Глава 23. Совет Восьми

Небольшая светлая комната освещалась лучами полуденного солнца, еле-еле пробивавшегося сквозь хмурые тучи, которые заволокли небо. Около закрытого окна стоял дубовый письменный стол, на котором лежал длинный свиток пергамента. Юноша, еще минуту назад что-то старательно выводивший чернилами на нем, внезапно распрямился и потянулся. Затем перечитал то, что написал, и довольно кивнул — все было верно. Гарри даже умудрился на этот раз справиться со своим почерком и буквы получились ровные и красивые, хотя до каллиграфического почерка Люциуса им явно было еще далеко.

Целая неделя у Поттера ушла на то, чтобы полностью прочитать «Хроники Хогвартса», найти в них решение своей проблемы и составить список правил и предписаний, который нужно было предъявить директору школы. Гарри только надеялся, что подобную традицию еще не упразднили. «Хотя, учитывая то, что многие ритуалы и обычаи были просто-напросто забыты, можно об этом не беспокоиться. К тому же, надеюсь, что Дамблдор все-таки не дурак и поймет, зачем мне требуется создание подобной организации. Вообще не понимаю, зачем ее когда-то упразднили. Ведь насколько тогда бы облегчилась работа преподавателей, да и ученики чувствовали бы себя сопричастными к школьной жизни. Если я не ошибаюсь, то во многих маггловских школах и колледжах существуют аналоги подобных систем». Юноша в который раз покачал головой — на протяжении всего прочтения хроник, он не раз и не два убеждался в том, что волшебники забыли огромное количество порядков и обычаев, а некоторые традиции давно устарели и их требовало упразднить, заменив чем-то новым. «Люциус об этом говорил. Кем бы сейчас ни был Том Риддл, но в начале он тоже хотел изменить магический мир во благо. Кое-какие его идеи действительно были стоящими. Не понимаю, зачем он избрал путь, который привел его к сумасшествию?».

Гарри упрямо тряхнул головой. Он уже пару раз замечал за собой подобные размышления, однако всякий раз останавливал себя. Юноша не знал, стоит ли раздумывать о причинах, которые сделали Волдеморта таким, каков он сейчас. Если бы этот монстр был в здравом уме, если бы за ним не тянулась вереница убитых им людей, возможно Поттер захотел бы ему помочь. Почему-то теперь гриффиндорец не мог думать об этом существе с прежней яростью. Вернее, он знал, почему так — ему было жалко это чудовище, которое ради безумной цели пожертвовал всем, даже собственной душой и разумом. Невольно Гарри задумывался о том, какая же жизнь должна была быть у Риддла, чтобы тот стал психически неуравновешенным маньяком. «Нет смысла занимать себя этими размышлениями. Он убийца. Он не только убил моих родителей, но и многих других. Волдеморт — тот, кто он есть. И мне предстоит его уничтожить, если я хочу защитить тех, кто мне дорог. Если я не хочу вновь видеть, как умирают дорогие мне люди прямо у меня на глазах, я должен забыть об этой нелепой жалости. Нельзя жалеть монстра. Уверен, в нем и души-то нет уже давно. Иначе как он может пытать союзников и наслаждаться убийством ни в чем неповинных людей?». Гарри Поттер отчетливо понимал, что никогда не сможет понять своего врага. Слишком разные они были, пусть даже в чем-то и похожие.

Эта неделя была также отведена под размышления о слухах про нового Темного Лорда. Некоторое время Гарри все еще сомневался, и не мог поверить в то, что его не ждет подобное же будущее. Ведь даже Дамблдор посчитал его опасным и изолировал от других учеников. Только старик мог запросто опасаться потери собственной власти над детьми, вот и решил на время устранить помеху. Чем больше Поттер размышлял о себе самом и связи с Волдемортом, тем больше убеждался в том, что они слишком разные. Даже те размышления о причинах поведения Риддла способствовали этому: ведь юноша совершенно не понимал, что творится в голове его врага, не мог понять его поступков, не мог оправдать, несмотря на жалость, которую испытывал к этому существу. В конце концов, Гарри пришел к выводу, что они не похожи. Даже если и есть какие-то схожие моменты в их судьбах, гриффиндорец приложит все силы, чтобы не стать таким, каким стал убийца его родителей. К тому же, как ни прискорбно было это признавать, в чем-то Дамблдор был прав — у него есть то, чего нет, да никогда и не было у Тома — друзей, верных товарищей, своеобразной семьи. Этим летом Гарри слишком многое приобрел, чтобы проиграть этой красноглазой звероящерице. Если когда-нибудь юноша окажется на грани срыва, на грани вступления на путь Тьмы, теперь он был точно уверен — его поддержат и вытащат обратно на Свет. Сириус, Люциус, профессор Снейп, Гермиона — они всегда будут рядом, чтобы помочь. Теперь Избранный будет не в одиночку бороться с врагом.

«К тому же, почему-то я уверен, что в скором времени приобрету еще нескольких союзников, а может даже и друзей. Не знаю, откуда взялась эта уверенность? Может, из-за того что, как мне кажется, Невилл хочет быть моим другом? К тому же, Дин был бы хорошим товарищем». На губах сама собой появилась улыбка. Странно — стоило только ему поссориться с Роном, как сразу же возникли другие кандидатуры на роль лучшего друга. «А когда-то я так боялся потерять рыжика, что отверг руку Малфоя. Хотя, тот был в те времена тем еще высокомерным выскочкой». Гарри помрачнел. Это были две темы для размышлений, которые юноша всеми силами избегал. Потому что знал, когда он до конца все обдумает и решит, жизнь в который раз совершит кульбит и измениться. Поттер не боялся изменений, наоборот, с некоторых пор он даже ждал их с нетерпением. Особенно тех, которые творил сам. И все-таки. Это было сложно — разорвать связь, которая тесно связывала его эти годы с лучшим другом и лучшим врагом.

Тяжелый вздох, устало прикрытые глаза. Несколько секунд в комнате стоит тишина, которую внезапно прерывает резкий выдох. Гарри широко распахивает глаза, решительно встает из-за стола и падает на кровать. Отчего-то размышлять лежа, разглядывая полог, всегда легче. Тогда он ни на что не отвлекается, и можно хорошенько все обмозговать. На этот раз анализ дается намного тяжелее. Одно дело — пересматривать свое мнение о человеке, изменяя его с плохого на хорошее, другое дело — очернять столько лет дружбы.

Юноша закрывает глаза, перед внутренним взором тут же встает образ рыжего мальчишки с пятном на носу, которое никак не хочет оттираться. Такой солнечный и жизнерадостный образ, кажется, что в нем нет ни капли фальши. Гарри, которого никогда не баловали заботой и лаской, сразу же потянулся к теплу, которое излучал тот мальчишка. Задумывался ли тогда Поттер о том, что Рон решил сесть к нему в купе только из-за его громкого имени? Нет, ведь тогда мальчик еще не понимал своего положения в магическом обществе. Да и, честно признаться, не понимал его до тех пор, пока Северус с Люциусом не разложили все по полочкам.

Когда появились первые тревожные симптомы? На первом курсе? Нет, вроде бы тогда Рона все устраивало. Кажется, рыжик даже не слишком завидовал тому, что друг угодил в команду по квиддичу. Хотя… если вспомнить отражение в зеркале «Еиналеж», то становится понятно, что и тогда Уизли уже был завистлив. Но его можно было понять — он всегда рос в тени своих братьев, естественно, что ему хотелось выделиться. «Только не было видно, что Ронни прилагает хоть какие-то усилия для этого. Пытался ли он хорошо учиться? Нет, всегда просил помощи у Гермионы. И ладно бы, если бы хотел вникнуть в суть заданий, так он просто пытался списать. Тренировался ли он для того, чтобы попасть в команду? Что-то я этого не замечал. Пусть у рыжика не было такой отличной метлы, как у Малфоя, но тренироваться можно было и на «Чистомете». Вратарю важна не скорость, а ловкость». Гарри покачал головой. Как он раньше этого не замечал? Хотя, чем Поттер был лучше? Ведь талант ловца у него в крови, пусть он и не отлынивал от тренировок. Занимался ли он усердно? Нет. Да даже злясь на Снейпа, гриффиндорец никогда не пытался написать отличное эссе или успешно сварить зелье. Он просто тихо кипел, выплескивая свои эмоции в пререканиях. И только.

«Мы тогда были детьми. Еще можно понять, что поступали глупо, не задумываясь над тем, что делаем». Перед мысленным взором пролетел второй год обучения. Были ли там признаки того, что Рон может запросто предать дружбу? Да нет, они были слишком увлечены разгадыванием Тайной Комнаты, к тому же Уизли в тот год спасли его от Дурслей. Вот третий год уже давал поводы усомниться в том, что Рональд — верный друг. «Только из-за того, что у него пропала крыса, он перестал общаться с Гермионой. Ведь не было никаких доказательств, что это именно ее кот съел этот комок шерсти. Просто Ронни решил, а переубедить его никто уже и не мог». Легкая горечь от того, что сам Гарри ничего толком тогда и не заметил, ведь ссора произошла не между ними двумя, к тому же у него своих хлопот хватало. «Да уж, я тоже не слишком хорошим другом в те времена был. Пользовался добротой Гермионы, а сам ей в трудную минуту помочь не мог». Юноша сокрушенно покачал головой. Он уже несколько раз замечал, что не был так уж полезен для Грейнджер. «Подумать только, ведь из-за того, что мы тогда спасли ее от тролля, она подарила нам столь преданную дружбу. Иногда я думаю: а достойны ли мы ее?». Мягкая улыбка появилась на губах. В последнее время, когда бы Гарри не думал о своей подруге, в сердце разливалась щемящая нежность. Словно она была членом его семьи — такая родная и близкая.

Гарри поднялся с кровати, доставая из тумбочки альбом — там было несколько фотографий, где Золотое Трио было вместе — спасибо Криви. «И ведь не скажешь, что в скором времени мы поссоримся», — там был снимок с четвертого курса, до того, как кубок выбросил его имя. Стоило только этому случиться, как от прежней дружелюбности Рона не осталось и следа. Его словно подменили. Тогда Гарри казалось, что порой его друг ведет себя даже хуже, чем Малфой. Ведь Хорек хотя бы был его врагом, поэтому имел причину для того, чтобы донимать. По идее, если бы Уизли действительно был его другом, он, наоборот, должен был поверить и поддержать в трудную минуту. Вместо этого Гарри получил еще больше проблем.

Пятый курс — вновь словно ничего и не было. Опять дружба, пусть и после продолжительного молчания. Тем летом, после смерти Седрика, Гарри время от времени сомневался, искренние ли у него друзья: он не понимал, почему они не пишут ничего важного. Все письма, которые они присылали, казались просто отпиской, а не настоящим беспокойством за него. Даже дружба Гермионы тогда оказалась под сомнением. «Наверное, я слишком боялся остаться один, раз терпел то, что от меня столько всего скрывали. И все почему? Потому, что Дамблдор так сказал. Рон же всегда возносил директора до небес. Сейчас я уверен, что если бы директор приказал за мной шпионить, Уизли бы на это пошел».

Дальше анализировать ничего не имело смысла. Все недавние события уже были разобраны по полочкам. Раз за разом рыжик доказывал, что его дружба ничего не стоит. Право, Гарри не ожидал, что Уизли может стать таким подлым: подумать только, он хотел настроить факультет против него! И ведь частично у него это получилось. «Рон мог направить эту неуемную энергию в другое русло. Например, начать прилежно учиться. Вместо этого он стал противостоять лучшему другу. Честное слово, это так глупо, что даже не смешно». Очередная выходка рыжего стала последней каплей, которая переполнила чашу терпения, — Поттер понял, что больше не в силах прощать Уизли. Как бы ни хотелось рвать эти узы, но другого выхода не было. Своим упрямством и ребячеством Рон слишком много мог наломать дров. Время сейчас было не то, чтобы так рисковать. «Почему он так ожесточился? Почему избил ученика? Неужели он всегда был таким? Да, мы когда-то вместе желали Снейпу долгой и мучительной смерти, но ведь это было не всерьез, так?». В который раз Гарри понял, что совершенно перестал понимать друга. Раньше они жили единым ритмом, все делили на двоих. В какой же момент это единство разрушилось? Поттер не знал, но это уже не имело значения. Связь между ними оборвалась, и рыжику предстоит приложить немалые усилия, чтобы ее восстановить. У Гарри же и так было слишком много проблем, чтобы оглядываться назад. Он обещал родителям жить и быть счастливым, и он сдержит это обещание, пусть это и будет означать разрыв отношений с тем, кто так долго шел бок о бок с ним.

* * *

Гарри уже давно заметил, что долго размышлять о чем-то столь серьезном не может. Ему требовалась передышка, нужно было переключить внимание на что-нибудь другое. Даже когда он пересматривал свое мнение о Снейпе, он время от времени брался за изучение учебников по зельеварению, иначе мысли начинали путаться, и юноша уже был не в состоянии ясно мыслить. К тому же, выводы всегда давались ему с некоторым трудом — сложно было быть честным с самим собой, еще сложнее было сносить барьеры, которые он воздвиг вокруг себя настоящего, когда прибыл в Хогвартс. Поттер только недавно осознал это: маленький мальчик из чулана настолько боялся, что его не примут в новый для него волшебный мир, что предпочел стать покорным, оправдывающим все ожидания рабом общественных стереотипов и норм. Он не пошел учиться на факультет Слизерин, восхищался директором, зарывая глаза на все его промахи, бросался спасать всех и вся, совершенно не думая о собственной безопасности. Гарри Поттер просто хотел, чтобы его любили. Пусть он ненавидел свою славу героя, спасшего мир от злобного чародея, но в какой-то мере Снейп был прав, когда говорил, что Поттер стремится быть в центре внимания. Сам того не осознавая, Гарри старался изо всех сил, чтобы его действия одобряли, чтобы его любили. Он старался быть лучшим ловцом, помогал другим, нарушал правила и добивался расположения директора. Потому что хотел остаться в магическом мире, и не возвращаться к той жалкой жизни, которую вел раньше.

Эти выводы были сделаны уже достаточно давно, в самом начале изоляции. Оставалось просто принять этот факт и дать себе обещание, что больше Гарри не станет бояться быть отверженным, а будет стараться сделать все, чтобы стать счастливым. Именно поэтому он очень мало времени проводил в безделье — большую часть времени юноша занимался. Хотя больший упор делался на предметы, которые могли помочь в борьбе с Волдемортом, но Поттер не забывал и о тех, которые были ему действительно интересны. К тому же, он уже убедился, что полюбившаяся история могла быть полезна. Не зря же именно в старинных записях он нашел выход из тупиковой ситуации с Отрядом Хогвартса.

«Подумать только — Совет Восьми. Интересно, как на это предложение отреагируют другие ученики? Будут ли они все еще видеть во мне нового Темного Лорда, или все-таки поймут, что я желаю им только добра. Впрочем, все равно. Главное, что мне станет легче, когда Совет начнет свою работу. Да и учителям не придется вкалывать по двадцать четыре часа в сутки. А то больно смотреть на Северуса, когда тот приходит после очередного патрулирования или совместных уроков гриффиндорцев и слизеринцев. Не понимаю, почему Дамблдор всегда ставит наши факультеты в пары? Не лучше ли было создать некоторую дистанцию между враждующими Домами? Может, тогда меньше проблем стало бы — ведь недруги стали бы намного реже видеться. Мы с тем же Малфоем чаще всего переругивались на переменах, когда у нас были совместные уроки. Во внеурочное время мы не слишком часто пересекались».

Гарри притянул к себе пергамент, на котором уже имелись кое-какие записи, и внес туда еще один пункт. Хогвартсу нужны были изменения, иначе скоро Англия окончательно отстанет от других стран в своем развитии. Только Поттер понимал, что если он один будет продвигать подобные реформы, то ученики и учителя точно воспротивятся этому. Поэтому-то он и решил пока продумать желаемые изменения, а затем предложить их уже Совету. Тогда ни у кого не будет возражений. «Надеюсь, нынешние члены ОХа успокоятся, когда услышат о нововведение Совета. Ведь, в конечном счете, это будет всего лишь легализированная версия Отряда». Гарри пытался продумать все возможные реакции, и предотвратить негативные ответными мерами. Конечно, он понимал, что не сможет учесть все факторы, но был спокоен — за его спиной были Грейнджер и Снейп, которые помогут, найдут все его упущения и исправят их. «К тому же, Малфой предлагал свою помощь, да и Забини можно подключить. Слизеринцы уж точно смогут выбраться из любой передряги».

Вновь в его мыслях всплыло это имя. Как бы ни пытался Гарри избежать мыслей о нем, но у него никак не получалось не думать о Малфое. Оказалось, что слишком многое в его школьной жизни связано с этим блондином. Когда же Люциус Малфой выбрал сторону Золотого Мальчика, то связь между ним и Драко только окрепла.

«Видимо пришло время?». Гарри как-то обреченно вздохнул и отложил перо с пергаментом. Хотел было пойти на кровать, но вместо этого устроился на подоконнике — за окном лил дождь, и можно было беспрепятственно наблюдать за каплями, скользящими по стеклу. Поттер сам не понимал, почему каждый раз отсрочивал свое переосмысление личности Малфоя. Вернее, слишком четко чувствовал, что изменения после этого анализа будут слишком значительными. Он боялся этого. Потому что понимал — дороги назад не будет. Ничто не останется прежним. Где-то на уровне подсознания Гарри уже догадывался, к каким именно выводам придет, и понимал, что не будет знать, как вести себя с Драко, когда вынесет вердикт его новому отношению к этому блондину. Обнадеживало лишь то, что в последнее время их общение было на удивление приятным, даже дружеским. Поэтому гриффиндорец не желал убегать, решил встретить неизвестность лицом к лицу.

* * *

POV Гарри

За окном землю заливает дождь, он стучит барабанной дробью по крышам, словно прося впустить его в тепло. По стеклу медленно стекают капли, словно копируя медленное движение моих мыслей. Ей-Мерлину, из-за прочтения всех этих старинных рукописей, я даже думать стал так же вычурно, как когда-то писали древние волшебники.

Малфой… Драко Малфой. Если задуматься, он был первым ребенком, которого я встретил в магическом мире. Маленький и щупленький, ухоженный и ужасно высокомерный. Еще тогда, в ателье, он показался мне слишком заносчивым. К тому же, знал блондин о волшебном мире на порядок больше меня, не замечая того, что этими своими знаниями смущает того, кто только-только вообще узнал о существовании магии. Он же видел, что я не похож на чистокровного волшебника, но не обратил на это внимания. Не счел нужным, или же просто признавал уже тогда равным себе? Тогда я, маленький Гарри, воспринял все эти его высокопарные речи пустым бахвальством, мне было неприятно слушать то, как он оскорбляет единственного друга, которого я внезапно заполучил в лице Хагрида. Малфой хвастался, это понятно и не подлежит сомнению, только для чего? Почему-то сейчас мне кажется, что он просто хотел понравиться мне. Странно. Может, у меня такое мнение из-за того, что уже неосознанно я стал лучше относиться к Хорьку? Или же нет? Может, Драко действительно хотел завязать знакомство, да не знал как? Уверен, с Паркинсон и Забини его познакомили родители на каком-нибудь светском рауте.

Я весело хмыкнул. Получается, что высокомерный аристократ был в то время столь неуклюж в межличностном общении, что просто решил скопировать поведение отца. Уверен, маленький Дракон обожал Люциуса и восхищался, пытаясь во всем подражать. Ведь, как ни крути, а рядом с любимыми старший Малфой — совсем иной человек, нежели для публики: обаятельный и заботливый, но в то же время излучающий силу и уверенность в себе. Даже я теперь восхищаюсь им, что уж говорить о маленьком ребенке, который все время проводил рядом с ним.

Капли медленно ползли по стеклу, а я пытался представить детство Драко Малфоя, условия, в которых формировалась его личность. Интересно, а была ли она у него вообще, эта личность? Ведь блондин всегда хотел быть похожим на отца, копировал его манеры и жесты, всегда старался оправдать ожидания, пусть это не всегда и получалось. Были ли у Малфоя в детстве свои стремления и мечты? Свои любимые предметы и игрушки? Или же все в его жизни измерялось привязанностью к своему отцу? Возможно, что до Хогвартса у Драко и не было своего характера, своего мнения.

Вновь веселый смешок. А потом появился я — тот, кто отверг его дружбу, предпочел Уизли. Наверное, это был серьезный удар для потомственного аристократа. Что-то подсказывает мне, что раньше Малфой получал все, что хотел. Однако, моего рукопожатия он так и не получил. Было ли ему больно или же просто уязвленная гордость заставила мстить? Хотел ли Драко подружиться с Мальчиком-Который-Выжил или же с Мальчиком-из-Магазина? Почему мне хочется, чтобы верным был второй вариант?

Интересно, видел ли Малфой во мне только Золотого Мальчика, или же именно Гарри? Сложный вопрос. Перед глазами начали мелькать воспоминания первых курсов. Наверное, сначала, его целью был именно знаменитый Гарри Поттер, ведь тогда он еще не знал настоящего меня. Только с каждым годом обучения Драко умудрялся бить своими язвительными замечаниями все больнее и больнее, он всегда находил мои слабые места, прекрасно знал, что я ненавижу, когда оскорбляют моих друзей, поэтому и задевал постоянно Рона и Гермиону.

Забавно получается: человек, который лучше всего изучил меня, оказался моим школьным врагом. Возможно, Малфой не знает моего любимого блюда или напитка, но прекрасно знает мои достоинства и недостатки, знает, что может задеть душу, знает мои страхи. Он всегда обращал внимание на меня. Даже когда у меня совершенно не было времени на разборки с ним, блондин умудрялся отыскать меня только ради очередной словесной перепалки. Вот только ради нее одной ли? Может ли быть так, что Драко до сих пор хочет быть моим другом? Он же сам об этом говорил. Только как такое возможно? Я отверг его дружбу, делал все возможное, чтобы унизить его, когда он слишком надоедал, да и никогда не оценивал его слишком высоко. Считал трусом и подлецом, каких мало найти можно. После всего этого, как гордый аристократ мог все еще желать быть моим другом?

Это было выше моего понимания. На какой-то момент мне показалось, что я смогу разгадать загадку под именем «Драко Малфой», но сейчас почему-то зашел в тупик. Слова и действия Хорька никак не вязались с его же злорадством по поводу смерти моего крестного всего каких-то четыре месяца назад. Что же изменилось?

Все.

Я даже подпрыгнул на подоконнике. Ну, конечно! Ведь Люциус перешел на мою сторону, отринув свои прежние убеждения, тем самым разрушив и идеальный образ Малфоя. Драко просто лишился образца для подражания. Значит, постепенно, начала показываться истинная его сущность. Только что же это? Неужели тот невинный и даже иногда смущающийся Малфой, хрупкий и ранимый юноша, которого мне несколько раз удалось случайно увидеть — настоящий? Тот, который все это время скрывался за маской Слизеринского Принца? Может ли быть такое? Но ведь одновременно с этим Драко по какой-то причине стал сильнее духом — даже до меня дошли слухи о том, что он навел порядок на факультете и вернул былую власть, только теперь уже умудрился сделать это без былого авторитета своего отца.

Какое-то странное волнение накрыло меня с головой. Этот новый Драко Малфой действительно был загадкой, которую хотелось разгадать. Мерлин, как ни абсурдно бы это прозвучало, но такого вот Малфоя я хотел бы видеть рядом с собой, в числе близких людей, которых надо оберегать и, в то же время, на которых можно положиться.

Противное сознание как назло подкинуло картинки смущающих объятий и странного разговора в коридоре посреди ночи. Мне даже не нужны были какие-то усилия, чтобы признать, что в эти мгновения мне было хорошо, уютно и спокойно. Малфой был одним из немногих магов нового поколения, кто мог сравниться со мной по магической мощи и харизме. Действительно, такого человека лучше было иметь в друзьях, чем во врагах. С ним рядом я мог бы позволить себе расслабиться и передохнуть, чего не мог сделать даже в присутствии Гермионы.

И все-таки было страшно — а что, если я ошибся? Что, если Хорек остался тем самым подлым и пронырливым слизеринцем, который просто ждет удачного момента, чтобы ударить в спину? Хотя… у него была такая возможность — в ту ночь: из-за ссоры с Роном я был полностью обессилен. Можно было просто поставить подножку, когда я пускался по лестнице, и все — не стало бы Золотого Мальчика. Вместо этого Малфой выслушал меня и даже пытался приободрить. А еще предлагал свою помощь. И я знаю, что он не лгал в те моменты — моя сила хоть как-то пригодилась. Он не притворялся, а был искренен в своем желании помочь.

Устало прислонился лбом к холодному стеклу. Несмотря на то, что я понял — Драко изменился, принять это слишком тяжело. Нет, ненависти уже не было. Ее вообще никогда не было. Даже раздражение и неприязнь безвозвратно исчезли. Просто слишком сложно было принять то, что я хочу видеть этого заносчивого блондина рядом с собой, пусть тот, вроде бы, тоже испытывает нечто подобное. Почему-то мне кажется, что если я подпущу Малфоя слишком близко, это сделает меня ужасно уязвимым, а сейчас мне, как никогда раньше, нужны все силы и уверенность, какие есть.

Время покажет.

Да. Так будет лучше. Я не буду притягивать, но не буду и отталкивать. Если уж Малфой сам захочет быть рядом, я точно отказываться от этого предложения не стану. К тому же, уверен, после учреждения Совета Восьми мы будем очень много времени проводить рядом. Наверное, наше сближение просто неизбежно.

* * *

Оставшееся время до окончания изоляции Поттер потратил на тренировки и занятия. Он был несказанно рад, когда получил от Гермионы сообщение о том, что они смогли избавить Люциуса от Метки. Только в это же мгновение в сердце засел червячок нетерпения — Гарри хотел как можно быстрее найти решение проблемы Волдеморта, чтобы и Северуса можно было освободить от этого позорного клейма. Юноша просто не мог наблюдать за тем, как страдает профессор. Этот двойной шпионаж его постепенно ломал. Каким бы сильным не был Снейп, даже он слишком долго не продержится, живя в постоянном напряжении.

«Как только разберусь с проблемами в школе, тут же начну поиски описания того ритуала, я уверен практически на сто процентов, что именно он может помочь нам хотя бы на время отсрочить войну. Мерлин, как же мне не хочется, чтобы кто-то погибал из-за того, что я бездействую». Обычно после таких пессимистичный мыслей Гарри еще усерднее начинал заниматься, прекрасно понимая, что уровень знаний школьной программы не поможет ему победить сильнейшего волшебника этого столетия. Здесь нужно было что-то более существенное. Конечно, он знал пророчество, а Риддл — нет, но это не имело значения, ведь там не было подсказки, как же победить этого красноглазого монстра.

К тому же, Гарри так и не решил свою проблему с наследием. Он не был уверен, что эти силы помогут ему в битве, но при нестабильности собственной магии, вероятность победы становилась совсем маленькой.

Больше всего в заключении Поттера нервировало то, что у него не было возможности получать почту, поэтому он не знал, что происходит в мире. Скупых сведений, которые предоставляла Гермиона через монету, было катастрофически мало. Радовало то, что серьезных нападений не было. Одновременно это затишье казалось предвестником бури. Из-за того, что Риддл блокировал связь между ними, Гарри даже не мог знать, готовит ли тот очередную пакость, или же просто проблемы какие-то возникли. Самостоятельно соваться в голову этой ящерице человекоподобной он не рисковал. Если бы профессор Снейп узнал об этом, то явно бы разозлился. Расстраивать или же злить его Гарри не хотелось совершенно. Он и так уже соскучился по вечерним посиделкам. Была бы возможность, то юноша бросился бы обнимать сурового Мастера Зелий на глазах у всей школы, так тоскливо ему было здесь без Северуса. Увы, они находились не в том положении, чтобы позволять такие вольности.

Гарри задумчиво разглядывал картинку в одном из пособий по зельям, вспоминая профессора. «Правильно ли я делаю, когда пытаюсь найти в нем замену отцу? Возможно, ему и не нужна такая обуза. Возможно, он не видит во мне сына?». Несмотря на то, что Поттер умел считывать чужие эмоции, сомнения все еще терзали его душу. Он прекрасно знал, что Снейп искренне заботится и переживает за него, но все равно было страшно полностью довериться, чтобы потом обмануться. Его никто никогда не любил родительской любовью. Дамблдор, единственный, кто когда-либо проявил заботу о нем, делал это лишь из-за необходимости. Гарри ему был нужен ради высокой цели. «А профессору? Нужен ли я ему?». Пробыв две недели вдали от этого человека, Гарри вновь стал терзаться сомнениями, а в душу закрадывался страх и недоверие. Юноша прекрасно понимал, что если Северус узнает об этом, то непременно обидится, но в то же время, не мог ничего с собой поделать. Им слишком долгое время пренебрегали, чтобы Поттер мог так просто поверить в то, что кто-то действительно привязался к нему без каких-либо корыстных целей. Забавно, что при этом он не вспоминал ни о семье Уизли, ни о Ремусе, ни о Сириусе. Все-таки степень привязанности была разной в этих случаях.

За окном было все также тоскливо — лил дождь. Гарри вздохнул и упрямо тряхнул головой — время покажет. Когда он выберется отсюда, многие вещи встанут на свои места.

* * *

Вот и настал тот час, когда его наказание закончилось. За ним никто не пришел — в стене просто появилась дверь, а собранные вещи исчезли, на их месте появилась школьная мантия и сумка с учебниками. Только мелко исписанный пергамент остался лежать на столе.

Он не торопился. Медленно шел по коридорам, осматриваясь. Казалось, что Гарри вновь вернулся в Хогвартс после долгих каникул. Он был рад, что вновь получил свободу. Казалось, юноша вернулся домой. То тут, то там из стен появлялись приведения — они тепло приветствовали Гарри Поттера, желая удачи в том, что он задумал. Если бы хоть один ученик в этот день опоздал на завтрак и увидел эту картину, то сразу бы ему стало понятно, откуда Гарри получает сведения о нападениях. Однако, сегодня все уже собрались в Большом Зале и ожидали прибытия лидера Гриффиндора.

Увидев, что двери приветливо распахнуты, Поттер весело усмехнулся. «Видимо, директору не терпится увидеть, смогло ли повлиять на меня наказание. Если он ожидал увидеть смирившегося со своей участью узника, то ошибся в своих просчетах». Он не замедлил шаг, не ускорил его, и направился не на свое место за гриффиндорским столом, а прямо к Дамблдору. Тепло улыбнулся Гермионе, когда проходил мимо, кивнул Дину и Невиллу, и встретился со взглядом пронзительных голубых глаз.

— Доброе утро, профессор Дамблдор.

Зал замер. Все взгляды были устремлены на них. Гарри этого и добивался. Вся школа должна была засвидетельствовать соглашение.

— Доброе утро, мистер Поттер.

Повисло молчание. Видимо, старый волшебник не собирался облегчать задачу Поттеру и начинать разговор.

— Можно ли поинтересоваться, нашли ли вы виновника того происшествия, сэр?

— Да, мистер Поттер. Это ваш лучший друг, мистер Уизли.

Если этими словами Дамблдор пытался заставить Гарри почувствовать укол вины, то он просчитался.

— Вы ошибаетесь, директор, — легкая улыбка.

— Что вы имеете в виду, мистер Поттер? Мистер Уизли сам пришел ко мне с повинной, — профессор МакГонагалл не побоялась влезть в разговор между этими двумя.

— Да, я знаю, профессор. Только, видите ли, мы с ним не друзья, — вежливая улыбка и холодный взгляд.

— Вы знаете? — Дамблдор, как всегда, вычленил то, что имело для него ценность. Гарри улыбнулся шире.

— Да, профессор Дамблдор. Мертвые, знаете ли, хранят очень много тайн, — та же фраза была сказана и Северусу с Люциусом. Поттер не боялся, что директор догадается о том, что же его ученик имел в виду. Ведь теперь не было смысла скрывать — потому что с этого утра многое в школе измениться.

— Это не отменяет того факта, что мистер Уизли состоит в подпольной организации, которую вы возглавляли, — директор быстро пришел в себя. Он надеялся, что Гарри все-таки одумается, но, кажется, изоляция сделала юношу еще более агрессивным, чем он был раньше. Если это так, что нужно сразу же пресечь попытки к бунту.

— Состоял.

— Значит, вы не отрицаете того, что возглавляли подпольную организацию, которая противостояла власти директора, мистер Поттер? — Минерва была настолько удивлена, что не смогла скрыть собственных эмоций. В зале сразу стало шумно — ученики хотели обсудить эту новость, но Гарри им этого не дал. Он притворно поморщился.

— Право, профессор МакГонагалл, подозревать кого-то в подрыве власти — удел министерских идиотов, — он настолько манерно растягивал гласные, что всем на мгновение показалось, что перед ними стоит Люциус Малфой. Не давая никому возразить или что-то сказать, Поттер продолжил. — Отряд Хогвартса был организован для защиты учеников, так как, увы, но преподаватели с этой миссией не слишком хорошо справлялись. Так как это я предложил перемирие между факультетами, которое вызвало повышение агрессивности учеников, я чувствовал ответственность за происходящее.

— То есть, вы считаете, что поступили правильно, мистер Поттер? — Дамблдор вновь взял слово. Ученики заворожено слушали этот диалог. Магглорожденным казалось, что они наблюдают теннисный матч, в который иногда вмешивается судья.

— Да. На тот момент это было единственное решение, которое пришло мне в голову. Хотя, не скрою, что не считаю подобную идею идеальной. Как видите, я не смог уследить за своими подопечными, и они совсем потеряли голову, — Гарри вздохнул. На этот раз он был искренен. Живы были еще в памяти взгляды его однокурсников, когда ему приходилось руководить ОХом и принимать решения.

— Значит, вы согласны с тем, что решение изолировать вас от учеников было верно?

— Отнюдь. Честно говоря, я не ожидал подобного от Верховного чародея Визенгамота. Ведь по сути, Хогвартс — это мини-модель нашего волшебного сообщества, — Гарри сам поражался тому, как заумно и правильно он говорит. Только ведь речь он продумал заранее, потратив на ее составление около трех дней. — Получается, если проводить аналогию, вы меня посадили в Азкабан без суда и следствия, опираясь лишь на нелепые слухи. У вас даже не было списка участников, который был у Амбридж, когда та обвиняла вас в противостоянии Фаджу.

Гарри с удовольствием услышал одобрительное хмыканье Снейпа. По залу тут же вновь пробежали шепотки — все были удивлены тем, что Поттер может противостоять директору в словесной баталии. Они же не знали, что он все лето изучал политику и законодательство, вел беседы с Малфоем-старшим и Снейпом. Естественно, что идей о мини-модели он набрался от них. Просто смог умело воспользоваться ими. Дамблдор же выглядел ошеломленным: он даже подумать не мог, чтобы рассматривать свои действия с такой точки зрения. Поттер не преминул воспользоваться тем, что директор молчит.

— В любом случае, согласитесь со мной, директор: после перехода Люциуса Малфоя на Светлую сторону и перемирия, ситуация в школе вышла из-под контроля. В любое время могла начаться анархия, и тогда пострадавших было бы намного больше. Я просто пытался найти решение.

Голова у Гарри начинала болеть. И не от эмоций, которые сейчас заполняли зал, а из-за того, что нужно было тщательно взвешивать каждое свое слово. Все-таки не умел он выступать на публику — это искусство требовало железных нервов, а Поттер никогда обладанием оных похвастаться не мог.

— Впрочем, я признаю, что решение было неудачное. По школе даже поползли слухи о том, что я — Новый Темный Лорд, — с губ сорвался презрительный смешок, а ученики за спиной гриффиндорца виновато потупились. — Поэтому я решил вновь искать другое решения. И я его нашел.

— Какое же? — Дамблдор уже очнулся от своего странного оцепенения, но никак не мог полностью прийти в себя.

— Совет Восьми.

В зале повисла тишина. Хотя Гарри стоял ко всем ученикам спиной, но мог поспорить, что сейчас Гермиона и Малфой недовольно заерзали от нетерпения, желая поскорее узнать, что же придумал Поттер. Даже профессор Снейп заинтересованно подался вперед. Некоторые учителя вопросительно переглядывались, а Дамблдор пытался вспомнить, где же слышал это название.

— О, Совет Восьми. Страшное тогда время было, когда этот Совет создали, — внезапно очнулся профессор Бинс, который в это утро решил посетить Большой Зал.

— Вы знаете, что это такое? — профессор Стебль вопросительно взглянула на своего коллегу, тот закивал головой, даже немного оживился.

— Смутное тогда было время. В стране полыхали междоусобные войны, поэтому ученики были настроены друг против друга более враждебно, чем обычно. Лазарет всегда был заполнен пострадавшими. Шутки, надо сказать, в те времена были очень кровавыми. Учителя не справлялись и не могли уследить за всем, они срывались на учениках, отчего атмосфера в Хогвартсе была напряжена до предела, — впервые за многие годы студенты слушали профессора Бинса с таким интересом. — Тогда четверо самых активных учеников, которым было больно смотреть, как школа превращается во второе поле битвы, предложили директору свою помощь. Они организовали студенческий совет, который решал все вопросы, связанные с личными проблемами учеников. От каждого факультета было выбрано два ученика, которые были членами этого совета. Постепенно они смогли организовать жизнь студентов и склоки прекратились. Несмотря на то, что за стенами школы все еще царила вражда, жизнь в Хогвартсе постепенно стала очень интересной и даже веселой.

— А когда наступили мирные времена, эта организация почему-то была устранена, — закончил повествование Гарри. — Это традиция нашей школы, и я предлагаю ее восстановить. В те времена Совет очень помогал преподавателям, которые и так были нагружены сверх меры — они организовывали патрули, назначали наказания и следили за их выполнением, — в общем, делали много полезных вещей. Что скажете, директор?

Альбус молчал. Такие решения не должны были приниматься спонтанно, но ученики и учителя выжидающе смотрели на него.

— И вы предлагаете руководить этим советом?

— Нет. Все восемь участников будут обладать одинаковой властью, а решения будут приниматься голосованием.

— А если же мнения совета разделятся поровну?

— Тогда решение приниматься будет вместе с педагогическим коллективом. Однако, директор власти иметь не будет, так как опять будет проводиться голосование.

— Если и тогда голосов будет поровну?

— Решение принимать будет попечительский совет.

— Вижу, вы все продумали, мистер Поттер?

— Да. Вот примерный список обязанностей и прав Совета.

— Вы желаете состоять в нем?

— От моего желания тут ничего не будет зависеть — среди каждого факультета будет проведено закрытое голосование. По его результатам и буду выбраны представители. Хотя, конечно, я не отказался бы стать одним из членов Совета.

Дамблдор задумчиво кивнул, изучая Поттера взглядом. Неужели он ошибся? Неужели мальчик действительно просто хотел добра ученикам этой школы, но выбрал не тот метод? Ему надо было все хорошенько обдумать, но идея Совета была привлекательна. Альбус и сам уже заметил, что преподаватели не справляются с нагрузками. Помощь бы не помешала, да и еще одна ветвь власти уменьшала возможность того, что он ненароком начнет злоупотреблять своей позицией директора.

— Прекрасно. Значит, Совет Восьми начнет свою работу на следующей неделе, а на этой пройдут выборы представителей факультета.

Гарри довольно кивнул и, не говоря больше ни слова, отправился к своему месту, где его ожидала Гермиона. Свиток пергамента, в котором он написал основные моменты работы совета, Поттер предусмотрительно оставил на столе перед директором.

Зал взорвался аплодисментами. Было не понятно, хлопают ли они маленькой победе Золотого Мальчика или же решению Дамблдора. Прежде чем сесть, Гарри поймал взгляд серых глаз и улыбнулся Малфою. Затем повернулся к Гермионе, у которой был вид, словно она сейчас его начнет пытать, если сам Поттер не решит объяснить, как додумался до такого. Юноша счастливо улыбнулся — он вернулся домой.

Глава опубликована: 30.08.2011

Дата добавления: 2015-09-05