Существуют два выделенных еще Аристотелем и составляющих несущую конструкцию всех последующих теорий С. вида (формы) С: распределительная, или дистрибутивная, и уравнивающая, или ретрибутивная. Они представляют собой способы распределения благ, которых не хватает на всех тех, кто на них претендует, и которые вообще не могут быть распределены без того, чтобы кого-то не обделить. Их следует назвать частными благами в отличие от общих благ, которые, напротив, по своей природе не могут быть поделены между индивидами, как, напр., общественная безопасность или приемлемая экология. С. представляет собой способ отношения человека к др. лицу, опосредованный отношением к благам, на которые они оба претендуют. Справедливый человек и справедливое общество суть такие, которые могут найти нравственную меру в распределении выгод и тягот, а нравственной может считаться такая мера, которая устраивает всех и на которую получено согласие тех, на чью долю выпадает больше тягот.
Распределительная С. есть распределение благ (имущества, почестей и всего прочего), а соответственно и тягот, обязанностей с учетом достоинства лиц, т.е. в зависимости от их вклада в общее дело, от «удельного веса» в масштабе общества. Здесь учитывается качество лиц. Нормы распределительной С. вырабатываются обществом и хотя в основе своей и определяются его объективными законами, тем не менее несут на себе сильную печать субъективности, ментальных особенностей и волевой решимости конкретных народов, поколений, личностей. Существуют три основных исторически выработанных принципа распределительной С: каждому — то же самое (всем поровну); каждому — по заслугам; каждому — по потребностям. Основным в рамках современных обществ является принцип «каждому — по заслугам» (типичные примеры — заработная плата в зависимости от количества и качества труда, распределение наград в зависимости от боевых подвигов). Др. принципы также важны, хотя сфера их приложения уже: напр., распределение т.н. базовых ценностей (прав человека) осуществляется по принципу «всем поровну», а социальная помощь или налоговые льготы в зависимости от числа детей подходят под принцип «каждому по потребностям».
В случае уравнивающей С. достоинство лиц не принимается во внимание. Здесь речь идет в основном о двух типах общественных отношений, названных Аристотелем произвольным и непроизвольным обменом: об обмене вещей и о наказаниях. Обмен вещей считается справедливым, когда он осуществляется в соответствии с их действительной ценностью; преимущественным пространством уравнивающей С. является рынок, где неважно, кто покупает, а важно лишь то, сколько он платит. Справедливая оценка в наказаниях, когда предстоит найти адекватную меру нанесенному в результате преступления ущербу, состоит в их неотвратимости — в том, чтобы они налагались также независимо от того, кто их совершил.
Распределяющая С. задает нравственно-регулятивные основы общественных отношений по преимуществу в их коммунальном, личностно выраженном аспекте, а уравнивающая — в деловом, объективированном аспекте. Конкретные общества обычно отдают предпочтение той или иной форме С. (напр., феодальное и социалистическое общества отдают приоритет распределяющей С.. буржуазное общество — уравнивающей С), но, тем не менее, в каждом из них представлены обе формы. Оптимальное, соответствующее достигнутому уровню развития человеческих сил сочетание этих форм С. в целом и применительно к отдельным фрагментам межчеловеческих отношений имеет решающее значение для определения меры С. общества.
Современные этические дискуссии о С. фокусируются вокруг теории С. Дж. Ролза. Эта теория имеет синтетический характер, обобщает различные уровни и аспекты С.. предлагает идеально-типическую модель С. в либерально-демократических обществах. Ее нормативной основой являются два принципа: 1) «каждый человек должен иметь равные права в отношении наиболее обширной схемы равных основных свобод, совместимых с подобными схемами свобод для других»; 2) «социальные и экономические неравенства должны быть устроены так, чтобы они а) были к наибольшей ожидаемой выгоде наименее преуспевших и б) делали доступ к должностям и положениям, открытым для всех в условиях честного равенства возможностей».
Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Избр. произведения. М., 1975; Аристотель. Никомахова этика. Кн. V. Соч.: В 4 т. М., 1983. Т. 4; Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1995; Нерсесянц B.C. Право — математика свободы. М., 1996.
А.А. Гусейнов
СПРАВЕДЛИВОСТЬ СОЦИАЛЬНАЯ — понятие, применяющееся для обозначения институционального измерения справедливости. Идеалом С.с. является такая система общественных ин-тов, которая не в единичных действиях, а по самой своей структуре, а значит, постоянно обеспечивает справедливое распределение социально-политических прав и материальных благ. Разнообразие подходов к проблеме С.с. определяется ценностными приоритетами общей концепции справедливости, которая может пониматься как преимущественно: 1) равенство; 2) пропорциональность заслугам или же 3) гарантии неотъемлемых прав на обладание ч.-л.
Первой трактовке соответствуют имеющая долгую историю строго уравнительная концепция С.с. (в ее социалистическом и несоциалистическом вариантах) и сформулированные в современной зап. интеллектуальной традиции ревизионистский либерализм и радикальный эгалитаризм. Несоциалистическая уравнительная концепция отвечает руссоистскому идеалу равной мелкой собственности в обществе, где «ни один гражданин не должен быть настолько богат, чтобы быть в состоянии купить другого, и ни один настолько беден, чтобы быть вынужденным продавать себя» (Ж.Ж. Руссо). Социалистический вариант С.с. предполагает обобществление собственности, означающее перенесение центра тяжести дистрибутивной политики в область равного распределения совместно произведенного продукта. При этом сознательно или интуитивно элиминируется принципиальное различие между равенством и равноправием.
Ревизионистский либерализм (родоначальники — Д. Дьюи, Л.Т. Хобхаус) в отличие от либерализма классического исходит из невозможности действительного легально-политического равенства и даже равноправия вне эгалитарных мероприятий в др. социальных сферах. Ведь слишком сильная неравномерность в распределении богатств порождает зависимость малообеспеченных от работодателя, а при наличии демократических процедур богатство легко конвертируется в ничем не ограниченную власть. Теоретическое обоснование эгалитарных реформ во имя С.с. в рамках ревизионистского либерализма может опираться на деонтологически-формалистское(Р. Тауни, Б. Вильямс, В. Франкена, Г. Властос), утилитаристское и контрактуалистское моральное рассуждение. Для утилитаристов решающими аргументами являются: во-первых, тот факт, что получение неимущими определенного количества благ дает в целом больший прирост полезности, чем потеря того же количества благ избыточно обеспеченными (Р. Хэар, Р. Брандт, В. Райан и др.), во-вторых, необходимость искоренения зависти, которая резко понижает общий уровень совокупной удовлетворенности (Хэар). Контрактуализм в версии Дж. Ролза обосновывает эгалитарную социальную программу рациональным выбором равенства неотчуждаемых прав в отношении основных свобод (политического равноправия), равенства доступа к должностям и положениям, равенства доступа к эгалитарной системе компенсации неравенств, допускаемых только для того, чтобы обеспечить большую в сравнении с простым уравнительным распределением выгоду наименее преуспевшим.
Различные представители радикального эгалитаризма (К. Нильсен, А. Сен, Р. Норман, Э. Андерсон и др.), критикующие либерал-ревизионистскую систему распределения за неизбежное предварительное признание менее преуспевших граждан низшими по ценности и консервацию общественных страт с различной степенью реальной морально-политической автономии, пытаются выдвинуть программу реформ, которые не просто обеспечили бы материальную компенсацию неудачникам, но дали бы им возможность равного участия во всех многочисленных сферах гражданского общества. Только это может обусловить кооперацию всех индивидов в рамках общественного целого (коммунитаристский подход). Поэтому распределительная система должна распространяться даже на тех граждан, которые считаются ответственными за свое неудачное социальное положение (исключая преступников).
Второй круг теорий С.с. составляют меритократические концепции. Они предполагают конструирование такой социальной системы, в которой каждому гражданину (подданному) предоставляется возможность получить статус (и, в некоторых случаях, соединенное с ним достояние), в точности соответствующий его заслугам. В качестве параметров, или слагаемых, заслуги, как правило, выделяются: таланты, усилия, принятие риска, роль в достижении конечного результата. Сторонники меритократического понимания С.с. (напр., Дж. Шер) считают, что владельцу естественных дарований не имеет смысла доказывать заслуженность природной основы собственных заслуг, ведь они все равно не могли бы стать реальностью без целенаправленной, ответственной деятельности. Поэтому эгалитарные концепции С.с. осмысляются в рамках этой традиции как обоснование «рабства одаренных и трудолюбивых».
В настоящее время существуют радикально-меритократическая модель С.с, настаивающая на установлении естественной аристократии и предполагающая жесткое изначальное ранжирование индивидов с помощью тестовых процедур (брит. общество в памфлете М. Янга, проекты «ай-кью идеологов»), и умеренно-соревновательная модель меритократии, которая стремится лишь скорректировать работу рыночных механизмов, но не для компенсации, а для увеличения справедливой пропорциональности воздаяния (Д. Белл, Шер, А. Голдман, А. Розенберг).
Третья, либертаристская, традиция опирается на понимание С.с. как соблюдения неотъемлемых прав на определенную собственность, которая воспринимается как органическая часть личности и, значит, не может превращаться в средство решения общественных проблем (такова «справедливость, основанная на правомочии» Р. Нозика). Однако либертаристские концепции лишь формально могут быть отнесены к теориям С.с, поскольку сами либертаристы считают, что это понятие базируется на «шаблонных» (по Нозику) или «конструктивистских» и «атавистических» (по Ф.А. фон Хайеку) моделях распределения, а значит, является абсолютно неприемлемым и даже опасным (ср.: «мираж С.с.» у фон Хайека).
Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1995; Панарин А.С. Философия политики. М., 1996; Гусейнов А.А., Апресян Р.Г, Этика. М., 1998; Хайек Ф.А. фон. Познание, конкуренция и свобода. М., 1999; Ивин А.А. Философия истории. М., 2000; Meade L.A. Efficencey, Equality and the Ownership of Property. London, 1964; Walrer M. Obligations: Essays on Disobedience, War and Citizenship. Cambridge (Mass.), 1970.
A.B. Прокофьев
СРЕДНИЙ КЛАСС — понятие, в широком смысле обозначающее социальный слой людей, имеющих средний достаток. Более конкретное содержание данного понятия зависит от того смысла, который в него вкладывают в том или ином случае. В зависимости от эпохи, страны, некоторых нюансов восприятия понятие «С.к.» может обозначать разные элементы социальной реальности.
Полагают, что первым из мыслителей-обществоведов данное понятие употребил Аристотель, упоминавший в своей «Политике» о «средних слоях населения», т.е. о тех, кого нельзя отнести ни к «низам», ни к «верхам», и кто может служить опорой для наилучшего политического устройства. Тогда срединное положение в обществе еще не было напрямую связано с определенным имущественным положением и тем более жизненным стандартом. Более определенно черты С.к. проявляются в Новое время, когда рождается тип европейского буржуа, не только имеющего определенный материальный достаток, но и формирующего собственную систему мировоззрения, ценностей и культурных запросов. В 19 в. понятие «С.к.» стали употреблять достаточно широко, обозначая им также фермеров и вообще все категории не слишком богатого, но материально независимого населения.
В социологическую лексику понятие «С.к.» вошло в 1920-е гг. Это было вызвано критикой марксистской концепции общественного устройства, согласно которой в капиталистическом мире царит поляризация, есть лишь два класса-антагониста, а все остальные существующие социальные слои и прослойки рано или поздно сольются с ними. Критики марксизма рассматривали набирающий силу С.к. как гаранта социальной стабильности и убежденного противника революционных преобразований на том основании, что в любом обществе С.к. составляет категория людей, которым «есть что терять». От удельного веса С.к. и уровня его материального достатка в конечном счете зависит стабильность общества и гос-ва. Действительно, именно к С.к. принадлежит значительная часть регулярно голосующих избирателей, отдающих предпочтение существующему режиму. Представители С.к. активно пользуются всем комплексом гражданских прав и свобод, они обладают относительным достатком и поэтому, как правило, исправно платят налоги. С.к. является опорой существующей власти в странах зап. демократии уже потому, что его объективная заинтересованность в социальной стабильности совпадает с жизненными интересами гос-ва. В то же время и материальное благополучие С.к. способствует развитию национальной экономики (денежные сбережения в виде банковских вкладов, покупка акций и т.д.). Одним из источников благополучия современного амер. и европейского С.к. служит развитая система кредитования, в т.ч. ипотеки, поскольку непременным признаком С.к. на Западе является владение недвижимостью, прежде всего собственным домом. Росту С.к. способствует также государственная поддержка малого и среднего бизнеса.
Однако в истории С.к. бывали моменты, когда он, стремясь к более стабильной и благополучной жизни, голосовал за экстремистов (напр., в 1933 в Германии) или сам нуждался в помощи со стороны гос-ва (напр., в США в годы Великой депрессии).
Популярность идеи С.к. в массовом сознании объясняется ее социальным оптимизмом, формируемым образом добропорядочного гражданина и довольного жизнью обывателя. Социальная стабильность С.к. проявляется в том, что жизнь его представителей развивается обычно по определенному сценарию, включающему в себя получение престижного и хорошего образования, работу по специальности, открытие собственного бизнеса или карьеру наемного работника, а как результат — достижение достаточно высокого социального статуса. Вообще система жизненных приоритетов С.к. в развитых странах выстраивается по цепочке «образование — работа — доход — статус». В развитых странах С.к. характеризуется не только уровнем доходов, но и схожим образом жизни, предполагающим наличие определенных стандартов потребления. Именно С.к. составляет основу т.н. общества потребления, молодежный бунт против которого вспыхнул на Западе в 1960-е гг. Принадлежность к С.к. определяется также особой психологией, мировоззрением, ценностями (среди которых видное место занимает крепкая семья, дети) и стилем жизни, т.е. культурой. Жизненную позицию многих представителей С.к. можно передать формулой «я имею лишь то, чего достоин, чего добился благодаря своим профессиональным навыкам». Стиль жизни, вырабатываемый С.к., характеризуется культурными запросами, всецело отвечающими понятиям престижности и соответствующими его представлениям о духовных ценностях. Тем не менее именно культурные запросы С.к. часто формируют мощный пласт массовой культуры и в данном качестве оказывают влияние даже на государственную политику.
Наличие С.к. в постсоветской России является спорным вопросом. По словам социолога В. Радаева, «сформировались ли средние слои в России или нет и каковы их возможные масштабы — ответ на эти вопросы чуть ли не целиком зависит от выбора критерия оценки». При перенесении на российскую почву зап. критериев становится ясно, что под определение «С.к.» не попадает категория граждан, имевших по советским меркам средний уровень достатка. Тем не менее в 1990-х гг. обнаружилась заинтересованность правящих кругов в признании наличия российского С.к. Это неслучайно, поскольку существование С.к. в России можно было бы рассматривать как показатель успеха и необратимости реформ. В реальности среди населения столичных городов действительно можно выделить относительно немногочисленную социальную категорию, имеющую некоторые признаки С.к., но отличающуюся от его зап. образцов более низким уровнем доходов и качества потребления.
Надель C.H. Современный капитализм и средние слои. М., 1978; Грицианов А.А. «Средний класс»: носитель общественного прогресса или оплот конформизма? Минск, 1988; Kivinen M. The New Middle Classes and the Labour Process: Class Criteria Revisited. Helsinki, 1989.
A.H. Смирнов
СТАНКЕВИЧ Николай Владимирович (1813-1840) -философ, литератор, создатель философско-литературного кружка. В 1830—1834 прошел полный курс обучения на отделении словесных наук Московского ун-та.
Зимой 1831/32 университетская молодежь образовала философско-литературный кружок, известный впоследствии как «кружок Станкевича», в который первоначально вошли В. Красов, В. Оболенский, Я. Неверов, И. Клюшников, С. Строев, Я. Почека, а позднее В. Белинский, К. Аксаков, В. Боткин, М. Бакунин, М. Катков. Участники кружка главное внимание уделяли изучению нем. классической философии и литературы. Кружок существовал и после отъезда С. в 1837 за границу.
Первоначальное филос. увлечение С. — философия Ф.В.Й. Шеллинга. В 1833 С. пишет небольшую работу «Моя метафизика», представляющую собой набросок филос. системы, в которой, естественно, прослеживается влияние шеллингианского трансцендентализма. С. и др. участники кружка испытали также влияние И. Канта и И. Г. Фихте. Благодаря изучению философии Г.В.Ф. Гегеля С. приходит к признанию духовного начала мира. Утверждая идеал нравственно совершенной личности, С. выступил одним из родоначальников культурного типа «идеалистов сороковых годов».
Значение С. в истории рус. философии определяется также его ролью своеобразного «идейного раздражителя» университетской молодежи, из рядов которой вышла целая плеяда будущих известных рус. мыслителей.
Стихотворения. Трагедия. Проза. М., 1890; Переписка 1830-1840 гг. М., 1914; Избр. М., 1992.
Гершензон М.О. История Молодой России. М., 1911; Каменский З.А. Московский кружок любомудров. М., 1980; Лосский И.О. История русской философии. М., 1991.
СТАНОВЛЕНИЕ — постоянное, охватывающее все изменение, возникновение или исчезновение. Противопоставление С. бытию как устойчивости и неизменности берет свое начало в антич. философии. Гераклит растворял бытие в С. и представлял мир как становящееся, текучее, вечно изменчивое целое. Парменид, напротив, считал С. кажимостью и подлинное существование приписывал только бытию. В онтологии Платона вечно существующий умопостигаемый мир идей является парадигмой для вечно становящегося чувственно воспринимаемого мира. Аристотель, отказавшийся от бытия в форме особого мира идей, придал С. характеристику направленности. В средневековой философии источником и одновременно целью всякого С. становится Бог.
Описание мира как С. предполагает особую систему категорий, отличную от той, на которой основывается описание мира как бытия. С. описывается в координатах абсолютных категорий, в то время как бытие нуждается для своего описания в сравнительных категориях (см.: Абсолютные категории и сравнительные категории).
СТАТИСТИЧЕСКИЕ И ДИНАМИЧЕСКИЕ ЗАКОНЫ — две основные формы закономерной связи явлений, отличающиеся прежде всего по характеру предсказаний, которые следуют из них. Предсказания статистических законов имеют вероятностный характер, который обусловлен действием множества случайных факторов внутри статистических коллективов, или массовых, повторяющихся событий (напр., большого числа молекул в газе, особей в биологических популяциях, людей в социальных коллективах). Статистические законы возникают как результат взаимодействия большого числа элементов, составляющих статистический коллектив, и характеризует не столько поведение отдельных его элементов, сколько коллектива в целом. Поэтому регулярность и повторяемость, проявляющиеся в статистических законах, возникают вследствие взаимной компенсации действия различных случайных факторов.
В динамических законах, характеризующих поведение относительно изолированных систем, состоящих из небольшого числа элементов, предсказания являются однозначными и достоверными. Так, в классической механике, если известен закон движения системы и заданы начальные координаты и скорость, можно точно определить ее координаты и скорость в любой др. момент времени. Распространение динамических законов механики за рамки области действительного их применения связано с концепцией механического детерминизма, сторонники которой (П.С. Лаплас и др.) рассматривали Вселенную как огромную механическую систему и экстраполировали законы механики Ньютона на все явления и процессы природы. «Ум, — писал Лаплас, — которому были бы известны для какого-либо данного момента все силы, одушевляющие природу, если бы вдобавок он оказался достаточно обширным, чтобы подчинить все данные анализу, обнял бы в одной формуле движения величайших тел Вселенной наравне с движением легчайших атомов; не осталось бы ничего, что было бы для него недостоверно, и будущее, так же как прошедшее, предстало бы перед его взором». В этой концепции, получившей название лапласовского детерминизма, нет места случайности, все в ней предопределено строгими динамическими законами механики. Однако такая концепция пришла в противоречие не только с результатами исследований в биологии и социологии, но и в статистической механике и др. отраслях классической физики. Окончательный отказ от лапласовского детерминизма в физике произошел после открытия вероятностного характера законов движения мельчайших частиц материи. Современная квантовая физика показала, что движение микрообъектов можно описать только вероятностно-статистическими методами. Вероятностный характер предсказаний статистических законов объясняется взаимодействием большого количества объектов, составляющих статистический ансамбль. Поэтому предсказания таких законов относятся не к отдельным объектам статистического ансамбля, а ко всему ансамблю в целом. Судить же о движении или поведении отдельного объекта можно лишь с той или иной степенью вероятности. Следовательно, статистические законы служат для исследования таких систем, в которых взаимодействует большое число объектов, событий и явлений, поведение которых имеет случайный характер. Поэтому статистические законы нередко рассматривают как законы, характеризующие поведение большого числа массовых случайных или повторяющихся событий, причем под событием подразумевают любой объект или элемент статистического ансамбля.
В процессе научного познания исторически первыми стали изучаться универсальные законы, поскольку они обеспечивают достоверные предсказания. Во многом широкое признание такие законы получили в силу господства механистического мировоззрения.
Когда сравнивают С. и д.з. как формы выражения регулярностей в мире, то обращают внимание на степень достоверности и точности их предсказаний, динамические, или строго детерминистические, законы дают точные предсказания в тех областях, где можно абстрагироваться от сложного характера взаимодействия между объектами, отвлекаться от случайностей и тем самым значительно упрощать действительность, но такое упрощение возможно лишь при изучении простейших форм движения материи. Когда же переходят к изучению сложных систем, состоящих из большого числа элементов, индивидуальное поведение которых трудно поддается описанию либо просто невозможно, тогда обращаются к статистическим законам, дающим вероятностные предсказания. Поэтому С. и д.з. не исключают, а дополняют друг друга.
Лаплас П.С. Опыт философии теории вероятностей. М., 1908; Карнап Р. Философские основания физики. М., 1971; Мякишев Г.Я. Динамические и статистические закономерности в физике. М., 1971.
Г.И. Рузавин
СТЕПАНЯНЦ Мариэтта Тиграновна (р. 1935) — специалист в области истории вост. филос. традиций. Окончила вост. факультет МГИМО (1959). Доктор филос. наук (1974), проф. (1983). С 1959 работает в Ин-те философии АН СССР (РАН), с 1980 возглавляет сектор вост. философии. В 1980—1994 — проф. Дипломатической академии МИД, в настоящее время преподает в Государственном ун-те гуманитарных наук (ГУГН). Член Исполкома Международного общества по изучению инд. философии, член редколлегий трех зарубежных жур., в т.ч. «Philosophy East and West» (США). Президент VII и VIII конференций философов Востока и Запада (1995, 2000 — Гонолулу). Награждена орденом «Ашраф» Таджикистана за научные достижения и заслуги в деле подготовки научных кадров.
Автор десяти книг, ответственный редактор более двадцати коллективных трудов, включая международные. Работы С. (в т.ч. шесть монографий) переведены и опубликованы более чем в десяти странах. Первые три монографии посвящены мусульманской философии 19—20 вв. В них предложена типология четырех основных направлений исламской мысли и впервые в мировой литературе рассмотрено филос. содержание мусульманского реформаторства, сопоставляемого с христианской Реформацией.
С сер. 1970-х гг. С. концентрирует внимание на изучении суфизма, способствуя возрождению отечественных исследований по исламскому мистицизму и инициируя филос. анализ этого важнейшего направления мусульманской средневековой культуры. Монография «Философские аспекты суфизма» (1984) переведена на англ. язык и опубликована в Индии, а также положена в основу «Sufi Wisdom» (New York, 1994).
Работы С. 1990-х гг. гл.обр. компаративистского характера. Она выступает инициатором и руководителем нескольких международных конференций по сравнительной философии, ответственным редактором компаративистских трудов, включая первое отечественное исследование по философии феминизма: «Феминизм: Восток — Запад — Россия» (1992), «Бог, человек, общество в традиционных культурах Востока» (1992), «Justice and Democracy: Cross-Cultural Perspectives» (1997).
С сер. 1990-х гг. по инициативе С. впервые в истории отечественного университетского образования вводится систематическое преподавание филос. традиций Индии, Китая и мусульманского мира. На базе ГУГН открываются кафедры инд. и перс, философии. В 1997 С. опубликован первый отечественный учебник «Восточная философия. Вводный курс и избранные тексты».
Философия и социология в Пакистане. М., 1963 (англ. пер. 1972); «Исламская этика» и ее социальный смысл // Вопросы философии. 1966. № 2; Лотос на ладонях. Очерки об эволюции духовной жизни в Индии. М., 1971; Мусульманская философия и общественная мысль XIX—XX вв. М., 1974 (англ. пер. 1989); «Мусульманские» концепции философии политики. М., 1982; Проблема познания в суфизме // Вопросы философии. 1988. № 4; К вопросу о специфике «восточных» типов философствования // Рационалистическая традиция и современность. Индия. М., 1988; Восток — Запад: диалог культур // Вопросы философии. 1989. № 12; Восточные концепции «совершенного человека» в контексте мировой культуры // Историко-философский ежегодник — 90. М., 1991; Философия ненасилия: уроки гандизма. М., 1992; Philosophical Aspects of Sufism. New Delhi, 1989; The Image of Woman in religions Consciousness: Past, Present, Future // Philosophy East and West (Honolulu). 1992. № 2; Sufi Wisdom. New York, 1994.
СТЁПИН Вячеслав Семенович (р. 1934) — специалист в области теории познания, философии и методологии науки, философии культуры, истории науки. Доктор филос. наук (1975), проф. (1976), академик РАН (1994). Окончил отделение философии исторического факультета Белорусского государственного ун-та (1956) и аспирантуру по философии того же ун-та (1959). Преподавал в Белорусском политехническом ин-те, с 1974 — на кафедре философии гуманитарных факультетов Белорусского ун-та, в 1981—1988 — зав. кафедрой. В 1987—1988 — директор Ин-та истории естествознания и техники АН СССР. С 1988 — директор Ин-та философии АН СССР (РАН), одновременно зав. кафедрой филос. антропологии филос. ф-та МГУ. Заслуженный проф. МГУ, почетный доктор ун-та г. Карлсруэ (ФРГ). Автор большого числа научных работ, в т.ч. 17 монографий. Председатель редакционного совета серии «Из истории отечественной философской мысли», издающего труды рус. философов. Организатор и руководитель крупных совместных проектов с зарубежными ун-тами и научными центрами (США, ФРГ, Франции, Китая) по проблемам философии науки и техники, глобализации и базисных ценностей культуры.
Внес существенный вклад в исследование проблем методологии науки и теории познания. В 70—80-е гг. С. была разработана перспективная концепция структуры и генезиса научной теории, имеющая широкий круг приложений в методологии естественных и технических наук; была открыта и описана ранее не изученная операция построения теории (конструктивного введения теоретических объектов), что позволило решить проблему формирования в составе теории парадигмальных образцов решения задач. В рамках этой концепции С. раскрыл структуру оснований науки (научная картина мира; идеалы и нормы исследования; филос. основания), показал их взаимосвязь с теориями и опытом, их функции в научном поиске. Анализ динамики оснований науки позволил выявить конкретные механизмы воздействия социокультурных факторов на формирование стратегий научного исследования.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |