|
Читайте также: |
Инстинктивную ностальгию по малой группе и узкой среде родственников и товарищей, вероятно, знает каждый. Но не все знают, насколько опасной может быть попытка привить ее черты современному обществу. Гигантские масштабы общества, внутри которого мы живем, привели к созданию длинных разветвленных цепочек обмена. Миллионы людей получают информацию друг о друге и о потребностях рынка посредством системы сигналов. Братство людей-единомышленников и современное и технически оснащенное общество - два совершенно непохожие образования. Попытка смешать их, отстроить второе по модели первого ведет к весьма печальным последствиям.
Любая достаточно широкая система сотрудничества стоит перед проблемой приспособления к меняющимся внешним условиям. Смешно требовать, полагает Хайек, чтобы происходили изменения исключительно со справедливыми последствиями. Равенство или неравенство индивидов нельзя поставить в зависимость от рассуждений морализаторов. Есть множество факторов, обеспечивающих успех. Если мы всерьез руководствуемся общим интересом, то не зависти или другим инстинктам, а только рынку следует отдать право определять меру индивидуального вклада и нашего вознаграждения.
Исследуя превращения рационалистического конструктивизма и крайние формы злоупотребления разумом, в поисках альтернативных решений Хайек обращается к истории английской традиции политэкономии, Смиту, Рикардо, Мандевиллю, Гроцию, Дж. С. Миллю. Впрочем, и во времена античности такие мыслители, как Стагирит, хорошо чувствовали угрозу со стороны экстремистски настроенного разума. Обратимся к страницам, где речь идет о роли традиции и необходимости тонких концептуальных различений.
Непростая природа справедливости не раз провоцировала драматические ситуации. Каково соотношение зависящего от разума и того, что не зависит и предшествует разуму, -- такова тема аристотелевских размышлений. В "Никомаховой этике" Аристотель отмечает разницу между неправосудным действием и тем, когда терпят неправосудие. В первом случае имеют больше, во втором -- меньше. Государственное право, полагает Аристотель, имеет смысл только для свободных граждан.
Правосудие существует для тех, у кого есть закон, относящийся к ним самим, а закон нужен для судебной защиты от несправедливого действия. Поскольку есть возможность выделить себе большую долю безусловных благ и меньшую -- безусловных зол, то мы отдаем приоритет не человеку, а логосу -- букве закона. Тот страж правосудия, который знает меру справедливого равенства, не уделяет себе больше безусловного блага... поэтому его труд приносит пользу другим, и недаром говорят, что правосудность -- это чужое благо. Поэтому праведному судье следует воздать награду уважением и почестями. Те, кому этого недостаточно, становятся тиранами...
Государственное право частично естественно, а частью узаконено. Оно естественно, если повсюду имеет одинаковую силу и не зависит от признания людьми... Иные считают узаконенными все виды права, ибо природное неизменно и повсюду имеет ту же силу. Например, и здесь, и в Персии огонь обжигает. Однако нее видят, что представления о справедливом со временем меняются... все же одно существует от природы, другое -- не от природы...
Те правовые установления, которые основаны на договоре и взаимной выгоде, можно уподобить мерам; в самом деле, меры для вина и хлеба не везде равны: у скупщиков они больше, у розничных торговцев -- меньше. Так и человеческие правовые установления не во всем тождественны... Каждое положение права или закона есть как бы общее по отношению к частному, ибо поступки многообразны, а положение -- как общее -- всякий раз одно и то же ("Никомахова этика", 1134).
Культуру, полагал Хайек, нельзя считать ни естественным продуктом, ни искусственным образованием: она не передается генетически и не создается рациональным образом. Не совсем правы те, кто заявляет, что разумный человек создал культуру, но и то, что культура создавала разум, также недостаточно верно. Скорее всего, в соревновательном процессе формировались и разум, и культура, а не последовательно одно за другим. Постепенно люди осознавали, что разумнее ассоциироваться на основе системы правил поведения. Она надежнее, чем меняющийся образ мыслей по поводу окружающего мира. Разум, таким образом, точнее рассматривать как орган приспособления к среде, чем инструмент проектирования культуры. Конфликтность современного мира Хайек склонен связывать с невротической тягой к ускорению и переменам там, где на деле все перемены жестко ограничены традицией, а традиции, как известно, не выбирают.
Мы часто повторяем, что все естественное не безобразно. Так ли это? В рамках Большого общества далеко не все естественное -- благо. Добропорядочным человека делает не природа и не разум, а традиция. Именно ограничения, накладываемые традицией, сделали возможной цивилизацию. Эволюция постепенно смягчила и ослабила запреты, правила поведения мало-помалу утратили характер предписаний и приобрели черты защиты индивидуальной свободы. Терпимость к чужеземцам, признание границ частной собственности, принцип ненарушения договорных обязательств -- все это черты кодекса абстрактных правил поведения как основы традиции, противоположной устоям первобытного племени охотников с принципом дележа минимальных ресурсов по потребностям.
Новая стратификация правил поведения отразила эволюционный переход от модели тесного общежития -- face-to-face society -- к модели открытого общества, основанного на имперсональной коммуникации. Непрямое общение, опосредуемое сложной многоканальной системой сигналов, и есть рыночная экономика. Ошибаются, по мнению Хайека, те, кто полагает, что рынок можно сконструировать. Без культурной эволюции, опосредующей инстинкты и навыки рационального планирования, нет главного для реализации поставленной цели. Человек приспособился к новым правилам поведения не в силу своей интеллигентности. Он стал интеллигентным благодаря тому, что сумел подчиниться новым правилам поведения. Таков корректирующий подход Хайека.
Таким образом, важно понять, что язык, мораль, право и денежная система являются продуктом спонтанного роста. Организованные силы рыночной экономики и исправно работающих правовых и судебных органов при непрекращающейся поддержке моральных традиций и озвучивающих все элементы языка -- в этом источник стабильности Большого общества.
Примитивному человеку незнакома свобода. Свобода, по Хайеку, есть артефакт цивилизации. Именно культурный процесс и эволюция цивилизации связали свободу с самодисциплиной. Свободу мы обретаем вместе с неотделимыми от нее узами. Если каждым правит каприз, то кто может почувствовать себя свободным? - вопрошал Локк. Не причастность общим целям, какими возвышенными бы они ни были, а добровольное подчинение абстрактным правилам делает нас членами Большого общества.
Мы никогда не были и не будем изобретателями той или иной экономической системы. Мы просто недостаточно умны для этого. Противоположная точка зрения, дерзко претендующая на создание рациональной системы ведения дел на антирыночной основе, должна прежде дать четкий ответ, как прокормить все имеющееся народонаселение мира.
В самом деле, -- отмечает французский историк Башляр, -- только благодаря политической анархии стала возможна экспансия капитализма с его reason d'etre. Неотделимость феномена индивидуальной свободы от принципа частной собственности прекрасно понимали еще древние греки, несмотря на возражения Платона. Последователи Августина, Руссо, Маркса и Фрейда редко задумываются, что высокая мораль, от имени которой они порицают пороки капитализма -- не что иное, как плод эволюции все той же рыночной экономики. Не будь ее завоеваний, у них не было бы ни малейшей возможности выносить свои сентенции от имени эгалитаризма.
Традиция не есть нечто постоянное и неизменное. Это живой процесс, направляемый не разумом, а успехом. Констатация изменчивости традиции не означает автоматически, что нам дано ее менять. Культурная селекция не есть рациональный процесс. Будучи спонтанным процессом, она создает и оттачивает разум. По-настоящему понимающий свои границы разум всегда признает, что, даже плохо понимая механизмы безличной координации свободной деятельности, лучшим он все же обязан вековой традиции, т. е. тому, что не является предметом выбора. Соблюдение абстрактных правил поведения должно стать глубоко внутренним чувством, ибо благодаря ему мы можем рассчитывать на уважение окружающих. Спонтанную эволюцию Хайек называет необходимым условием прогресса. Такой прогресс не поддается планированию и дозированию. Мы можем лишь создавать более или менее благоприятные условия для его хода. Маркс, заговоривший о хаосе капиталистического производства, взял на себя роль пророка и творца новой модели. Его трудовая теория стоимости (цена продукта определяется количеством затраченного на его производство труда и времени, исходя из прошлых показателей) полная противоположность пониманию рыночных цен как системы сигналов. С иллюзией, что производством можно управлять из одного центра, оказалась связана другая опасная идея -- что реально существует принцип справедливого распределения общественного продукта. Принцип равенства перед законом социалисты заменили эгалитаристской трактовкой принципа распределения. Тем самым была устранена сама основа индивидуальной свободы самореализации, необходимого условия принятия обдуманных решении. Остались одни команды и интересы тех, кто отдает распоряжения. Институты, ориентированные на обслуживание групповых интересов, реализовывали модель социализма ценой разрушения моральных ценностей. Мораль предполагает преимущественное стремление к тому, что представляется лучшим, т. е. определенную селекцию ценностей. Если культура основана на групповой селекции, а не на индивидуальном выборе и личной ответственности, то тем самым дальнейшая эволюция общества на основе саморегуляции блокирована. Принцип неограниченной демократии -- "это ничья ошибка" и "незаменимых нет".
Но не только порочная практика социализма повинна в демонтаже незаместимых ценностей, связанных с традицией. Радикальной деструкции ценностей способствовала научная мысль, вернее, интеллектуальные ошибки. Логический позитивизм доказывал эмотивный характер моральных ценностей, забывая, что и наши эмоции не есть нечто случайное, что их селекцию веками осуществлял процесс культурной и биологической эволюции. Последователи Фрейда и сегодня уверяют, что биологические импульсы, будучи природными, не затронутыми порчей цивилизации, оптимальны, а мораль по сути репрессивна. Разрушительные последствия такой атаки на саму основу цивилизации, похоже, осознавал на склоне лет даже сам творец психоанализа. Установка на естественные инстинкты обернулась призывом к дикой разнузданности и изуверству. Контркультура из невинной идеи стремительно вырастала в реальность, чему немало способствовала система пермиссивного воспитания. Так терроризм получил карт-бланш, своего рода теоретическое обоснование. Что ждать от поколения, воспитатели которого последние пятьдесят лет публично декларировали себя убежденными имморалистами?
Главная из пока неосознанных ошибок, полагает Хайек, -- мнение, что мы можем больше, чем мы реально делаем. На деле истинные победы разума, как показала история, значительно скромнее, чем всегда хотелось думать. Это означает, что в будущем для разумного обоснования новых социальных институтов на основе понимающего свои границы интеллекта работы - непочатый край. Одна из задач -- культурная ортодоксия: защитить свободу как основание цивилизации, т. е. того, что обеспечивает саму нашу способность рационально мыслить.
Практическое условие политической свободы - демократия, очищенная от предрассудков и деформаций. Вернемся к Аристотелю, мысли которого глубоки, а потому весьма актуальны. Перевертыша демократии он описывает следующим образом.
Пятый вид демократии: верховная власть принадлежит не закону, а необразованному народу. Достигается это с помощью демагогов. Там, где все решает закон, демагогам нет места, там на первом месте стоят лучшие граждане. Но там, где верховная власть основана не на законах, появляются демагоги. Народ становится единодержавным, как составленная из многих единица: верховная власть принадлежит не каждому в отдельности, а всем вместе. Этот вид многовластия имел в виду Гомер... В этом случае простой народ стремится управлять по-монаршему, и поскольку закон им не управляет, то он становится деспотом (почему льстецы у него в почете)... крайняя демократия и тирания поступают деспотически с лучшими гражданами... Выходит так, что демагоги становятся всесильными из-за сосредоточения верховной власти в руках толпы, с мнениями которой они играют, ибо они умеют подчинить себе народную массу. Обвиняя поочередно должностных лиц, они затем говорят, что последних должен судить народ, и толпа охотно принимает обвинения... Там, где отсутствует власть закона, нет и государственного устройства. Закон должен властвовать над всеми; должностным лицам и народному собранию следует предоставить только обсуждение частных вопросов ("Политика", 1292).
Если вредно людям с неодинаковыми телесными свойствами питаться одной и той же пищей и носить одну одежду, то так же обстоит дело и с почетными правами. Одинаково вредно неравенство среди равных. Справедливость требует, чтобы все равные властвовали в той же мере, в какой они подчиняются, чтобы каждый поочередно то повелевал, то подчинялся. Здесь мы имеем дело с законом, ибо порядок и есть закон. Поэтому предпочтительнее, чтобы властвовал закон, а не кто-то из граждан. Даже если будет признано, чтобы власть отдать лучшим, то следует назначить этих последних стражами закона и его слугами... На то замечание, что закон, по-видимому, не в состоянии предусмотреть все возможные случаи, можно возразить, что и человеку не дано их предугадать. Все же закон, надлежащим образом воспитавший должностных лиц, дает им возможность справедливо с'удить и решать. Он позволяет им вносить в него поправки, если опыт покажет, если они содействуют улучшению существующих установлений. Итак, кто требует, чтобы властвовал закон, требует, чтобы властвовало только божество и разум. А кто требует, чтобы властвовал человек, привносит в это животное начало, ибо страсть есть нечто животное и гнев совращает с истинного пути правителей, хотя бы они и наилучшие. Напротив, закон -- это свободный от безотчетных страстей разум... Например, больные врачи зовут к себе других врачей, ибо они не в состоянии судить об истине, когда дело касается их самих, подверженных страстям. Таким образом, ясно, что ищущий справедливости ищет чего-то беспристрастного, а закон и есть это беспристрастное ("Политика", 1292).
Всякий ремесленник, ткач или кораблестроитель сначала ищет материал, пригодный для его работы. Чем лучшего качества будет этот материал, тем прекраснее будут его произведения. Так и государственному деятелю нужен соответствующий и пригодный материал... возникает вопрос, как велико может быть количество граждан и какие они должны иметь природные характеристики, какого размера территория и каковы ее свойства... Величину государства часто измеряют количеством его населения; но скорее нужно обращать внимание не на количество, а на возможности. Ведь у государства есть свои задачи, а потому самым богатым будет то, которое сможет выполнить свои задачи наилучшим образом...
Опыт подсказывает, как трудно, чтобы не сказать невозможно, перенаселенному государству управляться хорошими чаконами. Хорошо управляемые государства не допускают чрезмерного увеличения народонаселения. Это объяснимо и логически, ведь закон есть некий порядок. Правозаконие есть хороший порядок, а чрезмерно большое количество не допускает порядка. Этого не терпит божественная сила, скрепляющая единство во вселенной (oikoymenen)... Государство с чрезмерно большим населением в отношении удовлетворения насущных потребностей, возможно, и преуспевает, но оно скорее племенное образование, чем государственное... Задача властвующих -- давать распоряжения и выносить судебные решения. Чтобы выносить решения по справедливости и распределять должности по достоинству, граждане непременно должны знать друг друга -- какими качествами кто обладает. Где этого нет, там с замещением должностей и судебным разбирательством дела обстоят плохо. Ведь необдуманные действия всегда несправедливы, а это неизбежно в толчее, где есть смешение масс... Так что возможно большее население должно быть легко обозримым и соответствовать порядку и самому себе ("Политика", 1326).
Суммируя аргументы Хайека, можно, упуская детали, подчеркнуть три условия сохранения свободы.
Остается добавить, что для более детального знакомства с идеями Хайека читатель может обратиться к работам: The Road to Serfdom, 1944; Individualism and Economic Order, 1948; The Counter-Revolution of Science: Studies on the Abuse of Reason, 1952; The Sensory Order: An Inquiry into the Foundations of Theoretical Psychology, 1952; The Political Ideal of the Rule of Law, 1955; The Constitution of Liberty, 1960; Law, Legislation and Liberty: A New Statement of the Liberal Principles of Justice and Political Economy, vol. I Rules and Order, 1973; vol. II The Mirage of Social Justice, 1976; vol. III The Political Order of a free People, 1979; The Fatal Conceit: The Errors of Socialism, 1988. Фрагменты из этих работ вошли в антологию, предлагаемую читателю.
Предисловие
1. Не существует ни классов, ни общества как таковых, есть только индивиды.
Социальные науки (социология, экономика, историография, антропология и т. п.) имеют дело с коллективными понятиями, как государство, нация, партия, революция, капитализм, общество и т. д. Два крупных направления мысли отражают коллективистскую традицию интерпретации таких понятий и индивидуалистскую традицию. Коллективисты (Сен-Симон, Конт, Гегель, Маркс, неомарксисты, структуралисты) утверждают, что коллективистским понятиям соответствует некая определенная реальность, автономная и независимая от людей; общество, партии, классы в качестве реальных образований лепят индивидов, а ученый обязан искать и описывать законы развития этих субстанций.
Сторонники методологического индивидуализма (А. Смит, Д. Юм, К. Поппер, Хайек, ближе к нам -- Р. Будон) утверждают, что коллективным понятиям не соответствует никакая специфическая реальность, Классов, обществ, партий, ни даже вооруженных сил не существует. Есть только индивиды. Только индивиды думают и действуют. В этом состоит теоретическое ядро методологического индивидуализма.
2. Коллективисты овеществляют понятия.
Широкая распространенность и укорененность коллективизма объясняется тем фактом, что терминам "общество" или "экономика" соответствуют якобы конкретно существующие "предметы". Факт, что все говорят о нации, капитализме и т. п., заставляет верить, что при изучении таких феноменов следует вести себя так же, как в отношении скалы или какого-то животного. Хайек замечает, что ошибка такого коллективистского подхода состоит в неразличении и смешении фактов и весьма приблизительных теорий, сконструированных наивным человеческим умом в качестве моделей для объяснения наблюдаемых феноменов. Другими словами, коллективисты опредмечивают понятия, смешивают их с вещами. Еще более грубая ошибка -- трактовать как факты то, что на деле -- всего лишь расплывчатые популярные теории.
3. Данные социальных наук суть сознательные действия индивидов.
Существуют только индивиды, обладающие идеями и действующие на основе этих идей. Именно верования и поступки людей важны для первого толчка в социальных исследованиях. Конкретная реальность в виде индивидуальных идей и действий сообщает социальным наукам эмпирическую соотнесенность, благодаря чему у нас есть непосредственные сведения. Различные типы верований и поведения образуют элементы, из которых мы конструируем возможные межличностные структуры, отмечает Хайек.
Верования и поступки, различные модальности сознательных действии представляют собой так называемые данные социальных наук. В этом состоит первое отличие социальных наук от психологии. То, что для социолога является фактическими данными, для психолога -- предмет исследования. Это означает, что социальные науки не ставят задачу объяснить сознательные действия, такая задача характерна для психологии.
Отделенная от психологии задача социальных наук не состоит также в описании природы и объяснении генезиса изменений коллективных образовании, ошибочно считающихся независимыми и автономными. Нельзя исследовать несуществующее. Есть только индивиды. Сознательное действие -- изначальный момент социального исследования. Именно с поступков следует начинать, если мы хотим понять генезис и причину изменений социальных институтов и событий.
4. Природа и происхождение конструктивизма.
Традиционно теории с глубокими корнями утверждают, что все институты и любые социальные события должны проистекать из интенциональных действий и разработанных людьми проектов. Такую теорию Хайек называет конструктивизмом, или сциентизмом. Рационалистический конструктивизм, по Хайеку, есть теория, согласно которой человек, создавший общество и цивилизацию, должен обладать силой по собственному усмотрению менять их так, чтобы они лучше удовлетворяли его желаниям. Картезианский рационализм дал начало всем современным формам конструктивизма. Этот безрассудный возраст разума и Просвещения, по выражению Хайека, престижным выражением которого стала Ecole Polytechnique, заразил все социалистическое движение и разные области психиатрии и психологии.
5. Исключительная миссия социальных наук.
Даже интуитивная убежденность не спасает конструктивизм от поражения в качестве ошибочной теории. Основание ошибочности состоит в том, что интенциональные действия людей необходимым образом влекут за собой неинтенциональные, т. е. неожиданные последствия. Карл Менгер, основатель австрийской школы экономики, доказал, что такие основополагающие институты, как язык, деньги, государство, рынок и т. п., развиваются органическим путем, ненамеренным образом, помимо человеческих проектов, придуманных и затем реализованных. Именно Менгер утверждал, что анализ непланируемых следствий из сознательных действий людей образует главную задачу теоретических социальных наук. Хайек воспринял учения Менгера, Смита, Фергюсона, Юма. Вписав их в широко разработанную эволюционистскую перспективу, он пришел к выводу, что исключительная задача социальных наук состоит в анализе неожиданных следствий из планируемых действий. Именно в этом он находит автономию социологии и отличие от психологии.
Если бы все социальные институты были результатом интенциональных проектов, у социальных наук не было бы никаких проблем. Все их можно было бы редуцировать к психологии, понятой как изучение желаний и амбиций, т. е. индивидуальных интенций. Однако намеренные действия индивидов с бесконечными последствиями и такими же бесконечными каузальными цепочками неостановимо циркулирующей информации приводят к неожиданным эффектам, изучение чего не под силу психологии. Если бы у социальных феноменов не было другого, неинтенционального порядка событий, подчеркивает Хайек, то для теоретического исследования не было бы места. Все свелось бы к проблемам психологии. Только в той мере, в какой определенный тип порядка вырисовывается как результат отдельных поступков, его неожиданный аспект становится проблемой теоретического объяснения.
6. Наши познания остаются частичными и опровергаемыми.
Социальные события, традиции и институты, следовательно, мы толкуем в духе методологии индивидуализма. Только люди существуют, только индивиды думают и действуют на основе собственных убеждений. Человеческие познания, даже самые прочные убеждения остаются фальсифицируемыми и частными, ибо относятся не к тотальности вещи или события, а к отдельному аспекту или кусочку реальности.
7. Тема дисперсии знаний в особых обстоятельствах времени и места.
Факт разрозненности, или диффузии знаний, исключает предположение о том, что экономику наций или государств можно планировать сверху, из какого-нибудь единого центра. Претензия основана на том, что научные знания могут находиться в собственности осуществляющей планирование власти.
Планирование есть наследие научного конструктивизма, и как таковое оно невыполнимо. Наше познание фаллибельно и частично. Знания, имеющиеся в нашем распоряжении, ничего не говорят о будущих знаниях. Наши действия и наши планы влекут за собой неинтенциональные последствия. Более того, есть гигантский комплекс сугубо ненаучных сведений, которые, будучи таковыми, все-таки необходимы для решения различных проблем, их носители - миллионы людей.
8. Ненаучные познания все-таки необходимы для решения конкретных проблем.
То, что научность венчает знание, не значит, что нет другого вида знаний. Рефлексия показывает, что несомненно есть корпус важных знаний, хотя и не организованных между собой. Я имею в виду особые знания о времени и месте. Именно относительно такого типа познаний каждый индивид имеет преимущества перед другими, ведь только уникальные знания можно использовать с выгодой. При том условии, что решения по поводу таких особых обстоятельств будут приниматься при его активном участии. Здесь уместно вспомнить, что огромная часть нашей профессиональной жизни уходит именно на то, чтобы изучить специфические условия работы: узнавание людей, локальных условий, особых обстоятельств. Знать и уметь подключить пока неиспользованные механизмы тех, кто данное задание сможет исполнить лучше других, крайне полезно.
9. Когда невежество -- основа нашей свободы.
Политическая экономия и в разделе проектирования экономической системы сталкивается с проблемой, как лучше использовать познания, рассеянные среди различных умов. Другими словами, решение конкретных проблем по необходимости принадлежит тому, кто действует в данном месте и пространстве. Таким образом, основа нашей свободы -- невежество. Мы подвержены ошибкам, наши познания остаются фальсифицируемыми. Мы ошибаемся там, где, казалось бы, все знаем. Кроме того, наше невежество состоит в том, что мы и не подозреваем, насколько бесконечен мир и все в этом мире. Исправное функционирование системы невозможно, если нет сознательно действующих людей, свобода не просто желательна -- она необходима. В основе работы сложной системы лежит акт осознания того, что только использование индивидуальных сведений и конкретных особенностей ситуации гарантирует успешность действий и системы в целом.
Разделение труда, характерное для свободного общества, может использовать и задействовать такое множество сведений, какое и не снилось самому мудрому из правителей. Ценность индивидуальной свободы состоит именно в общем признании невозможности знать все для реализации наших целей и безопасности. Свобода отдает важное место непредвиденному и непредсказуемому, а ведь неожиданность часто дает нам случай достичь определенно поставленную цель. Поскольку индивид редко знает, кому и как лучше удастся решить задачу, лишь независимые усилия многих показывают результат. Следовательно, конкуренция приводит к открытию. Либерал целиком и полностью принимает принцип конкуренции, и это отличает его от консерватора.
10. Либералы-эволюционисты и либералы-конструктивисты.
Что касается либерализма, то Хайек выделял английскую традицию классического эволюционизма, отличную от континентального конструктивизма просветителей. Локк заложил основу теории вигов (whig), доктрину правления, чьи властные полномочия ограничены законами универсального значения и суровыми принудительными мерами исполнительной власти. Теоретический фундамент уточняли впоследствии шотландцы Дэвид Юм, Адам Смит и др. Юм разработал либеральную теорию права, а на материале своей "Истории Англии" (1754--1762) проиллюстрировал значение и роль закона, что способствовало распространению либеральной теории далеко за пределами британских островов. С другой стороны, идею спонтанного самопорождения социального порядка предложил Адам Смит в работе "Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nation" (1774), с нее берет начало современный либерализм. Недоверие к любому произволу авторитарной власти, снабженное соответствующим механизмом принудительного исполнения, стало истинной причиной британского экономического процветания.
В противовес традиции вигов в защиту законопослушного правления на основе эволюционизма существовала традиция либерального конструктивизма, пытавшаяся заново отстроить общество по законам разума. Ее представляют картезианский рационализм, философия Гоббса и, особенным образом, французские просветители. Вольтер и Руссо стояли у истоков движения либерализма конструктивистского типа, кульминацией которого, полагает Хайек, стала Великая французская революция. В его основе не было какой-то особой политической концепции, скорее ядром была умственная установка устранить любой предрассудок, как и все, что не подлежит рациональным обоснованиям, будь то священники или монархи. Спиноза, например, считал свободным того, кто подчиняется только голосу разума.
У этих двух течений было немало общих слов, например, все говорили о свободе мысли и свободе печати. Однако основные понятия -- свобода и равенство -- понимались совершенно различным образом. Так, высшую ценность английская традиция приписывала индивидуальной свободе, а закон трактовала как защиту от произвола. Континентальная традиция отстаивала право каждой группы на собственную форму правления. Эта установка привела к сращению идеи освобождения с борьбой за демократию. Центральная проблема английского либерализма была решительно иная.
11. Почему истинный либерал не может быть консерватором.
В основном поведение консерватора, полагает Хайек, характеризуется боязнью перемен, всего нового как такового. Мужественное доверие ко всему новому, готовность принять иное направление событий, даже если неизвестно, куда они могут завести, это характеризует либерала. В либеральной перспективе политик доверяет силам рыночной саморегуляции, хотя и не знает, каким способом новые условия установят равновесие. Напротив, консерватор уверен, что переменами должна руководить высшая власть, что дисциплина -- прежде всего. Отсюда две характеристики консерватизма: страстное желание власти и хроническое непонимание природы экономических сил. Консерватор не признает спонтанного развития, понимает порядок как результат властного надзора и закручивания гаек. Консерватора не заботят границы властных органов, он боится лишь одного -- угрозы ослабления власти. Такой способ мышления и поведения исключает свободу и ее гарантии. Как социалисты, так и консерваторы озабочены проблемой контроля, и почему-то те и другие уверены в своем праве навязывать другим свои ценности. Именно поэтому консерваторы образуют главную угрозу для Открытого общества, ибо делают невозможным мирное сосуществование различных ценностных систем, любые задачи решают силой принуждения. Принимать концепцию Открытого общества означает быть терпимым ко многому из того, что не нравится. Для либерала типично, что моральные убеждения, связанные с вопросами поведения в частной сфере, не могут оправдывать принуждения. Это отличает либералов от социалистов и консерваторов.
Кризис современной демократии Хайек объясняет тем, что возобладала позиция ничем не ограниченной правоты большинства. Он отвергает не демократию, а любую форму власти, потерявшей ощущение собственных границ. Преимущества демократических методов мирного преобразования настолько очевидны, что я не могу симпатизировать консерваторам, -- писал Хайек, -- однако, существо вопроса не в том, кто правит, а в том, на какие именно действия уполномочена власть. љ
Консерватор наследует сиюминутный идейный багаж, либерал верит в силу идей, укорененных в седой далекой старине. Упрямый человек избегает дискуссий, он верит только в правоту слов начальства. Он отвергает хорошо обоснованные идеи, ибо ему не по нраву некоторые из последствий. Причины нашего отказа от идеи должны быть разумными, в противном случае мы впадаем в обскурантизм. Даже если б можно было доказать, что наши моральные убеждения зависят от фактических предпосылок, то и в случае опровержения фактов совсем не морально продолжать защищать убеждения, отвергая очевидные факты.
Но не только новое и незнакомое чуждо консерваторам. Они доходят до крайних форм зоологического национализма, который нередко становится мостом между консерватизмом и коллективизмом. Иногда помогает и вполне искренняя привязанность к национальным традициям. Не следует удивляться и тому, что национализм легко уживается с империализмом. Чем больше мы не любим новостей, тем больше нас тянет обучать "цивилизованному поведению" других. При этом чаще всего взывают к действенности правительства.
12. Терпимость не означает отсутствие религиозной веры.
Один не хочет перемен и доволен настоящим, другой видит в научном прогрессе постепенное решение многих реальных проблем. Консерватор ищет способов блокировать порыв к новому, либерал защищает конкуренцию ради открытия новых инициатив. Однако терпимость для либерала неравнозначна отсутствию религиозной веры. Хайек порицает воинствующий антиклерикализм просветителей и социалистов. Для либерала духовное и светское -- сферы, не подлежащие смешению. Какой бы ни была его вера, он никогда не навязывает ее другим.
13. Цены в коммуникативной системе координации потоков информации.
Децентрализация решений улучшает способ использования рассеянных между людьми знаний. В такой ситуации цены координируют множество действий несвязанных между собой людей. Система цен -- самый стремительный способ передачи любой информации. Цены указывают не как, а что именно следует делать. Рыночный механизм показывает, какие из потребностей не удовлетворены, каких товаров мало и какова ценность тех или иных продуктов. В этом суть конкуренции.
14. Кто владеет средствами, тот устанавливает цели.
Рыночная экономика, основанная на частной собственности на средства производства, создает материальное изобилие. Это основа политической свободы. Нет свободы печати, если типографии под контролем государства. Нет свободы передвижения в условиях монопольного владения транспортными средствами.
Частная собственность -- важный гарант свободы не только для владельцев, но -- и в не меньшей степени -- для тех, кто ничем не владеет. Пока контроль за средствами производства поделен между многими агентами, действующими независимо один от другого, ни у кого нет абсолютной власти над всеми нами. Стоит позволить сконцентрировать средства производства в одних руках, как все мы окажемся под контролем.
15. Рыночная экономика и право живут и умирают вместе.
Без экономической свободы нет свободы политической, нет никаких прав. Именно по этой причине фашисты, нацисты и коммунисты прибирают к рукам средства производства и всеми способами стремятся контролировать собственность граждан. Гулаги и другие немыслимые эксперименты над человеческим достоинством были изобретены и проведены ими, чтобы вырвать корни нашей цивилизации. В книге "Пагубная самонадеянность", своеобразном интеллектуальном и моральном завещании, Хайек отмечает зависимость цивилизации от так называемого расширенного порядка человеческой кооперации, который совсем неверно называют капитализмом. Моральные принципы капитализма Юм назвал тремя основными законами человеческой природы:
Рост народонаселения и благосостояния людей стал возможен в силу того, что сложный эволюционный процесс отбора научил их неосознанно следовать этим закономерностям.
16. Социалисты, жертвы пагубной самонадеянности, хотят знать больше, чем это возможно.
Колоссальная ошибка социалистов с трагическими последствиями -- завистливая ненависть к частной собственности, трактуемой как источник всех зол. Социализм делает ненужным и невозможным экономический расчет. Централизованное планирование в принципе невыполнимо, ибо, как мы уже знаем, конкретные сведения об обстоятельствах места и времени разрозненны, и полной информации о них нет и не может быть. Исследования показывают, что традиционно люди следуют спонтанно складывающемуся рыночному порядку конкуренции. Этот порядок никак не отвечает социалистским претензиям сконструировать рациональные каноны экономики. Игры в конструкции приводят социалистов к фатальному концу. Упрямство или даже благородные идеалы не спасают их от печального финала, ибо они покушаются на моральные традиции цивилизации.
17. Абстрактные правила поведения, спонтанно сложившиеся в модели Открытого общества.
Никем не навязанные абстрактные правила поведения веками складывались и усваивались людьми в качестве необходимых для успешной деятельности: честность, договор, обмен, торговля, конкуренция, заработок, неприкосновенность частной собственности. Речь идет о законах.
общества огромных размеров, где сведены к минимуму контакты лицо в лицо, типичные для небольших групп. Закон честного исполнения договора и набор запретов пришел на смену племенной этике инстинктивных реакций. Мы ненавидим многие из этих запретов и все-таки подчиняемся, ибо они не нами выбраны. Скорее, эти запреты когда-то выбрали нас и помогли нам выжить. Такие правила поведения, как личная ответственность и частная собственность, стали распространенными не потому, что люди научились рассчитывать эффективность, а в силу того, что сами правила делали начинания этих групп людей более успешными, что привлекало и другие племена и народы.
18. Капитализм создал пролетариат.
Социализм, подчеркивает Хайек, угрожает не только нынешнему жизненному стандарту, но и самой жизни большей части населения. Следовать морали социалистов означает способствовать разрушению большей части человеческого рода и обнищанию оставшейся его части. Ведь никакой другой порядок, кроме рыночной экономики, не в состоянии прокормить нынешнее население мира. Именно капитализм дал миллионам людей саму возможность жить. Если люди чувствуют себя ущемленными пролетариями, если политики в поисках согласия указывают на недопустимость эксплуатации, то это лишь доказывает факт, что большая часть рабочего класса Запада обязана своим существованием продвинутости общества, в котором живут. Расчет в терминах рыночных цен есть расчет в категориях жизни. Люди отдают себе отчет, благодаря чему их стало много и почему они хотят лучше жить.
19. Мы можем иметь свободный парламент или Свободный народ.
Раздавленная правой и левой диктатурой, свобода оказалась в опасности, ибо люди утратили понимание разницы между законом и установлениями. Есть внутренний, образованный эволюционным путем порядок самоорганизации -- cosmos, с одной стороны, и искусственно сконструированный порядок -- taxis, с другой.
Все больше интеллигентных людей теряют веру в демократические идеалы, ибо демократия вырождается в диктатуру большинства, ощущающего свою вседозволенность. В действительности верховенство закона и власть парламента, не желающего считаться с собственными границами, несовместимы друг с другом. Всемогущий парламент умерщвляет индивидуальную свободу. Парламентское большинство уничтожает право людей действовать по собственному усмотрению. Либо свободный парламент, либо свободный народ, одно из двух - таков выбор.
Народ сохранит свободу при условии владычества закона над всеми, в том числе правительством. Абстрактные нормы поведения, плод спонтанного развития без определенной цели, образуют порядок, при котором люди могут осуществить собственные цели. Вспомним, что под частной собственностью Локк понимал не только деньги и материальные предметы, но также жизнь и свободу. По Хайеку, собственность -- единственное средство соединить индивидуальную свободу с бесконфликтностью. Закон, свобода и собственность - вот неразъединимая триада. Именно Открытое общество делает эффективными, а не только возможными эти основные законы, названные Юмом: стабильность собственности, передача по договору и верность данным обещаниям.
20. Законодательное собрание и управление.
Чтобы гарантировать личную свободу, необходимо сознавать и удерживать дистинкцию понятий nomos и taxis, закона и частных установлений. Разделение властей предполагает, что одна ветвь издает законы в узком смысле, другая собственными средствами управляет. Такова модель демократии, действующей посредством двух независимых организмов -- законодательного собрания и исполнительного комитета.
Законодательную власть не должны беспокоить частные потребности особых групп. Ее задача -- принимать и по необходимости менять известные нормы поведения с целью содействия ненарушимости личной свободы. Она также пересматривает частное право, включая моменты коммерческого и уголовного права, дает правовую санкцию принципам налогообложения, нормам безопасности и гигиены, включая регламентацию качества продукции в общих интересах, создавать условия для нормальной конкурентной работы рынка. Исполнительной власти соответствует парламент. Периодически избираемые парламентарии образуют исполнительные комитеты и следят за законосообразностью деятельности групп общества.
21. Как избирается законодательное собрание.
В исполнительной власти должны воплощаться частные интересы граждан, организованных в партии, дающих в итоге парламентское большинство. Законодательная власть отражает не интересы той или иной группы людей, а скорее тип поведения (неважно, ошибочный или нет). Это не инструмент достижения частных целей, а постоянная норма, не зависящая от групп и их членов. Для работы в законодательном собрании нужны на длительный срок, например до 15 лет, достаточно зрелые люди, которых не должны волновать перевыборы, партийные склоки и рыночный спрос. Они обязаны обеспечить непрерывное действие закона наподобие светских судей. Для выполнения такой миссии нужны люди с безукоризненной репутацией в профессиональном и личном плане. Во избежание возрастного дисбаланса в пользу пожилых людей в собрании уместно применять древний принцип, согласно которому для каждой группы людей есть свой представитель соответствующего возраста.
22. Государственные функции и солидарность самых слабых.
Апелляция к социальной справедливости особенно в чести у ораторов, мы и не замечаем, как это понятие становится двойником другого -- дистрибутивной справедливости. Однако, отмечает Хайек, при такой подмене понятие справедливости не имеет никакого смысла в сфере рыночной экономики. В самом деле, где никто не распределяет, нет никакой распределительной справедливости.
Это не означает, что экономисты типа Хайека слепы и глухи к страданиям слабых, что они желают, чтобы государство работало на победителей. Именно проблеме защиты самых слабых Хайек посвятил свою работу "Законы, установления и свобода". Требовать уважения к закону, защита от внешних врагов, от стихийных бедствий, поддержание внешних связей - это область деятельности государства. Тем не менее, подчеркивает Хайек, есть особая группа риска и связанных с ней забот для государства. Она появилась сравнительно недавно вследствие развития мобильного Открытого общества и распада местных социальных связей. Речь идет о детях, стариках, больных, инвалидах и др. Находящиеся в верхних стратах общества могут и должны помочь этим людям. Общество с логикой развитого рынка оказывает помощь в качестве сильного, и эти операции не имеют характера поправок к рынку, они вообще вне рынка. Обеспечить каждому минимальный заработок на уровне, ниже которого не позволяет человеческое достоинство -- необходимая задача Открытого общества, где никому не позволено решать свои проблемы за чужой счет. Такова позиция Хайека.
Дарио Антисери и Лоренцо Инфантино
Дата добавления: 2015-09-04; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Этапы жизни и творчества | | | Книги Хайека на английском языке |