Однако если вглядеться внимательно в эти формы проявления увлечения греческой культурой, то станет ясна их декоративность. В театрах все реже ставились великие греческие трагедии: их заменяли музыкально-танцевальные представления с использованием мифологических сюжетов. Сцены из греческих трагедий украшали саркофаги, но сюжеты эти часто никакого отношения к смерти и посмертному существованию не имели:
они как бы подчеркивали принадлежность семьи умершего к кругу образованной элиты. Греческая мифология не имела уже для жителей восточных провинций религиозного смысла: сцены из мифов на рельефах и мозаиках в домах Финикии, Сирии, Северной Аравии были лишь декорациями: индивидуальные посвящения с просьбами и благодарениями ставились в этих районах местным восточным божествам.
Стремление сохранить полисные традиции при фактическом их умирании сказалось и в установлении в ряде городов культа персонифицированных органов власти: Демоса, Совета, которые часто чтились наряду с императором и Римским Сенатом, которому тоже ставились персонифицированные статуи. Подобные статуи не изображали конкретное народное собрание или конкретный совет, они являли собой некий символ, за которым уже не стояло реального содержания.
Гораздо более жизненными оказались в восточных провинциях те формы общественной и культурной жизни, которые позволяли воспринимать римское влияние. Во всех городах восточных провинций был установлен культ императора; ко II в. происходит объединение культа императора в большинстве городов с местными культами божеств-покровителей: в Эфесе император почитался вместе с Артемидой, в Милете — вместе с Аполлоном. Большую роль во внутренней жизни городов играли объединения, обслуживавшие культ императора: если императоры настороженно относились к профессиональным коллегиям (так, Траян запретил в одном из малоазийских городов создание коллегии пожарных), то полуофициальные союзы «молодых», «старцев», которые организовывали праздники в честь императоров и одновременно устраивали местные состязания и празднества (обычно у таких союзов были свои гимнасии), властями поощрялись. Центром общественной жизни городов становятся гимнасии, которые, как правило, включали в себя бани римского типа и зал императорского культа. Для всех городов римских провинций характерно включение римских элементов в их архитектурный облик: римская арка появляется и в финикийском Тире, и в сирийской Антиохии, и в греческом Коринфе. Распространяются многоквартирные дома римского типа (они засвидетельствованы и в Малой Азии, и в Сирии, и в Палестине).
Римское влияние на уровне массовой культуры проявилось и в организации зрелищ. Как некогда после завоеваний Александра Македонского в городах Востока возводились театры (вплоть до Вавилона), так теперь повсюду строятся амфитеатры, распространяется увлечение гладиаторскими боями, травлей зверей, конными состязаниями. Чаще всего бои гладиаторов и травли зверей организовывали жрецы императорского культа, которые тем самым являлись как бы проводниками римского образа жизни, но для строительства амфитеатров привлекались и частные средства: известно, например, что в конце I в. богач Никерат дал средства на строительство амфитеатра в Лаодикее Фригийской.
Под римским влиянием менялось положение женщин в семье и обществе; распад коллективных полисных связей сопровождался распадом связей семейных. Знатные женщины стремятся занять почетные должности (например, руководителей гимнасиев) и даже административные посты в городе. Увеличивается число разводов; в некрополях римского времени появляется много могильных памятников, поставленных «самому себе при жизни» (или «самой себе»), — по- видимому, эти люди потеряли связь со всеми родственниками. А в надписи на надгробии из малоазийского города
Афродисий,, поставленном при жизни владельца склепа, сказано, что в склепе может быть похоронена и его жена, если только она останется его женой... Женщины из низших слоев населения вынуждены были кормиться трудом своих рук: появляются упоминания одиноких женщин, занимающихся различной торговлей.
Итак, ни гражданская, ни семейная жизнь уже не соответствовала древним полисным традициям. Стремление восполнить разрушающуюся гражданскую солидарность, общность по родству
приводило к распространению различных религиозных сообществ. В восточных провинциях возрождаются древние местные культы малоазийских и финикийских божеств, огромной популярностью пользуются различные маги, знахари, почитатели подземных божеств, связанных с колдовством. Среди архаических храмов и статуй греческих философов, рядом с людьми, проводившими время в банях и амфитеатрах, жили люди, искавшие иных богов, иную мораль, иные формы объединений.
Если в провинциях с древними городскими центрами процесс включения в имперскую систему означал постепенное сведение на нет городского самоуправления, то в Египте дело обстояло несколько иначе. Разрушение централизованного бюрократического аппарата Птолемеев римлянами привело к развитию местного самоуправления деревень и центров округов — метрокомий. Уже в I в. х.э. в отдельных деревнях возникают объединения, корпорации со своими выборными должностными лицами. Правда, процесс этот был достаточно медленным. Чтобы египтянину в начале II в. можно было получить римское гражданство, он сначала должен был стать гражданином Александрии, притом что в этот период среди высших римских сановников были уже выходцы из Малой Азии, Сирии, Мавритании (один из крупных военачальников императора Траяна был темнокожим). Только в 202 г. все метрокомий Египта получили права муниципиев — самоуправляющихся городов, а через десять лет свободным жителям Египта, как и всей империи, было предоставлено право римского гражданства, т.е. все они были уравнены в правах по отношению к государству.
Однако муниципализация Египта шла параллельно с ростом нового бюрократического аппарата — имперского — и не могла не оказать решающее влияние на социальную жизнь этой провинции, хотя, безусловно, способствовала изживанию изоляции Египта.
Процесс включения восточных областей в общеимперскую систему далеко не всегда был мирным. Наиболее остро реагировала на него Иудея.
Злоупотребления императорских наместников, пренебрежение местными религиозными традициями вызывали в Палестине постоянное недовольство. В 66 г. х.э. вспыхнуло восстание в Иерусалиме, руководителями которого были зелоты, т.е. «ревнители» — наиболее радикальная группировка, выступавшая против эллинизации и социальной несправедливости. Восставшие перебили римский гарнизон Иерусалима, восстание распространилось по стране. Борьба с восставшими стоила римлянам огромных усилий. Римскую армию возглавил опытный полководец, впоследствии ставший императором, Веспасиан, а затем его сын Тит. В 70 г. римская армия начала осаду Иерусалима, которая длилась шесть месяцев. Невзирая на голод, население героически сопротивлялось. Римлянам приходилось брать штурмом каждую линию укреплений. В августе был взят храм, а через месяц — последние укрепления Иерусалима. Храм и город были разрушены, масса народа захвачена в плен и продана в рабство. На террито- 574
рии Иерусалима разместился римский гарнизон. Во время этой войны попал в плен к римлянам и перешел на их сторону иудейский писатель Иосиф Флавий, написавший затем — в Риме — целый ряд произведений, среди них — «Иудейскую войну» и «Иудейские древности», которые служат для нас важнейшим источником по истории Палестины...
Полвека спустя римский император Адриан, стремившийся к насаждению по всей империи единой — античной — культуры, решил покончить с обособленностью иудеев. Им было запрещено совершать обрезание, а на месте Иерусалима император решил возвести римский город Элию Капито-лину. В ответ на это решение вспыхнула Вторая Иудейская война. Во главе восстания встал Симон бен Косеба, который объявил себя мессией и принял имя Бар-Кохба — «Сын звезды». Бар-Кохбу в основном поддерживала палестинская беднота. Восставшие развернули настоящую партизанскую борьбу; ими был захвачен Иерусалим. Отборные римские легионы, стянутые из разных провинций, были брошены на подавление восстания. Сам император приезжал наблюдать за военными действиями. В 135 г. римляне взяли Иерусалим, Бар-Кохба был убит. По приказу римлян иудеи были выселены из Иерусалима и его окрестностей. Им было запрещено приближаться к городу под страхом смерти чаще чем один раз в год. В Иерусалиме была основана римская колония — Элиа Капитолина, а на месте разрушенного еще Титом храма был воздвигнут храм Юпитеру Капитолийскому. Фактически это означало довершение рассеяния еврейского народа по всей империи; в течение нескольких лет продолжалось преследование иудеев: им не разрешалось совершать их религиозные обряды. Только в IV в., после официального признания императором Константином христианства, Элиа Капитолина была снова переименована в Иерусалим, который был священным городом не только для иудеев, но и для христиан.
С конца II в. империя вступает в полосу затяжного кризиса, который охватывает и восточные провинции. К этому времени сложился разветвленный бюрократический аппарат, местные чиновники занимались вымогательством. Особенно страдали от их произвола жители деревень восточных провинций, находившиеся на государственных землях. Земледельцы страдали от постоев, от выполнения извозных повинностей, от того, что чиновники по всякому поводу отрывали крестьян от работ и заставляли служить им проводниками и сопровождающими. До нас дошли жалобы общин, направленные императорам, в которых перечисляются все злоупотребления чиновников: они вымогали деньги, тех, кто отказывался платить, бросали в тюрьмы; земледельцев облагали дополнительными повинностями. Жаловаться вышестоящим чиновникам, как явствует из этих писем, было бесполезно: все служащие поддерживали друг друга. В одной из жалоб земледельцы из императорского домена в Лидии в отчаянии заявляли: «...если от Вашей небесной руки не будет наказания за столь дерзкие поступки и помощи в будущем, неизбежно для нас, оставшихся, которые не в состоянии переносить алчности сборщиков налогов... оставить отчие дома и могилы предков и для спасения нашего переселиться на частную землю — ибо злодеи больше склонны щадить живущих там, чем Ваших земледельцев, — и стать беглецами из господских имений, в которых мы родились и вскормились».
Кризис императорского землевладения был естественным следствием расширения императорских земель и роста аппарата управления. Аппарат этот в конце концов.стал поглощать весь прибавочный продукт, произво- 575
димый земледельцами, и даже часть необходимого, особенно в условиях ослабления центральной власти, когда контроль за сборщиками налогов отсутствовал. Именно это и происходило в III в., в период междоусобной борьбы претендентов на императорский престол. Чиновники, ставшие самодовлеющей силой, просто грабили земледельцев: они не были заинтересованы в увеличении урожаев и сохранении платежеспособности крестьян. Как писал христианский писатель Лактанций, «число получающих настолько превзошло число платящих, что разоренные колоны покидают землю и обработанные поля зарастают лесом». Коллективная форма зависимости, основанная на существовании общин и унаследованная империей от эллинистических государств, уже не могла обеспечить нормального функционирования мелкого хозяйства крестьянина- общинника. В этот период только частные собственники, достаточно сильные, чтобы защитить своих работников от вымогательств представителей власти, и в то же время недостаточно «крупные», чтобы передоверить управление своими имениями армии чиновников, могли в известной степени спасти земледельцев. При этом, разумеется, они прежде всего заботились о доходности своих имений, стремились сохранить их неразоренными для своих наследников. Угроза лидийских земледельцев уйти на частные земли была не пустыми словами. Характерной особенностью в землевладении восточных провинций III—IV вв. был переход отдельных крестьян и целых деревень под покровительство частных лиц. Такими людьми могли стать крупные местные вельможи, командиры расквартированных в провинциях военных частей. Систему покровительства (патроната) деревень в Сирии ярко обрисовал ритор IV в. Либаний. Он говорил в своей речи «О патронатах», что большие деревни прибегают к покровительству воинов: платой за такое покровительство служат земледельческие продукты или деньги. Когда в такие деревни, укрепленные военачальниками, являются сборщики податей, земледельцы отказываются их платить. В ответ на требования и угрозы сборщиков земледельцы «показывают, что у них есть и камни. И вот сборщики возвращаются в город, получив вместо подати натурой раны...» Таким образом, патроны деревень защищали своих земледельцев от государственной власти. Патронат деревень особенно был распространен в Египте: дошло несколько указов императоров, адресованных наместникам Египта, которыми запрещался патронат: в одном из указов IV в. предписывалось частным землевладельцам, взявшим под покровительство селян из общин, уплатить за них подать, а самим земледельцам — выйти из-под покровительства. Однако этот указ не помог — ив конце IV в. новым указом, также адресованным наместнику Египта, предписывалось наказывать и тех, кто стал патроном деревень, и села, перешедшие под покровительство; наказание последним не определено, сказано лишь: «Пусть будут подвергнуты наказанию, которое подскажет разум». Борьба с переходом деревень под покровительство крупных землевладельцев и военачальников кончилась неудачей; в конце концов государство вынуждено было признать права патронов на землю, с которой им платили подати. В связи с уходом земледельцев с государственных земель было проведено в IV в. прикрепление
работников-колонов и рабов, посаженных на землю, к их участкам. В 332 г. император Константин общим указом по империи предписал возвращать ушедших колонов к месту их происхождения, но этот указ соблюдался не во всех провинциях — в некоторых из них продолжали действовать древние традиции, разрешавшие переход с места на место. В конце IV в. был издан специальный указ «О палестин-
ских колонах», по которому земледельцы этой провинции лишались права свободного передвижения; им запрещалось уходить со своих наделов, и они объявлялись «привязанными» к господину имения.
Свободные производители перестали существовать и в городе. Для периода поздней империи характерно прикрепление всех жителей города к своим профессиям. Ремесленники не могли покидать мастерские; люди, исполнявшие городские должности, также оказались прикрепленными к ним, отвечая за поступление налогов в казну своим имуществом. Тот же Либаний рисует впечатляющую картину распродажи своего имущества де-курионами (членами городских советов) для того, чтобы иметь возможность расплатиться с казной... Прикрепление горожан к месту жительства и занятию было проявлением общей тенденции экономического развития империи, но в восточных провинциях оно было обусловлено и начавшимся в III в. процессом ухода горожан из города: крупные землевладельцы все необходимое, вплоть до ремесленных мастерских, старались завести у себя в имениях, они расширяли свои владения за счет покупки или даже просто захвата городских общественных земель, размеры которых неуклонно сокращались. Средние и мелкие собственники из горожан в связи с падением экономической и общественной роли города переселялись в деревни: приобретали там участки земли и даже занимали должности в деревенском самоуправлении. Надписи из малоазийских провинций III—IV вв. упоминают довольно много граждан различных городов, живших в деревнях, причем не всегда в окрестностях своего родного города (так, надгробие эфесца сохранилось в деревне недалеко от г. Гипайпы). В одной из надписей указано, что переселенец из Гипайп уплатил за комархию (должность старосты) 500 денариев согласно постановлению деревни. Горожане переселялись и на императорские домены, чтобы только избавиться от городских повинностей. В IV в. был издан указ, адресованный правителю восточных провинций (342 г.) и предписывающий, чтобы люди, владеющие вне императорской земли участками более 25 югеров (1 га) и обрабатывающие дополнительно участки на императорской земле, были включены в сословие куриалов (или декурионов — тех, кто занимал городские должности и отвечал за сбор налогов), «любые ложные ссылки на привилегии, либо на происхождение, либо на какое-либо другое оправдывающее обстоятельство не должны иметь силы».
Города — основа экономической и общественной жизни древних обществ — играют все меньшую и меньшую роль. Происходит полный упадок муниципальной жизни: по сравнению с I—II вв. число постановлений, принятых городами, очень невелико. IV—V века были переломным временем в истории города в восточных провинциях: утрачивая самоуправление, они переходят под контроль крупных землевладельцев. Сохраняют значение те города, которые становятся резиденцией епископов (такие, например, как Антиохия, Александрия и др.). Но это был уже другой город, с иной — средневековой — социальной структурой.
Кризис империи сказался и в местных сепаратистских движениях, в восстаниях и выступлениях народных масс. В III в. центром независимого государства становится крупнейший торговый центр Востока — сирийская Пальмира. К 270 г. войска правительницы Пальмиры Зенобии завоевали Египет; Пальмира подчинила себе Малую Азию и всю Сирию. С огромным трудом римлянам удалось взять Пальмиру, но население восточных провинций не желало подчиняться Риму: вспыхнуло восстание в Сирии, в ре-
зультате подавления которого Пальмира была разрушена; затем началось восстание в Египте: антиримскую армию на свои средства вооружил богатейший купец Александрии Фирм (факт этот показывает, что не только низы населения, но и торговые слои провинций выступали против центральной власти). Это восстание также потерпело поражение, несмотря на упорное сопротивление александрийцев. Стены мятежного города были разрушены. Но недовольство распространялось по всей империи. Объявили себя независимыми горные племена Малой Азии исаврийцы, на юге Египта египтяне объединились с одним из ливийских племен в борьбе с римлянами; сепаратистские движения возникают в Мавритании. Империя вела борьбу со всеми этими движениями с переменным успехом. Трудности усугублялись нападениями персов. Восток больше не был заинтересован в связях с разоренным варварскими вторжениями Западом. В конце концов это поняли и императоры: в 395 г. империя была разделена, восточные провинции вошли в состав Восточной Римской империи (Византии). История древности для них завершилась.
Глава XXXIII
КОРЕННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ В МИРОВОЗЗРЕНИИ («ОСЕВОЕ ВРЕМЯ»)
1. МИРОВОЗЗРЕНИЕ И МИРООЩУЩЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА В ДРЕВНОСТИ
Понятие «осевое время» было впервые введено известным философом К.Ясперсом для обозначения периода (примерно с I тысячелетия до х.э.), когда произошли коренные изменения во взглядах человека на самого себя и на окружающий его мир. «Осевое время» — это период возникновения новых религий («мировых религий») и философских учений, в центре которых стоит проблема смысла индивидуального существования, взаимоотношений человека и мира, человека и божества, человека и социума, наконец, человека и других людей. Все эти проблемы по существу являются проблемами этическими, и, следовательно, мировоззрение и мироощущение человека начинают концентрироваться вокруг этики и определяться ею. «Осевое время» — время образования человека современного типа. Но, в отличие от прежних изменений человека, носивших биологический характер и приведших к образованию вида Homo sapiens sapiens, эти изменения происходили только в духовной области. Homo sapiens sapiens превратился в Homo sapiens ethicus. Соответствующие вопросы и предлагаемые ответы на них были впервые эксплицитно сформулированы в священных писаниях новых религий (вот почему они именуются также «религиями спасения») и философских учениях, многие из которых тоже имели (или приобрели позднее) полурелигиозный, а затем и вполне религиозный характер, обзаведясь собственной мифологией (например, буддизм). По словам К.Ясперса, «в осевое время произошло открытие того, что позже стало называться разумом и личностью». Осознающая себя личность — это прежде всего личность этическая. Однако начало этических поисков относится к гораздо более раннему времени — к эпохе возникновения классовых обществ, а может быть, и к еще более древним временам, когда человек начинает осознавать себя не как неотделимую часть рода и племени, не имеющую никакой самостоятельной ценности, а как нечто самоценное, как неповторимую индивидуальность. Вслед за этим неизбежно возникает вопрос о смысле жизни и о посмертной участи индивидуума (вообразить себе такую абстракцию, как «небытие», было тогда невозможно и до сих пор для большинства людей эмоционально неприемлемо). По-видимому, древнейшим (т.е. стадиально древнейшим) ответом на указанный вопрос было возникновение сознания, которое следует именовать эпическим. Оно формирует идеал героической жизни и славной смерти, обеспечивающих вечную память в преданиях и песнях. Этот идеал нашел свое выражение во всех дошедших до нас стадиально ранних героических эпосах — в шумерских былинах о Гильгамеше и в их аккадской переработке (поэма «О все видавшем...»), в «Илиаде» и «Одиссее», в «Ма-хабхарате», «Эдде», «Беовульфе». Герои этих эпосов в почти одинаковых выражениях говорят о своей твердости перед лицом Судьбы и о принятии славной гибели как об исполнении своего земного предназначения. Вместе 579
с тем сохранение памяти о человеке сообщало ему некую частицу бессмертия. Это было связано с широко распространенным в архаических культурах представлением об имени как носителе сущности поименованного: пока человека называют по имени, он не вполне мертв. Однако недостаточность эпического идеала начала, видимо, ощущаться очень рано. Прежде всего, предписываемый им образ жизни и смерти был «по определению» не для всех, а лишь для особо отмеченных судьбой и, как правило, имеющих чудесную природу, происходящих непосредственно или по прямой линии от богов. Во-вторых, посмертная участь всех оказалась тем не менее одинаковой — унылое существование в виде теней загробного мира взамен полнокровной жизни на земле. Неприятие такой участи можно увидеть очень давно. В аккадской поэме ее главный герой Гильгамеш сначала, в полном соответствии с эпическим идеалом, готов сражаться и даже погибнуть, чтобы «создать себе имя». Но, увидев воочию смерть своего друга Энкиду, понимает, что такова «судьба человеков», а следовательно, и его собственная. Он пускается на поиски бессмертия, но терпит неудачу. В «Одиссее» тень Ахилла, вызванная из преисподней Одиссеем, говорит, что лучше быть последним поденщиком на Земле, чем царем над тенями в Подземном царстве. Выход из такой эмоционально неприемлемой ситуации мог быть разным — то в виде многих разновидностей представления о переселении душ после смерти в новые тела, то в виде существенной модификации представлений о потусторонней жизни, которая теперь мыслится как некое продолжение жизни земной. Впервые такие развернутые представления о загробной жизни, продолжающей земную, возникли, видимо, в древнем Египте на рубеже Древнего и Среднего царств. Возникают учения, которые отказываются обсуждать вопрос о посмертной участи человека, концентрируясь на прижизненном неуклонном исполнении долга, каковы бы ни были последствия (стоицизм, соединивший таким образом древнее эпическое мироощущение с этической философией; идеал «незаинтересованного деяния», проповедуемый в «Бхагават-гите» и учении даосов).
Но упомянутые выше два вида представлений о посмертной участи индивидуума в дальнейшем заняли господствующее место в религиозных учениях человечества. Дополнения и изменения, которые вносились в них с течением времени, имели в основном этический характер: возникла идея посмертного воздаяния за то, каким человек был при жизни. Для верующих в переселение душ воздаяние имеет вид возрождения в лучшем или худшем (даже в виде животного) состоянии. Для верующих в загробную жизнь — рай и ад в различных формах и под различными названиями. Возникали также и представления смешанного характера — о переселении душ с промежуточным пребыванием в различных видах рая или ада — соответственно тому, как была прожита очередная земная жизнь. Идея загробного суда, видимо, впервые сформулирована в древнеегипетской «Книге мертвых» (ок. 1600 г. до х.э.).
Проблема происхождения зла и его отношений со справедливостью занимала человеческие умы уже со времен глубокой древности и породила столь своеобразный жанр древневосточной литературы, как теодицея. К нему относятся древнеегипетские «Песнь арфиста» и «Спор Разочарованного со своим двойником», древневавилонские «Невинный страдалец» и «Теодицея», ветхозаветная «Книга Иова». Человек хочет верить и верит, что миропорядок включает в себя также и справедливость, что высшие силы стоят на страже этой справедливости. Но суровая реальность состоит 580
в том, что злодеи нередко остаются безнаказанными, а праведники страдают безвинно. На вопрос, почему это так, все «теодицеи» отвечают одинаково: человеку не дано постичь замыслы и деяния богов, и он не смеет даже задавать вопрос о смысле происходящего. Вопрос о природе и роли зла решается различными религиозными и философскими учениями по-разному, но представление о «грехе» как о нарушении неких табу (прежде всего ритуальных), вольном или невольном, даже случайном, но навлекающем любую кару, сменяется представлением об индивидуальной вине или заслуге и соответствующем воздаянии. Эти новые этические принципы нашли свое выражение первоначально в праве, в вошедшем во все законодательства ранней древности принципе талиона, т.е. воздаянии равным за равное. При этом учитывается также и степень «злой воли», т.е. намеренность преступления. Господствовавший в первобытном обществе принцип кровной мести, основанный на представлении о коллективной вине и коллективной ответственности, сменяется наказанием по закону, основанным на принципе индивидуальной вины и индивидуальной ответственности. На практике, разумеется, этот переход занял целую эпоху, а пережитки прежних представлений в виде, например, коллективных наказаний известны и в XX в. Тем не менее можно говорить о настоящей революции в мировоззрении и самоощущении человека древности. Другим проявлением этих перемен было возникновение частной собственности. Позднее новая этика составила основу новых религий «осевого времени». Для всех этих религий (и в этом их главное отличие от «естественных» религий ранней древности) характерно представление о том, что прижизненная и посмертная участь человека определяется прежде всего его добрыми и злыми деяниями, а не ритуальными действиями. Как и вопрос о природе зла, вопрос о личной ответственности создает значительные затруднения онтологического и даже гносеологического характера, так как связан с проблемой свободы воли, а эта последняя — с проблемой причинности. Хотя строго логическим может быть лишь вывод о тотальной и неизменяемой причинности, такой вывод неприемлем эмоционально и противоречит многим устоявшимся представлениям. Поэтому, хотя в некоторых современных религиозных течениях (кальвинизм, некоторые секты ислама) и принят принцип предопределения, большинство новых религий и философских учений в той или иной формулировке предполагает свободу воли и, следовательно, личную ответственность человека за его поступки. Что же касается проблемы зла, то она в различных религиозно- философских учениях решается на первый взгляд весьма различно. Иногда предполагается существование конкретного, имманентного или трансцендентного, носителя зла, почти равномощного благому божеству и ведущего с ним борьбу за власть над миром (зороастризм,
манихейство). Иногда этот носитель зла — низшая по сравнению с Божеством, хотя и могучая сила, искушающая человека (иудаизм, христианство, ислам). Иногда носителем зла оказываются самый мир (буддизм, гностицизм, отчасти христианство) и даже сама человеческая индивидуальность (отрицательные стороны индивидуализма стали осознаваться, видимо, почти сразу же). Однако для всех этих учений общим являются уверенность (не хочется называть ее догматом) в конечной победе добра и обязанность каждого человека этой победе содействовать. Формы такого содействия вновь многоразличны — от активного противодействия злу и следования деятельному добру до отказа от эгоистических желаний, отречения от мира и даже от индивидуальности.
Это последнее должно осуществляться через слияние с абсолютом, понимаемым метафизически (буддизм, стоицизм) либо вполне реально (конфуцианство). Так или иначе, именно участие в борьбе зла и добра и связанная с этим необходимость преодолевать свои природные или приобретенные несовершенства придают человеческой жизни, согласно всем этим учениям, смысл и цель. Вот почему почти все они понимают индивидуальное человеческое существование и саму историю как движение к некой цели, предназначенной свыше или избираемой добровольно: метафора «пути» занимает важное место в их системе представлений. Вот почему многим из них присущи и эсхатологические представления, опять-таки связанные с неизбежной победой добра «в конце времен». Эти же самые причины привели к повсеместному распространению взгляда на человеческую жизнь как на своего рода «ловушку», поскольку она неразрывно связана со злом. Различные религиозные и философские учения «осевого времени» предлагают в этой связи различные типы индивидуального поведения. Из «ловушки» можно, например, убежать (буддизм, джайнизм, отчасти христианство и другие учения, связанные с аскезой). «Ловушку» можно игнорировать (стоицизм). Наконец, в «ловушке» можно постараться устроиться с максимальными удобствами для себя и для товарищей по несчастью (конфуцианство).
Таковы, в очень кратком очерке, основные причины появления религиозно-философских учений «осевого времени» и основные этапы их сложения. Такие учения составляют необходимый и неизбежный этап в развитии человеческой культуры, человеческой духовности (точно так же как и возникшие в поздней древности атеизм и материализм). Как уже отмечалось, «религии спасения» и соответствующие философские учения исходят из примерно одинаковых духовных запросов. Они не имеют сколько-нибудь существенных этических преимуществ друг перед другом и различаются лишь по тому, преобладает ли в них религиозное (мифологическое) или философское начало. Любопытно и, возможно, не случайно, что наименее мифологичными были учения, возникшие на двух противоположных концах древней ойкумены — в Китае и в Греции. Представления, легшие в основу этических религиозно-философских учений, были громадными достижениями человеческого духа. В процессе развития этих учений ставились и решались все важнейшие проблемы философии: проблема бытия (онтология), проблема познания (гносеология) и проблема ценностей (аксиология). Заняв центральное место в человеческом менталитете, они и создали человека современного типа, хотя до сих пор такие люди не составили большинства (менталитет многих людей остается в значительной степени на уровне первобытнообщинного строя, что, к сожалению, не всегда осознается идеологами, политиками и экономистами). Следует заметить, что в формировании этого нового человеческого типа приняли участие не только религиозно-философские движения, но и ряд других духовных движений. О роли словесности, создавшей «теодицеи», было уже сказано выше. Однако есть еще одно явление, роль которого не замечается и недооценивается, а именно право. Частично о нем уже говорилось выше в связи с этикой. Но есть еще и другая очень важная сторона права — формулирование представления о собственности. Все древнейшие правовые системы представляли собственность как продолжение личности собственника или коллектива собственников, и лишь римское право четко сформулировало понятие собственности как самостоятельной сущности, а также и другие важнейшие правовые понятия (категории). Рим, таким
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |