4 страница. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мы сумели оторваться друг от друга

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мы сумели оторваться друг от друга. Тяжело дыша, мы не решались пошевелиться и прекрасно понимали, что нам надо бы остановиться потому, что место мы выбрали не совсем подходящее.

- Пообещай мне, что ты все равно мне все расскажешь, - попросил я, садясь рядом и подавая руку Вильяму. Он сел рядом, даже не думая беспокоиться о щедро припорошенном песком пальто и волосах.

- Хорошо, - согласился он, но руку мою не отпустил, подтащил меня к себе ближе и прошептал у самых губ: - Я расскажу тебе все, что только захочешь, но не здесь. Где-нибудь далеко отсюда, в уютной гостиной, у зажженного камина, не отпуская тебя ни на секунду.

Он прижался губами к моим губам, осторожно, будто спрашивая разрешения, вовлекая меня в новый поцелуй. Неспешно-нежный и многообещающий.

***

Возвращаться в отель нам не хотелось. Пробуждающаяся дикость шторма и редкие капли дождя привлекали нас гораздо больше теплых, но скучных комнат. Мы шли по берегу, то разговаривая, то молча, то держась за руки, то избегая касаться друг друга. Вкус черники, которая, как оказалась, росла мелкими кустиками по всему побережью, таял на губах, а мы спешили получить больше: срывая новые ягоды и поцелуи. Я смотрел в светящиеся счастьем глаза Вильяма, и не мог вспомнить, когда мне в последний раз было так легко и хорошо, и было ли вообще.

Дождь усиливался, и мы решили зайти в очень кстати попавшееся нам на пути кафе. Вид у него был непривлекательный, и кроме жареной рыбы и чипсов в нем едва ли стоило что-то заказывать, но это было не важно. Мы заняли столик в глубине небольшого, тускло освещенного имитирующими свечи светильниками. Руки и взгляды то и дело соприкасались. Светлое пиво почему-то казалось гораздо крепче, чем должно было быть, а может… Да и скорее всего нас просто пьянила наша расслабленная близость. Вильям аппетитно хрустел чипсами, я рассказывал, о чем сейчас пишу, и пытался объяснить ему, что меня очень пугает скорость, с которой повесть оказывается на бумаге. Он внимательно слушал, потом боялся вместе со мной и не смешно шутил о том, бывают ли врачи, которые лечат писателей от слишком большой скорости письма. Мне было так приятно, что он по-настоящему за меня переживает. Я совсем не ждал этого, а он дарил мне именно то, что в тот момент было нужнее всего, - не искал решения этой проблемы, а сочувствовал. Потому что я ведь не хотел эту проблему решать. В глубине души, запрятанная за испугом, жила радость того, что я снова могу писать. Важно ли с какой скоростью? Важно ли, насколько это нормально? Нет.

- Знаешь, я думаю, тебе не стоит из-за этого так переживать, - сказал Вильям, чертя пальцем линию по запотевшему боку кружки с пивом. – Ты пишешь, для тебя это важно – и по моральным, и по материальным аспектам. Мне кажется, тебе просто нужно следить за тем, чтобы сильно не переутомляться и все. Сколько часов ты провел за печатной машинкой сегодня?

- Точно не скажу… Около трех, должно быть.

- И соответственно написал примерно девяносто листов, так? – я кивнул, не совсем понимая, к чему он клонит. – А обычно, ты говорил, ты пишешь по тридцать в день и это – максимум. Значит, тебе просто нужно завести будильник на час, и как только он прозвенит, заканчивать писать. Если хочешь, я могу за тобой последить.

- Даже не знаю… - ответил я. То, что он так обо мне заботился, очень льстило, но… Мне хотелось писать столько, сколько я смогу. Это было для меня слишком желанно.

- Нечего тут не знать, ты выглядишь сегодня так, как будто где-нибудь грузчиком подрабатывал, а не за печатной машинкой сидел.

- Ну если так… Хорошо, присматривай за мной, - я хитро улыбнулся ему. – Это даже как-то интригующе.

- Договорились, - одарил меня не менее интересной улыбкой Вильям. – Смотри, а мы не единственные постояльцы «Поцелуя Дождя», которые здесь проводят время, - он кивнул на барную стойку, и, посмотрев туда, я увидел, как, что-то сказав бармену, к выходу направляется Эйлин.

- А она что здесь делает?

- Наверное, тоже решила переждать дождь. Хотя я сомневаюсь, что он быстро закончится… Тебе она тоже не нравится, да?

- Да. Только не понимаю, почему. Девчонка как девчонка, - пожал плечами я и отпил из своей кружки. Думать об Эйлин сейчас мне не хотелось совсем.

- Ага… вроде ничего особенного, но какая-то она неприятная. Кстати, что за книгу она в твоем номере забыла? – Вильям подцепил кусочек рыбы и медленно разжевал его. Да, как ни странно, рыба в этой забегаловке была просто превосходная.

- «Венера в мехах», - я сделал глоток пива побольше. Воспоминания о визите Эйлин были совсем не радужными.

- Ого, - хихикнул Вильям. – Вот черт… - он снова посмотрел на стойку. – Кажется, она нас заметила и идет сюда…

Я обернулся и увидел, как девушка со светлыми волосами, достававшими до талии, действительно идет к нашему столику. Только вроде она была как-то не так одета, когда я посмотрел на нее в первый раз… Или мне просто кажется. И что это такое у нее в руках?

- Привет! – раздался уже знакомый мне голос. – Не ожидала вас двоих тут увидеть. Что, дождя испугались? Вон как льет зараза… - она остановилась возле нашего столика, чудом удерживая стопку из каких-то журналов и бумаг.

- Да, решили переждать непогоду… - начал говорить я.

Вдруг Эйлин толкнул кто-то проходивший рядом. Она попыталась удержать бумаги, но их было слишком много. С оглушающим, как мне показалось, шелестом журналы и какие-то фотографии разлетелись по нашему столику. Открытые страницы, – гордо демонстрирующие обнаженных женщин, крупные фото, всюду только тела с тонким намеком на одежду. Мужчины, женщины, цветные, черно-белые. Слишком жарко и слишком темно в глазах. Я не могу даже дышать. Не могу двинуться с места. Не могу…

Горячие ладони закрыли мне глаза.

- Том. Том, пойдем отсюда. Вставай.

Вильям. Я точно знал, что это он. По запаху, по теплу рук, по голосу.

Он помог подняться мне из-за стола, не убирая рук с моих глаз. Не позволяя мне смотреть. Он что-то говорил, а я чувствовал только его руки и прижимающееся ко мне сзади тело. Гулко бьющееся сердце. Кажется, он разговаривал с официантом, просил его вызвать такси...

Открыть глаза он мне позволил только в машине, когда мы выехали на какое-то более-менее нормально освещенное шоссе. Игнорируя водителя, он обнял меня и прошептал:

- Все уже хорошо. Все закончилось. Сейчас мы приедем в отель, уже не далеко.

Мне казалось, что я не могу говорить. Я только прижимался к нему, чувствовал, как мой страх постепенно уходит, но боялся того момента, когда мне придется Вильяма отпустить.

***

- Том, тебе бы лучше сейчас не оставаться одному, - сказал Вильям, накрывая мою ладонь своей, когда я потянулся за ключом, уже лежащим на стойке ресепшена.

Я стоял и смотрел на него. Голова беспощадно кружилась, приятное тепло ладони согревало, и я не видел в его глазах ничего, кроме искреннего беспокойства. Почему же тогда мне хочется сказать «нет»? Всего с десяток минут назад, пока мы ехали в такси, я мечтал о том, чтобы Вильям произнес такие слова, а сейчас… Мне отвратительно то, что ему опять пришлось увидеть мой приступ, хоть и снова завершившийся довольно быстро с его помощью.

- Ты вовсе не должен… - уже начал отказываться я, но Вильям приобнял меня за плечи и, забрав у меня ключ, попросил: - Если ты действительно хочешь, чтобы я сейчас ушел – так и скажи. Если тебя волнует что-то другое – давай обсудим это позже, когда ты будешь в состоянии разумно мыслить. Договорились?

Мне почему-то сразу стало легко. Так, как бывает, когда говоришь с человеком, который тебя полностью понимает, с которым слова, в общем-то, не очень-то и нужны. И я просто кивнул, и позволил ему отвести себя в свой же номер. Я не хочу быть сейчас один. Это правда.

- У тебя есть какое-нибудь снотворное или успокоительное? – спросил Вильям, повесив пальто на спинку стула и, взявшись за ворот моей куртки, попытался стянуть ее с меня. Мои руки инстинктивно вцепились в одежду.

- Не надо…

- Том, она мокрая. Нужно снять ее.

- Хорошо, - я разжал пальцы, с легким ужасом чувствуя, как на мне остается только рубашка и джинсы. Но это же Вильям, он все знает и понимает. Он не причинит мне вреда. – В чемодане – бутылочка с зеленой этикеткой.

Я устало опустился на кровать, удивляясь навалившейся на меня слабости. Наверное, я и правда слишком много пишу… Вильям вытащил из моего так еще и не разобранного до конца чемодана флакон с успокоительным:

- Оно?

- Да, - я потянулся к стоявшему на небольшом столике графину, чтобы налить воды, но руки дрожали так сильно, что пришлось оставить это Вильяму.

Резкий привкус лекарства, последние остатки вечернего света, пробиравшиеся в окно, и заботливо обнимающие меня руки. Я чувствовал, что засыпаю. И вряд ли это так быстро действовало успокоительное. Нет. Мои напряженные до предела нервы расслабляло то, что я чувствовал себя в безопасности. Рядом с Вильямом.

9.

Аромат свежезаваренного чая и чего-то еще, непонятно-вкусного… Уютная мягкость подушки и теплое, кажущееся безопасным окружение одеяла. Открыв один глаз наполовину, я увидел, стоявшего у окна Вильяма. Серый свет пасмурного утра четко обрисовывал контуры его силуэта: черные волны волос, спускавшиеся немного ниже плеч, расслабленно-просторные линии не заправленной в брюки рубашки и развязанного галстука, расстегнутые манжеты, обнажавшие запястья, длинные, изящные пальцы, державшие чашку, от которой поднимался пар. Вильям смотрел на жемчужно-белую массу густого тумана за стеклом и, как мне показалось, думал о чем-то грустном. Он забыл о своем остывающем чае, широкие брови сошлись на переносице, а глаза, почти не моргая, наблюдали то ли прошлое, то ли возможное будущее, то ли следили за течением каких-то тяжелых мыслей в его сознании. Слегка прикусив нижнюю губу, он закрыл глаза, заставив меня отметить контраст черноты ресниц и бледности скул, тяжело вздохнул и едва слышно произнес: «De akarok élni…*». Опять этот странный язык, на котором он говорил в день моего приезда. Знать бы, что это значит… Знать бы вообще, что значит каждый его поступок по отношению ко мне. Но все они непонятны также как слова этого неизвестного мне языка. Я очень хочу получить ответы на свои вопросы, но я боюсь. Боюсь того, что Вильям, сумевший за такое короткое время завладеть моими мыслями практически полностью, даст мне такие ответы, которые уничтожат все то, немногое, что каким-то таинственным образом возникло между нами.

Вильям вдруг повернул голову и пристально посмотрел на меня.

- Том, а ты ведь уже не спишь, - сказал он и поставил чашку на стол с накрытым на двоих завтраком. – Зачем ты притворяешься? – он подошел к кровати, уперся руками в высокий матрас и, потянулся было ко мне, но вдруг остановился. Зарождавшаяся в уголках его губ улыбка растаяла, он нахмурился. – Или ты… Просто ждал, пока я уйду? Тебе неприятно, что я здесь…

Он не успел договорить фразу, потому что я приподнялся, поймал его за галстук и подтащил к себе. Наши лица оказались совсем рядом.

- Не говори глупостей, - я легко коснулся его слегка приоткрытых губ. – Мне просто понравилось за тобой подсматривать, - еще одно касание, продлившееся чуть дольше. – Но я жалел, что не могу тебя коснуться. Вот так, - я провел языком по нижней губе Вильяма, тут же захватывая ее своими. Пробуя горечь крепко заваренного чая, наслаждаясь тем, как Вильям, закрыв глаза, отвечает на поцелуй.

Сонная расслабленность, окутывавшая меня полностью, постепенно исчезала под напором страстно целующих губ. Я чувствовал себя медленно, но неумолимо тающим под жаркими лучами солнца льдом. Умом я понимал, что надо бы остановиться. Но в каждом влажном касании, в каждом стремительном движении забирающегося на кровать Вильяма я ощущал его радость от только что развеянных мной сомнений, желание прикасаться ко мне, горячую жажду, сжигавшую его изнутри. И крики моего сознания казались жалкими и завистливыми.

Не сопротивляясь разгорающемуся желанию, я провел пальцами по его шее, проникая под жесткий ворот рубашки. Дальше – нельзя, но… Вильям дернулся, резко разрывая сплетение наших губ. Сел рядом со мной и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, осторожно коснулся шеи сбоку.

- Больно… - выдохнул он хрипло.

- Извини, я забыл про твою боевую рану, - с трудом рассмеялся я, преодолевая учащенное дыхание. – Давай посмотрю… - откинув одеяло, я сел, с удивлением отмечая, как сильно качнулась перед глазами комната, а левый висок пронзило короткой болью. Стараясь не обращать на все это внимания, я отодвинул руку Вильяма и заглянул под светлую ткань воротника. Царапина начиналась от нижней челюсти и тянулась до середины шеи. Уже почти полностью зажившая кожа немного треснула, и яркие капли выступили, влажно поблескивая в пасмурном свете утра. – Ничего страшного, только немного кровит опять, - мне вдруг захотелось снова прикоснуться к поврежденной коже, еще раз причинить ему эту незначительную боль, почувствовать, как он откликается на нее всем телом; и я, придвинувшись ближе, осторожно надавливая, коснулся пореза языком.

- Том… - прошептал Вильям, сорвавшись на тихий стон. Я почувствовал, как его ладонь крепко сжала мое плечо. Но он меня не оттолкнул. Только глубоко дышал, ждал продолжения. Я еще раз проследил выпускающее солено-медную жидкость место и немного отстранился, с каким-то садистским удовольствием наблюдая, как Вильям кусает покрасневшие губы, не позволяя себе издавать ни звука.

Это было слишком. Его покорность, его молчаливое разрешение делать с ним все, что мне хочется… Я опрокинул его на постель, тут же наваливаясь сверху и ловя губами удивленно-восторженный вскрик. Вильям поймал кольцо моего пирсинга губами и, словно в отместку, сильно потянул за него. Не больно, только еще сильнее раззадоривая. Я извернулся и укусил его за нижнюю губу, тут же получая свободу. Мои руки с нажимом прошлись по его груди. Вильям выгнулся мне навстречу, усиливая контакт, дразня меня искушением сорвать с него одежду. Почувствовать его тело ладонями, губами, кожей. Я не могу. Упершись руками по обе стороны от его плеч, я прижался к нему всем телом. Напряженная плоть от такого тесного соприкосновения отозвалась сладкой болью. Нет. Я зарылся лицом в его волосы, пытаясь найти спасение в их пряно-горьком запахе. Ну, почему я такой… Вильям обнял меня, прижимая к себе еще крепче, прося не останавливаться, скручивая спираль напряжения внутри меня до предела.

Я вырвался из его рук, скатился с кровати, запинаясь о собственные джинсы, которые вчера так и не сменил ни на что, более подходящее для сна. Ухватившись за попавшийся на пути стул, я вроде бы восстановил равновесие. Но только все вокруг меня кружилось с нарастающей скоростью. Вдохнуть было невозможно. Что-то увидеть – тоже. Черная, непроглядная темнота разлилась у меня перед глазами. Я отстраненно почувствовал, как мои колени касаются пола, как его холодная, гладкая поверхность оказывается под моей щекой…

***

Открыв кран, я набрал в ладони холодной воды и, наклонившись над умывальником, плеснул себе в лицо. Меня снова ощутимо шатнуло, и Вильям, стоявший рядом, тут же поддержал меня.

- Все нормально, - с трудом выговорил я. Вода нисколько не прояснила мое сознание, только разлила по телу неприятный озноб. – Извини, что уже который раз…

- Даже не думай, - перебил меня Вильям, становясь мне за спину, но, не убирая рук с моих плеч. Его ладони отдавали мне приятное тепло, и хотелось, чтобы он продолжал говорить. Что угодно, лишь бы вот так же прикасался ко мне. – Это мне извиняться надо. Но я просто не подумал… Согласись, что минут пять назад, это было довольно сложно делать, - улыбнулся он, посмотрев в зеркало и тут же отведя глаза. – И скажи мне, Том, как? Как можно? Что нужно, чтобы ты не чувствовал страха?

Я вздохнул. Упершись руками в края раковины, я посмотрел на Вильяма. Ни капли отвращения к моей ненормальности, ни намека на издевку. Просто серьезный вопрос, над которым он, по всей видимости, уже не первый раз задумался.

- Можно завязать мне глаза. Или, что еще проще погасить свет в помещении, где нет окон и каких-нибудь еще источников света, - быстро проговорил я, потому что мне это было очень неприятно. На свете живет множество людей, которым такие легкие извращения могли бы доставить удовольствие. Но мне не повезло – я к ним не имею никакого отношения. Для меня все это является вынужденной мерой, а не пикантной приправой к физической близости.

Вильям обнял меня, прижавшись щекой к моему плечу.

- Не переживай. Я теперь буду осторожным. Если понадобится – за двоих, - пообещал он, мягко улыбаясь.

Я смотрел на наши отражения. Привлекательный, очень яркий парень, обнимающий меня – бледного, невзрачного мужчину с легкой небритостью на щеках и выразительными темными кругами под глазами. И, хотя различия нашей внешности были настолько красноречивыми, вовсе не они занимали меня в тот момент. Гораздо более интересными были мои ощущения. Я, наверное, впервые со дня нашего знакомства чувствовал, что Вильям не играет; каждое его слово, жест, прикосновение, - все было искренним. А согревающий сочувствием и какой-то болезненной нежностью взгляд карих глаз, как и раньше, таинственным и необъяснимым образом успокаивал угнездившийся в моей груди страх.

- Там, на столе остывает наш завтрак. Тебе сейчас просто необходимо поесть. Пойдем? - негромко говорил Вильям, плавно ведя вниз по моим рукам.

Я, чуть прикрыв глаза, слушал его голос и наслаждался касаниями. Невозможно. Категорически невозможно, чтобы мне было так хорошо с ним рядом. Я не помню, чтобы я с кем-то чувствовал себя вот так же расслабленно и в то же время постоянно обжигался непонятно откуда возникающей страстью. Я прекрасно понимал, что сейчас веду себя как компьютер, который вот-вот зависнет – отчаянно заторможено реагирую на все, действую с ужасными промедлениями. Сьюзан как-то раз сказала мне, что в начале любых отношений я веду себя как стеснительная барышня. И это был единственный раз, когда мы с ней серьезно повздорили. Потому что она ничего не поняла. Я страдал вовсе не от застенчивости, нет, это была осторожность. Да, порой доходящая до экстремальной степени. Но у меня нет выбора. С шестнадцати лет мне приходится сначала анализировать – насколько опасным может для меня оказаться человек – а потом уже только позволять себе или не позволять заводить с ним какие-либо отношения. Иначе я бы уже давно был заперт в комнате с мягкими стенами.

А сейчас я с все нарастающим страхом понимал, что не могу как обычно все контролировать и анализировать. Я не могу сопротивляться той силе, которая тянет меня к Вильяму, хотя мой разум изо всех сил пытается сказать мне, что он – именно тот человек, от которого мне надо держаться подальше. Я все понимаю, но… Сейчас я открою глаза и мы пойдем завтракать. И я не уеду из того отеля, пока здесь Вильям. Я не могу и не буду сопротивляться всему, что я начинаю к нему чувствовать.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

«De akarok élni…*» - венгерск. - «Но я хочу жить…».

10.

Я отложил ручку. Мой взгляд отказывался отцепляться от числа, которое я написал на пока что последней странице моей рукописи. Двести пятьдесят четыре. Примерно третья часть моего стандартного романа, или половина повести. И это за… тринадцать дней. Я с громким хлопком опустил пачку листов на стол и встал со стула. Потому что меня беспокоило вовсе не то, с какой скоростью пишется моя повесть или, чем там это впоследствии станет. Странно, что так быстро, но… Это ведь прекрасно, не так ли?

А вот с эмоциями, которые неспокойно ворочаются у меня внутри уже несколько дней надо что-то делать. Чем быстрее, тем лучше. И я даже знаю, что именно.

Набросив пиджак, я быстро вышел из номера. Торопясь, чтобы не передумать, не растерять решительность и не сдаться желанию еще хоть немного побыть в неизвестности. На мой стук в дверь Вильям ответил сразу:

- Войдите, не заперто.

Он сидел на полу, опираясь спиной о кровать, и читал книгу, которую при моем появлении сразу закрыл. Название на обложке было написано на каком-то непонятном языке. Опять. Сплошные загадки. И ни одного ответа. Но я ведь еще толком и не пытался спрашивать.

- Вильям, я хотел с тобой поговорить. Серьезно, - с усилием произнес я.

- Я тебя слушаю. Что-то случилось? У тебя такой вид, как будто…

И сейчас он снова отвлечет меня, скажет что-нибудь, из-за чего я забуду все, зачем сюда пришел. Так было, когда я пытался спросить его, что значит брелок на его ключах от номера. А про свою фотографию в его телефоне я и вовсе трусливо не стал ничего выяснять. Но так нельзя, если я хочу быть ему ближе, чем сейчас.

- Я хочу, чтобы ты все мне рассказал, Вильям. Кто ты? Зачем ты здесь? Почему ты со мной? Я хочу все это знать.

Вильям положил книгу на пол и перебрался на кровать. Медленно поднял на меня глаза. Черт… Почему в них столько боли? Или я просто драматизирую и поддаюсь чарам его актерского таланта? Я ведь уже имел возможность убедиться в том, что играть Вильям умеет очень хорошо.

- Мы уже говорили об этом в день, когда познакомились, разве нет?

- Да, но я не верю тебе.

Он грустно улыбнулся и кивнул. Как будто ждал таких слов.

- Хорошо, кое в чем я соврал. Я не просто постоялец этого отеля. Скажем так, необычный постоялец. Потому что этот отель принадлежит моему отцу. И этот номер – он мой. Я всегда останавливаюсь здесь, когда мне хочется уехать из дома.

- Почему ты сразу не сказал? – я начинал чувствовать себя идиотом. Ференци. Это ведь его фамилия, которую упомянула в разговоре ресепшионистка в день моего приезда. Фамилия, которую я тысячи раз слышал по телевизору и читал в газетах, но не обратил на нее никакого внимания, потому что гостиничный бизнес меня никогда не интересовал, в отличие от парня, с которым я столкнулся в коридоре отеля, и с которым так спешил познакомиться. Как все просто, а я напридумывал себе всякого… Впрочем, он еще не ответил мне на остальные вопросы.

- У нас с отцом сложные отношения, я не люблю говорить о нем. Когда-нибудь все равно пришлось бы рассказать, но… Мне слишком нравилось проводить с тобой время, чтобы портить его эмоциями, касающимися моего отца, - Вильям поднялся на ноги и подошел ко мне. – Вот и вся правда.

Он действительно не лгал, я это видел и чувствовал. Но только это далеко не все, что мне необходимо знать.

- Нет, - я поднял руку, чтобы коснуться его, но она замерла на полпути. Не надо, не сейчас. – Ты не ответил на главный вопрос. Зачем я тебе, Вильям? – я выставил вперед ладонь, когда он хотел перебить меня, прося дать мне договорить. – У меня нет иллюзий на свой счет: я скучный писатель с отвратительной фобией и ничем не примечательной внешностью. Ты просто не мог обратить на меня внимание. Это не возможно. Зачем я тебе?

В глазах Вильяма вспыхнула злость. Он побледнел, его кожа в контрасте с черными волосами стала казаться мертвенно бледной. Губы беспомощно открывались, но он не мог ничего сказать. Он подошел ко мне вплотную, взял было в ладони мое лицо, но тут же отдернул руки:

- Том… - с непонятной не горечью почти прошептал он. – Я не… - он вцепился в воротник моего пиджака, пытаясь справиться с собой, задыхаясь от неведомых мне чувств. – Том, то, что ты подумал, это… - он опустил глаза, как будто смотреть на меня ему было невыносимо, сделал глубокий вдох и сказал: - Мне не нужны твои деньги или твоя известность, меня никто не нанимал, чтобы я попытался сблизиться с тобой. Я просто… Понимаешь, когда влюбляешься, то не думаешь, почему это происходит и зачем.

На мгновение он прижался ко мне всем телом. Я почувствовал, как он дрожит, как прерывисто дышит, как… А он вдруг отодвинулся, попятился назад и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Я стоял посреди номера «483» ошеломленный, удивленный и раздавленный услышанным. Это не может быть правдой. Но я хотел бы этого больше всего на свете. И если это все же так, то я от всей души надеюсь, что этот глупый и, как оказалось ненужный разговор не разрушит только начавших зарождаться чувств Вильяма. И моих.

***

Я нашел его на последнем этаже отеля, в комнате, полной старой мебели и каких-то коробок. Вильям сидел на краешке стола, заставленном канделябрами без свечей. Я ни за что не догадался бы заглянуть сюда, если бы дверь не была раскрыта настежь. Очень хотелось думать, что Вильям оставил ее открытой для меня, но, наверняка услышав, как я вошел, но не обернулся, не произнес ни слова. Весь его силуэт с поникшими плечами и опущенной головой словно просил: «Уходи». Но именно этого я делать и не собирался. Я и так уже достаточно глупостей натворил, чтобы сейчас совершать еще одну и позволять ему оставаться наедине с обидой.

Я подошел к столу и остановился, не зная, что сказать. Как попросить прощения за свою ставшую для меня такой естественной осторожность и недоверчивость? Все подходящие слова, будто насмехаясь над родом моей деятельности, куда-то разбежались. Я присел рядом с Вильямом и обнял за плечи, зарывшись лицом в его густые волосы.

- Прости меня, я такой идиот, - прошептал я.

Вильям попытался вырваться из моих рук, но я держал крепко, пытаясь хотя бы так показать, как сильно я в нем нуждаюсь.

- Знаешь, Том, меня однажды даже в убийстве подозревали, но ты...

- Знаю, я сделал еще хуже, - признал я. - Но... - я не знал, как объяснить ему свое поведение, я и самому себе едва мог привести разумные доводы.

- Отпусти меня, - крикнул он, и я разжал руки, позволяя ему встать со стола.

Раздраженно пройдя до дальней стены комнаты, Вильям остановился перед составленной друг на друга мебелью, укрытой светлой тканью.

- Я уеду завтра утром. Прости, что не сегодня – в машине кое-что барахлит, - он обхватил себя руками, будто пытаясь защититься от своих же слов, которые, я был уверен, для него были так же тяжелы, как и для меня.

Но тогда зачем он так? Неужели он не понимает, что я его никуда не отпущу теперь? Ну, или, по крайней мере, приложу все усилия, чтобы не отпустить. Я медленно преодолел разделявшие нас шаги.

- Не уезжай, - попросил я, остановившись у него за спиной.

Вильям резко развернулся, почти сталкиваясь со мной, вопросительно глядя на меня, как будто действительно не понимал причины моей просьбы.

- Ты мне нужен, - поспешил объяснить я.

Черты его лица смягчились. Теперь уже не злость и обида горели в глазах, а удивление. Удивление, боль, что-то еще… Если бы я только мог читать мысли. Хотя, наверное, я тогда бы не смог понять, что он чувствует. О чем думает, глядя на меня вот так умоляюще и в то же время с все ярче сияющей радостью?

Ответов у меня по-прежнему не было, но потребность в них исчезла. Мне не нужна была больше ни правда, ни ложь, ни что-то еще, кроме того, кто стоял передо мной. Я осторожно коснулся его щеки и нежно провел большим пальцем по высокой, четко очерченной скуле. От того, как Вильям закрыл глаза, наслаждаясь этим прикосновением, меня бросило в дрожь. Он перехватил мою руку за запястье, но этого было слишком мало, чтобы меня остановить, и как раз достаточно – чтобы заставить потерять над собой контроль.

У него были холодные губы, с контрастной страстью отвечавшие на мой поцелуй. Ткань, покрывавшая диван, оказалась неожиданно мягкой, когда я уперся в нее ладонями, чтобы в очередной раз склониться над тяжело дышащим Вильямом. Полная эйфория, заполнявшая до краев мое сознание, плескалась в его глазах. Почти черных в тусклом, льющемся из окна свете. Просящих о большем. Подчиняющих меня полностью и без остатка.

- Ты простишь меня?

- Это нечестно, - выдохнул Вильям, увернувшись от моих губ и снова ловя их.

- Почему?

- Потому что сейчас я могу говорить только «да», - его ладони сжали мое лицо, то ли отталкивая, то ли наоборот – не позволяя отдаляться. Слишком, все слишком, а в этой комнате нет ни намека на шторы на окнах…

- Мило, но двери надо было все же закрыть.

Мы оба вздрогнули от неожиданности. В нескольких шагах от дивана, где мы так спонтанно расположились, стояла Эйлин. Чтобы она куда-нибудь провалилась…

Но смех Вильяма растопил мою уже начавшую зарождаться злость. Мы быстро поднялись на ноги и, уже вдвоем смеясь над своеобразной ситуацией, выбежали из комнаты, оставив Эйлин в одиночестве. Мы тогда еще не понимали, что между нами изменилось. Но оба уже чувствовали это. Бежали по коридорам отеля как опьяневшие от первой влюбленности подростки весной. И нам было все равно, что за окнами осень, и что мы давно повзрослели.

Дата добавления: 2015-11-04