«паси агнцев моих» - как это сделать? 6 страница

Дайте нам с Божьей милостью первые семь лет жизни ребенка, и мы сможем бросить вызов миру, плоти и дьяволу, вознамерившимся погубить его бессмертную душу. В эти пер­вые годы, пока глина меткая и податливая, определяют фор­му сосуда. И не говорите, что ваше занятие, воспитание мо­лодых, хоть на йоту недостойнее нашего, заключающегося в наставлении старшего поколения. Нет, вам принадлежат пер­вые годы жизни ребенка, а первые впечатления, полученные от вас, никогда не забудутся; ах, если бы эти впечатления были хорошими и только хорошими! Среди мыслей, посеща­ющих пожилого человека перед тем, как войдет он в небес­ные врата, самыми многочисленными являются те, что при­ходили к нему, когда он сидел на коленях у матери. То, что заставило умирающего д-ра Гутри попросить исполнить “дет­ский гимн”, не что иное, как инстинкт нашей природы, ве­дущий нас к завершению жизненного круга соединением его концов. Детские впечатления особенно дороги в старости. Мы стараемся избавиться от суеты, что окружает и обременяет нас, и вернуться в наше действительное естество, и тогда на наших устах звучат старые песни, а наш ум посещают старые мысли. Уроки детства оставляют четкие и яркие впечатления, которые хранятся в памяти даже по прошествии семидесяти лет. Давайте же постараемся, чтобы подобные воспоминания служили высшим целям.

Следует обратить внимание на ТЩАТЕЛЬНЫЙ ПОДБОР НАСТАВНИКОВ. Мы без труда назовем наставников юного Тимофея. В первой главе этого послания Павел говорит: “При­водя на память нелицемерную веру твою, которая прежде оби­тала в бабке твоей Лоиде и матери твоей Евнике; уверен, что она и в тебе” (2 Тим. 1,5). Несомненно, бабушка Лоида и мать Евника совместными усилиями наставляли свое чадо. Кто, как не родители, должен учить детей? Отец Тимофея, грек по на­циональности, вероятно, был язычником, но ребенку повез­ло, что у него была почтенная бабушка, которую дети порой любят больше всех остальных своих родственников. У него была также любезная матушка, вначале набожная иудейка, а впос­ледствии убежденная христианка, которая с радостью ежед­невно учила свое дорогое чадо Слову Божьему.

Ах, милые матери, Бог втайне надеется на вас. Он в сущно­сти сказал: “Возьми младенца сего и вскорми его мне; я дам тебе плату” (Исх. 2,9). Вы призваны дать все необходимое буду­щему Божьему человеку, чтобы он мог быть полностью осна­щен для благотворной работы. Если Бог пощадит вас, вы смо­жете услышать, как этот славный ребенок будет проповедовать перед многочисленным собранием, и вы с радостью в сердце подумаете, как наставления в тиши детской комнаты привели человека к любви к Богу и служению Ему.

Тот, кто считает, что женщина, занятая дома своей неболь­шой семьей, ничего не делает, крайне заблуждается — на са­мом деле происходит как раз противоположное. С трудом мо­жет благочестивая мать покинуть дом, чтобы отправиться в

церковь для поклонения Богу, но не подумайте, что она поте­ряна для работы в ней, совсем нет, она выполняет для своего Господа самую нужную из всех работ.

Матери, благочестивое воспитание ваших отпрысков — ваша первая и самая неотложная задача. Христианки, учащие детей Священному Писанию, так же выполняют свой долг перед Господом, как Моисей, осуждающий Израиль, или Соломон, воздвигающий храм.

СВИДЕТЕЛИ, ОБРАЩЕННЫЕ В ДЕТСТВЕ (3 Цар. 18,12)

Я подозреваю, что Илия не особенно уважал Авдия. Он не придавал ему значения и обращался к нему более резко, чем можно было ожидать от брата-христианина. Илия был челове­ком действия, храбрым, всегда впереди толпы, с открытым сердцем. Авдий же был тихим верующим, правдивым и стой­ким. Он находился в сложном положении и поэтому вынуж­ден был выполнять свои обязанности менее открыто. Вера в Бога оказывала большое влияние на его жизнь, но не отвела от царского двора.

Я обратил внимание, что даже после того, как Илия боль­ше узнал о нем из разговора с ним, он говорил о Божьих людях так, как будто не доверял Авдию и людям, подобным ему. Он сказал: “...(они) разрушили Твои жертвенники, и пророков Твоих убили мечем; остался я один, но и моей души ищут, чтоб отнять ее”. Он хорошо знал, что Авдий жив и что он, хотя и не совсем пророк, был человеком известным, но, казалось, игнорировал Авдия, как будто тот имел мало зна­чения в великой борьбе.

Я полагаю, это объяснялось тем, что сей железный чело­век, сей пророк огня и грома, сей могущественный служи­тель Наивысшего не высоко ценил тех, кто не бросался в глаза и не сражался, подобно ему самому. Я знаю, храбрые и ревностные люди склонны недооценивать тихую, уединен­ную набожность. Истинные и признанные служители Бога могут, не щадя усилий, трудиться при неблагоприятных ус­ловиях против жестокой оппозиции, но при этом оставаться почти неизвестными и не получать ни малейшего признания, в то время как те, кто живет в ярком свете общественной жизни, склонны их недооценивать. Эти звезды теряются в ос­лепительном блеске человека, которого Бог осветил, подоб­но новому солнцу, чтобы тот сиял сквозь мрак. Илия светил над небом Израиля, подобно молнии с десницы Предвечно­го и, естественно, он был нетерпелив по отношению к тем, кто двигался медленнее и менее заметно. В некотором смысле это можно сравнить с Марфой и Марией.

Господу не нравится, когда Его служители, как бы велики они ни были, смотрели свысока на своих собратьев, и я при­шел к мысли, что Он специально так устроил, чтобы Авдий стал для Илии незаменимым человеком, когда тот был вы­нужден встретиться с разгневанным царем Израиля. Пророку велено было пойти и предстать перед Ахавом, и он идет, но считает, что вначале лучше встретиться с управляющим царя, чтобы тот донес своему господину весть и таким образом под­готовил царя к разговору с Илией. Ахав был разъярен ужас­ными последствиями долгой засухи и мог в порыве гнева убить пророка, поэтому Илия хотел дать ему время на размышле­ние, чтобы тот успокоился.

Илия поговорил с Авдием и попросил его пойти к Ахаву и сказать: “Илия здесь”. Иногда, чтобы добраться к цели быст­рее, приходится идти окружным путем. Однако примечатель­но, что в этой ситуации Авдий стал необходим человеку, столь превосходящему его. Тот, кто никогда не боялся встретиться лицом к лицу с царями, тем не менее вынужден был воспользоваться помощью лица более робкого.

Из дальнейшего повествования мы узнаем, что Бог никог­да не остается без свидетелей в этом мире. Да, и Он не остает­ся без свидетелей даже в наихудших местах мира. Какое ужас­ное обиталище для истинного верующего, должно быть, представлял собой царский двор! Даже если бы там не было ни одного грешника, за исключением Иезавели, одной этой женщины было бы достаточно, чтобы превратить дворец в средоточие зла. Эта своевольная и гордая Сидонская царица подчинила своему влиянию бедного Ахава и заставляла его делать все, что ей заблагорассудится. Он бы никогда не стал таким гонителем, если бы его не побуждала жена. Она страс­тно ненавидела поклонение Иегове и презирала простоту и непритязательность Израиля, в отличие от более помпезного Сидонского царства. Ахав был вынужден уступать ее деспоти­ческим требованиям, ибо она не признавала ни малейшего возражения и бросала вызов любому противодействию, если ее гордый дух был возмущен. И все же в этом самом дворце, где царствовала Иезавель, управляющим был человек, кото­рый боялся Бога. Никогда не удивляйтесь, встретив верующе­го в самом неожиданном месте. Божья милость может жить там, где, казалось бы, она и часа не просуществует.

Иосиф боялся Бога во дворце фараона, Даниил был дове­ренным советником Навуходоносора, Мардохей сидел у во­рот дворца царя Артаксеркса, жена Пилата умоляла сохра­нить жизнь Иисусу, при дворе Цезаря были святые: Представьте себе, что и в такой навозной куче, как дворец Нерона, мож­но было найти алмазы чистейшей воды. Те, кто боялся Бога в Риме, были не просто христианами, а примером братской любви и щедрости для всех остальных христиан. Воистину нет на земле места, где бы не было немного света, в самой мрач­ной пещере зла есть свой светильник.

Не бойтесь, вы можете найти последователей Иисуса и в обиталище демонов. Во дворце Ахава вы встречаете Авдия, который с радостью поддерживает братские отношения с пре­зренными святыми и покидает царские приемы, чтобы наве­стить преследуемых пророков, спрятанных в пещерах.

Я обратил внимание, что Божьи свидетели — это зачастую люди, обратившиеся к Богу в детстве. Мне кажется, Богу при­ятно делать таких людей знаменосцами в годину испытаний. Взгляните на Самуила! Когда весь Израиль внушал отвраще­ние из-за грехов сыновей Илия, мальчик Самуил служил пред Господом. Взгляните на Давида! Будучи простым пастушком, он пел псалмы, сопровождая свое пение игрой на арфе, про­буждая эхо пустынных холмов. Посмотрите на Иосию! Иосия был совсем ребенком, когда восстал Израиль. Впоследствии он разрушил жертвенники Ваала и сжег кости жрецов. Дани­ил был юношей, когда выступил в защиту чистоты и Бога.

Сегодня где-то на коленях у матери сидит будущий Лютер, в воскресной школе учится будущий Кальвин, а молодой Цвингли исполняет гимн Иисусу. Этот век может стать еще хуже. Порой я думаю, что так оно и будет, ибо многое свидетельствует о том, но Господь готовится к этому. Дни мрачные и зловещие, а вечер может сгуститься в такую темную ночь, которой никто не видывал прежде, но Божьему делу ничто не грозит в Божьих руках. Его работа не замедлит из-за недо­статка людей.

Не простирайте руки, как Оза, чтобы поддержать ковчег Господень: он будет двигаться по пути, предусмотренном Бо­гом. Христос не ослабеет и не лишится мужества. Бог погреба­ет Своих служителей, но Его работа продолжает жить. Если во дворце не будет царя, который чтит Бога, там найдется уп­равляющий, который с детства боится Бога, который поза­ботится о пророках Господа и спрячет их до лучших времен. Посему мужайтесь и ждите своего часа. Ничто, имеющее ис­тинную ценность, не подвергается опасности, пока на троне Иегова. Подходят главные силы Господа, и их барабаны воз­вещают о победе.

РАННЯЯ НАБОЖНОСТЬ АВДИЯ

Авдий был набожным с детства — “...а раб твой богобояз­нен от юности своей” (3 Цар. 18,12). Ах, если бы вся наша молодежь, все юноши и девушки могли сказать подобное о себе! Счастливы такие люди!

Мы не знаем, как Авдий стал богобоязненным в детстве. Наставник, благодаря которому он уверовал в Иегову, не упомянут. Все же мы можем с уверенностью предположить, что у него были верующие родители. Оснований для такого предположения, конечно, недостаточно, но я убежден, что оно вытекает из его имени. Вполне естественно, имя ребенку дал отец или мать, а оно означает “служитель Иеговы”, что указывает на набожность родителей. Я не думаю, что в те вре­мена, когда по всей стране преследовали праведников, а имя Иеговы презиралось, поскольку повсюду были установлены Вефильские тельцы и истуканы Ваала, неверующие родители дали бы своему ребенку имя “Служитель Иеговы”, если бы они сами не испытывали почтения к Господу. Будь они неве­рующими, они не стали бы навлекать на себя оскорбления со стороны своих соседей-идолопоклонников и враждебность со стороны сильных мира сего.

Во времена, когда каждое имя имело определенное значе­ние, они назвали бы его “Чадом Ваала”, или “Слугой Хамоса”, или каким-нибудь другим именем, выражающим почте­ние к популярным в тех местах богам, если бы в их сердцах не было страха перед Господом. Имя, данное родителями Ав­дию, говорит мне об их горячем желании, чтобы сын вырос для служения Иегове и никогда не преклонял колен своих перед отвратительными идолами Сидонской царицы.

Так это было, нет ли, но несомненно, что тысячи наибо­лее умных верующих своими первыми религиозными чувствами

обязаны милым ассоциациям, связанным с домом. Многие из нас могли бы носить такие имена, потому что как только мы открываем глаза, чтобы увидеть свет, так наши родители пытаются просветить нас истиной. Мы были посвящены слу­жению Богу прежде, чем узнали о Его существовании. Нема­ло слез во время горячей молитвы упало на наши младенчес­кие лица и предназначило нас для небес; нас воспитывали в атмосфере набожности; не было и дня, чтобы нас не призы­вали стать верными слугами Божьими, искать Иисуса, пока мы молоды, и отдать Ему наши сердца.

Если бы не благочестивые родители, я не мог бы объяс­нить, как Авдий уверовал в Господа в те печальные дни. Разве что встретился с каким-нибудь добрым учителем, няней, а может, с добрым слугой из отцовского дома или набожным соседом, кто осмеливался собирать вокруг себя малышей и рассказывать им о Господе Боге Израильском. Вероятно, ка­кие-то святые женщины наполнили его юный ум знанием закона Господа, прежде чем жрецы Ваала смогли отравить его ложным учением. Нет ни малейшего намека на того, кто содействовал обращению юного Авдия, но это и неважно, не так ли? Ни вы, ни я не хотим, чтобы нас упоминали, если мы искренние слуги Бога.

Эта ранняя набожность Авдия отмечена особой искренно­стью. Он весьма поучительно описывает ее: “...а раб твой бо­гобоязнен от юности своей”. Я не могу припомнить, чтобы за всю свою жизнь я слышал, чтобы набожность ребенка описы­валась в обыденной беседе таким термином, хотя это слово характерно для Священного Писания. Мы говорим: “Дорогое дитя любит Бога”, мы обсуждаем, “как счастливы” эти дети и так далее, и я не подвергаю сомнению правоту языка; все же Святой Дух говорит о “страхе Господнем” как о “начале мудрости”; и Давид говорит: “Придите, дети, послушайте меня: страху Господню научу вас” (Пс. 33,12).

Дети познают великую радость через веру в Господа Иису­са; но эта вера, если она истинна, полна величайшего почте­ния и благоговейного страха перед Господом. Мне не нужно подробно рассказывать вам о преимуществах благочестия, при­обретенного в детстве. Я лишь суммирую их в нескольких предложениях. Уверовать в Бога в раннем возрасте означает осво­бодиться от тысячи сожалений. Такому человеку никогда не придется сказать, что он несет на своих плечах грехи своей молодости.

Ранняя набожность помогает формированию ассоциаций, которые останутся с человеком до конца жизни, принесут немало пользы и уберегут от зла. Юный христианин никогда не впадет в грехи, свойственные его сверстникам, и не при­чинит вреда своему организму излишествами. Он, скорее все­го, женится на христианке и приобретет таким образом свя­тую спутницу на пути к небесам. Друзей себе он выберет из церкви, а не из таверны; это будут помощники в добродете­ли, а не искусители ко злу.

Уверяю вас, многое зависит от того, каких друзей мы вы­бираем в начале жизненного пути. Если мы начнем в плохой компании, вырваться из нее будет очень тяжело. Человек, при­веденный ко Христу в юном возрасте, имеет преимущество в том, что в нем вырабатываются святые привычки, которые уберегут его от рабства пагубных привычек и вскоре станут его второй природой; трудно формировать новые привычки, но те, что приобретены в детстве, останутся до старости. Как раз об этом сказано в стихотворении:

С детства Бога любите —

Это совет для всех.

Того, кто вырос без Бога,

Затянет в пучину грех.

Я убежден, что это так. Более того, я заметил, что очень часто те, кто был приведен ко Христу в детстве, быстрее воз­растают в милости, чем остальные. Им не приходится много­му переучиваться, на них не давит груз старых воспоминаний. Шрамы и кровоточащие раны, полученные за годы службы у дьявола, минуют тех, кого Господь приводит в Свою Цер­ковь, прежде чем они успеют уйти далеко в мир.

Трудно переоценить значение ранней набожности для об­щества. Как она привлекательна! Благочестие выглядит осо­бенно очаровательно в юности. При взгляде на ребенка то, что останется незамеченным у взрослого человека, немедленно привлечет внимание самого беззаботного наблюдателя. Благочестие ребенка обладает огромной силой убеждения: безбожник опускает свое оружие и восхищается. Слово, произнесен­ное ребенком, будет храниться в памяти, а его простодуш­ный язык затронет сердце. Там, где проповедь служителя потерпит неудачу, молитва ребенка может одержать победу.

Более того, религиозность детей вдохновляет тех, кто на­ходится в зрелом возрасте; глядя на спасенного ребенка, они скажут: “А почему бы и нам не найти Господа?” Какой-то тайной силой она открывает закрытые двери и поворачивает ключ в замке неверия. Там, где ничто не может очистить путь истине, это делает любовь ребенка. “Из уст младенцев и груд­ных детей Ты устроил хвалу, ради врагов Твоих, дабы сделать безмолвным врага и мстителя” (Пс. 8,3).

АВДИЙ И ИЛИЯ

Юношеская набожность со временем становится стойкой. Амий сказал: “...а раб твой богобоязнен от юности своей” (3 Цар. 18,12). Годы не изменили его: в любом возрасте он оста­вался благочестивым. Мы все любим перемены и новшества. Я знал людей, которые поступали неверно только ради переме­ны. Сгореть в большом костре не так трудно, как подверг­нуться испытанию на прочность веры, медленно поджарива­ясь на слабом огне. Благочестие, сохраненное на протяжении долгой жизни и устоявшее перед искушениями, означает ис­тинное благочестие. Великое чудо обратить по милости Божь­ей такого человека, как Павел, полного угроз в адрес всех святых, но еще большее чудо, которое заслуживает большей хвалы, — сохранить по милости Божьей веру в течение деся­ти, двадцати, тридцати, сорока, пятидесяти лет. Течение вре­мени не повлияло на Авдия: в старости он был такой же, как и в юности.

Не отразился на нем и тот образ жизни, который суще­ствовал в те порочные времена, когда служение Иегове счи­талось презренным, старомодным, невежественным, относя­щимся к прошлому, а поклонение Ваалу — передовой идеей часа. Весь царский двор жил верой в бога Сидона, и все при­дворные поступали так же. Мой господин поклоняется Ваалу, и моя госпожа поклоняется Ваалу, потому что сама царица поклоняется ему, но Авдий сказал: “...а раб твой богобоязнен от юности своей” (3 Цар. 18,12).

Благословен тог человек, которого не интересует мода, ибо она преходяща. И если она на время устремляется к пороку, что должен делать верующий, как не твердо держаться пра­ведности? На Авдия не повлияло также отсутствие священ­ников и храмов. Священники и левиты бежали в Иудею, пророки были убиты или скрывались, и в Израиле не было общественного поклонения Иегове. Храм находился далеко к Иерусалиме, поэтому у Авдия не было возможности услы­шать то, «по могло бы укрепить его или вдохновить, и все же он продолжал свой путь.

В дополнение к этому, у Авдия были трудности, связанные с его положением. Он служил управляющим в царском двор­це. Если бы он угождал Иезавели и поклонялся Ваалу, ему было бы намного легче, потому что он получил бы ее царс­кое покровительство; но он был управляющим дома Ахава и все же исповедовал Иегову! Ему, вероятно, приходилось вес­ти себя очень осмотрительно и с особой тщательностью сле­дить за своими словами.

Я не удивляюсь, что он превратился в очень осторожного человека и немного побаивался даже Илии, чтобы тог не дал ему задания, которое привело бы его к гибели. Он стал край­не предусмотрительным и смотрел на все происходящее вок­руг себя так, чтобы не скомпрометировать свою совесть и не подвергнуть опасности свое положение. Для этого требуется необычайно мудрый человек, и тот, кто в состоянии испол­нить это, достоин похвалы. Авдий не покинул свой пост и не отступил от своей веры. Если бы его заставили сделать что-то противоправное, я уверен, что он последовал бы за священ­никами и левитами, которые сбежали в Иудею, где продол­жалось поклонение Иегове. Однако он чувствовал, что, не вдаваясь в идолопоклонство, он сможет на своем благоприят­ном посту сделать что-нибудь для Бога, поэтому он решил остаться и бороться против поклонения Ваалу.

Можно отступить, когда нет надежды на победу, но храбр тот, кто не слышит звуков горна, подающего сигнал к от­ступлению, кто прикладывает к оптической трубе слепой глаз и не видит сигнала прекратить огонь, но удерживает свои по­зиции в неблагоприятных условиях и наносит врагу столько вреда, сколько может. Авдий был человеком, который дей­ствительно “удерживал крепость”, ибо он понимал, что если Иезавель осудила всех пророков, он должен встать рядом с тигрицей и спасти жизнь по меньшей мере ста служителей Бога от ее жестокосердной мощи. Даже если бы он не смог сделать что-нибудь еще, все равно его жизнь была бы не на­прасной, ибо этого было достаточно. Я восхищаюсь челове­ком, чья решимость равна его предусмотрительности, хотя мне было бы страшно занимать такой опасный пост. Его жизнь была подобна балансированию на канате. Мне бы не хотелось оказаться на его месте, и я бы никому из вас не посоветовал пытаться овладеть таким трудным делом.

Доля Илии гораздо безопаснее и возвышеннее. Задача про­рока была весьма проста: он должен был не угождать Ахаву, а обличать его; действовать не осмотрительно, а прямо и от­кровенно ради Бога Израиля. Насколько величественнее он кажется по сравнению с Авдием в описываемой сцене! Авдий “пал на лице свое” и назвал его “господин мой Илия”, и он должен был так сделать, ибо был намного ниже его по свое­му положению. Все же, несмотря на благородные задачи Илии, я не могу позволить себе подражать его тону. Примечательно, что Авдий сумел, управляя дворцом Ахава, где царила Иеза­вель. все же заслужить похвалу Духа Божьего, ибо сказано о нем было, что он “богобоязнен от юности своей”.

Авдий продолжал укрепляться в вере, несмотря на свой успех в жизни, и это тоже говорит в его пользу. В этом мире нет ничего опаснее для человека, чем процветание, богатство и почет. Конечно, мы желаем этого, стремимся к этому и прилагаем все свои усилия, но как много людей, которые, достигнув желаемого, теряют все свое духовное богатство! Че­ловек, который когда-то любил Божий народ, теперь отзыва­ется о нем как о “неотесанном простонародье”. Пока он слы­шал Евангелие, он не обращал внимания на архитектуру здания, но теперь, когда у него пробудился эстетический вкус, его церковь должна выглядеть непременно в готическом сти­ле, кафедра должна быть мраморной, прихожанки в на­рядных шляпках, повсюду изобилие зелени и множество кра­сивых вещей.

Набив карман, он опустошил свой мозг и особенно серд­це. Он удалился от истины и духовных принципов, подняв­шись по ступенькам общественной лестницы. Это презренное занятие, которое однажды он же первым и осудит. В таком поведении нет благородства, оно до последней степени под­ло. Сохрани нас, Господь, от подобного, но многие люди от этого не защищены. Для их религии важен не принцип, а вы­года; это не поиски истины, а следование привычкам общества, каковы бы они ни были; их цель — не прославлять Бога, а найти богатых женихов для своих дочерей; ими руководит не совесть, а надежда пригласить к себе на обед сэра Джона и получить от него ответное приглашение.

Не подумайте, что я саркастичен. В трезвой печали я гово­рю о тех вещах, которые вызывают лишь чувство стыда. Ежед­невно слышу я о них, но лично мне они не наносят ущерба. Это век подлости, замаскированной под понятие респекта­бельности. Бог посылает нам людей типа Джона Нокса или, если хотите, похожих на непоколебимого Илию, и окажись они чрезмерно непреклонны и суровы, мы бы даже смогли довольствоваться людьми, как Авдий. Вероятно, последних будет труднее воспитать, чем таких, как Илия, но для Бога нет ничего невозможного.

Авдий, с ранней набожностью и твердой решимостью, стал человеком выдающегося благочестия, и это замечательно, если учесть, кем он был и где находился. Выдающееся благочестие у верховного управляющего царским дворцом Ахава! Это чудо Божьей милости. Религиозность Авдия была глубокой. Если он открыто не проявлял ее, как Илия, это означает, что он не был призван к такому служению, но благочестие жило глубо­ко в его душе, и другие знали об этом.

Я нисколько не сомневаюсь, что Иезавели было известно об этом. Она не любила Авдия, но вынуждена была с ним мириться. Она смотрела на него с подозрением, но не могла заставить его покинуть свой пост. Ахав научился доверять сво­ему управляющему и не мог без него обходиться, так как его присутствие прибавляло царю силу духа. Возможно, Ахав не хотел выгонять его, чтобы доказать Иезавели, что при жела­нии он может быть упрямым и что он все еще мужчина.

Как бы мы это ни объясняли, бесспорно, что в центре восстания против Бога жил человек, ревностно служащий Богу. Сколь ужасно обнаружить Иуду среди апостолов, столь отрад­но увидеть Авдия среди придворных Ахава. Как огромна долж­на была быть милость Божья, чтобы разжечь посреди моря огонь! Какое благочестие посреди отвратительной порочнос­ти!

Ранняя набожность Авдия стала утешительным благочес­тием для него впоследствии. Когда он думал, что Илия соби­рается подвергнуть его великой опасности, он сослался на свое долгое служение Богу: “...а раб твой богобоязнен от юно­сти своей” (3 Цар. 18,12), подобно Давиду, который в старо­сти сказал: “Боже! Ты наставлял меня от юности моей, и доныне я возвещаю чудеса твои. И до старости, и до седины не оставь меня, Боже” (Пс. 70,17—18).

Для стариков великое утешение в конце жизни огляды­ваться назад, вспоминая все годы, проведенные в служении Богу. Вы не будете надеяться на это, вы не будете думать, что в этом есть какая-то заслуга, но вы будете прославлять Госпо­да за это. Слуга, с детства служивший своему господину, не будет брошен на произвол судьбы, когда превратится в се­довласого старца. Благоразумный хозяин уважает человека, который служил ему долго и хорошо.

Предположим, в вашей семье жила старая няня, которая ухаживала за вами в детстве, а теперь заботится о ваших детях. Разве выбросите вы ее на улицу, когда она уже не сможет работать? Нет, вы сделаете для нее все возможное и, если сможете, не допустите, чтобы она попала в дом престарелых. Господь добрее и более милостив, чем мы. Он никогда не вы­гонит Своих старых слуг.

“НЕЧТО ДОБРОЕ” АВИИ -1 (3 Цар. 14,13)

Иеровоам оказался нечестивым пред Господом, Который посадил его на трон Израильский, и настало время сменить его. Господь, Который прежде чем поднять топор, берет в руки розгу, поразил его дом болезнью: его сын Авия смертельно заболел. Тогда родители вспомнили о старом пророке Божьем и пожелали узнать через него, что случится с ребенком. Бо­ясь, чтобы пророк не предрек что-либо ужасное ему и его сыну, если он узнает, что перед ним жена Иеровоама, царь повелел своей жене, египетской принцессе, выдать себя за жену земледельца и таким образом услышать от Божьего че­ловека более благоприятный ответ. Бедный глупый царь, ре­шивший, что пророк, предвидящий будущее, не сможет раз­глядеть в переодетой женщине царицу!

Мать так волновалась о судьбе ребенка, что покинула цар­ские покои, где находился больной Авия, и отправилась в Силом, чтобы услышать предсказание пророка. Напрасной была ее хитрая уловка! Слепой пророк был провидцем и не только разоблачил ее прежде, чем она вошла в дом, но и предсказал будущее всей ее семьи. Она пришла, полная рели­гиозных предрассудков, чтобы узнать свою судьбу, а ушла с тяжелым сердцем, услышав обо всех своих ошибках и заблуж­дениях, а также о своей гибели.

Среди ужасных вестей, произнесенных пророком Ахией жене Иеровоама, было одно только светлое пятнышко, толь­ко одно слово утешения, которое, боюсь, нисколько не уте­шило языческую царицу. Ребенок был обречен на милости­вую смерть, ибо в нем “нашлось нечто доброе пред Господом, Богом Израилевым” (3 Цар. 14,13).

Давайте рассмотрим то немногое, что известно о юном царевиче Авии. Его имя соответствовало ему. Хорошее имя может принадлежать и очень плохому человеку, но в данном случае благочестивое имя носил достойный человек, кото­рый называл Бога своим Отцом, и это нашло отражение в его имени. АВ, как вы знаете, это ОТЕЦ, а ИЯ означает ИЕГО­ВА — Иегова его Отец. Я бы не упомянул имя ребенка, если бы жизнь не подтвердила его правдивости. О вы, носящие добрые библейские имена, старайтесь не опорочить их!

В этом ребенке “нашлось нечто доброе пред Господом”, но что именно? Кто это определит? Перед нами раскрывается безграничное поле для догадок. Мы знаем, что в нем было НЕЧТО доброе, но в чем оно проявлялось, неизвестно. Мож­но высказать лишь предположения, исходя из обычаев и тра­диций того времени, но они не заслуживают того, чтобы упо­минать о них. Наши собственные рассуждения, вероятно, также далеки от истины. Мы можем многое узнать из молчаливого Писания: нам не объясняется, в чем заключалось это “нечто доброе”, потому что любое доброе дело по отношению к Гос­поду — достаточный знак милости.

Несмотря на то, что ВЕРА ребенка не упоминается, мы убеждены, что у него была вера в живого Бога, поскольку без нее ничто не было бы добрым пред Богом, ибо “без веры угодить Богу невозможно” (Евр. 11,6). Авия был ребенком, верящим в Иегову, Бога Израиля. Возможно, именно по его просьбе мать оставила сына, чтобы пойти к пророку Божьему узнать о его судьбе. Во дворце было много лжепророков, и отец мог не посылать жену в Силом, если бы мальчик не попросил об этом. Ребенок верил в великого невидимого Бога, Который сотворил небеса и землю, и он поклонялся ему в вере.

Я бы, однако, не удивился, если бы ЛЮБОВЬ этого ре­бенка к Богу была явственнее, чем его вера, ибо обращенные дети обычно больше говорят о своей любви к Господу, неже­ли о своей вере, но не потому, что в них нет веры, а потому, что чувство любви более свойственно детской природе, чем более интеллектуальный акт веры. Сердце ребенка большое, поэтому любовь становится его наиболее видимым плодом. Я нисколько не сомневаюсь, что этот ребенок проявлял ран­нюю любовь к невидимому Иегове и неприязнь к идолам при дворе отца. Возможно, он испытывал святой ужас, наблюдая поклонение богу в виде тельца. Даже ребенку хватало ума по­нять, что неверно приравнивать великого и славного Бога к волу, имеющему рога и копыта. Возможно, возрожденная природа мальчика также отвергала тех низменных жрецов стра­ны, погрязшей в бесчестии, которых отец собрал при дворе. Мы не знаем, какую это приняло форму, но это было: в сер­дце ребенка присутствовало “нечто доброе” по отношению к Иегове, Богу Израиля.

Дата добавления: 2015-08-28