Глава 7. Об «интересных» частях тела Сириуса Блэка, прекрасных француженках и самом ужасном Рождестве Лили Эванс

Это было воистину спартанское пробуждение – когда придурок Блэк запихивает тебе в воротник кучу снега, а сам при этом весело напевает что-то о лете, жаре и солнце. Стоит ли рассказывать, как я истерически визжала, скакала по комнате и, подпрыгивая почти что до потолка, пыталась его оттуда вытряхнуть? Пожалуй, единственное, в чем Блэку действительно не откажешь, так это в догадливости, потому что, увидев пар из моих ушей, он убежал сам, а я напоследок наколдовала ему… Впрочем, я и сама не знаю, что я ему там наколдовала – что первым вспомнилось, то и брякнула.

Я из-за этого идиота еще где-то с полчаса потом грелась под одеялом, предварительно натянув джинсы, шерстяные носки и две тёплые кофты. Камин потух едва рассвело, и в комнате было жуть как холодно.

Часы с кукушкой пробили обед как раз тогда, когда дверь в комнату, скрипнув, отворилась.

И, господа, первый вопрос на повестке дня - может у человека инстинкт самосохранения отсутствовать совсем?

- Эванс?

И тут сразу же возникает второй - разве беда когда-нибудь приходит одна?

Я серьёзно задумалась о том, что надо бы запечатать дверь заклинанием, а на пороге в качестве сюрприза наколдовать особенно изощрённую магическую ловушку. Раздавшийся следом звук жалобно скрипнувшего кресла окончательно убедил меня в мысли, что полезность идеи имеет место быть.

- Кто вас с Блэком учил хорошим манерам, Поттер? – пробурчала я из-под одеяла. - Представляешь, если бы я сейчас тут голая расхаживала?

- Тем более хороший повод не учиться, - хмыкнул наглец. – О… «Древневосточная алхимия: зельеварение по фен-шую». Как… интересно. Самой лучшей в мире подруге - от Алисы с любовью… Слушай, Эванс, всегда хотел спросить: вы с Алисой друг другу дарите только книги определённой тематики? Ну, вот ты ей, скажем, что-нибудь о травологии, а она тебе о всяких там зельях и другой подобной ерунде? Вообще, Эванс, начистоту: вы дарите друг другу что-нибудь, кроме книг?

Я закатила глаза и только потом вспомнила, что Поттер все равно меня не видит.

- Ну…разве только схемы для вышивания крестиком.

- Оу, да ты полна секретов. Есть ещё что-то такое, что мне следует о тебе знать?

- Если я расскажу, Поттер, мне придётся тебя убить.

Лежа под одеялом, я услышала, как Джеймс хмыкнул, захлопнул «Древневосточную алхимию» и небрежно бросил её на стол.

- Я, собственно, пришёл сказать, что маман мне с утра покоя не даёт, волнуется, не простудилась ли ты, раз от тебя ни слуху, ни духу. «Поди, проведай девочку, дорогой» - сказала она мне. И вот я тут - прискакал по первому зову, словно прекрасный принц, чтобы в конечном итоге разговаривать с кучей из одеял… К тебе Бродяга случайно не заходил? Как сквозь землю провалился.

Провалился он, как же. Под пол. От стыда.

- Заходил. С полчаса назад. Разбудил меня и сразу исчез. Ну, ты же знаешь Блэка. Целый рой докси никак не позволяет ему сидеть на попе ровно, - сказала я со смехом, высунув из-под одеяла краешек левого глаза.

- Чего это ты такая весёлая, а, Эванс? – Поттер поднялся с кресла и, хрустя косточками, подтянулся во весь свой немалый рост. – И вообще, хватит разлеживаться! Стол уже накрыт. Нехорошо так задерживаться. И кто только учил тебя хорошим манерам?

Этот выпендрёжник разыграл целую пантомиму, сделав вид, что смотрится в зеркало и элегантно поправляет галстук, после чего ослепительно улыбнулся и с идеальной осанкой покинул комнату.

***
Через пять минут после ухода Поттера, когда я, насвистывая, преспокойно шла в столовую, меня вдруг больно схватили за руку и припечатали к стене. Это произошло так неожиданно, что тут любой бы испугался, и я бы тоже испугалась, если бы не увидела - и именно в такой последовательности - сначала огромные уши, а затем и их гордого обладателя. В придачу раздражённого и сердитого, надо сказать.

В таких моментах обычно пишут – «и время для них остановилось…».

Потому что оно действительно остановилось. Для меня уж точно.

Целую вечность я, не дыша и не моргая, переводила обалдевший взгляд с огромных розовых ушей на пышущую гневом физиономию Сириуса Блэка.

- Эванс. Только. Попробуй, – ушастик Блэк произнес это с таким неумолимым достоинством, что…оохпростипростипростидедушкамерлин…охблэктытожепростиии…н-но…о-ох…ахахахаха…

В общем, да, это ужасно непростительно, да, это бесчеловечно, да, это кощунственно и это, несомненно, очень некрасиво, но меня прорвало (да и, скажите мне, пожалуйста, кого бы тут не прорвало!) – я так дико расхохоталась, что даже на ногах не смогла устоять и съехала вниз по стене. Во время этой моей безмолвной истерики Сириус стоял немой, как статуя, и бордовый, как спелая свёкла.

- Ладно, Эванс. Шутки кончились, - процедил он страшным голосом и нисколь не теряя достоинства, что при данных обстоятельствах выглядело крайне комично. - Теперь расколдуй меня!

- Н-не могу-у-у…

- Как это ты не можешь?! Ты издеваешься, да?! Контрзаклятие, Эванс! Какое контрзаклятие? Я все возможные книги пролистал! Нигде о таком не пишут!

- Потому что его нет, - я пожала плечами, но потом не удержалась и снова захихикала.

- Как это нет?! Хватит отнекиваться, Эванс! Ну, прости, я не должен был совать тебе снег за шиворот! Довольна?! Я раскаиваюсь и прошу прощения! Теперь расколдуй меня!

Я посмотрела на него, как на идиота, и закатила глаза.

- Слушай, может быть, ты чего-то хочешь взамен? Я что угодно сделаю! Только скажи контрзаклятие! Ну, пожалуйста, Лили-и!

Вообще-то я всегда втайне мечтала стать свидетельницей того момента, когда Блэку или Поттеру аукнется их же собственная шутка. Что уж говорить: и смешно, и досадно. Выдерживая драматическую паузу, я посмотрела сначала на одно огромное блэковское ухо, потом на другое, потом посмотрела в его глаза побитой собаки, и, в конце концов, сказала:

- Блэк, ты идиот. А это простейший сглаз, который мы проходили ещё на втором курсе. И, если бы ты хотя бы слушал профессора, не говоря уже о том, чтобы прочитать материал в учебнике, ты бы сейчас знал, что у этого сглаза нет контрзаклятия. Он проходит сам.

Я, честно говоря, думала, что Сириус меня сейчас прибьёт, ну, или хотя бы сглазит в ответ чем-нибудь поядренее розовых ушей. Но он вдруг как-то сник, весь потускнел и стал похож на маленького обиженного мальчишку.

- Через сколько часов? – в голосе его было столько обречённости и отчаяния, что я едва смогла проглотить возникший в горле комок и тихо-тихо ответить:

- Через 3 дня.

Блэк уставился на меня настолько по-детски неверяще - словно бы на человека, который сначала помахал у ребенка перед глазами конфетой, а потом взял и спрятал ее в карман. Но едва я успела пожалеть о содеянном и придумать тысячу извинений, как тот вдруг неожиданно расхохотался. Ну вот так, да - расхохотался. Как истеричка. Теперь была моя очередь крутить пальцем у виска.

- Ох, рыжик…, - отсмеявшись, сказал он своим обычным весёлым голосом, - не хочешь в нашу компанию, а? Нет, ну, в самом деле! Из тебя вышла бы отличная мародерка! Твоими стараниями мне теперь три дня куковать с этими ужасными ушами. Они, кстати, чтоб ты знала, тяжёлые. И, между прочим, чтоб ты знала тоже, я теперь слышу, как в соседней комнате ползёт таракан!

- Так тебе и надо! Знаешь, Бертраму тоже было тяжело с надутой головой, - я сурово сдвинула брови, отодвинула Блэка и продолжила свой путь дальше по коридору.

- Жестокая! От кого от кого, но от тебя, рыжик, не ожидал я такой подлянки, никак не ожидал! – Сириус обогнал меня, преградил дорогу и сделал трагическое лицо. – Ты хоть понимаешь, какое теперь пятно ляжет на мою репутацию? Я стану всеобщим посмешищем! О, изменница! Я ведь уважал тебя больше других женщин, а ты вырвала из груди моё бедное сердце, растоптала на грязном полу и выкинула в мусорное ведро!

Пока Блэк вдохновенно разглагольствовал, я думала о том, что этого невозможного болтуна ничего уже не исправит. Даже на похоронах, когда на кладбище все будут рыдать о его безвременной кончине, вдруг, прямо из воздуха, с лихим боевым кличем появится привидение Сириуса Блэка и будет доставать всех своей болтовней ещё три тысячи лет.

***
Поздоровавшись с мистером и миссис Поттер и извинившись за опоздание, я села на одно из свободных сервированных мест. Джеймс, как истинный джентльмен в отсутствии Сириуса (а я готова была выложить все свои галеоны, что тот на ближайшие три дня заляжет на дно), пододвинул мне стул и сам уселся рядом. Миссис Поттер вежливо поинтересовалась у меня о том, пришлась ли мне по вкусу комната, как мне спалось, удобная ли у меня кровать, не дуло ли мне от окна и как мне понравился дом.

Обстановка за столом была настолько церемонной и чопорной – начиная от четырех разных вилок для каждой персоны и заканчивая домовиком, чинно державшим чистые полотенца – что я себя чувствовала крайне по-дурацки. Нет, я, конечно, не какая-нибудь деревенщина и вообще-то выросла в интеллигентной семье, но это, право, совсем уже прошлый век. Особенно тут замечательно к месту были мои потрёпанные джинсы и джемпер с котятами.

Вот уже в третий раз я оглядела приготовленные для меня четыре разных вилки, столько же ножей, две ложки и ещё несколько замудрённых металлических приборов, разгладила салфетку у себя на коленях и тяжело вздохнула.

Казалось бы, что может предвещать беду, не так ли?..

И вот тут-то ни с того, ни с сего (я от неожиданности вздрогнула, подскочила на стуле, пролила сок, уронила вилку, стукнулась головой об стол, подожгла скатерть), миссис Поттер и засмеялась.

- Ох, Лили-и, умоляю, простите! – она так смеялась, так смеялась, что даже закашлялась от смеха. – Пожалуйста, расслабьтесь! Не вздыхайте так тяжело и не смотрите так испуганно на «фрикасе из кролика с зеленью и спаржей под белым соусом Шофруа»! А эта ужасающая воображение штукенция справа от вас – всего-навсего вилочка для улиток… Ох, ещё раз прошу прощения, Лили… Не сердитесь! Я просто думала произвести на вас впечатление…

Мне от стыда ужасно захотелось натянуть свой дурацкий свитер до самой макушки, а ещё лучше – залезть под стол и переждать позор всей своей жизни там. Смутившись (а мои щеки пылали так, что по цвету наверняка напоминали переспелый помидор), я почти что втянула голову в плечи.

Так что мне там мама говорила про гены и страшную силу, когда ругала за остриженные волосы, хмуро поглядывая при том на папу и качая головой?

На некоторое время за столом воцарилось неловкое молчание, и были слышны лишь методичные постукивания столовых приборов друг о дружку, пока миссис Поттер вновь не заговорила.

- Лили, вы, надеюсь, не забыли, что сегодня Рождество? Карлус, если тебя не затруднит, передай, пожалуйста, солонку. Прекрасно. Стало быть, Джеймс уже упоминал о праздничном ужине? Нет? Ну, ничего страшного, он у нас не очень-то разговорчивый... Так вот… Это наша старая семейная традиция – каждый год в Рождество мы приглашаем родственников и самых близких друзей, едим индейку, пьем яблочный пунш и играем в бридж… И, пока я не забыла, Джеймс, мальчик мой, ты не видел Сириуса? Мне нужно знать, почищены ли его рубашки. Да-да-да, дорогой, ты все правильно понял - сегодня вечером никаких футболок и джинсов… Батильда обещала обязательно быть, и ко всему прочему не одна – позавчера к ней из Парижа приехала погостить Софи. Ты ведь помнишь Софи? Вы играли вместе, когда были маленькие. Очаровательнейшая девочка, превратилась в настоящую красавицу – мы с твоим отцом видели их вчера у «Дженкинса»…

Пока миссис Поттер предавалась воспоминаниям, я уныло разглядывала только что поданных улиток, шмыгала носом и размышляла о том, как изменчив и непостоянен этот странный мир. Ведь как будто бы ещё вчера один наглый коротышка (не будем показывать пальцем) объявил мне войну, прямо посреди ужина в Большом зале выкрасив мои волосы в синий цвет и распушив их одуванчиком, как у клоуна. А сейчас вон сидит, экая дылда (как же вымахал, а!), важно нанизывает на вилку улиток и как будто не замечает всю нелепость ситуации… Тогда я, естественно, в долгу не осталась - сунула ему в сумку навозную бомбу, а та взорвалась прямо на уроке и заляпала всю их честную компашку и ещё добрую половину класса с головы до пят… И таких примеров за шесть-то лет учебы можно привести тысячу, потому что Поттер тоже никогда в долгу не оставался. Что уж там, уже на следующий день – после бомбы - он подлил мне в чай амортенцию, и я, ввалившись в учительскую, признавалась в любви Флитвику перед всем преподавательским составом… Да-да-да!… А однажды (ооо, что было однажды! Я с ним потом месяц не разговаривала), этот идиот заклинанием приклеил мои пятки к полу в гриффиндорской гостиной, но то ли заклинание дало сбой, то ли, как он потом выразился «это была судьба», но я не смогла их оттуда отодрать аж до следующего утра. Ну а Поттер... Поттер, конечно, раскаивался. И даже скажу вам больше – он в знак глубочайших своих извинений притащил мне цветы… И на этом, казалось бы, по всем канонам жанра дело должно было закончится, но они…ОНИ меня чуть не сожрали! Да-да-да, вы нисколько не ослышались. Меня чуть было, к мерлиновой бабушке, не сожрали поттеровские цветы! Нет, он-то (хоть и чрезвычайный тупица), конечно, ради благородного дела, прощения просить хотел, но, право, лучше ради собственной же безопасности в личный садик к мадам Спраут не соваться…

Вот тут-то, как говорится, и встает ребром вопрос…

Мерлин, как же все это нелепо! Нелепо, нелепо, смешно и нелепо!

Да вы и сами посудите: что может быть нелепее меня - ЛИЛИ ЭВАНС - жующей дурацких улиток в гостях у ДЖЕЙМСА ПОТТЕРА и вполуха слушающую щебетание его маман о том, как лучше запечь индейку в наше совместное Рождество?

Да ведь сумасшедший дом!

Но вдоволь поразмышлять на эту тему мне не удалось, потому что в столовой вдруг стало так мертвенно и так неестественно тихо (ну вот как будто просто взяли и выключили весь звук. Ну, знаете, как в немом кино – миссис Поттер перестала говорить, мистер Поттер перестал бренчать ложечкой о блюдце, Джеймс перестал нанизывать улиток на вилку, мистер Дарси перестал был чьим-то кумиром), что я тоже невольно отвлеклась от собственных мыслей и подняла глаза от тарелки. Сказать, что моя челюсть буквальным образом упала на пол, это значит ничего не сказать. От удивления. И от жалости за галеоны. Если уж быть точной – не только моя.

Потому что в столовую с каменным лицом, собственным превосходством и огромными розовыми ушами вошёл Сириус Блэк и, как ни в чём не бывало, уселся за стол. Воцарилось молчание пуще прежнего, в течение которого каждый из присутствующих вёл себя по-разному: мне было немного стыдно; Джеймс сидел с выпученными глазами и открытым ртом и, кажется, вот-вот готов был заржать в голос; миссис Поттер очень старалась не пялиться на огромные розовые уши; один только мистер Поттер смотрел на них с честным исследовательским интересом. Короче говоря, все моментально забыли и об индейке, которую решили готовить с грушами, и об очаровательнейшей Софи из Парижа, и о рубашках Сириуса, которые непременно нужно было найти и вычистить.

- Ну что же мы сидим! - тонким голоском выдавила миссис Поттер, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, но, поперхнувшись, прикрыла рот ладонью.

- Да, давайте есть, - на помощь жене пришёл мистер Поттер и, подавая всем пример, принялся разрезать своего кролика.

И этой своей фразой сделал только хуже. Потому что это «давайте» и стало последней каплей апофеоза, в котором взмах крыльев бабочки вызывает тайфун где-то на восточном побережье. Ох, знаю, что воспитанные люди так не делают, а друзья и подавно, но я не выдержала и прыснула. Джеймс, словно шарик, лопнул следом, захохотав так, что чуть не свалился со стула. Миссис Поттер присоединилась к нам в следующую секунду, беззвучно засмеявшись в ладони. Один мистер Поттер методично разрезал кролика и тихонько улыбался.

Когда всеобщая истерика прекратилась и слышны были только деликатные покашливания, я осторожно взглянула на Сириуса. Это же какой убийственный удар по самолюбию! Любой другой умер бы на месте от унижения. Любой другой вызвал бы всех по очереди на дуэль за подобное оскорбление. Но только не Сириус Блэк. Он сидел с самым невозмутимым видом и совершенно прямой спиной, аристократически бледный, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Именно в этот момент я его по-настоящему зауважала. И даже огромные розовые уши не могли испортить антуража.

***
Не смотря на то, что за столом Сириус выказал всю свою мужественность и ни разу даже не покраснел, хотя в течение обеда от кого-нибудь да слышались сдавленные смешки, он все-таки разобиделся. Вздернул нос, педантично вытер губы о салфетку, сложил ее ровным квадратиком, отодвинул стул и, так и не удостоив ни одного из присутствующих взглядом, гордым шагом покинул столовую. Миссис Поттер тут же вскочила следом и побежала его успокаивать, а нам с Джеймсом велела отправляться к «Дженкинсу», местному лавочнику, и накупить продуктов к празднику. Список мол она составила еще утром, он на кофейном столике в гостиной.

Когда я, полностью одетая, через двадцать минут, как мы с Поттером и условились, вышла к калитке, он уже стоял там, засунув руки в карманы и глядя на припорошенную во дворе ель, в модной сейчас у магглов темно-синей куртке и кое-как повязанном сверху гриффиндорском шарфе.

Когда я подошла к Джеймсу, он ничего не сказал и даже не посмотрел на меня, и я тоже не нашлась, что сказать, и вообще не больно-то и хотелось. Накинув на голову капюшон, он развернулся, дёрнул калитку и вышел за ворота. Мне ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть, напоследок обернуться и посмотреть на входную дверь, которую я по рассеянности забыла закрыть, и заковылять следом.

Поттер шел, по самый нос укутавшись в свой шарф, и периодически пинал валявшиеся на снегу сосульки. Проходившие мимо люди ласково приветствовали его (знаете, как выросших детей, которых они помнят еще мелкими карапузами, но те уже давно не карапузы, а все равно по привычке воспринимаются карапузами) и с улыбкой кивали мне в честь Рождества.

- Эванс, ты знаешь, что поёшь, когда о чем-то задумываешься?

Считая ворон, я не сразу поняла, что Поттер обращается ко мне, и от неожиданности даже поскользнулась.

- Ты напеваешь, говорю. Себе под нос, - Джеймс хмыкнул и заботливо придержал меня за талию.

- Ааа, ээм…ну да, бывает иногда, - я отчего-то страшно смутилась, представив нас сейчас с Поттером со стороны (ни дать, ни взять влюбленная парочка!). – Вернее, не иногда, а всегда… Наверное… Я сама, конечно, не слышу, но Алиса говорит, что пою… И Сев говорил… Аэмм…хмм…

Окончательно запутавшись, я замолкла и до самой уж лавки не проронила ни слова.

Встретились как-то два любителя поболтать, называется…

Мистер Дженкинс, или Теодор Вильгельм Фицпатрик Дженкинс III, как он сам себя и отрекомендовал, едва Джеймс нас представил, оказался маленький юркий старичок с солидным пузом и не менее солидной лысиной, а его лавка – прекрасным образчиком стареньких французских магазинчиков с большой стеклянной витриной, таких милых и уютных, которые ничего, кроме умиления, не вызывают. Увидев Джеймса, хозяин приветливо улыбнулся и кинулся его обнимать, а после всех расспросов о житье-бытье, наконец, поинтересовался, что "на этот раз душенька миссис Поттер изволили-с заказать". Получив от Джеймса список, он, без конца бормоча себе под нос, исчез за соседней дверью.

- А кто эта…Софи? – спросила я у Поттера, когда мы, по голову нагруженные пакетами, возвращались домой.

Прохожих на обратном пути нам почти не попадалось. Шли мы медленно, то и дело останавливаясь, чтобы убедиться, что все покупки на месте и ничего по дороге не растерялось.

- Софи? – Джеймс подождал, пока я с ним поравняюсь. – Моя соседка. Уехала во Францию, когда мне было восемь.

- Твоя мама, кажется, говорила, что она родственница миссис Бэгшот?

- Аа, ну это…это ее внучатая племянница… Или не внучатая… Короче, не знаю. Какая-то там племянница… Тьфу, Мерлин задери, да когда он прекратится! Не видно же ничего!

Из-за непрекращающегося с самого утра снега дороги и вправду было не видно. Ко всему прочему стало рано смеркаться, и на улицу выполз туман. Я уже четыре раза споткнулась и один раз почти что упала. Волосы у меня вымокли, как и у Джеймса, у которого проклятый капюшон тоже все время сползал.

- Слушай, Поттер, мне обязательно там быть? – спросила я, когда мы уже входили на террасу, и Джеймс, открыв ногой калитку, посторонился, пропуская меня вперед. – Ну, я имею в виду на вечере…

- Да кто ж тебя спросит-то? Кляп в рот и привяжут к стулу, - он широко ухмыльнулся.

- Поттер, я серьезно!

- И я серьезно.

- Поттер!

- Что?

- Гном в пальто!

- Кстати, Эванс…

- Чего?

- За что это ты так Бродягу?

- За дело, Поттер, за дело.

- А ты, оказывается, страшная женщина.

- А то.

- Гиппогриф в манто.

- Поттер!

Тот ничего не сказал в ответ, только улыбнулся. Ни насмешливо, ни издевательски, ни еще как-то по-обидному. А вроде того, как улыбаются, глядя на детей - знаете, очень искренне и как будто неосознанно.

И вот сейчас, впервые за шесть лет знакомства с этим гриффиндорцем, бок о бок распаковывая с ним на кухне пакеты с продуктами, я вдруг немножко пожалела о нашей бесконечной школьной вражде. Сейчас, глядя на него исподтишка – в домашнем свитере, мокрого, сосредоточенно раскладывающего сосиски – я немножко его не узнавала. Сложно сказать, что уж такого поменялось в Поттере за эти несколько дней, что я, почти того не сознавая, бросала на него частые взгляды.

И еще я вдруг поняла, что Поттер…он, оказывается, совсем…не кусается. Да, представьте себе. Не ку-са-ет-ся.

***
Я всегда считала себя неудачливым человеком. Неудачливым из того критического типа людей, которые в один день могут проспать на работу, очень торопиться и надеть свитер задом наперед, испачкать его кофе перед самым выходом, пропустить свой автобус, а потом едва дышащими и растрепанными таки прибежать на работу, чтобы в конечном итоге узнать о своем увольнении. За сегодняшнее вот опоздание. Та-да-дам.

Я это все к тому, что на рождественском празднике у Поттеров мне было скучно. Более того, я чувствовала себя несчастной…и даже в некотором смысле обделенной. Мне не с кем было поболтать, потому что гости были все как один почтенного возраста. Была еще Софи из Парижа, с которой, по логике, мы могли бы попытаться найти общий язык, но она весь вечер ходила за Джеймсом, словно приклеенная. Звонко смеялась, обнажая идеальный зубной ряд, откидывала назад свои прекрасные волосы и демонстрировала отточенную французскую фигурку в обтягивающем голубом платье. Ну и так, чтобы к сведению - Софи была блондинка.

Я пол вечера наблюдала за ней и всё больше и больше ей завидовала. Как можно быть такой красивой? Есть ли в мире справедливость? И почему я одна из всех гостей сижу в тапочках?

Не в пример Софи, конечно, которая едва ли не порхала в своих прелестных воздушных туфельках.

Да и кто ж знал, что мы с корабля-то сразу на бал. В моем чемодане по случаю нашлась одна единственная светло-зеленая блузка и одна единственная вельветовая юбка коричневого цвета. К слову сказать, древняя, как старина Филч.

После сытного ужина гости разделились на несколько групп по интересам. Я честно попыталась пристроить куда-нибудь и свои интересы, но в одной говорили о недавнишней встрече министра с болгарским послом, в другой – о проблеме вербальной аддитивности среди волшебников-подростков, в третьей выясняли причины молчания выскакунчиков*, а в четвертой играли в бридж. Поттер же был так увлечен своей дамой, а дама была так увлечена Поттером, что едва ли они меня замечали, так что навязываться я не решилась - дабы не отвлекать.

Теперь вы понимаете, насколько жалко и несчастно я себя чувствовала?

Никому не нужная и всеми брошенная в чужом доме, я допила свою девятую чашку чая и, ни с кем не попрощавшись, тихонечко ускользнула с этого вечера (уж простите, миссис Поттер), куда должен был быть приглашен Дамблдор, а не я.

***
По приходу в спальню я с некоторое время сидела на кровати, вслушиваясь в музыку и веселые голоса, доносившиеся из гостиной; потом долго листала подаренную Алисой книгу; после написала и отправила письмо родителям; перебрала чемодан, перемерила столетние кофты; проверила стены на наличие тайных ходов (ну…мало ли чем не займешься от скукотищи-то); зачем-то посмотрела под кроватью; немножко повальсировала сама с собой и, наконец, отправилась принимать ванну.

Ванная у Поттеров, кстати говоря, была шикарная. Старинная, чуть потертая, тяжелая – ну, вы меня понимаете, да? Дух старины или что-то вроде того.

Маленькое потемневшее зеркало с облупленными краями, мраморная позолоченная раковина, этажерка с кучей всяких зелий и косметических флакончиков, несколько бежевых деревянных шкафчиков у самого потолка – тоже облупленных, и трубы, много-много всяких труб – внизу, наверху, сбоку на стенах. Крючки для полотенец справа от двери и огромная медная бадья прямо посередине. Про то, что огромная – ни на йоту даже не преувеличение, я в первый раз там вообще чуть не утонула.

Ванная освещалась одной только маленькой лампочкой, которая одиноко висела на потертом шнуре, и потому там даже при включенном свете стоял полумрак.

Короче говоря, именно в этом великолепии, среди воздушной пены и благоухающих ароматов, я и предавалась размышлениям о бренности бытия. Думалось много о чем: о предстоящих экзаменах; о Поттере; о скорой взрослой жизни; о будущей профессии; о Поттере; об относительности понятий красоты; о моей адаптивной роли в современном социуме; о Поттере и даже о причинах молчания выскакунчиков.

Когда вся эта огромная гора пены, из которой торчал один мой нос, растаяла, я таки согласилась, что в жизни нет смысла, и вылезла из ванной. Так прямо и пошла в свою одинокую холодную спальню – просто обернувшись полотенцем.

Моя любимая с детства привычка – после душа пересчитывать веснушки на левой руке. Всего их больше оказывалось летом, а меньше всего – зимой. Потом я обязательно давала отчет маме, папе, Тунье и бабушке, и это даже стало в каком-то роде традицией. Ну, вроде семейной традиции каждое утро есть тосты и овсянку. А если у меня, бывало, появлялась новая, то это был пир на весь мир и чуть ли не день рождения; папа сажал меня на коленки, я гордо показывала ему новоиспеченную веснушку, он чмокал ее и говорил: «Ооо, посмотрите-ка, сколько их тут уже собралось! Наша крошка будет самой счастливой на свете!». Странно, но папа всегда говорит, что веснушчатые люди – самые счастливые люди на свете. Уж не знаю, откуда ему это известно, но мой папа никогда и ничего не говорит просто так.

И теперь, стало быть, провидению в эту сумасшедшую зиму было мало приключений и оно окончательно всё в моей жизни решило повернуть вверх дном!

Так вот, представьте себе, каков удар - выйдя из ванной в совершенно одухотворенном настроении, улицезреть на собственной кровати, в которую мечтала плюхнуться с разбега, по-хозяйски раскинувшегося Поттера, который держал в скрещенных на груди руках, словно плюшевого медведя, пресловутую «Древневосточную алхимию». Рукава его белоснежной рубашки теперь были закатаны по локоть, а строгая бабочка болталась развязанной на шее, что придавало гриффиндорцу вид поистине вальяжный.

Ну а я… А что я? Я стояла в дверях ванной в одном полотенце на мокрое тело и считала свои собственные веснушки. Вслух.

Как любила повторять миссис Беннет: «Ох, мои бедные нервы! Мои бедные нервы!». Так вот, мои нервы тоже бедные и они решительно расстроены, я ужасно больна и требую покою!

- Слушай, Поттер, ты вообще обалдел?! – лучшая защита – нападение, так-то. – А ну слезь с моей кровати!

Наглец в ответ не только не сдвинулся ни на дюйм, напротив, он, насмешливо глядя мне в глаза, открыл книгу и принялся ее листать. И взгляд у него при этом был какой-то больно уж...кхм...неприличный? Я имею в виду, что при обычных обстоятельствах так не смотрят - как смотрит сейчас Поттер. Я, конечно, в этом деле не спец, но...слышали выражение "раздевать взглядом"?

- Поттер, ты глухой? – я неосознанно обхватила себя руками.

Мурашки пробежали по спине уже в третий раз.

- Ты сбежала, - он зевнул, потянулся и отложил, наконец, книгу. – Маман просила проверить, все ли с тобой в порядке.

- Как видишь, жива здорова. И я не сбегала, просто голова разболелась. А гости...уже разошлись?

- Нет, - сказал он хрипло, но потом откашлялся и повторил: - Нет.

- Тогда нехорошо заставлять даму ждать, - я даже к кровати подошла и принялась поспешно стягивать покрывало.

Говорят, что мужчины прозрачных намеков не понимают.

Факт.

- Как ты провела вечер, Эванс? – спросил Джеймс, подходя к окну.

Выглядел он уставшим, но как всегда каким-то томно-насмешливым. Да, вот это я точно описала. Томно-насмешливый. Вся поттеровская негодяйская суть. Ну, вы поняли. Павлин, короче.

- Познавательно, Поттер.

- Да? И много нового узнала?

- Много, - я от нетерпения даже ногой стала постукивать. – Поттер, там тебя никто случаем не ждет?

- А кто меня там должен ждать? – Поттер отошел от окна и подошел к столу, где принялся перебирать аккуратно сложенные в стопку книги, которые я привезла с собой для «почитать на досуге».

- Ну, не знаю, тебе виднее…

- Миссис Бэгшот что ли?

- Поттер, ты издеваешься?

- Нет.

- Тогда, может, дашь мне поспать? И, в конце концов, это действительно некрасиво с твоей стороны – заставлять девушку ждать. С тобой мы можем и завтра поболтать, я никуда не убегу, обещаю.

Вроде бы молчали, молчали, хорошо, спокойно молчали, разошлись бы с миром, потому что, казалось бы, Поттер уже сделал пару шагов к двери, как что-то дернуло, что-то шандарахнуло - он вдруг ни с того, ни с сего выдал такую штуку, что я едва не села попой на пол.

- Эванс, ты меня ревнуешь что ли?

Я долго молчала, долго собиралась с мыслями, долго собиралась с чувствами, еще дольше – со словами, придумала в уме целую гневную тираду, и вот что в итоге получилось:

- Я? Тебя? Ревную?

Поттер в ответ хмыкнул и будто бы сделал шаг вперед. Я, естественно, инстинктивно сделала шаг назад.

- Признайся, Эванс, ты меня ревнуешь? – Поттер сделал еще шаг вперед.

- Поттер, не слишком ли ты высокого о себе мнения? – я сделала шаг назад.

И уперлась прямо в стену – справа от двери.

Так мы и стояли с минуту, может, две (и ведь не свалишь там на опьянение или укуренность!) – я, прижатая к двери, и Поттер, который вроде бы и не стоял слишком уж неприлично, но так как я была обернута в одно только полотенце, то и вся ситуация выглядела неприлично. Одной рукой он открыл дверь, наклонившись ко мне так близко, что я почувствовала знакомый пряный аромат – чуть сандала, немножко кофе, много-много шоколада и еще чего-то терпкого (ну все-таки же огневиски, огневиски, да?), а другой едва коснулся моей щеки.

Может быть, мне даже показалось.

- С Рождеством... Эванс, - сказал он как-то тихо, отрывисто, с трудом, будто бы и не было минуты назад этого его бахвальства.

И ушел.

А я осталась стоять у своей стены – смущенная, взволнованная, со скачущим сердцем.

Так что я там утром говорила насчет дверной ловушки? Отличная идея!

И, в общем…в общем, это, чтоб вы знали, было самое ужасное Рождество в моей жизни. Фух.

___________________________________________________________
*взято из книги "Фантастические звери и места их обитания" Дж. Роулинг.

Дата добавления: 2015-09-01