Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

ihtik.lib.ru, ihtik@ufacom.ru 58 страница



 

Две фундаментальные оппозиции (индивидуалистическое общество — коллективистическое общество и традиционное общество — модернизированное общество) позволяют выделить четыре типа общественного устройства И.о.: традиционное коллективистическое общество (Китай, Индия и др.), традиционное индивидуалистическое общество, модернизированное коллективистическое общество (коммунистическая Россия, национал-социалистическая Германия и др.) и модернизированное индивидуалистическое общество (США, Япония и др.). Современная Россия переходит от коллективистического общества к модернизированному индивидуалистическому обществу.

 

Данная схематизация показывает неединственность т.н. зап. пути и вместе с тем неединственность социалистического, в частности коммунистического, выбора. Нет общей дороги, которую должно было бы пройти — пусть в разное время и с разной скоростью — каждое общество. История И.о. не идет в направлении, когда-то описанном К. Марксом, — к социализму, а затем к коммунизму. Но она не является и повторением всеми обществами того пути, который прошли в свое время зап. страны.

 

Современное человечество не является единым, однородным целым. Оно слагается из очень разных обществ, находящихся на разных уровнях экономического и культурного развития. Общества, относящиеся к разным историческим эпохам, существуют и в настоящее время. В частности, доиндустриальные, аграрно-промышленные общества широко распространены в Африке, Латинской Америке и Южной Азии. Общества индустриального типа существенно различаются по уровню своего развития. Валовой национальный продукт на душу населения в России и Бразилии в несколько раз ниже, чем в Италии и Франции, а в последних почти в два раза ниже, чем в США и Японии. Наличие в современном мире обществ, относящихся к разным историческим эпохам, и существенные различия между обществами, принадлежащими к одной и той же эпохе, говорят о том, что каждая эпоха, включая и индустриальную, — это всегда известная неоднородность и определенная динамика. Эпоха — только тенденция развития достаточно обширной и влиятельной группы обществ, способная стать тенденцией развития и многих др. обществ, а со временем, возможно, и подавляющего их большинства.

 

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV—XVIII ив. Игры обмена. М., 1988. Т. 2; Ясперс К. Истоки истории и ее цель. М., 1991; Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 2; Ивин А.А. Философия истории. М., 2000.



 

И.П. Никитина

 

ИННОВАЦИИ — нововведения, принимаемые в контексте общей тенденции вытеснения традиционных, архаичных и кустарных форм деятельности рационально организованными.

 

Инновационная установка коренится в архетипах зап. фаустовской культуры и восходит к образу Прометея — похитителя огня. Т.о., И. предполагают нарушение традиционных запретов и отражают дерзания личности устроить мир лучше, чем он устроен природой или Богом. В основе инновационной установки лежит положение, что искусственное, рационально сконструированное может быть совершеннее естественного и унаследованного. В этом смысле И. отражают процесс демократизации мира и исчезновение традиционалистского пиетета перед тайнами мироздания. Этим объясняется историческая последовательность инновационного процесса. В начале И. охватывают наиболее ценностно нейтральные сферы, оказывающиеся на периферии идейно-политического и социокультурного контроля. В частности, это касается технико-экономических нововведений в рамках материального производства. Не случайно вплоть до нач. 20 в. само понятие технологий связывалось исключительно с производственной деятельностью, что дало основание аналитикам (Д. Белл, А. Турен) говорить о буржуазном обществе 19 в. как о дуалистической культуре, являющейся новационной в производственной сфере и традиционной во внепроизводственной. Этот дуализм преодолевается в нашу эпоху, когда И. проникают во все сферы жизнедеятельности и наряду с производственными И. начинают говорить о социальных, политических, организационно-управленческих И.

 

Характерна и эволюция статуса носителей инновационной деятельности. В Средние века и на заре эпохи модерна (15—18 вв.) инициаторами И. чаше всего выступают маргинальные личности и группы, представители иноплеменных диаспор, занимающихся торговлей и менеджментом. Их готовность к И. прямо пропорциональна их «неукорененности», отстраненному отношению к местным нормам и традициям. Т.о., над инновационной деятельностью тяготеет знак социокультурного «преступления». Настоящая легитимация инновационной активности наступает после победоносных буржуазных революций в Европе, после которых инновационные группы стремительно завоевывают влиятельные позиции в обществе, а традиционалисты переходят к глубокой обороне.

 

Со втор. пол. 20 в. в развитых странах инновационная деятельность становится не только господствующей социокультурной установкой, но и особой профессией. Появляются т.н. венчурные фирмы, специализирующиеся на открытии новых потребностей (рынков) и новых технологий. К профессиональной инновационной деятельности можно отнести всю систему научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, которая охватывает уже не только производственную сферу, но и область социальной инженерии, организацию технико-производственных комплексов и урбанистических зон, сферу быта, досуга и межличностного общения.

 

Однако в последнее время в связи с экологической критикой технической цивилизации и обострением глобальных проблем статус И. в современной культуре снова проблематизируется. Естественное в противопоставлении искусственно сконструированному получает статус более высокого совершенства (престиж естественных продуктов в сравнении с суррогатами). Сегодня считается, что естественное находится в хрупкой гармонии с искусственным, незаменимой и нуждающейся в сбережении и защите. С т.зр. кибернетики критика искусственных систем основана на законе необходимого разнообразия (Р. Эшли) — степень разнообразия любых искусственных систем ниже естественных, сформировавшихся эволюционным образом. С позиций синергетики инновационная деятельность, связанная с рациональной организацией по субъект-объектному принципу, должна корректироваться принципом самоорганизации.

 

Венчает эту критику инновационных амбиций фаустовской культуры современная теория коэволюции технических и природных форм, предполагающая уже не вытеснение и покорение естественного искусственным, а их взаимную согласованность. Эти онтологические проблемы, касающиеся судеб И. в широком смысле слова, сочетаются с антропологическими, подчеркивающими амбивалентность природы человека. Человек одновременно выступает и как существо, для которого И. имеют самоценное значение (об этом свидетельствует не только литература романтизма, но и современные социально-психологические эксперименты, фиксирующие стимулирующее воздействие И. на человеческую активность и самочувствие), и как существо, страдающее от бесприютности и неадаптированности, если И. обретают неупорядоченный и лавинообразный характер. Указанные онтологические и антропологические антиномии, связанные с И., заново проблематизируют все установки модерна и его культуру в целом.

 

 

ИНСТРУМЕНТАЛИЗМ — разновидность прагматизма, сторонники которой считают сознание (ум или интеллект) средством приспособления к изменяющимся условиям среды. Понятия, идеи, научные законы и теории являются с т.зр. И. лишь орудиями или инструментами, «ключами к ситуации», планами действия. Истина оказывается при этом только средством, обеспечивающим успех в данной ситуации. К представителям И. относятся Дж. Дьюи, Дж. Mид, С. Хук, Ф.К.С. Шиллер и др.

 

 

ИНТЕЛЛЕКТУАЛИЗМ ЭТИЧЕСКИЙ — направление в новоевропейской философии, согласно которому мораль основана на разуме, а необходимым условием моральности человека является интеллектуально-интуитивное, осуществляемое в понятиях познание морали. Идеи И.э. развивали Р. Кедворт, С. Кларк, Дж. Бэлгай, Р. Прайс, Г. Сиджвш; Ал. Смит, В. Вэвэлл, на близких И.э. стоял Т. Рид. И.э. развивался в русле рационалистической традиции, идущей от Сократа. Новация же интеллектуалистов, определившая специфику их теоретической позиции, состояла в учении об интеллектуальной интуиции, в котором обосновывалась ключевая роль интеллектуальной интуиции в моральном познании.

 

И.э. формировался как одна из первых в истории этики попыток осмысления морали в единстве ее характеристик — объективности, абсолютности, универсальности, автономности. Свое понимание морали интеллектуалисты изначально противопоставляли волюнтаристским (в теологическом и секулярном вариантах — Ж. Кальвин, Т. Гоббс, Р. Камберленд, У. Пэли) и социоправовым (Дж. Локк) трактовкам и обосновывали его на пути построения особой моральной эпистемологии, которая была призвана обеспечить объективность морального знания. В полемике с этическим сентиментализмом интеллектуалисты считали, что адекватное понимание морали требует признания ее рациональной природы.

 

Для И.э. 18 в. было характерно отождествление морали с разумом, который трактовался двояко: как высшая познавательная, моральная способность и как необходимая истина, природа вещей, или онтологический закон, в силу которого каждая вещь имеет необходимую, объективную, неизменную сущность. Исходя из представления о беспредпосылочности морали и ее недетерминированности извне, интеллектуалисты подчеркивали, что моральные понятия априорны и просты, а моральное познание носит интуитивный характер. В полемике с сентименталистами они доказывали, что моральная интуиция по своей природе разумна. «Чистота» интеллектуальной интуиции в И.э. 18 в. гарантировала объективность, а значит, истинность полученного при ее помощи знания. Аргументы интеллектуалистов определялись тем, что они в духе Платона отождествляли моральное чувство в гносеологическом плане с сугубо произвольным, фрагментарным, пассивным ощущением, в психологическом — с субъективной склонностью и считали, что оно, выражая лишь различные состояния субъекта, само является нейтральным в отношении противоположности правильного-неправильного и поэтому не дает объективного основания для оценки или принятия моральных решений. Познание отвлеченных моральных принципов, принятие высших, безусловных, универсальных целей, оценка и принятие решения определяются лишь необходимой природой целей, принципов и поступков. Поэтому человек морален в той мере, в какой является рациональным, способным познавать природу вещей и делать это знание основой своих поступков и оценок вне зависимости от давления внешних обстоятельств, указаний авторитета или личных предпочтений. В противовес сентименталистам, отождествлявшим разум с дискурсивным рассудком, интеллектуалисты выдвинули расширительную трактовку разума как познавательной способности, которая, помимо дискурсии, включает интуицию. Поэтому разум в их концепциях не только оказывался источником морального знания, но и выступал в роли стандарта и судьи над всеми чувствами, а также выполнял целеполагающую, оценочную и императивную функции. Положение о рациональной природе моральной императивности в И.э. выражало специфику морального мотива как осознанного.

 

Развитие И.э. в 19 в. определялось положением, что интеллектуальная интуиция не является непременно формой истинного знания и что она может быть ошибочной. В связи с этим вставали вопросы о критерии достоверности моральной интуиции и о способе разрешения конфликтов между различными моральными принципами. Стремление решить эти вопросы вело к переосмыслению представления о рациональности морали. По мнению интеллектуалистов, мораль рациональная в том смысле, что ее содержание образует строгая законченная система самоочевидных, универсальных принципов, которая служит основанием для определения правильности конкретных моральных суждений и для принятия решений в спорных ситуациях. Переосмыслению также была подвергнута проблема объективности морали: ключевые принципы морали должны отвечать формальным требованиям рациональности (Сиджвик). Изменение представлений о рациональности и объективности морали по существу не повлияло на обоснование концепции морального познания в И.э. 19 в. Разделяя замечание Д. Юма о неправомерности вывода ценностно-нормативных суждений из суждений о фактах, Сиджвик добавил к аргументам в пользу рациональной природы моральной интуиции, что понятие должного или правильного как отличное от всех понятий, представляющих факты физического или психического опыта, может быть выявлено только посредством разума.

 

В трактовке проблемы объективности морали интеллектуалисты предваряли критику сентиментализма И. Кантом. Идеи И.э. на иных филос. основаниях развивались в интуитивизме 20 в., в этике Дж. Э. Мура, Г.А. Причарда, Ч.Д. Брода, У.Д. Росса, Г. Рэшдэлла и др., косвенно затрагивались в этике лингвистического анализа Р. Хэаром, С. Тулмином и др.

 

Price R. A Review of the Principle Questions in Morals. Oxford, 1948; Hudson W.D. Ethical Intuitivism. New York,!967; British Moralists: 1650-1800. 2 vol., Oxford, 1969; The Cambridge Platonists. London, 1969; Schneewind J.B. Sidgwick's Ethics and Victorian Moral Philosophy Oxford, 1977; Sidgwick H. The Methods of Ethics. 7th ed. Cambridge, 1981.

 

O.B. Артемьева

 

 

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ — понятие, характеризующее коренное изменение глубинных структур мышления и воздействие его на интеллектуальную и социально-практическую деятельность людей. Подобные фундаментальные структуры мышления представляют собой совокупность знаний и верований, управляющих коллективной мыслью, и характеризуются как «состояние ума современника» (П. Таннери) или как «менталитет» (Л. Леви-Брюль). Это также «плеяды абсолютных предположений» (Р. Коллингвуд), «философские субструктуры» и «рамки мышления» (А. Койре), «парадигмы» (Т. Кун), «идеалы естественного порядка» (С. Тулмин). Смена подобных структур мышления квалифицируется как «реформа интеллекта» (Койре), «изменение взгляда на мир» (Кун), «полная смена интеллектуального гардероба», «усвоение совершенно нового мировоззрения» (Тулмин). Понятие И.р. не следует смешивать с достаточно близким по содержанию понятием научной революции, поскольку И.р. отражает более фундаментальный уровень изменения структур мышления, выражающееся в первую очередь в ломке мировоззренческих и ценностных установок. Сущность И.р. 16—17 вв., считает Койре, состоит не просто в критике ошибочных или несовершенных теорий и замене их более совершенными, а в коренной реформе самого способа мышления — в выработке новой философии, новой концепции науки и новой идеи природы. Так, И.р., совершенная Н. Коперником, состояла в разрушении мира, который наука, философия, религия представляли центрированным на человеке и созданным для него, в крушении иерархического порядка, выражавшегося в противопоставлении подлунного и небесного миров. В том же духе высказывается и Коллингвуд, для которого смена «абсолютных предположений» означает отказ от всех устоявшихся навыков и стандартов мышления. В своей глобальной мировоззренческой роли понятие И.р. применяется не только в современной философии и историографии науки, но также при анализе социально-политических трансформаций и переворотов в структуре общественного сознания. Взаимная корреляция, существующая между историей научного интеллекта, др. типами общественного сознания и поведения, основана на единстве человеческой мысли, что позволяет, в частности, проецировать существенные черты И.р. на более широкий экран социокультурных преобразований, идентифицируемый с социально-экономическими и политическими реформами и революциями. Так, X. Ортега-и-Гасет (кн. «Что такое философия?») высказывает предположение «о наличии внутреннего родства между научными системами и поколениями или эпохами». Причем в интеллектуальных изменениях он видит симптомы будущих политических движений и революций. Аналогичные идеи развивают также Дж. Холтон, Кун, П. Фейерабенд. Т.о., понятие И.р. предполагает существование общего ментального пространства, допускающего возможность выбора более или менее идентичных средств адаптации к новой исторической ситуации и в науке, и в социальной практике. Такого рода ментальное пространство материализуется в деятельности различных социальных групп — политических партий, научных сообществ и т.п. Подобно выбору между конкурирующими политическими ин-тами, выбор между конкурирующими парадигмами оказывается выбором между несовместимыми моделями общества, полагает Кун. Холтон подчеркивает, что различные социальные ин-ты в силу принадлежности их к единой культуре могут путем взаимной проекции способствовать изучению каждого из них. В частности, история науки (особенно 20 в.) может пролить дополнительный свет на социально-экономические, политические, правовые и др. ин-ты, а также на соответствующие политические и социально-экономические теории. Существует резонанс между И.р. и общественно-политическими движениями и революциями, о чем свидетельствует и история (коперниканская революция и Реформация в Германии, эпоха Просвещения и Французская революция 1789, и т.д.).

 

 

ИНТЕЛЛИГИБЕЛЬНОСТЬ (лат. intelligibilis) — филос. термин, обозначающий постижение только умом, недоступное чувственному познанию. Обычно противопоставляется термину «сенсибельность» (обозначающему чувственную постигаемость). В платонизме И. понимается как мир идей, бестелесных сущностей, усматриваемых умом. Средневековая схоластика различает эссенциальную И. — познаваемость непосредственно умом, и акцидентальную И. — познаваемость умом через различные проявления и качества (напр., ум познает душу благодаря постижению ее актов). И. Кант рассматривал И. как то, что дано рассудку, или разуму, но не дано чувству. В философии Канта И. (или ноумен) — это в первую очередь «вещь в себе»: она может мыслиться, но не может познаваться (т.к., по Канту, познанию доступны только явления). В сфере кантовского «практического разума» И. служит основанием для морального действия, главное условие которого — свобода, данная как умопостигаемое.

 

 

ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ (от лат. intentio — стремление) — в феноменологии — первичная смыслообразующая устремленность сознания к миру, смыслоформирующее отношение сознания к предмету, предметная интерпретация ощущений. Термин «И.», точнее «интенция», широко использовавшийся в схоластике, в современную философию ввел Ф. Брентано, для которого И. — критерий различия психических и физических феноменов. Ключевым это понятие становится у Э. Гуссерля, понимавшего И. как акт придания смысла (значения) предмету при постоянной возможности различения предмета и смысла. Направленность сознания на предметы, отношение сознания к предметам — все эти определения И. требуют дальнейших структурных описаний, ибо речь идет не об отношении двух вещей или части и целого. С т.зр. Гуссерля, ошибочно полагать, что является предмет и наряду с ним интенциональное переживание, которое на него направлено. Сознание направлено на предмет, но не на значение предмета, не на переживание смысла предмета — последнее и есть направленность сознания в феноменологическом смысле слова. И. — структура переживания, фундаментальное свойство переживания быть «сознанием о...». В отличие от Брентано, у Гуссерля И. не есть признак, различающий внутреннее и внешнее — психические и физические феномены. Не все, относящееся к сфере психического, интенционально, напр., простые данные ощущений, которые предметно интерпретируются. Структура переживания не зависит от того, реален или нереален предмет сознания. В общем виде структура И. — различие и единство интенционального акта, интенционального содержания и предмета. Для описания общей структуры И. Гуссерль вводит в «Идеях к чистой феноменологии и феноменологической философии» термины антич. философии «ноэсис» и «ноэма». Ноэтические компоненты переживания (ноэсис) характеризуют направленность сознания на предмет как акт придания смысла. Вместе с «оживляемым» ими чувственным материалом, или «гилетическими данными» (от. греч. hyle — материя), они составляют предмет «реального» анализа, в котором переживание предстает как непрерывная вариация, поток феноменологического бытия с его определенными частями и моментами, актуальными и потенциальными фазами. Ин-тенциональный анализ направлен на ноэматический коррелят акта (ноэму) — предметный смысл как таковой, а также на устойчивое единство смысловых слоев предмета. Корреляция между ноэсисом и ноэмой (необходимый параллелизм между актом и его содержанием) не тождественна направленности сознания на предмет. Эта корреляция должна быть охарактеризована не только с ноэтической (акт), но и с ноэматической стороны: в структуре ноэмы различаются предмет в определенном смысловом ракурсе (содержание) и «предмет как таковой», который выступает для сознания как чистое предметное «нечто». В экзистенциализме Ж.П. Сартра И. выражает постоянное напряжение между человеческой реальностью и миром, их нераздельность и взаимную несводимость, которая обнаруживает онтологическую значимость человеческого бытия. В аналитическую философию тема И. вошла благодаря книге Э. Энскомб «Интенция» (1957), в которой она обсуждала возможности описания интенционального поведения. Затем это понятие стало широко использоваться в аналитической философии сознания (напр., у Дж. Сёрла).

 

 

ИНТЕНЦИЯ (лат. intentio) — лат. слово «intentio» имеет широкий спектр значений. В Средние века оно использовалось для перевода греч. слова «tonos» («напряжение») — термина философии стоиков, характеризующего активную и упорядочивающую функцию пневмы или, у др. авторов, мирового вещества. В средневековой традиции значения «intentio» могут быть разделены на две семантические подгруппы: практическую и теоретическую. К первой относится употребление его для обозначения воли и ее целей. Так, у Августина оно обозначает направленность души к цели, которая в позитивном отношении может быть только Богом. В то же время «внимание ума» («animi intentio»), согласно Августину, составляет — наряду с объектом, который мы воспринимаем, и актом нашего восприятия — существенный элемент познания. Особенно ясное выражение практического значения «intentio» обнаруживается в «Этике» П. Абеляра, который проводит различие между поступком (opus) и намерением (intentio) т.о., что нравственной оценке со стороны Бога подвергается только намерение человека (недоступное познанию со стороны др. людей), в то время как любой поступок сам по себе является этически нейтральным. Дальнейшее развитие практической проблематики «intentio» в Средневековье идет по линии поиска объективных критериев моральной оценки, что достигается путем интеграции в подлежащее оценке намерение не только цели, но и средств ее осуществления. Так, А. Галес включает в определение intentio помимо цели также «то, что позволяет нам прийти к цели», преодолевая тем самым дуализм намерения и поступка, что закрепляется в дальнейшем как у Бонавентуры, так и у Фомы Аквинского. У последнего intentio и выбор (electio) составляют два конституирующих элемента направляемого практическим разумом свободного нравственного акта воли. В новоевропейской философии известна ирония Б. Паскаля относительно иезуитского способа «направлять намерение», т.е. оправдывать благими намерениями неблаговидные поступки.

 

Теоретическая семантика intentio в лат. языке возникает в 12 в. в связи с пер. работ Ибн Сины и араб. слова «ma'na», которые ввели в лат. филос. язык различие «первой И.» и «второй И.»: «Предметом логики являются познаваемые во вторую очередь интенции, которые присоединяются к интенциям, познаваемым в первую очередь». Под первыми И. понимаются здесь сами познаваемые предметы, а под вторыми — «логические И.», как то: роды, виды, отличительные признаки и вообще все логические понятия и термины, которые могут быть отнесены к познаваемому предмету. У Фомы Аквинского И. в теоретическом смысле тесно связана с его учением о познании и означает «образ» познаваемой вещи, находящийся в душе и отличающийся от самой этой вещи, И. — это средство для постижения предмета, подлежащего познанию, но не сам познаваемый предмет. Синонимично И. говорится о видах (species) и формах вещей (forma rerum). При этом различаются несколько разновидностей И. В поздней схоластике вводится значение И. как акта и как отношения (то и др. понимание встречается у И. Дунса Скота). У. Оккам, называя «реально существующую вещь intentia prima», считает «вторую интенцию» чистым актом интеллекта.

 

В современной философии в большей мере распространено понятие интенциональности (Ф. Брента-но, Э. Гуссерль, Дж. Сёрл), однако в феноменологии Гуссерля встречается и понятие И. («дескриптивный род интенции»), которое характеризуется как сущностное свойство акта интенции и употребляется по отношению к определенного рода «психическим переживаниям», а именно таким, которые выделяются на основании «отношения к предмету», причем в двояком смысле. В узком (и преимущественно используемом) смысле И. является «пустой», не связанной с наглядным представлением, восприятием и т.п. предмета, оставаясь его чистым полаганием. В широком смысле И. включает акты реализации отнесенности к предмету, когда последний дан нам в соответствующем наглядном созерцании. Семантическая концепция Гуссерля построена, в частности, на понятии «И. значения» и «осуществление», или «наполнение», этой И. значения. Если первое делает выражение (напр., знак на бумаге) осмысленным, то второе позволяет ставить вопрос об истинности или ложности высказываний на основании реализованной сопряженности с подразумеваемым в высказывании предметом.

 

 

ИНТЕРНАЛИЗМ И ЭКСТЕРНАЛИЗМ — направления в историографии и философии науки 20 в., различным образом объясняющие возникновение и развитие научных идей и теорий. Представители интернализма (И.) (А. Койре, А.Р. Холл, П. Росси, Г. Герлак и др.) полагают, что наука развивается лишь благодаря внутринаучным факторам: в силу объективной логики возникновения и решения научных проблем, благодаря эволюции научных традиций, короче говоря, вследствие внутренней потребности самой науки ставить эксперименты, создавать новые понятия, решать проблемы и т.д. Поэтому в работах историков-интерналистов история науки предстает в виде чисто интеллектуальной истории — истории взаимного порождения идей, напоминающей саморазвитие абсолютного духа Г.В.Ф. Гегеля. Так, напр., анализируя научную революцию 16—17 вв., Койре стремится показать, что глубинной причиной этой революции был отказ от понятия упорядоченного антич. Космоса и замена его понятием гомогенного, изотропного и бесконечного пространства. Эта замена была обусловлена философско-религиозными представлениями конца Средневековья. Социально-экономические, культурные, личностные аспекты, оказывающие влияние на развитие науки, способны лишь затормозить или ускорить имманентное развитие познания.

 

Напротив, экстернализм (Э.) (Б. Гессен, Д. Бернал, Дж. Холдейн, Э. Цильзель, Д. Нидам и др.), возникший в 1930-е гг. в значительной мере под влиянием марксизма, настаивает на том, что решающее воздействие на развитие науки оказывают социально-экономические, т.е. вненаучные, факторы. Поэтому при изучении истории науки основной задачей является реконструкция социально-культурных условий («социальных заказов»), в которых возникают и развиваются те или иные идеи и теории. И научную революцию 16—17 вв. историк-экстерналист представляет как следствие развития машинного производства и капиталистических отношений. Наука развивается, реагируя на воздействие социальной среды, в которой она находится. В течение нескольких десятилетий продолжалась дискуссия между И. и Э., однако к кон. 1970-х гг. большая часть историков и философов науки склонилась к мнению о том, что экстерналистская позиция более адекватна реальной истории. Наука существует в определенных социально-культурных условиях и не может не испытывать влияния этих условий. Особенно ясно это стало во втор. пол. 20 в., когда целые научные области и даже науки стали возникать благодаря ясной общественной потребности, напр. потребности в создании новых видов вооружений, вычислительной техники или в охране окружающей среды. Тем не менее нельзя упрощать и вульгаризировать взаимоотношения между наукой и обществом и любое научное достижение рассматривать как ответ на потребности промышленности или на политический заказ. Многие эпизоды развития науки вполне адекватно могут быть описаны как имманентное развитие научного знания.

 

Бернал Д.Д. Наука в истории общества. М., 1956; Микулинский С.О. Контроверза: интернализм — экстернализм — мнимая проблема. М., 1977; Койре А. Очерки истории философской мысли. М., 1985.

 

 

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ (от лат. interpretatio — истолкование, разъяснение) — 1) общенаучный метод с фиксированными правилами перевода формальных символов и понятий на язык содержательного знания; 2) в гуманитарном знании — истолкование текстов, смыслополагающая и смыслосчитывающая операции, изучаемые в семантике и эпистемологии понимания; 3) способ бытия на основе понимания.

 

В современных физико-математических дисциплинах И. в широком смысле может быть определена как установление системы объектов, составляющих предметную область значений терминов исследуемой теории. Она предстает как логическая процедура выявления денотатов абстрактных терминов, их «физического смысла». Один из распространенных случаев И. — содержательное представление исходной абстрактной теории через предметную область др. более конкретной теории, эмпирические смыслы понятий которой установлены. И. занимает центральное место в дедуктивных науках, теории которых строятся с помощью аксиоматического, генетического или гипотетико-дедуктивного методов.


Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>