Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 35. Не то, что кажется.

Глава 22. Подарок. | Глава 23. «Ангелочек» из переулка. | Глава 24. Преследование и попандос. | Глава 26. Привидение больницы №8. | Глава 27. Снова в школу и снова в неприятности. | Глава 28. Настырный Волк. | Глава 29. Кошки-мышки. | Глава 30. Истинная цель. | Глава 32. …и от ненависти до любви. | Глава 33. Примирение. |


О, Господи… не читайте всё, что ниже курсивом – здоровее будете.

Ааааарррххх… Да, мои дорогие читатели, это правда оридж для расслабухи, ну, нет в нем чего-то гениального. Дааа, он мой тренировочный, начало и то, что есть сейчас просто сравнивать нельзя. Или это только я себя так тешу, мм? Ну, тренировка – на ней надо совершенствоваться… Ну, правда, даже НЦ первая и в 33 главе – небо и земля. Здесь столько недочетов, стооолько… Уааа… Головой об стол таааак хочется побиться… оо
Так к чему это всё. Меня так выбесила моя ошибкаОо жуть, одним словом. Снова головой об стол. К слову, нет, атакой троллей я не подвергалась (пока), это самокритика. Пиляяять, ну как так можно?!
Зато впредь я не буду допускать таких ошибок! >D ученые утверждают, мол, 90% людей на земле – оптимисты. Ух, какая я не оригинальная! В эти 90% слабо верится, но мы не об этом…
О, да-да, с ослабленным иммунитетом любая шероховатость – и пух! Аю, Аю, а ты, оказывается, истеричка Оо ладно, спишем всё на чертово осложнение >D и всё равно башкой об стол, об стол, хорошо так приложиться!
И не спрашивайте меня, о чем я… Не разочаруйтесь в авторе окончательно оо
Но нет, как бы ни хотелось, я не буду раскисать и допишу МЛУ! *О* впрочем, немного там дописывать осталось, очень немного. Да к концу идем так, чо. Относительно всё, конечно, относительно, но идем к концу ^____________^ А ниче, кончится это кнопкокарательство, продолжиться другое… Или вообще начнется… Но зато без таких ошибок! ^_____________^
Вот так теперь и хочется сказать себе «Пересидела за компом. Не проду писать надо, а лечиться»…
О, Боже, я излила душу ^_______^

А теперь обязательное к прочтению:
несколько изменилась ситуация. Незначительно, но всё же. Доношу до тех, кто прочитал раньше, чем я исправила. Машина АА, то бишь Бугатти временно не может быть эксплуатирована, поэтому пока он разъезжает на другой машине. Всё из-за этого чертова заднего сидения ~.~ Ах да, высер души автора сверху как раз из-за этого.
Но спасибо Виль за указанную ошибку и L.A.M.B. за возвращение душевного равновесия xD

Всё. Читайте главу…

 

Домой я просто залетел, скинул ботинки, куртку и, не обращая внимание на мамины удивленные возгласы, захлопнул дверь в комнату и подпер её стулом. Теперь никто ко мне не вошел бы… Мама начала что-то обеспокоенно щебетать, стучаться в дверь, но я лишь раздраженно рявкнул на неё. Больше не говорил ничего, не хотелось срывать злость на той… кто никогда меня не предаст. Я пообещал сам себе, что не буду вести себя как маленький, закатывать истерики, что-то выяснять… Ну, попросту всему есть предел. И если с поганым характером ещё как-то примириться можно, то с тем, что тебя используют… Нет уж, это слишком.
Но снова. На замену злости начала приходить обида, чувство, что, может, всё не так, как мне казалось. Однако я твердо пообещал себе на этот раз так легко его не прощать. Хотя погодите… с чего я должен вообще его прощать? Увы, я был уверен, что всё-таки могу не сдержаться и прощу учителю всё. Нет, нет, это было бы так унизительно! Но что-то внутри всё равно хотело всё выяснить, отчего мои метания только усиливались. Появилось желание рухнуть в снег, чтоб остудиться. Прыгать с шестого этажа я не планировал, поэтому убрал свою баррикаду и выбежал на улицу. Как и планировал, с разбегу плюхнулся в снег. Только холодно стало, и коленку я ушиб, а мысли те же… Я недовольно поднялся, отряхнулся и побрел, куда глаза глядят.
«Очнулся», так сказать, только когда меня чуть не сбила машина. Я огляделся: центр района. Кафешки, кинотеатр, рестораны… дежа вю…
— О-па, Димка! – меня схватили сзади, но я вывернулся и отскочил.
— К-катя? – увидел я сестру англичанина. – Ты что, меня караулишь в этом месте?
— Нет, просто я часто здесь гуляю. Ну, я бы тебя, может, и не заметила, но визг тормозов машины не заметить было трудно. Ты в порядке?
— Да, — пробурчал я, собираясь отвязаться от девушки и уйти.
— Ты чего такой кислый? Братец обидел?
— «Обидел»! – передразнил я, считая, что ситуация не просто «обидная».
— Ну, пошли, расскажешь, что ли… — она обняла меня за плечи.
— Нет, — я снова вывернулся из объятий. Мне совершенно не хотелось выслушивать какую-то мнимую психологическую помощь.
— Почему «нет»?! Чего тогда под машины бросаешься?
— Не бросался я! – вот уж что-что, а самоубийцей себя считать не позволю! – Ради него? Много чести!
— Да пошли уже, поболтаем, — она, применяя силу, таки потащила меня в кафе, в то же, что и в прошлый раз, когда мы встретились. Впрочем, я уже не сильно сопротивлялся. Это ведь шанс узнать об учителе больше.

— Ну, что случилось?
Я протянул Кате фотографию, которая до сих пор была у меня и непривычно дрожащим голосом начал:
— Ну, кто первый, я думаю, ты точно знаешь, кровь в вас наполовину одинакова. А второго помнишь?
Девушка, до этого хотевшая положить в рот кусочек торта, остановила руку, ложку вернула на тарелку и взяла фото. Сначала напряженно вглядывалась, кажется, даже дыхание затаила, потом перевернула на обратную сторону, где было написано «С днём Рождения, любимый!» и стояла дата. Она будто отмерла, вдохнула:
— У братца стащил.
— Откуда ж ещё-то?!
— Он мертв.
— Я знаю. А ещё знаю, что он мой сводный брат.
Катя стала переводить взгляд с меня на фото и обратно.
— Да, похожи… — странно, но этот факт её совсем не удивил. Она отложила фотографию, заметно расслабилась и отнесла ложку в рот. – Знаешь, тут уж совершенно нечему волноваться, что ты как ребенок. Мало ли, сколько бывших было, это нормально.
— Да не дурак я, понимаю, что бывшие – есть бывшие! – я хлопнул по столу. – Понимаешь… я же просто замена!
Катя искривила бровь:
— Ну-у, это вряд ли.
— Да почему же?! Я похож, особо фантазию не надо напрягать! Целует меня, занимается со мной сексом – думает о нем!
— Да нет, ты просто «сам придумал – сам поволновался».
— Погоди!.. – я не послушал девушку, меня осенило. – Так он и по фамилии называет меня, что б не ошибиться! Ведь если б Женей назвал!..
— Слушай, ну, ты уже в какие-то дебри лезешь…
— Да нет, нет! Всё так и есть! Как же я раньше не понял! Мы оба – Соколовы, ошибиться-то трудно! А я поверил в то, что он называет меня так, потому что я уже «большой мальчик»! Какой идиот!..
— Да хватит! – Катя перегнулась через стол и стукнула меня ложкой по лбу. – Что ты накручиваешь себя? Сам-то себя слышишь?
— Да все логично и ясно, как день! – попытался убедить её я. А потом нахохлился: — Да что ты вообще его выгораживаешь?!
— Больно надо, — хмыкнула Катя. – Я просто уверена, что он любит тебя, а не покойника.
— Да с чего это?! Старые чувства… вспыхнули… А, может, он и преподавать у нас стал, чтобы со мной сблизиться?! Да ещё и классный руководитель! Эх, свезло! А, может, и то, что наша учительница забеременела тоже он…
Боль зажглась на щеке – мне дали пощечину. Катя раздраженно сдвинула брови и твердо, заговорила:
— Ну, хватит. Это уже смешно. Димк, ты как истеричная баба, и дедукцию свою подключаешь не там, где это на самом деле надо и совершенно в другом направлении. Братец, конечно, тот ещё тип, но до такого он не опустился бы. Знаешь, с того времени прошло десять лет. Это же так много! Люди меняются, могут меняться кардинально. Вот этот улыбающийся мальчишка на фото – уже не Александр Анисимов. – Она тяжело вздохнула и откинулась на спинку стула. И уже спокойнее, как-то погрустнев, начала: – Я точно не знаю, что с ним происходило. Он уехал из страны, мало связывался с семьёй. Никто кроме него самого и не знает до сих пор, чем он там занимался. Все, конечно, подозревают что-то нехорошее. И тебе, кстати, не советую лезть в его тараканы, мало ли каких найдешь. – Она отпила чай. – Знаешь, когда я вспоминаю его… Ну, подростка, и не верится, что это и правда он. На самом деле, брат всегда был милым, неуверенным, тем, о ком надо было заботиться, что и делал твой брат. Они определенно очень сильно любили друг друга. После Жениной смерти… в братце что-то надломилось. Он резко решил перестать быть размазней, пошел в тренажерку, стал изучать боевые искусства, учиться стрелять. Призыва в армию всегда боялся, а тут пошел с огромным рвением. После службы стал уже мало похожим на милого Сашку, потом без объяснений выехал из страны, только иногда звонил, перекинуться парой слов. А вернулся наглым, лицемерным, расчетливым. Что было – я не знаю. Но ворошить прошлое, времена с Женей, брат точно не будет. Я бы не удивилась, если б он избегал тебя, потому что ты как раз и тревожишь его воспоминания… Но он всё-таки полюбил тебя. Значит, на то есть причины, и уж совсем никак не твоё родство с Женей. – Она снова тяжело выдохнула, посмотрела на меня, вскинув брови: — Ты чего рыдаешь-то?
Я всхлипнул. По щекам медленно катились слёзы.
— Не знаю… жалко его…
Катя неожиданно громко рассмеялась:
— Вот только ему это не говори. Ой, что будет… И, Димк, правда… Нечего его жалеть, по-моему, его устраивает всё то, что произошло, как бы тяжело ни было сначала. – Она выдержала паузу, потом спросила: — Ну, так что? Прощаешь его?
— Н-нет… — я снова всхлипнул. – Может, всё это и правда, ты так убедительно говоришь… А, может, ты просто хочешь нас помирить… Или ты сама его не так хорошо знаешь, и я всё-таки замена… Учитель ведь так сильно любил моего брата!
Девушка хмыкнула:
— Нет, я уже сказала, выгораживать я его не собиралась… Ай, да мне вообще параллельно, что там у него, да с кем. А вот тебя мне хочется поддержать. Но лгать я бы не стала ни за что. И, нет, он не любит вспоминать прошлое, вообще стыдится, что полжизни был размазней. Что бы напоминать самому себе об этом? Он же не мазохист!
— И… всё равно…
— Ой, да ладно! Просто сейчас в тебе говорит маленький попугай-параноик… Послушай, ну, разве он хоть когда-нибудь смотрел на тебя как… не на тебя?
— Откуда я знаю?! – взъелся я. – Как это вообще определить?! Да я и не приглядывался!
— Не приглядывался он! Я говорю: уйми свою паранойю!
Я замолчал, не имея больше аргументов. Но мозг усиленно их искал. Может, я и правда параноик? Но аргумент-то возник!
— А зачем ему тогда это фото?! И рубашка брата? Раз он не хочет ничего вспоминать? И он пытался её от меня спрятать!
Она хмыкнула, задумалась:
— Это вопрос. Но наверняка есть причины. Вот сам и спросишь.
— Да?! А если ещё…
— Ну, хватит уже! Слушай, ты уже начинаешь из пальца выдувать. Тебе что, так надо найти повод на него пообижаться, поревновать его? Впрочем, так всегда при истериках бывает… А если он будет ревновать тебя к твоей руке, м? Ну, ты же дрочил, как по утрам вставать начало, рука доставляла тебе удовольствие, он не первый!
— Кать… — я вылупился на неё, как на сумасшедшую. – Да это бред уже.
— Ты тоже бред порешь, поверь. Просто не замечаешь.
Я обессилено откинулся на спинку стула. И правда, что ж я его так хочу во всем обвинить? Всякое в жизни бывает. Я не могу быть таким же, как мой брат, наверняка мы разные люди. Что же я себе напридумывал? Я вообще индивидуальная личность! Единственная и неповторимая! И ни на кого не похож! Стало даже как-то стыдно. Правда, очень-очень стыдно. Я зря обвинил любимого. И кто я сам после этого? Вытер слёзы, хмыкнул и поднялся со стула.
— Спасибо тебе, Кать… Всё же, это была просто истерика, да… — промямлил, но уже с уверенностью добавил: — Но я всё же проверю, любит он меня на самом деле или нет.

Я просто гулял по улицам. Был уверен, что всё равно учитель меня найдет, я давно подозревал в нём либо экстрасенсорные способности, либо жучок в подаренном им кинжале. И я совсем не удивился, когда черная машина, не Бугатти, стала медленно ехать возле меня, идущего по обочине, а за отъехавшим затонированным стеклом показалось лицо англичанина:
— Вообще-то, у нас было сегодня занятие.
— А ты где был? – равнодушно спросил я.
— Подумаешь, задержался в автосервисе.
Я только важно хмыкнул и резко повернул назад. Я видел, Александр Андреевич сначала растерялся, но потом просто бросил машину на краю дороги и побежал за мной. Я свернул в дворик, любимый мной, там много деревьев, пусть зимой они и голые, всё равно красиво. Да и лежащие повсюду шапки снега, так красиво поблескивающие под неярким солнцем, нравились мне всегда. Сделав вид, будто я собирался спрятаться, я зашел в место, окруженное деревьями, в общем-то, зная, что учитель меня увидел. И да, он прибежал, схватив меня за плечо.
— Что происходит?!
Спектакль начался.
— Я всё знаю. Не надо что-то придумывать, — я смахнул его руку.
— Ты о чем?
— А что, многое есть, да? Я про это, — я с силой всунул англичанину фотографию.
Он сразу переменился в лице, помрачнел. Позволил себе лишь сдержанно дернуть бровями.
— Ты лазил по моим вещам?
— Цель оправдывает средства.
— И… что? Это было десять лет назад. Здесь даже дата стоит. И этот парень мертв.
— Ты ведь знаешь, какая у меня связь с ним, с Женей. Не отнекивайся.
— Не буду. Он твой сводный брат. И что?
— Мы похожи с ним, правда?
— Да. Удивительно похожи. Я не понимаю, к чему ты…
— Всё ты понимаешь! – закричал я. – Я – замена! Ты просто используешь меня!
— Что? – он удивленно приподнял брови. – С чего бы я?.. – он вздохнул. – Соколов, не устраивай истерик, ты никому не замена, ты не по…
— Замолчи. – Я грозно сверкнул глазами, отойдя на шаг. – С меня хватит. Такого я не потерплю.
— Стоять. – Скомандовал англичанин, схватил меня за руку.
— Отпусти! – я тщетно пытался вырвать руку, но он держал меня крепко.
— Соколов… ты не замена, ты – это ты, понимаешь? – раздраженно говорил он, я решил перейти в наступление:
— Да чем докажешь?! Все факты на лицо! Ты и пришел в наш класс, и ко мне всё время приставал! Потому что до сих пор влюблен в Женю и…
— Нет. У меня нет никаких чувств к покойнику.
— Тогда почему у тебя до сих пор хранится эта рубашка?! И фото?
— Чтобы не забывать о том, что всё самое хорошее в жизни может за секунду превратиться в кошмар.
Я на секунду осекся, это так было похоже на Катин рассказ, тем не менее, продолжил представление:
— Не верю. Это же очевидно, всё, что я сказал. Докажи, что всё неправда!
Александр Андреевич раздраженно выдохнул:
— Как пожелаешь. Тогда начнем с самого начала. То, что я пришел в твою школу, в твой класс – случайность, просто удивительный поворот судьбы. А чем, ты думаешь, меня мог привлечь взбалмошный ребенок? Ничем, — он хмыкнул. – Правда, твоя внешность не давала мне покоя, всплыли старые воспоминания. На турбазе я решил поиграться, посмотреть, какой ты фрукт. И, знаешь, что-то в тебе зацепило. Какая-то изюминка, неопределенная, но точно имеющаяся. Но уже и тогда было ясно, что ты не похож на своего брата, спокойного, рассудительного. И ты был совершенно против меня. Наверное, так взъелся из-за своего и характера и моего маленького прикола в первый день знакомства. Хотя, это был твой прикол, в общем-то… Но не важно, ты всё равно объявил меня своим врагом. А потом ещё в парке и выкрикнул, что ненавидишь. Ты даже назло мне взялся за учебу. Но потом ведь мы подружились, заключили перемирие. И ты доверился мне, рассказал о похищении отца. Эх, Соколов, наверное, я тогда в тебя и влюбился окончательно, мне так захотелось тебе помочь. Ну, а когда позже в благодарность ты поцеловал меня, это было сигналом к решительным действиям. Я-то думал потянуть, дать тебе к себе привыкнуть, ещё больше довериться, а тут вон оно как. Ну, так и тормоза сбросил. И… наш первый секс… ммм… помнишь?
— Помню, — сконфуженно и смущенно ответил я.
— А потом начались отношения. Я всё больше узнавал тебя и всё больше убеждался, что вы с братом совершенно разные люди. Он – ответственный, серьёзный, взрослый не по годам. Ты же… полная противоположность… — он закатил глаза, покачал головой, усмехнувшись. – Знаешь ли, эти десять лет время шло и для меня, я тоже менялся с возрастом. И сейчас бы мне тот взрослый Евгений Сергеевич не понравился. Теперь мне больше по душе веселый и милый Соколов. И внешность совсем не причем, вас просто нельзя сравнивать, слишком много не сопоставлений. Так почему же ты ревнуешь, считаешь себя заменой? Ведь «стать заменой» — значит занять место, став равноценным. О какой равноценности может идти речь? И как ты можешь говорить о том, что я тебя не… — он вздохнул и повел плечами, не сказав последнего слова. – Соколов, ты неповторим. Из-за внешности я заметил того, кого не должен был замечать, а из-за характера я тебя… — он выдохнул. – В общем… ты понял.
Да уж, эта речь не могла не рассеять во мне сомнения. Но я его ещё не проверил. Тем более, что это он слова пропускает?
— Что, нашему супер-учителю сложно сказать какое-то слово?
Александр Андреевич только хмыкнул. Я же… а что я? Я очень широко и ехидно улыбнулся:
— Я прощу тебя, если ты признаешься мне в любви!
Учитель аж поперхнулся воздухом и ошалело на меня посмотрел.
— Что?
— Ты слышал. Давай. Я слушаю. И с чувством! Иначе я тебе всё-таки не поверю.
— Соколов, ты не настолько глуп, что бы я должен был объяснять тебе такие очевидные вещи.
— Александр Андреевич…
— Что ты как девчонка?
— Александр Андреевич…
— Соколов, это глупо. И мужчины не…
— Александр Андреевич. – В последний раз твердо сказал я, фыркнул. – Ладно, я понял. – Учителю показалось, что он выиграл, я прошел мимо него. – Я понял, как ты ко мне на самом деле относишься… Всё ясно, прощай!..
— Э, нет, Соколов! – он схватил меня за локоть (я незаметно усмехнулся) и резко развернул к себе.
Он сначала посмотрел на меня, повздыхал, а потом прикоснулся к губам. Нежно так, невинно, будто ребенка целовал. Англичанин отстранился и вопрошающе кивнул.
— Издеваешься, что ли?! – прямо оборзел я, а он, простонав и закатив глаза, впился в мои губы на этот раз страстным, крепким поцелуем, притянул меня к себе, лишая свободы действий.
Я недовольно и разъяренно замычал, не имея возможности говорить, пытался отбиться, но не получалось. Я думал, он и не отпустит меня, даже если я начну задыхаться, стану хладным трупиком, но англичанин всё-таки отлепился от меня, я, вдохнув морозный воздух, произнес:
— Александр Андреевич, это, кажется, Вы сейчас на маленького мальчика похожи.
— Так разве не понятно?
— Не понятно, — раздраженно сказал я, нахмурился: – Всё, хватит, надоел, — я махнул рукой, на этот раз всерьез обидевшись и всерьёз решив уйти, прекратить этот глупый разговор. – Определенные выводы я уже сделал.
Но есть люди, которым с первого раза непонятно. Учитель прижал меня спиной к своей груди, не давая и двинуться. Как он бесил меня тогда, это были такие глупые попытки. И он был так похож на размазню, которой был много лет назад. Чувствовались какая-то отрешенность, презрение, обида. И тепло, что шло от его тела только раздражало.
— Тебе обязательно это услышать? – спокойно спросил он.
— Да всё что надо, я уже услышал…
— Не всё.
Учитель развернул меня за плечи, сжал на них свои руки и довольно долго вглядывался мне в глаза. Надеюсь, он не думал, что я растаю и прощу его. Не отрицаю, возможно, жестоко заставлять говорить подобные слова человека, подобного Александру Андреевичу. Тем более, если он запрещает себе быть лицемерным только со мной. Но если он сломает свою гордость и скажет… Моя неуверенность в его чувствах исчезнет. Он ещё раз вздохнул (какой горделивый, надо же), но неожиданно упал на колени передо мной и взял мои руки в свои, так странно преданно на меня посмотрев:
— Соколов, я тебя…
— Соколовых много. – Перебил я. – Назови имя того, кого любишь.
— Это Дима и только Дима. Ты. Дим… я люблю тебя.
Он прикоснулся губами к моим рукам. Господи, три слова… всего три каких-то слова, но в них столько значения! Столько смысла! За такое невозможно не простить. Я не выдержал, бросился обнимать учителя, повалив его на снег, прижался к нему. Александр Андреевич обвил руками мою талию и перевернулся на бок, наши лица оказались на одном уровне и, не сдержавшись, мы слились в поцелуе. Горячем, таком чувственном, живом, совершенно противоположном снегу,
— Александр Андреевич…
— М?
— Мама решила на 23 февраля, оно скоро, накрыть стол. И папе в больнице разрешили уйти на денек, будем праздновать. Праздник, конечно, не особо важный, но хоть какой-то повод. Ну… придешь? – я взглянул на него. – Я хочу познакомить тебя с родителями. Хотя… папа-то тебя знает. Ой, и мама же тоже… В общем, просто скажем про наши отношения.
— Хорошо. Я приду.
— Спасибо, — я потерся замершим носом о его нос, тоже холодный и закрыл глаза, нежась рядом с любимым.
Наверное, лежать на снегу – не самое лучшее занятие… но было так хорошо! К тому же, я был уверен, что англичанин по-прежнему гордый, но хотя бы любит меня настолько, что может заткнуть свою спесь куда подальше.
— Соколо-о-ов… — протянул англичанин.
— М-м?.. – разморенный объятиями, отозвался я.
— А ты знаешь… лазить по чужим, хм, по моим вещам нехорошо…
Я распахнул глаза, сердце настороженно забилось:
— И… что ты хочешь этим… сказать? – я сглотнул. – Или сделать?..
— О, да-а… хочу… Ты ведь видел записку перед фото.
Я с криком выпутался из объятий учителя, перекатился назад, вскочил, ударившись головой о дерево, спросил:
— Я-ящичек?!
— Да нет, что ты, — отмахнулся Александр Андреевич, поднимаясь. – Это было бы уже не оригинально.
— А… а что тогда? – я опасливо отодвинулся на шаг.
— Увидишь.
Он гаденько, мерзко, о-о-очень мне не понравилось, как он засмеялся, а потом галантно так подставил ручку, мол, пойдем в мои сети, малыш…
— Извращенец, — сглотнул я, меня аж передернуло.
— Но тебе же понравилось… — протянул он.
— Нет! Вовсе нет! – я вздернул носик и пошел самостоятельно.
Александр Андреевич лишь по-обычному гаденько рассмеялся, догнал меня. Какое-то время мы шли молча, но потом он сказал:
— Соколов, а ты тот ещё манипулятор. Я тебя недооценивал…
Я торжествующе засмеялся:
— А говорил «наивный дурачок».
— Я ошиб… о-о-о, чееерт! – выкрикнул он. – Нет, нет, нет! – он схватился за голову, смотря куда-то вдаль.
Я пригляделся. Его машину преспокойненько увозил эвакуатор. Я гаденько заржал:
— В следующий раз будешь знать, где парковаться!
Учитель только пихнул меня и снова выругался.
— Пошли, — буркнул он. – Придется до отеля пешком…
Да, придется прогуляться. Но зато у меня отличное настроение!

Ох, не думал я, что так замерз. Отель был словно печкой, так хорошо стало, мне показалось, что я в Раю, несмотря на то, что пекло – в Аду. Александр Андреевич начал что-то говорить девушке за стойкой регистрации о своей машине, она пообещала, что её незамедлительно вернут, ну, а потом мы направились в номер.
Под горячим душем стало уж совсем-совсем хорошо, довольно долго я стоял. Разнеженный, вышел в халате. Англичанин висел на телефоне, всё ещё говоря о своей машине. А я думал, он так только свою Бугатти любит… Ан нет, он у нас, видимо, ценитель авто. Что-то пробурчав в конце разговора, он тоже пошел в душ, вернулся быстро.
— Держи… — я отдал ему фотографию.
Он скептически на меня взглянул:
— А не будешь ревновать? Истерики закатывать? Уличать меня в некрофилии? Не заставишь порвать её на кусочки, выкинуть, сжечь, съесть?
— Нет, — улыбнулся я. – Ну, как говорят – «Помни прошлое, живи настоящим, думай о будущем». Был ты с ним, значит, помни. Сейчас – со мной, значит люби. Что будет – решать только нам. Так что я ничего против не имею. – Улыбка сползла с моего лица, появилась кислая мина. – Только всё равно… сунь её куда подальше… не могу смотреть на твою счастливую рожу…
Александр Андреевич гаденько рассмеялся и при мне вернул фотографию туда же, где я её откопал, и устало уселся на кровать. Я же сел за барный стул, глядя на учителя. И неожиданно сам для себя спросил:
— А ты… правда был размазней? Милым мальчиком?
Александр Андреевич вздрогнул, его будто током ударило. Он медленно повернулся ко мне с еле сдерживаемой очень недоброй улыбкой:
— Катя? – только и спросил он. И тут я понял, что сболтнул лишнего. Впрочем, было-то уже поздно, я глупо рассмеялся. Ой, как нехорошо я сдал её…
Но вдруг меня самого как током ударило. Я соскочил со стула, встал как вкопанный, широко раскрыв глаза. Учитель сморгнул:
— Ты чего?
— Говоришь… — так и оставаясь стоять, начал я. – Мой брат был ответственным и сильным?
— Ну?.. – не совсем понимая, к чему я клонил, он изогнул бровь.
Я схватился одной рукой за щеку, а вторую вскинул вперед, указательным пальцем показывая на учителя, и ошеломленно выдал:
— Ты был пассивом!!!
Александр Андреевич подскочил с места:
— Нет!
— Да-а!.. – озарено продолжил я. – Да! Да-да-да-да-да!
— Нет, нет и нет!.. — он начал угрожающе на меня надвигаться, я зашел за кресло, чтобы отделить его от себя, увеличить между нами расстояние.
— А теперь ты на мне отыгрываешься!
— Вовсе я не был…
— Был! Александр Андреевич – и пассив! – я рассмеялся и только старался держать какую-нибудь мебель между нами.
Вдруг ему зазвонили, он остановил «игру» и подскочил к телефону. Господи, как ребенок.
— Да, хорошо, спасибо. – О, неужели машину вернули? – Что? – учитель беззвучно выругался. Интересно, что ж случилось? – Да, конечно. Хотя… нет, постойте. Не надо. До свидания.
— Ну, чего там? – с интересом спросил я, прячась за креслом.
— Хм, — он очень гадко улыбнулся. – Сейчас, — подошел к своему комоду, открыл один из ящиков, что-то оттуда достал и пошел ко мне. Вроде мстить он не собирался, поэтому я доверился ему, не стал бегать по комнате. Александр Андреевич показал мне то, что достал:
— Ммм… и что это за веревочки? – спросил я, разглядывая синие тряпичные ленточки.
— Это трусы.
— Трусы?! – я протер глаза и ещё раз посмотрел на… это… — Не представляю тебя в них…
— Не-а, это я для тебя купил.
— Для ме…? – я отскочил подальше. – Нет-нет-нет! Я это не надену!
— Тогда я тебе помогу, — он хищно улыбнулся, начал надвигаться на меня.
Поскакав по комнате, меня всё-таки поймали, но я решил справиться сам. Скинул халат, снял свои собственные, нормальные трусы-семейники и хотел надеть эти…
— Другой стороной. – Сказал учитель, когда я просунул ногу в одну петельку.
— Другой? – я перевернул трусы и натянул на себя. Оглядел и залился яркой-яркой краской, начал прикрываться руками. Было даже голышом не так стыдно. Спереди вроде трусы как трусы, прикрывали самое главное, вокруг бедер обычная резинка, но вот задницу не прикрывали ни капли… Только две полоски проходили под ягодицами, это даже не стринги!
— Господи, какое извращение… — прошептал я, очень и очень сконфуженно себя чувствуя.
Учитель похотливо улыбнулся, несмотря на то, что я закрывался.
— Это джоки. По-моему, очень и очень хорошо… (*cм. конец главы)
— Нет! Только тебе такое могло понравиться! Я не буду в этом ходить!
— А я и не заставляю.
Я удивился:
— Да ладно?
— Я дал тебе их вместо… плавок. – Он отошел к шкафу, порылся там, достал какой-то пакет и поролоновую губку. — Вот, держи, — он протянул мне их. – Эти идиоты, эвакуаторщики, заляпали мне машину. Будешь отмывать.
— Это такое наказание ты мне придумал?!
— А ты хотел снова секс? О-о, Соколов, да ты ещё больший пошляк, чем я!
— Нет! Это недосягаемый уровень для обычного смертного!
Учитель только хмыкнул:
— Инструкция что да как – внутри, с лифта на парковке иди направо, увидишь большие кабинки. Одна открыта, там – моя машина.
— Ладно… — буркнул я и подошел к своим вещам.
— Куда? – придержал меня учитель. – Я дал тебе джоки, чтоб ты не промочил свои вещи.
— Ну, дойти-то надо.
— Так иди.
— Так?! Ты… ты… извращенец!
— Топай, — только сказал он и выставил меня за дверь.
Чертов… извращуга. Я бочком дошел до лифта, прикрываясь пакетом, вошел в лифт и весь сжался. Там же камеры… И зеркала… Куда не повернешься – всё равно сверкаешь своей голой задницей. Я мысленно проклял учителя, пожалел, что он не остался хотя бы наполовину таким милым, каким, по рассказам, был раньше. Только когда я вышел на парковку, я почувствовал, что вышел босиком… Черт! Возвращаться не хотелось, и я просто рванул к открытой кабинке.
В глаза сразу бросилась машина… черт! Как они умудрились так её испачкать?! Я простонал, но работать придется, бросил пакет возле машины. Огляделся вокруг: довольно просторно, даже нашел шланг, из которого можно было водой смыть всё, что не нужно. Тяжко вздохнул, нагнулся за пакетом… О Боже! Я резко вскочил, закрывая попу руками. Вокруг никого не было, но… Чертовы труселя! Когда нагибаешься… мечта пидараса! О, Александра Андреевича! Тогда я осторожно присел, держа осанку, подобрал пакет. Снова проклял учителя. Нарыскал сложенную бумажку, разложил. Там был неровный почерк учителя: «Мыть надо сверху вниз: крыша, стекла, капот и багажник, борта, колеса». Я прикинул: нет, до крыши я плохо доставал, да она и вряд ли была бы испачкана. Стекла… ну, начнем с капота. Так-с… губка… автошампунь, разведенный в воде… бла-бла-бла… осторожно… бла-бла… Короче. Налил воды в найденное ведро, развел там шампунь… Непропорционально, наверное… Ну, да ладно. Облил капот водой. Странно, но Александр Андреевич написал, что сначала нужно обработать его содержимым из белой банки с синими краями… Достал такую банку, там порошок какой-то. Разве моют порошком? Ну, раз так написано… Высыпал порошок. А что дальше? Губкой осторожно потер, смыл водой. Ой, мама… весь капот остался в каких-то белых точках. Ой, мама… так и должно быть? Я глянул в пакет: там была ещё одна белая банка с синими полосками по краям. О, чеееерт, я не ту взял! Ох, что мне за это будет! Я в панике начал тереть капот, моля Бога, что б помогло. И, Господи, спасибо! Помогло! Белые гранулы исчезли с черной машины, там, где потер. Начал тереть дальше. Приходилось тереть сильно-сильно (и как краска не слезла?), я раздвинул ноги, чтоб получше опор был, оперся рукой на капот и водил рукой туда-сюда, оттирая свою ошибку. Даже дыхание сбилось, настолько я усердно тер. На секунду остановился, выдохнул. И за что мне это? Это учитель должен мне прислуживать, а не я… Наверное… Ладно, устрою я ему ещё, вот только высижу план в своей хитрожопой головушке. Я вздрогнул от хруста, раздавшегося сзади. Повернул голову.
— Александр Андреевич?! – тот преспокойненько сидел на стуле, держа в руках попкорн.
— Ну? Чего остановился? Это было так эротично!
— Извращенец! – истерично пропищал я. – А попкорн-то зачем?!
— Для большей комичности. Да и в кино обычно с попкорном сидят.
— Сволочь! – я выпрямился и закрыл попу руками.
— Что ж ты ещё смущаешься? От меня давно уже нечего прятать!
Я что-то обиженно буркнул, мысленно точно-точно решая отмстить.
— А ты чего? Продолжай! Или наказание будет суровее…
Я только продолжил тереть. Из-за усиленных действий не двигать задницей не получалось. Да пусть подавится! Извращенец… И что-то мне начало казаться, что это не я перепутал, а меня вынудили перепутать баночки…
Дальше по списку. Наверняка пришлось бы изогнуться как-то ещё извращеннее, но делать нечего. Нанес вязкую массу из оранжевой банки на капот. Ой… как же мне её убрать? В «инструкции» не написано. Потер губкой краешек – остался след от губки. Может, мне её вылизать? Или эту хрень растворяет, например, только сперма?
— Ну, чего остановился? – услышал я недовольный голос.
— А что мне делать?
Александр Андреевич отложил попкорн, к которому и не притронулся, встал… Ох, и не только сам учитель встал. Его штаны жутко-жутко выпирали. Ооо, нееет… Англичанин из-за этого еле подошел ко мне, глянул на авто.
— М-даа… что-то я не помню, как это оттирается…
— Что?!
— Ну, да ладно. Отложим пока помывку. – Я облегченно выдохнул. – Но займемся кое-чем более интересным!
— Чт…
Не успел я договорить, как меня притянули к себе, впились в губы.
— Мммххм… — я хотел вырваться, но кто б мне позволил? – Мы… мы только помирились… и ты меня… — учитель прижал меня спиной к своей груди, обняв за талию, начав пощипывать соски. – Уже хочешь… из… изнасиловать?..
— Ах, Соколов, если б тебе это не нравилось… Ну же… признайся… — прошептал он на самое ухо, опуская руку, залезая ко мне в трусы и вытаскивая член, начиная его сжимать.
— Нет… — попытался воспротивиться я, так и тая в руках англичанина.
Я повернул голову, притянул учителя за волосы, ловя его поцелуй, начиная от нарастающего возбуждения и бессилия постанывать ему в губы.
— Нравится… — победно прошептал он, а мне уже было всё равно.
Англичанин стал шарить руками по моему телу, бегая ими по ребрам, водя широкими ладонями по груди, пальчиками пробегаясь по животу. Я хотел развернуться, но он снова не позволил. Помассировал яички через тонкую ткань трусов, укусил за шею и сжал голые ягодицы. Теперь понятно, почему он купил мне такие трусы, ничего и снимать не надо, всё открыто и свободно. Я чуть не падал, хотелось обнять его. Только я снова предпринял такую попытку, меня толкнули вперед и уложили грудью на капот машины.
— Александр Андреевич… — прошептал я, лежа на машине, упираясь на неё туловищем, ладонями и щекой. Учитель запустил руку в пакет, который дал мне. – Чем ты там хочешь меня смазать?.. – слабо возмутился я, он хмыкнул:
— Не волнуйся, обычный лубрикант.
Вот же ж… Опять всё распланировал и знал, что я не мог не сдаться его напору. Он стал массировать точку между мошонкой и анусом, два пальца второй руки юрко вошли внутрь меня. Я встал на носочки, только чтобы проникновение было глубже, удовольствия – больше. Появились покусывания вдоль позвоночника, слышалось участившееся дыхание учителя. Наверняка ему и самому уже не терпелось.
— Мне прекратить? – вдруг учтиво спросил учитель. Я только грозно зарычал. – Вот видишь, ты сам попросил.
Я бы закатил ему тираду о том, что он «играл» нечестно, но не было желания, вернее, оно было направлено в другую сторону. Я чувствовал, как меня медленно и всё больше заполнял член учителя, заставляя дырочку раскрываться, мышцы позволяли скользить дальше, но всё равно так плотно обхватывали англичанина, что тот постанывал и тяжело выдыхал. Он, конечно, пытался сдержать эти звуки, но ничего не получалось. Я, специально обратив на это внимание, ещё больше зарделся, услышав другой тон голоса Александра Андреевича, его стон. Учитель полностью поместился во мне и нагнулся, ложась вперед, начиная целовать шею, теребить губами и языком мочку уха. Его член стал покидать меня, оставляя пустоту, я думал просить его вернуться, но не потребовалось – он сам ворвался обратно. Хлюп крема и шлепок мошонки. И я вздрогнул всем телом, сфинктер сократился от приятного вторжения. И снова учитель двинул бедрами, медленно. Я уж думал, мне придется выпрашивать, но Александр Андреевич сам начал ускорять темп, сжимая мои бедра, телом вдавливая в капот, вспревшим лбом уткнувшись в плечо. Такое наслаждение, когда все звуки, хлюпанье, шлепки, даже пока тихие стоны отходят на второй план, уступая и позволяя все место занять ощущениям.
Внутри все затрепетало, приближалась кульминация. И англичанин, уже изнемогая, превосходя слабость в ногах и усталость, как можно быстрее двигался во мне, сильнее сжимая бедра, до синяков. Я застонал, дернулся, в это время мышцы так сократились, что англичанин громче простонал и следом кончил. Он пару секунд ещё лежал на мне, потом вытащил член. Щекоча кожу, по ногам побежала вытекшая сперма учителя. Я зарделся, ведь точно знал, какими глазами такую пошлую картину смотрел развратник Александр Андреевич.
— Отлично, — выдохнул я. – Ещё заняться сексом на крыше и в багажнике, и машину мы «откатали». – Учитель хихикнул. – Помоги мне отлепиться…
Англичанин потянул меня за плечо и за талию, возвращая в вертикальное положение.
— Ф-ф-фу-у-у… — протянул я, смотря на липкую серую массу с капота, оставшуюся на мне. – И как это отмы-ыть?..
— Ты зна-аешь… А мне нравится такая аэрография…
— Какая? – я взглянул на машину. На том самом капоте, на котором меня разложили, я и остался… вернее, мои очертания, причем, довольно четкие, показывающие все рельефы тела: непонятный круг (щека), две ладони, туловище с заметными сосками, слабый рисунок ребер, живот, косточки таза и член, над которым растеклась моя собственная мутная сперма.
— Смой…
— Не-а, мне нравится!
Я, покраснев, бросился к шлангу, учитель – меня перехватывать. Но я успел первым! И, словно герой фильма, выставил шланг, как пистолет и нажал на кнопку пуска воды. Она сразу брызнула в лицо англичанина. Тот не устоял и плюхнулся на своё самое мягкое место, жмурясь и отплевывая воду. Я победно засмеялся и снова выстрелил водой в него, на этот раз желая облить сильнее. Тот вскочил, пытаясь уйти от струи, но я за ним. Учитель забился в угол, туда шланг вполне мог дотянуться, но я, совсем радостный, милостиво дал Александру Андреевичу передохнуть, спрятать наконец-таки своё достоинство в белье и застегнуть штаны. А пока начал смывать с себя липкую серую массу. Что ж, отходила она хорошо, я скоро был совсем чистый, помытый, тоже засунул-таки свой член в трусы. Вернее, в их извращенное подобие.
— Что-то, Соколов, я слишком слабо с тобой «помирился», раз ты так резво скачешь.
Я только усмехнулся. Азарт перекрыл весь дискомфорт, к тому же, это ощущение, боли в заднице, уже стало привычным.
— Готовься… к помывке… — я даже прищурил один глаз, направляя шланг на учителя.
— Не смей… — угрожающе сказал он. – Не смей… Только попробуй, Соколов! – рявкнул он, а я, естественно, сделал всё наоборот.
Струя воды ударила в англичанина, который безуспешно пытался загородиться, сидя у стенки. Я хотел праздновать победу, только отвлекся, совсем на чуть-чуть… Александр Андреевич выскочил из-под напора воды и ринулся в мою сторону, молниеносно сбивая с ног и отбирая шланг. Хоть что-то я понял, только когда уже был в захвате: руки по швам, прижаты, я висел почти головой вниз у бедра учителя, сбоку. И вырваться шансов не было. Но я стал дергаться, пытаясь выпутаться, однако не получалось. Вдруг рука англичанина ощутимо, но не больно хлопнула по моей выставленной заднице. Он, скорее, просто шутил и наслаждался моей беспомощностью. Я пытался вывернуться из капкана, однако получалось плохо, Александр Андреевич только рассмеялся:
— Чем больше ты вырываешься – тем сильнее ты крутишь попой, и тем сильнее меня заводишь.
Я икнул и замер, ладонь учителя теперь спокойно приземлилась на мою ягодицу, а сам он заискивающим тоном сказал:
— О-о, так ты не против? Ах, шалун.
— Да что б тебя!
Учитель рассмеялся, ещё слабо похлопал меня, а потом перевернул, мимолетно поцеловал и потянул к себе.
— Сиди, — сказал он, опираясь спиной на бампер машины, меня усаживая на колени, спиной к себе.
Хоть я был и сам мокрый, чувствовал его насквозь сырую рубашку, влажные штаны. А руки, обнимавшие меня, наоборот, согревали. Что ж, мне хорошо было так сидеть, вообще понравилось «мыть» машину. И, признаться, больше всего полюбилась если не моя атака, то… секс. Ах, всё-таки я тоже становлюсь извращенцем… Я вздохнул из-за своей тяжелой мысли, настороженно чуть приподнялся. И решил кое-что сказать, раз уж выдалась спокойная минутка.
— Александр Андреевич…
— М?
— Давай ты больше не будешь хранить от меня тайны… Я больше не хочу таких сюрпризов…
Он усмехнулся:
— Вот так легко? Все секреты? Это же неинтересно…
— Александр Андреевич, — предупреждающе начал я. – Не всё коту масленица, и не все извращенцу я!
Повисла пауза. Мне показалось, что учитель проигнорировал меня, снова начал чувствовать себя главным, свою вседозволенность и не собирался послушать меня. Но он неожиданно серьёзно сказал:
— Я понимаю.
— Что ж… хотелось бы верить.
Я откинулся на англичанина, расслабляясь. Будь что будет, пока мы любим друг друга.


* Джоки, те самые трусы >D Вики в помощь, господа. Сбоку: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B0%D0%B9%D0%BB:Jockstrap_f.jpg
Сзади: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B0%D0%B9%D0%BB:Jockstrap_b.jpg:D


Дата добавления: 2015-09-04; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 34. Замена.| Глава 36. Праздники.

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)