- Быстрее, - сказал Локи; он успел перекинуться и теперь стоял, напряжённый и злой, глядя в ту сторону, откуда они пришли. – Очень скоро…
- Отведи им глаза, - ответил Тор; Локи постучал согнутым пальцем по своему виску и ответил, что лучшего способа направить асов прямиком к ним не существует, даже если изобретать его годами.
Фенрир лежал, подобрав под себя лапы, и его била мелкая недобрая дрожь. Пена больше не текла из пасти, а глаза остекленели, и Локи секунду смотрел в них, как люди смотрят в огонь, пожравший дом и догладывающий кости балок, и сказал, ни к кому не обращаясь:
- Недоброе дело я сделал, позволив асам тебя пленить.
Он положил руку на загривок Фенрира. Тор снял со спины волка мальчиков и вполголоса сказал Сигюн:
- Тут есть пещера. Если повезёт, спрячетесь в ней, и я позабочусь о том, чтобы вас не нашёл сам Один.
Сигюн молча кивнула; глаза её были сухи и серьёзны, как у судьи или жрицы Фригг, не знающей сомнений.
- Нам нужно торопиться, - беспомощно сказал Тор; он сам видел, что Локи прощается, понимал, что это прощание не закончится, пока не выйдет срок. Быстрее было нельзя, но звуки погони вновь появились, послышался голос Скади – она кляла непогоду, - но где-то вдалеке. Пока вдалеке.
Фенрир дышал всё чаще и легче, бока его ходили неглубоко и неровно, несколько минут – и дыхание его прервалось. Локи всё держал ладонь между его ушей, и лицо его ничего не выражало.
- Ты же должен был съесть Солнце, - прошептал он. Тор, подойдя вплотную, чтобы попытаться увести Локи, остановился, поражённый этой мыслью. А ведь верно. Волк должен был сожрать Солнце, проглотить Луну – и с этого должен был начаться Рагнарёк… но только Рагнарёк начался куда раньше и совсем иначе. Не так, как должен был, не так, как было предсказано – и первым, кто пошёл против предсказания вёльвы, был чудовищный Волк, вырвавшийся из цепей раньше срока.
Он не мог сделать этого множество десятилетий, хотя рвался, как безумный. Но сделал это, услышав плач братьев-волчат, значит…
- Локи, - тихо сказал Тор, тряхнул брата за плечо. Тот сморгнул, вновь уставился на хрипящего волка. – Локи, - повторил он почти умоляюще. – Тебе нужно уходить. Есть ещё шанс всё поправить, но если асы увидят тебя… словом, не нужно.
Это Локи услышал по-настоящему, а не только ушами. Он посмотрел на Тора, как на безумного, и повторил медленно:
- Всё поправить? Всё… поправить?
Пальцы его сжали грязную шерсть, и Фенрир дёрнулся всем своим огромным телом.
- Он ведь смог, - тихо сказал Тор. – Он вырвался, чтобы придти на помощь. Неужели мы окажемся хуже волка?
Секунду Локи смотрел на него, затем отвернулся и пробормотал:
- Ты и вправду дурак, Тор Одинсон. Да ведь стоит тебе оказаться там, у асов…
- Я сам ас, - возразил Тор, - и ты тоже, пусть наполовину. И я в жизни себе не прощу, если не попытаюсь вернуть в Асгард мир. Видишь же сам – предсказание оказалось лживым; мы ничего никому не должны. Не должны, Локи. И другие тоже поймут.
Липкими от волчьей крови ладонями Локи обнял собственное лицо и застонал сквозь пальцы.
- Ты безнадёжный, безнадёжный дурак, - проговорил он. – Впрочем, я уже почти привык. Что же – иди, только… - он осёкся, потому что Фенрир захрипел и вытянулся, глаза его помутились, лапы обмякли. Локи ещё несколько секунд гладил его по голове, потом отнял руку.
- Так же будет и с тобой, - кривя рот, проговорил он. – Пойдёшь всё равно, что бы я ни говорил?
Тор развёл руками – он действительно не мог иначе.
- Безнадёжно, - повторил Локи, взял Тора за шею и потянул к себе; Тор послушался, и поцелуй показался ему горьким от страха и будущей разлуки. Локи целовал со страстью отчаяния, потом сказал:
- Помни хоть это, если даже забудешь всё остальное. И помоги мне сперва спрятать… - он снова не договорил. Фенрир захрипел снова, звук был как из пробитого горла, и хотелось зажать уши, не слышать его. Мутные глаза на миг прояснились, налились прозрачной желтизной и зеленью, будто обточенный янтарь сверкнул сквозь морскую воду, и волк перестал дышать. Ноздри его перестали раздуваться, бока остановили мучительное движение, и одним детищем Локи в этом мире стало меньше.
Тогда Локи заплакал. Он кривился и противился слезам, понимая, что сейчас не время, но крупные солёные капли сами собой текли из-под век, и нельзя было их остановить, как нельзя собственной волей заставить замереть сердце; падая на мокрую шерсть Фенрира, они впитывались в неё и исчезали бесследно.
Тор стоял рядом с этим горем и боялся даже притронуться к нему. Это ведь была и его вина тоже – то, как асы обманом заманили волка в ловушку, и как, убоявшись предсказания, связали его и оставили терзаться на острове Амсвартнир, и…
- Я должен попытаться, - сказал Тор, надвинув шлем пониже на лоб. Голос Скади послышался вновь. Гораздо ближе и уже не на северной границе леса, а словно бы из-за спины; Локи подпрыгнул на месте и обернулся, глаза его сделались дикими.
- Гляди только, - прошептал он, - чтобы твоя дорогая супруга вновь тебя не опоила. Пещера со змеёй не лучше острова и клинка в пасти, и моему рассудку есть предел, и я к нему очень близок.
- Верно, - кивнул Тор. – Поэтому ты позаботишься о том, чтоб я не привязал тебя, если вдруг… - он дёрнул губами и докончил через силу, - если мне не удастся…
Локи поглядел на него недоверчиво, и даже плакать позабыл.
- А ты и верно поумнел, - сказал он. – Хочешь обмануть асов? Хочешь обмануть даже себя самого?
Тор кивнул и взял его за плечо; они обошли мёртвого волка и двинулись дальше, к тому убежищу, какое только и могло подойти для этой затеи. То была старая, как сам мир, расколотая когда-то невиданной силой скала, вся поросшая лесом. Даже войти в расселину между толстых змеящихся корней, и то было непросто: тропы к ней не было, кроме русла змеившегося ручья. От грозы он разбух и бежал теперь, ворочая камешки, и острые листья осоки по берегам торчали, будто маленькие ножи.
Они шли по воде, и Сигюн пришлось подобрать подол, чтобы не вымочить платья. Голоса погони послышались опять, но уже глуше – звон ручья скрадывал голоса. Впрочем, торжествующий вопль Скади донёсся даже сквозь шум воды и заставил Сигюн вздрогнуть.
- Рано они празднуют, - пробормотал Тор, не сбавляя шага. Локи, поминутно оглядываясь на мёртвого волка, уже едва видного сквозь заросли, шёл рядом с ним, и до его ушей тоже доносились крики. Из радостных они сделались удивлёнными, а удивление вскоре превратилось в гнев и страх. Тор знал, что это значит. Это мудрый лес, преданный господину и другу, сам принялся защищать его. Глупые думают, что деревья неподвижны и колышутся только от ветра. Это правильно, когда речь идёт о простом лесе, но здесь был не лес даже – древнее создание, сотни тысяч родичей, сплетённые корнями и касающиеся друг друга ветвями. Сосны чуяли, что рядом с ними сейчас не просто глупые люди, случайно забредшие в незнакомую местность, но войско асов – а за асами всегда приходит пламя, металл и война. Потому лес не просто шумел, пугая шорохами и грозным скрипом стволов, не просто выставлял наружу ветви и бурелом – нет, он превратился в грозное воинство, ощетинившееся сучьями, стоящее так же плотно, как если бы каждая вековая сосна и вправду обратилась в воина, и этот воин, подняв щит и уперев его в землю, плечами чувствовал бы плечи побратимов.
Сквозь эту преграду Скидбладнир пробиться не мог, как ни кричала Скади и как искусно Фрейр не правил бы им. Малейший промежуток превращался в западню, между стволами вырастали другие, под ноги асам валились старые сосны, отжившие свой век, и вот уже хрустнуло, переломившись, одно из вёсел, затем второе…
Тюр покачал головой и остановил Фрейра, пытавшегося всё же провести судно по тёмному лабиринту леса.
- Это же роща Тора, - сказал он. – Мы не пройдём тут иначе, как пешком, и даже пешком это будет трудно.
- Ничего, - сказала Скади, оскалясь, - я пройду даже здесь. Что мне какие-то ёлки!
- Ты – да, а другие? – Тюр вглядывался в живой частокол до самого неба, и мысли его были далеки от веселья. – Да и деревья, это ведь лишь самое первое, чем нас встретит этот лес.
- Тогда разожжём огонь, - в запальчивости начала Скади и тут же осеклась, глядя на мокрый подлесок. Ей показалось, будто он шевелится, будто новые коряги и пни растут из него прямо на глазах, как если бы лес был живым и разумным созданием, решившим драться и выставляющим одну преграду за другой. – Ётунова кровь!
- Вижу, ты сама поняла, - заметилТюр. Он оглядывал ближайшие деревья, самое тонкое из которых было в два обхвата толщиной. – Я могу, предположим, срубить несколько… но лишь несколько. И тогда…
- Тогда позови Одина, - зло потребовала Скади. – Он посвятил сыну этот лес, пусть он и справляется с ним!
- Один не станет идти за головой собственных сыновей, - проговорил Тюр.
- Станет, когда узнает про Фенрира, - воскликнула Скади, указывая на небо. Ливень кончился, но туча осталась, и редкие последние всполохи озаряли её сизое брюхо. – Посмотри, ну же! Настали последние дни, а где наш царь? Тор предал нас! Пошёл за ётуном, за лживой швалью!
Это услышали все асы, и отчего-то сказанное показалось им, хоть и справедливым – ведь все они гнались за Тором, понимая, что в последнюю битву, если ей суждено начаться сейчас, он пойдёт не на стороне благого Асгарда, - но всё же настолько ужасным, что Браги, и тот сказал:
- До чего же дурной у тебя язык, Скади, и до чего же ты полна яда – того гляди, сама подавишься им.
Лыжница обернулась к нему, оскалившись, будто волчица, но царица Сиф остановила её, сказав:
- Не время сейчас нам ссориться между собой. Дела наши и без того нехороши, и станут ещё хуже, если мы примемся воевать друг с другом, а не с чудовищами, порождёнными Локи. Злоязыкий повинен в наших бедах, а Тор… - она вздохнула, - Тор всё ещё надеется, что можно всё исправить и всё сделать прежним. Не хотелось бы мне, чтобы он оказался неправ.
Эти слова чуть успокоили всех, потому что были разумны, и желание мести не текло у Сиф с языка. Один только Тюр не поверил ей, имея на то причины, но промолчал. Он хотел трон Асгарда и прекрасную царицу Сиф в жёны, и думал о том, что и то, и другое может получить только тот ас, что к силе прибавит мудрость и умение вовремя промолчать.
По чести говоря, так оно и было. Асгард был полон золота и спеси, так же как и Сиф. И так же, как Сиф, он не прощал обид и небрежения – и потому ничем, кроме крови Локи, нельзя было унять гнева асов и ванов. Скади была не злее других, просто язык у неё был длинней, и характером она удалась в прямодушного отца.
- Так что делать? – спросила она, в сердцах пнув выпирающий из земли извилистый корень. – Я не стану сидеть здесь, дожидаясь последней битвы!
- В том нет нужды, - сказала Сиф, внимательно рассматривая мокрые стволы, золотистые и коричневые. Капли крови, какую Тор отдал своей роще, были видны ей так же ясно, как если бы были раскалёнными докрасна углями. Таково было искусство Фригг, и такова была Сиф, перенявшая у свекрови тонкую и сложную женскую волшбу. – Он скоро появится здесь сам, и будет биться с нами, если только я не сумею…
Она замолчала, раскрыв сумку, что висела у неё на поясе, и принялась перебирать связки трав и волшебных предметов, что требовались для ворожбы, потом повернулась к асам и велела:
- Отведите корабль подальше, и сами оставайтесь там. Волшбу, что я буду творить, нельзя видеть никому. Если она удастся, Тор вновь будет с нами, счастлив и предан Асгарду всей душой; он сам покарает предателя. Если нет… - она на миг прикусила губу, но закончила решительно, - я не могу не попытаться. Есть ещё возможность всё исправить, вернуть вещи к прежнему порядку. Если мне это не удастся, помочь вам сможет разве что Один Всеотец.
Тюр хотел было сказать, что и Один Всеотец переменился, из могучего владыки Асгарда сделавшись стариком, но промолчал. Ясно было, что Сиф не отступит. Он узнавал в её глазах тот же жаркий отблеск, с которым Сиф скакала на нём, приходя редкими ночами, когда ветер выл за асгардскими стенами особенно громко. Тогда её волосы плескались вверх и вниз густой медовой волной, розовые полные груди подпрыгивали; бёдрами Сиф сжимала его плоть и брала так, как ей нравилось – полновластно, по-своему.
Сейчас она собиралась сделать то же самое, что той, первой ночью, когда Тюр, придя в свои покои, встретил в них царицу.
Сиф собиралась взять виру крови, и не Тюру было становиться на её пути. Потому он лишь поклонился и, обращаясь к прочим асам, воскликнул:
- Вы слышали, что сказала царица!
Тогда все асы отошли подальше и отвели с собой корабль. А Сиф осталась на краю леса и принялась творить волшбу, и то было такое колдовство, что густой лес застонал, и сосны потоньше принялись ломаться с оглушительным треском, от которого кровь стыла в жилах. Лес стонал и рыдал, не в силах спастись от злых чар, и свежая древесная кровь-смола текла обильными ручьями из переломленных, торчащих к небу стволов.
Даже асы, и те притихли, слушая эту жуткую жалобу, а до Тора она донеслась мгновенно; сосны, качая верхушками, передавали весть друг другу, и словно бы ветер пронёсся над рощей.
- Нужно торопиться, - сказал Тор, услышав этот стон, - Сиф не уймётся. Ты ведь уже знаешь, что делать, Локи?
Локи кивнул; вид у него был сосредоточенный, весёлый и злой. Тор знал это настроение – веселье и злоба сплетались в одно не только в сердце колдуна, собравшегося творить невиданные чары, но и в сердце воина, идущего сражаться. Всё тело дрожало от напряжения, словно одна из собственных молний бежит по хребту снизу вверх и заставляет все волоски на теле подниматься дыбом; Тор дёрнул Локи к себе, обжёг поцелуем, почувствовал полный восхитительный ответ и нехотя отпустил.
- Давай, - сказал он. – Я вернусь за тобой, как только справлюсь со своим народом.
Локи ещё секунду глядел на него, как если бы хотел что-то сказать, потом отвернулся, взял за руку Сигюн и повёл её и сыновей прочь, в чернеющий провал пещеры.
Сосны снова принесли жалобу, шумом и стоном ветвей позвали Тора на помощь. Он и сам чувствовал, что ноги не стоят на месте, что невозможно оставаться здесь, что нужно не просто идти – бежать.
И он бежал. Тонкая лесная тропа сама стелилась под ноги, жёлтые смолистые стволы частоколом мелькали по её сторонам, и Тор всё прибавлял шагу. Заклятие звало его и тянуло к себе, требуя торопиться, молот привычной тяжестью оттягивал руку, но бежать не мешал, и вскоре сквозь изломанный лес мелькнуло синее платье Сиф.
Тор вылетел на край леса как раз в ту минуту, когда Сиф, окутанная дымом волшебных трав, шла против солнца, завершая обряд. Дымные кольца припадали к траве, обнимали ноги Сиф, стелились по свежим щепкам, отлетевшим от деревьев.
Заметил Тор и ещё кое-что. Пальцы Сиф были испачканы землёй, травяной зеленью и углём, а посередине поляны стоял, возвышаясь на несколько ладоней, свежий холмик. Из взрытой земли торчали, дымясь, стебли тысячелистника и крапивы, и горький дымок от них поднимался к самому небу.
Увидев мужа, Сиф остановилась, только губы её продолжали шевелиться, доканчивая заклятие. Тор подошёл, ступая через дым и чувствуя, как начинает кружиться голова – здесь, в самом средоточии заклятия, даже ему делалось не по себе.
- Кто здесь зарыт? – спросил он, как если бы это было самым главным, что требовалось узнать. Земля под его ногами проминалась, казалась неверной топью, грозила вот-вот уйти из-под ступней. Небо вело себя не лучше: кружилось, качалось и собиралось рухнуть, больно ударив осколками. – Говори.
- Сокол, - неохотно ответила Сиф. Дым вокруг неё сгустился, принялся лизать ноги, точно приблудный щенок.
- Сокол, - повторил Тор. Голова кружилась всё сильней, и к горечи дыма во рту прибавилась кислятина. – Ты сама его убила?
- Принесла в жертву, - поправила Сиф. – Так было нужно, муж мой.
Тор кивнул, ткнул носком сапога в холмик. Несколько стеблей упали, из-под комьев земли выступил край пёстрого крыла, и Тора затошнило.
- Ну вот, - сказал он, отворачиваясь, - я здесь, как ты хотела, и рядом нет ни посторонних глаз, ни ушей. Пора бы нам поговорить начистоту.
Сиф повела рукой, и дым коснулся Тора, задрожал у самого его лица и отступил, отогнанный дыханием.
- Я только лишь хотела снова повидать тебя, Тор, - проговорила Сиф, опустив глаза. Тени от ресниц придавали её лицу выражение покорности, но Тор уже знал цену притворству. – Объяснить… хотя бы попытаться. Тебя не было так долго, и многое случилось, и…
- Я знаю, что случилось, - заметил Тор, глядя на склонённую голову Сиф. Текучее золото волос доходило едва не до земли, вилось крутыми кольцами, сплеталось с горьким дымом, и Тор впервые подумал о том, что понимает, отчего Локи обрезал прежние волосы его жены. У него самого чесались руки… но давать себе воли было нельзя. Пока что нельзя. - И знаю, что ты не стала бы обращать мальчиков в волков, если бы не крайняя нужда. Это так?
- Да, - проговорила Сиф, - мне и не пришлось. Сигюн сделала это сама.
- У неё не было выбора, - ответил Тор, прислушиваясь к шуму сосен. – И у тебя тоже.
Тут лицо Сиф переменилось, и мелкая дрожь прошла по нему, как рябь по морской воде, крупные солёные капли выступили из-под ресниц и потекли по щекам.
- Я знала, - прошептала она, - знала, что ты… Тор, прошу тебя, помоги мне сделать всё как было. Неужели тебе не нравилось править Асгардом? Неужели я была тебе дурной женой?
- Лучшей, чем я заслужил, - медленно проговорил Тор, - но только не всё можно поправить. Если мне придётся драться с асами, как я смогу потом сесть на Асгардский трон?
- Так не дерись, - сказала Сиф. Слёзы ещё текли по её лицу, но что это было – раскаяние, горе или облегчение, Тор не знал. – Близятся последние времена, и что-то в мире сломалось навсегда, неужели этого недостаточно? Неужели мало предсказанных сражений?
- Посмотри, - проговорил Тор, - даже Фенрир, и тот пожалел Солнце. Оставь глупые предсказания, Сиф. Они протухли ещё до того, как Всеотец заставил вёльву проснуться. Нет никакой судьбы, и нет никакого Рагнарёка, кроме того, что мы делаем сами!
Сиф подобрала губы и стала похожа на старуху с молодым лицом.
- Верь больше в эту сладкую ложь, - проговорила она, - и тот, кто вложил её тебе в голову, будет смеяться и радоваться своей удаче.
- Не будет, - возразил Тор, но Сиф топнула ногой и воскликнула:
- Будет! Тор, мы должны, как ты не понимаешь!
- Что должны? – от дыма у Тора пересохло во рту. Он отогнал очередное сизое кольцо и походя удивился тому, что ещё держится. Как, почему? Может быть, Сиф давала ему дышать зельем так часто, что тело привыкло к отраве? – Должны привязать моего брата кишками его собственных детей?
- Да! – крикнула Сиф. – Да, если это единственный способ отсрочить неизбежное! Да, если это даст нам несколько тысяч лет спокойной жизни! Вспомни о Магни, если не хочешь помнить обо мне!
Горечь во рту стала густой, как смола, и забила Тору ноздри. Он тряхнул головой, отгоняя дым, и проговорил тускло, будто в полусне:
- Конечно же, будет лучше, если Магни станет жить в славе и покое, а Локи и вся его кровь будет спрятана под землёй, - пробормотал он, - хороший же мир ты приготовила нашему сыну.
- Не я придумывала нам судьбу, - отрезала Сиф, - и не смей меня упрекать в том, что мой сын мне дороже чужих. Нельзя быть сытым, не проливая крови.
- Нельзя, - подтвердил Тор, и вдруг его охватило жуткое чувство безнадёжности. Усталости, от которой не мог бы спасти даже сон. Бесполезности усилий, от которой не мог спасти ни молот, ни броня. Тягучий дым залил его с головой, и Тор захлебнулся им, вдохнул полной грудью, как тонущий – воду, услышал свой голос словно издалека:
- Хватит этого, Сиф. Больше не поможет ни искусство Фригг, ни твоё собственное.
Удивительно, но Сиф улыбнулась.
- Это не искусство Фригг, - шёпотом сказала она. – Это просто жертвенный дым, и я не могу с ним совладать. Что ты думаешь, разве я одна прошу тебя сделать что должно? Разве это нужно только асам? Люди, о которых ты столько пёкся, тоже просят. Даже смертные, глупые смертные, и те знают, чего стоит Локи Злокозненный… и чего заслуживает он и его потомство – тоже.
Тор вспомнил рыжего Харальда и как он давным-давно поднял чашу и выкрикнул слова славы и гнева; что тут скажешь – Сиф была права. Никто из живущих в Мидгарде не сказал бы о Локи доброго слова, никто не выступил бы на его защиту, и если случался голод или пожар, или если скисало молоко в кувшине или подыхала тощая корова – все знали, кто в том виноват.
- Он мой брат, - глухо выговорил Тор и понял, что сказать это было ошибкой. Походило на то, что он ищет оправданий, а оправдаться старается виноватый.
- Мой свёкор щедр на любовь, - презрительно сказала Сиф, - если вздумаешь поискать по Асгарду всех, в ком течёт его кровь – устанешь брататься.
- Локи не хотел ничего дурного, - сказал Тор, и это снова был шаг к пропасти, к осыпающемуся камешками краю.
- Может быть, - согласилась Сиф, - поначалу это и было так. Но даже если бы он вовсе не делал ничего дурного, а только лишь был бы наделён дурной судьбой, как Хёд, то что же делать остальным? Неужели позволять ему тащить за собой всех нас?
Перед глазами Тора ясно встал Локи, каким он был когда-то. Ещё не отмеченный шрамами на губах, ещё совсем молодой, не битый жизнью – принц Асгарда, обожаемый младший брат, любимец матери. Они вместе танцевали на зелёном холме, и солнце лилось на них с неба, ясным вешним золотом затопляло мир. Не было ни сомнений, ни колебаний, ни предсказаний, ни дурной судьбы, только мягкая трава под босыми ногами, слитное движение и наслаждение танца – и всё-таки в глазах Локи ему чудилась тоска. Он что-то предчувствовал, должно быть, и именно потому сладкий весенний ветер так ласково льнул к его рукам, к чёрным прядям волос. Тор тогда был совсем глупый и ничего не понимал, хотя думал, что понимает всё.
- Я люблю его, - выдохнул он, впервые сказав об этом открыто и без стыда. – Лучшее, что было в моей жизни, дал мне Локи, ясно тебе?
Зрачки Сиф сошлись в игольно-узкие точки, а лицо окаменело, будто от сильной боли, которую непременно нужно было перетерпеть молча.
- Это чары и похоть, - сказала она. Тору показалось, что она вот-вот заплачет, но плакать Сиф не стала. – В этом и беда, Тор. Чары и похоть, извращённые наслаждения и то удовольствие, какое получаешь, когда летишь через край. Этого тебе недоставало? Неужто жизнь была для тебя слишком пресной, что ты сам отталкиваешь мёд и пьёшь яд?
Тор улыбнулся ей, и невыносимая лёгкость заполнила его от пяток до затылка. То было чувство, какого он давно не знал и почти забыл о нём, оно пенилось внутри свежей морской волной и заставляло улыбаться так страшно, что Сиф попятилась. Подол её сбил ещё одну связку дымящихся трав, и Тор шагнул следом, схватил жену за плечи, тряхнул, глядя в голубые как лёд огромные глаза.
- Хочешь, чтобы его не стало? – он снова тряхнул Сиф, и голова её мотнулась, золото волос подмело взрытую землю. Запахло палёным, но этого Тор не чувствовал. – Так сильно хочешь, чтобы всё было как сказала глупая мёртвая ведьма?
Видно было, как Сиф позабыла обо всём, даже о пристойности, даже о притворстве. Словно лицо её до сих пор отражалось в бегущей воде, а теперь сделалось ясным и чистым, свободным от всяких колебаний.
- Да! – крикнула она. – Да, да, да!
- Хорошо, - ответил Тор, не чувствуя собственных губ. – Хорошо, Сиф.
Он отпустил её, и Сиф отступила на шаг; в глазах её стыло потрясение. Тор отвернулся от неё и пошёл к лесу, к изломанным соснам, стонавшим и истекающим прозрачной пахучей кровью.
- Я сам, - проговорил он, когда первая зубчатая тень упала на его лицо. – Если всё так, если нет другого пути… но я никому не позволю тронуть его и пальцем. Я всё сделаю сам. Иди и жди с остальными, я позову вас.
Сиф в голос всхлипнула; Тор не стал оборачиваться, а пошёл дальше, нырнул в резную тень. Обломки сосен были как зубы, священная роща-зверь ощерилась, дышала гневом и ожиданием честной драки.
Тор шёл по тропинке, сминая сапогами подлесок, и чувствовал себя цельным, как заново откованный клинок.
В пещере было сухо и чисто, мелкий песок лежал под ногами. Ни по пути, ни у самой расселины Тор не встретил никого, мелькнула даже мысль, что Локи ушёл, но куда ему было бежать? Тор сбросил тяжело звякнувший молот на камни, прошёл по извилистому ходу, вырубленному в граните ещё во времена Имира, позвал негромко:
- Локи.
Ему не ответили, только откуда-то из самой глубины расселины послышался шорох и тут же смолк. Тор пошёл туда, пальцами касаясь сужающегося лаза, будто слепой Хёд, и вскоре его голова коснулась низкого свода.
- Локи, - повторил он. – Иди сюда.
Тогда перед ним вспыхнул маленький зеленоватый огонёк, вздрогнул и поплыл куда-то в тьму; Тор пошёл за этим светляком, обдирая плечи о узкие стены, еле протиснулся в лаз и смог, наконец, выпрямиться.
То, что казалось тупиком, простой трещиной в гранитной скале, на деле было только обманом; здесь расселина расширилась, так что Тор вполне мог стоять, не сгибаясь. И Локи был тут. Стоял над круглым озерцом в каменных берегах и смотрел на Тора.
- Я один, - сразу предупредил Тор, и Локи кивнул, подозвал к себе летучий огонёк. На миг тот блеснул в его глазах ясной зеленью, но тут же покорно опустился к ногам.
Только тут Тор увидел Сигюн. Она сидела, прижавшись к скале спиной и подобрав ноги, и спала. Мальчики спали рядом, уложив головы на её колени, и никто из них не проснулся.
- Пусть отдохнут, - проговорил Локи, - им нужно.
- Ты был прав, - отозвался Тор, подойдя ближе. – Это безнадёжно, Локи, это… они ничего не хотят слышать. Если выйдешь отсюда…
Локи скривил губы.
- Я и не ждал другого, - проговорил он. – Я даже и тебя не ждал. Думал, ты вернёшься с другими асами, чтобы исполнить пророчество.
- Я вернулся один, чтобы его исполнить, - тихо ответил Тор, взял Локи за плечи – точно так же, как незадолго до этого брал Сиф. Вот только жену он не целовал, а Локи притянул к себе, грея губами ледяной изувеченный рот. – Если ты поможешь, мы расстанемся ненадолго, и я вскоре вернусь за тобой.
С минуту Локи молчал, потом проговорил через силу:
- Нет другого способа?
Тор покачал головой.
- Я должен буду вернуться в Асгард, а до того должен буду показать им тебя – как ты лежишь, корчась, на камнях, и змея плюёт тебе в лицо. Локи, помоги. Иначе эта погоня никогда не кончится.
- Хорошо, - тихо отозвался Локи, - пусть будет как ты хочешь, Тор.
Это настолько потрясло Тора, что он едва не разжал рук. Узкие плечи под его ладонями дрожали от напряжения, как будто Локи сдерживался, чтобы не ударить.
- Я вернусь за тобой очень скоро, - шёпотом поклялся Тор. – Можешь ты навести такой морок, чтобы поверили все?
- И все мои потомки будут верить в то, что я был так глуп, что снова попался? – послышалось в ответ. Тор погладил ощетинившееся льдом тело, обрезаясь пальцами о выступившие гребни и иглы. Никогда ещё он не был так близок с братом, и никогда не жалел его сильнее, и никогда сильнее не любил.
- Ты поверь, - шепнул он. – Ты просто поверь мне, Локи.
- Заставь, - ещё тише проговорил Локи. Тор не мог его видеть, потому что светляк почти погас и плавал теперь, забытый, у самой воды. Зато он чувствовал всё, всё – как Локи вздрагивает, как цепляется за него, не желая расставаться и понимая, что разлука вот-вот обрушится, подомнёт под себя, начнёт новый отсчёт времён, призовёт к себе на службу тоску и одиночество.
Тор же не думал ни о чём. Он сбросил плащ на камни и потянул Локи за собой, уложил под себя, накрыл телом, закрывая от всего и всех, прошептал в губы, на которых таял лёд:
- Ничего не бойся. Со мной или без меня, а всё-таки ты мой.
Губы ему кололо острыми иголками слипшихся ресниц. Или это были ётунские льдинки, как знать? Он плавил их ртом, слизывал солоноватую влагу, Локи весь был в броне, в ледяных кристаллах, как последний зелёный лист под обрушившимся морозом. От поцелуев и прикосновений, от тяжести Тора он согревался, упруго вздрагивал – уже не от холода, а от текущей по жилам крови, - и хоть Тор вскоре и раздел его донага, а всё же Локи было куда теплее, чем раньше.
- Мой, - шептал Тор, разводя узкие бёдра и целуя впалый живот, - мой, никому не…
Локи под ним вскинулся, обнял за шею, потянул на себя и прошептал в самые губы:
- Сейчас же.
Он был узкий, как девственница, и стонал в губы Тору, пока тот втискивался внутрь; от первого же толчка весь лёд облетел с него прочь тонкими звенящими кристаллами.
- Привяжешь меня, - задыхаясь, бормотал он. – Уйдёшь навсегда. Я знаю, знаю, так и…
Тор тихо зарычал, сомкнул зубы на худой шее, вогнал безжалостно – так, как Локи было надо. Он знал, что надо, и знал, как именно, и делал в точности то, в чём Локи нуждался больше всего.
Заставлял поверить.
Требовал почувствовать себя нужным.
Вынуждал позабыть о судьбе и помнить только о себе.
Силой брал то, что Локи не решался отдать ему по собственной воле.
Под ним уже не стонал – хрипел бог обмана, злоязыкий брат, наследник ётунов и асов, обречённый и пойманный в самые крепкие, самые ужасные узы из всех, что только можно вообразить; любовью ему стянуло глотку, и нельзя было колдовать. Любовью притиснуло руки, и нельзя было отбиться. Любовь распластала его по твёрдым камням, и нельзя было убежать прочь. Любовь пытала и терзала его, заполняла, дышала в лицо жарким гневом и нежностью, любовь раз за разом вздёргивала его на остриё наслаждения, как на копьё, и под рёбрами болело не меньше, чем между бёдер, так билось, выламываясь из клетки, переполненное ею сердце.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |