда были темными, нас боялись, мы были вне и над любым
законом. Но она все равно нас любила. Будет ли любить и теперь? Мы, которые не знали
неуверенности и страха, познали и то и другое в огромной мере в момент нашей
величайшей силы. Мы, которые убивали не задумываясь, брали, не спрашивая, подчиняли
без промедления, теперь сомневались во всем. Мы, сила, которая никогда не сбивалась с
шага, — мы споткнулись. Мы упали на колени, запрокинули голову, и, когда наши легкие
забились песком, рев ярости вырвался из наших потрескавшихся горящих губ в небеса,
эти издевательские хреновы небеса…
Кто-то трясет меня.
— Что ты делаешь?! — рычит он.
Я снова на кровати, между шелком и мужчиной. Я все еще чувствую обжигающий жар
пустыни, и моя кожа кажется засыпанной песком. Он смотрит на меня, его лицо
побледнело от ярости. И не только. Зверь, который никогда не смущался, был смущен.
— Кто она? — спрашиваю я.
Я больше не внутри его головы. Мне сложно там оставаться. Он не хочет, чтобы я там
была. Он очень силен, он вытолкнул меня.
— Я не знаю, как ты это сделала, но больше никогда так не делай! — рычит он и снова
трясет меня. — Ты поняла? — Он скалит зубы.
Это меня заводит.
— Ты предпочитал ее всем остальным. Почему? Она лучше в постели?
Это не имеет смысла. Я хороший зверь.
Он должен предпочитать меня всем остальным.
Я здесь. Сейчас. А ее нет. Я не знаю, откуда мне это известно, но ее нет уже очень,
очень давно. Дольше, чем его «неделю».
— Держись, на хрен, подальше от моей головы!
На хрен. Это слово я понимаю.
— Да, пожалуйста.
— Спи, — приказывает он странным голосом с множеством звучаний. — Сейчас.
Я сопротивляюсь, и он повторяет это снова и снова. Через некоторое время он поет мне.
И наконец достает чернила и рисует на моей коже. Он уже делал это раньше. Это
щекотно… но успокаивает.
Я сплю.
Мне снятся холодные места и замок из черного льда. Снится белый особняк. Снятся
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |