Николай Михайлович Новиков 17 страница

— Не очень. Да мне это и не нужно, — усмехнулась она. — Я не хочу приходить к тебе. Ни за какие деньги.

— Да ты просто дура! Обыкновенная деревенская дура! — заорал Нигилист, вскакивая с кресла. Он нервно ходил перед Наташей по комнате. — Что ты о себе возомнила? Если меня на десять тысяч надуют, я с этого человека в десять раз сдеру в качестве компенсации за недобросовестность! Это пример, как я отношусь к деньгам! А тебе за два визита в неделю, ну, разумеется, этот договор на несколько лет, дают пятьдесят тысяч баксов! За такие деньги я Аллу Пугачеву могу купить! И Софию Ротару в придачу! И Людмилу Зыкину!

— И Мирей Матье, и Арнольда Шварценеггера в качестве телохранителя, — добавила Наташа. — Ну, так и покупай, за чем дело встало?

— За тем, что я хочу тебя! — брызгал слюной Нигилист. — Тебя, понимаешь? Тебя! Ну, послушай, давай снова жить вместе, ты будешь моей женой, переедем на Юго-Запад, в новую квартиру. Клянусь тебе, Наташа, я буду очень много времени уделять тебе, все свое свободное время я посвящу тебе, сделаю, что захочешь, куплю, что попросишь!

— Купишь, значит?

— Куплю.

— Ты не подумал, что любовь — это нечто другое. К примеру, когда хочется о ком-то заботиться, кому-то доставлять удовольствие и радоваться от того, что угодил любимому человеку? И меньше всего — желание иметь много всяких нужных и ненужных вещей?

— Может быть. Я не думал об этом. Ну, вот видишь, я хочу о тебе заботиться, доставлять тебе радость. Даже по твоим выкладкам получается, что я люблю тебя.

— Я когда-то рассказывала, что купила, что мне понравилось. Ты хоть помнишь, как реагировал на это?

— Не помню.

— Никак. Тебе не было никакого дела до моих интересов, до моей радости или огорчения. Ты покупал меня, покупал самым отвратительным способом, и опять пытаешься купить. А я не хочу продаваться.

— Что же ты хочешь?

— Заработать сто рублей и купить любимому человеку шляпу, о которой он мечтал. И когда он примерит ее, и запрыгает от радости, и обнимет меня, и поцелует — это и будет то, чего я хочу.

— На сто рублей много не купишь, — пробурчал Нигилист. — Так, значит, ты категорически отказываешься от меня?

— Да.

— Тогда я буду вынужден… попросить тебя убраться из моей квартиры, Наташа. Пойми, я сделал все, чтобы загладить свою вину, но ты не поняла, не оценила моих усилий. Анализируя эту ситуацию, я пришел к выводу, что ты просто не понимаешь, в какое положение ставишь себя — что значит быть в Москве без квартиры, без денег. Когда поймешь, придешь ко мне. Я буду ждать. Что бы ни случилось, я буду ждать.

— Ты мне угрожаешь? Но ведь сам же говорил, что я прописана в этой квартире и могу жить, сколько хочу.

— Говорил.

— И еще, что никто не может выселить меня отсюда. Врал?

— Нет. Но квартира — моя собственность. Я могу поселить здесь… скажем, двух братьев. Как ты думаешь, что из этого получится?

— А я знала, что все этим кончится. Подлость — она или есть в человеке или нет. В тебе она есть.

— Не смей так разговаривать со мной! Слышишь? Это не подлость! Я предоставил тебе возможность понять, как хорошо быть моей женой. Ты не поняла. Решила, что все это с неба свалилось. Теперь я предоставлю тебе возможность понять, как плохо не быть моей женой. Надеюсь, это будет более действенная мера воздействия.

— Действенная, воздействия! — передразнила Наташа. — Ты как будто на комсомольском собрании выступаешь. Я уйду. Надеюсь, неделю ты мне предоставишь, чтобы решить проблемы?

— Неделю — да. А когда она кончится, я приду, и мы снова поговорим. Все мои сегодняшние предложения останутся в силе. Даже штрафные санкции применены не будут. Знаешь, почему? Я люблю тебя.

— Господи! — взмолилась Наташа. — Сделай так, чтобы он никогда не произносил это слово. — Поднялась и пошла на кухню. Но в дверях остановилась, посмотрела на Нигилиста: — Это ты убил Плешакова?

— А его убили?

— Не притворяйся! — крикнула Наташа. — Его убили вскоре после того, как он вернулся из Москвы, где встречался с тобой. Ты же сам говорил, что у вас какие-то дела.

— Во-первых, я не встречался с ним в Москве, и вообще, думаю, что он сюда не приезжал.

— Но ты же спрашивал у меня его адрес.

— Его дома убили?

— Нет, в Гулькевичах, в районном центре, он там у приятеля гостил.

— Ты мне адрес этого приятеля сообщала?

— Нет…

— Тогда о чем мы говорим?

— Ни о чем!..

Когда Нигилист наконец-то убрался, Наташа достала из косметички визитную карточку, на которой витиеватыми зелеными буквами было написано «Ландыш» и номер телефона. Вздохнув, снова сунула карточку в косметичку.

Андрей Логинов все еще не мог поверить, что это произошло с ним. Ему всегда не везло в преферансе, за всю жизнь в лотерею не выиграл больше рубля, денег не находил — и вдруг такое!

Да с ним ли это случилось? И как вовремя!

Полгода назад Андрей ушел из издательства «Советская Россия», не было смысла работать над рукописями «классиков» национальных окраин за две тысячи рублей в месяц, мучиться, читая восьмисот-девятисотстраничные «кирпичи», где с ужасающей подробностью описывалась любовь очередного местного пастуха к очередной местной свинарке. А приметой времени, гордостью автора были злые козни большого профсоюзного начальника, в котором следовало угадать большого партийного начальника. Но говорить об этом вслух пока не следовало.

И Андрей ушел. Как говорится, «на вольные хлеба». Вольные-то они вольные, а вот хлеба́ или нет, — как получится. Пока были деньги на книжке, не грустил, писал роман о следователе, разоблачающем страшную банду. Живых следователей Андрей в глаза не видел, об их работе не знал совершенно ничего, но это его мало волновало. Почитал романы Вайнеров, Адамова, Леонова, кое-что выписал для себя, в основном — порядки проведения обысков, допросов, принцип работы экспертов и прочие профессиональные подробности. И — сочинил роман.

Коллеги-издатели одобрительно кивали головами после прочтения. Но потом заявляли, что сейчас читателей интересуют в основном американские детективщики. Наших же, даже классиков, сейчас невыгодно издавать.

Обещали: года через два ситуация изменится, обожрутся наши читатели американским чтивом, тогда и приходи.

Между тем деньги кончались. Совсем немного осталось их на сберкнижке. Не будь этих подлых реформ, хватило бы лет на пять, а теперь вот — всего лишь на полгода. И что дальше делать?

Андрей звонил приятелям, знакомым, спрашивал, нет ли какой работы, не нужно ли чего написать или отредактировать. А может, каким-нибудь клерком с приличной оплатой возьмут? Не брали. Тот же Садовников, каким другом был! Клялся, что сам пропадет, а Логинова выручит, если ему трудно придется. Теперь же и голос изменился, говорил с ленцой, как бы нехотя, подчеркивая, мол, понимай, с кем разговариваешь. Правда, обещал, если что, позвонит. Однако Андрей понял: с этим дерьмом лучше дела не иметь. Когда книжечку свою пропихивал, скромным был и вежливым, давно это было… Четыре года назад. С тех пор много воды утекло. Талантливый (как признавали критики) писатель Андрей Логинов стал бедным и никому не нужным, а бездарный стихоплет Вася Садовников — богатым и важным. Такие вот реформы случились.

Потихоньку подступало отчаяние. Торговать Андрей не умел, деньги кончались. Как жить дальше, не знал. Время от времени мелькала в голове мысль о самоубийстве. Только и останавливало — пятнадцатилетняя дочь в Челябинске. Он ведь ей обещал: закончишь школу, приезжай в Москву, я тебя устрою, я тебе помогу…

Совсем грустно стало жить. Даже в ЦДЛ идти не хотелось.

И вдруг позвонил Вася Садовников с предложением: партия финского «Мальборо», миллион пачек. Пачка стоит девяносто рублей. Найдешь покупателя на всю партию за девяносто пять или сто рублей пачка — все, что сверх девяноста, твое. Андрей хотел было послать бизнесмена куда подальше, но сдержался, лишь вежливо поблагодарил. Искать покупателей он не собирался, среди московских знакомых немного было таких, которые курили «Мальборо», а чтоб миллион пачек мог купить — такого человека и представить себе не мог, хоть и был писателем.

Но надо ж было так случиться, что на следующее утро позвонил молодой прозаик из Харькова Миша Сташевский и после обычных «как живешь», «что пишешь», «а кому на хрен нужна наша писанина», спросил, не знает ли Андрей, где купить большую партию «Мальборо», очень большую, его харьковские друзья-бизнесмены решили вложить деньги в курево.

Андрей тут же предложил миллион пачек по сто рублей, они поторговались, сошлись на цене девяносто два рубля, и сделка состоялась, к немалому удивлению самого Андрея. И два миллиона рублей, сумма просто-таки немыслимая для Андрея, перекочевали в его «дипломат».

Так вот оно и получилось. Чудо? Случай? А черт его знает! Хорошо, что сдержался, не послал Садовникова, когда тот позвонил.

И что теперь делать с этим состоянием? Третий день уже пошел, но Андрей до сих пор не мог решить.

Дело дошло до того, что из квартиры почти не выходил, боялся деньги без присмотра оставить. Тем более какие-то странные телефонные звонки стали раздаваться в его квартире. Снимает трубку — тишина. Неправильно соединяют, что ли? А если кто проверяет, дома он или нет?

Думал Андрей, думал, как же отметить это нежданно привалившее счастье, и придумал. Нашел в стопке старых газет «Московский комсомолец» за прошлый месяц, положил газету с колонкой частных объявлений на журнальный столик рядом с телефоном и стал набирать номер, усмехаясь в усы.

Сергей Мезенцев неторопливо шагал по Комсомольскому проспекту в сторону метро «Фрунзенская», шел к приятелю в гости, посидели на кухне, поговорили за бутылкой «Столичной». Паша Литвинов по-прежнему работал в «Труде», денег там платили мало, как и во многих других газетах, но Паша на жизнь не жаловался и менять профессию не собирался. Жена его, Оксанка, преподавала историю в школе, тоже получала мизер, но, как и муж, в торговлю и бизнес не рвалась. А пятилетняя дочь Аленка училась читать по книгам, которые в детстве читали папа и мама. Сохранились книги, и вот — пригодились.

Не было там импортных разносолов, напитков; в стареньком магнитофоне «Электроника» крутилась кассета с «Машиной времени», а как хорошо, уютно посидели на маленькой кухне! Оксанка сварила картошки, порезала сала и вареной колбасы, положила капусту собственной закваски — лучшей закуски не придумать. А говорили о литературе, о новых и старых именах, вспоминали общих знакомых и собственные похождения в университете.

Сергей как будто в другой мир попал, жили в нем симпатичные, добрые, умные люди, жили не так, как полагалось высокообразованным специалистам, приносящим явную пользу своему государству, — за чертой нищеты. Как, впрочем, и почти все честные люди в этой странной стране. Но не плакались, не гонялись за легкими деньгами, не завидовали — делали свое дело и были счастливы.

Сергей искренне позавидовал, что Паша и Оксанка остались прежними. А он изменился. Так получилось — попал совсем в другой мир, где было тоскливо от обязательной демонстрации европейской моды, обязательного изобилия, обязательного восхищения коммерческими операциями, обязательного обсуждения предстоящих поездок на Канары или на сафари в Кению. Чужой мир — глупый до невозможности, отупевший от свалившейся вдруг вседозволенности…

Не хотелось уходить, но, как говорится, пора и честь знать. Сергей шагал по тротуару Ленинского проспекта и уже не старался обходить многочисленные лужи. Сырой, тяжелый ветер трепал его длинные каштановые волосы, моросил мерзкий дождь. Гнусная погода. Такая же была весной, когда он жил в общежитии с черноглазой девчонкой, и так же хорошо себя чувствовал, как сегодня у Паши с Оксанкой.

Он был счастлив. Неужели это никогда больше не повторится? Неужели они так и не будут снова вместе? Почему-то не верилось, что рано или поздно они снова встретят друг друга и уже никогда не расстанутся.

Он ничего не знал о Наташе. И не пытался узнать. Лариса рассказывала о том, как Наташа счастлива со своим бизнесменом, как она разъезжает по заграницам, бывает на презентациях, на приемах в посольствах, на самых дорогих концертах. Наверное, так оно и было, он не проверял, но вместе с тем росла в душе уверенность — она, Наташа, его любимая, ласковая Наташа, не забыла его. А что увлекается светскими соблазнами — просто хочет отвлечься от воспоминаний. Наверное, знает, что он женился, думает, не было у него серьезных намерений, просто увлекся, а потом взялся за ум и поступил так, как и должен был поступить…

Да нет же, Наташа, милая, любимая Наташа, все не так, совсем не так! Но разве теперь это объяснишь? Она и слушать его не станет.

Но это все — временно. Как бы там ни было, она любит его, помнит его. Так же, как и он. Когда-нибудь наскучит ей светская жизнь, поймет, что без любви — не жизнь, а мучение. Почему-то Сергей верил в это. И сегодня — особенно. Наверное, скромное достоинство Паши с Оксанкой еще раз убедило: не все в жизни — деньги.

Шагах в пятидесяти впереди остановилось такси, из него вышла черноволосая молодая женщина, решительно зашагала по тротуару. Сергей почувствовал, как на какое-то мгновение у него замерло сердце. Наташа? В кожаной куртке, в белом берете, в длинных сапогах-ботфортах — он никогда не видел ее в такой одежде. Но походка! Разве можно было спутать ее с чьей-то другой? Сколько раз он специально шел за ней следом и любовался ее фигурой!

Наташа? Неужели это она, его Наташа?

Сергей прибавил шагу. Он почти бежал, уверенный, что сейчас догонит, окликнет, она обернется — вот оно, родное, любимое лицо, и он скажет ей… Что-нибудь скажет!

Женщина резко свернула за угол серого многоэтажного дома. Сергей помчался вперед, разбрызгивая коричневую влагу лужиц, и успел заметить, как она быстро спустилась по выщербленным ступенькам в подвальное помещение в торцевой части дома. Это Наташа? Что она делает здесь?

Сергей остановился, потом медленно подошел к железной, покрашенной когда-то в незапамятные времена коричневой краской, двери. Теперь во многих местах краска облупилась, дверь стала пятнисто-грязной, как вода в лужах. Рядом на стене висела вывеска: зеленые витиеватые буквы на красном фоне: «ТОО «Ландыш».

Сергей усмехнулся, шлепнул себя ладонью по лбу. Совсем расслабился у Паши с Оксанкой, принял какую-то шлюшку за Наташу! Только что Паша с иронией рассказывал об этом «Ландыше» — «красивые девушки — состоятельным господам». Оксанка еще в шутку сказала, что если перестройка затянется лет на пять, придется ей подрабатывать в «Ландыше», благо почти рядом с их домом фирма располагается.

Разве может Наташа приходить сюда? У нее муж богатый человек, она сейчас где-нибудь в казино или в ресторане с экзотической кухней, или на концерте, или дома…

Где ты, Наташа?!

Последний разговор с Нигилистом вынудил Наташу лихорадочно искать выход из положения. Стало ясно, что дождаться лета, поступить в какой-нибудь институт не удастся. Уезжать домой не хотелось. Следовательно, нужно было как можно скорее найти работу, такую, чтобы можно было снять хоть плохонькую комнатку.

Ни друзей со связями, ни влиятельных знакомых… вообще никаких знакомых… Где искать?

Но и возвращаться к Нигилисту она категорически не хотела. После того как побывала в гостях у Ирины, познакомилась с ее Аристархом, увидела, как нежно, влюбленными глазами смотрит этот красивый, сильный парень на свою невесту — так же смотрел когда-то Сергей на нее, — видеть Нигилиста было просто противно. Ничто не заставило бы ее вернуться к бывшему мужу.

Время от времени Наташа доставала из сумочки визитную карточку с надписью «Ландыш» и номером телефона, однако после мучительных размышлений снова бросала ее в сумочку. Однажды даже решилась, нашла этот самый «Ландыш», постояла у дверей и… так и не смогла войти внутрь.

Это случилось в начале сентября, когда она поехала в Александровский сад. Просто так поехала: походить, посидеть на лавочке, вспомнить, как хорошо было здесь, когда приходила вместе с Сергеем. А вдруг он тоже придет, и они встретятся?

Когда она сидела на лавочке и грустно думала о том, что Сергей вряд ли придет сегодня, перед ней остановился смуглый парень в светлом плаще. Он внимательно, не скрывая своих намерений, стал разглядывать Наташу. Она рассердилась — и здесь не дадут спокойно посидеть! — встала и собралась уходить, но он задержал ее.

— Простите, вы очень красивы и могли бы рассчитывать на вакантную должность в нашей фирме.

— Отстань!

— Я вполне серьезно. Фирма «Ландыш» — одна из лучших в Москве.

— Цветами торгуешь? — Не нравился ей этот прилизанный хлыщ.

— Цветами, но не теми, которые растут на грядке. «Красивые женщины — богатым господам». Это наш девиз.

И Наташа все поняла: ей предлагают стать проституткой! Это было так неожиданно, что она не возмутилась, а, усмехнувшись, поинтересовалась условиями «работы». Не об этом ли ее предупреждали многие? Не этим ли пугали? Ну, так вот оно, даже любопытно, что же это такое на самом деле.

— Ты хочешь, чтобы я ходила ко всяким там уродам и старым маразматикам, у которых водятся деньги?

— Мы на «ты»? Пожалуй, так будет удобнее. Не возражаю. Во-первых, с твоими данными ты можешь выбирать себе партнера. Это будет два раза в неделю. — Заметив брезгливую гримасу на лице Наташи, он тут же поправился: — Или раз в неделю. Всего раз. За это будешь иметь триста баксов в неделю. Если нужно, фирма снимет тебе квартиру со всей обстановкой. За такие деньги раз в неделю согласятся работать и самые верные жены, я-то знаю. Но мне нравишься ты. Фирме нужна такая женщина.

— А если всю неделю я никого не выберу?

— Останешься без зарплаты.

— А если весь месяц или даже два-три никого не выберу?

— Выберешь, — уверенно сказал незнакомец. — У нас в клиентах лучшие люди Москвы. Кого-нибудь выберешь, это я тебе гарантирую, если, конечно, согласишься с нами работать.

— Спасибо, — снова усмехнулась Наташа. — Не соглашусь.

— А вдруг передумаешь? — Он протянул ей визитную карточку. — Звони и заходи, всегда буду рад видеть тебя. Меня зовут Алик.

Эдакий змей-искуситель!

Чтобы отвязаться, взяла визитную карточку, бросила в сумочку и… забыла о ней.

Теперь вот вспомнила.

И в конце концов пришла в «Ландыш». Тоска, отчаяние, одиночество толкнули ее на этот безрассудный шаг, но не только. Желание доказать Нигилисту, что она сможет прожить и без него, играло не последнюю роль в ее решении. А еще — злость на себя за то, что не послушала Сергея, не поверила ему и вышла замуж на нелюбимого человека. И она пришла.

За грязной железной дверью оказалось довольно-таки уютное помещение с красивыми диванами и креслами. За столом сидел мрачный плечистый парень, которого Наташа приняла за одного из посетителей, но скоро поняла, что ошиблась.

— Мадам? — поднялся парень, вопросительно глядя на нее.

— Да вот пришла… на работу устраиваться.

Парень даже не усмехнулся.

— У нас большой конкурс, мадам. Необходимо показать свое умение. Вы готовы к этому? Гарантий, что после вы будете непременно приняты, мы не даем.

Наташа зло и весело посмотрела на него, терять ей было нечего.

— Тебе, что ль, показывать свое умение?

— Для начала можно и мне. А ты ничего… можешь рассчитывать, если, конечно, очень постараешься. — Он попытался улыбнуться.

— И как же я должна стараться?

— Разденешься, покажешь все, что у тебя есть… интересное. Я посмотрю, прикину, годится ли это для нашей фирмы, попробую…

— Можешь не сомневаться, у меня есть все, что нужно.

— Ну, знаешь ли, это как сказать, — протянул парень.

— А ты не боишься работу потерять?

— А в чем дело? — насторожился парень.

— А в том. Проведи меня к Алику. Есть у вас такой?

— Алик? — парень аж подпрыгнул на месте. — Что же ты сразу не сказала? Мозги мне… Ну ладно.

Он крикнул в сторону закрытой двери:

— Лева! Эй, Лева, тут к начальнику… надо проводить.

Пройдя еще через две комнаты, где на мягких диванах и креслах сидели плечистые молодцы, Наташа оказалась в кабинете того самого Алика.

— Я очень рад, что ты решилась. — Он встал из-за стола, взял Наташу под локоть, вежливо усадил на диван.

— А где же другие девушки? Я видела здесь только парней.

— Это охрана. Дело серьезное, проблем немало, иногда приходится решать их силой. А девушек здесь нет, они в нужное время находятся в нужном месте — или у себя в квартире, или у клиента. Если нагрянет чека, у нас тут клуб культуристов.

— Хорошо вы замаскировались, — сказала она первое, что пришло в голову.

— Условия мы с тобой уже обсудили, раз в неделю, если я не ошибаюсь? Как обстоит дело с квартирой?

— Я бы хотела… вначале попробовать, понять, как все это будет… — засмущалась Наташа. Вдруг ей стало страшно, вдруг поняла, по-настоящему осознала, ЧТО ей предстоит делать. А он уже условия предлагает…

— Я понимаю, начинать всегда трудно, потом будет легче, — улыбнулся он. — Я не тороплю тебя.

Вот таким он был, этот Алик, начальник проституток: вежливым, понимающим, заботливым. Прямо как нянька.

— Я не про то хотела сказать… Пока не хочу ничего обещать… — Наташа чуть было не стала обращаться к нему на «вы». — Но я еще не решила, буду у вас работать или нет. Просто хотела попробовать. А потом и поговорим. Про условия и все такое… — Да-да, разумеется, — тотчас же согласился Алик.

— Нет, ты не понимаешь меня. Объясняю: я хочу посмотреть, как все это будет. Если мне не понравится, я не стану работать у вас. И чтоб не приставали ко мне потом.

— У нас работают только добровольцы, — улыбнулся Алик. — Если ты останешься, будешь самой яркой нашей звездой. Или, помнишь, о чем мы говорили в Александровском саду? Самым красивым нашим цветком. Ну, а если ты поймешь, что не можешь этим заниматься, никто тебя преследовать не будет. Еще вопросы есть?

— Да вроде нет, — пожала плечами Наташа. Вспомнила здоровенного белобрысого охранника в первой комнате, подумала: если сейчас рассказать Алику о его предложении, парень, пожалуй, потеряет работу. И не стала рассказывать.

— Когда бы ты хотела начать… извини, попробовать?

— Хоть сегодня, — решилась Наташа. — Я могу хотя бы узнать, к кому идти? Ну, сколько лет человеку, кто он…

— Разумеется. Но только одно предупреждение. Если ты пойдешь к клиенту от нашей фирмы, должна выполнять все его требования. Потом можешь отказаться, это я уже говорил, но сегодня ты представляешь фирму и не должна ее подвести. Сможешь?

— Я постараюсь. А к кому я должна идти?

— Сейчас посмотрим. — Он достал из верхнего ящика толстую общую тетрадь. По-видимому, на недостаток клиентов фирма не жаловалась. Наташа молча ждала. Сейчас Алик был похож на обыкновенного бухгалтера, ему бы еще круглые очки да нарукавники…

— А вот это тебя заинтересует? — наконец поднял голову. — Писатель, тридцать восемь лет, зовут Андрей Логинов… Ты что-нибудь читала его?

— Нет, — пожала плечами Наташа.

— И я не читал. Наверное, издали роман за границей, разбогател писатель, отправил жену в дом отдыха и решил порезвиться. Хочет молодую черноглазую женщину и непременно чтоб умная была, о философии могла рассуждать. Юморист! Ну как? Ты каких-нибудь философов знаешь?

— Знаю… — неуверенно проговорила Наташа. — Ницше… «идешь к женщине, бери плетку», Шопенгауэр…

— Ух ты! — удивился Алик. — Да это же то, что нам нужно. Ну? Писатель, тридцать восемь лет… Не старик, не гангстер, человек умный. Да что там говорить — писатель.

— Я… я не знаю…

— А я знаю, — неожиданно жестко сказал Алик. — Он обратился к нам в первый и, наверное, в последний раз. Жаловаться, если что не так выйдет, не станет. И капризничать особо — тоже. Это не депутат Верховного Совета, не министр. Тут мы могли бы и рискнуть. Поедешь с Игорем, видела его в первой комнате, да? По дороге он расскажет, что и как делать надо.

— Расскажет?..

— Я вижу, ты боишься. Ну что ж, выбирай. Я предоставлю тебе возможность проверить себя на новом поприще. Но пора уже принимать решение. Желающих у нас работать — много. Очень много. Работа не пыльная… — Но грязная, — перебила его Наташа.

— Это заблуждение. Мораль, нравственность… А где она у нас? По законам морали и нравственности наш любезный президент должен пешком ходить на работу в фуфайке и резиновых сапогах. Потому что довел народ до ручки. А он в чем ходит? По законам морали и нравственности бывшие начальники, при которых страна прогнила, должны отдать то, что получили в качестве награды за успешное гниение страны. Отдали? Я тебе еще тысячу примеров могу привести, но у нас нет времени. Продолжу свою мысль. Работа не пыльная, не утомительная, условия и безопасность на высшем уровне, зарплата — на уровне министра. Поэтому и рвутся к нам. Я бы мог двадцать четыре часа в сутки спать с женщинами, проверяя их пригодность. Нет, вру. Тут и трех сотен часов в сутки не хватит, чтобы успеть.

— Ты поручаешь проверять часть девушек другим?

— Я полагаюсь на свой вкус. Пока он меня не подводил. Достаточно внимательно посмотреть на женщину, чтобы понять, нужна она нам или нет.

— Кто же тогда проверяет?

— Никто. Я же сказал — доверяю своему вкусу.

— У тебя, наверное, жена есть, Алик? Интересно, как она относится к твоим занятиям? Не ревнует?

— Нет у меня жены. — Алик улыбнулся. — Меня вообще женщины не интересуют. Как женщины. Только как сотрудницы фирмы.

И Наташа поняла. Все сразу: и почему он не воспользовался своим положением, чего она больше всего боялась, и почему разговаривал с ней, как добрая тетушка.

Он не был мужиком.

Лариса вошла в кабинет хозяина фирмы «Кондор».

— Садись, — махнул рукой босс.

— Василий Иванович, деньги нашли? Вы же помните условия договора с сингапурцами. Отличная сделка намечается, очень выгодная. И главное, мы опережаем возможных конкурентов. Как вы решили проблему с сигаретами — так это просто фантастика! До сих пор не могу поверить: неужели нам действительно это удалось? И никаких следов в Москве!

— Уметь надо, — самодовольно усмехнулся Садовников. — Если бы все так работали, как босс, мы бы жили много лучше.

— Но все равно полтора миллиона не хватает. Ума не приложу, где их взять. Я уже все свои запасы растрясла и у папы заняла, вы, как я понимаю, все, что было у вас, выложили и заняли. Но нужно еще полтора миллиона. Срочно. Сегодня… уже вечер, а платить нужно завтра утром, иначе либо сделка сорвется, либо проценты навесят такие, что лучше отказаться самим.

— Ты не волнуйся, деньги будут.

— Я пока их не вижу.

— Завтра утром увидишь.

— А если нет, Василий Иванович? Вы понимаете, чем рискуете, оставляя решение проблемы на последний день?

— А может, я люблю рисковать, Лариса? Кстати, и мы с тобой давно не рисковали вместе. Что ты думаешь по этому поводу?

— Какой же там риск был, Василий Иванович?

— Великий. А вдруг моя жена узнает?

— Теперь и у меня есть муж, — вздохнула Лариса.

Садовников внимательно посмотрел на нее, понимающе кивнул.

— И Валет, как мне кажется. Или ошибаюсь?

— Да что вы, Василий Иванович! Только муж.

— У такой красивой женщины не может быть только мужа. Это, как любят нынче говорить, нонсенс. Так что же ты думаешь по поводу небольшой командировочки в уютный подмосковный пансионатик?

— Это очень сложный вопрос, — усмехнулась Лариса, дерзко глядя в глаза босса. — Так просто и не ответишь.

— И очень сложный процент с прибыли. — Садовников не отвел взгляда, знал, как решаются подобные вопросы, и поэтому чувствовал себя хозяином положения. — Если оба эти вопроса увязать как следует, можно получить ответ, не так ли, лапочка?

— Как-то все просто у вас получается, Василий Иванович, — кокетливо улыбнулась Лариса, — даже неинтересно.

— Возраст, видимо, сказывается, — притворно вздохнул Садовников. — К чему все эти глупости, подростковые восторги? Я хочу, я и плачу. Только дураки, у которых денег нет, дарят женщинам звездное небо, огни полуночной Москвы и прочую чушь. Ведь так?

— Но почему-то женщинам приятны такие подарки.

— Ну что же, я могу тряхнуть стариной и заменить процент звездным небом и…

— Я хотела сказать, приятно получать от любимого человека, Василий Иванович. Извините за прямоту, но… мы ведь люди взрослые, для чего нам подростковые восторги.

— Уела, — хмыкнул Садовников. — Все правильно, я не обижаюсь. Так где будем думать о процентах с прибыли?

— Надеюсь, вы придумаете что-нибудь подходящее.

— Это уж точно!

— А что касается этих несчастных полутора миллионов…

— Завтра. Утром. Я заеду за тобой с деньгами. В девять.

— Хорошо, Василий Иванович. После фантастической продажи «Мальборо» я верю вам больше, чем себе, — улыбнулась Лариса и пошла к выходу, чуть сильнее, чем следовало, качая бедрами.

…Валет старался как можно реже заходить в кабинет босса. Там он всегда чувствовал необъяснимое раздражение, злость — на себя, на хозяина. Хотя тот был вполне нормальным мужиком, и в любом другом месте конторы или офиса с ним и потолковать можно было, и покурить. А если о деле — так никакого базар-вокзала:…твою мать, надо туда, надо то. Просто и понятно.

Но кабинет… Велюровые диваны, ковер на полу, жалюзи на окнах, в углу на столике факсы всякие и прочая электронная хренотень теснится. Козлы! Теперь у них даже позвонить друг другу по телефону — западло. Факсы посылают!

Дата добавления: 2015-08-28